В Кельне и его окрестностях ещё шли бои, а маршал Рокоссовский и его штаб трудились над выполнением новой директивой Ставки Верховного Главнокомандования. Нанеся сокрушительный удар по британским войска в Рейнской области, маршал подобно боксеру виртуозу, должен был стремительно развернуться на 180 градусов и атаковать позиции англичан в Голландии. Успешному выполнению этой задачи по мнению Москвы, способствовало завершение боевых действий на территории Дании и высвобождение советских войск бывшего 3-го Белорусского и Прибалтийского фронтов.

Кроме этого, в распоряжение Рокоссовского передавались войска 1-го Белорусского фронта. Маршал Жуков становился представителем Ставки в Центральной группе войск, командование которой было поручено маршалу Коневу. Подобные изменения позволяли полностью сосредоточиться на уничтожение голландской группировки англичан.

Дату начала этого процесса Ставка оставляла на усмотрения маршала, справедливо полагая, что ему на месте виднее. Но при этом, Москва не собиралась оставаться простым наблюдателем и шумным голосом напоминала о своем существовании.

— Ставка просит несколько обрубить лапки английского паука, смертным боем вцепившегося в Голландию — пошутил генерал Малинин обсуждая полученную из Москвы директиву.

— Давно пора это сделать, — согласился с ним Рокоссовский. — Верные своей традиции наступать только имея двойное превосходство во всем, господа англосаксы упустили верную возможность нанесения удара из своего «мешка». Пусть теперь не сетуют госпоже Фортуне. Шанс — не получка и не аванс, выпадает редко.

— Да, англичане свой шанс по изменению фронта упустили. Плотность наших войск по наружному периметру окружения полностью восстановлена и попытайся генерал Крафтон начать наступление сейчас — получит отпор.

— Получить то он получит, но судя по данным разведки англичане не отказываются от этой идеи. В Амстердам и Роттердам постоянно прибывают конвои с оружием и войсками, а с самого острова фиксируются переброски эскадрильи самолетов. Я считаю, что надо лишить англичан надежд на возможное наступление из «мешка» и обрубить им лапку в виде порта Роттердама. Лишившись этого важного транспортного узла мы не только получим полный контроль над устьем Рейна, но и заставим думать противника об отступлении из Голландии.

— Идея замечательна и давно проситься к исполнению, но по какому направлению собираемся наступать на Роттердам. Через Тимбург, Неймеген или Утрехт?

— А ты по какому направлению пошел бы? — вопросом на вопрос ответил Рокоссовский.

— Конечно через Тимбург. Здесь вдвое короче путь по сравнению с остальными направлениями. Правда два притока, что затруднит продвижение танков, но серьезно сократит возможные потери, если будем наступать через Неймеген или Утрехт.

— Отлично! — обрадовался ответу Малинина маршал, — вот пусть генерал Крафтон так думает как можно дольше.

— А мы значит пойдем другим путем! Через Вегхел или через Бреда!? Но только там дамбы везде, которые противник непременно взорвет и наши танки либо утопнут либо сядут в лужу, в самом прямом смысле!

— Не кипятись Михаил Сергеевич — осадил Малинина маршал, — наступать будем через Зюндерт на Меердюк.

— Но ведь там при нынешней погоде наши танки могут и не пройти. Застрянут, а если англичане дамбы взорвут то и потонут! — не соглашался начштаба.

— Средние и тяжелые застрянут, а легкие, приданные кавалерии Осликовского пройдут. Лихим наскоком выйдет к Холландс-дип и по Харингвлитскому мосту прорвется на остров Хуксевард. Черт язык сломаешь пока выговоришь — признался маршал.

— А потом на Барендрехт и здравствуй дорогой Роттердам, — подхватил Малинин. — Красиво, нечего сказать, но вот только англичане взорвут этот мост при первой же угрозе и момент будет упущен. Подтянут войска и мы будем иметь возможность только обстреливать Роттердам из орудий.

— Ну на без рыбье и рак рыба, хотя бы так парализуем его работу, но мы можем нейтрализовать охрану моста и не допустить его уничтожение — Рокоссовский хитро посмотрел на своего зама и тот моментально уловил его не высказанную мысль. За время работы с «Советским Багратионом» Малинин научился хорошо его понимать.

— Конечно, бронекатера Пинской флотилии. С их помощью вы рассчитываете нейтрализовать охрану моста и открыть дорогу Осликовскому до самого Роттердама. А возле Тимбурга надо очень хорошо прогреметь, чтобы Крафтон поверили и дал сутки кавалеристам после прорыва. Просто, но очень сложно, Константин Константинович.

