Жарко было на торфяных просторах Синявино, но в сто раз жарче было на безграничных степных просторах Приволжья и Северного Кавказа. Выполняя приказ фюрера, немецкие войска яростно рвались к Сталинграду, Грозному, Новороссийску и Туапсе, сминая все на своем пути гусеницами бронированных машин. И если в излучине Дона положение было тяжелое, советские войска дрались и под давление превосходящих сил противника медленно отступали, то на Северном Кавказе положение было катастрофическим. Там советские войска просто бежали под натиском войск группы армий «А».
Ейск и Сальск, Тихорецкая и Кропоткин, Краснодар и Армавир, Ставрополь и Элиста падали к ногам противника подобно переспелым грушам под порывами ветра. Наследник Южного фронта Северо-Кавказский фронт также стремительно разваливался под ударами танковых соединений врага не сумев задержать их продвижение ни на берегах Кугоея и Егорлыка, ни Челбаса и Кубани.
Приехавший на переговоры Черчилль в беседе со Сталиным выразил огромное беспокойство по поводу «сложного положения на юге России». Британский премьер выражал озабоченность боями на подступах к Сталинграду, но больше всего его волновало положение на Кавказе, и это было понятно.
Войска фельдмаршала Роммеля стояли в шаге от Александрии и появление немецких войск в Закавказье, наносило серьезный удар по британским интересам на всем Ближнем Востоке. В оккупированном Британией Иране и Ираке по-прежнему оставались сильны прогерманские настроения, да и французская администрация Сирии не вызывала у Лондона особого доверия.
— Те сведения, которыми располагает британская сторона по проводу быстроты продвижения немецких войск по направлению Грозного и Баку вызывают у нас сильные опасения. Мы конечно нисколько не пытаемся умалить силу Красной Армии разгромивших немцев под Москвой, но Имперский генеральный штаб оценивает возможность пересечения армий Гитлера Кавказского хребта, как довольно высокую — откровенно признал Черчилль, настороженно поглядывая на советского вождя.
Услышав эти опасения британского «союзника», Сталин приказал принести в свой кабинет, специально приготовленный для этой беседы макет Кавказских гор. Взяв в руку указку, он стал показывать Черчиллю существующие перевалы и пояснял какие меры приняты для защиты того или иного места.
Все в целом произвело на британского премьера должное впечатление, и он уехал домой с твердым убеждением, что с горами Кавказа у Сталина все под контролем. Так он заявил своим генералам, но действительность была несколько иной.
Разговаривая с Черчиллем, советский лидер не опустился до откровенного вранья, ради сиюминутной выгоды. Все, что он говорил, было правдой, но только правдой так сказать декларативной.
Для того, чтобы декларация превратилась в конкретные дела требовалось принять срочные меры, и Сталин незамедлительно совершил необходимые на его взгляд действия. Кроме отправки войск, Ставка спешно укрепила руководство этих опасных направлений нужными кадрами. Под Сталинград в качестве первого заместителя Сталина был отправлен генерал армии Жуков, вместе с новым начальником Генерального Штаба генерал-лейтенантом Василевским и членом ГКО Маленковым.
Им было поручено, любой ценой остановить наступление 6-й армии Паулюса, чьи передовые соединения находились от берегов Волги и пригородов Сталинграда менее чем в ста километрах. Задача была сложной, трудной, но выполнимой. Немецкий бронированный кулак имел свою ахиллесову пяту в виде слабых флангов, на которых находились итальянские и румынские войска.
Удачное нанесение контрудара позволяло не только остановить противника, но и отсечь «вытянутый к Волге палец». Нужно было только правильно определить место удара, но перед этим необходимо было остановить противника, измотать его силы на подступах к Сталинграду и его улицах.
Имевшему такой опыт советскому генералитету это было вполне под силу, и отправка на берега Волги двух лучших представителей военной элиты был логичный и понятный шаг. Однако выбор Сталиным человека на спасителя в отношении Северного Кавказа, для многих оказался непонятным, вызвав откровенное удивление и даже несогласие.
В качестве представителя Ставки, на Кавказ был отправлен нарком НКВД, Лаврентий Павлович Берия.
— Никто кроме тебя не сможет справиться со сложившимся там положением. Езжай и без нужного нам результата не возвращайся, — коротко приказал вождь Генеральному комиссару государственной безопасности. — Немцы ни в коем случае не должны пересечь горы, ни в одном месте. Ни на Тамани, ни под Новороссийском, ни под Сухуми или Грозном. Нигде, иначе у Турции появиться соблазн ввязаться в войну на стороне Германии и тогда на Кавказе мы будем вынуждены вести войну на два фронта.
