Македонская столица встретила стратега Птоломея совсем не так, как он себе это представлял. И дело было не в том, что с момента расставания с ней прошло много лет, за которые она претерпела естественные изменения. Пелла заметно преобразилась, но ещё сильней изменились люди жившие в ней.

Встреченные по дороге во дворец, они приветствовали стратега громкими криками, поздравляли с возвращением на родину, славили его боевые подвиги, но в их голосах и поведении, была заметна определенная напряженность и недосказанность. Горожане явно побаивались Птоломея, и это порядком настораживало его. Видели ли в нем люди человека в угоду царю позабывшего македонские традиции и обычаи или за эти было что-то другое, Птоломей не мог понять. Пройдя горнило великого похода, стратег не исключал, что перед самым его приездом Антипатр поднял мятеж против Александра, и он едет в самый центр этого осиного гнезда.

У городских ворот стражи было вдвое больше, чем было необходимо. С гадким чувством тревоги на сердце подъехал Птоломей к воинам, смотревшим на него с настороженностью и подозрительностью. С обнаженными мечами, они обступили путников подобно стаи волков, готовые напасть на них в любой момент.

— Дорогу посланнику царя Александра, стратегу Птоломею! — властно крикнул от солдат ординарец Птоломея, но стражники не спешили выполнить его требование. Уроженцы Нижней Македонии не взятые Александром в поход на персов с завистью глядели на богатые доспехи и дорогую одежду приезжих, оживленно переговариваясь между собой. Это не понравилось Птоломею, и он решил обострить обстановку.

— Вы, что оглохли от долгого сидения в Пелле или не видите знака царского посланника, перед которым открыты ворота всех городов?! Или вы того хуже мятежники, не признающие власти великого царя!? — властно выкрикнул Птоломей, хорошо поставленным командирским голосом.

Слова стратега быстро возымели нужное действие. Напуганные стражники моментально очистили дорогу и вытянулись перед стратегом в почтительном приветствии. Мятежом в Пелле к вящей радости Птоломея явно не пахло.

Обрадованный этим открытием он въехал в македонскую столицу но, не проехав и трех десятков шагов, посланец Александра был вновь остановлен. На это раз дорогу ему заступила гарнизонная застава. Расположившись на перекрестке двух дорог, солдаты внимательно наблюдали за идущими по улице людьми и время от времени их останавливали.

Завидев быстро скачущих конных, они гурьбой перегородили проезд, выставив перед собой древки копий. Недавно набранные в сельской местности солдаты никогда не видели в лицо стратега Александра, но золотой знак царского посланца оказался им хорошо знаком. Достаточно было Птоломею поднять его перед собой и грозно крикнуть «Дорогу!», как улица стала свободна.

Стратега ещё дважды пытались остановить но, завидев царский знак, солдаты безропотно давали ему дорогу. Его магическое действие закончилось у стен дворца Антипатра. После небольшого замешательства, стража пропустила Птоломея и его двух спутников внутрь дворца, но вот на встречу с правителем Македонии было дозволено пройти лишь самому стратегу.

— Старый лис явно опасается повторения истории Пармериона — подумал про себя Птоломей. Много лет назад, к обвиненному в измене стратегу явились трое царских гонцов и закололи его по приказу Александра.

— Хорошо, я пойду один, если вы так боитесь — презрительно фыркнул Птоломей и бросил одному из стражников свой серый от дорожной пыли плащ. Не ожидавшие этого солдаты замешкались но, увидев золотого орла на доспехах Птоломея, а ещё столкнулись с гневным взглядом привыкшего повелевать человека, поспешно бросились поднимать его.

Когда слуги почтительно распахнули перед Птоломеем двери приемного зала, ему показалось, что регент Антипатр ничуть не изменился со времени их последней встречи. Все также прямой и суховатый с глубокими морщинами на щеках, правитель Македонии уверенным шагом направился к посланцу великого царя.