— А Ставка перед нами никогда простых задач и не ставила. Так что за работу товарищи, двух суток вам вполне хватит.

— Значит двадцать первое. Раньше подготовиться не успеем — быстро просчитал все начштаба.

— Ориентируйтесь на это число, но возможно Ставка постарается сместить сроки.

— Кто бы сомневался — сварливо буркнул генерал, собирая со стола свои бумаги. Он как никто другой знал эту вредную привычку Москвы, но на этот раз все обошлось. Наступление началось двадцать первого сентября, а точнее сказать девятнадцатого. Именно в этот день советские войска начали бурную имитацию начала наступления в районе Тимбурга.

Очень легко расписать на бумаге движение полков и дивизий, их цели и задачи и чертовски трудно реализовать все это на практике, не споткнувшись о кочку и не свалившись в овраг. Долго, целых три года страдал советский генералитет этой болезнью, платя жизнями солдат за свое прозрение. Ещё один год ушел на оттачивание мастерства, которое затем позволяло Красной Армии громить любого противника.

Как хорошо иметь толковых и инициативных командиров дивизий, полков, рот и батальонов, которые способны самостоятельно выполнять полученные сверху директивы, подгоняя и подправляя с учетом обстановки на местах.

Именно это маршал Рокоссовский всегда требовал от своих подчиненных, где бы не служил и не воевал. Он мудро поддерживал разумную инициативу подчиненных, но при этом не забывал и контролировать. Предпочитая один раз увидеть все на месте своими глазами, чем сто раз прочитать всевозможные рапорты и доклады.

Прозорливая политика маршала дала прекрасные плоды. Получив приказ об имитации наступления, кроме направления Тимбурга, командиры предложили провести ложное наступление и в районе Неймегена.

Командир стоявшей там дивизии генерал Перегудов, предполагая возможное наступление на своем участке, самостоятельно провел доскональную разведку обороны противника. Выслушав доводы и аргументы комдива, маршал согласился с его предложением, сочтя его полностью подготовленным.

С учетом сложившихся реалий, первыми загрохотали под Тимбургом, а через день и под стенами Неймегена. Грохотали так достоверно и убедительно, что генерал Крафтон моментально в это поверил, решив, что «маршал кинжал» начал наносить свой излюбленный двойной удар. И когда ему донесли, что русские начали прорыв британской обороны в районе Зюндерта, генерал принял эти действия за отвлекающий маневр.

— Рокоссовский наступает на Розендаль? Чушь и ерунда! Какая ему выгода от прорыва фронта на этом направлении? Спрямление углов? Однозначно нет. К тому же после недавних дождей там такая грязь, что русская бронетехника вряд ли рискнет наступать по местным грунтовым дорогам. Хэммонд, — обратился генерал к своему начальнику оперативного отдела, — наша разведка заметила сосредоточение русских танков в этом районе?

— Нет, сэр. Только небольшую ротацию пехоты и артиллерии. Что касается дорог то вы все верно сказали. Мой помощник майор Пикет, позавчера был в этом районе с инспекционной поездкой. Его автомобиль серьезно увяз в грязи на дороге, что его пришлось вытаскивать при помощи грузовика.

— Все ясно. Маршал Рокоссовский пытается ввести нас в заблуждение и некоторые легкомысленные головы верят этому. Впрочем, для полного успокоения, распорядитесь перебросить противотанковую артиллерию к Рукпхен. Даже если русские рискнут применить здесь свои танки, дальше Рукпхен они не пройдут. Там отличная позиция для отражения атаки увязших в грязи танков — приказал генерал и был совершенно прав.

Совершив прорыв британской обороны и направиться в рейд по её тылам, было невозможно миновать Рукпхен. Он стоял на пересечении важных дорог, подпертый с двух сторон зеленой лесной стеной. Поэтому сюда были переброшены две батареи полевых пятидесяти фунтовок, способных серьезно осложнить жизнь любым танкам рискнувшим наступать по густой и жирной голландской грязи.

Однако господин генерал ошибся, причем не один раз. Именно Розендаль был направлением главного удара советского полководца и несмотря на выпавшие осадки, голландские дороги оказались вполне пригодными для Т-70 и СУ-76. Благодаря своему весу и широким гусеницам они проходили там, где средние и тяжелые танки основательно вязли.

