Эскадра Неарха уверенно шла вдоль побережья Аравии держа курс строго на юг. Оставив в Александрии Аравийской все вспомогательные суда со строителями, моряки спешили замкнуть основание огромного треугольника и познать все его тайны.

В полном соответствии с периплом Нефтеха, после поворота на юг, паруса кораблей Александра наполнились могучим дыханием восточных ветров. В это время года они непрерывно дули только в одном направлении, непрестанно двигая путешественников к их заветной цели. Но вместе с ветрами пришли их неизменные спутники шторма, успевшие дважды потрепать мореходов и взять с них кровавую жертву.

В первый раз благодаря мастерству экипажа и умению наварха удалось обойтись без жертв. Бог Посейдон взял дань парусами и канатами, но на исходе следующего дня в составе эскадры были куда более серьезные потери.

Разбушевавшиеся волны выкинули на подводные рифы, что тянулись непрерывной стеной вдоль побережья сразу два корабля. В мгновение ока огромные триеры, на постройку которых было потрачено столько сил и средств, превратились в груду обломков, со всего маха наскочив на каменные зубья подводной гряды. Подобно мифической Сцилле, она сначала раскрошила в щепки свою добычу, а затем жадно её пожрала.

Из всех кто находился на борту триер, удалось спастись только одному моряку. Вместе с несколькими счастливцами он сумел ухватиться за обломок мачты, и был отнесен волнами к другим кораблям. Громко кричали потерпевшие крушение люди, приветствуя идущую к ним помощь, но только одному из них удалось схватить брошенный с борта корабля канат. Всех остальных поглотили ненасытные волны, не дав возможности спасти свои жизни.

Восточные ветра не только прибавили ход кораблям Александра, но и принесли облегчение от аравийского жара. Изнурительный зной, так жестоко терзавший путешественников, ушел, но ещё долго брал с македонцев дань, жизнями больных. В этот скорбный список попало десятка два человека, в том числе и сын Антипатра Кассандр.

Несмотря на проводимое лечение и хороший уход состояние больного не улучшалось. Через два дня после того как корабли покинули Александрию Аравийскую, Кассандр слег. Его ноги так разбухли от отеков, что больной не мог самостоятельно передвигаться.

Из-за долгого лежания, на теле Кассандра появились пролежни и трофические язвы, которые множились с каждым днем. Прошло ещё несколько дней и к своему ужасу, доктора обнаружили в его ранах белых червей. Приставленный к больному слуга каждый день убирал их, но они появлялись вновь и вновь.

От Кассандра стал исходить нестерпимый запах разлагающейся плоти. Для его устранения, которого, доктор приказал вынести больного на палубу, к великой радости соседей по каюте. Беспокоясь за состояние здоровья Кассандра, царь прислал больному своего личного врача. Тот внимательно осмотрел больного и для облегчения страдания прописал ему настойку лотоса. На вопрос Александра о судьбе больного, врач скромно опустил глаза и призвал молиться за скорейшее выздоровление больного.

Царь охотно внял словам доктора и в тот же день, на борту царского корабля, жрецы принесли жертвы на походный алтарь. Александр пожертвовал великим богам одного поросенка и три петуха, что в условиях похода были богатым даром. Однако обитатели Олимпа были равнодушны к судьбе сына Антипатра. На следующий день после жертвоприношения, Кассандр перестал мочиться и раздулся как лягушка.

Перед самой кончиной, больного посетил Александр. Отослав всех, он подошел к ложу больного и заговорил с ним. Никто не слышал, о чем шла беседа. Возможно, царь хотел просто облегчить страдания больного беседой или примириться с ним из-за былой ссоры.

Стоя у постели больного, он чуть наклонился над лежащим Кассандром, когда тот издал громкий пронзительный, полный отчаяния крик. С огромным трудом, он приподнял на ложе свое неповоротливое тело и попытался ухватиться за Александра рукой. Кассандру почти удалось дотянуться до царского плеча, но тут силы оставили его, и он рухнул на пол, к ногам царя.

Стоявшие поодаль царя люди, бросились на помощь к Кассандру. Они бережно подняли больного, положили на ложе, но время жизни его, уже было сочтено. Тело молодого македонца стали сотрясать предсмертные конвульсии. Кассандр силился что-то сказать, но вместо слов из его рта вылетали брызги крови. Прошла минута и его душа мятущаяся душа, обрела вечный покой.

Выказывая уважение не столько к самому Кассандру, сколько к его отцу, Александр приказал завернуть усопшего в богатый плащ и похоронить в море со всеми надлежащими почестями. Кроме того, следуя погребальному обычаю, царь пожертвовал обол, который положили в рот Кассандру, в качестве символической платы долга перевозчику Харону.

За все время пути вдоль южного побережья Аравии, македонцы не встретили ни одного корабля. Каждый день по правую сторону царских кораблей виднелись рыжие пески аравийской пустыни, с темными каменными скалами. Некоторые мореходы с опасением поглядывали на свои запасы пресной воды, но Александр упрямо вел корабли на юг. Он твердо верил периплу Нефтеха, и его настойчивость была вознаграждена. Когда на кораблях остался запас воды ровно на три дня, перед носами триер показалась Счастливая Аравия.

Сидящие на мачтах кораблей дозорные. Не сразу поверили своим глазам. Столь быстро и стремительно, порядком надоевшие их взору скалы расступились, и перед ними предстал цветущий оазис на берегу океана. Глядя на стройные ряды могучих пальм, что выстроились у самой кромки воды, моряки сладостно предвкушали найти спасительную прохладу, пресную воду и обильное количество съестных плодов.

Под радостные крики измученные длительным плаванием людей, корабли прошли ещё немного и вскоре, была обнаружена уютная морская бухта, в глубине которой виднелись городские строения. Пытливые глаза дозорных не могли определить, кто населяет этот город. Уж слишком далеким было расстояние. Однако общий вид высоких городских стен и узких башен, приземистые дома и куполообразные крыши дворцов, указывал на присутствие арабов.