— Военные будут недовольны таким решением — начал Берия, но вождь прервал его недовольным взмахом руки.
— Когда нужно спасать положение, абсолютно не важно кто это будет делать, главное, чтобы был толковый и решительный исполнитель. Знаменитый Юстиниан видя, что полководец Велизарий плохо воюет с готами, заменил его придворным советником Нарсесом, и как оказалось, не прогадал — привел пример из военной истории Сталин и хитро посмотрел на наркома. — Думаю, что ты мало в чем уступишь этому Нарсесу по своей силе и способностям.
— Можете не сомневаться, товарищ Сталин. Сделаю, все, что только будет в моих силах — предано заверил вождя собеседник, но тот остался недоволен таким ответом.
— Нет, Лаврентий, этого мало. Я бы сказал преступно мало, — покачал головой Сталин. — Надо выполнить приказ Родины во, чтобы то ни стало. Ведь не зря мы даем в твои руки почти генерал-губернаторскую власть на Кавказе. Это позволит тебе использовать для выполнения задачи в первую очередь местные силы и возможности, о которых ты прекрасно осведомлен. Мы, конечно, тебе кое-чем поможем, но не рассчитывай на многое. Сейчас, все имеющиеся у нас резервы идут к Сталинграду. Там сейчас решается судьба всей летней кампании, а может быть и всей войны.
Вождь многозначительно посмотрел на Берия и тот его прекрасно понимал. На его стол регулярно ложились донесения о неспокойном положении, как на границе, так и за её пределами. Японцы усиленно наращивали численность Квантунской армии для удара по Приморью и Забайкалью. В Афганистане подняли голову остатки басмаческих банд, а в Стамбуле, немецкий посол фон Папен активно уговаривал турецкого президента, если не начать военные действия против СССР, то закрыть глаза на проход боевых кораблей итальянского флота в воды Черного моря.
Против его зловредной и опасной деятельности специалисты Лаврентия Павловича пытались предпринять ряд тайных действий, но судьба хранила германского дипломата и теперь, он работал с удвоенной силой. Стараясь поквитаться и за себя и за того парня.
— Удачи тебе, Лаврентий. И береги себя — напутствовал вождь своего соратника и тот покорно в путь потек, чтобы задать фашистам жару.
Отправляя Лаврентия Берия на Кавказ, Сталин хорошо знал, что делает. Бывший секретарь Закавказья лучше любого генерала и ответственного работника отлично знал все особенности и возможности кавказских республик для отражения наступления врага.
Из-за боевых действий в районе Сталинграда, Берия вместе с его командой пришлось лететь в Тбилиси окружным путем вдоль восточного побережья Каспия.
Со встречавшим его командующим фронтом маршалом Буденным и членом Военного Совета Кагановичем он был холодно сдержан, от чего Лазарь Моисеевич не удержался и напрямую спросил наркома: — Снимать приехал?
То катастрофическое положение, что сложилось на подступах к Кавказскому хребту, вкупе с появлением наркома НКВД не без основания порождало у членов Военного совета фронта подобные мысли, но они оказались ложными.
— Работать надо, Лазарь, а не о шкуре своей трястись, — раздраженно бросил ему Берия и, пожав руку Буденному в качестве подтверждения своих мирных намерений, направился к ожидавшим его машинам. Жилистый и энергичный, в поношенном дорожном плаще, он совершенно не походил на того шефа тайной полиции, о котором много говорили в столичных и куйбышевских кругах, где в это время находился весь дипломатический бомонд.
Желая увидеть, как изменился Тбилиси за время его отсутствия, Берия отказался ехать в лимузине и уселся на заднее сидение открытой «эмки». Все время поездки, нарком внимательно смотрел по сторонам и время от времени издавал глухие гортанные звуки, то в знак одобрения, то в знак недовольства.
По приезду в штаб фронта, нарком собрал совещание на котором, по требованию Берии обстановку на фронте доложил не комфронта Буденный, а командующий Северной группы войск генерал Масленников. Подобное действие было вызвано не желанием прилюдно унизить легендарного маршала, а тем, что генерал был бывшим работником НКВД и после недавнего назначения на свой пост регулярно информировал своего бывшего шефа о положении вещей.
Лаврентий Павлович внимательно выслушал короткий доклад генерала, после чего «взял быка за рога».
— В общем сражение за Ставрополье и Кубань мы пр…ли. Будем смотреть правде в глаза товарищи, — Каганович попытался не согласиться с выводами наркома, но тот только блеснул стеклами своего пенсне в его сторону и Лазарь увял.
