После обеда, на следующий же день, наша семья как всегда собралась в саду, где уже было не так тепло. Я же прихватила с собой бумагу, дабы отправить ещё одно письмо. Все мы уже чувствовали приближение зимы, несмотря на то, что в прошлом году в это же время мы надевали слишком лёгкие пальто, а, когда приходило время игр с мячом, вообще их снимали. На этот раз я уже оделась в тёплую одежду с мехом. Всё же, я боялась заболеть. Хотя, кажется, тётушка уже успела что-то подхватить — она не выходила из своей комнаты весь день. К ней то и дело ходили слуги. Нас же Миллисент не пускала: Чарльза потому, что любила, а меня… потому, что, по её мыслям, скоро должен был приехать тот самый «сын Гарриет» и быть при нём простуженной не выгодно. На словах же она ответила, что тоже меня любит. Страшно представить, на что способен человек, который способен лгать даже в час болезни.

— Позволите составить Вам компанию? — над моей головой раздался низкий голос, который я тут же узнала. Чарли. Он выглядел совершенно спокойно, будто это не его приёмную мать лечили всеми находящимися в доме средствами. Возможно, он просто скрывал свои мысли. Если бы я могла читать их, думаю, запуталась бы. Полагаю, как любящий воспитанник, он должен был волноваться. Впрочем, мне говорили, что с малых лет мужчин учат скрывать свои эмоции даже, если единственный способ устранить напряжение — это выплакаться и почувствовать себя слабым человеком, зависящим лишь от дурной судьбы, неудачи и любых других событий, но не от тебя самого.

В ответ я лишь отодвинулась, давая ему больше места.

— Благодарю, — он присел рядом со мной.

Кажется, никто из нас не был расположен к разговору. Ни единого его слова, ни единой мысли. Его голова всё также оставалась домом, защищённым от таких призраков как я. Но почему? Что за защита стоит на ней и как мне её взломать? Как мне узнать, что на самом деле в его мыслях, чувствах, ощущениях? Что он чувствовал тогда, когда поднял меня над землёй? Какие настоящие эмоции вызвало у него то, как он положил руку на моё лицо и смотрел лишь на губы? Ничего этого я не знаю. И не знаю, того, правильно ли поняла историю о принце. Но что, если всё это ложь? Как я могу ему доверять, если мне не за что зацепиться, кроме своей интуиции? Что, если он обманет меня даже несмотря на то, что сейчас выглядит настолько хорошим? Что, если он из тех, кто галантно ухаживает за леди, а потом бросает её, или, того хуже, может перед этим обесчестить? Я не знаю правды, потому что не знаю его мыслей.

Никто не хочет быть обманутым.

Я слышала угнетающую тишину, заставлявшую меня всё глубже и глубже улетать в свои мысли. Это мне не нравилось. Чем больше я пыталась разобраться в том, что на самом деле чувствует ко мне Чарльз — тем больше уходила в состояние собственной беспомощности.

— Чарльз? — я слегка толкнула его плечом, чтобы он обратил на меня внимание. Затем, пододвинула к себе бумагу и стала быстро писать, так как понятия не имела о том, как сказать придуманное на языке жестов. Если не сейчас — то никогда. Я слишком сильно переживала по этому поводу. Иногда человеку нужно выговориться. Иногда ему нужно высказать то, что не высказано. — «Чарльз, что такое баскетбол?»

Записка тут же оказалась у него. За её шелестом последовала тишина. И я расценивала это как затишье перед бурей. Он может рассердиться. Он же не может всегда быть радостным, или, во всяком случае, спокойным. Он должен был как-то отреагировать на то, что я прочитала то, чего читать не должна была. Это была его тайна, которую, судя по всему, открывать мне он не хотел.

— Ты всё-таки прочитала? — наконец, молодой человек задал этот вопрос, который на деле оказался чисто риторическим. Но в его тоне не было ничего осуждающего или злого.

— Хоть что-то из твоих мыслей, — пронеслось у меня в голове.