Созданные из глины и местного камня, строения представляли собой причудливое соединение желтого и серого цветов, с обильной примесью темно-красных тонов. Всю эту цветовую гамму дополняла зелень пальмовых рощ и полей, что хорошо просматривались в просвете между стволами деревьев. Их аккуратно возделанные квадраты, были прилежно возделанные рукой человека. Также в зеленый цвет были окрашены невысокие горы, что виднелись у самого горизонта. Он происходил от множества невысоких деревьев, густо покрывавшие покатые склоны гор.

Так, во всей своей варварской красе, перед македонцами предстала Саба, столица одноименного царства южной Аравии. Именно в неё, со всех ближайших окрестностей свозили мирру и ладан, которые так высоко почитались во всех концах Ойкумены. Вместе с ними, в Сабу из далекой Индии доставлялись всевозможные ткани и дорогие приправы. Торговые корабли везли в своих трюмах жемчуг из Персидского залива, слоновую кость, золото и страусовые перья из таинственного Пунта.

По всему миру, широкой сетью, раскинулись торговые маршруты Сабейского царства. Его купцы крепко держали в своих руках все морские перевозки южной части Ойкумены и не собирались уступать своих прав никому. Для защиты своих жизненноважных интересов сабейцы имели в своем распоряжении многочисленную армию стражников, быструю и сильную кавалерию, а также могучий морской флот. Все они, были готовы в любой момент обрушиться на врага по приказу царя Сумхуали Иануфа.

В том, что перед ними находится столь долго искомая цель, македонцы убедились по мере приближение к берегу. Прошло некоторое время, и дозорные уже могли разглядеть мачты торговых кораблей, что во множественном числе стояли в порту Сабы. Самые дальнозоркие наблюдатели видели людей, что энергично сновали вокруг кораблей, загружая и разгружая их. Кроме торговых судов, в гавани находились и военные корабли, построенные по финикийскому образцу.

Появление неизвестного флота вблизи Сабы не осталось незамеченным, для местных жителей. Не прошло и получаса, как несколько дозорных кораблей уже плыли в сторону македонцев. Могучие тараны наглядно свидетельствовали о намерении аравийцев, разобраться с незваными гостями без всяких сантиментов. Стоявшие на палубе кораблей лучники уже запалили жаровни, чтобы засыпать македонские корабли огненными стрелами, но ушедшие по шерсть, вернулись стриженными.

Находясь на расстояние вдвое больше полета стрелы, воины Александра обрушили на врага залп метательных машин. В основном это были горшки с горючей смесью, от удара которых загорелись паруса двух передних кораблей. В одно мгновение белоснежные паруса стали огненно-рыжими, а затем с грохотом рухнули на палубу.

Сабейцы отчаянно пытались бороться с огнем, но все их попытки залить пламя водой приводили к противоположному результату. Жирную точку в судьбе аравийских кораблей поставили новые порции зажигательных снарядов, что упали на палубы или угодили в их крутые борта. С грохотом и треском пожирало прожорливое пламя надежду и опору Сабы, так и не позволив им испробовать своими таранами, крепость бортов македонских триер.

Ошеломленные столь стремительной гибелью своих товарищей, остальные корабли сабейцев поспешно ретироваться с места боя. Потерпев поражение в открытом бою, они предпочли укрыться в порту, вход в который ограничивали прибрежные отмели. Оправившись от страха, сабейцы приготовились дать бой врагу в самом узком месте прохода, но Александр не стал атаковать порт.

Оставив полтора десятка кораблей блокировать Сабу с моря, великий полководец начал высаживать солдат на берег. Первыми на берег Счастливой Аравии высадились воины под командованием стратега Лиссимаха. Истосковавшись по твердой земле, они гурьбой спрыгивали с опостывших кораблей, радуясь этому, словно малые дети.

Стремясь отличиться перед Александром, Лиссимах в числе первых покинул триеру. Грозно потрясая массивным кулаком и подавая команду громким голосом, он принялся выстраивать своих солдат на берегу, для отражения возможной атаки врага. Это были непреложные правила тактики, написанные кровью предшественников, соблюдение которых спас македонцев от разгрома.

Из-за особенности береговой полосы, македонские корабли были вынуждены разгружаться по очереди. К тому моменту, когда восточные ворота Сабы широко распахнулись, и из них высыпала огромная толпа стражников, на берег высадилась только часть македонской армии. Главные силы во главе с Александром находились в море и ждали возможности подойти к берегу.

Момент нападения был выбран очень удачно. На пути сабейцев, что грозно потрясали кривыми мечами и тонкими копьями, стояла шеренга гоплитов шириной всего в пять рядов. Со стороны, казалось, что воинство Лиссимаха обречено. Используя свое численное превосходство, арабы сходу сомнут их и сбросят остальных македонцев в море, однако на деле, это оказалось трудной задачей.

Прикрывшись большими тяжелыми щитами — гоплонами, выставив копья, солдаты Лиссимаха быстро показали преимущество фаланги перед нестройной толпой в рукопашной схватке. Когда разгоряченные бегом стражники Сабы принялись яростно атаковать противника, очень быстро выяснилось, что одному воину приходилось биться с двумя, а то и с тремя противниками сразу.

Стоя плечом к плечу, гоплиты уверенно сокращали число врагов, неся при этом минимальные потери. Стальные жала воинов Лиссимаха, один за другим повергали в прах стражников Сабы, проливая их кровь на прибрежный песок. И вот натиск врага стал ослабевать. Уже не столь яростно наседают защитники Счастливой Аравии, пролитая кровь заставляет их быть осторожными и осмотрительными в схватке с противником.

Гоплиты выдержали лобовой удар противника и в этот момент им на помощь подошли пельтеки. Привычно развернувшись за спиной фалангитов, они принялись метать в противника копья, собирая свою кровавую жатву этого боя.

Нестройной толпой хорошо топтать слабого и неуверенного в себе противника, но когда он хорошо организован с ним следует считаться. Потерпев неудачу в лобовой атаке, сабейцы изменили тактику и попытались ударить по незащищенным флангам гоплитов. Опасность для фаланги была очень серьезная, но Лиссимах вовремя заметил эту угрозу и принял контрмеры.

