И вновь моряки Неарха страдали от жары и жажды, бороздя просторы третьего по счету аравийского моря. Покинув Сабу и двигаясь строго вдоль берега, как и предписывал перипл Нефтеха, они достигли пролива зажатого с двух сторон массивами Азией и Африки.

Сам по себе пролив был, мало чем значим для мореходов, если бы не песчаные смерчи из Аравии, часто гостившие в этом месте. Флот, ведомый Неархом, счастливо разминулся с ними во время прохождения через пролив. Корабли уже начали движение на север, когда огромная стена мелкого песка полностью поглотила пролив, встав от одного его берега до другого.

Страшно было подумать, что могло случиться с кораблями, задержись они с проходом через пролив. В лучшем случаи они бы не заметили проход и продолжили свое движение на юг, в худшем, попытались бы войти в пролив, что привело бы к гибели многих моряков.

Моряки счастливо разминулись с одной бедой, но ничего не могли поделать с другой. Плывя по третьему аравийскому морю, они подверглись суровому испытанию. Если раньше знойные дыхание Аравии со стороны берега уравнивали океанские ветры, то теперь им на помощь пришли жаркие ветра Нубии. Там находилась пустыня, по своей силе ни в чем не уступавшей пескам Аравии.

Оказавшись между этой природной Сциллой и Харибдой, царские моряки ужасно страдали. От иссушающего жара не спасти дающий тень тент, ни обливание водой. Жара господствовала везде и всюду, безжалостно изводя людей. Пытка жарой не прекращалась даже в ночное время, ибо температура воздуха не успевала снижаться в темный период суток.

Столь длительное воздействие высоких температур плохо сказывалось не только на командах кораблей, но и на содержание их трюмов. Несмотря на все ухищрения мореходов, неудержимо портились запасы провианта и воды. Положение было трудным, но небезвыходным. Ранее прошедшие испытание аравийской жарой моряки Александра могли справиться с возникшими трудностями, но темное суеверие разлагало их души. Большая часть мореходов, если не говорило, то думало, что во всех их бедах был винен черный колдун, с которым их свела судьба, едва корабли миновали злосчастный пролив.

Взяв под свою руку Сабу, Александр быстро навел порядок в столице Счастливой Аравии. Дав солдатам всего один день на разграбление, монарх призвал воинов к порядку и принялся налаживать отношение с местной знатью.

Выказанная Александром милость к покоренному народу, обернулась ему сторицей. Уже на третий день после взятия Сабы, к Александру устремились представители местной знати. Неся монарху свои дары, они выказывали ему свою преданность новому властителю. Он благосклонно их принимал подношения и одно из них, было воистину царским.

Сабийский правитель перед своей смертью приказал убить всех членов своей семьи, чтобы они не достались македонцам. Палач добросовестно умертвил весь гарем правителя и его отпрысков. Единственно уцелевшей в этой резне оказалась одна из дочерей по имени Македа. От ножа палача её спас старый евнух, вырастивший девушку и относившийся к ней как к родной дочери.

Её он и привел к Александру после взятия столицы, когда мир и порядок воцарился на улицах столицы. Евнух явил девушку глубокой ночью, закутав ее в темное покрывало, предварительно заручившись согласием Александра.

Что произошло той ночью между македонским царем и сабейской принцессой, никто не знал. Но на следующий день, царь объявил о том, что собирается жениться на принцессе Македе, которой в честь чего он даровал ей титул правительницы Сабы.

Это решение царя неслыханно обрадовало арабов. Испытав на себе силу и мощь царского войска, они были безумно рады союзу двух царственных особ, который позволял сабейцам сохранить лицо перед соседними арабскими племенами. В отличие от арабов, македонцы отнеслись к решению своего царя как к очередной причуде. Их больше заботил ремонт кораблей, пополнение запасов провианта и воды, и утехи с местными женщинами. Александр дал им две недели, прежде чем моряки продолжать плавание в неизвестность.

Свадьба Александра и Македы была пышной и торжественной. Присутствующие на торжестве македонцы только удивлялись, с какой легкостью и непринужденностью вписался их царь в местную реальность. Как настоящий восточный деспот, он казнил и миловал своих новых подданных и те поклонялись ему с большой охотой и почтением.

