Сказать, что американский президент нервничал последние дни второй декады июня, значит не сказать ничего. Бедный Трумэн дергался так, как будто он находился на раскаленной сковороде, температура которой стремительно увеличивалась с каждым новым днем.

Причиной столь необычного поведения был один объект, под кодовым названием «Штучка». Собранный умелыми руками всемирно известных физиков, он находился на секретном полигоне в пустыне, в штате Нью-Мексико. Доставленный в строжайшей тайне из Лос-Аламоса в небольшой американский городок Аламогордо, он терпеливо ждал своего часа, чтобы показать всему человечеству свою огромную силу и смертоносную мощь.

Для того, чтобы как можно точнее оценить разрушительные свойства нового оружия, весь полигон был напичкан всевозможными приборами и датчиками. Несколько кинокамер, установленные в различных точках полигона, должны были зафиксировать все моменты взрыва, для своего главного заказчика — Пентагона. Вложив в это дело миллионы долларов, американские военные хотели точно знать, на что способно их прожорливое детище.

С этой целью, на полигоне были вырыты окопы и блиндажи, возведены одноэтажные дома и десяти метровые каменные башни. Новенькие, блещущие краской танки, самоходные орудия и броневики, образовали полукруг цвета хаки, хищно уткнувшись стволами своих орудий и пулеметов, в спрятавшийся под фанерный навес сверхсекретный объект.

С другой стороны, ровный полумесяц образовали орудийные батареи различных калибров, состоявшие на вооружении у дяди Сэма. Выставленные на открытые и закрытые позиции, они грозно смотрели на восток, готовые в любой момент обрушить свою огневую мощь на голову врага. Чуть в стороне от танков и орудий, стояли артиллерийские тягачи, легковушки и груженые мешками с песком грузовики. Ещё дальше располагались самолеты различных видов и классов. Все чем только обладали сухопутные и воздушные силы Америки, должны были пройти испытание новым оружием.

На ряду с этой огромной грудой железа, на полигоне присутствовали и живые существа. В окопах, блиндажах, находилось множество клеток с курами, гусями, кроликами, собаками. На открытой местности, к колышкам были привязаны овцы, бараны, лошади. Обладатели многочисленных звезд, желали доподлинно знать о всевозможных свойствах атомной бомбы.

Все было готово к проведению испытания этого страшного творения людского разума, назначенное генералом Гровсом на 16 июля. Именно в этот день, в далекой американской пустыне должно было расцвести второе солнце, но этого не случилось.

За час до наступления долгожданного время «Ч», отвечавшие за подрыв бомбы саперы, испуганно доложили генералу, что в цепи подрыва нет сигнала. Срочно брошенные на проверку всей линии связисты потратили около часа, чтобы выяснить причину отсутствия сигнала. Ею оказались местные обитатели пустыни, решившие испробовать на зуб, плохо закопанный в горячий песок телефонный кабель.

На все исправление этого досадного инцидента ушло время и время «Ч», было перенесено на два часа. Не будь рядом Гровсом телефона прямой связи с президентом, подобная отсрочка, была бы неприятным, но вполне понятным случаем, которых в жизни бывает превеликое множество. Никто от них не застрахован, ибо стопроцентную гарантию дает только страховой полис. Да и то, солидной и проверенной голами фирмы. Однако незримое присутствие на наблюдательном пункте Гарри Трумэна, обязанность ежечасно докладывать о делах на полигоне, нервировала всех там присутствующих. И в первую очередь генерала Гровса.

На него было жалко смотреть, когда вместо бравурного доклада о взрыве бомбы, генерал доложил президенту о двухчасовом переносе. Что услышал Гровс в ответ, так и осталось тайной для обслуживающего персонала. Генерал крепко прижимал к уху телефонную трубку, но и без этого было ясно, что ему крепко достается на орехи.

Получив свою долю свингов и хуков, Гровс нашел в себе силы положить злосчастную трубку на рычаги и без сил рухнуть в кресло. Горечь и муки застывшие в этот момент на его челе, мало в чем уступали мукам распятого Христа и стоявший рядом с ним майор Марли поспешил проявить к нему участие.

— Не принимайте так все близко к сердцу, сэр. Даю вам слово, что через час мы обязательно взорвем эту чертову штуку.

— Да, Чарли, взорвите её. Взорвите и мы достойно отпразднуем это дело! — воскликнул генерал, ничуть не стесняясь проявить душевную слабость перед своими подчиненными.

Подстегнутые словами майора, десятки глаз прилипли к окулярам биноклей и стереотруб, придирчиво просматривая всю местность вдоль места прокладки кабеля, в поисках шкодливых обитателей пустыни. Уткнувшиеся в свои приборы операторы, через каждые пять минут докладывали Марли об устойчивом прохождении сигнала по всей цепи. Все были полны решимости выполнить обещание майора и дать американскому народу самое мощное оружие всех времен и народов.

Висящие на стене часы уверенно отматывали минуты до начала испытания. Осталось полтора часа, час, тридцать минут. Казалось все идет хорошо, но на двадцать шестой минуте случилось непредвиденное. В тот момент когда все внимание людей было приковано к далекой точке в центре полигона, на электроподстанции, питавшей все его коммуникации, случился пожар.

Вначале, огромный столб огненных искр вылетел из дверей подстанции и разноцветными метеорами разлетелся в разные стороны. Затем повалил черный дым, который с каждой секундой становился все больше и гуще, ставя жирный на надеждах и ожиданиях генерала Гровса.

Как показало тщательнейшее расследование лучшими агентами ФБР, причиной пожара на подстанции вновь стали обитатели пустыни. Один из них сумел проникнуть внутрь одной из трансформаторных будок подстанции и закоротил её провода.

«Кажется, что сама Природа всячески противилась проведению этого эксперимента, пытаясь сорвать его любым способом» — многозначительно сказал Джон Гувер, ознакомившись с докладом своих подчиненных. Но все это будет потом, а в тот момент, единственной мыслью у всех наблюдателей — было диверсия. Кто стоит за ней? Японцы, немцы, русские, марсиане это было неважно. Главное коварный враг пробрался в святая святых Америки и всеми силами пытается помешать проведению эксперимента.