Только белая повязка на левой руке, висящей на перевязи и темная борозда на шеи, дополняло привычный для Птоломея образ старого полководца. Все это он успел заметить пока шел к средине зала, где остановился и почтительно вскинул руку, приветствуя Антипатра. Подобная процедура была обычной придворной церемониальной рутиной но, исполняя её, Птоломей сразу заметил, как напряглись лица стражники, стоявшие по бокам от кресла регента.

Подобно сторожевым псам они вцепились в царского посланника своими настороженными взглядами, неотрывно следя за каждым его движением. Точно такие же тревожные взгляды Птоломей ощущал со стороны слуг закрывших за его спиной створки дверей. Незримая напряженность в зале нарастала с каждой минутой, с каждым вздохом, но стратег не собирался отступать.

— С благополучным возвращением в родную Македонию, дорогой Птоломей. Рад тебя видеть в добром здравии после стольких лет разлуки! — воскликнул Антипатр, радушно разведя руками в сторону стратега.

— Благодарю тебя за добрые слова в мой адрес. Я тоже рад видеть тебя Антипатр, но все ли у тебя в порядке? Все ли благополучно в Пелле? — учтиво спросил Птоломей и его вопрос вызвал горькую усмешку на лице регента.

— Тебя, верно, удивила моя больная рука, большое количество солдат в Пелле, а также усиленная во дворце стража? Не так ли?

— Все верно, Антипатр. Опять восстали фракийцы или как в былые времена на столицу двинулись полчища иллирийцев?

— Нет, на границе слава богам все спокойно. Получившие от царя Александра хороший урок, варвары ведут себя спокойно, чтя подписанные договора. Весь этот переполох есть следствие недавнего покушения на мою жизнь — невозмутимо ответил Антипатр и, заметив неприкрытое удивление на лице Птоломея, продолжил пояснение.

— Три дня назад, один из моих конюхов попытался убить меня и если бы не бдительность моей охраны, я бы не разговаривал сейчас с тобой, любезный Птоломей. К большому сожалению, убийцу не удалось схватить живым и потому городская стража вынуждена хватать всех подозрительных в надежде выйти на след заговорщиков.

Говоря про бдительность своей охраны, Антипатр сильно лукавил, так как уцелел благодаря лишь счастливой случайности. Покушение на регента произошло в тот момент, когда он осматривал в конюшне недавно купленных коней. Улучшив момент, молодой конюх набросил на шею Антипатра кожаный ремешок и стал его душить.

Стоявшие у ворот конюшни стражники ничего бы не заподозрили, и заговор бы удался, если бы задыхающийся Антипатр не задел ногой деревянную лопату для чистки навоза. Она с шумом упала на пол и напугала молодого жеребца. Его ржание привлекло внимание охраны, которая в самый последний момент успела спасти жизнь регента. Пронзенный мечами стражников, конюх рухнул на каменный пол конюшни вместе с Антипатром, в результате чего тот сильно повредил правую руку.

— Уже удалось выяснить, кто направил против тебя руку этого негодяя конюха?! Греки или местные заговорщики? — встревожено спросил наместника Птоломей.

— Думаю, что за этим покушением скорей всего стоят спартанцы, хотя возможно и кое-кто из Линкестийцев — ответил Антипатр, с легкостью покривив душой. Хотя начатое регентом следствие пока не выявило связи убийцы, он был точно уверен, что за спиной конюха стоит мать Александра — царица Олимпиады.

Удаленная из Пеллы в Эпир по требованию Антипатра, она продолжала плести интриги против своего обидчика из дворца своего племянника Эакида. Не имея в своем распоряжении нужного количества денег для содержания собственной армии, царица действовала иными средствами. Прекрасно сохранившись лицом и телом, Олимпиада легко сводила с ума даже бывалых мужчин, превращая их в послушные орудия своего мщения. О кознях светловолосой колдуньи, регенту исправно доносили его тайные осведомители из эпирской столицы.

— Но с какими вестями прибыл к нам ты, Птоломей? Что заставило царя Александра спешно отправить на родину своего лучшего стратега? Что-то случилось? — спросил регент с плохо скрываемым волнением.

