Под вечер Таня проснулась Она выглядела значительно лучше, чем утром. Настроение у нее было бодрое.

— О, мы уже проснулись! Как мы себя чувствуем? — прикасаясь к руке девушки своими тонкими пальцами, спросил Иосиф Генрихович.

— Сейчас уже вечер, темно. Неужели я так долго спала?

— Хорошо. Все хорошо. Это я устроил вам такой сон.

Профессор присел на стул около кровати.

— Вы не боитесь держать меня у себя? — спросила Таня.

— Не стоит спрашивать об этом. — И после паузы он продолжал: — Между прочим, у меня есть документ, что я хорошо лечил немецких солдат. И это мне иногда помогает. Когда они бывают в моей квартире, я показываю им этот документ, и они не делают обыска. — Профессор замолчал, машинально поправил очки. — Я хотел бы знать ваше имя. — Он так всматривался в девушку, как будто в первый раз увидел ее.

— Берта.

— Берта. Да, да, совершенно верно, Берта, Мне уже кто-то говорил. — Профессор замолчал и стал сосредоточенно рассматривать что-то на, белом одеяле. Потом снова заговорил: — Скажите, дорогая моя, в чем заключается счастье? А? Как вы думаете? Конечно, я больше вашего прожил на свете. Вот, знаете ли, много думал я последний год над этим вопросом. Представьте себе…

В дом постучали. Через минуту в передней послышалась немецкая речь. Профессор вскочил с постели, надел халат, достал из столика справку о том, что он работал в немецком госпитале, и со свечкой пошел в переднюю.

— Какого черта так долго не открывали? — закричал офицер с черной повязкой на левом глазу.

— Извините, господин офицер, мы же спали, — ответил Виткович по-немецки. 

— Перестаньте болтать, — оборвал его офицер. — Распорядитесь, чтобы во всех комнатах зажгли свет.

Профессор сказал прислуге, чтобы она засветила лампы. “Пусть не думает этот негодяй, что я боюсь зажечь свет”, — подумал профессор, подавая офицеру справку. Офицер брезгливо взял в руки бумажку, посмотрел ее.

— Это вы можете оставить себе. Я хочу осмотреть ваш дом. — Офицер сделал знак стоявшим сзади него солдатам.

Они прошли в кухню, осмотрели все шкафы, заглянули в столовую, перерыли буфет. Ничего не обнаружили.

— Это спальня, — предупредил профессор видя, что офицер и солдаты направляются в спальню.

— Ну и что же? Мне надо осмотреть ваш дом, — ответил гестаповец и толкнул дверь в спальню. Здесь стояли две широкие кровати, два ночных столика, два гардероба. На одной кровати лежала испуганная жена профессора. Она натянула на себя одеяло, оставляя открытой только верхнюю часть лица. Солдаты заглянули под кровать, прощупали одежду и белье в гардеробах.

— Откройте лицо, — сказал офицер и небрежным жестом показал на жену профессора. — Я вам говорю! — повысил он голос, видя, что женщина продолжает лежать закрытой.

— Юлюшка, открой лицо, — предложил Иосиф Генрихович. Жена открыла лицо, офицер взглянул на нее.

— Пойдемте дальше, — распорядился он.

— Там мой кабинет. Я — профессор медицины.

— Ну и что же?

— В кабинет заходить нельзя. Там больной в тяжелом состоянии. — При этих словах лицо профессора побледнело. Он загородил собою дверь в кабинет. Офицер схватил его за плечо и оттолкнул, говоря:

— Будьте благоразумны. Не вы, а мы устанавливаем порядки и знаем, что можно смотреть, что нельзя. — Он открыл дверь и вошел в кабинет. Здесь не было лампы, свет проникал лишь через открытую дверь, в которую они вошли.

— Принесите же свет, — крикнул офицер.

Вошел солдат с лампой. Офицер увидел бледное лицо с закрытыми глазами, обрамленное белым колпаком, надвинутым на голову до бровей, и белым одеялом — до подбородка.

— Что у вас за больная?

— Я вас не понимаю, — переспросил профессор.

