Тихо и медленно вставал рассвет над Вестфалией, как бы опасаясь людей, затеявших смертоубийственную войну, на этих благословенных Творцом землях. Летчики, танкисты, артиллеристы и пехотинцы, сошлись между собой в яростной схватке в бузинной Вестфалии, а с недавнего времени к ним присоединились и моряки.

Это были отнюдь не морячки Деница, по воле своего гросс-адмирала оставившие родные корабли и ставшие пехотой. Не представители королевской морской пехоты, прозванные «коммандос» и чьей задачей был захват плацдарма на морском побережье противника. Головы этих моряков украшали бескозырки с красной звездой, а на воротниках матросок виднелись три белые полосы. Это были советские моряки из Днепровской военной флотилии.

Хорошо когда имеются водные каналы, а ещё лучше когда они пересекают всю страну сверху донизу. Очень удобно для быстрой переброски в нужную тебе точку, отряда малых речных бронекатеров. Это была грозная и опасная сила, прошедшая вместе с сухопутными силами советских фронтов от Днепра до Шпрее. Двенадцать могучих бронекатеров, находились в Лингене, готовые в любую минуту выполнить особо важное задание командования.

Надежно укрытые от воздушных разведчиков маскировочными сетями, отряд катеров без потерь пережил налет английских самолетов 24 июля. Стремясь остановить наступление войск маршала Рокоссовского, британцы нанесли по Лингену мощный бомбовый удар, в надежде нанести противнику максимальный урон.

Терпя неудачи на полях сражений, англичане и американцы сделали ставку на массированные бомбардировки советских тылов. Сотни самолетов, каждый день взлетали в небо Германии, чтобы обрушить на головы советских солдат тонны отборной взрывчатки. Под прикрытием истребителей они шли бомбить города, мосты, переправы и дороги, стремясь породить хаос, который должен был остановить «орды кровожадных азиатов». Иногда им это удавалось сделать, иногда нет, но число самолетов заметно сокращалось. Некоторые из них были сбиты советскими летчиками, других уничтожили зенитчики, третьи неожиданно разбивались при посадке. Четвертые, вдруг теряли ориентацию в пространстве, садились в нейтральной Швейцарии и интернировались до конца войны.

Обе противоборствующие стороны несли потери, но держались, в ожидании, что противник не выдержит испытания первым и тогда все жертвы окажутся не напрасны. И если американцы и англичане надеялись по помощь американской военной промышленности, то маршал Рокоссовский делал ставку на продвижение вперед, пытаясь как можно дальше отодвинуть аэродромы противника.

Именно с этой целью и был переброшен с берегов Шпрее отряд бронекатеров из хозяйства вице-адмирала Григорьева. Два дня они простояли у причалов Лингена, а затем проследовали к недавно занятому Райне, где провели одну ночь.

Все это время проводилась воздушная разведка состояния Дортмундского канала от Райне до Мюнстеру. Согласно сведениям полученным от летчиков, англичане не придавали каналу особого значения и не установили на нем каких-либо заграждений. Единственной помехой для движения бронекатеров была полузатопленная барража вблизи города Дорнт. Её массивный корпус, преткнувшийся под углом к берегу, представлял серьезную угрозу для движения советских моряков.

Дело было в том, что в этом месте канал пересекала дорога ведущая на Оснабрюк и на обоих концах моста находились хорошо вооруженные посты охраны. Из-за положения баржи, катера должны были снизить ход, что делало их уязвимыми для огня противника. Проход под мостом был сопряжен с большим риском, но неожиданно появившийся туман, помог нашим морякам.

Плотный, низко стелящийся туман над каналом, не только скрывал катера от глаз врага, но и приглушал звуки работающий двигателей. Едва дождавшись когда серое покрывало поднимется над водой и видимость станет до пяти — шести метров, отряд капитан первого ранга Неустроев, двинулся в поход.

Первыми шли три быстроходных торпедных катера. Лишившись своего грозного оружия торпед, они несли на своих бортах десант. Он должен был атаковать британский аэродром Ванзеен, находившийся неподалеку от Мюнстера.

Все последние часы перед началом операции, командиры катеров сдавали Неустроеву экзамен по знанию канала, используя данные воздушной разведки. Капитан первого ранга был строг к своим подопечным, не давая им ни малейшего послабления.

— Настоящий экзамен, у вас завтра будет смерть принимать. И я хочу, чтобы вы все сдали ей его на отлично — говорил Неустроев и никто из моряков не был на него в обиде. Ведь командир отряда, говорил горькую правду.

Быстроходный авангард Днепровской флотилии, охрана моста самым откровенным образом прохлопала. Внезапное появление на канала катеров, вызвало сильный переполох по обе стороны моста. Слыша глухой рокот мотора, солдаты никак не могли понять откуда идет звук. Только в самый последний момент, они смогли понять его происхождение, но было уже поздно. Три темных тени, стрелой пронеслись под мостом и тут же, пропали в тумане.

Приближение главных сил отряда, уже не застало англичан врасплох. Стремясь остановить движущиеся в тумане темные силуэты, охрана моста дружно ударила по бронекатерам из пулеметов и автоматов. Какова же была реакция англичан, когда в ответ они получили мощный орудийный залп и заливистую очередь крупнокалиберного пулемета.

Серый туман не позволял советским морякам вести прицельный огонь по врагу, но даже одного орудийного выстрела, было достаточно, чтобы посеять панику в рядах противника. Не отставали от моряков и десантники. Заметив в дымке тумана вспышки вражеских выстрелов, они без промедления открывали огонь из своих автоматов, внося свой вклад в общую победу.

В распоряжении англичан охранявших мост имелись 17-фунтовы полевые орудия. Они могли на равных тягаться с любым танком и представляли серьезную угрозу для бронекатеров. Достаточно было одного попадания в катер, чтобы вывести его из строя и сделать легкой добычей охраны моста. Но по иронии судьбы, все британские орудия находились на южном берегу канала, готовые к возможному наступлению противника на Оснабрюк с западного направления.

Появление русских моряков полностью спутало все планы британцев. Пока высокое командование пришло в себя от неожиданности и поняло, что к чему. Пока было принято нужное решение и был отдан приказ развернуть пушки. Пока он был принят к исполнению и реализован, драгоценное время истекло и отличный момент был упущен. Только несколько снарядов упало вблизи бортов и кормы концевого катера из отряда Неустроева.

Холодная вода вперемешку с осколками хлестко ударили по нему, но советская броня надежно прикрыла смелых моряков от смертельной угрозы. Выровняв ход после очередного разрыва, бронекатер уверенно продолжил движение к обозначенной командование цели.

Аэродром Ванзеен, не был местом дислокации стратегических бомбардировщиков. В основном на нем базировались эскадрильи британских истребителей, легких бомбардировщиков «Москито» и два звена «Тандерболтов», которые использовались командованием в качестве штурмовиков.

Все британские летчики уже имели опыт встречи с пилотами «красной машины», но ещё не знали все её сильные и слабые стороны. Каждый, кто возвращался из боя с советскими асами и мог грамотно ответить на эти важные вопросы, был для союзников на вес золота. И именно такие летчики находились в этот момент на аэродроме Ванзеен.

В этот день им предстояло прикрывать «Ланкастеры» и «Крепости», в их новом налете на советские тылы. Перед столь ответственным вылетом летчикам предстояло как следует подкрепиться. Горячий кофе, стейки с гарнирами, омлеты и свежие булочки с джемом, уже ждали летчиков на завтрак, но вместо них, британским пилотом пришлось отведать свинцовый горох и жареные бобы. Едва только летчики пришли в столовую и начали прием пищи, по ним ударили из минометов.

Изучавшие снимки воздушной разведчики штабные работники, ошибочно приняли столовую аэродрома за командный пункт и потому, определили её советским десантникам, как одну из главных целей атаки. Высаженные с торпедных катеров десантники, скрытно приблизились к британскому аэродрому, имея у себя на вооружении батальонные минометы.

Три пятидесяти килограммовые трубы с боезапасом в шестьдесят мин каждая, первыми возвестили врагу о наступившем возмездии. Ибо нет сладостей и желанней минуты для пехотинца, чем нанести смертельный удар своему крылатому мучителю, застигнутому врасплох.

Первой, как уже было сказано, под удар минометных труб попала аэродромная столовая. Штаб любой летной части, по своей значимости, был гораздо важнее простой аэродромной столовой, но только не в тот момент, когда она доверху набита пришедшими на завтрак пилотами.

Каждый врыв мины упавшей на столовую, наносил королевским вооруженным силам огромный, невосполнимый урон. Сраженные осколками мин, пораненные разбитым стеклом, придавленные, контуженные, королевские пилоты надолго, а многие навсегда, покидали ряды защитников империи, в самый трудный и опасный для ней момент.

К счастью для многих из пилотов, обстрел столовой продлился ровно четыре с половиной минуты. После этого, русские диверсанты перенесли огонь на выстроившиеся в ряд самолеты.

Прямых попаданий в крылатые машины было мало. Большей частью минные разрывы поражали хвосты, крылья, бензобаки или на худой конец превращали в решето их кабины и фюзеляжи, но и этого было достаточно серьезной угрозой, для стоявших крыло в крыло самолетов.

На пятой минуте обстрела аэродрома, одна из машин загорелась. Не прошло и минуты как жаркие языки пламени полностью охватили красавец «Лайтинг», угрожая перекинуться на соседние истребители. Требовалось, что-то делать, но напуганные минометным обстрелом, аэродромные службы и пальцем не пошевелили, чтобы попытаться спасти свои машины.

Единственные, кто энергично отреагировали на внезапное нападение врага, были зенитчики. С первыми разрывами мин, они быстро развернули свои пушки и принялись азартно двигать их стволами в поисках врага. Когда же все прояснилось, они без колебаний открыли огонь в сторону овраг, где расположились советские минометчики. С охотничьем азартом, зенитчики принялись изрыгать из своих могучих стволов во врага раскаленную смерть, но в этот момент, он был для них полностью неуязвим.

Стремясь остановить уничтожение самолетов, комендант аэродрома бросил на десантников две роты охраны. Завязалась ожесточенная перестрелка, но советские десантники не пропустили врага к своей артиллерии. Мужественно сражаясь и погибая, они продержались до прихода главных сил десанта.

С приходом бронекатеров, судьба аэродрома была предрешена. Мощные 76 миллиметровые орудия, довершили разгром. Ведомые засевшими на деревьях корректировщиками, они поразили сначала склады с горючим, а затем уничтожили аэродромный арсенал и зенитные расчеты.

Всего восемь истребителей смогли подняться в воздух и покинуть охваченный огнем аэродром. Все самолеты имели полный боезапас, но только двое пилотов, решили наказать коварно напавшего на них врага. Все остальные летчики, находились в состоянии сильного шока и не могли принять участие в боевых действиях. Так было указано в их рапортах, которые они подали командованию, по прибытию самолетов в Кельн.

Только двое из восьми пилотов с аэродрома Ванзеен, нашли в себе силы вступить в бой с противником, который и не считал нужным скрывать свое присутствие. «Королевские кобры» — грозное оружие, в хороших руках способное на многое, но и у него был свой лимит способностей.