— Мне нужно было одёрнуть себя вовремя и вести себя правильно, как ведут себя здесь, — продолжил он и я снова напряглась. В некоторых наших разговорах он то и дело употреблял «здесь» так, будто он родился где-то в Индии, где вместо того, чтобы подать леди руку, нужно ухватить её за талию, а вместо традиционных игр играют в какой-то… баскетбол.

— «Здесь?», — я тут же схватилась за нить разговора, делая вид, что сильно удивлена и слышу впервые.

— Да. Я имел в виду в этом доме. Знаеш… Знаете, когда мой отец ещё не умер, он позволял мне больше. А потом, когда его не стало на этом свете, под своё крыло меня взяла госпожа Гест и с тех пор я обязан быть образцовым джентльменом. И мне не хватает той свободы, которая была дарована мне отцом.

— «Это не правда», — заключила я, абсолютно правдиво говоря то, о чём я думала. Тон его слов слишком сильно различался, и я чувствовала, что он лжет и дело не в том, что он мечтал о свободе. Конечно, зная тётушку, я могла и правда посочувствовать, и принять это за правду, которой эти слова скорее всего, и были. Но не в этот раз. В этот раз он мне врал. — «Не рассказывай мне невероятных историй».

— Вы прозорливы, — он сдался. Но… почему так быстро? Я думала, он будет упираться и мне никогда его не раскусить. Он хочет раскрыть передо мной правду? — Однако, этого пока что вам знать не стоит.

Он поднялся и уже хотел уходить, но я успела его остановить, схватив за рукав. Мне не нравилось то, что он уходил от ответа. Почему сейчас, когда я так близка к ответам на свои вопросы, он гонит меня прочь? Ещё один вопрос к сотням других. Однако, я найду ответы.

— «Не стоит знать?» — я взбесилась, поэтому вновь жестикулировала, не зная, понимал ли он меня и успевал ли переводить. — «Почему ты говоришь так всегда? Ты увиливаешь от ответа, оставляя меня в интриге и понимаешь, что рано или поздно, ответ я узнаю. И если ты думаешь, что у меня это вызывает благоговенный трепет как у девушки, открывающей романтическую тайну своего суженого, то ты ошибаешься. Вместо этого я чувствую всё больше и больше сомнений. Потому что я не знаю, стоит ли тебе доверять. У меня нет никаких доказательств того, что ты не лжёшь и всё больше уверенности в противоположном. Я не знаю, как мне поступать», — я чувствовала, как на моих глазах стали появляться слёзы, и я вот-вот расплачусь. Перед кем? Перед человеком, которому не могу до конца доверять. Но, несмотря ни на что, он развернулся, всматриваясь в мои глаза. — «Сначала ты делаешь что-то, с помощью чего я убеждаюсь в том, что могу довериться, однако потом… потом происходит что-то такое, что заставляет меня отвернуться. Я чувствую, что ты что-то скрываешь и я не могу поверить тебе до того момента, пока не узнаю, что это за тайна. Ты знаешь многое обо мне, но, как выясняется сейчас, своими тайнами делиться не намерен».

Я закрыла глаза, позволяя слезам сорваться с ресниц на щёки. Я пыталась не дышать глубоко, но та свобода, которую я получила, рассказав обо всём, не дала мне другого выбора. Я чувствовала, что свободна и мне больше не нужно строить бессмысленных догадок о том, кто он и что скрывает. Теперь я была свободна.

Безмятежное чувство, о котором я так мечтала, прервало другое, более странное и совсем неизвестное. Его источником стал Чарльз — не боясь ничего, даже возможных взглядов тётушкиной прислуги, он ринулся ко мне. Он поцеловал меня, едва касаясь моих губ своими. Это — водоворот всевозможных мыслей, который я не в силах остановить, когда столь сильные, едва осознанные ощущения, одолевали меня. Я чувствовала, как его губы обжигают мои сильнее, чем его руки всего лишь вчера.

Как мало нужно, чтобы меня сжечь.

Как мало нужно, чтобы меня уничтожить.

— Если я расскажу, то ты подумаешь, что я безумец, — он шептал это тихо, будто не хотел, чтобы это услышал кто-то, кроме меня. Однако, после даже такого лёгкого поцелуя, на всю округу можно было трубить о чём угодно. Потому что о том, что произошло, тётушка узнает в любом случае.