По окончанию свадебного торжества длившегося целую неделю, старухи повитухи после осмотра Македы, торжественно объявили о том, что молодая царица понесла, и это вызвало настоящую гордость монарха. Вспоминая Роксану, которая решилась родить от него сына лишь в Вавилоне, государь по достоинству оценил усердие и понимание его новой жены, которая все эти ночи упорно не отпускала его от себя.

Перед тем как покинуть Сабу, Александр собрал во дворце местную знать и объявил им свою царскую волю. На время его отсутствия, верховная власть переходила к царице, до тех пор, пока рожденный ею ребенок не достигнет совершеннолетия. В помощь своей жене Александр оставлял отряд воинов под командование Эврилоха и несколько кораблей. Оставленным в Сабе воинам, царь обещал прислать смену сразу по прибытию флота в Египет.

После того как македонские корабли миновали пролив, на противоположном африканском берегу удобную бухту способную вместить все царские корабли. В перипле Нефтеха она не значилась и движимый тщеславием, Александр решил исследовать её и расширить описание морских берегов.

Находясь в Сабе, македонский царь не только вкушал прелести молодого тела своей жены, но и занимался расспросами, благо Македа оказалась хорошей рассказчицей. Именно от неё Александр узнал об африканском торговом пути сабейского государства. Македа указала примерное расположение арабской фактории, через которую в Сабу черные эфиопами доставлялась слоновая кость, перья птиц и золото.

Следуя указанию своего царя, солдаты Лисимаха сошли на берег, обнаружили факторию сабейцев и разграбили её. Как и говорила Македа, там оказался солидный запас слоновой кости, куски самородного золота и пряности. Все это было перевезено на корабли, вместе с маленьким чернокожим колдуном, что вместе со стражей сторожил сокровища фактории.

Покрытый массой всевозможных амулетов и украшений, он показался солдатам Лисимаха забавным трофеем для развлечения царя и наварха. Доставленный на корабль, он принялся прыгать по палубе, потрясая руками и строя морякам различные физиономии. Вначале это вызывало у македонцев смех, но едва перед ним появился Неарх, как поведение колдуна моментально преобразилось. Выхватив из складок своего пояса длинный костяной рог неизвестного животного, он с торжествующим криком бросился на наварха.

Намерения черного колдуна не вызывали сомнений и стоявший сбоку от наварха солдат без колебания ударил его своим копьем. От сильного удара он выпустил из рук оружие и, повиснув на древке, он тонко пронзительно завыл. Из пробитой груди колдуна на палубу хлынула кровь, на губах появилась темная пена. Жизнь стремительно покидала его маленькое тело, он колдун не собирался сдаваться. Негнущимися руками он вытащил из-за пояса мешочек с какой-то трухой, вывернул его и прокричал непонятное проклятие.

Без всякого раздумья, гоплит поднял дрыгающегося на копье колдуна и мощным броском швырнул его за борт. Досадный инцидент был исчерпан, но так случилось, что со следующего дня, на македонцев обрушился жар нубийской пустыни.

Поначалу, мореходы мужественно боролись с обрушившейся на них бедой. Несмотря на пыль и мелкий песок пришедших из глубин Африки т нещадно достававших путешественников, норовя набиться ум в глаза, уши и нос, они мужественно плыли вперед. В борьбе с этой напастью продлилось два дня. На третий день воздух стал чистым, но вместе с этим наступил полный штиль и корабли пошли на веслах.

Из-за нестерпимой жары у гребцов участились обмороки и тепловые удары. Число гребцов сократилось и вместе стремительного продвижения на север, корабли стали ползти. От палящего солнца борта судов буквально раскалились. Из корабельных досок стала выделяться смола со свойственным ей специфическим запахом. На нескольких кораблях случились случаи самовозгорания, которые по исключительному везению не закончились их гибелью.

Воизбежания подобных случаев, Неарх приказал обливать борта и палубу кораблей забортной водой. Это помогло сохранить корабли, но ещё больше уменьшило число здоровых людей. Выделенные для этой работы матросы падали в обморок от длительной работы в изнуряющей духоте.