После того как оборона врага была успешно прорвана и кавдивизия полковника Петренко устремилась к Харингвлитскому мосту, приданные ей танковые батальоны уверенно шли вперед. Дружно перемалывая комья грязи, они ни на шаг не отставали от идущих в авангарде эскадронов.

Так случилось, что переброска британских противотанковых батарей осталась незамеченной советскими летчиками. На войне всегда есть возможность что-то недоглядеть и недосмотреть и за это что-то приходится платить по самой дорогой цене.

Притаившиеся в густом подлеске по обе стороны от дороги английские канониры с огромным нетерпением, ждали возможности ударить из всех орудий по советским танкам. Хоть с большим опозданием, но расквитаться с противником за позор прошедшего лета.

Стоя вблизи орудий, командиры огневых расчетов то и дело подносили к глазам полевые бинокли надеясь первыми заметить приближение врага или услышать привычный гул танков. Однако их ждало сильное разочарование. Впереди колонны, шел головной эскадрон конной разведки усиленный двумя броневиками.

Для притаившихся в лесу англичан было выгоднее пропустить разведку вперед, чтобы потом уничтожить главные силы колонны. Вжавшись в землю и затаив дыхание они ждали прохода разведчиков. Если бы головная застава состояла из одних броневиков, возможно, что замысел врага и удался, но были ещё и кавалеристы, которые и обнаружили присутствие врага.

Вспыхнула яростная и скоротечная схватка. От мощного бронебойного залпа батареи броневики разведки моментально превратились в два ярких факела, но вот с кавалеристами взводам охраны пришлось серьезно повозиться.

Несмотря на то, что все пространство перед засадой было пристреляно, а после уничтожения броневиков, англичане при помощи осколочных снарядов стали сокращать численность эскадрона, кавалеристы дорого продали свои жизни. Ответным автоматным огнем и с помощью гранат, они повредили одно орудие и существенно сократили прислугу. Из головного дозора не выжил никто, но своей гибель они спасли остальных.

Звуки выстрелов и разрывов снарядов услышали боковые дозоры. Они моментально приостановили движение и по рации сообщили о случившемся командиру авангарда.

Столкновение с танковой засадой в глубоком тылу врага, для подполковника Петренко было большой неожиданностью, но не застало его врасплох. Бывалый командир, он не стал вызывать штурмовики поддержки и не задействовал гаубичную батарею, обещанную ему командармом. На все это требовалось время, а его у подполковника в избытке не было.

Уточнив координаты засады, силами шестью СУ-76, Петренко начал контрбатарейную борьбу, одновременно двинув на противника роту легких танков Т-70.

Маленькие, приземистые, они устремились в атаку не по дороге с фугасными сюрпризами, а вдоль кромки леса. Гул от выстрелов и разрывов снарядов вступивших в смертельную дуэль артиллеристов, а также тихий шум от работы моторов, позволил танкистам приблизиться к позициям врага незаметно. Между противниками было около ста метров, когда пушки малюток открыли огонь по позиции британских канониров.

Завязалась отчаянная борьба между имеющими противопульную броню танками и полевыми орудиями, на стороне которых были ещё взводы охраны с пулеметной ротой.

Из взвода идущего по левой стороне дороги уцелела всего одна машина. Остальных уничтожили стоявшие с противоположной стороны дороги пушки и вооруженные гранатомётами пехотинцы. Четыре ярких факела стали братской могилой экипажей танков, полностью уничтоживших батарею противника, противостоявшую им.

Идущий по правой стороне дороге взвод Т-70 был более везучим. От вражеского огня они потеряли только две машины и ещё одна провалилась в глубокую яму с водой, откуда не могла выбраться самостоятельно. Ответным огнем были приведены к молчанию два орудия и ещё два были разбиты прямым попаданием выстрелами «сушек».

Засада была почти приведена к молчанию и наступал кульминационный момент боя, когда предстояло выяснить кто-кого. Оставшиеся на ходу легкие танки или горящие отмщением взводы охраны и прикрытия. Численный перевес был на стороне англичан и в этот момент в схватку вступили эскадроны бокового прикрытия.

Укрывшись в лесу с самого начала схватки, они осторожно приблизились к месту боя, боясь угодить под «дружественный огонь» или быть преждевременно обнаруженными пехотой противника. Оба командира эскадрона были опытными воинами. Припав к окулярам биноклей они внимательно следили за схваткой и бросили своих конников в атаку ни минутой раньше, ни минутой позже.

Подобно сильным и хищным птицам устремились они сквозь не очень густой лес на недобитую артиллерийскую прислугу и пехотинцев прикрытия. Низко пригнувшись над гривами своих коней, охваченные куражом боя, они летели на англичан, стремительно сокращая расстояние между собой и ними.