В этот раз, ограничителем их способностей стали шесть зенитных пулеметов советских бронекатеров. Едва только истребители поднялись над горизонтом и стали заходить на атаку, они вступили в дело. Двое против шести скверный расклад, особенно когда тобой управляет одна слепая ярость, полностью подавившая все другие чувства и мысли. Да, атака с воздуха нанесла определенный ущерб катерам, но какой ценой. Один из истребителей рухнул на землю объятый пламенем, а другой был вынужден покинуть место боя с поврежденным крылом.

Атака на аэродром моряков Неустроева стоила отряду минимальных потерь, но впереди их ждало ещё большее и опасное дело — штурм Мюнстера. Около батальона пехоты смогли доставить советские катера к порогу столице Вестфалии, беспрепятственно продвигаясь по Дортмундскому каналу. Англичане не предполагали, что русские смогут воспользоваться каналом как средством передвижения и сосредоточив остатки своих войск вблизи Эмсдетеен и Гревен. Там они собирались если не остановить, то хотя бы задержать наступление советских танкистов, но хитрый маршал Рокоссовский нашел другой путь к Мюнстеру.

Стройные шпили его городских соборов, были хорошо видны не только со стороны канала по которому продвигался отряд катеров. Они служили прекрасным ориентиром для союзных бомбардировщиков, обрушивших на мирные германские города свое многотонное возмездие. От их ударов, весь центр города был разрушен и уничтожен до основания. От главного символа Мюнстера городской ратуши остался только один фасад, все остальные части здания были превращены в ужасные руины.

Многочисленными проемами разбитых окон, смотрел на своих горожан закопченные развалины Мюнстерского дворца. В нем находился один из старейших университетов Германии, полностью сгоревший за одну ночь. С ним перекликались величественные остатки собора святого Павла, превращенный в прах в ту же ночь, что и дворец. По странной причуде взрывной волны, всё внутренне пространство этого фундаментального здания было разрушено, но вот высокие шпили зданий, уцелели.

С чувством жалости и сожаления, смотрели на них советские войны, подплывая к пристани святого Ламберта. Пройдя долгий военный путь, увидев на нем неизмеримое количество горя и печали, они не очерствели сердцами, и вид поверженной, пусть даже чужой красоты, находил у них сочувствие.

Что могут сделать три сотни солдат для захвата большого города? Скажем прямо — очень мало. Это не те силы, перед которыми сдаются такие города как Мюнстер. Но если они захватят два главных городских моста и ударят из имеющихся у них орудий, сначала по казарме, а потом комендатуре у железнодорожного вокзала, это довольно весомый аргумент в споре за город. А если все эти удары корректировались с зависшего над городом «костыля», дело принимало совершенно иной оборот.

На войне, дурные вести расходятся гораздо быстрее добрых, несмотря на яростные заверения начальства, что все в порядке и оно полностью контролирует положение дел. Известие о высадке в Мюнстере советского десанта, вызвали у подчиненных полковника Жмирского самые дурные предчувствия. Напрасно майоры и капитана, поручики и подпоручики кричали на своих солдат, обвиняя тех в трусости и малодушии. Уже не раз битые советскими танкистами, польские жолнежи не желали жертвовать своими жизнями, не видя достойного поведения со стороны отцов командиров.

Славная польская сцепка основанная на любви к родине, действовала только на уровне отделения, взвода и роты. Начиная с батальона начинались брожения и шатания, которые усиливались в геометрической прогрессии, в направлении полк-бригада-дивизия.

Ещё больше эти пагубные настроения, усилились от вида столбов дыма и пламени, возникших на аэродроме Ванзеен. Все это очень плохо влияло на душевный настрой солдат генерала Мачека. И когда танковый авангард капитана Панафидина приблизился к польским позициям, то их защитники не столько воевали, сколько думали об удачном отступлении.

Потеряв связи с британским командованием, соединения полковника Жмирского, были представлены сами себе. И потому, они с чистой душой, начали отходить за Везер к Оснабрюке, на юг к Дортмунду или на запад к Рейну. Каждый из командиров сам определял для себя пути и направление отхода и весь вопрос состоял в том, как отступать.

Тем у кого имели колесные средства несказанно повезло, в отличие от тех, кто имел только две свои ноги. Они стремительно мчались по прекрасному немецкому автобану так далеко, насколько им позволяли запасы бензина или заставы полевой жандармерии. Большей частью, им не удавалось пополнить свои опустевшие бензобаки или договориться с блюстителями порядка на военной дороге и тогда, покинув свои прелестные авто, они становились простыми пешеходами.

Впрочем, наличие автомобиля, не гарантировало безопасность на военной дороге. Очень часто, отступающие части пехоты были атакованы собственной авиацией, ошибочно принимавших их за врага. В основном это были истребители, совершавшие воздушное патрулирование, того или иного квадрата. Бомбардировщики были заняты целевыми ударами и на всякую «мелочевку» не реагировали.

В тот день, когда десантники капитана первого ранга Неустроева атаковали аэродром Ванзеен, из Оснабрюке, на боевое задание вылетела группа британских бомбардировщиков «Митчеллов». Их целью был район Люнебурга, где королевские войска, отчаянно пытались прорвать советскую оборону. Собранные здесь со всего фронта противотанковые батареи, успешно отражали атаки англичан одну за другой. Попытка британцев устранить эту проблему при помощи контрбатарейной борьбы удачи не принесла и тогда, командующий войсками «люденбургского выступа» генерал Артур Гордон, потребовал применить «ковровую бомбежку».

Для этого дела, командующим королевскими ВВС было выделено пятьдесят восемь бомбардировщиков, под командованием полковника Берда. Своим фирменным ударом, «Митчеллы» должны были пробить серьезную брешь в советской обороне и дать возможность танковой дивизии генерала Гордона, захлопнуть «гамбургскую» ловушку.

Под сильным прикрытием истребителей, В-25 должны были перемолоть в пух и прах все противотанковые батареи русских, вместе с прикрывающими их зенитками. Пятьдесят восемь первоклассных бомберов — это был очень сильный кулак, но к огромному сожалению фельдмаршала Александера, он наткнулся на крепкий русский щит. И дело тут было не в зенитном прикрытии, развернутом в этом месте по приказу маршала. В этот день, в воздух поднялась особая эскадрилья, под командованием майора Амет-Хана Султана.

Её особенность заключалась не только в том, что она состояла из одних только асов советского воздушного флота. Необычными были машины, на которых летчики приняли свое боевое крещение. Это были легендарные немецкие «Ме 262» оснащенные турбореактивными двигателями.

Две машины достались советским войскам в качестве боевых трофеев в Праге и ещё семь самолетов, были обнаружены в разобранном состоянии на железнодорожных платформах, под Пенемюнде. По личному распоряжению Верховного, была создана специальная группа летчиков по изучению столь необычных трофеев. Постижение чужого оружия всегда долгий и кропотливый процесс. Обычно на него уходят месяцы и годы, но для советских людей не было ничего невозможного. Особенно если они асы и получили приказ Родины, в лице Верховного Главнокомандующего.

В ходе ознакомления и тренировочных полетов, одна машина была разбита при посадке и не подлежала восстановлению. Ещё двум другим требовался серьезный ремонт, провести который на данный момент, за короткий срок было невозможно. Такова была плата за познание, но зато все остальные самолеты были готовы к участию в боевых действиях.

Свой первый вылет по перехвату вражеских бомбардировщиков, особая эскадрилья совершила вместе с группой истребителей «Ла-7». Командир эскадрильи Амет-Хан Султан, был полностью уверен в том, что он и его товарищи полностью овладели премудростями реактивного трофея, однако присутствие в первом бою боевых товарищей, давало им дополнительные силы и уверенности.

Следуя своей привычной тактике, советские летчики не стали отвлекаться на истребители прикрытия, а обрушились на главную цель атаки — британские бомбардировщики. Стремительно набрав высоту, «меки» как их прозвали между собой летчики», первыми сверху атаковали «Митчеллы», летевших «коробочкой», излюбленным построением союзников.

Темно-зелеными молниями пролетели они мимо самолетов противника, не сбив при этом ни одной машины. Огромная скорость «мека» была одновременно и его козырем и его недостатком. Сидевший за штурвалом реактивного истребителя летчик, должен был обладать большое искусством попасть в цель, за кротчайший отрезок времени.

Летчики осваивавшие «меков» знали об этом недостатке, много тренировались в стрельбе, но так и не смогли поразить цель с первого захода. Даже командир, с его феноменальными летными способностями, не смог открыть свой счет, в этой необъявленной войне.

Атака «Ла-7» была более результативной. Несколько машин получили повреждения, а один бомбардировщик задымил подбитым мотором и был вынужден оставить строй. Надрывно гудя моторами, он с каждой секундой все больше и больше отставал от спасительной «коробочки» и вскоре стал добычей «яков», ведущих бой с «Лайтингами» прикрытия.

Присутствие «яков» и «лавочкиных», позволили эскадрильи Амет-Хана развернуться без потерь и вновь атаковать врага. В этот раз заходя на цель, командир решил опробовать трофейные неуправляемые снаряды, доставшиеся советской стороне вместе с самолетами. Столкнувшись с плохой результативностью стрельбы из-за избытка скорости, немцы решили сделать ставку на малые ракеты и по словам пленных пилотов, добились неплохих результатов.

Амет-Хан решил на деле проверить правдивость слов пленных. Темно-зеленые машины вновь приблизились к строю бомберов и улучшив момент, дали залп реактивными снарядами. Выпущенные скопом, по плотному строю самолетов, неуправляемые ракеты дали положительный результат. Было поражено целых три «Митчелла», которые подобно огненным метеорам, устремились с небес на землю.

Ещё один бомбардировщик получил повреждение хвостового оперения и предпочел прервать свой полет. Проворно опорожнив бомболюки на многострадальную землю, он покинул строй. Судьба благоволила к нему. Он удачно разминулся с советскими истребителями и не смотря на повреждения, совершил удачную посадку.

Тем временем английская «коробочка» отчаянно трещала по швам. Несмотря на яростный огонь со стороны истребителей прикрытия и самих бомбардировщиков, русские пилоты упрямо её атаковали. Бравые защитники демократических ценностей и свобод много слышали о фанатизме сталинских пилотов, но действительность оказалась намного ужасней. Полностью позабыв о славе, призовой выплате за каждый лично сбитый самолет и наконец о своей жизни, краснозвездные пары беспрерывно нападали на каре бомбардировщиков, и оно, к вящему ужасу пилотов, неотступно редело.

Редели и ряды самих атакующих, но совсем не в той прогрессии и не с такой скоростью, как того хотелось бы англичане. Хорошие моторы и высокооктановый бензин, помогали британцам в определенные моменты одерживать вверх над своими противниками. Но этого было недостаточно, чтобы переломить схватку в свою пользу. Советские асы не уходили в сторону, получив хороший отпор. Нет, они все время энергично наседали на противника, демонстрируя ему свое неукротимое желание драться, драться во чтобы то ни стало, драться до победного конца.

Они не выходили из боя даже когда у них кончались патроны. Продолжая атаковать, они пытались таранить англичан, чем вызывали страшную панику в их рядах. Подобный маневр в арсенале английских летчиков, полностью отсутствовал и находился под строжайшим запретом.

На свою третью атаку, «меки» заходили вчетвером. Из-за проблемы с подачей топлива в двигатель, бой покинул старший лейтенант Гуселин, на счету которого было восемнадцать сбитых самолетов противника. Четыре проворных молнии брызнули по металлическим спинам врага жарким огнем и на этот раз, удача не отвернулась от них.