В дополнение ко всем бедам, что выпали македонцам в этом море, на тех немногочисленных островах, что попадались им, не было хорошей воды, как и возможно отдохнуть от сводящего с ума зноя. Все эти невзгоды медленно но, верно довели душевное состояние моряков Александра до критической точки, за которой был только бунт.

Сам царь прекрасно знал и понимал, что твориться на кораблях. Вовремя узрев грозящую экспедиции опасность, вызвал к себе Неарха, чтобы обсудить создавшееся положение.

— Только не говори мне о проклятии черного колдуна, Неарх. В эту злостную глупость, по-моему, поверили даже Лисимах и Деметрий. Сегодня утром, они предложил мне провести очистительный обряд и принести жертвы великим богам. Надеюсь, что тебя это поветрие обошло стороной.

— Я рад твоему боевому настроению, государь. Хорошо зная моряков, я могу уверенно сказать, что главное, заставляющее их продолжать плавание — это ты. Вернее сказать их вера в тебя, в твое божественное предназначение, которое не позволяет вспыхнуть мятежу на кораблях. Я тоже верю в тебя, но боюсь, что в скором времени к словам Лисимаха придется прислушаться — откровенно признался царю мореход.

— Спасибо за честность. Во всем флоте ты единственный человек, кто говорит мне горькую правду, не пытаясь в той или иной форме угодить — горько усмехнулся Александр.

— Прикажешь замолчать?

— Нет, хочу знать, что нужно сделать для того, чтобы твои слова не стали реальностью.

— Что нужно сделать? В первую очередь пополнить запас воды, которая с каждым часом становиться все больше и больше непригодной для питья. Также было бы неплохо пополнить запас провианта. От тех продуктов, что имеются сейчас в нашем распоряжении, люди больше болеет, чем сохраняют свое здоровье — критянин уверенно загибал свои загрубелые от работы пальцы. Хотя в настоящий момент он являлся навархом, но он полностью прошел путь от простого моряка до большого флотоводца, а на море белоручек не любили.

— Это все? — насупился Александр.

— Это самое необходимо для того, чтобы мы могли довести хотя бы часть кораблей до Синая, государь.

От слов критянина царь залился алой краской, что было нехорошим предвестником. Будь Александр в этот момент на берегу, он разразился бы вспышкой гнева, но сейчас он был вынужден сдерживать свои эмоции.

Проглотив тугой ком гнева, царь выпрямился как струна и властным голосом произнес:

— Прикажи объявить по кораблям, чтобы люди немного подождали. Через несколько дней у них будет свежая вода и хорошая еда.

— Прости меня, Александр, но откуда это все возьмется?! — удивленно воскликнул наварх, — мои дозорные каждый день видят, кругом, только одну пустыню без признаков жизни. Все наши лоции говорят только о песках, жаре, островах с гнилой водой и у меня нет оснований не доверять им! Зачем подавать людям ложную надежду!? Ведь если этого не случиться, жертвоприношения, о которых говорит Лисимах, уже вряд ли помогут!

От этих слов, внутри Александра все заклокотало, но он сумел сдержать себя.

— Иди и объяви всем мои слова, Неарх. — властным, полным непреклонности голосом произнес царь, и мореход моментально понял, что подошел к опасной грани.

— Понимаю, перипл египтянина — подумав немного, произнес Неарх. — Ты так безоговорочно веришь ему, что готов поставить на кон успех своего похода.

— Да мой друг, это список меня еще никогда не подводил.

— Но наши лоции, государь! Их составлял не один мореход и не верить им я не могу! — не унимался моряк.

— Хорошо, давай проверим твою веру и мою убежденность — предложил монарх, и мореход был вынужден откланяться. Честный Неарх не знал, что большинство его лоций описывают африканский берег третьего аравийского моря. Небольшой оазис на азиатском берегу моря ускользнул от взоров греков, но был точно отмечен в перипле Нефтеха.

Обещание царя о скором отдыхе и свежей пищи всколыхнуло изнуренных зноем людей. Апатию и уныние у моряков как рукой сняло, и люди с усердием вздымали свои весла, с нетерпением взирая на пылающие пески, в ожидании появления спасительного оазиса.