Обнаружив присутствие кавалеристов противник стал отчаянно защищаться. Кто то из англичан бросил в сторону казаков гранату, другие принялись спешно разворачивать пулемет, третьи открыли огонь из автоматов и винтовок. Враг мог нанести конникам Петренко существенный урон, но страх мешал им действовать точно и эффективно.

Из брошенных гранат взорвались только две, уничтожив при этом только пятерых всадников. У одного из упавших на землю пулеметчиков заклинило ленту, а стрелявшие по казакам солдаты вели огонь не точно по цели, а всего лишь в их сторону.

Да, пули и осколки врага сбивали казаков на скаку, убивали под ними лошадей, но и они не смогли заставить их отвернуть. Несмотря ни на что они упрямо надвигались на англичан, неистово вращая шашками.

И вот настал момент когда можно было на всем скаку сбить одного врага могучим конем. Со всей силы рубануть по вскинутым вверх рукам другого и тут же, с разворота мастерским ударом поразить третьего.

Ударить его свистящим ударом в горло, чтобы схватившись руками за рану, он отчаянно пытался зажать её и никак не мог. Чтобы натружено пытался вздохнуть хоть один глоток воздуха, но вместо этого захлебывался собственной кровью. Чтобы рухнув на раскисшую землю он понимал, что умирает и умирает от сабли «страшного» казака, которым его так сильно пугали последнее время.

Засада была вырезана вся, до последнего человека. Озлобленные гибелью своих товарищей из головного дозора, казаки пленных не брали. Вытерев свои благородные клинки о шинели убитых врагов, помянув добрым словом павших, они устремились на севере, к берегу моря.

Уверенно прокладывая себе путь по проселочным дорогам, а кое-где и по голландскому бездорожью, кавалеристы Осликовского вышли к своей цели в расчетное время.

Тиха, но не спокойна была голландская ночь в районе Харингвлитского моста, где сливались воды Рейна и Шельды. Охранявшие мост два взвода автоматчиков уже знали о том, что русские прорвали фронт под Зюндертом и теперь идут на Бреда. Так считал штаб генерал Крафтона, чьи лучшие умы самоотверженно работали над планом нанесения контрудара по прорвавшейся в английский тыл русской моторизированной группе.

Охране моста было предписано находится в повышенной боевой готовности. Хотя русские и направляются к Бреда, не исключено, что шайки диких казаков занимающихся мародерством могут появиться в районе моста.

Составлявший эту депешу офицер штаба как в воду глядел. Под покровом сентябрьского сумрака к мосту действительно приближались казаки и не просто мародеры. В штурмовой группе капитана Ворона были лучшие из лучших кавкорпуса генерала Осликовского.

Благодаря фотоснимкам воздушной разведки они досконально изучили место будущего боя. Знали точное расположение дотов, блиндажей охраны и траншей. Знали примерную её численность и приблизительно догадывались о времени смены караулов.

Подтвердив по рации о своем прибытии, группа капитана Ворона затаилась в подлеске невдалеке от моста. Скученность деревень в Нидерландах была такова, что передовые силы корпуса находились в восьми километрах от моста. Наступившая ночь не позволяла местным бюргерам точно определить, что за войска обосновались на их полях, но шанс, что кто-нибудь известит об этом англичан был очень высок.

Мелкий противный дождик, был невыносимым испытанием для британских караульных. Накинув на голову капюшон дождевика, они хмуро бродили вдоль периметра поста, время от времени освещая прилегающую территорию фонарями, сильно завидуя тем, кто сейчас сидел в теплых блиндажах. Привыкшие к жизненному комфорту, англичане просто не представляли себе, что в такую мерзкую промозглую погоду осенней ночи кто-то рискнет напасть на их пост.

А между тем, их смерть крадучись приближалась к ним. Медленно и тихо ползала она по раскисшей земле, не обращая внимание на всепроникающий холод и моросящий дождь. «Подползти и убить, подползти и убить» — вот о чем думал каждый из разведчиков, сжимая в окоченевших руках стальные клинки.

Было около одиннадцати часов, когда тихий крик сойки известил о снятии часовых и сейчас же штурмовики пришли в действие. Каждый из них знал куда бежать и что делать. В амбразуры дзотов полетели гранаты, а вдоль траншей и по дверям блиндажей ударили автоматные и пулеметные очереди.