Сразу загорелось два самолета и ещё у одной машины было повреждено крыло. Тонкая струйка дыма потянулась вслед за самолетом, неторопливо решая дилемму, загораться или нет.

На «Митчелле» который атаковал сам командир не было видных повреждений. Как ни в чем ни бывало, он продолжать идти прежним курсом, но при, чуть заметнее виляя корпусом. Так продолжалось чуть меньше двух минут, пока самолет не завалился на крыло и стал уходить резко влево.

Подобные маневры в сомкнутом строю были недопустимы, ибо подвергали смертельному риску столкновения с другими крылатыми машинами. Самолету Самуила Каплера, чудом удалось избежать столкновения с внезапно «сбесившимся» соседом. За считанные секунды он начал стремительное пикирование, чем спас себя, машину и остальной экипаж.

Оказалось, что залп «мешки» Амет-Хана попал в кабину пилотов и ранил обоих летчиков. Теряя от боли сознание, первый пилот пытался позвать на помощь других членов экипажа и передать им управление самолетом, но ему не хватило времени.

Цивилизованные люди не любят воевать в некомфортных для себя условиях. И не важно, относиться это к внутренней обстановки кабины самолета или того, что твориться с наружи её. От этого они теряют свой душевный настрой, веру в собственные силы и правоту своих действий.

Нет, среди них конечно имелись славные парни, не придающие большого значения комфорту. Простые выходцы из Корнуолла или Кента, они не испытывали сильно дискомфорта от армейской стесненности, стрельбы и прочего неприятного шума, твердо веря в величие «Юнион Джека» и вечности британских интересов.

Такие пилоты как капитан Джеффри Пайп, в точности выполнили поставленную перед ними боевую задачу. Несмотря на зенитный огонь и атаки русских истребителей, он вышел в указанный командованием квадрат и произвел бомбометание. И пусть корпус славного «Митчелла» был поврежден во многих местах и с перебоями работал правый мотор, главное было сделано. Тротиловый гостинец был доставлен точно по адресу и сброшен, на голову несговорчивого адресата.

Честь и слава была таким храбрым британским пилотам, но к огромному сожалению Джона Булля, таких парней как Джеффри Пайп у него было маловато. Большая часть тех людей что сидела за штурвалами «Митчеллов» считала и думала несколько иначе, и ставила блага комфорта немного выше флага и интересов. И потому, часть из них повернула назад, а другая, сбросила свой смертоносный груз несколько в стороне. Ведь это так трудно разобраться, где свои, а где чужие, в такой некомфортной обстановке.

Одним словом, удар с воздуха не достиг своей цели. Солдаты генерала Гордона так и не смогли прорвать русскую оборону и выйти к Гамбургу. Более того, при этом они понесли серьезные и теперь вопрос стоял не о продолжении штурма, а об удержании собственных позиций.

У звездно-полосатых союзников британских орлов, тоже были свои трудности. Так потерпев неудачу под Веймаром, американцы выместили свою злость на Лейпциге. Собрав могучий кулак из ста восьмидесяти семи бомбардировщиков, они ударили на следующий день по столице Саксонии, но только ночью.

Пользуясь тем, что у советской фронтовой авиации не было большого опыта в отражении ночных налетов, на этот раз, американцы выполнили свой план, по умиротворению русских. Потери от огня противника все же были, да и бомбардировка с большой высоты железных и автомобильных дорог не дало нужного результата.

Были определенные места, где американские бомбы серьезно повредили полотно дороги. Однако таких мест было до обидного мало. А там где они были, русские саперы привычно пускали машины в объезд по второстепенным дорогам или вообще по бездорожью. Благо опыт за четыре года войны, был приобретен громаднейший.

Таково было положение дел, что впрочем не помешало летчикам победно отчитаться перед командованием, приложив к докладу фото пылающих предместий Лейпцига. При умелом подаче фактов в купе с подобными фотографиями, всегда можно убедить высокое начальство в чем угодно. Вредное и придирчивое, в глубине души оно всегда радо обмануться, при правильной постановке дела.

Генерал Эйзенхауэр остался доволен началом операции, доложил наверх и приказал, с несгибаемой волей, продолжить принуждение дяди Джо к миру на американских условиях. Бравые генералы взяли под козырек, бросились составлять боевые планы и тут, к их огромному неудовлетворению, начались пробуксовки.

Неожиданно выяснилось, что бомбовый запас американской армии несколько сократился. Нет, о возможности нехватки боеприпасов речь нисколько не шла. Славным звездно-полосатым орлам, ещё было чем ответить на коварные происки русских азиатов. Однако позволить себе просто засыпать бомбами тот или иной участок фронта, отважные «джи-аи» уже не могли. С прекращением снабжения через порты Северного моря, американская армия стала испытывать определенные трудности. И теперь, требовались конкретные цели, удар по которым заставил бы русских прислушиваться к миролюбивым словам мистера Трумэна.

Получив новые вводные условия, блистательные мозги союзного генералитета отчаянно заскрипели, но решить задачу качественно и быстро у них не получилось. Вновь стал вопрос куда и как, следует наносить новый удар. Бить по-прежнему единым кулаком или наносить дробные удары. Прийти на помощь англичанам в районе Люнебурга или ограничиться своей зоной оккупации.

Намечая новые удары, американцы упрямо держались собственного сектора, помня старую пословицу про дружбу и табачок. Однако на этот раз, слезные крики Черчилля, соединенные с интересами большой политики взяли вверх и бравые янки отправились вытаскивать из лужи, так неловко упавшего в неё младшего брата.

Для прорыва русской обороны американцы выделили двести шесть стратегических бомбардировщиков В-17. Англичане слезно умоляли довести число ударного кулака до пятисот самолетов, но старший брат остался глух к их просьбам.

— Оказывая союзническую помощь фельдмаршалу Александеру, мы не можем полностью забывать о собственных интересах. Генералиссимус Сталин упрям как бык и нам стоит большого труда, сдвинуть его с места в нужном нам направлении. Если господин Черчилль хочет победы, то пусть добавит в чашу весов свои Ланкастеры, Галифаксы и Веллингтоны — сказал Эйзенхауэр британскому офицеру связи, при обсуждении плана операции «Неустрашимая решимость».

После долгих обсуждений, союзники сошлись на цифре в триста одиннадцать бомбардировщиков. Они должны были дважды атаковать позиции русских, под мощным прикрытием американских «Мустангов» и «Тандерболтов». Истребителей у янки было в избытке, в отличие от бомбардировщиков.

В договоренный день и час, к изрытым бомбами и снарядами окрестностям Люнебурга, приблизилась воздушная армада союзников. В числе тех принял участие в этом налете был и Коллин Пульман. Во время налета на Веймар, его «летающая крепость» получила незначительные повреждения и подполковник рвался в бой.

Перед выступлением, в штабе долго обсуждали тактику налета. В том, что русские будут их ждать под Люнебургом, американцы не сомневались. Весь вопрос заключался в виде построения, обычной «коробочкой», что серьезно затрудняла работу вражеских истребителей или разорванным строем, позволявшим сделать противозенитный маневр. Дебаты были не долгими. Все сошлись во мнении, что зениток под Люнебургом у русских осталось мало и потому правильнее будет приметить против них «каре». Что касается эшелона высоты с которого предстояло производить бомбометание, то смелые янки остановились на «золотой средине». Зарываться в облака им не позволяла гордость, а опускаться на самый низ их не пускал инстинкт самосохранения.

— С их «яками» и «лавочкиными», наши парни справятся. Так им дадут, что ко второму рейду мало кто решиться атаковать наши славные В-17 — подбадривали друг друга штабными светилами. Все было ясно и понятно, но «эти русские» поступили вопреки привычной американцам логике.

Когда американская часть армады, идущая первой приблизилась к Люнебургу, оказалось, что количество зенитных установок у противника значительно больше, чем ожидалось. Сделав ставку на прорыв к Рейну, маршал Рокоссовский постарался максимально прикрыть с воздуха, свой «Верден».

Наличие зениток стало для американцев неприятным, но далеко не смертельным сюрпризом. Несмотря на сильный огонь с земли, они упрямо наползали на цель, держа плотный строй. Фирменный «ковровый» удар требовал четкости и сосредоточения.

Ещё одной неприятностью для янки, стали советские истребители. Вместо ставших для них привычными «яков» и «Ла-5», им противостояли «Ла-7» и «аэрокобры». В этом было что-то символическое, так как с американцами воевали их же оружием и воевали хорошо. Забракованная экспертами по военным закупкам, «кобра» на равных противостояла «мустагам» и «тандерболтам» благодаря своей высокой маневренности. Сидевшие за их штурвалами советские асы, доставили много неприятностей американским пилотам.

Полностью презирая опасности, вопреки всей логике и здравому смыслу, находясь в численном меньшинстве, они смело атаковали «летающие крепости» и очень часто добивались успеха. Нет, после их стремительных атак, стратегические бомберы дяди Сэма не падали вниз сбитые пачками. Прекрасные американские машины выдерживали до 4–6 попаданий противника и могли продолжать свой полет. Просто агрессивные атаки советских летчиков, в купе с плотным огнем с земли, создавали для янки сильный дискомфорт, который заставлял их разваливать свои любимы «коробки».

Большая часть американских потерь в этом бою, приходились именно на долю зениток. Благодаря тому, что самолеты противника не могли совершать маневр уклонения, зенитные расчеты методично сокращали число боевых машин неприятеля.

У многих пилотов не выдерживали нервы от вида сбитых соседних машин. Они покидали спасительный строй, выходя из прикрытия огня задних полусфер соседних машин. Эти опрометчивые поступки ставили под угрозу не только целостность общего строя, но и целостность самого самолета. И таких дурных поступков, в две минуты разваливавших неприступную «коробочку» было очень много.

Коллин Пульман не входил в число тех, кого русские смогли смутить или запугать. Несмотря ни на что, он достиг заданного квадрата и произвел бомбометание. Он не свернул с боевого курса когда от него откололись соседи по строю и когда реактивный «мессершмитт» атаковал его в лоб. Вместо привычного захода с боков или сзади сверху, на высокой скорости они атаковали В-17 спереди и часто добивались успеха.

Восемь боевых машин врага, сбила в этот день шестерка «меков» под руководством Ахмет-Хана Султана. Проанализировав опыт недавних боев, прославленный советский ас предложил изменить тактику воздушного боя, используя все достоинства реактивного самолета. Благодаря высокой скорости, «меки» атаковали противника в тот момент, когда он этого не ожидал и нанеся «кинжальный» удар по кабине пилотов, стремительно уходили от ответного удара.

Все это было под силам только подлинным асам воздушного боя, но результат боя, полностью оправдал все ожидания. Все машины благополучно вернулись на базу. Каждый из пилотов сбил по одному бомбардировщику противника, тогда как командир уничтожил целых два самолета врага и ещё один поделил со своим ведомым.

Охваченные азартом боя, позабыв про усталость, летчики принялись живо обсуждать подробности боя. Столпившись в кучу, прямо на летном поле они торопились поделиться с товарищами своими наблюдениями, высказать свои замечания и предложения.

Техники едва успели заправить самолеты и пополнить их боекомплект, как в воздух вновь взвилась ракета и серо-зеленая пятерка, вновь устремилась в небо. Приближалась вторая волна союзной армады, состоящая из британских бомбардировщиков.