— Да, случилось — коротко ответил Лагид. Он решительно сунул руку в свой походный мешок и сразу заметил, как напряглись стражники, стоявшие у кресла Антипатра. Даже на него, царского посланца, они были готовы без раздумий поднять руку ради защиты регента.

Помянув недобрым словом бритоголового всезнайку Нефтеха, Птоломей вытащил футляр с царским письмом внутри. Перерезав клинком кинжала, шнурок с красной печатью, он отбросил крышку и достал свернутый лист папируса.

— За верную и безупречную службу дому Аргидов, наш великий царь Александр жалует тебе Антипатр титул хилиарха македонского царства и приказывает прибыть в Вавилон, месту своей новой службы — громко и торжественно объявил Птоломей и от его слов, у всех присутствующих в зале людей от удивления вытянулись лица.

Сидящий в кресле правителя Антипатр был готов к любому повороту событий, но только не к такому. Тайные люди уже донесли ему о том, что ведущий в Пеллу ветеранов Кратер имеет приказ Александра сменить его на посту македонского регента. Внезапное появление в столице Птоломея сильно насторожило Антипатра. Подозревая, что его заговор раскрыт, регент был готов оказать Птоломею яростное сопротивление, но столь стремительного возвышения, он никак не ожидал.

Подбежавший к стратегу слуга с почтением взял из его рук письмо Александра и отнес Антипатру. Поспешно сломав печать, старый полководец стал торопливо читать письмо, перепрыгивая от волнения со строчки на строчку.

Царское послание полностью подтверждало сказанные Птоломеем слова. Александр благодарил регента за службу, жаловал ему титул хилиарха всего царства, и приказывал срочно прибыть в Вавилон, передав управление Македонией Птоломею. Вместе с этим, царь приказывал привезти с собой его сестру Клеопатру, для устройства её нового брака.

Едва только Антипатр оторвал взгляд о письма и повернул к Птоломею покрытое от волнения красными пятнами лицо, как стратег преподнес ему ещё один сюрприз. Из дорожной сумки был извлечен маленький сафьяновый мешочек, который глухо стукнул о подставленный одним из слуг металлический поднос.

Антипатр, стражники и слуги затаив дыхание, смотрели на этот таинственный предмет, пока слуга с почтением нес его от Птоломея к регенту. Прошла томительная минута, и всеобщий вздох восхищения пронесся по залу. Под солнечным светом, на старческой ладони Антипатра заиграл всеми цветами радуги золотой знак верховной власти македонского царства — перстень хилиарха.

— Благодарю нашего государя Александра, за столь высокую оценку моему скромному служению престолу Аргидов. Благодарю тебя, Птоломей, за столь приятное известие, доставленное мне сегодня, но я хотел бы знать, чем вызвано такое неожиданное решение царя? — спросил Антипатр, который продолжал сохранять свою былую осторожность, несмотря, ни на что.

— Я охотно отвечу на твой вопрос хилиарх, но только без лишних ушей, так как разговор пойдет о важных государственных делах — многозначительно сказал Птоломей и собеседник не стал ему перечить.

— Вина и еды дорогому гостю! — приказал он слугам и, повернувшись к стражникам, добавил — оставьте нас.

Отсылая из зала свою охрану, Антипатр лелеял себя одной мыслью. Он точно знал, что если вдруг Птоломей решиться убить его, как некогда в далеких Пасаргадах убил Пармериона, стратег не выйдет живым из зала.

С удовольствием, смочив пересохшее горло предложенным регентом вином, Птоломей заговорил.

— Ты, конечно, знаешь, что царь Александр намеривался этим летом выступить в поход на арабов и с помощью армии и флота завоевать эту благословенную страну. Государь наверняка писал тебе об этом, но этот поход только часть новых военных замыслов его великого гения. Покорив Аравию на суше и на море, царь намерен сосредоточить свое войско в Египте, а оттуда двинуть его на запад. На Карфаген, Сицилию и южную Италию, отомстив, таким образом, луканцам за смерть царя эпиротов Александра и завершив объединение под своим скипетром всего эллинского мира. Об этих планах царя знают только самые доверенные ему люди. Теперь о них знаешь и ты, хилиарх Антипатр — сказал Птоломей и, держа интригу, начал пробовать аппетитный бараний бок, принесенный из кладовой регента.