Властно взмахнув своим щитом, стратег отдал приказание воинам, самим идти в атаку на врага. Хорошо вымуштрованная фаланга быстро пришла в действие и теперь, уже гоплиты наседали на растерявшегося противника и тот не выдержал их удара. Центр сабейского войска дрогнул под натиском македонцев, стал отступать, а затем и вовсе обратился в повальное бегство. Вслед за ними были вынуждены, отступит и остальные воины Сабы, оставив десятки убитых и раненых на поле боя.

Гоплиты Лиссимаха выиграли бой, но до окончательной победы было далеко. Они ещё кричали обидные слова в след убегающим стражникам, а к ним подходила уже новая сила в лице аравийской кавалерии. В отличие от стражников Сабы, она вышла через западные ворота города и вступила в сражение с заметным опозданием.

Назвать кавалерию Сабы конницей можно было с большой натяжкой, так как она состояла целиком из верблюдов. За время войны с персами, македонцы уже не раз встречались с этими животными, но верблюды Сабы были необычными. В отличие от своих сородичей они имели только один горб и были более быстры и маневренны.

С громким гиканьем и завываниями летели сабейцы на своих врагов, желая растоптать гоплитов Лисимаха, прежде чем они успеют перестроиться. Маневренность — была ахиллесовой пятой фаланги. Прекрасно отражая удары в лоб, она не могла быстро перестроиться в случаи флангового удара, но стратег уже вел помощь своим гоплитам.

Пока они сражались со стражниками, Лисимах выстроил за их спинами фалангу сариссофоров. Словно по мановению руки, широкая стена длинных пик выросла на пути верблюжьей кавалерии, что вздымая клубы песка, надвигалась на македонцев.

К этому моменту, с кораблей сошли критские лучники и абидоские метатели камней. Это были лучшие соединения в армии Александра и с их помощью, стратег намеривался ослабить наступательный порыв противника. Встав впереди строя сариссофоров, легковооруженные застрельщики обрушили на вражескую кавалерию град камней и стрел, поражая животных и их наездников.

Пращи и луки македонцев не могли принудить сабейцев к отступлению, но нарушить плавный бег верблюдов, это им удалось на славу. Горбатые скакуны уже не столь резво добежали до рядов фалангитов, а там и вовсе встали. Столь необычным для них оказался неведомый враг.

Многие горячие головы попытались с разбегу преодолеть колючую преграду, жертвуя своими скакунами ради общего дела. Повинуясь наезднику, живые тараны покорно устремились на сариссофоров и кое-где добились определенного успеха. Наскочив на остриё пик, верблюды всем телом наваливались на передние ряды фалангитов, разбивая их целостность.

Сражайся против сабейцев персы, индийцы или египтяне, подобный маневр имел бы успех, но сегодня, им противостояла лучшая армия мира. Хорошо дисциплинированная, действующая подобно единому организму, фаланга сариссофоров быстро восстановила порядок в своих рядах. Стальные копья воинов принялись беспощадно жалить вражеских всадников, а из-за их спин, на сабейцев вновь обрушились камни и стрелы, царских застрельщиков.

Ожесточенное македонцев, полностью спутало все карты противнику. Потеряв скорость и маневренность, кавалеристы превратились в кучу всадников, ставших прекрасной мишенью для стрелков. Сражение приняло затяжной характер, но сабейцы не собирались отступать. Быстро выяснив все сильные и слабые стороны строя противника, арабы продолжили бой. Спешившись, они подошли к фалангистам вплотную и принялись рубить древки македонских сарис. С новой силой завязалась отчаянная схватка. Некоторым арабам удалось осуществить свои намерения, другие падали сраженные изобретением царя Филиппа. Крики сражающихся воинов и рев верблюдов перекликались друг с другом, в этой схватке не на жизнь, а на смерть.

Конец этому яростному противостоянию, положили пельтеки, успевшие раньше гоплитов, окунуться в новое сражение. Подперев своими легкими щитами фалангитов, они принялись забрасывать врага копьями и дротиками.

До появления пельтеков, сабейцы несли потери от стрел и камней царских стрелков, но мужественно держались. Копья фракийцев стали последней каплей, что переполнила чашу их терпения. Пробыв непродолжительное время под этим смертельным ливнем, сабейцы решили повернуть морды своих скакунов и отступить.

Когда Александр сошел на берег, все уже было кончено. Первый натиск защитников Сабы был отбит и встречавший царя Лисимах, был удостоен Александром позолоченным венком победителя. Это была новая форма поощрения отличившихся в бою солдат, которую царь, ввел в обиход с этого похода.

Лисимах стал обладателем почетного венца, но не его одного объяла своими крыльями богиня Ника. Солнце уже начало свой путь к закату, когда сабейцы вновь решили попытать счастье в бою. Собрав все имеющиеся на этот момент в городе силы, правитель Сабы снова попытался сбросить врага в море.

Когда ему доложили, что стражники Сабы не смогли одолеть «горстку» чужеземцев, Сумхуали Иануф не поверил своим ушам.

— О гнусные дети шакала, опозорившие благородное звание стражников Сабы! — в страшном гневе вскричал правитель, — вы оставили поле боя из трусости, из боязни пролить свою кровь, хотя имели над врагом численное превосходство. За свое преступление вы заслуживаете немедленной смерти! И вы её получите. На поле боя, куда вас поведет мой визирь, Али Мансур. Идите и умрите во славу Сабы или вернитесь с победой и тогда вам будет дарована жизнь.

Чтобы полностью исполнить волю своего повелителя, Али Мансур взял почти все войско, которое было в городе в этот момент. Учитывая неудачный опыт первой атаки, визирь решил атаковать противника с двух сторон одномоментно, пешими стражниками и кавалерией. Численный перевес арабов над врагом составлял четыре к одному и Али Мансур не сомневался в своей победе.

Едва часовые доложили, что противник выводит войска из города, как молодой Деметрий бросился к Александру со слезной просьбой, разрешить ему командовать фалангой гипаспистов в этом бою. Видя столь страстное желание Деметрия отличиться, царя не решился отказать ему. Поручив Лисимаху сражаться с верблюжьей кавалерией, Александр отдал фалангу Деметрию, оставив за собой общее командование.

Желая нанести сабейцам полное и сокрушительное поражение, Александр решил применить против них косой клин Эпаминонда. Создавая численное превосходство на одном из флангов, он позволял разбить любую фалангу, не говоря уже о нестроевой толпе воинов.

