Была у меня когда-то хорошая мечта: речку нашу Каменку вдоль по берегу от родительского дома до устья, до самой Катуни, пешочком пройти. Поглядеть, как каменские воды с катунскими роднятся… Пройти хотел не спеша, с оглядыванием вокруг, с ночевками, с костерком, с ухой. Увидеть, где какие речки и речонки присоединяется к ней, как она расширяется и набирает силу, и становится уже широкой, полноводной, совсем нам, алтайским, незнакомой. По моим расчетам, дня три бы на это ушло, не так много.

В молодости это осуществить не удалось, хотелось очень, но, увы, всегда находились другие первоочередные дела и маршруты. А теперь и не знаю, получится ли когда, многое вокруг изменилось, сама жизнь по другому руслу потекла, и люди поменялись, в каждом незнакомом обязательно бандита и разбойника подозревают. Прежней доброты и участливости, какая раньше была, конечно же нет. Сейчас с вилами встречают. Жалко. Но, дай Бог, все наладится, люди встрепенутся, воспрянут, станут добрее. Иначе нельзя. Иначе главный смысл жизни теряется. А по Каменке я все-таки обязательно пройду! Вот только дождусь, как дядя мой с Украины приедет, тогда и пойдем, он тоже хочет пройти, еще больше меня. И брата еще моего возьмем. Втроем пойдем.

Так что Каменку нашу в нижнем течении я, к стыду своему, совсем не знаю. За Нижней Каменкой, ближним к нам селом, вплоть до дойки и чуть пониже, хорошо знаю, вдоль и поперек ее изъездил и исходил, не одну, может, тысячу раз бывал, а вот совсем ниже — нет, не знаю реки, не дошли руки и ноги, не мог никак разорваться. A добираться приходилось по-всякому. Если сговаривался со знакомыми рыбаками, то на их личном транспорте катался, хорошо, меньше драгоценного рыбацкого времени уходит, если не было попутных рыбаков, то на рейсовом автобусе или на велосипеде, а один раз даже бегом горами убежал, так сильно рыбачить хотелось. Чаще всего, конечно, добирался рейсовым автобусом. Рассчитываешь время до последнего peйca или ходишь-бродишь по речке, ни от кого больше не зависишь. Приезжая автобусом, все равно стараешься уйти подальше, вроде как там — подальше — и рыбы больше, и клев лучше. А в последнеe время я — или обленился, или постарел? — старался от деревни далеко не уходить, все неподалеку крутился, ничего, не обижался, и рыбку ловил, и впечатления получал.

И вот как-то приехал я однажды — мама меня отпустила, сказала, что сегодня в огородах делать нечего, поезжай, отведи душу, — и решил совсем далеко не ходить, а проверить, что в каменском саду творится, давно в нем не был, речку не проверял. Сад большой, прямо к деревне примыкает, раньше в нем яблоки и груши росли, а потом как-то все само сабой заглохло, а остальное коровы повытоптали.

Походил я по саду, поглядел… нет, все — плохо, нет здесь никакого житья реке от человека и от коров, все поизгажено, коровники-то рядом. Нo, опять же, коров-то в этом нельзя обвинить, коровенки, они делают великое дело. Это все трактора с трактористами виноваты. Ладно, пошел подальше, за сад, где все уже места знаю.

Дошел до первого хорошего переката, здесь машины и коровы на ту сторону переправляются, стал чуть повыше, на самой стремнине, поплавок кверху задрал и давай пробовать, ловить… И хорошо, бойко пошла рыбалка! Заброшу, доведу до определенного места леску, слышу, они сразу начинают снизу теребить… Выдерну — пескарь, то на один крючок, а то сразу и на два. И чебачок попадается, и окунь с лету хватает. Хорошо. Даже покурить некогда. Так за короткое время я полбидончика надергал, даже вспотел от азарта, потом клев на убыль пошел… Ладно, думаю, ничего, спасибо, а теперь я на ту сторону перебреду. Пока шел, заприметил там, где река крюк, крутой поворот делает, хорошые омута и заводи. А я там ни разу не был, не удосужился. А такое часто бывает, они — под боком, а ты не замечаешь.