Ведомые бесстрашным Амет-Ханом, летчики вновь атаковали противника используя новую тактику и вновь удачно. Звено «меков» сбило шесть самолетов врага. И это при том, что один из самолетов после первой атаки совершил вынужденную посадку из-за проблем с мотором, а второй был подбит. Пилот не бросил поврежденную машину. Он дотянул до автобана идущего на Гамбург и вопреки всему посадил дымящийся истребитель.

Реактивное детище Вили Мессершмитта с честью выдержало посадку в столь необычных условиях. Несмотря на все разговоры о привередливости машины, она не сломалась, не завалилась на бок и не загорелась. Конечно, истребитель надолго вышел из строя, но сам факт его восстановления не вызывал сомнений.

Хитрые британцы узнав о наличии у русских сильного зенитного прикрытия, моментально скорректировали свои планы. Они отказались от построения в каре и заняли высотные эшелоны бомбометания.

Предпринятые меры безопасности не были сделаны напрасно. Несмотря на бравые заверения янки о полном успехе их миссии, дела обстояли совсем не так, как того хотелось бы. Зенитный заслон русских если и понес потери от бомбежки, но все равно представлял собой серьезную угрозу для королевского воздушного флота.

Как показали подсчеты потерь, во время дневного налета на Люнебург, объединенные воздушные силы союзников понесли существенные потери. Так американцы потеряли 44 процента бомбардировщиков принявших участие в этом налете, тогда как англичане недосчитались 37 процентов своей ударной силы. За каждую сброшенную на «русский Верден» бомбу, союзники щедро платили жизнями и кровью своих пилотов.

Генерал Эймс схватился за голову, когда адъютант доложил ему цифры понесенных летчиками потерь.

— Мы слишком много кормим русского медведь своей плотью, в угоду английскому льву! — в праведном гневе воскликнул летчик, но его слова бесследно канули в Лето. Как бы не было горько и обидно от понесенных потерь, нужно было лететь ещё один раз. Во-первых, роль старшего брата нужно было играть до конца, а во-вторых, этого требовала общая обстановка на фронте. Прорыв русской обороны под Люнебургом, был единственный способ заставить Рокоссовского остановить наступление своих танков, которые выкатились на просторы Европы непозволительно далеко.

Однако вновь подставлять свои самолеты под огонь русских зениток, сбивших около 65 процентов всех самолетов, генерал Эймс не стал. Весь расчет налета, был построен таким образом, что американцы подошли к цели глубокой ночью, предварительно заняв средние воздушные эшелоны бомбометания.

Полагая, что у русских зенитчиков мало опыта в отражении ночных налетов, Эймс не стал загонять своих орлов высоко в небо, надеясь поквитаться с противником за утренний конфуз. Все расчеты генерала были логичны и ясны, но русские вновь ухитрились спутать их.

Полностью заменить уничтоженные во время дневного налета зенитные орудия и расчеты, у русских не было времени и возможности. Однако, они смогли установить в небе над позициями заградительные аэростаты. Подобного хода генерал Эймс от противника не ожидал, хотя и читал отчет военного ведомства о применении русскими аэростатов в небе над Москвой и Ленинградом.

Умелое сочетание зенитного огня, аэростатов и истребителей, вновь сорвало планы союзников по уничтожению советской обороны ударом с воздуха. Вновь бомбардировочные объединенных сил понесли потери и в их числе был удачливый подполковник Пульман. При заходе на цель, его «летающая крепость» задела крылом аэростат и камнем рухнула вниз. Никто из экипажа В-17 не успел воспользоваться парашютом.

Обсуждая на утреннем докладе налет американцев на Люнебург, Сталин остался доволен результатом вчерашних воздушных боев.

— Значит товарищ Рокоссовский просил объявить благодарность, летчикам и зенитчикам отбивших налет вражеской авиации? — уточнил Верховный у Антонова.

— Так точно, товарищ Сталин, просил. Вот телеграмма — генерал вытащил из папки нужный бланк, положил его на стол, но Сталин не стал его брать.

— Раз просил, значит объявим по войскам благодарность, но по моему этого мало. Наши зенитчики и летчики в первый раз столкнулись со столь масштабным налетом американской стратегической авиации. У господина Эйзенхауэра ещё очень много осталось таких самолетов как В-17. Мы очень часто просили американцев продать нам их по ленд-лизу, но каждый раз они нам отказывали. Силы против нас копили и вот опробовали — недовольно произнес Верховный, вновь переживая эту маленькую неудачу в Большой политике.

— Думаю, что нам следует дать широкую огласку боевым успехам солдат и офицеров, Северо-Западного фронта. Чтобы все в Красной Армии знали, что не стоит бояться этих хваленных американских бомбардировщиков. Что их можно и нужно сбивать, и для этого у нас есть все необходимое — вождь на секунду, прошелся вдоль стола, а затем принялся развивать свою мысль.

— Особо следует отметить группу летчиков воюющих на реактивных машинах. Конечно, их число не велико и вся тяжесть в борьбе с американцами легла на плечи ПВО и простых летчиков, но сам факт наличия у нас реактивных истребителей дорогого стоит. Все заявления Геббельса о так называемом чудо оружии на деле оказались откровенным блефом, но немецкие солдаты упрямо верили в него и воевали до самого конца. Мы конечно не Геббельсы, ложь не наш метод, но задумываться над причинами успеха противника. Тем более, что пограничники товарища Берии обнаружили ещё один эшелон с реактивными истребителями, в количестве семнадцати штук. Так, что у нас будет, что противопоставить пресловутой «доктрине Дуэ». Подумайте о поощрении летчиков, товарищ Антонов.

— Генштаб уже рассматривал этот вопрос, товарищ Сталин. Думаю будет правильно наградить командира группы майора Амет-Хана Султана орденом Ленина, а остальных летчиков орденом Боевого Красного Знамени — предложил генерал, но Сталин не поддержал его идею.

— Реактивный самолет — это совершенно новый вид оружия. По утверждению конструкторов Яковлева и Лавочкина за ними будущее. И кто первым сумеет им овладеть лучше других, может быть спокоен за безопасность своих границ. Это очень важный вопрос, товарищ Антонов, в котором не стоит мелочиться. Будет правильнее наградить орденами Ленина всех летчиков отряда, а командира представить к званию Героя Советского Союза.

— Майор Амет-Хан Султан уже, дважды герой Советского Союза, товарищ Сталин. И вторую звезду героя он получил в июня этого года.

— Да, я помню это — откликнулся Верховный и вновь мягко зашагал вдоль стола. Дойдя до его конца, он становился, повернулся и подняв голову заговорил.

— Бог любит троицу, товарищ Антонов. У нас уже есть два летчика трижды Героя Советского Союза, пусть будет третий. Ну, а если серьезно, то ни в коем случаи не стоит экономить на талантах, которые сэкономят нам миллионы. Так говорил американец Генри Форд, со временем ставший миллиардером. Не будем пренебрегать положительным опытом акул капитализма, тем более, что для восстановления страны, нам важна каждая тысяча рублей.

— Видите ли в чем дело, товарищ Сталин, — не сдавался генерал, — у майора Амет-Хана Султана не все в порядке с анкетой. По своей национальности, он является крымским татарином, что по мнению товарища Шикина совершенно недопустимо.

Сам Антонов ничего не имел против летчика, который за столь короткий срок сумел освоить сложнейшую технику. Однако при этом, он полностью разделял позицию главы политического управления армии. Третий трижды Герой, должен был иметь чистейшую анкету. Тяжело вздохнув, генерал посчитал разговор об Амет-Хане закончен, но Сталин был иного мнения.

— У любого народа нашей Великой Родины есть герои и предатели. Так было, есть и будет, но никак нельзя, чтобы за грехи грязной кучки отщепенцев страдал весь народ и тем более его лучшие представители. Нельзя всех грести под одну гребенку, товарищ Антонов. Это сильно подрывает у людей веру в справедливость, в честность людей стоящих во главе страны. Но не это сейчас важно. Мне интересно, с каких пор товарищ Шикин стал евреем?

— Простите, товарищ Сталин, не понял — переспросил вождя удивленный Антонов.

— Это только у евреев национальность ребенка определяется по матери, у всех других национальностей, национальность идет по отцу, — любезно пояснил Сталин, — а согласно анкете, отец Амет-Хана является лакийцем. Так, что многонациональному Советскому Союзу, будет незазорно вслед за русским Покрышкиным и украинцем Кожедубом, иметь трижды Героем славного сына дагестанского народа. Я думаю, что это будет правильным шагом. Передайте там товарищам, чтобы подготовили все необходимые документы.

— Слушаюсь, товарищ Сталин — с непроницаемым лицом ответил Антонов.

Вождь сделал пометку в блокноте, а затем вернулся к рассмотрению дел.

— А, какое у нас сложилось положение на центрально — германском направлении? Что там произошло за сутки?

— Войска маршала Конева подошли к Эрфурту и остановились, согласно приказу Ставки. Маршал Жуков, предлагает, силами его фронта нанести удар за Эльбу, в основание люнебургского выступа. Это по его мнению снимет угрозу с тылов маршала Рокоссовского и принудит американцев покинуть Саксонию. Генерал Штеменко считает подобные действия разумными и своевременными, Иосиф Виссарионович.

— Товарищ Жуков, явно засиделся без дела и потому рьяно рвется в бой, однако в этом нет никакой необходимости. Войска маршала Рокоссовского в самое ближайшее время выйдут к Рейну и у англичан начнется полномасштабный кризис, и они будут вынуждены начать отвод войск и из Саксонии, и из Вестфалии. Что же касается мысли потеснить американцев, то с этим прекрасно справляется маршал Конев, имея перед собой буфер из немецких войск Венка. Прямое же давление на американцев с нашей стороны, на данный момент, крайне вредно и опасно. Передайте товарищу Жукову, пусть готовит войска к переправе через Эльбу, пусть пугает англичан и американцев, но переходить Эльбу, Ставка категорически запрещает. Категорически и под его личную ответственность. И пусть товарищ Штеменко это проконтролирует — резюмировал Сталин, справедливо раздав нетерпеливым сестрам по серьгам.

— Теперь относительно войск маршала Конева. То, что они дошли до Эрфурта — прекрасно, но дальше давить на противника не стоит, можно перегнуть. Надо оставить Эйзенхауэру «золотой мост» для почетного отступления из Тюрингии и Саксонии. А для того, чтобы это отступление началось побыстрее, пусть маршал Конев начнет наступать на Хоф и по возможности возьмет его.

— Но Хоф — Бавария, товарищ Сталин, американская зона оккупации! — возразил генерал.

— Вот и прекрасно, пусть поторопятся и отведут свои войска от Пльзень и из всей западной Чехии. А как только выведут мы уйдем из Хофа. Передайте это решение Ставки товарищу Коневу и пусть приступает к его исполнению незамедлительно.

Со второй половины июля, американцы вслед за англичанами, начали повсеместно освобождать пленных немцев из лагерей. И тут же наступали на те же грабли, что и британцы. Не до конца доверяя «Джерри», они вооружали их исключительно стрелковым оружием, в лучшем случаи разрешая пользоваться фаустпатронами и минометами. Пушки, танки, а уж тем более самолеты, остались за списком «германского ленд-лиза».