— Я спрашиваю, что у вас за больная, откуда она и что с ней?

— Это частная жительница, попала под машину, перелом костей ноги и руки. Лежит в гипсе.

— Где у вас еще комнаты? Показывайте.

Профессор показал немцам ванную и повел в кладовую. Когда был осмотрен каждый уголок дома и двора, немцы собрались уходить. Профессор в душе восторгался удачей Но офицер вдруг резко повернулся и объявил:

— Я хочу осмотреть больную. Дайте лампу в кабинет. — Профессор как будто не слышал этих слов. — Дайте же лампу, я говорю.

Все снова вошли в кабинет. Офицер сдернул с Тани колпак и отшатнулся в изумлении Потер свой здоровый глаз и вновь уставился на девушку. Наконец его лицо перекосилось в улыбке.

— А-а, прекрасная Берта Шлемер! Какая удача! Она еще жива? Какая удача! Взять! — скомандовал он солдатам.

— Не троньте, не позволю! Ее нельзя трогать, — запротестовал профессор, дрожа всем телом. — Мое дело лечить. Я всех лечу. — Дрожащей рукой он совал офицеру справку

Офицер схватил бумажку, разорвал ее, бросил клочки на пол и повторил:

— Взять!

Профессор загородил собою Таню:

— Не позволю! Не имеете права! Это кощунство…

Офицер молча подошел к профессору, выхватил пистолет и в упор выстрелил. Иосиф Генрихович рухнул на пол.

Таню унесли. 

— Тани нет. Ой, что же они сделают с ней. — Ксения зарыдала, прислонившись к стене.

— Ну, перестань, милая. Нам некогда плакать, — успокаивал ее Владимир.

— Как же они не забрали Юлию Владиславну? — выговорила Ксения.

— Наверное, капитан Шмолл забыл все на свете, когда увидел Берту, — ответил Владимир. — Но они все равно не оставят в покое жену и близких профессора. Надо забрать их в лес и сделать это немедля.

— Милая Юлия Владиславна, — Ксения села на пол рядом с женой профессора, обняла ее за плечи, но не знала, что сказать. Да и что скажешь сейчас этой женщине, сраженной горем!

Жена профессора подняла голову и посмотрела на них сухими покрасневшими глазами.

— Милая, хорошая Юлия Владислава. Мы заберем сейчас Иосифа Генриховича, и вы поедете с нами.

— Хорошо, — выдохнула бедная женщина и опять склонилась над мужем и зарыдала.

Козловцев выбежал во двор, позвал партизан и приказал им взять имущество профессора. В ванной он нашел заплаканную, дрожащую всем телом прислугу. И ее заставил собирать вещи.

— Придется машину подогнать сюда. Все погрузим здесь, — сказал Козловцев. — Мы быстро соберем все, а ты, Ксения, иди домой, по пути скажи шоферу, чтобы подъезжал сюда. Надо спешить, а то ночи стали короткие. До рассвета недалеко.

— Хорошо, так и сделаем, — ответила Ксения. Она вышла из дома, закутала голову, застегнула пальто. Владимир выбежал проводить ее. Она обняла его за шею и крепко поцеловала.

— Будь осторожен, милый, — прошептала она.

— Будь и ты осторожна, — ответил Владимир. — Когда мы еще встретимся?

— Вот скоро кончится война, и мы тогда уж никогда не будем расставаться, — сказала Ксения. Она еще раз поцеловала Владимира к быстро ушла.

Козловцев возвратился в дом. Вещи почти все уже были связаны в узлы. Юлия Владиславна сидела, склонившись над мужем.

Владимир и прислуга подняли женщину и стали одевать.

Вскоре подошла машина Ее загнали во двор. Положили в кузов тело профессора, быстро погрузили вещи, усадили Юлию Владиславну и прислугу. Разместились и партизаны.

Машина благополучно выехала из города. Мороз сковал полевую дорогу, и сейчас партизаны неслись с полной скоростью. В небольшом лесочке они догнали деда Морозенко и сопровождавших его двух партизан, быстро посадили их в кузов и направились в лес.