Пока одни храбро сражались с огнем, другие бросились отражать возможное внешнее проникновение в тщательно охраняемую зону. Ну а третьи, принялись выявлять коварного врага внутри полигона. Стоит ли говорить, что в этот день испытание не состоялось. Да и как оно могло было быть проведено, когда почти каждый пытался выявить скрытого врага в своих ближних. В один момент, твой сосед, с которым ты утром сидел за одним столом, стал подозрителен тебе. С особой тщательностью ты стал оценивать и интерпретировать все недавно сказанные им слова, вспоминать и анализировать его поведение.

В приливе патриотизма и желании сдержать данное генералу слово, майор Мали был готов взорвать бомбу при помощи бикфордова шнура, но Гровс, под давлением ученых, отклонил его предложение. Пожар на подстанции не позволял адептам науки в полной мере оценить созданного ими монстра и в значительной степени обесценивал эксперимент.

Сколько седых волос и нервных клеток стоил генералу новый разговор с президентом, история хранит молчание. В Большой политической игре такие мелочи совершенно не берутся в расчет, ибо в ней важен только результат, а не судьба расходного материала, будь он хоть трижды генерал или даже фельдмаршал.

Разговор с Трумэном был не самым приятным из разговоров, который то и разговором трудно назвать. За все его время, Гровс в основном молчал, изредка вставляя в него некоторые междометия.

С некоторыми индивидуумами после подобных разговоров случается инфаркт или инсульт, но генерал был скроен из другого теста. Выволочку от высокого начальства он перенес мужественно. Потоки пота обильно стекали по его лицу, шеи и спине, но он до конца выдержал мучительную пытку и в конце разговора заверил президента, что испытание состоится ровно через два дня. Именно столько по мнению Гровса было необходимо для полного устранения последствий пожара и недопущения подобных ситуаций вновь.

Получив высочайшее добро, он истово принялся наводить порядок вверенном ему хозяйстве. Генерал и весь персонал полигона трудились как одержимые, но все их самоотверженные усилия не шли ни в какие сравнения с тем, что испытывал в эти дни американский президент.

Начиная с 15 июля, Черчилль принялся бомбить Белый дом телеграммами с просьбой об оказании военной помощи. Отбросив всякую гордость, потомок Мальборо, с каждым днем усиливал давление, с каждым днем увеличивая число посланий и их тональность. Одновременно с ним, усиливалось давление на президента со стороны сил стоявших за спиной мелкого пакостника. Нагрузка на нервы президента была колоссальная, но он держался.

Знай Трумэн, что в его распоряжении есть атомное оружие, он бы подобающим образом действовал против дядюшки Джо. За прошедшие дни, Трумэн ни на йоту не изменил свое отношение к русскому лидеру. Но одно дело словесно разносить своего противника и откровенно шантажировать его, и совсем другое дело разговаривать с ним через планку прицела. Это знаете ли совсем другое дело. Для открытого военного столкновения со Сталиным, американский президент не был морально готов.

Ничем не помог Трумэну и разговор с начальником объединенных штабов, на котором обсуждалось сложившееся положение в Европе. Вместо толкового совета, президент получил сухой отчет, который больше подходил бухгалтеру чем военному.

— Мы можем оказать военную помощь англичанам. Наша армия сильна как никогда. Мы готовы и способны достойно противостоять Красной армии, но мы совершенно не готовы к тем потерям, которые последуют в результате этих действий. Русские фанатики. Они слепо верят Сталину и готовы идти на любые жертвы, как только он этого потребует. Потери в триста тысяч убитыми и ранеными, во время проведения войсковой операции не вызовут ропота и осуждения в адрес Сталина. Тогда как даже за их половину, конгресс снимет с нас скальп, а пресса с ног до головы обольет помоями и пригвоздит к позорному столбу.

— Не надо излишне пугать меня, генерал. Конгресс в праве спросить с нас за потери, а пресса может задавать неудобные вопросы. На этих принципах стоит наша демократия, а защищать нашу страну и её интересы, это наша с вами прямая обязанность. Скажите прямо, сможем ли мы остановить русских, если возникнет военное столкновение с их дивизиями?

— Если бы сейчас в Европе находилось подавляющее число солдат которыми располагают Соединенные штаты и Великобритания, то мы, несомненно, намяли бы бока русскому медведю. Однако, самые лучшие наши силы, сейчас к сожалению заняты войной с Японией и не могут быть переброшены в Европу. Конечно, армии генерала Эйзенхауэра доставят большие неприятности русским в случае военного конфликта, но одержать победу над ними, они не способны.

— И это говорите мне вы, начальник объединенных штабов американской армии! — с горечью воскликнул президент, но ни один мускул не дрогнул на лице его собеседника.

— С момента вступления на пост верховного главнокомандующего, вы приказали мне говорить только правду, ради интересов страны. Так вот она. В случае вооруженного конфликта с русскими мы вынуждены будем воевать на два фронта, о окажемся в том же положении, что совсем недавно находился Гитлер. Со всеми вытекающими из этого положения негативными последствиями — подчеркнул генерал.

— Но ведь англичане наши союзники. Какие бы ни были у нас к ним претензии и разногласия, мы не в праве бросать их на произвол судьбы. Других союзников против русских у нас просто нет и мы обязаны им помочь.

— Открытая поддержка их в Европе, означает откладывание на неопределенный срок войну с Японией. Готовы ли вы господин президент пойти на это, находясь всего в одном шаге от победы над нашим главным врагом?

— Меня совершенно не интересуют ваши рассуждения о высокой стратегии, генерал — осадил собеседника Трумэн. — Я хочу узнать, чем мы можем помочь англичанам не вступая в прямой конфликт с русскими.

— К сожалению не столь многим, как бы того хотелось. Во-первых, мы можем поддержать англичан силами нашей стратегической авиации. У русских нет опыта борьбы со стратегическими бомбардировщиками. Массированные удары наших летающих крепостей по тылам русских, как ближним, так и дальним, создадут для них большие проблемы. Что незамедлительно скажется на темпе их наступление на севере Германии. Особенно, если главные цели наших ударов будут мосты, дамбы, а также крупные железнодорожные и шоссейные центры.