Только я собрался перегрести, гляжу, а коровы-то меня уже рогами подперли, сзади напирают, на брод идут, и ведь бык с ними! Я, пока рыбачил, так увлекся в азарте, — ничего не видел, ничего не слышал, вот они и окружили. А я на полуострове нахожусь, и в таком неудобном месте, что вокруг такая чащоба, никак мне дальше с удилищем не пробраться. Сел я тогда в кустах и притих… А бык меня чуял, все ревел, высматривал меня, а я как мышка сидел, не шелохнувшись. Целый час, наверное, сидел, ждал, пока они перебрели и дальше ушли…

Перебрел и я, рыбацкая охота рыбака часто опасности подвергает, он к этому привычный, яром прошел к омутам, огляделся. Ох, и хорошие же места! И чего это я раньше везде бегал, а здесь не был? Самому непонятно. А омутов шесть или семь, смотря что за омут считать, а что нет. И река в месте поворота — широкая, метров десять, а то и все пятнадцать будет. Воды много, глубина немалая, хорошо здесь рыбе стоять и гулять. Подкрался я, стал забрасывать, ну, думаю, сейчас чебачищу здорового выхвачу. С маху поймал двух окуньков — и все, как отрезало, никто больше наживку потревожить не хочет. Плавно виляет поплавок по течению, красиво так, вольно, вот-вот, кажется, нырнет пулей вслед за рыбой… Нo нет, крутится спокойно, исполняет медленный танец и все.

Вдруг слышу, недалеко от меня кто-то негромко ругается, поматеривается. Я голову-то выставил из-за куста, смотрю — и правда, сидит от меня недалеко старичок, дедок каменский, склонился над удочкой и поругивается. Попыхивает папироской, кашляет и разговаривает с рыбой. Сам худенький, как палочка, в пиджачке, в калошах, через плечо — сумка рыбацкая из кирзы, самодельная. Удилище — тоже самодельное, толстоватое, кривоватое, белое, как кость, солнцем высушенное. Молодец дедок, пришел на бережок душу отвести, забыть о старости, сидит себе, ловит. И правильно! Только долго он на одном месте усидеть не может, быстро к другому перебегает… Подвижный, живой дедок оказался. А у настоящего рыбака всегда так: свое место хорошее, а соседнее — еще лучше. И по всему видно, очень уж ему поймать хочется, прямо нетерпежка какая-то! Я не стал прятаться, кашлянул, выказал себя и поздоровался почтительно. Дедку-то лет восемьдесят, наверное, никак не меньше, значит, он рыбак со стажем, тут без уважения нельзя.

Он увидел меня, вскинул плечи — не ожидал.

— Доброго здоровица! Не один я тут ловец, значит, вот как… Тоже, паренек, рыбачишь?

— Пытаюсь… Перебрел попробовать… Места тут хорошие…

Я давно уже не «паренек», мне уж сорок лет, ну ладно, ничего. Конечно, он удивился, что незнакомого здесь встретил. Мне вдруг стало неловко, вдруг да я на его омута залез? Вдруг он их своими считает?

— Места хорошие, а как же… — вздохнул он и добавил с легкой обидой: — А у меня даже ни разу не клюнуло. Вот гадство-то, a? Нy, а ты надергал кого?

— Здесь, можно сказать, ничего, двух окуньков, а там, ниже, нa перекате, поймал немного: пескарик и чебачок.

— А я ведь — ничего, даже ни разу не клюнуло! — повторился он, сокрушаясь. — Пустой нынче… — И подергал за кирзовую сумочку на боку. Нет, сидел бы дома, старый дурак, погнала меня нелегкая… Старуха говорила: не ходи, а я все равно пошел… Теперь заест, что по-пустяшному сбегал, калоши только прохудил.

Я понимающе развел руками: раз на раз не приходится, рыбалка — дело такое… очень непредсказуемое. Мало-помалу, незаметно, перебрасываясь словами, мы стали подбираться дpyr к другу, пока не уселись рядом. Я закурил, он тоже запыхтел папироской задумчиво, чему-то сам рассмеялся и закачал, затряс головой… Потом в упор поглядел на меня, хитро сморщился и доверительно поведал:

— Рыбацкая страсть, она ведь удержу не знает. Вот, сам я постарел дальше некуда, в чем душа держится — не знаю, а страсть моя рыбацкая нисколько не постарела. Вот ведь что творится! Я как с детства пошел рыбачить, так и по сю пору… Все нарыбачиться не могу. Я как запах реки услышу, так аж трясусь весь, и водки не надо. Что за страсть такая к рыбалке? Прямо самому не понятно…

Я поддакнул ему, сам, мол, такой, готов дневать и ночевать на реке, пока поплавок в глазах не запляшет и рябь не пойдет… Тут уж ничего не поделаешь, надо ждать, пока весь пыл не выйдет. Зато лучше, чем пьянство, алкоголизм какой-нибудь.