Отринув всякие призывы к осторожности, царь встал в первые ряды клина, не желая ни с кем делить славу победителя. Одетый в свои любимые доспехи с красным плащом, он желал искупать меч Шивы в крови неугомонных аравийцев.

Изведав остроту македонской фаланги, на это раз, стражники Сабы вели себе по-другому. Они уже не бежали на врага, желая с разбега опрокинуть его ряды. Максимально уплотнив свои ряды, они медленно подходили к шеренгам македонцев, намериваясь на этот раз, точно задавить их своим превосходством.

С грохотом и треском сошлись в рукопашной схватке, два столь разных войска. Была у сабейцев надежда на победу? Да, была. Нет непобедимых армий, любое войско можно разбить. Однако сегодня, воинская удача была на стороне македонского царя. Его небольшая, но отлично слаженная машина, превосходила противника во всем.

Пращники, лучники, пельтеки без устали разили врага, каждым своим броском и выстрелом вносили свой вклад в общую победу. Ровный строй гоплитов мужественно отражал атаки противника, методично сокращая численность его воинов. И конечно выше всех похвал были в этот день командиры.

Стоявший в первых рядах атаки Александр, наводил ужас на стражников Сабы. Каждый взмах его меча, каждый выпад и удар, приносил смерть бьющимся с ним воинам. Воодушевленный отмщением за смерть Гефестиона, македонский властитель бился в этом бою с утроенной силой.

Не отставал от него и Деметрий. Движимый стремлением войти в когорту царских стратегов, он стремился показать царю в этом сражении все свои таланты и способности. Одного за другим поражал сын Антигона своих врагов, успевая при этом отражать или прикрываться щитом от ударов противника.

Арабские клинки и стрелы также наносили урон солдатам македонского царя, но их потери, не шли, ни в какие сравнения с потерями сабейцев. Фалангиты буквально истребляли своего противника и в сердцах арабов, сначала поселилась неуверенность, а затем её сменил страх.

Талант полководца заключается не только в том, чтобы быть первым рубакой среди равных. Полководец должен чувствовать состояние своего войска и войска противника. Сражаясь на острие клина, Александр уловил колебание солдат противника и незамедлительно принял решение идти в атаку на врага.

Громко закричал Александр, призывая своих воинов, и те моментально ответили ему дружным кличем. Позабыв про раны и усталость, в едином порыве навалились они на врага и тот дрогнул. Рухнул под напором македонской фаланги и побежал, испугавшись удара в спину, со стороны косого клина.

Как не кричал на своих солдат Али Мансур, как не рубил он головы и руки, бегущих на него стражников все было напрасно. Клинки и копья македонской фаланги окончательно сломали сердца и души защитников Сабы, одержав полную и безоговорочную победу.

Следуя правилам своей тактики, Александр преследовал бегущих солдат врага до самых стен Сабы, безжалостно их убивая. Если бы не быстро наступившая ночь, Александр непременно попытался бы захватить город, ворвавшись на плечах беглецов. Однако ночная тьма заступила дорогу потрясателю Вселенной, и он не решился на штурм Сабы.

Вернувшись с победой в лагерь, все ожидали, что Александр устроит пир в честь одержанной победы, но он ограничился малым. Наградив вслед за Лисимахом венком победителя Деметрия, царь приказал всем разойтись по палаткам, ибо война с противником только началась. Найдя долгожданное сердце Аравии, Александр стремился поскорее покорить его и вернуться в свою империю.

Солнце ещё только начинало свой путь по небосводу, а македонский царь во главе небольшого отряда, отправился осматривать укрепления Сабы. Не обладая особыми навыками военного искусства, аравийцы не умели строить крепостей, подобно тем, что имелись в Европе или Передней Азии. Высота их глинобитных стен не превышала шести метров, так как большего, для отражения набега кочевых племен не требовалось.

Имевшиеся в городе запасы воды и провианта, а также наличие морского порта, позволяли Сабе выдержать любую осаду «орлов пустыни», которые нет, нет, да и пытались пощупать мощну богатых сабейцев. Сумев скрытно подобраться к городу под прикрытием гористой местности, они совершали стремительный набег на Сабу, стремясь проникнуть в неё через открытые ворота. Если же атака не удавалась, то кочевники пытались перелезть стену под покровом темноты, при помощи веревок с крючками. Иногда, это у них получалось, но тройные караулы, охраняющие стены города и его ворота, всегда справлялись с не прошенными гостями.

Македонскому царю, хватило нескольких минут, чтобы найти «ахиллесову пяту» Сабы — её невысокие стены. Достаточно было придвинуть к ним осадные щиты с лучниками и катапультами, двинуть на штурм города солдат с штурмовыми лестницами и песенка сердца Аравии была бы спета.

Сделав нужные для себя выводы, по прибытию в лагерь, Александр приказал готовиться к штурму, который должен был состояться через три дня. Этого времени вполне хватило для изготовления защитных щитов и штурмовых лестниц, а также для сборки, ранее разобранных осадных машин.

В усердных трудах и заботах воины Александра выполнили волю своего царя, но осажденные сабейцы тоже не теряли время даром. Понеся серьезные потери, великий визирь спешно подтягивал резервы для обороны Сабы. Ещё в день своего поражения, Али Мансур отправил гонцов за свежими силами, что находились в одном дне пути от города.

Под темным покровом ночи, новые отряды стражников и кавалерии проникли в город, не потревожив караулы противника. Потерпев поражение в открытом бою, великий визирь собирался взять реванш при отражении штурма города. В том, что он будет, никто не сомневался. Македонцы хорошо дали понять аравийцам, что пришли сюда не просто пограбить, подобно «орлам пустыни». Они явились, чтобы покорить или уничтожить жителей великой Сабы.

— Мы не смогли уничтожить врагов по ту сторону, но ничто не помешает нам разбить их, когда они попытаются взобраться на стены нашего города. Мы сбросим их на камни и уничтожим тех, кто сумеет проникнуть внутрь Сабы. Тут они будут вынуждены биться один против нескольких стражников и нужно быть большим глупцом, чтобы проиграть — говорил Али Мансур Сумхуали Иануфу, своим воинам, горожанам и ему охотно верили. Да и как не поверить, глядя на огромное число стражников и верблюжью кавалерию, заполонившую площади и улицы Сабы.