Вспыхнуло, загрохотало, окрашивая ночной мрак причудливыми сполохами света. На предмостовом пятачке в смертельной схватке схлестнулись две силы. Одна стремилась с максимальной выгодой использовать фактор внезапности, другая пыталась отбиться или на худой конец подороже продать свои жизни.

Над стрекотом и скрежетом автоматных очередей и пулеметных трасс, в ночное небо взмыли две белых ракеты. Хорошо видные на черном фоне, они призывали главные силы полка спешить на помощь штурмовикам. Но не только кавалеристы Осликовского вступили в схватку за этот хитрый голландский мост, состоявший из двух частей. Моряки Пинской флотилии уже давно ждали своего часа.

Переброска их бронекатеров с берегов Рейна в воды Шельды, была достойна описания последователей Каллиопы. Опасность подстерегала их буквально на каждом шагу, но не смотря ни на что, отважные моряки дошли до своей цели и вслед за штурмовиками капитана Ворона вступили в схватку с врагом.

Хитрость и особенность Харингвлитского моста заключалась в том, что пересекая реку Холландс-Дип он сначала упирался в небольшой островок Хеллегатс и только потом в Хуксевард. Чтобы не допустить разрушение моста, вошедшие в Шельду бронекатера должны были ударить одновременно и по охране Хуксеварда, и по посту на Хеллегасте.

Был очень большой риск, что охрана Хеллегасте успеет взорвать мост пока штурмовики Ворона захватят тет-де-пон, но этого не произошло. Та внезапность и дерзость, что проявили десантники во время операции надолго парализовала волю англичан и желание сражаться.

Первым по врагу ударил бронекатер с реактивной установкой на борту. Успев за те секунды, что горит осветительная ракета, навести на вражеский берег свои «органы», катер дал мощный и сокрушительный залп по охране тет-де-пона Хуксеварда. И хотя начинка снарядов была обыкновенной, удар из ночи потряс и ошеломил англичан.

Не зная число и силу своего противника, но потрясенные мощью залпа гвардейского миномета, оставшиеся в живых охранники проворно ретировались, заслышав в ночи громкое и раскатистое «Ура!».

Этот крик атаки и штурма был слышен по обе стороны реки. Звучал он и по её средине, и по его силе и громкости можно было судить об успехах советских воинов. После удара реактивными снарядами, под прикрытием пулеметов с катеров, десантники сумели быстро и без потерь захватить предмостье Хуксеварда. А вот с маленьким островком Хеллегатс пришлось повозиться.

Являясь ключевым звеном моста он имел дзоты с несколькими амбразурами, позволявших вести огонь в различных направлениях. Если бы не орудия бронекатеров неизвестно когда и с какими потерями выполнили бы свою задачу десантники. Ведя попеременно огонь осколочными и фугасными снарядами, бронекатера привели к молчанию огневые точки противника.

Одновременно с автоматчиками, с палубы бронекатеров сошли и саперы. Они имели приказ не допустить подрыва мостов и едва только ступили на берег, приступили к разминированию мостов. Ночью, под шквальным огнем врага найти и перерезать провода подрыва задача архитрудная и сложная, но советские справились с ней. Угроза взрыва мостов была ликвидирована и по ним, на всех рысях устремились вперед кавалеристы подполковника Петренко и оставшиеся в строю Т-70.

Дважды за ночь, лихим конникам пришлось вступать в бой. Первый раз у моста через Ауде-Маас, когда сходу пройдя весь Хуксевард, кавалеристы наткнулись на ожесточенное сопротивление его охраны. Два дзота стали непреодолимым препятствием на пути советских казаков и только приданные им легкие «сорокопятки», сумели склонить исход боя в свою сторону. Мост достался наступающим целехоньким и они смогли продолжить свое победное шествие по Эйсселмонде. Именно на нем, во время штурма поселка Барендрехта кавалеристы Петренко потеряли все свои легкие танки.

Громя узлы сопротивления британской обороны, танкисты оторвались от идущих за ними бойцов и стали жертвами гранатометчиков противника. Если бы не подоспевшие «сушки», которые принялись прямой наводкой расстреливать все примыкающие к дороге строения, рейд кавалеристов мог захлебнуться.

Пробив оборону англичан, они устремились дальше и вскоре достигли главной своей цели моста Эразма. Из последних сил, советские воины перешли на ту сторону Рейна и вступили в Роттердам. Идти дальше было крайне опасно, неизвестно какими силами обладал британский гарнизон города. Поэтому кавалеристы заняли глухую оборону и с тали дожидаться подхода главных сил корпуса.