Предсказание Александра исполнилось на рассвете третьего дня. Рано утром, сидящие на мачтах дозорные заметили уютную бухточку. В ней, так надоевшие за время плавания песчаные дюны оборвались, давая на каменистом берегу приют долгожданному оазису.

Вдоль берега виднелись примитивные постройки, что больше соответствовали рыбацкой деревне, чем торговому порту, как это значилось в перипле Нефтеха. Вдоль настила из стволов пальм располагалось несколько рыбацких лодок, из которых при виде царских кораблей, с громким криком выскочили люди.

Когда изнывающие от зноя и голода на берег ринулись воины Лисимаха, их встретили копья и стрелы местных жителей. Укрывшись за строениями, они принялись храбро метать их в незваных гостей, чем вызвали у них сильный гнев. Выставив щиты, гоплиты перебили почти всех жителей селения, взяв несколько человек в плен.

В потаенном порту были некоторые запасы фиников, вяленой рыбы и даже масла. Среди пальм оазиса имелся родник с вполне пригодной для питья водой. Единственное что мореходы не нашли в этом месте — была прохлада. Находившаяся за поселком камениста гряда, хотя и защищала его от дыхания пустыни, но своими боками отражала жар солнца, делая пребывание на берегу утомительным процессом.

Захваченный на берегу провиант, не могло в полной мере покрыть все потребности моряков. Но от захваченных в плен арабов, македонцы узнали, что чуть дальше в пустыне есть город с богатыми запасами пищи. После недолгого размышления, царь отправил большой отряд под командованием Деметрия за провиантом, заставив пленных показать воинам дорогу.

Прошло четыре дня, за которые оставшиеся на берегу мореходы, отдохнули и немного пришли в себя от изнуряющей жары. Беспокоясь об ушедшем стратеге, Александр был готов отправить на поиски Деметрия Лисимаха, но молодой воитель вернулся сам, с богатыми трофеями.

Приведенные им верблюды, были доверху нагружены рыбой, финиками, копченым мясом и прочими местными деликатесами.

Повествуя царю о своем походе, Деметрий со смехом рассказывал, как его отряд незаметно приблизился к спящему городу и напал на него, запалив с одного конца. Спящие люди в страхе выпрыгивали из горящих домов и не оказав никакого сопротивления, убежали прочь, оставив все свое имущество македонцам.

Единственным местом, где македонцам было оказано яростное сопротивление, было местное святилище. Сбежавшиеся к нему местные жители насмерть сражались возле своей святыни, несмотря на численное превосходство врагов. Все до одного полегли они на пороге храма, приняв мученическую смерть от копий и мечей македонцев. Озверевшие от крови солдаты перебили всех защитников святилища, а затем подожгли строение, не найдя в нем ничего ценного.

Опасаясь, что изгнанные из селения жители соберутся силами и в скором времени нападут на отряд, Деметрий удержал солдат от грабежей, уцелевших от огня домов. Именем царя Александра, он приказал искать склады и житницы арабов, и грузить найденный там провиант на верблюдов.

Опасения стратега не были напрасными. Уже на следующий день по прибытию Деметрия, на походный стан македонцев обрушилась верблюжья кавалерия арабов. И если бы не караулы, выучка царских солдат и корабельные катапульты, арабы имели неплохие шансы поквитаться с врагом.

Жаждавшие крови и справедливости, дети пустыни были готовы обрушиться всей своей массой на фалангу гоплитов, но залп метательных машин заставил их отступить. Несколько горшков с зажигательной смесью угодивших в арабских всадников вызвал у них панику. Как не сильны и храбры были воины Джадды, но встреча с огненными джинами повергла их в ужас и, позабыв обо всем они, умчались обратно в пустыню.

К этому времени все трофеи царских воинов были погружены на корабль и на следующий день, корабли Александра покинули спасительный оазис, держа путь на север к долгожданному Египту. Ждать оставалось недолго.

