8

Малыш смотрел на Леру светлыми умными глазами, словно пытаясь что-то сказать. Нижняя часть лица его, была закрыта теплым шарфом, из-под которого слышалось лишь тихое поскуливание. В вагоне было тесно. Лера прижимала к себе чужого ребенка, чувствуя, как постепенно немеют руки, и как все сильнее тянет поясницу. Сегодня она не ела совсем. Паек пришлось уступить соседке по парте. В их семье уже двое умерли от голода, и Лера, просто не выдержала, когда Лидочка уставилась мутным взглядом на кусок черного хлеба в ее руке. Надетый в теплую курточку, укутанный одеялом, карапуз весил немало. От него пахло чем-то очень знакомым, но запах этот, терялся среди махорочного дыма, солдатских портянок и тяжко смердящих тулупов. Выпростав ручку из-под одеяла, он тянулся к ее щеке, касался варежкой ее темных волос, удивленно разглядывал рыжую шапку. Неожиданно над ухом раздался женский голос:

— Девушка, не купите сборник стихов Артура Крапнова?

На нее смотрела женщина с изможденным лицом и воспаленными птичьими глазами.

— Нет, у меня есть его сборник.

— Но, это подарочный экземпляр. Цветная обложка, золотое тисненее. Вот, посмотрите!

Откуда-то возник потрепанный томик. Лера из вежливости окинула взглядом, видавший лучшие времена сборник, и покачала головой:

— Спасибо! Ненужно!

«Да, сейчас многие продают книги, и не только. Голод усиливается. Сегодня в школе сразу три обморока».

Вагон качнуло, сзади кто-то громко закричал:

— Ты куда полез? Убери руки, морда пьяная!

Лера хотела обернуться, но в бок ударили чем-то тяжелым. Она лишь чудом не выпустила ребенка. К выходу протискивался гражданин с двумя огромными чемоданами.

— Осторожнее! Ослеп совсем! Куда прешь!? — Послышались недовольные возгласы. Леру снова толкнули, чей-то подкованный сапог больно проехался по ноге. Сзади навалился кто-то большой и тяжелый. Она едва успела опереться локтем о заиндевелое окно. «Ничего не поделаешь! Общественный транспорт, здесь свои правила».

Лера переносила подобные испытания достаточно легко, порой, совсем не замечая происходящего. Все это было, и было не раз. И вчера, и днем ранее, и месяц назад. И повторяется из года в год. Ничего нового, просто еще один серый день. Переполненный душный вагон трамвая, изможденные лица. Громко жалуются старушки. Грязно ругаются возвращающиеся из увольнения солдаты. Собравшись в стайки, бестолково галдят бледные, тощие гимназисты. Голод, зима, война. Народ уже привык к постоянному страху, но привычка эта, обошлась всем слишком дорого. За последние годы, люди совсем разучились улыбаться. Куда-то исчезли внимательные кавалеры. Все больше в лицах некоей отстраненности, и холодного, подавляющего безразличия.

Лера прижималась к белому от мороза стеклу, чувствуя, как с каждой минутой сердце заполняет странная пустота. В отогретом дыханием кругляше, медленно проплывали дома, улицы, грязные сугробы.

Рядом, тревожно поглядывая на нее, сидела красивая женщина в толстом платке. Она прижимала к себе второго малыша, который вертелся в поиске пропавшего братца.

Неожиданно накатило жуткое ощущение. Девочка вздрогнула. Показалось, что на нее смотрит покойник. Странная пелена заволокла печальные светлые глаза. Будто мелкая рябь прошла по утомленному лицу женщины. Но вот, она грустно улыбнулась, и наваждение пропало.

— «Тебе не тяжело?» — Прочитала Лера по губам.

— Нет! — покачала она головой, и добавила громче: — Мне выходить скоро.

Когда на одной из остановок, вошла мамаша с большой заплечной сумкой, с двумя карапузами на руках, Лера, как была научена, уступила свое место. А увидев, как та пытается устроить на коленях, завернутых в одеяла близнецов, предложила помощь. Женщина, благодарно кивнула, передала незнакомой девушке свое чадо, и всю дорогу беспокойно поглядывала в ее сторону.

Трамвай катился слишком медленно. Дорога сегодня, казалось особенно длинной. До войны все было иначе.

Неожиданно ей вспомнились яркие летние улицы, кафе — мороженное, парк, карусели. Откуда-то из неведомой дали, послышался мамин голос:

— «Оленька! Пойдем с нами! Не бойся! Папа тебя будет крепко держать!»

Вспомнилось огромное колесо обозрения, детские слезы, обида на свой страх высоты. Нарядная площадь, каштаны. Совсем молодая бабушка. Сильные руки отца, темные, как и у нее, глаза, родной голос.

«Как все это было давно! Кажется, вообще в другой жизни!»

Действительно, теперь все совсем иначе. Теперь она уже не Оля, и бабушка давно уже не та, и самое главное, больше не было родителей.

Она плохо помнит, как это произошло, но в тот день, им пришлось срочно бросить все, бежать в другой город, сменить фамилию, имена, и больше никогда туда не возвращаться. Она по-прежнему любила своих родителей, и еще, очень скучала по родным местам. Часто снились ей Московские дворики, тенистые аллеи в дендрарии, где она мечтала собрать коллекцию тропических растений. Жаркое южное солнце, раскаленные дорожки на детской площадке.

Лера, так задумалась, что едва не пропустила свою остановку. Мелькнула старинная кованая ограда знакомого до каждой скамейки, до каждого камешка парка. Она забеспокоилась. Через сто метров остановка, а к двери еще нужно добраться.

Но она успела. Лера устроила своего милого попутчика на коленях у матери, кивнула на прощанье, и в последний момент выскочила в грязный, больше походивший на строительный раствор снег.

— Уф-ф! — вздохнула она облегченно, — «следующая Куприяново, и не успей сейчас, пришлось бы целый квартал пешком топать». Она поправила лямку школьной сумки, и тут, услышала самый страшный в эти дни звук. Откуда-то сверху, из-за нависших над городом, тяжелых свинцовых туч, надвигался монотонный гул.

«Не успеть!» — Мелькнуло в сознании, а затем послышался нарастающий свист, всегда вводивший ее в какой-то дикий, совершенно безотчетный ужас.

Первая бомба упала где-то на соседней улице. Страшно громыхнуло, закачалась земля, из окон посыпались стекла, а в следующую секунду, ее швырнуло в придорожный сугроб. За спиной со страшным грохотом обрушились небеса, огненное дыхание смерти прокатилось вдоль улицы. Над головой пронеслось что-то быстрое и горячее. Совсем рядом, в трех шагах, врезался в мостовую гигантский лист кровельного железа. Но Лера этого уже не слышала.

Очнулась она от легких похлопываний по щекам.

— Ну, что ты, детка? Вставай! Нельзя так вот… Вставай милая! — причитал знакомый голос.

Лера, с трудом разлепив запорошенные веки, узнала склонившуюся над ней Варвару Михайловну, соседку по лестничной клетке.

— Ох, нелюди! Ох, страсти-то какие! — продолжала тем временем соседка. — Сколько народу погубили! Нет на них Бога! Изверги проклятые!

Сквозь эти причитания и шум в голове, Лера расслышала чьи-то громкие вопли, и оглянувшись, в ужасе застыла. Перед ней предстала немыслимая картина. Девочка, смотрела туда, где изогнутые в страшной судороге, двумя тонкими ниточками обрывались рельсы, и не верила глазам. Там, в двухстах метрах от остановки, грудой изорванного, искореженного металла, лежало то, что еще несколько минут назад, было переполненным трамваем. Снег, по краям огромной воронки, окрасился в грязный бардовый цвет. Один из страшно изуродованных вагонов, был отброшен далеко в сторону. Оттуда и доносились эти дикие вопли.

Лера почувствовала, как у нее немеют губы, а затем, кто-то большой и сильный, погасил свет.