Он покряхтел и сказал мне слова, которые поразили меня простотой и значимостью.

— У каждого человека есть своя рыба в жизни, каждый должен ее поймать. Иначе все — насмарку… Может, я еще не поймал, раз все успокоиться не могу?

— Может быть… Хотя вряд ли, свою рыбу вы уже точно поймали.

И тут меня осенило, я вдруг понял, до чего раньше сам не додумывался.

— Своя рыба — она ведь и маленькая может быть, не обязательно крупная? — совсем всполошился я и подскочил.

— Может и маленькая… Кому какая…

Я присел обратно и какое-то время сидел молча, весь под впечатлением свершившегося открытия…

Потом он рассказал мне, как по весне, только-только большая вода сошла, он в этих омутах несколько дней подряд, чуть ли не неделю, хороших карасей ловил. В первый день — двух, во второй — четырех, а в последующие по одному и по два. Бежал сюда утром, как раньше, бывало, на работу…

— Крупные караси? — поинтересовался я, зная сколь приятно рыбаку рассказывать о посетившей его рыбацкой удаче.

— Так по килограмму и больше.

— Ух ты! — удивился я.

— Ага, буффалы… — «буффало» — так у нас называют помесь карася и карпа.

Он достал очередную папироску, пыхнул дымком, воспоминания для него были самые сладостные.

— Даже старуха моя удивлялась, а сейчас пилит. Я уже пол-лета хожу — и ничего, пусто.

— Наверно, вниз ушел, скатился…

— Наверно…

Дедок грустно и ласково смотрел на воду, на шапочки пены и щепочки, проплывавшие мимо, и иногда улыбался, как-то совсем по-детски, доверчиво. Мне было знакомо это состояние некоторой отрешенности, глубокой задумчивости. У реки есть замечательное свойство: примирять человека со всеми обидам и невзгодами. И никакой врач или другой кудесник тут рядом не станет.

Так мы потихоньку разговаривали, иногда молчали, молчание у реки тоже разговор. Поплавки наши тоже помалкивали. Время шло… Я стал поглядывать на часы, чтобы не опоздать на последний автобус. А когда время подперло — быстро свернулся, пожелал дедку хорошей рыбалки, если не сейчас, то потом, и отправился в обратный путь…

Перебрел реку и скорым шагом, а хожу я быстро, только пыль сзади заворачивается, пошел в деревню, на остановку… Дошел быстро, ноги сами донесли. Давай ждать автобус, сам радуюсь — хорошо с дедком поговорил, не зря съездил. Рядом eщe двое стоят-перетаптываются, тоже хотят уехать. Уж время все вышло — а автобуса все нет и нет. Я слегка заволновался, может, часы врут? Сверился у соседей, нет, не врут. Нy, наверное, опаздывает… Долго я так простоял, эти двое уже ушли, а я все выжидаю, как солдат на посту, стою. Потом уже выяснил у людей, что автобуса сегодня не будет. Вот тебе и прождал зря! А они, каменские, все знают, только сразу не говорят, трудно у них выпытать, до темноты прождешь.

Закинул я рюкзачок на спину, помянул каменских не очень любезно, и зашагал через всю деревню на трассу, буду на попутку проситься. А идти-то порядочно, километра три махать. Пока дошел — упарился, а как же мне не спешить, дома мама беспокоится. Она у меня женщина беспокойная.

Стал на обочине, голосую, авось, кто-нибудь подберет. А трасса почти пустая, есть машины, но немного, и, главное, пробегают мимо, не хотят рыбака подобрать.

Еще прождал какое-то время, всю пыль на обочине собрал, гляжу, летит с горы машина, легковая вроде… Потом и шум мотора донесся и даже слышно, как асфальт под колесами шелестит… Приблизилась — «уазик», кто-то домой сильно торопится. Здорово шпарит! Поднял я руку, ну, думаю, этот точно не остановится, вон как прет.