— О применении против русских нашей стратегической авиации, я и сам думал неоднократно. Что ещё?

— Так как мы напрямую не можем вступить в сражение с русскими дивизиями, то единственный выход из сложившегося положение — заставить воевать с ними немцев. Я предлагаю освободить из наших лагерей всех пленных немецких солдат и вооружив их трофейным оружием, бросить в бой против советов. Предвижу, ваше опасение, что Сталин выразит протест против подобных действий, но эти опасения совершенно напрасны. В нынешней обстановке практически невозможно определить, кому сдались в плен немцы, нам или британцам.

— Но сделав подобный шаг, не утратим ли мы контроль за немцами? — выразил опасение Трумэн.

— Не думаю, господин президент. Немцы прекрасно понимают, что только с нашей помощью, они смогут отстоять свои города и земли от красной угрозы. Получив в руки оружие, они с утроенной силой начнут драться с русскими, видя именно в них, а не в нас, своего главного врага. Если сейчас отдать этот приказ, то уже к концу месяца, мы сможем противопоставить русским сто тысяч опытных бойцов. Которые будут биться с ними не на жизнь, а на смерть.

— Идея интересна, спору нет. Но в ней есть определенные натяжки и свои шероховатости. Её надо хорошенько обдумать и обговорить с Черчиллем — вынес свой вердикт Трумэн.

— Как вам будет угодно, господин президент — смиренно произнес генерал, в душе, считая высказанную идею гениальной.

— Что-нибудь ещё?

— Я считаю, необходимо потребовать от англичан активизацию их войск в районе Триеста. Там им противостоят отряды армии Тито, которые обладают крайне низкими военными навыками. Они хорошие партизаны и совершенно скверные солдаты. Кроме того, можно обратиться за помощь к идеологическим противникам Тито — сербским четникам и хорватским усташам. Если удастся натравить их на коммунистов, то в Югославии начнется такая кровавая каша, что Сталин волей, неволей будет вынужден вмешаться и направить на юг войска. Это конечно не сможет серьезно изменить ситуацию в целом, но доставит русским большие хлопоты и в той или иной мере осложнит их наступление против англичан.

— Слава Богу, что вы не предлагаете мне, обратиться за помощью к итальянской армии. Те ещё помощники, — брезгливо поморщился Трумэн, — говорю честно, мне это не нравиться, но я переговорю с Черчиллем, по этому поводу.

Президент требовательно посмотрел на генерала в ожидании предоставления новых идей и предложений, но тот молчал.

— Как? И это все? — разочарованно спросил Трумэн.

— Увы, да, господин президент. За исключением идеи Патона, усиливать немецкие части нашими подразделениями — сдержанно уточнил военный. Президент обиженно пожевал губы, выражая свое недовольство скудностью высказанных предложений, а затем задал вопрос, что больше всего тревожил его в эти дни.

— Ну, а если, произойдет открытое столкновение с русскими. Я говорю чисто в гипотетическом смысле — принялся смущенно оправдываться Трумэн, боясь даже мысленно, переступить опасную для мира черту.

— Если это произойдет, то с самых первых дней, мы будем вынуждены отступать, господин президент — огорошил Трумэна генерал.

— То есть как отступать!? — взвился президент, — ведь вы сами, только что говорили мне, что наша армия лучшая в мире?

— Я и сейчас готов подтвердить это, но очень многое зависит от месторасположения войск к началу конфликта. А положение наших войск в Европе, следует признать крайне неудачным. Из-за отступления англичан на севере Германии, вместо единого и сплоченного фронта, мы имеем открытый левый фланг. При таком положение наших армий, Сталин наверняка попытается окружить нашу вестфаленнскую группировку. На его месте, я бы именно так и поступил, нанеся двойной сходящийся удар из Саксонии и Тюрингии.

— Неужели наши войска не смогут противостоять наступлению Сталина, так как они противостояли наступлению Гитлера в Арденнах? Я понимаю, что русские сильней немцев, но и наши парни чего-то стоят!

— Наши парни не хуже, а лучше русских, но общая ситуация сейчас не в нашу пользу. Смею вас заверить, что в случае ударов с флангов, мы потеряем гораздо больше, чем в результате фронтальных боев. К тому же, в отличие от Арденн, у нас сильно увеличился путь получения подкрепления. Германские порты в руках русских и значит основная нагрузка по подвозу резервов, останется на плечах французов и голландцев. И я совсем не уверен, можно ли их будет по-прежнему считать нашими союзниками, так как влияние Сталина во французском и итальянском Сопротивлении очень велико — продолжал терпеливо гнуть свое генерал и Трумэн сдался.

— И как далеко нам придется отступать?

— Лучший вариант — это отход наших и английских войск на рубеж Рейна, с сохранением за собой контроль над Баварией, Баденом и Вюртембергом. Опираясь на эти территории, мы сможем остановить наступление русских, навязав им позиционную войну. Все в нашем мире имеет свой предел и резервы Сталина в том числе. Сейчас он выигрывает за счет своей численность над англичанами, но столкнувшись с единым фронтом, он будет вынужден играть по нашим правилам.

— Да, незавидную картину рисуете вы мне, господин генерал.

— Увы, господин президент, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

После этих слов, Трумэн ещё больше возненавидел начальника объединенных штабов. В глубине души, он понимал, что его собеседник абсолютно прав, но это только раздражало президента. Ибо слова генерала, разрушали столь любимый постулат Трумэна об исключительности американской армии.

Чем человек ущербнее душой, тем ему труднее расставаться со своими воззрениями и Гарри Трумэн не был исключением.

— Благодарю, вас, генерал, за ваше столь содержательное разъяснение, — сказал он, бросив на начальника штабов колючий взгляд из-под очков. И откинувшись в кресле, добавил тоном хозяина, обращающегося к своему слуге. — Не смею вас больше задерживать.

Два дня, которые даровал президент Гровсу для устранения последствий пожара, показались Трумэну настоящим адом. Нагрузка на его нервы были огромны, но он её стоически выдержал. Ведь не зря он был потомком упертых фермеров, привыкших добиваться своего, при помощи крепких локтей и кулаков.

