Как-то раз сидел Пётр Великий в Зимнем дворце над картой Европы и думал — чего бы ещё оттяпать у шведов.

Входит Меншиков:

— Гутен морген, мин херц! К вам казаки приехали из Африки. С африканскими сувенирами.

Пётр трубку изо рта вынул:

— Казаки, говоришь?

— Так точно, мин херц! На телеге.

— Пойдём поглядим казаков.

Вышли они на площадь. С Невы ветер дует, закручивает усы царю.

— Штормит, мать! — сказал царь по-морскому.

— Так точно, мин херц. Пробирает! Вы бы, мин херц, шубу накинули — простудитесь ещё.

— Пошёл в задницу!.. Где твои казаки?!

— Вон они, за греческой колонной сало едят…

— Здорово, братки! — Меншиков говорит.

Казаки вытерли об жупаны руки, поклонились:

— Здравствуй, царь-батюшка. И ты, светлейший, здравствуй.

— Здорово, служивые! — царь заложил руки за спину. — Как дела?

— Спасибо, государь. Доехали ужо. Тильки — чу! — ан зело велико множество злодейского люду да по дорогам шарить ради выгоды. Все с кистенями орудують, да рогатинами честному народу в ребра тычуть. Безобразют, тати! Да токмо супротив наших сабель — с кистенями — куды! Дивись, государь, каки у нас сабли вострые! — Казак, подкинул в воздух ломоть сала, выхватил из-за пояса саблю и разрубил сало налёту.

Царь крякнул:

— Важно! А треуголку? — Он сорвал с Меншикова треуголку и подбросил вверх.

— И—иых! — Казак рубанул саблей, но промахнулся. Треуголка приземлилась на клумбу.

Меншиков было кинулся к ней, но казак опередил. Он подбежал первым и одним ударом рассёк шапку напополам.

— Молодец, казак! — похвалил царь.

— Жаль, рано подкинули, Ваше Величество. Я бы её навскидку растерзал!

Меншиков насупился:

— Напрасно вы, мин херц, всякому мужичью над княжеским платьем позволяете глумиться. Так и до бунта недалеко.

— Молчи, Алексашка! — гаркнул царь и повернулся к казаку. — Скажи мне, братец, где такие сабли исправные куют?

— В Дамаске, государь. Мы взапрошлом годе с братвой сирийский караван отбили. Сидим, енто значить, аккурат, у дороги за кустами. В засаде, значить, сидим. Салом закусываем. Ан чу — скачуть по дороге велбрюды, промеж горбов купцов насажено! Сидят басурманы на мешках с добром, изюм жруть. Мы с кустов как повыскочим и купцов басурманских с велбрюдов посымали! Мешки вспороли — а там сабли!.. Пользуемся таперича.

— Ишь ты! — восхитился царь. — Даром, что басурманы, а сабли делают искуснее, чем наши. Незазорно бы у них поучиться. Напомни мне, Алексашка, при случае.

Меншиков щёлкнул каблуками и повернулся к казакам:

— Хорош, мужичьё, брехать! Царю некогда! Показывай, чего привезли.

Казаки подошли к телеге и стащили с неё дерюгу. Под дерюгой сидели два арапчонка лет семи отроду. Они жались друг к другу и стучали зубами от холода.

— Прими, государь! Гостинец от верного казацкого сердца. Мы папуасов словили и порешили всею братвою тебе, твоё величество, приподнести. Слыхали мы, что папуасы нужны по бокам кареты ставить, али трон для сурьезности окружать.

— Эка важность! — вмешался Меншиков. — Тьфу! Тоже мне невидаль — ефиопы! Мы ентих ефиопов у греческого царя сто штук видели. Помнишь, мин херц, ефиопов? Я думал — слона привезли! А тут — такие пустяки! Лучше бы слона добыли… али крокодила! Стоило ли царя из-за такой чепухи отрывать от делов?!

— Болтаешь много, дурак! — осадил Меншикова царь. — Спасибо, казаки, за подарок.

— Рады служить, государь.

— Чтой-то тошшие арапы, — Меншиков подошёл к телеге. — Самых, поди, завалящих прихватили. Очень стыдно такое барахло вокруг трона устанавливать! Ишь, ребра-то торчат! — Меншиков ткнул пальцем в живот одному арапчонку. Негритёнок укусил Меншикова зубами за палец. — Едри твою! — вскрикнул Меншиков. — Арапская морда! Чуть не отгрыз!

Пётр Алексеевич захохотал:

— Вот тебе крокодилы!

— Енто Занзибал будет, — пояснили казаки. — Кусачий, анафема! А тот другой потише. Ганнибалом звать. За всю дорогу никого, значить, не кусанул.