Антипатр мужественно выдержал, эту пытку не проронив ни слова, и когда Птоломей отложил в сторону нож и вилку, учтиво долил ему в чашу вина.

Гость кивком поблагодарил регента и, пригубив дары Хиоса, продолжил свой рассказ.

— Как ты сам понимаешь, этот поход продлиться не один год и потому требуется неусыпный контроль над присоединенными землями. По окончанию похода их стало так много, походная канцелярия царя уже не может эффективно надзирать за ними как прежде. С этой целью государь ввел должность хилиарха, который должен будет твердой рукой удержать азиатские земли от соблазна начать бунт.

Не скрою, что изначально государь видел на месте хилиарха Гефестиона, своего лучшего друга и сводного родственника. Именно он, должен был удержать Восток в повиновении, пока Александр будет покорять Запад. Именно ему была завещана верховная власть на случай смерти Александра в походе, но по воле великих Мойр, замыслы царя не осуществились. За неделю до выступления Александра в поход, Гефестион скоропостижно скончался — с горьким вздохом сказал Птоломей и взял чашу со стола.

— В память о благородном Гефестионе — сказал Лагид и Антипатр не посмел, не поднять чашу но, оставаясь верным своим принципам, только пригубил вино.

— Ты прекрасно знаешь, что даже смерть самых близких людей не сможет заставить нашего царя отложить в сторону свои военные планы. Для продолжения похода нужно было найти нового человека на пост хилиарха и после недолгих раздумий, государь решил отдать его в твои руки, Антипатр.

— Совсем не ожидал, что буду удостоен подобной чести от царя — честно признал регент, пытаясь разглядеть у Птоломея признак фальши, но безуспешно. Прекрасный артист, он принялся доверительным тоном лить в уши регента сладкую патоку лести.

— Стратеги близкого круга тоже удивились, узнав о решении Александра назначить тебя на пост хилиарха. В ответ государь сказал, что без колебания готов с каждым из них идти в бой на врага, но опасается отдать в их руки управление своего царства. Ведь навыки умелого воина не означают наличие у него навыков умелого властителя. За все время похода только у одного человека, Антипатра проявилось подобное сочетание способностей и потому пост хилиарха отдан ему. Александр также спросил стратегов, если среди них человек способный удержать в повиновении Персию, Азию и Индию, так как долгие годы ты держал в повиновении Афины и Спарту, и никто из них посмел выступить вперед. Кольцо хилиарха твое по праву, Антипатр, владей им и властвуй.

— От такого поворота судьбы легко растеряться, но воля царя Александра для меня священна. Я принимаю кольцо хилиарха, чтобы продолжить достойное служение престолу Аргидов — сдержанно молвил регент, надев на палец кольцо хилиарха, — кто из стратегов ждет меня в Вавилоне? Лисимах, Леоннат или Селевк?

— Стратег Пердикка, которому царь поручил командование фалангой. Прощаясь со мной, Пердикка просил передать, что вместе с царевной Клеопатрой ты привезешь и свою дочь, Эвридику, чью руку ты обещал стратегу по просьбе Александра.

— Я хорошо помню, что кому я обещал, однако сейчас мне больше интересуют дела государства, чем матримониальные намерения. Скажи Птоломей, кого из стратегов царь собирался взять с собой в поход, а кого оставить в Вавилоне? Флот, конечно, ведет Неарх, а кто командует гетайрами, гипаспистами, дилмахами? — забросал собеседника вопросами Антипатр.