Соверши американцы этот шаг в июне или хотя бы в первых числах июля и они получили опытного и в меру преданного союзника. Слова «реванш», хорошо открывало немецкие сердца, но теперь, время было упущено. Хорошо вербовать союзников, когда у тебя все прекрасно, громко гремят победные фанфары и каждый считает за честь быть твоим другом. И совсем иное дело искать себе союзника в годину горьких испытаний. Когда любой захмурышка, имеет наглость требовать заплатить за свою помощь вперед и при этом в твердой валюте.

В конце июля мало кто из немцев желал отомстить «русским свиньям» за поруганный фатерлянд. «Сарафанное радио» в Германии тоже хорошо работало. И когда дядя Сэм решил осчастливить германских парней, сделав их своими союзниками, то не все немцы откликнулись на этот призыв. Очень многие, едва распахнулись лагерные ворота разбежались по домам, честно избавившись от оружия и опостывшей формы. Другие объявили себя фольксштурмом и занялись охраной маленьких городков и селений. И только небольшое число пополнило ряды армии Венка.

Положение войск «блистательного ума современности» оставляло желать лучшего. Основные силы последнего фельдмаршала Германии, отчаянно пытались остановить продвижение войск маршала Конева в Тюрингии. Даже усиленные американскими танковыми соединениями и при поддержанные американской авиацией, они были вынуждены отступать на запад, подпихиваемые русскими танковыми армиями.

Другая часть армии Венка прикрывала фланги соединениям 3-й американской армии, все ещё не покинувшей пределы западной Чехии. Состав войск генерала пехоты Фридриха Шульца был очень разномастный. Сюда входили новобранцы из бывшей группы армий «Г», остатки соединений группы армий «Центр» избежавшие пражского котла и часть сил 11 армии генерала артиллерии Вальтера Лухта, сложившей оружие в конце апреля 1945 года, в Гарце. Получив свободу, старый вояка сразу же выказал полную готовность сражаться с русскими, с которыми по его словам не могло быть никакого мира.

Присутствие в этой группе войск двух опытных генералов, было по мнению Венка большим плюсом. Фельдмаршал считал, что они будут двумя главными основами, призванных сцементировать рыхлое воинство, доставшееся им в наследство от фюрера.

Лучшие силы этой группы, под командованием Лухта, держали оборону на участке Плауэн — Ауэрбах, на наиболее танкоопасном направлении. Оперируя угрозой наступления русских танков, генерал сумел выбить у американцев несколько батарей противотанковых орудий, но это была капля в море.

Полагая что район Плауэн — Нойензальц надежно прикрыт двумя неширокими, но глубокими озерами, Лухт сосредоточил почти все свои батареи вблизи Ауэрбаха. Здесь, на стыке Тюрингского и Богемского леса, под прикрытием вековых дубов, генерал намеривался поквитаться со своими заклятыми врагами, но этого не случилось.

Главный удар советских войск пришелся на район Плауэн. Именно по узкому озерному дефиле и по прилегающим к ним позициям врага, молотили изделия конструктора Грабина в течение двух часов. Молотили с чувством, с толком, с расстановкой. Били по площадям с размахом, не опасаясь за нехватку снарядов или внезапно появления противника в воздухе. Полковые, дивизионные и корпусные орудия уничтожали все, на что им было указанно или до чего, они могли дотянуться.

Никогда ни до, ни после, эти места не слышали столь ужасной артиллерийской канонады. Которая подобно сказочной гребенке, основательно перепахала по ту сторону озер, всю территорию вдоль и поперек. Разрывы снарядов были столь часты и сильны, что все кто находился на передней линии обороны, были либо убиты, либо бежали прочь от всепожирающего огня русских батарей.

Бежала специальная группа взрывников, в обязанность которых входило уничтожение автомобильного моста через озеро, по которому проходила дорога из Цвикау на Плауэн. Когда штурмовые группы советских солдат захватили мостовые подмостки, в одном из блиндажей были найдены машины для подрыва, провода которых тянулись к мосту. В своеобразное оправдания немцев, можно было сказать, что озерное дефиле обороняли молодые солдаты группы армий «Г», никогда ранее не попадавших под столь мощный артобстрел. Сам генерал, вместе с ветеранами 11-й армии находился под Ауэрбахом, введенный в заблуждение данными воздушной разведки.

Согласно сведениям полученным от американских летчиков, основные танковые силы противника находились под Эрфуртом. Против группы Лухта располагалось небольшое танковое подразделение, численностью менее двух рот, дислоцированное в районе Ауэрбаха. В случаи начала наступления противника, имеющейся у него противотанковой артиллерии, Лухт рассчитывал остановить русские танки, а в случаи прорыва пехоты противника в районе озер, он успевал вернуться на защиту города.

Привычное мышление, что прорыв обороны противника русские будут осуществлять танками, сыграла с генералом злую шутку. Отряд майора Кочумасова, выявленный вражеской разведкой в районе Ауэрбаха, был сугубо отвлекающим фактором. Главную ударную силу русских, конную группу генерала Исы Плиева, противник не обнаружил.

Именно ей, усердно расчищали дорогу на Плауэн изделия товарища Грабина, аккуратно перемалывая все и всех в межозерном дефиле. Мало кто попытался заступить дорогу конной лаве, которая под грозное гиканье и залихватский свист, посверкивая саблями, устремилась в прорыв. Те же, кто все-таки рискнул померяться силами с удалыми кавалеристами, был ими обойден стремительным рывком, втоптан в землю копытами их лихих коней или пал от хлесткого удара шашкой, с разрубленной надвое головой…

Что для летящего подобно молнии скакуну расстояние от узкого дефиле до Плауэна? Всего лишь ослепительный миг, за который он пролетел весь этот путь, независимо от того, что это, прекрасный немецкий автобан или просторное поле.

В один мгновение, словно из подземли, возникла конная лава у окраин Плауэна и без раскачки, стала занимать его. При этом, кавалеристы входили в город не только по главной дороге. Подобно морской волне, они просачивались, вливались, проникали в Плауэн со всех сторон, в каждую его щелочку. Для мирного бюргера нет ничего ужаснее, когда в его тихом городке неожиданно появляются дикие казаки, которые по заверениям доктора Геббельса только и занимались, что насиловали всех немок без разбора и жарили младенцев на своих страшных пиках.

Паника в одно мгновение захлестнула город и заставила его пасть к ногам победителей. Местный гарнизон послушно сложил оружие, успев передать генералу Лухту по радио о появлении «русских казаков».

Получив тревожные вести из города, Лухт решил оставить под Ауэрбахом заслон, а с главными силами двинуться на защиту Плауэна. Уже началась переброска солдат, но в это время активизировались танки майора Кочумасова. Силами двух взводов, они начали проводить разведку боем, вернее её имитацию, и Лухт был вынужден прервать передислокацию.

Наступление врага было отбито. Четыре советских танка были подбиты или повреждены, но за эту победу, немцы заплатили слишком большую цену. Идущие на помощь городу войска попали под удар кавалеристов Плиева, которые после захвата Плауэна, ринулись в разные стороны подобно хищным щупальцам осьминога.

Спешащие по автобану грузовики с солдатами, внезапно подверглись удару со стороны леса, где совершенно не было дороги. Не зная, что дикие азиаты могут двигаться не как все нормальные люди, а так как им удобнее, немцы катили к городу, ограничившись лишь головным охранением. Про необходимость выставлять ещё и боковое охранение они забыли, за что и жестоко поплатились.

Выскочившие из леса кавалеристы не стали яростно рубить борта грузовиков и грозно бить шашками по броне головного бронетранспортера. Несущиеся прямо по полю конники, обрушили на грузовики шквал автоматного огня, а приблизившись к колонне, забросали её гранатами.

Среди кавалеристов были такие асы, что прямо на скаку вели огонь из пулемета, не испытывая при этом ни малейшего неудобства. Приученные к выстрелам кони, послушно несли всадника прямо к цели, управляемые одним лишь движением ног. Страшные казацкие сабли, которыми их обладатели могли разрубить человека с одного удара, были уже на десерт. Для особо упрямых и несговорчивых солдат германского рейхспрезидента.

У тех, кто воевал на южном направлении, к 11-й армии вермахта были свои кровные счеты, объединенные простым и доступным девизом: — «Если враг не сдается, его уничтожают». Именно им руководствовались конники Исы Плиева в этом бою, после которого в живых мог остаться лишь тот, кто успел поднять руки или притворился мертвым.

Истребление колонны уже приближалось к концу, когда на дороге появился Лухт с главными силами своего отряда. Отбив атаку Кочумасова, генерал на всех парах двинулся к городу и угодил к самому финалу боя. Германский солдат не зря считался лучшим солдатом в Европе. Быстро оценив обстановку и поняв, что авангард капитана Дитца обречен, Лухт приказал разворачивать орудия и минометные батареи.

Имея за спиной танки противника, Лухт совсем не собирался отсиживаться в обороне. Пушки ему были нужны только в качестве прикрытия для бронетранспортеров, которыми он намеривался протаранить преградивших ему дорогу кавалеристов.

Появление нового противника, не осталось без внимания со стороны, бокового прикрытия краснознаменных конников полковника Деркача. Обнаружив противника, он оказался перед трудным вопросом «что делать? Атаковать или перейти к обороне». Первый вариант был особенно предпочтителен, стремительный натиск и новая победа, но Марко Гордеевич отказался от него. Для новой атаки требовалось время, а его, суетившиеся возле орудий фигурки, не собирались давать. В лучшем случаи они накрыли бы казаков на полпути к позициям врага, а про худший вариант Деркач предпочел не думать.

Последовала команда занять оборону и через несколько минут, стало ясно, что это выбор сделан правильно. Град мин и снарядов ударил по тому месту, где сиротливо чадили грузовики капитана Дитца. Дорогу заволокли серые дымы разрывов снарядов, к которым, вскоре присоединились дымы от загоревшихся машин.

— Отлично, — оценил работу своих артиллеристов Лухт — Вили, пусть артиллеристы поработают ещё девять минут, а мы к этому времени будем готовы к атаке.

Генерал махнул рукой адъютанту и зашагал к третьему бронетранспортеру, доверху набитых солдатами. Предполагая раскатать русских кавалеристов при помощи курсовых пулеметов и бронированной мощи бронетранспортеров, Лухт и не подозревал, что у кавалеристов тоже есть чем ответить.

Русские противотанковые ружья, очень хорошо пробивали броню германских монстров, в считанные минуты, на раз-два, превращая их в красивую груду мусора. Разумеется в умелых руках, которых в конной группе генерала Плиева их было в большом количестве. Кроме них у кавалеристов оказались автоматы, пулеметы и даже минометы, залпы из которых сначала накрыли солдат, стремительно разбегавшихся прочь, от подбитых бронетранспортеров. А затем ударили по батареи, расположившейся прямо на автобане.

И теперь уже немецкие парни, падали на живописных полях, сраженные осколками русских мин. И громко кричали от нестерпимой боли, и проклинали Гитлера, и взывали о помощи к своим матерям. А тут так некстати, в тылу появились танки майора Кочумасова, прорвавших слабый заслон Лухта и бросившегося в погоню за противником.

В войнах редко убивают генералов, тем более целых генералов артиллерии. Их как правило берут в плен и с почетом отправляют в тыл. Там из ценного трофея вытрясут все самое лучшее и с почетом отправят в лагеря. Где он либо начинает писать мемуары, либо трудится на стройках народного хозяйства, потом и мозолями искупает свои грехи, так сказать.