Вслед за Александром заканчивал свой арабский поход и Эвмен. Дав небольшой отдых своим солдатам в маленьком и пыльном Иерусалиме, он вновь повел их в поход по каменистым тропам счастливой Аравии. Теперь стратег вел свое войско к скалистым отрогам Синайских гор. Там находился главный город набатейцев, главных организаторов и подстрекателей кровавых беспорядков на берегах Мертвого моря.

Укрытая массивными серыми скалами, столица набатеев Петра являлась последним пунктом арабской торговли, откуда караваны с товаром уходили в Египет и Ливант. Взятие её под македонский контроль, ставило крест на всей торговле детей пустыни, заставляя их признать над собой власть царя Александра.

Находясь в Иерусалиме и обдумывая завершение своего похода, Эвмен решил, что в поход против Набатеи он возьмет с собой только кавалерию. Пехота в условиях гор, по мнению стратега, стесняла бы его маневренность.

Пройдя вдоль высыхающего русла одной из местных речек, армия достигла отрогов гор. Здесь Эвмен повелел разбить укрепленный лагерь, где и оставил своих гоплитов, как резерв на всякий непредвиденный случай. Сам же полководец во главе кавалерии двинулся дальше, пустив впереди себя скифов.

Несмотря на то, что за время похода, македонские кавалеристы уже привыкли к местным условиям и порой действовали не хуже легкой конницы врага, скифы по-прежнему оставались в войске Эвмена на особом положении. И дело было не в их ловкости в конном бою или поражавшей македонцев неутомимости в скачке. Дети степей исполняли роль передовой разведки, от которой очень и очень многое зависело. Прекрасные охотники, скифы читали следы на дороге как открытую книгу. Обнаруживая важные подсказки по мельчайшим приметам на каменистых дорогах, совершенно невидимым простым глазом.

Отправив скифских всадников в разведку, Эвмен приказал им как можно скорее найти дорогу в Петру, тщательно скрываемую набатийцами. Задача была не из легких, так как арабы вырубили свой город прямо в скалах. Можно было находиться вблизи неё и ничего не замечать, не зная тайно дороги среди скального нагромождения.

Эвмен прекрасно понимал трудность поставленной перед разведчиками задачи и потому, стратег пообещал целых два таланта золота, тому войну кто первым найдет дорогу в столицу набатеев.

Два таланта были неплохим стимулом к поиску. Несколько раз скифские разведчики сталкивались с конными отрядами противника и не всегда попытки захвата пленных были успешными для них. Больше недели рыскали степные волки в поисках Петры, но так и не приблизились к заветной цели. Набатейцы хорошо охраняли свои секреты и тогда командир отряда разведчиков Патуата, решил сменить тактику.

Зная, что Петра является перевалочной базой арабских караванов, он стал искать не сам город, а торговые пути ведущий к нему. И удача улыбнулась смышленому скифу. Уже через два дня, один разъездов разведчиков обнаружил верблюжью тропу, а ещё через два дня разведчики заметил на ней и торговый караван, идущий из глубин пустыни.

Исполняя приказ командира, разведчики проследили за ним и вскоре стали свидетелями их встречи с отрядом набатейцев. Встретив караванщиков, они довели их к одному из многочисленных ущелий Синайских гор, и пропали в нем.

Охотничий азарт скифов вперед, но они ограничились только наблюдением, справедливо полагая наличие тайной стражи у входа в ущелье. Под покровом ночи они приблизились к проходу в скалах и стали свидетелями, как из ущелья, в обратно направлении ушел караван верблюдов, уже без каких-либо признаков поклажи.

С этими радостными вестями разведчики прибыли к Эвмену, ожидая получить награду, но стратег не стал спешить с её выплатой. Он тепло поблагодарил степных следопытов, выдал каждому из воинов по двести дариков и пообещал дать обещанное золото после захвата Петры.

Хорошо зная, что стратег хозяин своего слова, жадные до золота скифы не обиделись на кардийца, видя в его действиях разумную осторожность.

Приказав своим войнам днем отдыхать перед ночной вылазкой, стратег двинул свою кавалерию, едва солнце стало клониться к закату. Впереди шли скифы, уверенно ведя за собой отряд вдоль хаотического нагромождения каменных утесов.