Утром 18 июля, после всевозможных проверок всего и вся, была отдана команда на подрыв «Штуки». На часах наблюдательного пункта под Аламогордо было 10.18, когда на раздался глухой гул, дрогнула земля и расцвел огненный цветок, небывалой формы и размера.

По своей яркости, он во много крат превзошел само солнце, в этот момент неторопливо катившееся по голубому небосводу. Те из людей, кто наблюдал за его появлением в многочисленные трубы и бинокли, испуганно зажмурили глаза или поспешили отвести их от оптики, несмотря на сильнейшие затемненные фильтры стоявшие на ней. Настолько резок и необычен был этот необычный всполох.

Вслед за ним, на полигон обрушился сильный удар. Словно кто-то невидимый и могучий, из озорства выдохнул полной грудью тугую струю воздуха, пробуя на прочность творения человеческих рук. От этого ветра все на наблюдательном пункте заходило ходуном. Заскрипело, застонало, но к огромной радости всех присутствующих, устояло.

Все эти необычные явления породили страх и ужас в людских душах. Многие позабыли о цели своего присутствия на полигоне и лишь одни кинокамеры, спокойно фиксировали метаморфозы происходящее в раскаленной пустыне. Они навечно запечатлели для истории, как яркий сноп огня, подобно молнии метнулся в небо, словно пытался поразить солнце. А затем, не достигнув светила, стал стремительно превращаться в гигантский, грязно-серый гриб. Сначала была только его тонкая ножка, потом появилась шапка, которая стремительно разрасталась в ширь и ввысь, при этом меняя свой цвет.

Это зрелище завораживало зрителей. Оно приковывало к себе взгляд своей необычностью, необыкновенностью и одновременно отталкивало своим зловещим видом. Каждый из прильнувших к окулярам людей в этот момент ощутил ужасную ауру исходившую от гриба. Каждый понимал, что видит перед собой ужасную и огромную смерть, торжественно взиравшую с небес на своих создателей. Так появился на свет новый Пантократор — сокрушитель и губитель рода человеческого, созданный руками ученых мужей.

Ещё не успело огромное облако песка и пыли полностью осесть на землю, как в Вашингтон уже летело срочное сообщение о рождении ребенка. Конечно, гораздо проще было снять трубку и напрямую доложить президенту о случившимся, но генерал Гровс не был уверен, что все прошло так, как должно было произойти. Кроме этого необходимо было сохранять секретность, которая в эти дни достигла своего максимального уровня, а в некоторых случаях, даже перешла все грани разумности. Поэтому он решил ограничиться коротким сообщением, которое должно было снять то огромное напряжение, что царило в Белом доме все последние дни.

Когда телеграмму из Аламогордо положили перед Трумэном, то радости его не было предела. Его вид был столь радостен и лучезарен, что со стороны, могло показаться, что он действительно счастливый отец, обрадованный рождением долгожданного ребенка. И по больше части, это было правдой.

Наконец-то дождавшись того момента, когда госпожа Наука родила ему атомную дубину, Трумэн полностью преобразился душой и телом. Моментально ушли в небытие все его прошлые страхи и сомнения о правильности его действий в отношении русских. Теперь, образ лихого американского парня уверенно приставившего свой револьвер ко лбу несговорчивого собеседника, вновь занял Овальный кабинет, вольготно развалив ноги на письменном столе.

Единственно, что удерживало Трумэна от начала празднования своего триумфа, так это отсутствие у него подробного доклада генерал Гровса. Как истинный отец-молодец, он хотел знать рост, вес и силу легких по шкале Апгара своего дитяти.

Четыре долгих часа ждал он новых известий с далекого полигона, но это было ничто, по сравнением с прошлыми ожиданиями. Следуя логике событий, Трумэн ожидал, что новые сообщения от Гровса ему принесут связисты, но на этот раз генерал рискнул позвонить ему по телефону. Звенящим от радости голосом, он доложил президенту, что ученые только что закончили обработку собранных данных. Согласно их заверениям, эксперимент превзошел все ожидаемые результаты.

— Полная победа, господин президент! Мы сделали это! — торжественно пела трубка телефона, позабыв про всякую секретность.

— От себя лично и от имени правительства Соединенных штатов, благодарю вас за службу, генерал Гровс. Америка никогда не забудет вашего ей служения, — ответил президент, а затем по-хозяйски добавил, — жду полного отчета не позднее завтрашнего утра.

В этот момент, рядом с Трумэном находился госсекретарь Бирнс, который и стал свидетелем момента полного его триумфа. Радостно бросив трубку на рычаги телефона, Трумэн повернулся к нему и не в силах сдерживать своих эмоций обратился к Бирнсу.

— Отныне, мы нация номер один!!! Только мы, и никто другой, Бирнс! Отныне все страны мира должны будут слушать нашу волю и беспрекословно исполнять её!! С этого дня начнется эпоха господства Америки над всеми народами земли! Эра американской империи!

Позже, в кругу близких друзей, рассказывая об этом моменте, Бирнс в шутку сравнивал Трумэна с шестикрылым серафимом, что принес великую весть жителям Земли.

— Вы не поверите, господа, но тогда, я явственно слышал шум крыльев, неожиданно появившихся за его спиной. Правда они быстро опали, но они точно были. Настолько сиятилен и величественен был в этот момент наш Гарри — уверял своих слушателей Бирнс.

Прожженный прагматик и политический циник, Бирнс вновь дал Трумэну ровно десять минут на наслаждение радостями жизни, а затем мягко опустил триумфатора на грешную землю.

— Самым правильным, будет, если мы сообщим о нашем успехе Сталину. И чем быстрее мы это сделаем, тем будет лучше. Известие о появлении у нас сверхбомбы, наверняка умерит прыть солдат дядюшки Джо в Европе и сделает его более сговорчивым в дальнейших переговорах.

— Я полностью согласен вашим предложением, Джеймс. Можно сказать, что сорвали его с моего языка. Как по вашему, кому можно поручить столь важное дело? Я сам бы с огромным удовольствием сделал это при личной встрече, но при нынешнем положении дел это невозможно.

— На мой взгляд есть два варианта выполнения этой миссии. Либо через нашего посла в России Гарримана, либо через спецпосланника Джойса, с которым господин Вышинский, вот уже неделю активно контактирует в Стокгольме.