— Сейчас наша задача не дать немцам перейти горы и первое, что нужно сделать для этого, приступить к созданию инженерно-саперных отрядов, задача которых будет минирование дорог, подготовка к взрыву скал и затопления территории. Для этой цели необходимо привлекать как местные кадры, так и саперов отступающих частей. В бою от них сейчас толку мало, а вот для создания обороны, они на вес золота. Главное направление немцев Моздок, Грозный и Баку и поэтому там должно быть сосредоточено основное внимание этих саперных частей — сказал нарком, но с его утверждением не согласился начштаба Северной группы войск генерал Антонов.
— Бакинское направление одно из главных направлений наступления врага. Кроме них немцы силами 17-й армии наступают на Тамань и Анапу, а силами отдельного 49-го горнострелкового корпуса через Главный Кавказский хребет на Сухуми и Кутаиси.
Начштаба подал эту реплику, чтобы напомнить о важности Черноморского побережья Кавказа, но это вызвало только недовольство наркома.
— Умный, да? — Берия недовольно повернул голову в его сторону, однако Антонов стойко выдержал его взгляд. — На Сухуми идут горные стрелки, на Анапу общевойсковая армия с румынами и словаками, а вот на Баку идет основная ударная сила немцев 1-я танковая армия. Так, где немцы наносят свой главный удар на востоке или на западе?
— Падение Тамани и Анапы сильно ухудшит и без того сложное положение Севастополя, товарищ нарком — вступил в беседу исполняющий обязанности командующего Черноморским флотом адмирал Исаков.
— Падение Севастополя даст немцам лишь контроль над Крымом, а взяв Грозный и Баку, Гитлер получит нефть. Нашу нефть! Поэтому Бакинское направление для нас сейчас самое важное. Это понятно!? — гневно воскликнул нарком, но затем быстро остыл и заговорил в спокойном тоне.
— Как член ГКО и как представитель Ставки считаю, что в сложившихся условиях командование армий отвечающих за это направление следует передать грамотным и проверенным товарищам. Точнее — на должность командарма формируемой 58-й армии генерала Хоменко, — Берия сделал едва заметную паузу и тотчас встал для представления, приехавший с ним бывший начальник пограничного округа. — На должность командарма 44-й армии предлагается генерал Леселидзе.
Названного наркомом человека на совещании не было, но присутствующие его хорошо знали.
— Эти кандидатуры я буду представлять товарищу Сталину в своем вечернем докладе — известил нарком членов Военного совета фронта и сидевшим командирам, стало ясно, что нарком не зря останавливался в Грозном.
— А кого вы планируете на должность командиров 46-й и 56-й армии? — немедленно отреагировал Антонов считавший отстранение с поста командарма генерала Сергацкого несправедливым.
— К генералам Козлову и Рыжову у нас нет претензий, но обязательно появятся, равно как и к вам, если ваши действия создадут угрозу захвата и перехода врага через перевалы — коротко отрезал Берия и властно посмотрел в сторону Антонова.
Он не имел ничего против этого военного, но нарком очень не любил когда принятое им решение пытались оспорить, не имея для этого существенных фактов. А в том, что за заботой о судьбе генерала Сергацкого стояла кастовая порука, Берия прекрасно видел по лицу генерала.
С самого начала войны, когда громкие заверения военачальников о том, что враг будет разбит на границе и отброшен на свою территорию оказались несостоятельны, у наркома сложилось к большинству из них стойкое предубеждение.
Смотреть на военных сверху вниз, наркому позволяли его пограничники. Ни один отряд, ни одна застава с началом войны не отступили от границы без приказа, под напором противника многократно их превосходившим. Именно на пограничников и соединения внутренних войск НКВД и собирался в первую очередь опереться нарком в битве за Кавказ.
На совещании в Грозном, узнав общее положение дел, Берия приказал организовать четыре особых оборонительных района: — Владикавказский, Грозненский, Нальчикский и Махачкалинский районы, которые должны были закрыть дорогу немецким войскам на Грозный и Баку. В каждый из районов направлялась дивизия войск НКВД, чьи командиры подчинялись только лично наркому.
После того, как они брали под свою защиту подступы к перевалам и горным проходам, дивизия лишалась права на отступление. Даже в случае отхода полевых войск с оборонительных позиций, чекисты должны были оставаться на своих местах до поступления приказа об отходе от наркома или от командующего Северной группы войск генерала Масленникова. Либо исходя из сложившейся обстановки войскам разрешалось отойти на фланг и занять оборону, до получения последующего приказа.