Именно эта уверенность в своих сила и привела к тому, что утром четвертого дня после высадки македонцев, правитель Сабы отверг предложение Александра о сдаче. Когда царские парламентеры, с зелеными ветвями пальм подошли к стенам города, на них сначала обрушились громкие крики и свист, а затем полетели стрелы и камни.

Благодаря бдительности и проворности сопровождавших парламентеров солдат, переговорщики не пострадали. Едва только со стен полетели первые камни, как они тут же подняли свои щиты и спасли посланцев царя.

Поспешное бегство парламентеров только придало дополнительные силы и уверенность защитникам Сабы. Теперь они точно знали, что грозные враги трусливо бегут от пущенных со стен крепости стрел и это их даже веселило. Ободренные этим зрелищем, многие защитники города с нетерпением ждали штурма, и македонцы не заставили себя долго ждать.

Уже на другое утро, в лагере Александра грозно запели трубы, солдаты стали выдвигаться на штурм сердца Аравии. Гоплиты, пельтеки, лучники, пращники вперемешку с баллистами и катапультами, широкими реками вытекали из македонского лагеря по направлению к Сабе.

Местом для штурма, Александр выбрал ближайшие к лагерю городские ворота. Это не только сокращало время доставки к стенам Сабы осадных машин, но и позволяло иметь полностью открытый левый фланг, примыкавший к побережью моря.

Видя стремление Деметрия и Лисимаха добиться благосклонности Александра и стать первым стратегом войска, царь принял мудрое решение. Он поставил обоих военачальников во главе штурмовых отрядов, оставив себе командование правым флангом, где расположил фалангу сариссофоров. Полностью непригодная для штурма, она должна была прочно прикрыть тылы Лисимаха и Деметрия от внезапного удара противника, который был совсем непрост.

Несмотря на то, что Али Мансур не имел такого боевого опыта как Александр и его стратеги, великий визирь Сабы не собирался смиренно сидеть и ждать. Верно считая, что самый лучший способ обороны — это атака, Али Мансур собрался сам напасть македонцев, атаковав врага с суши и с моря. Однако, если раньше главной ударной силой Али Мансура были стражники, то теперь они должны были только отвлечь внимание македонцев, ровно как и сражение на море. Этими действиями, великий визирь намеривался растащить силы врага и мощным ударом кавалерии разгромить его по частям.

Сабейцы собирались начать атаку утром, после совершения жрецами священного обряда жертвоприношения, во славу победы над македонцами. Однако Александр опередил их, начав штурм на полтора часа раньше.

Застигнутые врасплох защитники Сабы, со страхом и опасением смотрели на штурмовые отряды македонцев, которые подошли к стенам города и встали на пролет стрелы. Все это было странным и непонятным, но ещё больше, их поразили катапульты и баллисты, что заполнили пространство между двумя штурмовыми отрядами.

Прошло несколько минут и по сигналу Лисимаха, осадные машины принялись метать камни и стрелы во врага. С ужасным воем и свистом обрушились они на невысокие стены Сабы, сбивая их зубцы, разрушая наружный слой кирпичей, убивая и калеча защитников города. Впервые в жизни, столкнувшись с подобным видом оружия, стражники в ужасе разбегались со своих постов, оголяя стены к великой радости Лисимаха.

По воле царя, ворот Сабы должны были штурмовать воины Деметрия, тогда как Лисимаху достался участок стен между воротами и угловой башней крепости. Для прикрытия своих штурмовых отрядов, стратег получил львиную долю всех метательных машин, оставив Деметрию только две баллисты.

Заметив панику в стане противника, Лисимах перенес огонь за стены крепости, повелев заменить у некоторых машин камни на зажигательные снаряды. Не имея возможности пополнять свой запас «египетского огня», Александр приказал тщательно экономить горшки с ним. Однако даже десятка этих зажигательных снарядов, хватило, чтобы породить в Сабе серьезный пожар. В одно мгновение, деревянные крыши домов бедняков, что жили вблизи крепостных стен, запылали подобно пороху.

Внезапно возникший пожар ещё больше усилил панику и неразбериху в Сабе, что было очень выгодно Лисимаху. Увидев клубы дыма поднимающиеся из-за городской стены, стратег взмахнул рукой и выставив вперед штурмовые лестницы, македонцы бросились на штурм.

Совсем иная картина наблюдалась возле ворот Сабы. Здесь, укрывшись за высокими деревянными щитами, критские лучники энергично осыпали стрелами, стоявших на стенах стражников визиря. Почти после каждого выстрела кто-то из них падал по ту или иную сторону крепостной ограды.

Под их прикрытием, к воротам Сабы, медленно, но верно приближался ударный отряд Деметрия. Укрывшись щитами спереди, сверху и по бокам, они несли увесистое бревно, увенчанное каменной головой барана. Закрепленное на ремнях, оно представляло собой ручной таран, при помощи которого, Деметрий собирался взломать городские ворота.

Не обращая внимание на стрелы сабейцев, что нет-нет, да и уменьшали ряды атакующих, македонцы все же доставили таран к воротам города. Массивные, сделанные из больших кусков дерева, ворота Сабы основательно высушились на солнце и стали оглушительно трещать, при первом же ударе.

При обсуждении плана штурма, некоторые командиры советовали Деметрию поджечь ворота при помощи зажигательных снарядов и дождаться, когда огонь откроет ему дорогу в город. Совет был вполне дельным но, не желая отдавать лавры победителя Лисимаху, стратег отказался от этого варианта.

Защитники Сабы яростно защищались, обрушив на македонскую «черепаху» град камней, стрел и копий. От их ударов, солдатские щиты трещали ничуть не меньше чем ворота, и было неясно, кто сломаются первыми: «македонская черепаха» или ворота Сабы.

Никто из противников не хотел уступать другому ни в чем. С обеих сторон летело метательное оружие различной конфигурации. Стражников Сабы было больше, но порядок и мастерство, вновь взял вверх над численностью. Не выдержав очередного удара каменного молота, ворота со страшным грохотом рухнули. При этом одна половина упала внутрь, а другая наружу, порядком придавив арабов и македонцев.