Пришла она в себя уже дома. Вокруг хлопотали соседки. Увидев, что она очнулась, помогли сесть. Голова кружилась, в глазах мельтешили черные мошки. Лера хотела встать, чтобы раздеться, но Варвара Михайловна, с другой соседкой, живущей ниже, сами стянули с нее промокшее пальто, растерли руки, и укрыли старым пледом. Затем, убедившись, что с девочкой все в порядке, ушли.

Бабушки дома не было. Она сегодня дежурила в пожарном. До утра ее можно не ждать. По словам соседок, рядом сильно пострадали несколько домов, а через улицу, прямым попаданием, разнесло продуктовый магазин. Там сейчас толпы мародеров, военные, конная полиция.

Лера почувствовала дикий голод. За сегодня она не съела ни крошки. С трудом поднявшись, на еле держащих ногах добрела в кухню, и присела на табурет у стола, пережидая накатившую дурноту. Здесь, накрытый большой салфеткой, лежал их с бабушкой трехдневный паек. Хлеб в городе давно давали только по карточкам, и с каждым днем, он становился все хуже. Не хотелось думать, что в него добавляли, но, на вкус это было нечто среднее, между древесной плитой, и подсохшим обойным клеем. Да только и этого жалкого выкидыша городских пекарен, катастрофически не хватало. С продовольствием в стране было очень плохо. Все шло на фронт, на победу. Радио ежедневно сообщало о тяжелых боях за Москву. Давно уже пали — Брянск, Новгород, Курск, и только столица держалась, укрепляя своей стойкостью сердца бойцов на остальных фронтах.

Лера трясущимися пальцами зажгла примус, вскипятила воду, и бросила в железную чашку щепоть разнотравья. Летом они с бабушкой ездили в деревню к тете Жене. Чай в городе давно считался непозволительной роскошью, потому, собранные там цветки и прочие лечебные травы, сейчас были очень кстати. Прихлебывая горячий настой, отщипывая по маленькому кусочку, она съела свой паек, и глянув задумчиво на оставшуюся бабушкину часть, с сожалением накрыла ее салфеткой. Есть хотелось невыносимо. Кипяток только раззадорил желудок.

Лера прошла в комнату, и не зажигая свет, встала у окна. Город притаился, укрывшись снежным покрывалом, в надежде, что ночные летуны не увидят его в белом зимнем одеянии. Отсюда была видна крыша соседнего дома, над которой, в разрывах облаков появилась полная луна. Лера всегда любила рассматривать этот извечный атрибут ночного неба. На голубовато-желтом диске проступали неясные очертания кратеров. Она знала, что в хороший бинокль, можно разглядеть не только эти кольцеобразные террасы, но даже невысокие горы, и черные ниточки ущелий.

«Странно, — подумала она, — Отец с матерью почему-то называли ее Лоя. Да и бабушка, при виде этого извечного спутника земли, всегда шептала какие-то очень грустные певучие молитвы». Лера хорошо понимала слова, но говорить о том, ей строго-настрого воспрещалось. Только дома, с бабушкой, они с удовольствием переходили на этот удивительный язык, не упоминаемый ни в одном учебнике, на котором, даже обычная повседневная беседа, казалась искуснейшей поэмой. Она была уверена, их до сих пор ищут. И как только императорская служба узнает, где они устроились, придется снова бежать. Искать новое укрытие, менять фамилию. А сейчас, когда кругом ловят шпионов, когда рвутся снаряды и гибнут люди, сделать это будет уже не так просто.

На притихших серых громадинах, черными провалами зияли мертвые окна. До самого горизонта, не виднелось ни огонька. Который год, в городе соблюдалась строжайшая светомаскировка.

Лера подошла к стоявшему рядом большому радиоприемнику, и щелкнула тумблером включения. За стеклянной панелью медленно разгорелись красноватые огоньки. Постепенно лампы прогрелись, из динамика послышались звуки далекой мелодии. Она хотела поискать последние новости с фронта, но тут, в дверь постучали.

«Кто это так поздно? Неужели тетя Варя беспокоится?»

Накинув тяжелое от влаги пальто, она вышла в прихожую.

На вопрос: — «Кто там?» — С лестницы послышался приглушенный голос:

— Это я, — Вероника!

Лера открыла, и в неясном лунном свете, падающем из окна подъезда, увидела тонкую фигурку одноклассницы.

— Ты чего так поздно?

— Отец снова напился. Бил маму, грозил нас всех перерезать. Можно я у тебя побуду пока?

— Можно, конечно. Проходи!

Лера, проводила позднего гостя в единственную комнату, завесила окно старым одеялом, щелкнула выключателем. Тусклый, грязно-желтый свет электрической лампочки, осветил скромное жилище. Небольшая комната, была тесно заставлена сильно потасканной, много раз ремонтируемой мебелью. У двери, слева, располагался диван, видевший, наверное, еще первого императора. За ним, подпертый рассохшимся письменным столом, грустно поник, линялой матерчатой головой — простенький торшер. Напротив, справа возвышался грандиозный в своем музейном великолепии шкаф, оставшийся здесь от прежних хозяев. Скорее всего, нерушимая монументальность и стала главной причиной, почему его не взяли с собой на новую квартиру. За ним, рядом с большой тумбой, жалась к стене узкая сиротская кровать со страшно неудобной панцирной сеткой. Еще, здесь было два старинного вида кресла, и большой круглый стол, явно сделанный на заказ, для какой-нибудь роскошной столовой. Да только, как и все в этой комнате, от былой его роскоши остались лишь жалкие воспоминания. Край этого явно, очень красивого некогда стола, был обломлен, из-за чего, он утратил свою идеально круглую форму. К тому же одна из шикарных ножек была заменена неким народным умельцем, на грубый плохо струганный брус. Обивка на диване и креслах, была во многих местах продрана, и аккуратно зашита грубыми нитками. Позолота со старинных вензелей и прочей резьбы, давно слезла, оставив лишь редкие тусклые блестки, краска с деревянных частей облупилась, так что, вся эта, некогда роскошная мебель, теперь представляла собой жалкое зрелище.

Лера пригласила подругу располагаться, а сама, выйдя на кухню, поставила на примус закопченную сковороду. Вероника, как всегда пришла не с пустыми руками. Она принесла с собой четыре больших картофелины, кусочек желтого сала, а главное — увесистый, величиной с кулак, обломок сахарной головы. Сегодня намечался роскошный ужин.

— Мама с ребятами у тети Зое осталась, а там, сама знаешь, и без нас пятеро, — рассказывала из комнаты Вероника, — Вот я и подумала, может у тебя пересидеть?

— А завтра как? Утром ведь в школу. — Спросила Лера, набирая воду из большого ведра.

— Ничего, Гарька обещал принести сумку с учебниками. Мы так быстро эвакуировались, что я только на кухню успела заскочить, да пальто ухватить с вешалки. Сегодня он как никогда буйный.

«Если бы только сегодня, — подумала Лера, — На прошлой неделе даже полицию пришлось вызывать. Так этот „герой“ разбушевался».

Подруга жила в соседнем доме, и Лере хорошо было известно, как обстояли дела в этой семье. Отец, инвалид войны, потерявший ногу на первой империалистической, работал на одном из местных продуктовых складов, и естественно, не мог спокойно смотреть на все тамошнее изобилие. Многие ему завидовали. Еще бы, один из самых больших распределителей в городе. Но эта должность повлияла на него как-то странно. Дядя Леша, неожиданно запил. Причем, так серьезно, что уже несколько раз едва не лишился «престижной» работы. Хотя в их доме, был некоторый достаток, обусловленный глубокими карманами военной тужурки, четверым мальчикам и единственной дочери, приходилось не сладко. Вечные пьяные скандалы, с битой посудой, разломанной мебелью, с драками, вплоть до поножовщины, превращали их жизнь в настоящую пытку. Лера, зная о такой проблеме, не раз, когда бабушка дежурила в ночную, приглашала подругу к себе. И Вероника, будучи человеком благодарным, всегда старалась отплатить за гостеприимство. Вот и сейчас, направляясь к подружке, украдкой стащила из отцовских запасов целое богатство.