Не доезжая до предполагаемого прохода, скифы спешились и, оставив лошадей, подобно змеям поползли по остывающим камням. Как разведчики и предполагали, у входа в ущелье находился пеший и конный караул набатейцев.

Первыми у входа в ущелье несли служб восемь караульных. Скифам удалось их выманить со своих постов, подогнав к входу в ущелье верблюда с тяжелой поклажей. Обрадовавшись возможности легкой поживы, караульщики покинули свой пост и когда всей толпой подошли к верблюду, скифы перестреляли их из луков. Примерно по такой же схеме был перебит и конный заслон, после чего, путь в тайный город набатейцев был открыт.

Оставив на входе в ущелье крепкий заслон, македонцы осторожно двинулись по узкому скальному проходу. Идущие головными скифы, на случай встречи с новыми караулами арабов закутали копыта своих коней тряпками, но больше стражи не оказалось.

Поворот, еще поворот, и вот кавалеристам Эвмена открылся таинственный город, полностью высеченный в теле скале. Словно по мановению волшебной палочки, прямо из скал выросли причудливые колонны, лестницы, портики и порталы в которых находилось множество люди. Посреди просторной площади, что находилась перед входом в скальный город, расположился очередной верблюжий караван под охраной караульщиков, расположившихся возле костра.

С громкими криками устремились воины Эвмена на врагов, чьи происки доставили столько хлопот им и царю Александру. Ночной караул на площади был смят в один миг, и грозно потрясая оружием незваные гости, стали врываться в спящий город.

Застигнутые врасплох набатейцы не смогли дать отпор противнику, хотя по своей численности, они едва уступали им. Их многочисленные, но разрозненные очаги сопротивления быстро подавлялись сильной и хорошо организованной македонской машине. Солнце ещё не взошло на горизонт, а тайный город набатейцев был разграблен и многие его жители убиты.

С богатой добычей явились в свой лагерь кавалеристы Эвмена. Большая часть их добычи составляли тюки с пряностями, миррой, ладаном, доставленных в Петру последними караванами с южного побережья счастливой Аравии. Также, македонцы нашли большие запасы серебра и золота составлявшие городскую казну столицы набатейцев. Кроме этого, получив от стратега право на грабеж, его воины основательно почистили сокровенные места потаенного города. Их походные сумки ломились от всевозможной добычи, а расторопные скифы, прихватив с собой и немного живого товара.

Все это сразу значительно снизило скорость отряда, что серьезно беспокоило царского стратега. Зная арабов как отличных наездников, он всю дорогу к лагерю опасался появление на горизонте погони, но этого не случилось. Кавалеристы благополучно достигли ворот лагеря, но тревоги не оставили кардийца. Сухо выслушав поздравления с победой, выплатив скифским разведчикам обещанную награду, к всеобщему удивлению подчиненных, он занялся укреплением обороны лагеря.

Интуиция, развившаяся у Эвмена за этот поход как никогда прежде, подсказывала ему серьезной угрозе со стороны уцелевших арабов набатейцев. Как бы хорошо его кавалеристы не почистили Петру, но возможность ответного удара всегда сохранялась.

Для её отражения было два выхода; поскорее покинуть окрестности Петры или остаться в лагере и ждать нападения. Всю свою жизнь, Эвмен неизменно придерживался активной позиции, но на этот раз стратег выбрал оборону. Не зная, сколько сил, осталось у противника, он не хотел подставлять под удар его кавалерии, отягощенное добычей войско.

Предчувствие не обмануло стратега. Так случилось, что в день нападения на Петру, в городе не было половины сил набатейцев. Часть их охраняла караван с товаром, идущий к дороге на Газу, другие проводили караван до начала дороги, ведущей вглубь Аравии.

Вернувшиеся в родной город арабы, смогли быстро собрать войско и бросились в погоню справедливо пологая, что после удачного набега противник утратит осторожность. Пройти от разоренного города до лагеря македонцев, им не составило большого труда. Охваченные неугасимой жаждой отмщения они мчались без остановок весь день и к глубокой ночи достигли своей цели.