Ворота ещё только трещали и кренились, а Деметрий уже выбросил вперед руку. Пронзительно взвыли трубы и прятавшиеся за осадными щитами воины бросились к сияющему пролому ворот. Миг, и внутри Сабы закипел бой, жестокий и беспощадный.

Штурмовые отряды Деметрия и Лисимаха только-только вступили в бой с защитниками Сабы, а на правом фланге македонских войск уже возникла верблюжья кавалерия Али Мансура. Великий визирь продолжал работу над ошибками и делал заметные успехи. Нападая на фалангу сариссофоров, Али Мансур выбрал самый опасный для солдат Александра вариант атаки.

Вместо того, чтобы упрямо атаковать ощетинившуюся сарисами фалангу в лоб, как это было в прежних боях, визирь изменил тактику. Он разбил кавалерию на несколько мелких отрядов, которые должны были не атаковать ряды врага вскачь, а обстреливать их из лука.

Подобную тактику, против македонской фаланги впервые применили массагеты под Маракандом. Тогда, атака кавалерии гетайров сумела спасти от разгрома главную силу царского войска. Внезапно налетев на конных лучников, гетайры опрокинули и разогнали азиатских скифов по их бескрайним степям. Однако сейчас, у Александра не было кавалерии, и разгром фаланги стал вопросом времени. Как не закрывались сариссофоры щитами от стрел врага, долго продержаться они были не в силах.

Казалось, что тень поражения нависла над непобедимыми прежде воинами царя Александра, но великий полководец уже нашел спасительное противоядие. По приказу царя передние шеренги фаланги опустил сариссы, и образовали «черепаху». Одновременно с этим, в лагерь был послан гонец, с приказом срочно доставить на поле боя осадные щиты.

Прошло полчаса утомительного ожидания, прежде чем приказ царя был исполнен. Сначала один, затем второй, третий щит, стали закрывать гоплитов от стрел врага. Прошло ещё некоторое время и вот, вся македонская фаланга укрылась за деревянной броней.

Однако и великий визирь не сидел без дела. Заметив хитрость врага, он велел прислать из Сабы тюки с палей, пропитанной горючей смесью. Обернув паклю вокруг стрел и запалив её, арабы принялись метать в щиты македонцев огненные заряды.

Стоявшие за щитами воины пытались сбивать огонь с деревянных щитов, но не всегда удачно. Над фалангой сариссофоров вновь нависла угроза разгрома, однако, македонцам вновь улыбнулась удача. На помощь фаланги подоспели критские стрелки, освободившиеся после того, как Деметрий ворвался в город. Между верховыми и пешими лучниками завязалась отчаянная перестрелка. Обе стороны несли потери, но время теперь работало на Александра. Вслед за Деметрием в Сабу ворвались солдаты Лисимаха, и царь приказал перебросить на правый фланг все метательные машины.

Они появились очень вовремя. Видя, что избранная тактика не принесла нужного результата, Али Мансур решил идти в атаку на врага. Македонцы уже были потрепаны стрелками, укрывшись за осадными щитами, потеряли строй и были уязвимы как никогда.

Верблюжья кавалерия быстро соединилась в одно единое и устремилась на ненавистного врага. Казалось, что на этот раз победа будет на стороне воинов великой Сабы, но госпожа удача вновь отвернулась от них. Когда всадники приблизились к противнику на пролет стрелы, гудящий рой смерти устремился к ним. Выпущенные македонцами камни, копья, тяжелые стрелы, словно огромным серпом, ударили по аравийской кавалерии, без промаха разя всадников и животных.

В тот же миг в небо взметнулся оглушительный вой. Громко ревели раненые животные, не отставали от них и те кто угодил под копыта бегущих верблюдов или был придавлен их сраженными телами. Вокруг них спонтанно стали возникать заторы. Строй сбился, темп атаки замедлился, но несмотря на это, сабейцы продолжали наступать.

Расстояние между противниками неудержимо сокращалось, и тогда Александр прибег к крайним мерам. Никогда прежде, в македонском войске зажигательные снаряды не применялись против людей. Александр и в этот раз не собирался прибегнуть к египетскому средству. Однако глядя, с каким упорством арабы скачут на не успевших сомкнуть строй солдат, отдал этот чудовищный приказ.

Всего чуть больше десяти горшков устремились навстречу сабейской кавалерии, но и этого числа, было довольно, чтобы заставить их содрогнуться. Некоторые из сосудов ударившись о землю, щедро расплескали вокруг себя огненный дождь, что вызвало сильнейший страх у суеверных арабов. Но куда больше, их потряс вид горящих всадников, скачущих рядом с ними бок обок. Отчаянные крики несчастных, рев взбесившихся от боли животных и отвратительный запах горелой плоти, вогнали сабейцев в шок.

— Ифриты! Джинны! — дружно разнеслось по рядам сабейцев. Подобно испуганным зайцам, они бросились врассыпную, прочь от происков нечистой силы, что издревна была здесь известна.

Третий залп метательных машин, скорее добил тех, кто оказался не столь проворным и расторопным в возникшей ситуации, чем остановил натиск арабов. Подчиняясь основному человеческому инстинкту, инстинкту сохранения, сабейцы отступили, чем подписали смертный приговор, своему родному городу.

Огонь остановил наступление кавалерии Сабы, он же, сыграл решающую роль в разыгравшейся на море схватке, между кораблями Неарха и сабейцев.

Столкнувшись с дозорными кораблями македонского флота в первый день осады Сабы, арабы ошибочно полагали, что перед ними были главные силы противника. Когда же покинув порт и атаковав корабли Александра, то они неожиданно попали под удар македонских триер и пентер, все это время укрытых от глаз противника. Вооруженные катапультами и баллистами различных типов и видов, они представляли смертельную угрозу для сабейцев, имевших в своем арсенале лишь таран и абордажные крючья.