Кроме этого, для обороны перевалов и проходов Главного Кавказского хребта создавались оперативно-чекистские группы, начальники которых одновременно являлись руководителями обороны данного горного района. В задачу этих оперативных групп входила не только защита перевалов, но и поддержания спокойствия и правопорядка на прилегающих к ним территориях, от действий незаконных бандформирований и прочих фашистских пособников. Помощь местным чекистам в выполнении этого пункта, должны были оказать сотрудники НКВД, прилетевшие с наркомом из Москвы.
Подобный приказ, к сожалению, был горькой необходимостью. По мере приближения к Кавказу частей вермахта, все смелее поднимали головы те, кто был обижен Советской властью и видел в Гитлере вождя, что поможет им вернуть на Кавказ былые порядки.
Вся это огромная машина была отлажена наркомом ещё в Москве и была запущена в действие в Грозном за несколько часов его там пребывания.
Но не все военные виделись Берия в откровенно негативном свете. Умело оценивая людей по их деяниям, нарком без раздумий вставал на их сторону. Видя, как умело воюет командарм 12-й армии генерал-майор Гречко, защищая подступы к Темрюку, он предложил пополнить его войска моряками Азовской флотилии. Под давлением немецких войск, моряки оставили свою базу в Ейске и перебазировались в Тамань.
— Думаю, флот не будет возражать, если мы временно переподчиним моряков Азовской флотилии командарму 12-й армии? — обратился нарком к адмиралу Исакову. — За Темрюк предстоит серьезное сражение, а лучше и храбрее моряков на всем побережье трудно кого-либо найти. Тем более, что ни в Азовском, ни в Черном море, воевать пока не с кем.
Едва нарком заикнулся о флотилии, адмирал хотел высказать свое несогласие об использовании моряков не по прямому назначению. Флот понес существенные потери при обороне Одессы и Севастополя, но услышав похвалу из уст Берии, переменил свое мнение. В данный момент, армия и флот делали одно дело, обороняли Кавказ и говорить о специфике действий не приходилось.
Обиженный грубоватым напором наркома, генерал Антонов сдержанно молчал, стоически ожидая, когда Берия закончит свой кавалерийский наскок по армиям и штабам, однако тот был неистощим. Раздав всем сестрам по серьгам, он обратился к самому Антонову и совершенно с необычным для генерала вопросом.
— Сколько у вас числиться на бумаге горно-стрелковых дивизий?
— Всего три и ещё одна в стадии формирования — с едва заметной заминкой ответил начштаба, но чуткое ухо собеседника это сразу уловило и на его лице, появилась скептическая улыбка.
— И в чем их отличие от обычных стрелковых дивизий? Наличием в них лошадей? — спросил нарком и, не дожидаясь ответа, продолжил. — К сожалению, у нас нет таких соединений, которые бы обладали подготовкой для войны в горах. А у немцев такие дивизии есть — «Эдельвейс» называется и в ней люди, которые знают горы не понаслышке. Вот так.
Слова Лаврентия Павловича были крайне неприятны для генерала, но на данный момент они были горькой правдой. Дивизии только на бумаге значились горно-стрелковыми, а на деле таковыми не являлись. Антонов из всех сил старался не залиться краской стыда и тем самым достать радость наркому, но у того и в мыслях такого не было. Выявив проблему, Берия не собирался топтать виноватого, а тут же предлагал способ её разрешения.
— Правильно будет, если эти горно-стрелковые части мы пополнил уроженцами местных селений. И не одного — двух человек на роту, а сразу отделение или лучше взвод. Люди родились в горах, знают все особенности, да и защищать будут свои дома и деревни, а не шататься без дела по тылам — предложил нарком, и ни у кого из участников совещания не возникло возражений против его предложения.
— А что касается «Эдельвейса», то нам следует создать свое специальное подразделение по типу ОМСБОНА. Привлечь к этому делу лучших инструкторов по альпинизму, чтобы наши горные стрелки были не хуже немецких.
— Такую часть быстро не создашь — с сомнением вздохнул Буденный, посчитавший нужным, вставить свои пять копеек в разговор. — Альпинисты всегда были штучным товаром, а хороший альпинист в особенности.
— Чем раньше начнем, тем быстрее создадим — не согласился с ним нарком. — Я уже отдал приказ об их сборе и отправке в Сухуми и Орджоникидзе. Думаю месяца, максимум полтора нам должно хватить для создания такого подразделения. Опыт уже есть.
— Почему туда, а не в Тбилиси? — удивился Исаков.