Долгих пять часов они ждали прихода своих, отражали атаки, ждали и снова отражали. От яростных боев число их сокращался, но они все же смогли удержать свой плацдарм до подхода бригады десантников, сброшенных по первому требованию Петренко на просторные поля Хуксеварда.

В результате упорных и продолжительных боев, к 25 сентября южная часть города осталась за советскими войсками, тогда как северную половину Роттердама удерживали англичане. Ради этого генерал Крафтон бросил в бой свои последние резервы. Его солдаты отчаянно цеплялись за каждый дом и улицу этого города, но все это было уже напрасным. Маршал Рокоссовский сумел перерубить лапу британского паука и серьезно ухудшил его общее положение.

Но не только лапы рубились в третей декаде этого сентября. Отрубались и хвосты, коими полковник Петров успел обзавестись с головой окунувшись в мирную парижскую жизнь. Ведь в его прямые обязанности входило не только поддержания боеготовности дивизии, но и участие в маленьком «дипломатике». Как глава ограниченного советского контингента, комдив был вынужден наносить различные визиты в те или иные инстанции французской республики.

Вернувшись после очередного такого визита Петров собирался как следует подкрепиться. Среди немногих недостатков полковника, было гурманство. Только хорошо поев он мог говорить с подчиненными о делах, а тот жидкий чай и тощие пирожки, которыми угощали его французы не могли считаться едой.

Идя по коридору полковник уже предвкушал скорое пиршество с отварным рисом и хрустящей луковицей. Будучи восточным человеком, из всего пищевого многообразия именно этому он отдавал свое предпочтение. Кроме этого дивизионный повар готовил ему чудную соевую пасту вместе с прожаренными ржаными кусочками хлеба. Все это ждало его уже в кабинете, но в этот черти вынесли в коридор Красовского.

— Георгий Владимирович, — начштаб решительно загородил ему дорогу, — тебя Шалашов искал. Хотел с тобой поговорить.

— Шалашов? — недовольно буркнул Петров, который как истинный военный не особенно жаловал особистов. — Ладно, поем и зайду.

— Слушай, зайди сейчас — многозначительно произнес Красовский и несмотря на урчание в желудке, Петров не стал с ним спорить. За время пребывания в Париже он сошелся с начштабом и с полуслова понял всю недосказанность.

— Что случилось, Андрей Валентинович? Опять не ту француженку подвез — насупившись спросил комдив особиста, который устроил целое расследование его отъезда из части с Констанцией.

— Да, нет, ничего особенного не случилось. Просто поговорить хотел. Чаем угостишь? — доверительно спросил подполковник. Высокий, широкоплечий коротко постриженный, он был больше похож на промысловика, чем на особиста. С первого взгляда было трудно поверить, что за плечами этого улыбчивого и слегка застенчивого человека были погони, засады, смертельные схватки с диверсантами, а также умелая работа по их перевербовке. Только небольшой прищур глаз, мог подсказать наблюдательному человеку о внешнем несоответствии с внутренним содержанием.

— Чаем? Можно и чаем — суховато бросил Петров. Разговор с Шалашовым явно не сулил полковнику большой радости, только маленькую — хорошо поесть.

— Ну и как тебе французы? — спросил особист, дав полковнику умять половину тарелки риса и похрустеть луковицей. Утром члены парижской мэрии прислали Петрову приглашение и полковник был вынужден поехать.

— А, полная с ними ерунда, — решительно заявил комдив наслаждаясь божественным вкусом риса, — типичные пикейные жилеты. Достали своими расспросами как это японцы умудрились изготовить атомную бомбу. Ну не могли, они по их понятиям её сделать и всё тут. Мозги не те, образование не то и руки не из того места.

Полковник намазал пастой хлеб и принялся наслаждаться вкусом, не забывая поглядывать на собеседника, что мирно пившего чай в прикуску из граненого стакана.

— Да, Бриан — это голова. Бенеш тоже голова, а Чемберлен и Клемансо — две головы — блеснул познанием в литературе особист.

— Вот-вот. Эти господа все ещё не могут понять, почему немцы не стали штурмовать «линию Можино» в лоб, а двинулись в обход. Ведь должны были! Так и хоте поведать под большим секретом, что секретную технологию им с Фиджи завезли.

— Нет, лучше с Туамоту. Это их окончательно добьет. Представляю газетные заголовки «Дикие туземцы обладают знанием атомного оружия». Миллионные тиражи и все будут ждать продолжения — пошутил Шалашов.