— «Говори», — жестикулировала я, чувствуя, как он с неохотой отстраняется.

— Ты не хотела, чтобы я рассказывал тебе невероятные истории, — он смотрел на меня виновато, будто тихо извиняясь за то, что без моего разрешения перешёл на «ты» и за то, что так долго что-то скрывал. — Но… Что, если я скажу, что это тело — не моё?

— «О чём ты?», — я и правда не понимала, о чём он говорил. Неужели, мистика? Хотя… О том, что в нашей жизни не существует мистики думает та, что умеет читать мысли. — «Наши тела принадлежат… нам самим».

— Нет, нет, ты неправильно поняла. Знаешь… Ты удивишься и даже не поверишь, но… Я из другого века. И сейчас я расскажу тебе совсем невероятную вещь. Я из будущего. Из двадцать первого века. Века, где девушки не капризничают и не думают, что мужчины посягнули на их непорочность, если те просто взяли их за талию только для того, чтобы опустить или поднять. Века, где мы верим только лишь в то, во что хотим сами. Века, в котором собственную судьбу решаем мы сами. Века, где есть такая прекрасная игра, как баскетбол.

— «Это звучит как история писателя эпохи романтизма», — ответила ему я. Всё это и правда звучало не убедительно. Но, всё же, его голос ни разу не дрогнул. Мне казалось, он говорил правду. Или же он лишь хотел, чтобы я поверила? В любом случае, у меня появлялось только больше вопросов.

— Я знаю, знаю. Но… Несколько лет назад я был лишь учёным в месте под названием Безвременье. Я был… Вечным учёным. Вечные — это люди, которые могу перемещаться между эпохами. Окончив Академию Времени, я занялся экспериментами, особенно я решил остановиться на путешествии с помощью переселения душ. Обычно, Вечные проходят сквозь порталы используя свои тела, но что… что, если переселить душу в другое тело? Мне нравилось это. Я отдавался этому занятию. Остальное время же тратил на то, чтобы играть на рояле. Но однажды… Однажды я так долго занимался исслезованием, что буквально заснул в лаборатории и проснулся уже в теле восемнадцатилетнего парня, который оказался сыном дворецкого, которого миссис Гест взяла на воспитание и который, оказывается, учится на юриста. Как оказалось, знания об этой эпохе мне пригодились в полной мере и теперь я учусь намного лучше. Я проснулся совсем другим человеком. Я чувствовал себя собой, со своим духом, знаниями, навыками, но… Но это тело всё равно до сих пор иногда навязывает мне свои мысли. И я не знаю почему. Я пытаюсь бороться с ними, быть настоящим собой, без каких-либо чужих мыслей, но не могу. Я пребываю в состоянии постоянной борьбы. Иногда мне кажется, что некоторые поступки делаю не я. Но, всё же, я борюсь. Со своим новым телом, со своими мыслями. И как вернуться назад, в Безвременье, я не знаю. Теперь ты в праве увезти меня в дом для душевно больных. И такой безумец больше никогда не встретится на твоём пути.

— «Так вот почему я не могу прочитать твои мысли!», — я стала жестикулировать, не разбирая того, что пытаюсь показать. Кажется, в приступе радости и, пусть даже какого-то мифического ответа на свой вопрос, я не могла сдерживаться. Я раскрыла ему свою тайну. Впрочем, всё это можно было с лёгкостью списать на… Что угодно. В любом случае, я получила ответ. Пусть и необычный и не проверяемый в реальности, но всё же ответ.

— Ты… Ты умеешь читать мысли? — он был удивлён, но, всё же, не отпрянул. Наверное, он имел дело с такими, как я. Иначе как объяснить то, что он не отодвинулся от меня и не отстранился. Когда я сказала о своих способностях одной из девочек на свадьбе моего дядюшки, она сказала, чтобы я не врала. Но, когда я прочитала её мысли, она отодвинулась и назвала это дьявольским даром. Возможно и так. В любом случае, больше никому я о своих способностях рассказать не рисковала. Люди тоже не поймут. Они отреагируют так же, как и она. Так я думала всегда. И вот теперь передо мной стоял человек, которого это не испугало. Такой поворот событий заставил меня вздохнуть и не пытаться что-то утаить.