Нет, не прав я был, остановился он, только не сразу, метров через пятьдесят, и еще двадцать на тормозах его пронесло… Подбежал я резво.

— Здрасте! — говорю. — Возьмите до Алтайского, а то каменский автобус не прибыл, вот я теперь до дома пешком добираюсь… Прямо беда!

Он кивнул. Обрадовался я, пал на заднее сиденье, рюкзачок на колени, и мы поехали, точнее — понеслись! Он гонит и гонит, сам вцепился в руль накрепко и прет, — ох, и прет же! — чуть сбавляет на поворотах и опять газу поддает… А машину строго по центру дороги держит, а то, не дай Бог, выбросит с полотна и поминай как звали… А по полу арбузики полосатые и с хвостиками, как поросята, туда-сюда перекатываются… Подарки, наверное. Я слегка замандражировал. Ну, думаю, так и расшибиться недолго, уж больно быстро едем. Я к нему наклонился, сам обеими руками за седла держусь.

— Быстро, — говорю, — едем-то…

— Ага… спешим маленько… — произнес он врастяжку и быстро взглянул на меня, а в глазах у него как дым вроде, туман.

И тут я понял: да ведь он пьян! Да пьян-то здорово, основательно, что уж лучше бы ему так быстро совсем не гнать.

А он заговорил, опять врастяжку, как бы через силу, глуховато:

— У мамы был, у родительницы, за Советским… Что-то приболела она, а я попроведовал… Два дня был, выпил немного…

А я про себя думаю: «Нет, не немного ты выпил, а порядочно». Я, признаться, струсил. А он рассказывает, по-домашнему так, как будто мы на печи сидим, с паузами, в паузах вздыхает.

— А как не выпить? Мама она мне, я переживаю… Две ночи не спал… Мне бы теперь только до «третьего» дотянуть… — «Третий» — это у нас так магазин называется, у автостанции. — Там у меня брат живет, я машину к нему поставлю — и спать…

Он широко зевает, борется с зевотой.

— Только бы инспекция не встретилась, а то не доеду… Я нижней дорогой пойду, ничего?

Мы въехали в Алтайское.

— Ничего.

— Тебе где сходить-то?

— У техникума, у бани.

— Ага, — кивнул он и свернул на нижнюю дорогу, поехал потише, теперь я стал за него переживать, чтоб инспекция не остановила.

Ну едем и едем, никому не мешаем, — и надо же! — смотрим, у моста, где за реку, в «мордву» переезжать, стоят двое и машина гаишная рядом. Сбросил мой шофер газ и совсем тихо поехал, крадучись… Да хорошо откуда-то «жигуленок» выскочил, видимо, зареченский, они его остановили и полезли вдвоем проверять, вдвоем-то всегда ловчее получается. Так мы и проскочили, так и пронесло.

Тормознул он у бани, ссадить меня. Я протянул десятку, неудобно без денег, быстро довез, а то бы мне еще мыкаться. А он не берет и еще арбуз мне навяливает.

— Арбуз-то возьми от мамы.

Я отказываюсь:

— Нет-нет, спасибо, не возьму! — Пусть подарки домой везет, они от мамы его — дорогие.

Соскочил я, пожелал ему всего хорошего, чтоб до брата дотянул, машину поставил, и чтоб мама не болела, и рысцой домой побежал, а уже смеркается понемногу…

Нe успел подбежать, гляжу, легковушка напротив нашего дома тормозит, а из нее мой брат с сумками выгружается. Из Томска приехал! Вот радость-то! Значит, он следом за мной ехал. А мог бы меня там, на остановке, где я голосовал, увидеть, вот бы удивился. А я бы ему сказал, что тебя поехал встречать, не вытерпел. Друг за дружкой мы, оказывается, мчались.

Ладно, хорошо, что приехал, пойдем с родителями обнимемся, за стол сядем. Пока сидим, глядишь, мама рыбы пожарит — пескарей. Посидим, поговорим, может, и выпьем немного, немного можно. Спать ляжем за полночь, пока все не переговорим.

А как картошку выкопаем — и на рыбалку съездим. Он, наверное, тоже приехал свою рыбу поймать, а где ее eщe можно поймать, как не у себя дома, не в своей речке? А речка наша Каменка, считай, нас вскормила, у каждого в жизни есть своя речка, у нас — Каменка. Мы ее любим, какой бы она не была, а все равно — наша.