Подпустив поближе корабли противника, македонцы обрушили на них всю мощь своих метательных машин, притаившихся на палубе их судов. Получив пусть даже одиночные попадания, корабли сабейцев немедленно ложились в дрейф и пытались сбить пламя со своих парусов и палубного настила. Те же, кого поражали камни и тяжелые длинные копья, дружно разворачивали корабли и дружно молили богов о заступничестве, взирая на серьезные проблемы соседей по строю.

Воспользовавшись возникшей в рядах противника неразберихой и замешательством, наварх двинул корабли своего флота в атаку. Подобно грозным ястребам, налетели моряки Неарха на сабейские корабли, ломая их весла и сокрушая просмоленные борта своими таранами.

Эта атака полностью переломила ход сражения. Корабли сабейцев дружно обратились в бегство, ища спасения в открытом море. Возвращаться в порт Сабы никто из аравийских мореходов не рискнул, и македонские триеры свободно проникли в бухту, не встретив на своем пути никакого сопротивления.

Спустив паруса и осторожно гребя, триеры и пентеры македонского царя, подплыли к пирсам Сабы и стали высаживать имевшихся на своем борту солдат. Для абордажных боев, Александр приказал разместить на кораблях солдат, для отражения возможного нападение врага. По своей численности, это были небольшие отряды, но собранные воедино, они были силой. Желая внести свою лепту в покорение Аравии, Неарх решил ударить по Сабе с моря.

Чтобы облегчить действия воинов под командованием молодого Эврилоха, Неарх приказал обстрелять из метательных орудий пирс и прилегающие к нему постройки. Обстрел носил чисто демонстративный характер, но по вине расчета одной баллисты, был дан залп горшком с «египетским огнем».

Упади этот горшок на пирс или на камни мостовой ничего особого, кроме испуга и паники не случилось бы. Однако по закону подлости горшок упал прямо на крышу склада, доверху набитого различным товаром. Не прошло и пяти минут, как он был полностью объят пламенем, угрожая перебросить огонь на соседние постройки.

Возникший пожар, позволил солдатам Эврилоха быстро захватить порт Сабы, но серьезно затруднил их дальнейшее продвижение вглубь города. Видя, что дело приняло неожиданный оборот, наварх был вынужден отказаться от активных действий. Закрепившись в порту, он приказал бороться с пожаром, уступив лавры покорителя Сабы Деметрию, чьи солдаты пробились с главной городской площади.

Ворвавшись первыми в столицу Аравии, воины Деметрия принялись яростно теснить к центру города, отчаянно сопротивлявшихся арабов. Кривые и узкие улочки были крайне опасны для строя фаланги и поэтому, стратег был вынужден воевать мелкими отрядами.

Не жалея других, Деметрий был безжалостен и к самому себе. Непрерывно являя солдатам личное мужество и храбрость, стратег находился в первых рядах тех, кто рвался к главной площади города, к дворцу правителя.

Страсти и напора, в молодом стратеге было в избытке. Ни один из тех, кто решил скрестить с ним оружие или заступил ему дорогу, не увидел света новой зарницы. Меч Деметрия всегда оказывался проворнее оружия его противника, но чем дальше продвигался его отряд, тем ему становилось труднее это делать.

Главную угрозу для солдат стратега представляли жители города, засевшие в домах. Забравшись на крыши, они с остервенением забрасывали македонцев камнями, стрелами и всевозможными атрибутами домашней утвари. Один из брошенных сверху камней попал в шлем Деметрия, отчего у стратега сильно зазвенело в голове.

Выказывая презрение к врагу, Деметрий остался в строю, но видя какие неоправданные потери несут его воины, приказал жечь дома.

— Огня, огня! Факелы! — моментально разлетелся радостный призыв среди македонцев и вот уже смоляные факелы летят в окна и двери ближайших домов. С радостью смотрели воины Деметрия, языки пламени в считанные минуты объяли жилища упрямых сабейцев. Как в страхе они исчезли с крыш, спасаясь от рыжих огненных клубов. Много, очень много людей задохнулось в дыму пожарищ или сгорело заживо, не сумев убежать из пылающего дома.

Воспользовавшись суматохой, отряд Деметрия продвинулся далеко вперед и неожиданно для себя оказался на главной площади Сабы. Дворец правителя был хорошо виден, но дорогу к нему, загородила личная гвардия правителя. Завидев македонцев, гвардейцы дружно ударили мечами по своим щитам и громко выкрикнули проклятие своим врага. Словно в подтверждение их слов, в воздух взвились сотни стрел, стоявших за ними лучников. Подобно огромной комете понеслись они над площадью и обрушились на первые ряды македонцев, безжалостно сокращая их число.

Сын Антигона явно родился под счастливой звездой. В отличие от стоявших рядом с ним солдат, он остался невредим, хотя смерть и заглянула ему в лицо. Две стрелы вонзились в его щит, которым он закрыл голову и лицо. Третья угодила прямо в большую бляшку, что была поверх доспеха стратега и, не сумев пробить панцирь, отскочила в сторону. Ещё одна стрела, попала в бронзовые поножи, отозвавшись болью в костях голени.

Подобное везение, в бою большая редкость и Деметрий не стал испытывать его снова. Отбежав за угол дома, он стал лихорадочно обдумывать сложившуюся ситуацию. Разумней всего было подождать прихода солдат Лисимаха и ударом с двух сторон разгромить врага. Сколько бы лучников не стояло бы за спиной воинов Сумхуали Иануфа, они не смогли бы противостоять двойному удару. Об этом же говорили Деметрию ветераны гоместы, но молодой стратег был иного мнения. Он не собирался делиться воинской славой с Лисимахом.

— Клин! Стройте клин! — приказал Деметрий, чем озадачил былых воинов. Клин был хорошо в открытом бою, а при штурме города применялся редко.

— Стройтесь! Я сам встану во главе! А тот, кто опасается за свою шкуру, пусть остается. Только пусть потом не претендую на нашу славу! — задорно выкрикнул молодой человек, разом похоронив все сомнения и опасения солдат.

Выстроившись в бронированный клин, по команде Деметрия, гоплиты ринулся на врага, прикрыв голову щитами. Смертоносный дождь вновь пролился на головы македонцев, но не так удачно как прежде. Ведомые Деметрием солдаты уверенно бежали вперед, несмотря на потери от стрел противника. Шаг, другой, ещё пять шагов, теперь десять и вот македонцы с грохотом врубились в толпу гвардейцев.