Скорей всего именно такая судьба и ждала генерала Лухта, если бы он не служил в 11-й армии рейха. Видимо слишком много было грехов на совести этого человека или он очень сильно ненавидел своих победителей, неизвестно. Но только Лухт сопротивлялся с яростью обреченного человека и погиб так и не успев расстрелять всю обойму своего именного «парабеллума». Именно этот пистолет, с генеральской портупеей, фуражкой и воинской книжкой был доставлен в штаб генерала Плиева. Все остальное было залито кровью и превращено в лохмотья, после удара шашкой.

Очень удачно войдя в прорыв и сходу захватив Плауэн, кавалеристы генерала Плиева стремительно наступали на юг, стремясь не дать противнику возможности закрепиться. Не зная усталости и страха, они скакали по баварским просторам, а вслед за ними спешили танки Кочумасова.

Весть о страшных казаках плыла по волнам радио, взрывала телефонные трубки порождая панику и подавляя всякое желание к сопротивлению. Единственным местом, где советским кавалеристам было оказано сопротивление, был город Клеинсдорф. Имея подобно Плауэну прикрытие флангов в виде озера и крутых оврагов, он представлял собой удобную позицию для обороны и генерал Шульц, решил им воспользоваться.

Засевшие в каменных строениях солдаты, оказались неуязвимы для конников Деркача. Разгоряченные марш-броском, они попытались сходу взять Клеинсдорф, но быстро убедились, что этот орешек им не по зубам. Запас минометных мин у кавалеристов был ограничен, а выбить противника из домов и хозяйственных построек посредством стрелкового оружия было весьма затруднительно.

Впрочем, кризис наступления быстро разрешился при помощи рации. Прошло около часа и на помощь, грозным русским казакам, подоспели орлы майора Кочумасова. Его танки и самоходки принялись крушить очаги сопротивления, пустив вперед спешившихся кавалеристов.

Много, очень много, было в этом баварском городишке окон, щелей и всевозможных бойниц, откуда огонь. На такой позиции можно было долго держаться, но к сожалению, в арсенале оборонявшихся было только одно стрелковое оружие. Тщетно следили за действиями русских танков, прижавшиеся к щелям и бойницам обладатели фаустпатронов. Несносные азиаты не желали подставлять свои бока, под удары смертельных гостинцев из министерства доктора Альберта Шпеера.

Расположившись на безопасном расстоянии, они методично вгоняли свои ужасные снаряды в дома свободолюбивых баварцев. Раз за разом, на воздух взлетало то, что строилось на века. Нет ничего отвратительнее, чем скрючившись на полу, вдыхать смесь пыли, каменной крошки, вместе с запахом жженого тротила и осознавать, что ничего не можешь сделать в ответ.

Единственное, что ты можешь, так это стрелять по перебегающим силуэтам врагов, но с каждым вдохом ты делаешь это все хуже и хуже. И ты, торопишься выпустить по врагам весь автоматный рожок, ибо осознаешь, что помощь уже не придет и жить тебе, возможно осталось всего несколько минут.

Горек удел проигравшего и славен удел победителя, что неторопливо поскрипывая гусеницами, подавил основные очаги сопротивления вдоль главной дороги, открыв дорогу пехоте. Постреливая по нет-нет да ожившей огневой точке немцев, кавалеристы Плиева преодолели опасный участок дороги и вошли в город.

Двигаясь вдоль обоих сторон улицы под прикрытием танков, они подавили очаги вражеского сопротивления, уничтожая в первую очередь фаустников. Когда же их продвижение вперед останавливала хлесткая пулеметная очередь, то припав к мостовой, они терпеливо ждали огневой поддержки танкистов и самоходчиков.

Около полутора часов, продолжалось сражение за Клеинсдорф. Оборонявшие его немцы дрались отчаянно, но они ничего не могли поделать с тяжелыми аргументами «советов». Попав под удар одного из них, выжившие немцы спешили отойти, как можно дальше и поскорее.

Танкисты все ещё проводили зачистку сопротивления, когда часть кавалеристов вновь вскочили в седла и устремились к Хофу, до которого было рукой падать. Чудной птицей влетели они в притихший город. Ни одно окно, ни одна подворотня не посмела выстрелила по тем, кто разгромил лучшие соединения генерала Шульца. Ничто не напоминало в Хофе о войне, только теплый ветер, лениво качал множество белых простынь и полотен вывешенных почти из каждого городского окна. Капитуляции городка, со всеми запасами хмельного баварского пива, прошла мирно.

ГлаваXVIII. Через Гарц поросший лесом, вдоль по рейнским берегам.

В Везеле, куда 29 июля вошли танки генерала Ермолаева, никакого воинского гарнизона не было и в помине. Имелись лишь одни полицейские и жандармские соединения, осуществлявшие надзор за оккупированными английским королевством землями Рейнской провинции. Все их сопротивление, вылилось в хаотичной автоматной стрельбе, возникавшей то тут, то там, по мере продвижения советских танков по городу.

Куда более серьезное сопротивление краснозвездным танкам, оказала охрана понтонного моста, прозванного мостом Монтгомери. Он был возведен британцами, взамен разрушенного немцами при отступлении моста Райнбабена.

Не имея приказа на уничтожение переправы, британцы попытались остановить советские танки зенитно-пулеметным огнем, но потерпели фиаско. Укрывшись за каменными строениями, танкисты сначала привели к молчанию зенитки, а затем раздавили гусеницами мостовую охрану.

Переправившись на левый берег Рейна, они взяли под контроль знаменитый форт Блюхера, который затем был передан морякам Днепровской флотилии. Они достигли вод легендарного Рейна на бронекатерах, проплыв из Мюнстера по обводному речному каналу.

Тем временем британская армия переживала острейший кризис. Разорванная мощным бронированным клином советских войск, на несколько частей, она отчаянно пыталась собраться в единое целое, но это ей плохо удавалось.

По всей огромной дуге, что протянулась от Эльбы до Рейна, шли ожесточенные бои. Под Мюнстером, Оснабрюке, Нинбургом, Люнебургом, в яростной схватке сошлись советские и британские войска. Одни энергично стремились поставить победную точку в своем наступлении на Запад, другие отчаянно пытались захлопнуть брешь, в своих непобедимых рядах. Кровавый молох войны, исправно пожирал людские и материальные ресурсы обоих сторон, принесенные в жертву ради решения своих стратегических задач.

К концу июля накал страстей достиг точки максимального накала и оглушительно лопнул, с выходом советских войск берегам Рейна. Задача, поставленная перед танкистами 25 гвардейской дивизии Рокоссовским и Ставкой Верховного командования была выполнена и над войсками фельдмаршала Александера нависла угроза окружения.

Узнав о падении Везеля и захвата мостов, Александер направил в ставку Эйзенхауэра телеграмму, в которой напрямую спрашивал генерала, собирается ли американская армия напрямую поддерживать англичан или нет.

Для обсуждения ответа, Айк пригласил к себе Омара Брэдли. Единственного из всех американских генералов, с чьим мнением Эйзенхауэр был готов считаться. Впрочем, не одним только своим воинским талантом, Брэдли был обязан этим приглашением. Через своих доброжелателей в Вашингтоне, Айк знал, что президент Трумэн имеет намерение отозвать его из Европы и заменить Брэдли. Приглашая генерала к решению столь важного вопроса, Эйзенхауэр страховался, ловко разделяя тяжелый груз ответственности со своим конкурентом.

— Под оказанием помощи, фельдмаршал Александер понимает начало открытых боевых действий против Красной Армии. Окончательное слово за президентом, но он обязательно захочет узнать нашу оценку и услышать наши рекомендации. Скажите генерал, как вы оцениваете сложившуюся ситуацию и что бы вы порекомендовали ответить президенту — начал разговор Айк, едва его собеседник сел в кресло перед столом.

— Я всего лишь простой армейский генерал, призванный защищать интересы американского народа. И мне совершенно непонятны действия Вашингтона, которые позволили Сталину разгромить англичан в одиночку. Вы скажите, что этот большая политика и возможно будете правы, но эта политика подложила большую свинью под нашу победу в Европе — зло начал Брэдли, но Эйзенхауэр не торопился его обрывать. Он сам недолюбливал политиков, которые постоянно стремились руководить им.

— Если вы желаете знать мое мнение, то мы сильно опоздали с оказанием помощи англичанам. Будь мы едины с ними с самого начала, то мы смогли бы осадить русских и не допустить их выход к Рейну. Начинать войну с ними в сложившихся обстоятельствах, я считаю большой ошибкой. Положение наших войск крайне невыгодное для начала боевых действий против русских. У Рокоссовского, Жукова и Конева гораздо больше шансов окружить и взять в мешок наши войска в Саксонии и Тюрингии, чем у нас обрубить их танковые клещи. Конечно это им станет больших потерь, но в случаи успеха, свободный путь к Парижу, Страсбургу и Риму, им обеспечен.

— Что же вы предлагаете, конкретно? Попытаться разжать лапы русского медведя или признать его победу?

— Признайтесь генерал, что наши бомбежки русских тылов не принесли ожидаемого результата. Они не только не прекратили свое продвижение на запад, а напротив его усилили. Войска маршала Рокоссовского вышли к Рейну и потеснили англичан под Оснабрюке. Люнебург не взят, а под предлогом борьбы с Венком, Конев занял половину Тюрингии и вторгся в Баварию. Начинать открытое военное столкновение с русскими, на данный момент нам не выгодно и опасно. Идя к вам, я получил сообщение о крушении военного эшелона под Страсбургом. Все указывает, что это — дело рук французских партизан, среди которых много русских военнопленных. Это очень серьезное предупреждение, о безопасностей наших транспортных коммуникаций. После падения северных портов, они стали очень уязвимы.

— Я тоже имею привычку читать оперативные сводки и общее положение дел со снабжением армии мне хорошо известно. Скажу больше, на сегодняшний день они обстоят далеко не прекрасно. Потребность в топливе у нас закрыта на 65 %, в боеприпасах для армии на 74 %, а запасы бомб у авиации составляют 52 % от необходимого!

— Тогда, мое предложение не покажется вам таким уж диким и неприемлемым. Русские требуют от нас очистить Саксонию и Тюрингию, и нам следует это сделать. Хочу особенно подчеркнуть, что это не отступление, это отвод войск, выполнение союзнических договоренностей. В результате этих действий, мы не только займем более выгодное стратегическое положение, чем то в котором находимся на данный момент. Мы существенно увеличим численность и плотность наших войск на квадратный километр.

— И куда вы предлагаете отвести наши войска? — живо спросил Айк, в душе которого слова Брэдли нашли отклик и понимание.

— Естественно в нашу оккупационную зону. Конкретно на линию Хоф — Франкфурт на Майне. Таким образом мы сможем объединить все наши войска в Германии, Австрии и Италии в один громадный и крепкий кулак, разбить который русским будет очень непросто. Что касается наших транспортных коммуникаций, то их придется переориентировать с севера на юг. Вместо Гавра, Кале, Роттердама и Бремена, они пойдут на Марсель, Геную, Специю, Ливорно. От этого удлиниться плечо доставки, но одновременно возрастет безопасность перевозок. Хотя среди итальянцев тоже сильно влияние коммунистов, но северную Италию гораздо проще контролировать, чем всю восточную Францию.