Петров уголком рта усмехнулся над шуткой особиста и забросив последнюю ложку риса спросил.

— Все пишет? Никак не уймется?

— Конечно пишет, куда ему деваться — подтвердил особист, — крепко ты его обидел.

— И что нового поручил тебе узнать член Военного совета основываясь на сигналах товарища Правдюка.

— Выяснить почему ты скрыл знание французского языка не указав это в анкете.

— И только? — полковник презрительно скривил губы.

— Как сказал товарищ Субботин этого вполне достаточно, чтобы отозвать тебя отсюда, а если подтвердиться факт морального разложения то понизят до майора — доверительно сообщил Шалашов.

— Тогда лучше до капитана. Капитаном войну начал, капитаном и закончу — Петров налил в чашку заварку, добавил молока, плеснул кипятка и маленькими глотками стал смаковать чай без всякого сахара.

— Так как насчет французского? — поинтересовался особист. Прошедший долгую дорогу войны, он видел в полковнике в первую очередь своего собрата фронтовика. Поэтому и затеял этот разговор, а не вызвал Петрова на допрос под протокол.

— Французский? Был грех, — признался полковник, — в тридцать шестом проходил ускоренный курс французского перед отправкой в Испанию. Ну а в анкете не указал, так как давал соответствующим органам подписку о неразглашении. Если кому надо, то пусть делают запрос, им подтвердят.

— Ясно. Попал бы к франкистам в плен, изображал бы вьетнамца, с сайгонским акцентом лепетал бы «же не ву компрампа» и требовал бы французского консула — усмехнулся Шалашов.

— с лаоским акцентом, — с достоинством уточнил полковник, — только сдаваться не собирался. У меня всегда с собой «лимонка» была.

— Да, не повезло товарищу Правдюку в поисках истины — притворно вздохнул особист, а затем добавил, — поберегся бы ты Георгий Владимирович со своей француженкой. Как боевой товарищ советую.

— Слушай, Андрей Валентинович, я знаю, что большинство наших заграницей попадаются на водке и подставленных им бабах. Поверь мне, знаю не по наслышке, но это не тот случай. Все вышло случайно. Петр свернул не на ту улицу и проехали бы мимо, если бы не перегородили скамьей дорогу. Ну а потом встречались всего лишь пару раз.

— Не пару. Правдюк пишет…

— Да пошел он, писатель моралист — Петров навалился на стол локтями. — Ладно, он сынок номенклатуры, но ты, чего к ней привязался? Она меня не вербовала, секреты не спрашивала, к измене не склоняла!

— Не горячись. Если интересуюсь значит не из простого любопытства, где, когда и сколько раз, — осадил полковника Шалашов. — Возня тут началась и возня не простая. Ты ничего подозрительного не заметил в последние дни?

— Да вроде нет. Вот только сегодня в мэрии, переводчик местный, господин Савиньин все приглашал посетить кафе «Арли» в любое удобное время. И заведение приличное и кормят недорого.

— Переводчик Савиньин?

— Да, скорей всего белоэмигрант. По-русски говорил правильно, но с легким французским акцентом.

— Ну и что ты?

— Следуя полученным от вас инструкций поблагодарил за внимание, но от дальнейшего развития темы уклонился. Как учили.

— Обязательно проверю этого переводчику у французских товарищей, но не нравиться мне все это. Чувствую, что взяли они тебя в разработку — хлопнул по столу Шалашов.

— Кто взял?

— Союзнички, друзья наши бывшие. Ты вот что, воздержись на время от встреч со своей Конни, ладно.

— Посмотрим, — полковник встал из-за стола и поправил ремень, — ты меня извини, но мне к танкистам надо. Проверить их боеготовность.

— Не смею задерживать, товарищ комдив, но боюсь, что разговор наш ещё продолжиться — изрек подполковник и не ошибся. Заинтересованные силы не просто взяли Петрова в разработку, они попытались сделать его ключевой фигурой в своей комбинации.

Ближе к вечеру, в расположение советских войск, неожиданно приехал бригадный генерал Серизи. Извинившись за неожиданный визит, он с почтением передал полковнику Петрову приглашение на срочный визит к генералу де Голлю. Оказалось, что у верховного главы французской республики выпало свободное время и он хотел лично встретиться с командиром советской дивизии.

В жизни очень многое зависит от простых мелочей. Получив приглашение от французов, Петров сначала доложил об этом по инстанции и получил одобрение. Потом переговорил с Шалашовым и отдал необходимые распоряжения по дивизии. Мирная жизнь вокруг не была поводом для расслабления, полковник сам придерживался этого принципа и неукоснительно требовал этого и от других.