— Возможно, что после моего отъезда, Александр произвел некоторые перестановки среди стратегов, но я не думаю, что они серьезно изменили общее положение. С собой в плавание царь собирался взять стратега Лисимаха, Селевка, Аминту, Аттала, Неоптолема. Гетайры и гипасписты подчинены стратегу Эвмену, которому царь поручил покорение Аравии на суше. Кто поведет дилмахов в этот поход, мне неизвестно, Александр ещё не приял окончательного решения. Возможно, командование отдано кому-то из фессалийцев Калистрат или Клеон, но может царь таксиархам кто-нибудь из Орестидов.

— А, что тебе известно о моем сыне Кассандре? Александр собирался взять его с собой в поход на арабов или оставить в Вавилоне?

— Точно знаю, что в поход вместе с Александром должен был отправиться Иолай, как царский виночерпий. А вот в отношении Кассандра я не могу сказать ничего определенного. Леоннат говорил мне, что царь намеривался предоставить ему место в своей походной свите, но вот что-либо определенное о должности твоего сына я не слышал — говорил Птоломей, стараясь усыпить бдительность собеседника.

— Будем надеяться, что таланты моего сына пригодятся царю в этом походе, — с достоинством молвил Антипатр, — но скажи мне Птоломей, отчего так быстро скончался Гефестион? Ведь он из-за своей крепости и силы по праву сравнивался с Патроклом. Я прекрасно помню, как он отважно бился в битве при Херонеи. Тогда вместе с Александром он истребил весь «священный отряд» фиванцев, а это были отборные воины.

— По словам врачей, никто из них никогда не встречал болезнь, поразившую Гефестиона. Многие склонны считать, что это особый вид азиатской лихорадки, так как хилиарх испытывал сильный жар и озноб. Эскулапы применили против болезни все свое искусство, но так и не смогли спасти Гефестиона. За неделю мучений он так ослабел, что перед смертью не мог даже говорить и общался только глазами.

— Какая ужасная кончина! Надеюсь, что кроме хилиарха никто больше не пострадал или были ещё жертвы — сокрушенно молвил Антипатр и встал из-за стола. Регенту нужно было принимать решение: подчиняться приказу царя или объявлять о своем несогласии с ним.

— Ты намерен ещё, куда-нибудь поехать или останешься в Пелле? — заботливо спросил Антипатр гостя, пытаясь разрешить свои последние сомнения относительно действий Александра. Если царь прислал Птоломея для проведения серьезных изменений в Македонии, то ему будет необходима поддержка царицы Олимпиады. За двенадцатилетнее отсутствие на родине стратег полностью лишился своих прежних связей и влияния. Регент пытливо взглянул на Птоломея, но на лице стратега виднелась только усталость от дороги.

— Нет, Антипатр. Государь только велел передать тебе письмо и подготовить вместе с тобой отъезд Клеопатры. Сидонская триера ждет вас на побережье, готовая в любой момент доставить вас в Финикию, а оттуда по царской дороге в Вавилон. Вот подорожная и знак царского посланца — стратег извлек из мешка новый пергамент и добавил к нему пластину с золотым орлом.

— Столь длинный морской переезд всегда был опасным предприятием. Я, конечно, не боюсь, но вот Клеопатра. Может быть, её стоит отправить иной дорогой? — опасливо сказал Антипатр, не торопясь принимать из рук стратега пластину.

— Царевну можно высадить в Эфесе, а приказать стратегу Антигону отправить её по царской дороге в Вавилон с крепкой охраной. Решать тебе, хилиарх. Я выполнил порученное мне задание — ответил Птоломей и решительно положил знак царского посланника на край стола.

— Конечно, ты выполнил данное тебе Александром поручение — заверил Антипатр Птоломея и положил руку на золотую пластину.

— После такого долгого и опасного путешествия ты, конечно же, сильно устал и тебе необходим отдых. Не смею задерживать тебя, ибо сам прежде неоднократно проделывал подобные поручения во времена царя Филиппа. Иди отдыхать, а завтра мы закончим наши дела, благо над нашими головами не гремят громы войны.