— Может тебе помочь? — Снова донесся ее приглушенный голос, — Мы, представляешь, сегодня даже не ужинали. Павлик случайно разбил спрятанную в кладовке бутыль с самогоном, так отец едва нас всех не прирезал.

— Не надо, я сама, чего тут помогать. Лучше расскажи, как у тебя с Витольдом!

— Ах, Валерия! — оседлала она своего любимого конька, — Витольд, кажется, окончательно влюбился в меня. Вчера, когда он выгуливал своих собак, я вышла за хлебом…

— И что: — не выдержала Лера театральной паузы.

— Ах, как он на меня смотрел!

— А ты?

— А я делала вид, что не замечаю его. Ты же знаешь, я девушка гордая.

«Гордая! А кто в прошлом месяце строчил записки нашему красавчику Мишке Громову?» — Подумала Лера, а вслух сказала:

— Ну и зря, зачем мучить животинку. Улыбнулась бы ему, вот бы счастье парню привалило!

— Зачем ты так? — не приняла игривого тона подружка, — Мужчина должен сам проявлять инициативу. А мы уже будем решать, позволить за нами ухаживать или нет.

Вероника была вполне заурядной девочкой. С фигуркой вечно голодного подростка, тонкая, угловатая, слишком высокая для своих тринадцати. Редкие, непонятного оттенка волосы, лицо не выразительное, в общем, ничего примечательного. Однако, по какой-то неизвестной причине, она считала себя неотразимой красавицей, и очень обижалась, когда ребята в классе обзывали ее — Шваброй. За годы их дружбы, выяснилось, что Вероника сильно неравнодушна к противоположному полу, и с завидной регулярностью, точно раз в месяц, влюбляется в какого-нибудь очередного красавца. На этот раз, предметом ее воздыханий стал их сосед.

Витольд, живущий в центральной, самой лучшей квартире их дома, видный парень, высокий и симпатичный, был старше ее года на два. По слухам, он неплохо рисовал. Лера не раз видела его во дворе с этюдником. Поговаривали так же, что мать его сама из благородных. Ее отец, один из императорского рода, когда узнал, что она полюбила простолюдина, отказался от дочери, и никогда больше не виделся с ней. Правда или нет, но семья эта, была действительно необычная. К примеру, до сих пор не ясно, откуда у пятнадцатилетнего парня свой автомобиль, и как в такой голод, можно содержать двух огромных бойцовых псов? Чего только не говорили. И что он кормит их человечиной, и что мать его, ежедневно привозит из городского управления, по мешку консервов, и что отец, торгует крадеными винтовками на рынке. В общем, много странных слухов носилось по двору, да только глядя на этого парня, Лера не раз ловила себя на мысли, что он очень даже ничего, и если бы… но Витольд, казалось, совсем не замечал ее, потому слова подружки, неприятно царапнули самолюбие.

— Ты слышала, что сегодня произошло? — между тем спросила Вероника, — Бомба прямо в трамвай угодила. Это просто ужас! Отец помогал солдатам разбирать обломки. Он потому и напился.

Лера опустила руку с ножом.

— Знаю, я была там, когда упала бомба!

— Это правда? Ты видела? — вышла на кухню Вероника. Глаза ее, тусклые и невзрачные, казались сейчас двумя большими пуговицами.

— Я в библиотеку ездила. Представляешь, там… — и Лера, не удержавшись, заплакала.

Слезы текли по щекам, капали в миску с картошкой, но она ничего не замечала. Перед ней возник тот самый, милый попутчик. Светлые любопытные глазенки, вязаные варежки, суконное солдатское одеяло.

Война — пожалуй, самое бессмысленное и жестокое изобретение больного человечества. Жители ее города отлично знали, стокилограммовый «подарок», созданный немецкими инженерами, сброшенный с вражеского бомбардировщика, не щадит никого. Ни взрослых, ни стариков, ни таких вот малюток.

Вероника, что-то успокаивающе приговаривая, осторожно обняла свою плачущую подругу. В их семью, пришло уже две похоронки. Старший брат, и дядя по маминой линии, погибли где-то в лесах на западе, так что, она хорошо понимала цену всего этого человеческого безумия.

Но вот, на сковороде аппетитно зашкворчало растопившееся сало, а нарезанная соломкой картошка, стала покрываться розовой корочкой. По квартире разнесся восхитительный аромат. Лера при виде этого «роскошества», так захотела есть, что желудок свело дикой судорогой, а в глазах помутилось.

Наконец, все было готово. Устроившись за большим столом в комнате, они жадно глотали обжигающую картошку, затем, подтерев остатки жира последним куском хлеба, долго пили чай с сахаром вприкуску. А под конец ужина, Вероника, таинственно улыбаясь, достала из нагрудного кармашка настоящий леденец. Это было таким потрясением, что Лера, первое время не могла произнести ни слова.

— Откуда? — наконец вымолвила она, глядя на яркую довоенную обертку.

— Не знаю, тетя Зоя где-то отыскала. Мне вот, тоже досталось.

Бережно расколов прозрачно медовый кругляш на две половинки, они, жмурясь от удовольствия, молча слушали тихую мелодию, доносившуюся из радиоприемника, вспоминая далекие довоенные времена. Хорошие то были дни. И небо казалось, было яснее, и солнце ярче, и люди…, и люди были совсем другие… Настоящие.

Утром их разбудил грохот из прихожей. Лера, плохо соображая, где она и что, подскочила на кровати. Рядом безмятежно сопела Вероника, не обращая на шум никакого внимания. Накинув бабушкин теплый халат, Лера подошла к входной двери, в которую яростно барабанили, не жалея сапог.

— Кто там? — тихим со сна голосом спросила она. Грохот сразу же прекратился, с лестницы раздался звонкий мальчишеский голос:

— Вы чего оглохли? Я уже полчаса стучу… отворяй!

Лера, узнав младшего брата своей подруги, открыла дверь, и увидела пунцовую от натуги физиономию Гарика.

— В школу опоздаете — сони! — он швырнул ей под ноги тяжелый портфель и не оглядываясь, поскакал вниз по ступеням.

На первый урок они все же опоздали. Идти было не близко, к тому же, Вероника, в который раз, не желала просыпаться. Стащив одеяло с свернувшейся калачиком подружки, Лера принялась ее тормошить. Она и пятки щекотала, и за нос дергала, и включала, на полную, грохочущий помехами приемник, да только ничего не помогало. Так что, пришлось применить бабушкин метод и слегка окатить ее водичкой из чайника.

Выйдя из подъезда, они направились к остановке, но вспомнив, что трамвай пока не ходит, повернули к соседней подворотне. Так, проходными дворами, они вышли к серому тоскливому зданию школы. Первым уроком был немецкий. Когда они виновато вошли в кабинет, Жакет — старый высохший преподаватель, даже не взглянул в их сторону. В классе, как всегда был душный полумрак. Окна на две трети были заложены кирпичом, и серое Ленинградское утро с трудом протискивалось в оставленную щель, освещая лишь растрескавшийся потолок, да часть противоположной стены.

Сев на свое место, Лера глянула на соседей справа. Там сидели близнецы Терехины, и у одного из них, кажется — Данилы, под глазом красовался здоровенный синяк.

— Чего уставилась? — пробурчал он, зыркнув исподлобья.

Не ответив, Лера достала из сумки учебник с тетрадью, и просто отвернулась.

«Вчера Данила попытался отнять паек у малька из начального класса, вот ребята его и наказали».