— Что же, относительно наших войск в ваших словах есть, определенный резон. Но как нам быть в этом случаи с нашими союзниками англичанами? Уход наших войск из Саксонии подставляет их под удар русских и их положение серьезно ухудшиться.

— Не стоит обманывать себя относительно положения английских войск. Оно совершенно катастрофично и его вряд ли спасет наша прямая военная поддержка. Им тоже следует отступать и чем оны быстрее это сделают, тем лучше. Куда они будут отводить свои войска, это их дело. На мой взгляд, самый лучший вариант — отход в район Кобленц — Люксембург, на юг Рейнской области. Таким образом они получают крепкий тыл, прикрывают наш левый фланг и осуществляют контроль за французской границей.

— По моему, вы излишне обижаете англичан, предлагая под их контроль столь скромный клочок территории. Мне кажется, что их войска вполне могут успешно действовать, как минимум на линии Кассель — Кельн — Ахен — не согласился с Брэдли Эйзенхауэр.

— О какой обиде может идти речь, генерал? Это всего лишь констатация того факта, что они не сумели удержать под своим контролем три провинции. Впрочем, если это им по силам, то они могут остаться в Дюссельдорфе и даже попытаться отбить Мюнстер. Это их право — многозначительно сказал Брэдли, ни минуты не сомневаясь в истинных силах британцев.

— Только хотел заметить, что в предложенном вами варианте, англичане будут имеет открытый угол в районе Касселя. Мы закрыть его не сможем и значит, для них будет постоянная угроза внезапного удара во фланг. Нет, самое удобное расположение британцев, это линия Кобленц — Люксембург.

Айк не стал вступать в дискуссию с Брэдли. Оба обсуждаемых варианта имели свои плюсы, но окончательное слово была за англичанами. Вдруг они предложат свой вариант.

— Ваше мнение относительно вестфальской группировкой английских войск мне понятно. А, что вы скажите по поводу канадских войск находящихся в Голландии? Черчилль уверяет, что они кинжал, нацеленный в спину войск Рокоссовского.

— Примерно тоже самое утверждал Гитлер по поводу своих дивизий окруженных русскими в Курляндии. Он все готовился нанести удар в спину Сталину, но так и не успел этого сделать — презрительно усмехнулся Брэдли.

— Нет, вы явно недолюбливаете наших союзников, генерал и не верите в силу их армий. Да, сейчас канадцы переживают не самое лучшее время, но через две-три недели после своего укомплектования, они будут представлять силу, способную вставить палки в колеса маршала Рокоссовского. Вот увидите.

— Вполне возможно, генерал, что через три недели все так и будет, только боюсь, что Рокоссовский не даст их канадцам. После выхода его войск к Рейну, возникает сильный соблазн нанести удар в Арденнах и выйти к Кале. Войск у англичан на этом направлении практически нет и следовательно, помешать русским сделать это они не смогут. В этом случаи, их «канадский кинжал» превратиться в очередной русский мешок. На этот раз «голландский».

— Что же тогда остается, эвакуация? Нет, Черчилль на это не пойдет — уверенно заявил Айк.

— Это проблема господина Черчилля, фельдмаршала Александера, а также английского короля, за которым всегда последнее слово. Если они посчитают нужным защищать Голландию до последнего канадского солдата это их выбор, да поможет им Бог. Меня куда больше интересует какое решение примет президент Трумэн? Согласиться ли он отвести наши войска из Саксонии или нет? Начнет воевать в Европе с русскими или сначала предпочтет завершить войну с японцами в Азии?

— Боюсь, что это для него будет трудным выбором. Ведь в случаи отвода войск, мы отдаем Сталину большую часть Германии, Голландию, Бельгию, север Франции, а сами будем довольствоваться своей оккупационной зоной в Германии, Италией, югом Франции и частью Австрии. Для политиков это неравный размен.

— Вы спросили мое мнение как у военного и я его сказал. Политика же не мой конек, генерал, там слишком много грязи. Президент Рузвельт никогда не ставил политику впереди армии, умело держа баланс точно по средине. Я очень надеюсь, что президент Трумэн удержится от соблазна пожертвовать армией в угоду сиюминутных политических амбиций. Что он поймет — отвод войск это вынужденная, временная мера. Уступив русским сейчас, мы выиграем время и завтра нанесем им сокрушительный удар, от которого они никогда не оправятся! — решительно заявил Брэдли и Айк, с ним вновь согласился.

— Хорошо сказано, генерал. Я тоже считаю, что отвод войск из Саксонии это вынужденная мера, возникшая только из-за нечистой игры наших союзников англичан. Не начни Черчилль свои танцы в одиночку, ничего бы этого не было. И русские никогда бы не продвинулись дальше Эльбы и Киля. К своему большому сожалению, не мы генералы, выбираем себе союзников по собственному мнению. Их навязывают нам господа политики, руководствуясь целесообразностью и личным усмотрением.

Лицо генерала перекосила гримаса отвращения, но он удержал себя в руках.

— Очень рад, что наши мнении во многом совпали. Никто лучше нас не знает истинное положение вещей и наше общее взаимопонимание событий, говорит, что мы стоит на правильном пути, генерал. Я сейчас же сяду за составление доклада президенту, с рекомендацией не вступать в прямую конфронтацию с русскими и отвести из Саксонии наши войска. Постараюсь изложить это в самой простой и доступной форме и немедленно отправить в Вашингтон.

Собеседники обменялись рукопожатиями и Брэдли, оставил командующего наедине с бумагой. Гораздо раньше назначенного Вашингтоном срока, срочная депеша улетела за океан, но к большому сожалению Айка, она никак не повлияло на политику Белого дома.

Его обитатель, несостоявшийся боксер, а ныне президент Америки играл свою игру. В ней, правом на истину, пусть даже ошибочную, обладал только он и никто иначе. И мнение окружающих его людей, могли совпадать или не совпадать с его видением политических проблем. Доклад Айка не совпал с мнением президента, но приведенные генералом аргументы, создавали благоприятный фон, для обоснований действий президента. Поэтому они легли в папку с надписью «Нужное» и отправились в средний ящик, письменного стола президента.

Тот факт, что воздушные удары не остановили наступление русских в Германии, привел президента Трумэна в ярость. Первый день от начала бомбежек, он с радостью читал доклады генералов ВВС о нанесении ударов по врагу. Трумэн совершенно не обращал внимание на цифры потерь, главное его интересовало количество сброшенных на русских тон взрывчатки. Именно это поднимало его настроение и придавало уверенность в правильности выбора действий.

Второй день прошел в том же ключе. Президент с интересом отмечал места бомбежек на карте и заносил в особый реестр, количество израсходованной взрывчатки. Цифры потерь вызывали у него сочувствие, но он утешал себя и генералов, что победа без потерь не бываете.

Отрезвление наступило на третий день, когда председатель объединенных штабов зачитал сводку о новых продвижениях русских войск вглубь Германии. Только тогда, мистер Трумэн понял, что что-то пошло не совсем так как он планировал. Несмотря на массированные удары по русским тыловым коммуникациям, их продвижение к Рейну не остановилось, а наоборот, ускорилось.

Теперь он уже не с восторгом выслушивал донесения летчиков об их вылетал в русский тыл. Продолжая настаивать на правильности своей идеи, Трумэн стал яростно искать виновников её провала и быстро нашел этому объяснение. Оказалось, что бомбовый удар по русским не сработал из-за плохих исполнителей. Лучшие летчики Америки воевали с Японией, принуждая коварного врага к полной и безоговорочной капитуляции перед Соединенными Штатами. Тогда как нерадивые и заевшиеся от легких побед летуны в Европе, не смогли быстро и качественно вразумить неразумного дядюшку Джо.

Когда обиженные генералы, пытались доказать обратное, президент резко обрывал их. Он не хотел слышать, что пользуясь затишьем в Европе, русские сконцентрировали на севере Германии большое количество самолетов. И их численность совсем не уступает численности воздушных армий союзников, а иногда и превосходила. Что вылетевшие на задание бомбардировщики, очень часто оказывались в положении медведя, обложенного сворой охотничьих собак, несмотря ни на что вгрызавшихся в его бока. Что понесенные в воздушных боях потери восполнялись крайне плохо, тогда как замещение потерь машин у русских, было поставлено на широкий поток.

Вместо этого, Трумэн гневно потрясал донесениями о многочисленных поломках самолетов при посадке, перелетах бомбардировщиков в Швейцарию и отказах летчиков от участия в боевых полетах.

— Трусы, дезертиры, предатели интересов американского народа! — возмущался президент на заседании комитета объединенных штабов, — только благодаря им наш воздушный удар не достиг своей цели! Это они открыли Сталину дорогу в Рур и не позволили раздавить войско маршала Рокоссовского!

Трумэн ещё долго раздаривал оскорбительные эпитеты, мнимым и явным виновникам неудачи столь им любимой доктрины Дуэ. Но сколько бы он не кричал, его оскорбления никак не могли исправить положение союзных войск в Европе и остановить наступление советских войск.

Наступал самый важный момент. Президенту следовало принять решение, что делать дальше. Открыто поддержать Англию и начать полномасштабные боевые действия против России, так и не завершив долгожданный разгром Японии. К принятию этого решения, Трумэна подталкивало и пробританское лобби в Конгрессе и правительстве, откровенно давили представители финансовых кругов Америки, настойчиво рекомендовали люди приведшие Трумэна к власти.

Честно говоря, президент и сам был бы не против задать основательную трепку Сталину. Это вполне отвечало его мыслям и чаяниям, но несмотря на все это, Трумэн не торопился объявить войну Советскому Союзу. И чем больше давили на него в этом вопросе, то тем сильнее он упирался всеми четырьмя конечностями.

И дело было совсем не в его трусости или нерешительности. Просто пробыв три месяца на посту президента, Трумэн стал ощущать всю тяжесть ответственности за принимаемые им решения. Убежденность в том, что разговаривать с собеседником лучше всего с кольтом 45 калибра осталась, но бесследно прошла легкость, в готовности его применить.

Одновременно с этим, у Трумэна произошла переоценка силы американской армии и возможностей советских войск. Внимательно вчитываясь в донесения из охваченной огнем Германии, он уже перестал считать русских солдат «азиатской бандой», привыкшей одерживать победы благодаря своей численности, кладя семерых своих солдат, за одного солдата противника. Быстрый разгром британцев, на деле показал американскому президенту, что он недооценил силы и возможности своего противника в борьбе за мировое господство.

Вместе с этим, пришло осознание, что несмотря на всю свою силу и мощь, «самая лучшая армия в мире» то же не свободна от проблем. С ней также случаются неудачи, возникают конфузы и постигают откровенные провалы. И если ранее, управитель Америки считал, что это единичные случаи, то теперь его мнение несколько изменилось.

Была переоценена им и роль Сталина. Теперь он не представал в представлении Трумэна злобным кровавым диктатором, привыкшего добиваться своей цели казнями и репрессиями. Американский президент отдал должное его уму и предприимчивости, благодаря которым была создана крепкая когорта военачальников и администраторов исполнителей.

Однако свершившаяся с Трумэном метаморфоза, нисколько не повлияла на его решимость сделать Америку мировым гегемоном. Ради этого, он по-прежнему был готов пролить море крови и загубить миллионы людских жизней. Менялись лишь формы исполнения этого намерения.