— Хорошо. Значит до завтрашнего утра, хилиарх Антипатр — согласился с регентом Птоломей и спокойно двинулся к выходу из зала. Пока он не достиг двери, старый правитель пристальным взглядом смотрел в его спину, пытаясь в самый последний момент выявить хоть малейшую фальшь в поведении царского посланца, но все было напрасно. Птоломей блестяще выдержал этот смертельно опасный экзамен. Без всякого напряжения он подошел к двери и скрылся за её створками.

Расставшись с Птоломеем, Антипатр весь остаток дня и ночь размышлял над поворотом своей судьбы. Назначение хилиархом всего царства и срочный вызов в Вавилон кардинально менял все его планы. Привези Птоломей просто вызов к царскому дворцу, Антипатр скорей всего бы рискнул поднять мятеж, благо горючего материала, что в Македонии, что в Греции, хоть отбавляй.

Очень может быть, что подобные действия плачевно закончились бы для бунтовщиков, но просто сидеть и смиренно ждать, когда тебя лишат жизни, это было не для Антипатра. За всю свою жизнь он не раз рисковал головой и неизменно добивался победы. Так было при царе Филиппе, так было в начале царствования Александра, так было в противостоянии с Олимпиадой. На закате своих дел, старый полководец снова был готов пойти на риск, тем более что победа давала ему личную власть над Македонией.

Титул хилиарха царства резко повышал ставки в тайной игре. При своем новом положении в случаи смерти Александра давала Антипатру возможность реализовать старый план царя Филиппа, в разработке которого он принял самое живое участие. Полностью безучастный к мечте о мировом господстве Александра, регент имел куда более скромные запросы. Соединение Эллады, Македонии, Ионии в одно единое государство под управлением новой династии, вот какие были заветные мечты Антипатра. А для их легитимности, брак царевны Клеопатры с одним из его сыновей, являлся самым лучшим средством.

Единственно слабым местом в новых позициях Антипатра было отсутствие у него в Вавилоне крепкого тыла. Его хорошо знала и боялась Греция и Македония. С его мнением считались и в Ионии, но вот в Вавилоне ему предстояло все начать заново, а это был большой риск, с непредсказуемым концом.

Уединившись от всех, Антипатр снова и снова проигрывал свои возможные действия в далеком Вавилоне и никак не мог прийти к окончательному решению. Осторожная натура стратега неизменно шептала ему, что это авантюра и призывала ограничиться малым. В другое время Антипатр охотно прислушался бы к этому зову, но не теперь. Тяжесть золотого перстня, что украшал его руку, подталкивала к действию, взывая к безумству храбрых, и с каждым часом раздумий этот зов становился все сильнее и сильнее.

Ночь покрыла землю своими темными одеждами, слуги зажгли светильники, но решение так и не было принято. Тогда, для очищения совести старый полководец решил прибегнуть к одному средству. Будучи прагматиком, до мозга костей, Антипатр всегда предпочитал опираться на разум и логику, но встречались такие жизненные ситуации, когда эти два могущих инструмента были бессильны дать точный ответ, и тогда стратег обращался за помощью к темным силам.

Ближе к полуночи, он приехал к старой гадалке жившей недалеко от Пеллы на берегу Лудия. В свое время разгневанные жители деревни, где жила Эропа чуть было, не убили гадалку за её предсказания. Проезжавший через деревню Антипатр спас предсказательницу от самосуда и забрал с собой в Пеллу.

Седая гадалка ничуть не встревожилась неожиданным визитом правителя Македонии посреди ночи.

— Безродная служительница безмерно рада визиту высокого господина в своем скромном жилище, — почтительно сказала гадалка, поклонившись в ноги Антипатру, — чем я могу помочь тебе?

— Ты прекрасно знаешь, Эропа. И чем, скорее тем лучше, у меня мало времени — раздраженно бросил Антипатр.

— Тогда задай нужный вопрос господин и недостойная твоего взора раба приступит к своей работе — сказала женщина и словно из воздуха, в её руке возник старый кожаный мешок.

Там находились специальные кости, по которым гадалка могла ответить на задаваемый ей вопрос. Именно ответ на вопрос, а не предсказание будущего была способна Эропа.