Даже если тётушка об этом узнает, Чарльз ничего не сможет доказать.

— «Да, умею. Но, увы, на тебе этого показать не смогу», — ещё один вздох с моей стороны. Как же необычно говорить об этом кому-то. — «Просто поверь мне на слово».

Между нами вновь повисла тишина. Но для меня она уже не казалась настолько мучительной. Скорее, моя голова раскалывалась от того, сколько всего на меня свалилось так внезапно и так незаметно.

— Мистер Блэйк, мистер Блэйк! — к нам мчался мужчина лет тридцати на вид. В руках он держал два письма.

Человек был мне незнакомым и бежал так быстро, я не успевала прочитать его мыслей. В его голове была одна спешка. Кажется, эти письма были слишком важными, чтобы откладывать их прочтение в долгий ящик.

— Что произошло, Оскар? — кажется, Чарли был в курсе, что это за мужчина. Впрочем, кажется, письма были адресованы не мне, поэтому для меня предназначался лишь кивок незнакомца.

— Вам письмо от профессора Блэквуда. — пытаясь отдышаться, Оскар протянул молодому человеку немного помятое письмо с печатью.

— Благодарю, — Блэйк принялся вскрывать его. Мужчина же побежал назад. Из его мыслей я поняла, что второе письмо предназначалось Миллисент.

— Кому-то что-то от неё понадобилось? — вопрос возник в голове сам собой, ведь тётушка была не в тех годах, чтобы светской пташкой порхать от приёма к приёму. Всё, что ей могло прийти — это приглашение на какое-нибудь тихое чаепитие от какой-нибудь из подруг. Но это никогда не требовало такой срочности. Впрочем, Оскар не знал, что находилось в запечатанном конверте, поэтому я перестала читать его мысли.

— Да! — Чарльз закричал так громко, что с голого осеннего дерева слетели несколько сидевших там ворон. — Ленор, ты не поверишь, что здесь! Профессор Блэквуд одобрил мою кандидатуру! Теперь я смогу работать у него. Даже сейчас, когда не закончил университет!

Он искренне радовался тому, что происходило в его жизни. Несмотря на то, что я не знала, кто такой профессор Блэквуд и почему Чарльзу так важно место около него, Блэйк с неподдельным чувством абсолютного счастья в глазах, обнял меня. Я почувствовала, как его кожа коснулась моего виска, оставляя небольшую солёную каплю. Мне оставалось лишь обнять его в ответ. Что бы за место это ни было, он хотел этого и он это получил. Стало быть, конкурентов у него было много и ему удалось обойти всех. Или же он просто слишком сильно хотел работать с этим профессором. Так или иначе, для него это счастье. И всё, что я могу сделать после того разговора, который между нами сегодня состоялся — это радоваться вместе с ним.

— «Поздравляю», — я улыбалась, подхватывая волну его радости.

Однако, я почувствовала чьи-то мысли. Они были гонимы спешкой также, как и мысли Оскара. Оглянувшись, тут же заметила тётушку. Она бежала к нам. Несмотря на все правила этикета, она бежала к нам в своей ночной рубашке, в домашней обуви и с распущенными волосами. Я видела в ней больного человека, который слёг в постель на несколько дней, а то и недель. Но в тот момент она так быстро бежала к нам, что, наверное, не чувствовала ни ног, ни усталости. Всё, что её беспокоило — это письмо, которое она держала в руке.

— Госпожа Гест, почему вы встали с постели? Вы могли бы подозвать прислугу и я бы тут же примчался к вам, на ваш зов. Вам не стоило подниматься! — несмотря ни на что, он всё равно заботился о ней. Я лишь думала о том, что хорошо, что она не застала нас вместе с ним. Потому что чувство любви к ней мне не ведомо.

— Чарльз, нет времени лежать и болеть! — она была категорична, хоть её голос и был наполнен отдышкой. — Нам нужно ехать! Бернарда отправляют в долговую тюрьму!