Трумэн на секунду задумался над решением этой задачи, а затем вынес свой вердикт.

— Нет, вариант с Вышинским решительно не подходит. Он ведь только посланник, тогда как посол Гарриман во время встречи со Сталиным и сможет лично наблюдать за его реакцией на сообщение о бомбе. Надеюсь, что вы понимаете как это важно знать. Сломается Сталин сразу от этого удара или его монолит даст только трещину, что лишь отсрочит его капитуляцию перед нами. Я много думал об этом и даже набросал подробную инструкцию, для действий нашего посла в Москве — президент внимательно посмотрел на собеседника пытаясь заметить на его лице несогласие со своими действиями, но Бирнс был профессионал.

— Что можно сказать, господин президент, — широкая дежурная улыбка, моментально озарила лицо госсекретаря, — только поздравить с очередным успехом в дипломатии. Право, блестящая идея. Аверелл Гарриман опытный дипломат и достойно справиться с этой задачей. К тому же Сталин благоволит к нему. Он считает нашего посла человеком команды Рузвельта, а значит другом России.

— Вы очень верно подметили этот факт, Джеймс. Он должен помочь Гарриману, как можно лучше выполнить эту миссию, которая может оказаться самой важной в его работе послом.

— Значит решено, Гарриман. Когда и как вы отправите ему свое послание?

— Сейчас же, по радио. Сообщением в тысячу слов — усмехнулся Трумэн радостно потирая руки. В этот момент у него было прекрасное настроение. Сегодня у него все получалось, все его понимали с полуслова и посол в Москве Гарриман не стал досадным исключением.

Получив секретную депешу, он обратился в советский МИД с просьбой о незамедлительной встрече со Сталиным и сразу же получил приглашение в Кремль. Столь быстрый ответ, был обусловлен тем, что советская сторона была кровно заинтересована в скорейшем прояснении позиции Америки в германском конфликте.

С самого начала боевых столкновений, американские дипломаты не торопились дать четкий и ясный ответ относительно событий в Германии. Полностью позабыв о своих возможностях сгладить возникшие среди участников коалиции разногласия, Вашингтон занял откровенную позицию стороннего наблюдателя. За все время боевых действий, Штаты лишь ограничивались демагогическими призывами к Москве и Лондону найти виновных в разжигании конфликта и наказать их. О незамедлительном прекращении боевых действий между союзниками, не было сказано ни слова.

Подобная позиция Америки, вызывала большое беспокойство у советского руководства. Не добавлял спокойствия и тот факт, что на всех встречах посвященных германскому кризису присутствовал не сам посол, а его помощники. Не считая себе зачинщиком боевых действий, Советский Союз не мог настаивать на присутствии на этих встреч американского посла, что автоматически принижало статус Москвы. Превращая её из равноправного партнера в просителя, зависимого от доброй воли Америки.

Подобное поведение американцев, Сталин расценивал как определенный дипломатический реверанс, обусловленный духовными и моральными ценностями, объединяющими эти две англосаксонские державы. Пожелание Гарримана о личной встрече с советским вождем, было расценено как серьезный прорыв в конфронтации между бывшими союзниками. Сталин посчитал, что Америка решила с целью прекращения далеко зашедшего конфликта, изменить свою наблюдательную позицию и начать зондаж противоборствующих сторон.

Следуя давно выработанной привычке, встречи с иностранными послами, он проводил один, без Молотова или кого-то другого представителя правительства или ГКО. В кабинете присутствовал лишь один переводчик, скромно сидевший чуть поодаль, от застеленного зеленым сукном гостевого стола. Неплохой психолог, ориентируясь по малозаметным мелочам, Сталин часто угадывал внутренний настрой гостя, едва тот переступал порог его кабинета.

Вот и в этот раз, от его опытного взгляда не ускользнуло изменение произошедшее с американским гостем. Раньше, в Кремль приходил равноправный партнер по одному большому делу, имевший свои интересы в России и готовый, ради них кое-что предложить Москве. Потом, в кабинет приходил партнер, у которого появилось определенное преимущество перед хозяином. Отчего он хотел, чтобы с его мнением больше считались и прислушивались.

Так было до последнего времени, однако на этот раз в гости к Сталину уже не партнер по союзной коалиции. В кабинет вошел посланник великой державы, воля которой, для всех остальных стран священна и подлежит немедленному исполнению.

На какой-то миг, Сталину показалось, что перед ним персидский шахиншах или турецкий султан времен расцвета этих держав. Так важно и величественно двигался к нему навстречу американец.

Отгоняя нехорошее предчувствие, Сталин радушно улыбнулся гостю, мягко пожал ему руку и пригласил садиться. Пытаясь выиграть время и перепроверить свои наблюдения, вождь приказал подать гостю чая. Не решаясь нарушить этикет, Гарриман согласился выпить чаю, но едва ритуал был закончен и американец открыл рот, стало ясно, что предчувствие Сталина не обмануло.

— Господин Сталин, правительство Соединенных Штатов очень озабочено стремительным разрастанием военного конфликта на территории северной Германии. На данный момент, вашими войсками занята большая часть английского оккупационного сектора. Это вызывает у президента Трумэна сильную тревогу, ибо подобные действия трактуются им как агрессия. Захват даже малой части оккупационной зоны союзных государств, является прямым нарушением не только подписанных в Ялте договоренности, но и дискредитирует саму идею союзничества.

У нашей страны возникает справедливый вопрос, готов ли Советский Союз выполнять взятые на себя обязательства и если да, то когда он намерен это сделать — властно чеканил Гарриман не отводя пытливого взгляд от лика советского вождя. Он ожидал, что его слова вызовут гнев, испуг, неудовольствие, однако ничего этого не было. Сталин спокойно выслушал переводчика, чуть заметно кивнул головой, что понял и неторопливо заговорил.

— Господин посол, мы решительно не согласны с обвинением нас в агрессии. Хочу напомнить вам, что именно мы подверглись внезапному нападению из британского сектора оккупации и все наши ответные действия носят исключительно оборонительный характер. На предыдущих встречах, мои помощники неоднократно информировали американскую сторону о тех причинах, что породили этот конфликт. Приведенные нами факты напрямую доказывали вину британской стороны в развязывании войны, но ваши представители не захотели их услышать, требуя предоставления неопровержимых доказательств нашей правоты.