Антипатр несколько раз обращался за советом к гадалке и всегда получал нужный ответ. Эропа верно предрекла ему победу над спартанским царем Агисом и матерью Александра Олимпиадой, а также предрекла неудачу Зопириона в походе на скифов. Вся сложность гадания заключалась в том, что Эропа могла только раз в год гадать обратившемуся к ней за помощью человеку. Ранее формулирование вопроса для Антипатра не доставляла большой трудности, все было предельно просто. Теперь же, он терялся в его формулировке, так как хотел получить как можно больше ответов.

Пока склонившаяся над своим мешком гадалка шептала заклинания, мысли лихорадочно метались в голове у Антипатра одна за другой подобно рою пчел. Но когда Эропа замолчала и, подняв глаза, требовательно посмотрела на македонца, он заговорил властно и неторопливо.

— Расскажи, что ждет меня в близком будущем? — приказал Антипатр и сразу же из мешка прорицательницы на стол вылетел град костей. Покрытые загадочными черными знаками они глухо ударились о грязную столешницу, раскатились по ней и, застыв в причудливом узоре, вынесли свой вердикт старому стратегу.

Склонившись над рассыпанными костями, гадалка стала торопливо читать тайные знаки богини ночи Гекаты.

— Высоко взойдет твоя звезда, господин, ох высоко. Будешь повелевать теми, кто сейчас выше тебя и они будут безропотно исполнять твою волю. Многие из них будут завидовать тебе, но никто не сможет противостоять твоей воле и власти, господин — стала вещать гадалка, радуя сердце Антипатра.

— Великие Мойры благоволят тебе, и враги ничего не смогут про… — Эропа неожиданно запнулась и резко пригнула голову, стараясь лучше рассмотреть выпавший символ.

— Что там мои враги!? — не сдержался Антипатр, но гадалка пропустила его вопрос мимо ушей. Она перебегала взглядом со встревожившего её знака, на его соседей.

— Так, что там?! Говори! — потребовал регент, почувствовав неладное.

— Твои враги не могут доставить тебе вреда и хлопот. Один из них не может покинуть свой дом, хотя очень желает того. Другой недруг сейчас за большой водой и не скоро сможет вернуться оттуда, если вообще вернется. Но есть ещё один твой недруг, господин. Он мал по своей силе и значимости, но ты можешь споткнуться об него и упасть.

— Кто это? Чем занимается? Где мне его искать?!

— Увы, господин. Символы только говорят, что он есть и его следует опасаться.

— И это всё!? — возмущенно уточнил Антипатр.

— Он не нашей крови господин и ему известная тайная сила. Она мала, но она есть — извиняющимся тоном сказала гадалка.

Регент погрузился в раздумье, стараясь осознать услышанное предсказанье. Он неторопливо прошелся из угла в угол в тесном жилище гадалки, а затем остановился у стола с гадальными костями Эропы.

— Значит, у меня есть маленький, но таинственный враг? Очень хорошо! Значит, поборемся, а то как-то даже скучно без борьбы — уверенно изрек стратег и шагнул к двери.

Он на мгновение задержался в проеме и, не оборачиваясь, бросил гадалке одно только слово: — Прощай!

— Прощай, господин — молвила в ответ Эропа, но Антипатр уже пропал в ночи. Приняв решение, он уже скакал в Пеллу, начиная новую страницу своей жизни.

Однако если новый хилиарх только намечал свои планы действия, то великий царь Азии уже вершил их с полным размахом. Вавилонская хандра полностью прошла и потрясатель Вселенной, наслаждался строительной деятельностью, созидая новые города с гордым именем — Александрии.

Создав в рекордно короткие сроки основу морского порта на острове Икара, Александр тотчас оставил свое детище. Он повел свою многовесельную армаду к острову Тил, намериваясь как можно скорее открыть новый торговый путь из Индии в Вавилонию.