— Ближе к фронту. Когда бой за горой грохочет, больше о деле думаешь, а не о том, какое вино будешь пить на ужин и чем его закусывать станешь — жестко пояснил нарком и немигающим глазом посмотрел на адмирала. Орджоникидзе и Сухуми он определил в качестве центров формирования, так как там имелись довоенные базы подготовки, но слова о вине и шашлыке были далеко не лишними. Уютный Тбилиси, не знавший бомбежек и прочих ужасов войны, одним своим мирным видом и комфортом отвращал высокое начальство от повседневных горестных мыслей.
Он был также дорого и самому Лаврентию Павловичу, который в свое время вложил в его благоустройство огромное количество средств, пота и нервов. И потому, Берия стремился не допустить прихода войны в этот славный грузинский город, сосредоточив все военные приготовления на дальних подступах от него.
— Считаю, что настал момент объявить на территории Закавказских республик военное положение — вступил в разговор Лазарь Каганович, но нарком его инициативу не поддержал.
— Нет, Лазарь. Военное положение объявлять рано, а вот мобилизовать население на строительство оборонительных рубежей Махачкалы, Дербента и Баку самое время. Равно как и начать организовывать работу тыла помощь фронту — подпустил шпильку Берия, намекая на плохую активность представителя Ставки в Закавказье.
— Что ты имеешь в виду? — сразу насупился Каганович. — Поясни.
— Наступлением на Волгу и Кавказ, фашисты практически отрезали нас от главных сил страны. Войска по морю идут из Астрахани в Красноводск, а затем в Махачкалу и Грозный. Я летел сюда, через Актюбинск и Баку. При таком положении дел каждый снаряд, каждый патрон или мина станут для нас на вес золота и это совершенно неприемлемо.
— И где же выход? Что ты — конкретно предлагаешь?
— Наладить выпуск военной продукции на местных предприятиях, своими силами. Со снарядами пока трудновато, но вот выпуск мин и патронов — это можно начать прямо сейчас. Думаю, что для заводов Тбилиси, Кутаиси, Еревана и Баку такая задача по плечу. Кроме этого, товарищ Сталин разрешил использовать на наши нужды часть военных грузов, что поступают из Америки и Англии через персидские порты. Но только часть — нарком предупреждающе поднял палец, делая всем грозное внушение.
Появление Берии на Кавказе принесло свои положительные плоды. Нарком не только наводил страх на ленивых и нерадивых работников одним своим грозным ведомством, но и безотлагательно приступил к решению многочисленных повседневных проблем.
Резкий в выражениях и требовательный к людям, видя, что человек пытается сделать порученное ему дело, нарком, тем не менее, всегда старался помочь работнику, если в этом была нужда. Окунувшись с головой в работу, он постоянно говорил людям, с которыми приходилось общаться: — Если вы не успеваете сделать порученную работу к указанному сроку — скажите об этом честно. Мы вам поможем, но если вы будите врать и «тянуть резину» — мы вас накажем, по всей строгости военного времени.
Между тем немецкие войска уверенно подошли к кавказским перевалам. Как и предсказывал Берия, свой главный удар, фельдмаршал фон Клейст нанес по грозненскому и бакинскому направлению. Завязалась отчаянная и кровопролитная борьба за Моздок и Прохладный. Пять дней советские войска под непрерывными налетами авиации и артобстрелами отражали наступление врага. Ценой огромных потерь немцам удалось захватить эти два стратегически важных города, но на этом их наступательный потенциал иссяк.
Отойдя на правый берег Терека, советские войска успешно отразили все попытки врага организовать на нем плацдармы для нанесения удара по Орджоникидзе. Одновременно с этим, были сорваны все атаки немцев по направлению к Нальчику.
Столкнувшись с яростным сопротивлением войск Закавказского фронта, враг был вынужден на две недели прекратить боевые действия на этом направлении.
Не менее упорные и бескомпромиссные бои шли и в районе черноморского побережья. Войска 18-й и 56-й армии вели ожесточенные бои с соединениями 17-й немецкой армии пытавшимися продвинуться к югу от захваченного врагом Краснодара и Майкопа. Вступив в кровопролитные и затяжные бои, немцы смогли достичь станции Северская и Горячий ключ. Продвинуться дальше немцам не позволило ни поддержка авиации с танками, ни численное превосходство.
Особенно тяжелые бои шли на подступах к Темрюку. Войска генерала Гречко уверенно отражали атаку румынских войск по несколько раз за день. Моряки Азовской флотилии помогали пехотинцам, как огнем своих орудий, так и высадкой десанта в тылу противника.
Только вступление в бой немецких подразделений снятый фельдмаршалом Клейстом с других направлений, помогло противнику продвинуться вперед. Под напором превосходящих сил противника, поредевшие дивизии 12-й армии отошли к самому Темрюку и заняли заранее приготовленные оборонительные позиции по линии Темрюк — Крымская.