Горько оплакав постигшую его неудачу, Трумэн принялся срочно искать возможность для реванша, и очень скоро нашел её в лице генерала Гровса. Для этого, ему понадобилось чуть более двух часов. Ровно столько, чтобы выставить из своего кабинета опозорившихся военных и вызвать к себе по телефону, руководителя атомным проектом.

— Наши надежды, что «ковровые» бомбовые удары смогут остановить Сталина, провалились. Эти штабные умники полностью запороли порученное им важное дело и надеялись скрыть это, при помощи громких рапортов и пустых обещаний — начал жаловаться Гровсу президент, едва тот перешагнул порог его кабинета.

— Кого они пытались обмануть!? Меня, отставного военного, который лучше их всех разбирается в военном деле, поскольку видел войну напрямую из окопа, а не из окна министерского кабинета! Я приказал генералу Маршаллу создать специальную комиссию, для расследования большого числа не боевых потерь нашей авиации и непристойного поведения пилотов. Пусть самым тщательным образом разберется с этими безобразиями и сурово накажет всех виновных. Всех, без исключения. Этих теневых приспешников Сталина! — Трумэн мстительно постучал костяшками пальцев по столу, но при этом явно переусердствовал. Гримаса боли исказила его лицо и поток угроз в адрес бездарных генералов, прервался сам собой. Некоторое время президент баюкал ушибленные пальцы, гневно блистая стеклами очков. Затем успокоился и продолжил излагать свою мысль.

— Но нам некогда ждать пока свершиться правосудие. Положение английских войск в северной Германии — безнадежно. Не сегодня завтра британский фронт рухнет и Сталин приберет к рукам весь британский оккупационный сектор и четверть Европы в придачу, а затем примется и за нас. Я бы на месте Сталина так и поступил бы, — честно признался собеседнику Трумэн. — Генерал Эйзенхауэр, считает, что открытый военный конфликт с русскими сегодня, выгоден больше Сталину чем нам. При нынешнем расположении наших войск, мы можем лишиться части их и тогда нас ждет судьба англичан, которых Сталин разбил по частям. Айк предлагает отвести наши войска из Саксонии и занять более выгодные позиции для отражения нападения русских. И я с ним согласен. Мною уже отдан приказ и с завтрашнего дня, мы начнем отвод наших войск, как бы тяжело нам не было.

Стоя перед генералом, Трумэн блистал познаниями тактики и стратегии, но при этом, скромно умалчивал о своей неблаговидной роли в разгроме англичан.

— Для передислокации войск нужно время. По заверению Эйзенхауэра, это займет никак не менее двух недель. Две долгие нескончаемые недели позора, ради того, чтобы создать мощный кулак для отражения нападения врага. Пользуясь нашим невмешательством, Сталин, несомненно, попытается максимально расширить зону своего влияния в Европе, но это будет его последний успех. Ибо по завершению всех приготовлений, я решил применить против русских атомную бомбу! — торжественно возвестил Трумэн, важно потрясая, поднятыми вверх двумя пальцами руки. Тщательно репетируя позы перед зеркалом, американский президент посчитал, что так он будет больше походить на божьего апостола во время проповеди пастве.

— Господь любит нас и потому, вручил нам в руки это страшное оружие. С его помощью мы сокрушим всех врагов Соединенных Штатов. Да, первоначально мы планировали сбросить её на японцев, но обстоятельства переменились и теперь наша цель Россия. Сейчас, атомное оружие единственное средство, способное основательно встряхнуть дядю Джо и заставить его, считаться с нашими интересами. Как у нас обстоит дело с операцией «Возмездие»? — властно спросил Трумэн у Гровса и тот, проворно подскочив со стула, стал докладывать президенту, не заглядывая в блокнот.

— На данный момент, в нашем распоряжении имеются только два атомных заряда пригодных для использования против врага, господин президент. Ещё один заряд, по словам ученых, будет изготовлен к началу сентября и два заряда к концу года. Для нанесения максимального ущерба противнику, по рекомендации специалистов, атомный заряд должен быть сброшен на парашюте и подорван в воздухе. Единственным средством, позволяющим произвести доставку атомного заряда на дальнее расстояние, является стратегический бомбардировщик В-29 «Суперкрепость». Для выполнения этой задачи, генералом Спаатсом, создана специальная 509 авиационная группа. Поскольку, ранее планировалось сбросить заряд на Японию, сейчас группа находится на острове Тиниан. Однако если будет отдан приказ, она немедленно начнет перебазирование в Англию на нашу авиабазу в Кенте.

— Прекрасно, Гровс! Скажите, атомные заряды вы намерены перевезти из Невады на этих же самолетах или их повезут отдельно?

— Во избежания всяких непредвиденных обстоятельств, я бы настойчиво рекомендовал производить перевозку зарядов на транспортном самолете.

— Это займет больше времени и увеличит риск при транспортировке — не согласился Трумэн, но увидев взгляд Гровса согласился с ним, — хотя, вы правы. Мы ещё очень мало знаем об этом оружии. Поэтому, не будем ложить все яйца в одну корзину.

— Благодарю вас, господин президент. Теперь нам нужно выяснить по каким городам России мы будем наносить свой первый удар. По Москве?

— С огромным удовольствием так бы и сделал, но до неё слишком длинный и опасный путь. Я нисколько не сомневаюсь в надежности наших машин и решимости летчиков генерала Спаатса. Однако наш первый удар, должен быть подобен резкому хуку, точным и нокаутирующим. В противном случаи, весь престиж нашего оружия будет поставлен под сомнение. Поэтому, я предлагаю нанести удар по Ленинграду.

— Что же, отличная идея. До Ленинграда можно свободно добраться вылетев из Осло, затем через Швецию и Финский залив. После разгрома Германии, русские наверняка не ждут внезапного налета со стороны Балтики. Однако, здесь есть один маленький нюанс, мистер президент.

— Какой, такой нюанс? — настороженно спросил Трумэн, недовольный тем, что Гровс подверг сомнению его замысел.

— В Ленинграде очень много каменных домов, которые, по заверениям ученых, уменьшат ударную силу взрыва и разрушений может быть меньше, чем мы предполагаем. Все-таки первый взрыв в реальных условиях.

Споткнувшись о злосчастную ученую заковырку, Трумэн покрылся красными пятнами, но не отступал.

— Тогда, давайте ударим по Кронштадту. Это главная морская база русских на Балтике и факт её уничтожение будет иметь нужный эффект на русских.

— Конечно, это так, но в Кронштадте слишком мало населения. К тому же вряд ли к моменту удара по Кронштадту, там будут основные силы русского флота.

— Что же вы предлагаете, Гровс!? — спросил, теряющий терпение Трумэн.

— Самый идеальный вариант для первого удара, на мой взгляд является порт Архангельск. До него можно легко добраться через Норвегию, Финляндию или через Нордкап. Город в основном состоит из деревянных построек, что значительно увеличит поражающий эффект бомбы. К тому же, он находится в окружении холмов, что даст дополнительную силу ударной волны. Архангельск по-прежнему играет большую роль в русской торговле и уничтожение его, нанесет чувствительный удар по экономике России.

— Где, это? — требовательно спросил Трумэн и Гровс бросился показывать Архангельск на карте.

— Действительно, можно ударить со стороны Нордкапа — сказал президент после некоторого молчания, просчитав все выгоды перечисленные генералом. Они явно перевешивали, но нужно было внести свою лепту в предложенную идею, и Трумэн нашелся.

— Хорошо, пусть первым будет Архангельск. На нем мы не только опробуем наше оружие, но и введем в заблуждение русских, относительно наших дальнейших планов бомбардировки. Пусть прикрывают Мурманск и Петрозаводск, а во второй раз. Мы ударим по Ленинграду! — президент решительно хлопнул рукой по карте и Гровс не посмел ему возражать.

Итак, решение было принято и теперь предстояло согласовать массу мелких деталей, которыми вновь занялся генерал Гровс.

Вновь как во времена заключительной стадии «Манхэттенского проекта», Гровс должен был ежедневно докладывать президенту о результатах своей деятельности. Секретность исполнения операции «Возмездия» была высочайшей. Мало число лиц знала все детали подготовки операции, все остальные знали лишь небольшой фрагмент большого дела.

И вновь, генерал Гровс, блеснул своими организаторскими способностями. Огромная машина по нанесению ядерного удара, скрипела, кряхтела, но при этом крутилась. С каждым новым днем все больше и больше набирая обороты.

Оставалось ещё решить проблемы дипломатического характера и в первую очередь с Черчиллем. Вернее сказать с его заокеанскими покровителями. Они проявляли здоровое опасение, относительно того, что их финансовые вложения в авантюру Черчилля, могли не принести им ожидаемые дивиденды.

Стараясь подчеркнуть свою независимость от недавних благодетелей и их знакомых, Трумэн не поехал на загородную виллу, как это было ранее. Он пригласил их к себе в Белый дом и принял в чайной комнате. В течение получаса, господам держателем акций «Железного борова» было вкратце обрисовано общее положение дел и было рекомендовано ждать 16 августа.

Сам налет на Архангельск был назначен на день ранее озвученной президентом даты. Было это сделано по двум причинам. Во-первых ради соблюдения секретности и во-вторых, чтобы деловые люди не чувствовали себя истинными хозяевами положения.

С Уинстон Черчиллем, Трумэн обошлись куда менее любезнее. Через генерала Эйзенхауэра, ему было передано известие о начале отвода американских войск из Саксонии и Тюрингии. Вместе с ним, имелась убедительная рекомендация английской стороне по присоединению к этому процессу. В случаи согласия британцев, то американцы были готовы прикрыть отход своего непутевого союзника, от когтей русского медведя.

Так же в документе указывалась линия, на которую американцы собирались отвести свои войска. Англичанам предлагалось самим определить место своей будущей дислокации. Эйзенхауэр не проводил чёткой границы британского сектора ответственности, но строго привязывал его к левому флангу американской армии. Побитый британский лев, вновь становился младшим партнером. На принятие решения, британцем было дано шестнадцать часов.

Отдельным посланием, президент объяснил английскому премьеру причину своих шагов. Ему так же как и его лоббистам, было предложено дождаться 16 августа, когда против русских будет применено новое оружие.

Во всех этих приготовлениях к большой свалке, не была забыта и советская сторона. Так как американский посол в двадцатых числах июля был отозван из Москвы, государственный департамент был вынужден прибегнуть к помощи господина Вышинского. Специальный посланник Сталина без устали курсировал по Стокгольму между шведским, английским и американским посольством, но больших результатов так и не достиг.

Его охотно принимали поили кофеем или чаем, но дальше разговоров дело не шло. Уж слишком скоротечен был конфликт в Германии и все решалось на полях сражения, а не в дипломатических кулуарах. Впрочем, Вышинский и не ждал быстрых результатов, продолжая методично осаждать вражеские крепости. И как признание его деятельности, стало приглашение в американское посольство, где Вышинскому было передано официальное известие о начале отвода американских войск из советской оккупационной зоны. Вслед за этим, представители госдепа заявили, что любые действия с советской стороны, во время этого процесса, будут расценены враждебные, со всеми вытекающими последствиями.

Утром 2 августа, начался отвод американских войск из Тюрингии и Саксонии. Англичане начали свой отвод из Нижней Саксонии за день до этого. Через Гарц поросший лесом, прямо к рейнским берегам.