Как вы прекрасно понимаете, подобные требования трудно выполнимые. Однако нам повезло и сегодня, мы готовы предоставить вам доказательства, что называется из первых рук. В нашем распоряжении есть копия плана операции, которую британские военные разработали против Советского Союза по личному приказу господина Черчилля. Здесь, — Сталин указал на лежавшую на столе папку, — есть все. Указанна точная численность германо-британских войск, места их сосредоточений, направление движения и точная дата наступления на советский сектор. Четко обозначены первичные задачи наступающих группировок и отмечены рубежи дальнейшего продвижения. Нам даже известно название, которое дал этой операции господин Черчилль. Можете ознакомиться.

Сталин любезно придвинул американцу папку с документами, но Гарриман не удосужился даже прикоснуться к ней. Он только снисходительно взглянул на папку и продолжил увеличивать градус накала.

— Все это звучит весьма убедительно, господин Сталин, однако боюсь, что этого недостаточно для признания вины господина Черчилля. Где гарантия подлинности того, что находится в этой папке. Ведь это — только бумага, а она, как вы русские любите говорить, «все стерпит, что на ней написано». Вот если бы вы предоставили эти документы нам хотя бы за неделю, за день до начала боевых действий, тогда поверьте мне, к ним было бы совсем иное отношение. Сейчас же, когда с момента начала конфликта прошло больше половины месяца, большинство вами перечисленного уже не является секретом и следовательно не может быть неопровержимым доказательством агрессивных действий британской стороны. Прошу меня простить, но для моего правительства этот вопрос слишком важен и потому, он остается для нас открытым.

— Эти документы господин посол, предоставили нам англичане. Это не завербованные агенты, продающие секреты своей страны за деньги. Это честные люди любящие свою страну. Единственная причина побудившая их сделать это, желание не допустить развязывания новой широкомасштабной войны в Европе. Они как и мы хотим наступления прочного и долгого мира между нашими странами и потому, эти документы не вызывают у меня недоверия — не сдавался Сталин, но Гарриман был непреклонен. Заставить изменить его позицию, мог только документ подписанный Черчиллем и заверенный королевским нотариусом.

— Вы хорошо сказали, генералиссимус, но к моему глубокому сожалению, вынужден с вами не согласиться. В ваших словах преобладают чувства, тогда как мы дипломаты, в своей работе должны опираться исключительно на факты, которые прошли всестороннюю проверку. Вполне возможно, что люди предоставившие вам документы сами стали жертвой провокации третьей стороны. Война окончилась, но ещё не все подопечные Гиммлера и Риббентропа арестованы нами. И я не исключаю того, что эта папка дело их рук.

Выдвигая подобное предположение, американец надеялся, что желая сохранить честь мундира, Сталин станет доказывать компетентность своих источников и тем самым приоткроет над ними завесу тайн, но этого не случилось. Советский вождь прекрасно умел хранить свои секреты и не торопился выкладывать их гостю. Он только сокрушенно развел руками и Гарриману не оставалось ничего другого, как перевести беседу в другое русло.

— Давайте на время оставим этот вопрос и вернемся к главной теме моего визита. Президент Трумэн считает, что ваши войска недопустимо далеко продвинулись вглубь английской оккупационной зоны. Наши представители ранее высказывали свою озабоченность в связи с занятием вашими армиями Гамбурга, однако это не возымело действие. Вместо того, чтобы прислушаться к нашим словам, вы продолжили свое наступление, заняли все побережье Северного моря и угрожаете захватом Ганновера. Более того, ваши войска заняли Бремен, который согласно договоренности Ялты входит в американскую оккупационную зону. Правительство Соединенных Штатов считает подобные действия недопустимыми и в моем лице выражает советской стороне резкий и решительный протест, господин Сталин — Гарриман выразительно посмотрел на собеседника, как смотрит строгий учитель на не в меру расшалившегося ученика. Он ожидал, что Сталин бурно отреагирует на этот грозный окрик, но тот по-прежнему остался невозмутим.

— Все наши действия господин посол, направлены исключительно на прекращение конфликта в Германии. Мы неоднократно призывали британскую сторону срочно начать переговоры о прекращении боевых действий. Нас специальный представитель в Стокгольме товарищ Вышинский, трижды передавал наши предложения английской стороне, но они так и остались без ответа. В сложившейся ситуации, у нас остался только один выход, принудить господина Черчилля сесть за стол переговоров при помощи оружия. Мы говорили ранее, говорим и сейчас, что захват территорий английского сектора оккупации, не сама цель нашего наступления на севере Германии. Все они будут очищены от советских войск и возвращены Англии в полном объеме, сразу после прекращения боевых действий и проведения мирных переговоров. Мы не претендуем на Гамбург, Шлезвиг — Гольдштейн и Нижнию Саксонию.

Что касается Бремена, то хотел бы напомнить вам господин посол, что управление городом находится в руках американской оккупационной администрации. Под нашим контролем находятся лишь переправы через реку Везер и небольшая часть порта. Их оккупация обусловлена военной необходимостью и носит временный характер. Ни о каком захвате Бремена частями Красной Армией не может быть и речи. Согласно ялтинским соглашениям это зона американской оккупации и мы намерены твердо соблюдать их и уважать право нашего союзника.

— Мне понятна ваша позиция относительно событий на севере Германии, господин Сталин. В определенных условиях я бы согласился с ней, но мне не позволяют это сделать действия ваших войск в Тюрингии. Их никак нельзя признать дружественными по отношению к американской армией — продолжал наседать на Сталина Гарриман, но тот уверенно отражал все попытки американца прижать его к стене.