За всеми этими сборами прошло определенное время, которое Серизи коротал в обществе Правдюка. Его присутствие на встрече с де Голлем должно было быть согласно протоколу. Из-за неприязни к переводчику и желая подчеркнуть свою значимость перед французом, Петров все делал не торопясь, что называется в полшага.

Когда же все было готово, у машины Серизи неожиданно забарахлил мотор. Трофейных «хорьх» стал капризничать и желая наверстать упущенное время, полковник предложил поехать на его «виллисе». Серизи был не в восторге от этой идеи, но его машина продолжала капризничать и француз согласился.

Зная, что согласно европейской традиции рядом с шофером место слуги или багажа, Петров посадил впереди Правдюка, а сам вместе с Серизи разместился сзади.

Решение полковника ехать на своей машине, а также временная задержка спасло ему жизнь. Стоявший вдоль дороги наблюдатель были ориентирован на проход машины Серизи. Когда же он опознал генерала в машине Петрова и подал знак стоявшим впереди автоматчикам, то они слишком поздно заметили его из-за вечерних сумерек. «Виллис» полковника уже проехал метров десять-пятнадцать от засады, когда автоматчики открыли по нему огонь.

Чувство опасности на войне занимает едва ли не первое место. За десять лет войны оно очень хорошо развилось у полковника Петрова и когда опасность задышала ему в затылок, он это почувствовал. Неизвестно почему, он обернулся и увидел как двое парней вскинули в его сторону английские «стен ганы» и из их стволов брызнул огонь.

На принятие решения оставались какие-то секунды и полковник успел их использовать. Цепко ухватив рукой за узенькие плечи француза, он стремительно нагнул его к полу и оттуда крикнул шоферу: — Гони!

Петров очень рассчитывал на своего водителя и не ошибся. Василий Княжко воевал третий год и потому он сначала выполнил приказ полковника и только потом захотел поинтересоваться, но пуля, что пролетела рядом с его ухом и разбившая ветровое стекло, все объяснило без слов.

Отпихнув завалившегося на него Правдюка, Княжко на всем ходу вывернул вправо, стремясь укрыться от пуль врагов за кирпичным фасадом высокого дома. Его маневр оказался как нельзя кстати. Выпущенный вслед петровскому «виллису» из гранатомета заряд пролетел мимо и угодил в чугунную тротуарную тумбу. Град осколков разлетелся в разные стороны, но ни один из них не попал в машину и её пассажиров.

Петляя как загнанный заяц «виллис» проехал несколько кварталов и только когда полковник Петров убедился, что погони нет, он остановился.

В результате нападения неизвестных лиц пал смертью храбрых переводчик советской миссии Правдюк. Выпущенные врагами пули буквально изрешетили его, не оставляя ему ни одного шанса на спасение. Также пострадал от огня тайных врагов и сам полковник Петров. Пригибая к полу машины генерала Серизи, он получил касательное ранение правой руки, что впрочем не помешало ему нанести запланированный визит к генералу де Голлю.

Его мужество и отвага так потрясли лидера Франции, что он тут же, по горячим следам наградил полковника орденом Почетного легиона. Осторожно пожимая забинтованную руку героя, он торжественно заявил, что Франция счастлива иметь такого боевого союзника как господин Петров.

— Благодарю вас, господин генерал. Французская республика всегда может рассчитывать на помощь со стороны советской дивизии и её командира — ответил с сильным акцентом, но все же по-французски, полковник Петров, чем привел в новый восторг де Голля.

Визит затянулся до глубокой ночи, после которого под усиленным эскортом, полковник отбыл к себе в часть. Принимая похвалу и высокую награду из рук французского лидера, сердце полковника Петрова билось ровно, не испытывая ни малейшего угрызения совести по поводу гибели Правдюка.

Обнаружив засаду и приняв решение спасти Серизи, Петров мог крикнуть Правдюку «Ложись!» и тем самым дать ему шанс на спасение. пусть минимальный, но все же шанс. Однако полковник не стал этого делать. Судьба предоставила ему возможность обрубить «зловредный хвост» и он ей удачно воспользовался.

Никто не посмел усомниться в правильности действий полковника Петрова, даже член Военного совета Субботин. Один только особист Шалашов, поздравляя полковника с наградой, проницательно прищурился и сказал сакраментальную фразу русского офицерского корпуса: — Судьба индейка, а жизнь копейка.