А между тем, Жакет, выписывал на доске какую-то сложную речевую конструкцию. Лере было всегда больно смотреть на этого старичка. Один из сильно измененных, перекошенное туловище, вместо левой руки жалкий обрубок, голый бугристый череп. Он всю свою жизнь проработал в школе. Здесь, правда, никто не обращал на такие особенности внимание, поскольку измененных было большинство. К примеру, в их классе, ребят с нормальной внешностью было всего двое. Да и те, выглядели, прямо скажем — не очень. Девочек изменения касались реже, но и им тоже приходилось не сладко. Прямо перед ней сидела, сильно ссутулившись, Катя Криворучко. Этой бедняжке с рождения приходилось передвигаться на одной ноге, к тому же, вся левая сторона ее, частично была парализована. Рядом с ней возвышался — Большой Алик. Тяжелый даже на вид, громила с руками до земли, с торсом взрослого мужчины и головой ребенка. Несмотря на свой грозный вид, добряк и тихоня. И такие встречались здесь на каждом шагу. Но самое интересное, что обычные школьные прозвища, доставались лишь им, тем, кого природа пощадила, и кого на первый взгляд трудно было отличить от картинки в учебнике биологии. К примеру, Веронику все звали — Шваброй, ее саму как-то странно — Веснянка, а вот остальные, обращались друг к другу строго по именам. И с самого первого класса она знала, здесь не принято говорить о внешности.

К доске вышел Димка Райнер, и затараторил шепеляво:

— In meiner Stadt, viele schöne Straen, Parks und Platze…

Отец его инженер, переехавший в Россию еще до войны, был родом с восточной Пруссии, так что, Димка владел языком не хуже коренного немца. Жакет, довольно щурясь, оглядывал класс, словно говоря: — «Видали! Это мой лучший ученик! Вот с кого нужно пример брать!»

Лера была готова к уроку, но вот странно, в голове вертелись необычные мысли. Ей почему-то грезилось, что сегодня последний день в школе, что завтра, наконец, долгожданные каникулы. И они с бабушкой, снова уедут на все лето в деревню к тете Жене. И таким это ощущение было реальным, таким ярким, что она даже улыбнулась. Неожиданно, соседка по парте, вечно бледная от голода — Лидочка Матвеева, зашептала ей в ухо:

— Сегодня Надежду Ильиничну хоронят. Пойдешь?

— Как? — недоверчиво глянула Лера, — Как хоронят?

— Так это… Вчера их дом прямым попаданием… в общем, всех и…

Класс неожиданно стал расплываться, из глаз девочки хлынули слезы. Надежда Ильинична была их первой учительницей. Добрая, улыбчивая, в этом совсем еще чужом городе, она заменила ей мать. Когда Лера пришла с бабушкой в первый класс, эта женщина, узнав, что малышка растет без родителей, взяла ее под свое крыло. Лера помнила, как она шила ей платья, как приносила обеды, как помогала с уроками. И теперь, она, и трое ее замечательных ребятишек погибли в страшном пламени. Лера вспомнила вчерашний трамвай, и ей стало совсем дурно.

Жакет, увидев слезы на лице своей ученицы, прервал тараторившего Димку и подойдя ковыляющей походкой больного кузнечика, наклонился над Лерой:

— Что случилось, Ларина?

— Надежда Ильинична… — только смогла произнести она. Горло перехватило и не удержавшись, Лера зарыдала в голос.

На перемене их с Вероникой окружила целая толпа. Ее говорливая подружка трагическим голосом вещала собравшимся, как на их остановке разнесло в клочья переполненный трамвай. Девочку расспрашивали, теребили со всех сторон, выпытывали подробности, пока неожиданно в коридоре не появилась Валентина Филипповна. Она, ухватив Леру за руку, потащила куда-то в угол, и там, глядя испуганными рыбьими глазами, спросила:

— Ларина, что ты натворила? Почему тобой интересуется имперская служба безопасности?

Услышав вопрос, Лера ощутила, как все внутри покрывается инеем.

— Какая служба? Я ничего не знаю. — Забормотала она, искусно изображая недоумение.

— Ну, смотри! Если выяснится что-то нехорошее, не видать тебе школы как своих ушей!

Валентина Филипповна была известна своей строгостью, и в школе ее побаивались даже учителя мужчины, поэтому, Лера здорово перетрусила. А директриса тем временем заявила:

— Так, сегодня останешься после уроков, и мы с тобой серьезно поговорим. А завтра, с бабушкой ко мне в кабинет. Поняла?

Лера затравленно кивнула, и все больше шалея от свалившейся новости, кинулась в класс за портфелем.

Она сбежала с уроков, и поминутно оглядываясь, скользя на обледенелых мостовых, помчалась домой. Одним махом взлетела, как когда-то до войны, на пятый этаж, открыла дверь, и услышала знакомое мурлыканье.

— Бабушка! Бабушка! — Влетев на кухню испуганным щенком, прижалась она к самому родному человеку на свете.

— Что стряслось? Милая! Почему ты не в школе? — растерянно забормотала маленькая худая женщина с изможденным лицом, прижимая к себе дрожащую внучку.

— Бабушка, нас… нашли! Что делать? Нас… нашли! — не успев отдышаться, глотая слова, заторопилась Лера. — Сегодня… Филипповна расспрашивала…, чего это я… такого натворила! Мною… имперская полиция интересуется! Я… так испугалась! А если… они уже едут за нами?

— Постой! Не трындычи! Какая Филипповна? Директор ваш? Ну, и чего она хотела?

— Так я же говорю, приказала завтра… к ней в кабинет! И сегодня тоже хотела… после уроков! Что нам делать?

— Так, без истерик! Давай раздевайся, попьем чаю, заодно и расскажешь все поподробнее!

Почувствовав уверенность в бабушкином голосе, Лера слегка успокоилась.

— Ты знаешь, что сегодня произошло…? — И она выложила все накопившиеся новости.

Сжимая в ладонях горячую чашку, грея озябшие пальцы, Ольга Владимировна Семенова, а ныне — Ларина Иветта Алексеевна, глядела на сидящее напротив единственное родное существо в этом мире. От холода болела обожженная рука, (последствие тушения зажигательной бомбы). Ныли суставы, желудок привычно сводила голодная судорога, а голова была легкой и пустой. Ночь опять прошла в беспокойных думах. Вчера по пути на станцию, за ней снова увязались эти двое. И сейчас, глядя в милые Вовкины глаза, она устало размышляла.

Владимир, ее единственный сын, всю жизнь вынужден был скрываться. Переезжать из города в город, из губернии в губернию, чтобы не попасться в руки имперской службе. И только после рождения Олечки, они перебрались к ней в Москву. В столице было проще. Огромный город, миллионы жителей, сотни однофамильцев. Владимир устроился в одну из дорожно-строительных организаций, и почти три года умело скрывался под видом обычного инженера. Но той страшной осенью, их все же, вычислили.

На одном из семейных советов, задолго до того, было решено: если такое случится, а судя по последним событиям, императорская служба зря хлеб не ела, ей нужно будет укрыть маленькую Олечку, а сам Владимир с Еленой, попытаются сработать на отвлечение. Но все произошло совсем не так, как они рассчитывали. Сын с невесткой возвращались домой, когда их старенький москвич, протаранил вышедший на встречную огромный контейнеровоз. От маленькой легковушки не осталось практически ничего. И тогда, поняв, что время пришло, она схватила четырехлетнюю малышку, и вскрыв тайник, сбежала в соседний город. Но долго находиться там было опасно, поэтому, поразмыслив, она решила переехать в Ленинград. С тех пор, почти десять лет, им удавалось оставаться в тени. Город принял их хорошо. Она легко решила все основные вопросы, и даже вне очереди выбила маленькую квартирку. Оля благополучно пошла в школу, а она устроилась на фабрику наладчицей, где проработала до первых дней войны. И теперь, их спокойной жизни пришел конец. Впрочем, какое может быть спокойствие, когда на голову сыпятся бомбы, когда от голода гибнут люди, и с каждым днем, все ближе линия фронта.

— «Как же я устала! Неужели снова придется начинать все с нуля?»

Она глядела на щебечущую внучку, на бледное курносое личико, и понимала: годы, пережитое ранее, голод, война, очень изменили их. Теперь и она, и Оленька, точнее десять лет уж, как — Валерия Ларина, уже не те.

Где взять сил, чтобы начать сначала? Если бы не война! Ведь сейчас, на первом же блокпосту их остановят для проверки документов…, и все…, все будет кончено. Прикрыв глаза, она устало подумала:

«А может так будет лучше? Ведь не звери же — люди, в конце концов! Ну, отдам я им все, и попрошу пусть, хотя б девочку не трогают. Ведь она — бедняжка совсем ничего не знает!»