— Как вам уже известно, на наши войска расквартированные в районе Лейпцига, также были подвергнуты нападению со стороны германских военных частей. Они каким-то непонятным образом покинули свои лагеря военнопленных и добыв оружие атаковали наши подразделения. Американская сторона уверяет нас, что это были остатки вермахта до сих пор не сложившие оружие, но в это объяснение плохо вериться, господин посол. Сегодня июль сорок пятого года, а не май, когда подобное явление было вполне возможно. Мы потребовали тщательного расследования инцидента, но столкнулись с противодействием американской стороны. Ради наших добрых союзнических отношений, мы были готовы закрыть глаза на этот досадный казус, как мы закрыли глаза на трагический случай в Югославии, сорок четвертого года. Однако

нападение немецких частей с американской стороны продолжилось и мы были вынуждены принять меры для недопустимости подобных действий в дальнейшем. Так же, хочу напомнить вам господин посол, что земли Тюрингии входят в состав советской зоны оккупации и должны были быть переданы нам американской стороной не позднее 1 июля. Однако этого не случилось и мы были вынуждены при помощи оружия принудить немецко-фашистских бандитов к полной и безоговорочной капитуляции. Все это сделано согласно духу и букве ялтинских договоренностей, под которыми стоит подпись президента Рузвельта.

Оставаясь сдержанным и невозмутимым, Сталин неторопливо выстроил крепкий правовой забор вокруг своих действий. Все было точно и логично, однако это сооружение совершенно не пришлось по вкусу Гарриману. Советский вождь должен был чувствовать себя виноватым и постоянно оправдываться перед послом первой в мире державы.

— Вне всякого сомнения Тюрингия входит в состав вашей оккупационной зоны. Америка полностью признает это, господин Сталин. Однако этот факт совершенно не позволяет вам оказывать столь недружественные действия в отношении своего союзника по мировой коалиции. Вы практически выталкиваете нас к выходу угрожая оружием. Подобные действия совершенно не способствуют укреплению отношений между нашими странами и могут привести к очень нежелательным последствиям — рубил с плеча Гарриман, но сталинский частокол оказался ему не по зубам.

— Вы несколько несправедливы к нам, господин посол. Ни о каком выдавливании американских войск из Тюрингии речь не идет. Мы только уничтожили напавшего на нас агрессора, точно также как бы вы уничтожаете напавших на вас японцев. Если бы намеревались вас выдавливать, то заняв город Йену, мы бы двинулись дальше, на Эрфурт и Веймар, но этого не произошло. Ни один танк, ни один самолет или солдат не продвинулся вглубь Тюрингии. Мы терпеливо ждем, когда начнется отвод американских войск и были бы очень благодарны вам, если будет названа конкретная дата. Это полностью развеет всякие недоразумения и опасения между нами и будет способствовать доверию и взаимопониманию между нашими странами.

В своей речи, Сталин специально упомянул японцев. Это был своеобразный пробный камень, который должен был проверить крепость советских позиций в американском раскладе. Прежде, Гарриман всегда реагировал на японскую тему, так как Америка нуждалась в помощи России против желтого агрессора. Теперь же, американский посол пропустил слова Сталина мимо ушей и это насторожило советского вождя.

— Как вы понимаете, господин Сталин, решать подобные вопросы не в моей компетенции. Я обязательно доведу до сведения моего правительства ваши слова, но не могу ручаться, что они полностью удовлетворят президента Трумэна. Он очень обеспокоен развитием событий в Европе и оставляет за собой право ответных действий в случае проявления недружественный действий в отношении интересов Америки.

— Я думаю, что самым лучшим вариантом для всех для нас, будет скорейшее начало мирных трехсторонних переговоров. Советский Союз готов к их проведению в любое время и в любом месте. Будь это Вена, Хельсинки, Стокгольм, Берн или даже Ватикан. Нам крайне важно установление мира в Европе и во всем мире. Передайте пожалуйста эти слова президенту, господин посол.

— Можете в этом не сомневаться — заверил Сталина посол. Он встал давая понять, что визит завершен и официальный разговор окончен. Гарриман дождался когда Сталин подойдет к нему для прощания и как обычно проводит его до дверей кабинета. Американец хорошо изучил привычки собеседника и специально подготовился к этому моменту.

Когда до дверей оставалось несколько шагов, Гарриман остановился, как будто вспомнил какую-то мелочь не вошедшую в общий разговор.

— Да, чуть не забыл, господин генералиссимус. Президент Трумэн просил передать вам одно сообщение. Вчера в Америке состоялось успешное испытание нового вида оружия. Американские ученые создали сверхбомбу, способную одним взрывом уничтожить целый крупный город. Это атомная бомба и ею теперь обладает Америка — Гарриман, сказал все это торжественным тоном и внимательно следил за реакцией собеседника. Согласно полученной из-за океана инструкции, он должен был как можно точно описать поведение Сталина в этот исторический момент.

Будучи опытным дипломатом, он прекрасно понимал, какой должна быть реакция политического деятеля на известие подобного рода. Страх, испуг, растерянность — вот, что обычно появляется на лицах политиков, узнавших о внезапном увеличении военной мощи своего соседа и конкурента. Конечно, в зависимости от опыта и артистических способностей человека, все это отражается в той или иной степени на его лице. Это было непреложным фактом для любого государственного деятеля.

Чуть склонив голову на плечо, Гарриман нетерпеливо ждал их проявления, чтобы потом во всех красках описать его Трумэну. Начав говорить, он был недоволен тем, что переводчик не может полностью передать тональность его речи. Вместо плавных и победных фанфар, Сталин слышал неторопливую речь переводчика, тщательно подбирающего перевод слов, что в определенной мере принижало значение переданного известия.

Прошло несколько томительных для посла секунд, но он не заметил на лице советского вождя никаких изменений. Опустив глаза Сталин с невозмутимым лицом слушал американского переводчика и Гарримана охватило беспокойство. Он испугался, что Джозеф Стентон не точно переведет послание президента. Из-за соблюдения секретности, посол ни с кем из работников посольства не обсуждал депешу Трумэна.

Кляня себя за подобную неосмотрительность, Гарриман затаив дыхание ждал когда Сталин заговорит в ответ. Лавры триумфатора с чела посла бесследно исчезли. Он настроился на кропотливую работу перевода, но оказалось, что Сталин прекрасно его понял. По крайней мере так можно было судить по его ответу.