Несмотря на удачный отход, положение войск генерала Гречко было непростым. Немецким войска нужно было пройти небольшой отрезок суши, чтобы сбросить советских солдат в море и полностью прервать всякую связь осажденной Керчи с Большой землей. Прекрасно понимая значение удерживаемого ими плацдарма, красноармейцы и краснофлотцы буквально вросли в землю, оказывая упорное сопротивление непрерывно атакующим частям противника. За один день они отразили девять атак противника, не позволив ему ни на шаг продвинуться вперед.
Не имея в большом количестве бронетанковых соединений, немцы обрушили на защитников Тамани артиллерию и авиацию в купе с румынскими батальонами, которые они гнали в атаку как на убой.
Раз за разом штурмуя советские позиции, противник расшатывал оборонительные порядки генерала Гречко, пытаясь пробиться то в одном, то в другом месте. Поредевшие от предыдущих боев дивизии, несмотря не на что держали, но Андрей Антонович прекрасно понимал, что натянутый как струна фронт, может лопнуть под ударами врага. И тогда генерал обратился за поддержкой напрямую к Берия.
— То, что держишь оборону и не отступаешь без приказа — молодец. А вот то, что оборона твоя рухнуть может — плохо. Этим ты не только Тамань в руки врагу отдашь, но и Керчь с Севастополем погубишь. В чем особенно остро нуждаешься? Только сразу говорю войск у нас пока мало — предупредил собеседника Берия, но тот о пополнении даже не заговорил.
— Нас очень сильно донимает авиация и артиллерия противника, товарищ нарком. Вражеские самолеты ходят над нашими позициями как у себя дома, голову поднять не дают, но это не самое страшное. Хуже то, что из-за нехватки боеприпасов, мы не можем на равных вести контрбатарейную борьбу. Забрасывают нас немцы снарядами.
— Снарядами, к сожалению, помочь не могу, — честно признался нарком. — С авиацией попытаюсь, а вот со снарядами пока никак.
— А я и не прошу у вас снарядов. Нам бы бомбардировщики. Чтобы они раскатали вражеские батареи как бог черепаху и на время лишили противника огневой поддержки. Только благодаря ней, румыны продолжают штурм наших позиций, как только пушки смолкнут, пусть даже на время, атаки прекратятся.
Просьба генерала нашла отклик в сердце наркома. Во-первых, ему льстило, что к нему обращался не свой генерал, а чисто армейский. Во-вторых, армия Гречко занимала очень важный участок обороны, держать который нужно было до последнего, и помочь ему было нужно.
С авиацией, особенно с истребителями, у командования Закавказским фронтом было не особо густо, но Берия нашел выход. Пользуясь разрешением Сталина брать на нужды фронта часть военных грузов идущих через Каспий, Лаврентий Павлович положил руку на двенадцать «аэрокобр», что прилетели в Баку из Тегерана.
Данный вид американских истребителей не особенно понравился англичанам, из-за ограниченных возможностей ведения боя на больших высотах. Поэтому, они с радостью передали их советской стороне по линии ленд-лиза, из состава своих частей занявших южную часть Ирана.
Ещё не покрашенные в защитный цвет и без опознавательных красных звезд, по приказу Берия они были перегнаны британцами в Сухуми, где ими немедленно занялись советские летчики.
Сколько нужно времени пилотам, чтобы разобраться в чужой технике? Неделя, две, месяц? Советским пилотам хватило двух суток, да и как могло быть иначе, когда враг яростно штурмует перевалы Кавказа и каждый день, подаренный авиации противника своим бездействием подобен смерти.
В тот день, появление в небе машин без опознавательных знаков, вызвало недоумение с обеих сторон, но только временное. Когда неизвестные самолеты, прикрывая действия пикирующих бомбардировщиков «Пе-2» смело вступили в бой с превосходящими их силами немцев, ни у одного из зрителей этого боя не осталось сомнения, чьи пилоты находились за их штурвалами.
В результате боя, советские летчики две машины и еще две получили повреждения, но вражеской артиллерии был нанесен серьезный ущерб. Не одну батарею не досчиталось немецкое командование группы армий «А», слушая вечерний доклад штаба.
Вслед за «пешками», по врагу ударили ещё и штурмовики. Благодаря самоотверженному мужеству летчиков, прочно приковавших к себе истребителей противника, «илы» получили возможность на свободную охоту. И пусть по времени она была небольшой, но сам факт удара с неба, полностью лишил румынских вояк наступательной инициативы. Как и ожидал генерал Гречко, враг был вынужден прекратить свои атаки на Темрюк, и перешел на этом участке фронта к обороне, пусть даже и на время.