И тут, за окном послышались громкие крики:

— Пожа-а-ар!!! Гори-им!!! Помоги-и-ите!!!

Подбежав к выходящему во двор окну, они увидели густой столб дыма, валивший из окон второго этажа дома напротив. Через мгновение, оттуда вырвался огромный сноп пламени, и лизнув алым языком верхние этажи, пополз к крыше. Внизу метались люди, из распахнутых окон на снег летели вещи, а через несколько минут издалека послышался колокол пожарной машины.

Бабушка, накинула пальто, и поспешила на лестницу. Видя, как из окна четвертого этажа выглядывает страшно перепуганная тетя Зоя и еще несколько детских мордашек, Лера, тоже ухватив пальто, помчалась вниз, перепрыгивая через несколько ступеней.

Дом отстоять не удалось. Загорелись деревянные перекрытия, не смотря на отчаянные усилия пожарных, они обрушились вместе со всем содержимым, вместе со всеми, кто не успел выбраться. Из окон первых этажей, гигантскими факелами взметнулись языки пламени, и разбрасывая искры, охватили пылающее здание целиком.

Лера никогда не видела ничего подобного. Стоя в толпе зевак, она глядела, как мечутся охваченные дикой паникой жильцы, как бессмысленно бьет в стены тонкая струя воды из пожарного шланга. И только сейчас, поняла, что сгорел дом ее Вероники. Искры от гигантского пожара долетали даже сюда. Какая-то старушка принялась хлопать себя по затлевшему воротнику. Внезапно, на крыше соседнего дома, появился густеющий столб дыма.

Перепуганные его жители, стали выбрасывать вещи из окон. Во двор въехало еще две пожарные машины, и Лера впервые увидела, как по большим раздвижным лестницам карабкаются женщины пожарные. Пламя со второго дома быстро сбили, но часть кровли была сильно повреждена.

Лера оглянулась на свою многоквартирную коробку. Их дом, находился метров на сто дальше. Пожар его не затронул, однако ее соседи, в панике тоже принялись выносить во двор какие-то узлы, чемоданы, различную мебельную мелочь.

Лера смотрела на метавшихся в страхе людей, и неожиданно ощутила, как к сердцу подкатывает предчувствие чего-то еще более ужасного.

Только поздно вечером, усталые и прокопченные они с бабушкой вернулись в квартиру. Перед глазами стояла рыдающая тетя Зоя. Она прижимала к себе полуголых малышей, старшему из которых было девять, а младшему едва годик, и тихо причитала:

— Что же это делается?! Куда мне с ними?! Люди добрые! Что делается…!

Приехала полиция, большая машина из городского управления. Тетю Зою, и еще несколько семей погрузили в крытый грузовик, и куда-то увезли. А затем, Лера увидела Веронику. Она стояла посреди двора, тоненькая, жалкая, вся какая-то потерянная, дикими глазами озирающая то, что еще утром было ее домом. В пожаре погибло несколько человек, среди которых оказался ее отец, и Валька, самый маленький в их семье, темноглазый, симпатичный малыш. Позже выяснилось, что именно в их квартире и начался пожар. Скорее всего, пьяный дядя Леша снова курил в постели. Такое было уже не раз, но до сих пор как-то обходилось, а вот сейчас, в квартире не оказалось никого, кто бы мог затушить злосчастную папиросу. Вспыхнув как спичка, дом, где проживало больше ста человек, сгорел в считанные минуты.

Лера попыталась утешить свою подругу, но та, вывернувшись из объятий, бросилась куда-то в темноту. Догнать ее Лера не смогла, просто не было сил. Но спустя время, подруга появилась во дворе, и со страшными, очумелыми глазами, принялась разгребать снег возле их подъезда. Лера пробовала увести ее к себе, но Вероника, словно сомнамбула, снова и снова, возвращалась к пожарищу. В конце концов, и без того едва державшаяся на ногах девочка, просто уселась на чудом уцелевшую скамейку, беспомощно наблюдая за свихнувшейся от горя подружкой.

Поздно вечером, за ней приехали. Мать с братом, насильно запихнули несчастную Веронику в кузов грузовика, и больше Лера никогда ее не видела.

Уснули они только под утро. Бабушка полночи болезненно охала на диване, несколько раз вставала напиться, глотала какие-то таблетки. В окно светила яркая луна, и Лере казалось, что весь этот сумасшедший день просто привиделся. Она закрывала глаза, пытаясь уснуть, но взбудораженное сознание, снова рисовало гигантские языки пламени, мечущихся в дыму пожарных, падающие в снег тела. Не выдержав, Лера включила приемник, и настроив его на какую-то музыкальную передачу, забылась беспокойным болезненным сном.

Девочка даже не подозревала, что сегодня началась самая черная, самая страшная полоса в ее жизни.

 

9

Весь следующий день, Лера провела в постели. Лоб горел, во рту было сухо, а в горло казалось, всыпали песку. Бабушка взволнованная и усталая, суетилась вокруг нее, растирая найденным у соседей уксусом, отпаивая горячим чаем. Вчера Лера, не замечая того, весь день провела без шапки, в распахнутом пальто. И вот теперь, металась на постели в горячечном бреду, сквозь застилающую сознание пелену, изредка встречая бабушкин обеспокоенный взгляд. Приходила тетя Варя, принесла неизвестно как сохранившийся мед. Леру поили странным горьким настоем, растирали ноги самогоном, укутывали по самые глаза толстым одеялом. Но легче ей стало только дня через три. Проснувшись поздно вечером, она вдруг ощутила дикий голод.

— Бабушка! — слабым голосом позвала Лера.

— Да, милая! — отозвался родной голос с кушетки, — пить хочешь?

— Да, и есть тоже.

На седьмой день, после того злополучного пожара, она впервые вышла на улицу. Свежий морозный воздух, ударил в нос, жгучей волной окатил слезящиеся глаза. Лера, качаясь от слабости, неспешно прошлась по узенькой тропинке к выходу со двора, и постояв немного, глядя на пустую заснеженную улицу, вернулась в квартиру. Все эти дни шел снег. Пепелище замело огромными сугробами, лишь закопченные стены, да пустые глазницы окон напоминали о том страшном дне.

Дома было прохладно. Отопление последний месяц не справлялось, и Лера вынуждена была днями напролет, укутавшись старым пледом сидеть в кресле, озябшими пальцами переворачивая пожелтевшие страницы очередной книги. Читать она любила с детства. Бабушка нашла интересный способ, и приучила ее к этому как-то незаметно. Несколько раз, подбрасывая красочные иллюстрированные сказки, а уже когда внучка подросла, небольшие романы, с принцессами, рыцарями, и прочей романтической чепухой.

Сейчас Лера читала книги куда более серьезные. Одной из последних, была — «История Руси», в изложении Петра Васильевича Грушницкого.

Исходя из содержащихся в этой книге данных, первые русы, появились на этом материке в 1300 году новой эры. И первым городом, построенным еще в те незапамятные времена, был Владивосток. Лера отлично знала, что это один из самых древних городов России, и что там по-прежнему находится самый большой судостроительный завод в мире. Однажды она случайно подслушала странный разговор, в котором отец упоминал какого-то прапрадеда по имени Владимир. Она была еще совсем малышкой, но почему-то этот разговор хорошо запомнился. Мама просила отца увезти их во Владивосток, подальше от имперских агентов, а отец говорил, что именно там и погиб их далекий предок, и что там сейчас гораздо опаснее.

Лера долго искала информацию о том, как возник первый город в стране, но ничего внятного не находила. И вот, совсем недавно, в городской библиотеке, в руки ей попала толстенная книга с интригующим названием — «История государства российского».