— Вот как? — спросил советский вождь с таким видом, что услышал забавную историю. — Спасибо за предоставленную информацию, господин посол. Я очень рад за господина Трумэн и весь американский народ. Передайте президенту мои самые искренние поздравления в связи со столь значимым успехом. Интересно, намерено ли правительство Соединенных штатов использовать её в войне против Японии? Ведь, если она обладает большой силой, то наверняка сможет принудить японцев к скорейшему заключению мира.

Сталин вопросительно посмотрел на Гарримана, но тот в ответ, только с рассеянным видом пожал плечами.

— Мне это совершенно неизвестно, господин Сталин. Президент Трумэн поручил передать вам только эту информацию. Ничего сверх того, что я сказал мне неизвестно — посол лихорадочно шарил по лицу советского лидера, но ничего кроме участия хозяина к гостю не находил.

— Не беспокойтесь, господин Гарриман. Это сейчас не столь важно. Главное как можно скорее прекратить германский конфликт и сесть за стол мирных переговоров. Надо поскорее дать людям мир, как в Европе, так и в Азии. Обязательно передайте это господину президенту. Я очень на вас надеюсь — Сталин вежливо подвел гостей к двери и пожал им руки на прощание.

Проводив американца, Сталин подошел к окну и закурил. Степенно и неторопливо попыхивая папиросой, он обдумывал сказанные Гарриманом слова. Докурив папиросу, он бросил её в пепельницу и сняв трубку внутреннего телефона произнес: — Пригласите ко мне Берию.

Воля вождей и правителей как правило исполняются быстро. Прошло не очень много времени, как комиссар внутренних дел предстал перед Сталиным.

— Хочу поздравить тебя, Лаврентий. Гарриман только что подтвердил твою информацию по Америке. Говорит, что испытание прошло успешно и американцы теперь самые сильные парни в мире — усмехнулся вождь.

— Что, так прямо сказал?

— Нет конечно. Это хорошо было написано у него на лице. Скажи, что эта бомба действительно может уничтожить большой город или это скрытый шантаж со стороны Трумэна?

— Думаю, что на данный момент американцы откровенно блефуют, Иосиф Виссарионович. Испытание прошло чуть больше суток. Сейчас ученые только обрабатывают полученные данные и вряд ли смогут быстро сказать что-либо конкретно, относительно силы и мощи взрыва. Утверждение о том, что одна бомба сможет полностью уничтожить большой город — это чисто теоретическое предположение. Возможно оно верно, а возможно и не совсем — уверенно доложил нарком, курирующий согласно решению Политбюро «атомный проект» Советского Союза.

— А как обстоит дело у нас? Как далеко продвинулись мы в этом деле? Что говорит Курчатов? Когда мы догоним американцев? — вождь забросал Берию вопросами.

— К сожалению, мы в самом начале пути, Иосиф Виссарионович, — честно признался нарком. — Благодаря помощи наших американских друзей, мы знаем устройство атомной бомбы и примерно знаем как её создать. Но у нас нет заводов, институтов, лабораторий без которых невозможно создать бомбу. Уранового сырья крайне мало не только для создания бомбы, но и для проведения самих опытов. Нет квалифицированного персонала как среди рабочих, так и среди самих инженеров. Есть кучка энтузиастов ученых во главе с Курчатовым, но нет единой команды. Каждый из них считает себя вторым после Бога и очень ревностно относятся к другим.

— Ну что же, нормальное и вполне объяснимое поведение гениев, которым ничто человеческое не чуждо. Именно об этом я и предупреждал тебя Лаврентий, когда ставил на этот проект. Главное ты нашел общий язык с Курчатовым, а с остальными вы вдвоем справитесь. Так, что он говорит о сроках?

— Курчатов говорит о пяти годах, но я думаю управимся пораньше — вынес свой вердикт Берия.

— Смотри, Лаврентий. Шапкозакидательство для нас крайне опасно в этом вопросе. Не сильно торопи, но и не давай спать. Нам крайне важно создать свою бомбу. Получив её, американцы начнут шантажировать нас, требуя покорности. Гарриман все глаза проглядел, пока говорил мне о ней. Хотел увидеть как я испугаюсь, но благодаря твоей информации, господин посол ушел не солоно хлебавши — сказал Сталин наркому, вновь переживая непростой момент в разговоре с американцем.

— Первый блин у них комом, но это только ещё цветочки. Скорее всего, американцы решат применить бомбу против японцев. Этим они убьют сразу двух зайцев. И нас напугают и принудят японцев к капитуляции. И обязательно на условиях серьезно отличающихся от тех, что были утверждены в Ялте. Так, что Сахалин с Курилами и Порт-Артур с КВЖД, могут сделать нам ручкой. Вот такие могут быть у нас дела.

Вождь замолчал, неторопливо прошелся по кабинету, а затем снова заговорил.

— Значит, Курчатов просит пять лет. Солидный срок. Долго нам придет терпеть выкрутасы господина Трумэна и ему подобных. Однако терпением Бог нас не обидел. Как говориться Христос терпел и нам велел. Потерпим. Где будет необходимо пойдем на временные уступки, но зато потом, уже никто не сможет диктовать нам свою волю.

Так закончилась эта в какой-то мере историческая встреча. Благодаря советским разведчикам, новость об испытании атомного оружия, не стала для Сталина полной неожиданностью. Тогда как поведение самого вождя, поставило американского посла в тупик.

Подробно описывая встречу с лидером СССР, Гарриман сделал следующий вывод о реакции Сталина на сообщение о бомбе. «Боюсь господин президент, что мы зря метали бисер перед свиньями. Ваши слова самым подробным образом были переданы Сталину, но он никак не отреагировал на них. Скорее всего он просто не понял, каким могучим оружием стал обладать американский народ».

Получив доклад посла, Трумэн несколько раз перечитал интересующее его место и после некоторого раздумья согласился с выводом Гарримана.

— Ну что же. Придется нам для некоторых непонятливых тугодумов устроить наглядную демонстрацию. Надеюсь, она как следует встряхнет дядю Джо и заставит его уважать нас — криво усмехнулся президент. Он отложил в сторону доклад посла и раскрыл блокнот, на странице которого ровным почерком было написано название нескольких японских городов, обреченных на жертвенное заклание. Президенту Трумэну предстояло выбрать первую жертву ядерному молоху.