Македонский лагерь был хорошо виден в ночи, освещенный огнями многочисленных костров. С трудом сдерживая пылающие ненавистью сердца арабы, потихоньку приблизились к частоколу со всех сторон окружавший стан врагов. Затаившись в ночи, они отчетливо слышали пьяный смех македонцев, их громкие хвастливые крики, видно снование воинов среди многочисленных палаток.

Все было именно так, как и предполагали набатейцы. Разграбивший их дом враг отдыхал и наслаждался одержанной победой, ничего не подозревая о пришедшем по их душу отмщении. Вожди двух отрядов недолго колебались. Пролитая македонцами кровь взывала к мести, и арабские всадники дружно устремились вперед.

Яростно нахлестывая лошадей, они с огромным нетерпением ждали того момента, когда ворвавшись в лагерь врага они будут рубить их мечами, протыкать копьями, а потом украсят весь лагерный частокол отрубленными головами врагов.

Сладкое чувство грядущей мести опьяняла и будоражила их сердца. Уже были слышны испуганные крики стоявшей у ворот стражи. Громко закричали они, заметив во мраки ночи летящую к ним погибель. Громче, кричите громче, проклятые погубители наших родных и близких, вам уже ничего не поможет. Великие боги отдали вас нам во власть, и нет вам пощады.

До широко распахнутых ворот лагеря оставалось совсем ничего, когда перед торжествующими всадниками выросла стена огня. Сначала небольшая, она стала стремительно расти, устремившись навстречу изумленным арабам.

Испуганные лошади помимо воли своих седоков встали на дыбы, образуя огромную пробку, состоявшую из человеческих и лошадиных тел. Под напором задних рядов, многие из всадников рухнули в огонь, который тут же принялся их поглощать. Крики, стоны и звонкое ржание огласили ночные просторы и в этот момент, с двух сторон по набатейцам ударила стоявшая в засаде македонская кавалерия. В одно мгновение охотники превратились в добычу, и начинается последний акт ночной драмы.

Готовясь к возможному нападению арабов, Эвмен не поленился выставить дальние конные дозоры, которые и предупредили македонцев о непрошеных гостях. У хитроумного стратега уже давно была задумка о горящем рве и фланговом ударе. В отличие от схватки с арабами вблизи битумных приисков, он значительно разнообразил свой оборонный план.

Ров у частокола был вырыт с самого начала, и наполнить его горючими материалами вместе с огненными снарядами не составило для македонцев большого труда. Дождавшись удобного момента, Эвмен приказал запалить сухой хворост, а спрятанная за лагерем, во мраки ночи конница ударила с флангов. Созданная хитрым гением Эвменом ловушка захлопнулась, и осталось лишь хорошо почистить ряды врагов.

Мало кому из набатийских всадников вырваться из цепких объятий смерти. Почти все они либо пали под мечами македонцев, либо сгорели в огненном рве, куда их сбрасывали ударами копий безжалостные скифы.

Осторожный стратег простоял без движения еще три дня, ожидая нового нападения, но больше никто из мстителей Петры не явился. Видимо, нападая на лагерь, арабы полностью исчерпали свои боевые ресурсы, и это успокоило стратега.

Перед тем как покинуть земли Набатеи, Эвмен приказал освободить двух пленников, захваченных скифами в Петре. Даровав им свободу, он велел рассказать племенам, живущим в пустыне, что будет с теми, кто посмеет выступить против великого царя Александра и посмеет вести торговлю в обход его воли.

Урок, преподанный им царским стратегом, набатейцы хорошо усвоили. После того как Эвмен свернул лагерь и тронулся в путь, никто из арабов не посмел напасть уходящих македонцев. Все время, пока войско шло по землям Набатеи, Эвмен все время ожидал нападения кочевников, но этого не случилось.

Его войско без помех достигло стен Газы и там дружно ударилось в двухнедельный загул, дарованный им Эвменом. Пребывания царских солдат сильно обогатило этот палестинский город. Щедрой рукой воины Эвмена спускали захваченную в Петре добычу, повышая благосостояние местных жителей. Обе стороны остались друг другом, но все хорошее быстро кончается. Отведенное на отдых время закончилось, и Эвмен двинулся к Мемфису, на встречу с царем Александром.