Девочка, полистав древний фолиант, в свете библиотечного окна, так увлеклась, что просидела у широкого, нагретого солнцем подоконника до самого вечера. Она открыла для себя много нового. К примеру, в школьных учебниках по истории, ни разу не упоминался ее однофамилец — Семенов Владимир Андреевич. По мнению автора книги, именно он был основателем не только первого города на этом материке, но и всей русской колонии. Описанные там события, рисовали страшную картину раздела власти. «Судя по имеющимся данным, — писал историк, — Владимир Семенов, был убит заговорщиками в 1332 году, сразу после открытия судоверфи». До сих пор, Лера не могла понять, был ли этот Владимир тем самым ее прапрадедом, о котором упомянул когда-то отец. Она показала эту книгу бабушке, в надежде, что та более осведомлена об их семейном древе, но вместо ответа, обычно уравновешенная бабушка, накричала на нее. Лера, по ее мнению, занимается глупостями, и лучше было бы, если она подтянет математику, и наконец, уберется в кладовке. Девочка так и не поняла, что тогда произошло, посчитав это обычным нервным срывом. Однако Иветта Алексеевна с тех пор часто, словно колеблясь, поглядывала на свою внучку. Да только закрутившие обстоятельства, так и не позволили, решиться на самый главный разговор в их жизни.

Спустя десять дней, Лера окончательно окрепла. К тому времени, холода усилились, из-за чего занятия в школе отменили. Так что, ей ничего не оставалось, как просиживать весь день до вечера у окна, слушая тревожные вести с фронта. Вот в один из таких печальных вечеров, Лера услышала громкие крики, и выглянув на улицу, в надвигающихся сумерках, разглядела небольшую толпу на перекрестке. Что-то в груди больно екнуло. Бабушка давно уже должна вернуться. Магазин находился совсем рядом, и дорога туда занимала минут десять не более. Взглянув на часы, Лера поняла — что-то случилось. Никогда до сих пор, бабушка не ходила за хлебом так долго. Прошло уже больше трех часов, а ее все не было.

Накинув пальто, Лера поспешила на улицу. Подъездная дверь выпустила ее в холодный сумрак. Обжигающий ветер, сыпанул ледяной крупой, стеганул по глазам, сбил дыхание. Девочка завернула за угол, и тут, на перекрестке увидела зажженные фары нескольких автомобилей, и молчаливую толпу зевак. Осторожно приблизившись, она услышала знакомый голос:

— Ах, сволочи! Ах, изверги! Нет на них Бога!

Лера, узнав соседку Варвару Михайловну, протиснулась сквозь толпу, и здесь, едва не лишилась чувств.

На грязном снегу, раскинув руки, лежала бабушка. Над ней громко причитая, склонилась тетя Варя, и еще какая-то незнакомая женщина. Ноги у Леры подкосились, она едва не упала на обледенелый тротуар, но чьи-то руки подхватили сзади. Кто-то тихо сказал:

— Бедняжка! Как она теперь одна?

Лера все-таки упала. Упала, распластавшись на родное, уже остывшее на морозе тело. Ее попытались оторвать, какие-то люди подступили с носилками, но Лера так закричала, что ухватившие ее женщины, испуганно отпрянули.

— Не-е-ет!!! Не-е-ет!!! Нет!

Срывая до крови слабые ногти, Лера вцепилась в еще пахнущий самым родным человеком свитер. Она не видела страшную рваную рану на затылке, казалось, что бабушка просто потеряла сознание от голода. Такое бывало не раз, и Лера, с трудом удерживаясь на краю, пыталась привести ее в чувство.

Толпа все увеличивалась. Неожиданно, кто-то из сердобольных старушек крикнул застывшим в растерянности полицейским:

— Чего вы стоите! Не видите, она сейчас умом тронется!

Наконец, чьи-то крепкие пальцы оторвали девочку от безжизненного тела, и погрузив его на носилки, затолкали в черный фургон. Лера в этот момент, словно обезумела. Она вырывалась, кричала, билась в истерике, пока тетя Варя не утащила ее насильно с продуваемого насквозь перекрестка.

Следующие две недели, выпали из памяти. Лера пребывала в некоем пограничном состоянии, пугая несчастную тетю Варю отсутствующим видом, и полным безразличием ко всему на свете.

Бабушку похоронили соседи. Опасаясь новых истерик, Леру на похороны не взяли. Она лежала дома безжизненной тряпичной куклой, совершенно неподвижная, без единой мысли в голове, без единого желания. Дважды в день, тетя Варя приходила в их квартиру, кормила ничего не соображающую девочку, и проверив, все ли в порядке, уходила.

Ночью Лере было особенно тяжко. На нее накатывали приступы дикого удушья. А абсолютная, какая-то всепоглощающая тишина, казалось, вытягивала последние крохи жизненной силы.

Так прошло много времени. Изредка она приходила в сознание, пробовала вставать, пыталась самостоятельно чего-то приготовить, но тут же, вновь в изнеможении валилась на диван, и забывалась в привычном полуобмороке.

Несколько раз город сильно бомбили. В один из таких дней, Лера сидела у окна, и видела, как с запада в небе появились черные крестики, а затем, где-то за домами упали первые бомбы. Звенели оклеенные бумагой стекла, дрожали стены, а откуда-то издалека, надвигался тяжкий рокочущий гул. Снова бомбили завод. Лера знала, что их город поставляет на фронт танки, самолеты, и прочее вооружение. Небо прочертили сверкающие дорожки, один из черных крестиков, выпал из ровного строя, и задымив, понесся к земле. Раздался страшный грохот. Далеко за городом в небо поднялась черная туча, но Лера смотрела на все так, словно действие происходило на экране. И она сто раз уже видела это кино, и все эти носившиеся в дикой карусели истребители, тяжелые туши бомбардировщиков, огненные трассы, прочертившие небо во все стороны, казались нарисованными. В эти дни ее словно не было на этом свете. Ничто и никто казалось, не мог сейчас вернуть ее в действительность. Но постепенно, полуобморочное состояние охватывало ее все реже. Все реже ее преследовали страшные приступы по ночам. А в один из солнечных дней, тетя Варя вместо еды, принесла какие-то бумажки.

— Вот, милая! — прошамкала она беззубым ртом, — Это карточки. Мы с Гавриловной выбили для тебя. Здесь на целый месяц.

Лера, взяла протянутые ей бумажки, и когда за соседкой закрылась дверь, поняла: — «все, теперь только сама!»

На улице было неожиданно хорошо. Светило солнце, слепящими искрами играл свежевыпавший снег. Лера шатающейся походкой добрела к магазину, и отстояв длиннющую очередь, взяла обычный продуктовый набор. Он состоял из буханки черного хлеба, килограмма непонятного происхождения крупы, и трех маленьких луковиц. В магазине конечно было еще много всего, но карточки на остальной товар, выдавали только рабочим с оборонных заводов, да городским чиновникам, которые и без того выглядели так, словно и не было войны, словно не было сотен и тысяч умирающих от голода детей.

Со двора магазина, обложенного со всех сторон мешками с песком, то и дело выезжали какие-то автомобили, несколько раз Лера заметила на заднем сиденье упаковки с консервами и черным шоколадом, который по слухам выдавался лишь военным летчикам. В толпе неодобрительно ворчали, но к подобному давно привыкли. Все знали: будешь возмущаться, и последнее отнимут.

Домой она вернулась только к обеду. Мокрая и бледная, с трудом взобралась на свой этаж, и стащив тяжелое пальто, без сил свалилась в кресло. Руки и ноги дрожали. В глазах рябило. Нужно было срочно поесть. Лера, передохнув, поплелась на кухню. Здесь разобрав сумку, выложила продукты, и тут, на столе, среди луковых корней, неожиданно сверкнул драгоценный блеск. Девочка неверяще потянула к себе одну из остро пахнущих головок, и в удивлении замерла. Это было колечко, свитое из тонких золотых проволочек, с маленьким красным камешком в центре красивого узора. Украшение запуталось в луковичных корешках. Лера долго разглядывала колечко, пытаясь сообразить, как оно могло оказаться в ее сумке. Но голова от голода и общей усталости совсем не желала думать, потому, решив пока отложить вопрос, поставила кастрюлю с водой на жадно сопящий примус, и отсыпала из пакета немного крупы.