Открытый Арехием остров Тил сразу покорил своей красотой мореходов. Все было абсолютно, таким, как описывал о нем кормчий. Песочные пляжи, прекрасный климат, масса всевозможной растительности, делали его благодатным островом.

Жаркий ветер пустынь, чудным образом гармонировал с прохладой моря, создавая погодный комфорт. После прибрежных солончаков Аравии, на которые по приказу царя несколько раз высаживались воины, Тил действительно выглядел воистину райским уголком.

Постоянного населения на острове практически не было. В основном на острове находились ловцы жемчуга, прибывшие на Тил с берегов Аравии. Преодолев на своих небольших лодках неширокий пролив, они поселились на морском берегу в хижинах на сваях. Собрав свою дань с прибрежных вод, они покидали остров, уступая место другим искателям жемчуга.

Первыми к острову подошли две триеры с легковооруженной пехотой и греческими наемниками. Высадившись на берег, они принялись грабить ветхие лачуги ловцов жемчуга, после чего предавали их огню. С этого момента Тил переходил под власть царя Александра, и воины жестоко пресекали воровство его собственности.

Огненные факелы подожженных лачуг, стали отличным ориентиром для остальных кораблей царского флота. Пристав к берегу, они торопливо опустошали свои трюмы от людей, порядком истосковавшись от однообразия корабельной жизни. Подобно муравьям, проснувшимся после зимней спячки, они стремительно расползались по райскому острову, каждый по своим делам.

Воины начали разбивку лагеря, который по замыслу царя в последствие должен был превратиться в крепость. Мастера и рабочие принялись искать удобное место для будущего порта, географы приступили к изучению и описанию чудесного острова.

Не отставал от своих подданных и сам Александр. Разбив на берегу моря походный шатер, он с головой ушел в работу, постоянно принимая доклады и отдавая распоряжения. Переговорив с Лисимахом и дав добро на проведение учения его воинов, царь тут же отправлялся вместе со строителями к выбранному ими месту порта. Согласившись с их мнением и собственноручно вбив в землю первый колышек новой Александрии, он возвращался в шатер, где его уже ждал Неарх с докладом о состоянии кораблей требующих текущего ремонта.

Вникнув в дела флота, Александр обедал, а его уже ждали географы, спешившие поделиться с монархом своими открытиями. В глубине острова они нашли развалины древнего храма, стены которого покрыты причудливыми письменами. Это не были в привычном понимании ученых буквы. Послания были запечатлены в виде затейливых фигурок быков, людей, рук, ног или весов. Возбужденные географы строили одно предположение за другим объясняющее их открытие и, слушая ученых, царь очень пожалел, что с ним нет Нефтеха. Ядовитый скепсис египтянина всегда действовал на придворных географов самым благоприятным образом, фонтан их идей быстро затухал и переходил в конструктивное русло.

Но бритоголового жреца царь вспоминал не только как усмирителя научной братии. Главной ассоциацией Александра с именем Нефтеха был Кассандр, сын Антипатра. Согласно своему положению, вечером он должен был делать доклад, как начальник походной канцелярии царя.

Встречаясь с Кассандром на Икаре, Александр внимательно следил за состоянием молодого человека, стремясь увидеть признаки отравления на его лице, но все было напрасно. Кассандр выглядел прекрасно и, глядя на его отменный вид, Александр клял нехорошими словами египтянина и его настой алацизии.

Та же история повторилась в первый день высадки на Тил. Вопреки всем надеждам монарха Кассандр, как ни в чем не бывало, явился к нему в шатер на вечерний доклад. Мысленно обрушив на голову Нефтеха громы и молнии, Александр отпустил канцеляриста, приказав себе набраться терпения, за что и был вознагражден.

Вечером третьего дня пребывания на острове, Александру доложили, что начальник его канцелярии простудился и заболел.

— Что с ним? — как можно безразличнее спросил он дежурного пажа.

— Его знобит, и нездоровиться, государь.

— Пусть лечиться. Пошлите к нему моих докторов, а на время его болезни обязанность начальника канцелярии пусть исполняет Деметрий, сын Антигона.