Вновь окунувшись с головой в рукопашную схватку, молодой стратег разительным образом преобразился. Нанося удары врагам направо и налево, он стал подобен богу войны Аресу, решившему сойти с небес на землю. Охваченный азартом и куражом схватки, македонец неудержимо бросался сразу на несколько врагов и обращал их в бегство. Мечи, копья, стрелы врагов не причиняли сыну Антигона никакого вреда, словно богиня победы Ника, возложила на его плечи незримую эгиду Афины Паллады.

Ведомый Деметрием клин гоплитов, уверенно продвигался вглубь толпы последних защитников правителя Сабы, в очередной демонстрируя превосходство военного мастерства над простой численностью. Крик, стоны, лязганье металла сотрясало воздух над дворцовой площадью. Положение гвардейцев было отчаянным. Прогибаясь под напором македонцев, они вот-вот должны были расколоться на две части но, несмотря на это, сабейцы продолжали упорно сопротивляться, надеясь на подход воинов Али Мансура.

Схватка была в самом разгаре, когда на одной из примыкающих к площади улиц, раздался звон и шум рукопашной схватки. Появившись как слабый гул, он стал стремительно приближаться, даря надежду защитникам дворца на спасение.

— Али Мансур! Это Али Мансур! — радостно закричали сабейцы, но ожидания их оказались напрасными. Вместо великого визиря, на площади показались македонские солдаты во главе со стратегом Лисимахом.

Преодолев стены Сабы, гигант повел своих солдат к центру города напрямик, через лабиринт кривых улочек. Пользуясь их узостью, стражники Сабы попытались сдержать продвижение врага, но Лисимах был неудержим. Вооруженный двуострой секирой, он с легкостью пробивался сквозь ряды противников, подобно кабану, бегущему через заросли камыша.

От его ударов стоял ужасный треск и грохот. Схватившись в рукопашную, Лисимах не просто убивал своих противников, он опустошал их ряды в прямом смысле этого слова. И если в этот день Деметрий был сравним с Аресом, то Лисимах, был подобен самому властителю Олимпа Зевсу, что испепелял своих врагов громом и молниями.

При подобной силе и напоре, Лисимах наверняка первым достиг дворца правителя Сабы, но в этот день, Фортуна смотрела в сторону красавца Деметрия. На пути отряда Лисимаха оказались главные силы защитников города и потому он немного опоздал.

От вида солдат Лисимаха, по рядам гвардейцев Сумхуали Иануфа прошел протяжный стон. Горечь обиды всколыхнулась в их сердцах но, ни один из них не бросил свой меч и не стал искать милость у противника. Воины правителя Сабы продолжили схватку. Они бились даже тогда, когда попав под двойной удар врага, отошли к дворцовой лестнице, где и разыгрался последний акт битвы за Сабу.

Высокие и широкие ступени дворцовой лестницы, дали небольшое преимущество воинам аравийского правителя. Взобравшись на них, они смогли на время сдерживать царских гоплитов, азартно рвущихся к своей цели. Сабейцы прекрасно понимали, что они обречены, но ценой своей жизни, они давали своему правителю важные минуты, для принятия последних решений.

Благодаря их мужеству, Сумхуали Иануф смог достойно встретить, пришедшую за ним смерть. Увидев вместо кавалерии Али Мансура воинов Лисимаха, правитель Сабы понял великую волю небес. Желая встретить свою смерть как воин, он не стал прятаться в обширных покоях дворца. Громко хлопнув в ладоши, недрогнувшим голосом он приказал телохранителям перебить узников дворцовой тюрьмы и гарем. После чего взял в руки любимый меч и щит, и распахнув двери дворца, смело шагнул за его порог.

В шлеме и простых доспехах, правитель Сабы мало чем отличался от остальных воинов, бившихся в эти минуты на дворцовой лестнице. Позже, когда разбирались трупы погибших, он был опознан только по расшитым золотом туфлям, которые не успел снять.

Бой на ступенях дворца ещё пылал, когда на площади появилась конница Али Мансура. Ударь всадники великого визиря сразу и правитель Сабы, возможно и не пал под мечами македонских гоплитов. Но наткнувшись на солдат Лисимаха, усталые и утомленные сражением с Александром кавалеристы замешкались и упустили свой шанс. Всадники на верблюдах только раздумывали об атаке, а узревший опасность Лисимах уже строил ряды фаланги. Когда же понукаемые визирем, всадники решились атаковать македонцев, стратег не только отразил их натиск, но и сам перешел в наступление.

Великодушно подарив Деметрию право взятия дворца правителя Сабы, Лисимах повел своих воинов на нерасторопных кавалеристов великого визиря. Непрерывно тесня противника, македонцы быстро выбили их с площади, заставив отступить в тесноту городских улиц. В этих условиях, кавалеристы Сабы моментально потеряли все свое боевые преимущества и стали легкой добычей царских лучников и пельтеков.

Оказавшись в столь опасном для себя положении, Али Мансур попытался обойти неприятеля, но не смог этого сделать. Прибывшие от ворот гонцы доложили великому визирю, что к городу подходит новое войско врага во главе с самим Александром. Для совершения маневра у Али Мансура не осталось времени. Перспектива оказаться между двух огней и быть уничтоженным не очень прельщала великого визиря и, осыпав на головы македонцев град проклятий, он отступил, покинув Сабу.

Вступив в захваченный город, царь Александр несколько разочаровался от увиденного зрелища. Приложив так много сил, чтобы найти легендарную и таинственную столицу Счастливой Аравии, он ожидал увидеть некий мегаполис на подобии Вавилона или Афин. Вместо этого, перед ним предстал вполне обычный приморский город, по своим размерам сравнимый разве что с Милетом или Сидоном.

Впрочем, разочарование от срыва занавеса таинственности со Счастливой Аравии быстро прошло. Захват Сабы ставил под контроль македонского царя все торговые пути южных морей, а это было куда важнее не сбывшихся иллюзий. Главная цель морского похода была выполнена. Теперь только оставалось благополучно его завершить и вернуться домой.