О находке Лера вспомнила только через несколько дней, когда пришла пора снова отправляться в магазин.

Колечко было явно, не ее размера, да к тому же, она была так воспитана, что чужие вещи не приносили радости. Поэтому, бережно завернув драгоценную находку в платочек, она сунула ее в карман.

В магазине, Лера долго сомневалась, как правильно начать разговор. Работающие за прилавком тетки, больше походили на бешеных собак. Она отлично помнила, как в прошлый раз толстая тетка в замызганном халате, швырнула на прилавок ее жалкие покупки. Но все же, хотелось верить, что в этих грозных фуриях, осталось еще нечто человеческое.

Когда пришла ее очередь, Лера подала карточки, и пока хмурая мадам орудовала ножницами, спросила тихим от волнения голосом:

— Простите, у вас здесь ничего не теряли?

— Чего? — продавщица угрожающе сдвинула брови, — Чего ты сказала?

— У вас тут никто не терял драгоценности? — уже жалея, что затеяла разговор, промямлила Лера.

— Драгоценности говоришь? — женщина неожиданно остро глянула на нее, — А ты откуда знаешь?

— Колечко, так? — увидев интерес, осмелела девочка, — С красным камешком?

Дама, изменившись в лице, надвинулась на Леру:

— Так это ты его стащила?

— Нет, что вы! Я его нашла! В луковицах запуталось!

Очередь за спиной недовольно загудела.

— Галка, подмени! — Глянув куда-то себе за спину, крикнула продавщица.

Из подсобки вышла точная ее копия в грязном халате и встав у прилавка, недовольно воззрилась на гигантскую очередь, хвост которой терялся где-то на улице.

— Так девонька, а ну-ка, пойдем!

В длинном прилавке открылся проход. Леру втянули в «святая святых», куда имели доступ лишь избранные. Они прошли коротким коридором, и оказались в просторном светлом зале, где огромными кучами была навалена драгоценная картошка, лук, такая редкая сегодня морковь, свекла, капуста. Огромными штабелями громоздились ящики, коробки, какие-то упаковки. Лера даже не подозревала, что здесь, за стеной, находится такое богатство. Оглянувшись по сторонам, женщина потащила ее к юной девушке, одиноко сидевшей у большой, душно пахнущей луковой кучи.

— Анюта! Посмотри, кого я тебе привела! — и поставив Леру перед растерянной девушкой, потребовала: — Ну, рассказывай!

Лера не стала ничего объяснять. Достала платочек, и развернув его, спросила:

— Это ваше?

Девушка — Аня, увидев блеснувшее в свете больших ламп кольцо, неверяще протянула руку, и тихо прошептала:

— Мое! Откуда оно…?

Лера нагнулась, взяла из кучи большую луковицу, и нацепив на болтающиеся корешки миниатюрное колечко, передала его девушке:

— Вот так, и нашла!

Возвращаясь домой, Лера размышляла, что честность это неплохое, в общем-то, качество. И совесть чиста, и руку оттягивает тяжелая, как никогда, сумка.

Девушка, обрадовалась этому украшению больше, чем Лера могла себе представить. Ну, подумаешь — золотая безделица. Однако Анюта принялась благодарно тискать не ожидавшую подобного Леру, а под конец, набила ей сумку всем, что попалось под руки.

Так что, теперь, у Леры было почти три кило драгоценной картошки, примерно столько же морковки, и доверху забитые, шелестящими тугими луковицами карманы.

Провожая ее к черному ходу, девушка не переставая благодарила. Выяснилось, что колечко это не простое, а подарок жениха, с которым она была помолвлена, и который сейчас служил в одной из частей воздушной обороны города.

Лера, глупо улыбаясь, брела по пустынной улице, а на одном из перекрестков, словно что-то почувствовав, обернулась. Сзади по-прежнему маячили двое подозрительных типов в грязных рабочих комбинезонах. Они увязались за ней, от самого магазина. «На улице, как по заказу, никого. Кричать бесполезно. А глаза у обоих странные, прям мурашки по спине».

Вспомнив ходившие по городу слухи, она свернула в первый попавшийся подъезд, и чуть дыша, забилась под лестницу. Через минуту, дверь подъезда отворилась. Один из «рабочих», торопливо грохоча коваными сапогами, поднялся на второй этаж. Постояв немного, видно прислушиваясь, разочарованный, он спустился вниз, бормоча под нос грязные ругательства. Скрипнула пружина, хлопнула тяжелая дверь. Послышались удаляющиеся шаги, затем все стихло. Среди старых колясок и сломанных велосипедов, было жутко пыльно, но Лера просидела там еще добрых два часа, пока на улице не стало смеркаться.

С того дня, прошел почти месяц. Занятия в школе так и не возобновили. Лера сильно тосковала по Веронике, Лидочке, по всем одноклассникам. И конечно же часто вспоминала бабушку. Она подолгу сидела у окна, разглядывая улицу, ожидая, когда мимо снова проедет темно-синий, новенький — автомобиль Витольда.

Так случилось, однажды он подвез ее домой. В тот день город неожиданно оттаял, и вместо привычного за зиму снега, полил ледяной дождь. Лера застряла тогда у мастерской сапожника, куда носила свои прохудившиеся ботиночки. Под небольшим навесом было очень холодно. Ветер кидал в лицо ледяные брызги, а судя по нависшим над городом тяжелым громадинам, ждать, пришлось бы до вечера. Неожиданно, прямо у порога остановилась машина, и знакомый парень помахал ей рукой. Лера, долго не думая, прыгнула на переднее сиденье.

— Уф-ф! Вот это дождь! — не зная с чего начать, произнесла она.

— Ага, — запросто ответил Витольд, — Вроде весна еще не скоро, а оно видишь, как льет!

В машине было тепло и неожиданно уютно. Лера была сильно взволнована. Еще бы, сбылась ее давняя мечта. Пока они ехали, Витольд о чем-то говорил, но ей запомнились лишь, какие-то собачьи клички, да хорошая, немного скупая улыбка.

С тех пор, при виде этого авто, у нее что-то замирало в груди. Лишь тогда, вблизи, Лера смогла разглядеть парня получше. Витольд был настоящим красавцем. Спустя несколько дней, выйдя за покупками, она увидела его, копающегося в открытом багажнике.

— Здравствуй красавица! Куда направляемся? — заметив девочку, улыбнулся он приветливо.

— В магазин, — вежливо ответила Лера, — На кухне все закончилось.

И тогда он предложил:

— Если хочешь, подвезу?

Она конечно, очень хотела, но идти было совсем не далеко, так что, заказывать авто было бы слишком. Однако Витольд, поняв колебания девчонки, галантно открыл перед ней дверцу. Лера не смогла устоять. Благодарно кивнув, она расположилась на переднем сиденье, и неожиданно почувствовала неприятный запах. В машине остро пахло кровью.

— Что морщишься? Запах не нравится? — выводя машину со двора, спросил Витольд. — Я вчера своим красавцам костей с бойни привез. Эта вонь еще неделю будет выветриваться.

Лера, успокоившись: — «В конце концов, она привыкла и не к таким ароматам», подумала: — «Вот бы Вероника обзавидовалась! И где-то она теперь?»

К магазину они ехали почему-то другой дорогой, а когда Лера, увидев привычную толпу окружившую вход, уже собралась выходить, Витольд придержал ее:

— Постой! Сейчас я все решу!

Они въехали во двор магазина. Остановив машину у крыльца, парень достал из бардачка странную толстую сумочку, и ничего не спрашивая, вышел.

Вернулся он уже через несколько минут. Открыв дверцу, он вручил ошарашенной Лере большой пластиковый пакет. Таких она никогда в жизни не видела. Так, краем уха слышала, что где-то за рубежом в магазин ходят вот с такими яркими, сказочными сумками.