Переброска большей части авиации на защиту Тамани неожиданно аукнулась в тылу и на самом высоком уровне. Во время посещения подразделений 46-й армии машины, членов Военного совета фронта маршала Буденного и адмирала Исакова попали под удар вражеской авиации.
По счастливой случайности их атаковал одиночный истребитель «Мессершмидт», совершавший свободную охоту по эту сторону Кавказского хребта. Имея ограниченный запас горючего и всего одну бомбу, он произвел две атаки на штабные машины, в результате которой погибли два автоматчика и серьезно ранен адъютант маршала. Сам Семен Михайлович не пострадал. Выпущенные по нему пули вражеским самолетом либо прошли мимо, либо запутались в его густой легендарной бурке. А вот адмиралу Исакову повезло меньше. Он получил серьезное ранение в ногу, которую, несмотря на все старания хирургов, пришлось ампутировать.
Когда Сталину доложили о случившемся, он вылил свое недовольство на Берия, который мужественно перенес этот неприятный момент.
— Из всего случившегося я делаю вывод, что охрана передвижения членов Военного совета фронта поставлена из рук вон плохо. И все из-за того, что высшее руководство фронта пренебрегло элементарной осторожностью, решив, что находящийся по ту сторону Кавказского хребта враг их, не достанет — злился Сталин и злился вполне обоснованно.
— Какая была необходимость поездки сразу двух членов Военсовета? Проверка подготовки наступления, которого нет? Или желание лично проверить создание оборонных рубежей — так для этого вполне хватит одного человека. К чему подобное нарочитое пренебрежение к противнику, лубочное геройство? Я недоволен тобой, Лаврентий и делаю тебе замечание. Надеюсь, что ты примешь его к сведению и сделаешь все надлежащие выводы — гневалась трубка, но ненадолго. Будучи деловым человеком, Сталин быстро отделял зерна от плевел и судил людей по их делам.
— Клейст уперся лбом на Тамани и Молгобеком. Он, конечно, ещё будет барахтаться по направлению Грозного и Баку, но без танков, которые забрал у него Гитлер для Паулюса — это будет очень сложно сделать — высказал, свою оценку положения Сталин и нарком был полностью с ним согласен. Наступательный натиск врага был сбит и теперь, нужно было не допустить серьезных ошибок в позиционной войне.
— Есть серьезное опасение, что противник нанесет массированный воздушный удар по бакинским промыслам, создав сильный кулак бомбардировочной авиации. На месте Гитлера я бы именно так и поступил, и с этим мнением согласен Черчилль. Поэтому надо сделать все возможное, чтобы не дать возможности врагу лишить нас нефти. Для защиты Баку от удара с воздуха задействуйте все силы 45-й армии и Тбилиси. Там нет нефти, и значит, на данный момент их ценность вторична — с тяжким сердцем констатировал вождь. — Мы получили твою телеграмму с предложением о снятии командарма 9-й и 47-й армий Марцинкевича и Котова, а также начальника штаба Закавказского фронта генерала Субботина и начальника тыла фронта Ищенко. В этом есть острая необходимость?
Последние слова являлись отголосками жалоб Сталину в адрес Берии со стороны маршала Буденного и генерала Тюленина.
— Генерал Марцинкевич — командир весьма ограниченный и безынициативный человек. Возможно, в мирное время его присутствие на посту командарма ещё как-то допустимо, но в условиях войны исключено. Генерал Котов при встрече выглядел совершенно рассеянным и подавленным человеком. При докладе обстановки постоянно врал и мне приходилось его постоянно уличать в незнании положения дел. Что касается генерала Субботина то он крайне слабый организатор, имеющий плохую память, и не может спросить со своих подчиненных. Неудивительно, что создание обороны на подступах к Тереку было полностью провалено. Я предлагаю переместить их на менее ответственные участи работы.
— Ставка согласно с твоим предложением — после недолгого раздумья произнес Сталин, удовлетворенный тем, что грозный нарком занимается делом, а не ищет скрытых заговорщиков и вредителей. — Что ещё?
— Очень прошу товарищ Сталин утвердить мое предложение наркому Микояну о срочном пересмотре продовольственного пайка солдат сражающихся в горах в сторону увеличения его питательности. За счет включения в него дополнительного числа мясных консервов, сгущенного молока и шоколада.
— Ставка уже утвердила это предложение и для быстроты его исполнения считает возможным вскрытие складов неприкосновенного запаса находящихся на территории Грузии, Дагестана и Азербайджана. В условиях гор голодный человек всегда плохо воюет, а это недопустимо.
— Спасибо за понимание товарищ Сталин.
— Каково настроение людей в тылу? Как горские районы, воюют?
— Настроение среди трудового населения хорошее. В большинстве все прифронтовое население с пониманием отнеслось к призыву идти на строительные работы. Число уклонистов от мобилизации не превысило трехсот человек. В отношении же бандформирований, то благодаря грамотным действиям местных чекистов под руководством московских коллег обезврежено 1742 человека имевших на руках оружие и 961 бандит был уничтожен. В ряде горных районов положение продолжает оставаться сложным и неспокойным, но нам их легче блокировать, чем приводить к спокойствию в нынешних условиях — уверенно, не заглядывая в бумажку, доложил нарком.
— Как долго ты планируешь там ещё остаться, Лаврентий? Может пора возвращаться в Москву?
— О возвращении рано говорить. Ещё слишком много проблем в организации правильной работы тыла фронта, товарищ Сталин. Что касается обстановки на фронте, то к началу сентября немцы обязательно возобновят свои наступательные действия.
— Хорошо, Лаврентий, оставайся — согласился с Берия вождь и повесил трубку специальной связи, чтобы через некоторое время позвонить по внутренней связи.
— Хрулев на месте? — спросил он у Поскребышева.
— Да, товарищ Сталин. Ждет в приемной.
— Пусть заходят — разрешил вождь и вскоре, в его кабинет вошло несколько людей одетых в необычную для представителей РККА военную форму.
Главным отличием от привычной формы было наличие на живых манекенах золотых пагонов, из-за которых двадцать пять лет назад обладателей не задумываясь, пускали в расход. Теперь же, восстанавливая государственность, Сталин решил вернуть этот важный атрибут военной формы, и это для него был также важно, как и сама война.
Сражение за Кавказ было страшным и ужасным, но сражение под Сталинградом было в разы страшнее и ужаснее. Особенно от военных действий пострадало мирное население города, угодив под чудовищную бомбежку со стороны германской Люфтваффе.
23 августа армада гитлеровских стервятников совершила налет на Сталинград, обрушив свой смертоносный груз на мирные кварталы города. Первыми по городу ударили самолеты груженые фугасными бомбами. Под их ударами жилые многоэтажные дома обрушивались как карточные домики, погребая под своими пылающими развалинами несчастных людей. Одна из бомб попала в местный зоопарк и её осколки на месте убили любимца жителей слона Бумбо.
Вторая волна самолетов, обрушила на Сталинград град зажигательных бомб. Удар был точно спланирован и вся эта страшная масса, обрушилась на частный сектор, состоявший в основном из деревянных построек. Стояла жаркая погода, и ветер с Волги разносил бушующее пламя по всему городу. С юга на север, шел этот ужасный вал огня, сжигая все на своем пути.
Около ста тысяч мирных жителей погибло в этот день под ударами фашистских асов, на которых за этот «подвиг» обрушился щедрый град крестов и медалей. Подобная нарочитая жестокость, по мнению гитлеровцев должна была вызвать страх и ужас в сердцах советских граждан, но вместо этого породила злость и ненависть к немецким оккупантам и их союзникам.
Каждый шаг по направлению к Волге давался им дорогой ценой. Чем ближе был Сталинград, тем сильнее и упорнее становилось сопротивление, в виде массового героизма его защитников.
Отражая атаку врага, из состава одной из батареи 620-го артполка в живых остался только один заряжающий сержант Суханенко. Рискуя жизнью, он не покинул свой боевой пост и в одиночку вел огонь по врагу, даже когда осколком снаряда ему повредило правую руку.
Отбивая атаку прорвавшейся колонны немецких танков, батальон морской пехоты имел в своем распоряжении только противотанковые ружья и бутылки с горючей смесью. В неравном бою с бронированными чудовищами пало много матросов, что уничтожили их ценой собственной жизни. Так комсомолец Михаил Паникако бросился на вражеский танк с двумя бутылками и когда, он поднял одну из бутылок над головой, в неё попала шальная пуля. Пламя в одно мгновение охватило матроса но, несмотря на невероятную боль, он продолжил атаку, добежал до танка и бросил бутылку на решетку моторного люка.
Славный сын Дагестана пулеметчик Ханпаша Нурадилов в боях с немецко-фашистскими захватчиками уничтожил больше 900 солдат противника и пал смертью храбрых при обороне подступов Сталинграда.
Такова была хроника обороны Сталинграда, что по масштабности и размаху превзошла все известные сражения в мировой истории.