Положив пакет на колени, девочка невзначай заглянула внутрь, и глаза ее еще больше расширились. Довольный произведенным эффектом Витольд, усевшись за руль, сказал:

— Ну, как? Удивлена? Здесь стандартный генеральский паек. Консервы, вино, белый хлеб, шоколад. Не беспокойся, я это не украл. Все по правилам. В этой стране, особым лицам, предоставляется все для безбедной жизни. Иначе, элита просто сбежит заграницу.

Уже тогда, Лера ощутила краешком сознания, неприязнь к этому, вроде бы такому замечательному парню.

Дома, разобрав «волшебный» пакет, она долго глядела на удивительные по сегодняшним меркам продукты, и размышляла.

«Интересно, а как бы поступили на моем месте родители? Кажется, отец когда-то говорил: — дают — надо брать, а когда бьют — запомнить каждого в лицо».

Но поужинать ей не удалось. Девочка вертела в руках шоколадку в яркой праздничной обертке, когда в дверь вежливо постучали. Не ожидая никого в гости, она открыла, и с удивлением увидела на пороге улыбающегося Витольда.

— А я за тобой! Приглашаю на ужин. Заодно с родителями познакомлю.

Она принялась отнекиваться, но Витольд, как истинный мужчина, настоял на своем.

Лера ни о чем «таком» не думала. Не было у нее никакого предчувствия относительно этого приглашения. Тогда, быстро переодевшись в свое лучшее платье, которое за зиму стало немного мало, и прихватив со стола совершенно неуместную на их кухне бутылку с дорогим заграничным вином, вышла к ожидающему на лестнице парню.

Да, Лера была поражена. И это мягко сказано. Не зря значит, говорили об их высоком происхождении. Оказавшись в квартире Витольда, она убедилась, что слухи эти, были не простыми байками. Судя по убранству и отделке помещений, здесь должен был проживать как минимум член императорской семьи. Кругом была старинная золоченая мебель, шикарные узорчатые обои, сверкающий воском паркет.

Витольд, галантно помог снять даме пальто, затем, провел гостью в большую комнату и усадив на роскошный диван, попросил немного обождать.

Лера, в своем простеньком платье, казалась себе здесь заблудившейся в королевских опочивальнях служанкой. Вокруг все сияло золотым блеском, в воздухе витали дорогие ароматы. Откуда-то доносились незнакомые голоса. Несколько раз, по коридору скрипя когтями, пробегал один из местных питомцев. Лера уже начала беспокоиться, когда в комнату вошла пожилая женщина в белом переднике, и немного чопорно, пригласила даму к столу.

В большой комнате, был накрыт роскошный стол, при виде которого у Леры помутилось в глазах. Но стараясь держать марку, она не подала виду, что всея эта роскошь, привела ее в настоящее исступление. Навстречу ей, с дивана поднялся одетый в красивый, бежевый костюм, еще более великолепный Витольд. Приветливо улыбаясь, он усадил гостью, и обойдя стол, сел напротив.

— Прости, родители задерживаются. Придется без них начинать. У отца много дел. Я его почти не вижу. А мать, сегодня приглашена в Исландское посольство, так что, немного задерживается. Но ты не стесняйся! — И заглянув вопросительно в глаза, с придыханием добавил: — Нам ведь и без них будет хорошо? Правда?

Лера смутилась, женским чутьем уловив некую двусмысленность, но опасаясь нарушить этикет, вежливо кивнула.

Ужинали они долго. Витольд все порывался угостить даму вином, но Лера так до конца ужина и не притронулась к бокалу. Зато хозяин себе не отказывал. Он в одиночку прикончил целую бутылку, и возбужденно блестя глазами, принялся выдавать своей гостье стандартные комплементы.

Родители «кавалера», не появились ни через час, ни через два. А когда Лера принялась лопотать, что-то вроде: «уже поздно, пора домой», он пригласил ее в свою мастерскую.

Оказалось, Витольд был неплохим художником. Только рисовал он какие-то странные картины. Поначалу, Лера долго не могла понять, что изображено на выставленных полотнах, а когда, наконец, разглядела, сильно смутилась. На картинах, которых здесь было больше трех десятков, маслом, в яркой экспрессивной манере, были детально прорисованы человеческие гениталии.

Увидев пунцовые щеки своей гостьи, Витольд, ухмыляясь, спросил:

— Ну как, нравится? Здесь не все, сейчас я покажу тебе остальное?

И притянув к себе не успевшую ничего понять девочку, резко рванул платье на спине. На пол полетели пуговицы, затрещала тонкая материя, и Лера ощутила, как ее любимое выходное платье падает к ногам. Крепкие руки рванули лиф, и тут она увидела лицо Витольда.

Это был уже не тот милый парень, что подвозил ее домой. Это был настоящий хищник, поймавший добычу, в зверином наслаждении предвкушающий «горячий ужин». Глаза его страшные и близкие, затуманились, хищно ощерились желтые зубы.

— Лера закричала, попыталась вырваться, но похотливый художник, был сильнее.

— Ты что — сучка вшивая, думаешь, просто так тебе генеральские пайки дарят?! — Зашипел он. — Не брыкайся, а то покалечу!

И тогда Лера ударила. Девчонки ее класса, кроме облегченной в связи с ослабленным питанием физкультуры, занимались в школьном силовом кружке. Раз в неделю, они по настоянию директора, посещали секцию самообороны. Там, старенький, высохший дедок, объяснял зеленым семиклассницам прописные истины.

— Когда вас попытаются изнасиловать, а это, судя по официальной статистике нашего города, случается с каждой второй женщиной, не стоит убегать. Если их двое или трое, вы, лишь раззадорите охотников. Вас все равно догонят, и будет только хуже. Поэтому, нужно отработать всего несколько приемов, и оппоненты будут вне игры.

Вот они с девчонками, весело перешучиваясь, и отрабатывали на Гоше, «так звали изображающий мужчину манекен», основные методы нейтрализации жаждущих сладенького.

Эффект превзошел все ее ожидания. Тискающий жертву потными ладонями насильник, получив коленом по известному месту, неожиданно закатив глаза, упал к ее ногам, и принялся кататься по полу, опрокидывая стоящие на подставках «картины».

«Кажется, я слегка перестаралась?» — подумала девочка, пытаясь совладать с разорванным лифчиком. Подобрав отброшенное к стене платье, Лера, в последний раз окинула учиненный ею разгром, и выбежала в прихожую.

Как ни странно, она легко обнаружила свои вещи. «Гостеприимный» хозяин, явно не предполагал такого отпора от тщедушной тринадцатилетней девочки. Быстро одевшись, застегнув пальто на все пуговицы, «не хватает, чтобы во дворе кто-то увидел ее в таком виде», она дернула ручку входной двери…, и тут, внутри все похолодело. «Неужели ловушка?»

Массивная с металлическими вставками дверь, была заперта. Лера глядела на целых три заграничных замка, и лихорадочно соображала. Неожиданно из мастерской, где ее только что пытались обесчестить, послышались крики.

— Лорд! Возьми ее! Стела! Ты где — дрянь…?! Выпусти собак! Она не должна уйти живой!

Сердце провалилось куда-то в пятки, а по спине заструился холодный пот. Где-то отзываясь на голос хозяина, залаяли псы, послышались тяжелые удары. И тут, Леру словно подбросило. «Ты чего? Так и будешь стоять здесь, пока тебя не сожрут?» В прихожей стоял шкаф, с большим зеркалом, длинной вешалкой, с множеством каких-то полочек. Вспомнив, как поступает дома, Лера принялась лихорадочно выдвигать ящички, хлопать дверцами, но ключей нигде не было.

Из глубины квартиры раздался грохот обваливающейся мебели, и ожесточенный лай бойцовых псов. Слыша команды хозяина, они кидались на запертые двери, в звериной жажде убивать.

Лера уже совсем отчаялась, но тут, подняв глаза, увидала франтоватую шляпу неудавшегося насильника. Она сбила ее на пол, и к огромному облегчению, на крючке под ней, обнаружила искомое.

Содрогаясь от страшного рева, доносившегося из дальней комнаты, девочка принялась наугад тыкать диковинными ключами в замочные скважины. Ладони мгновенно вспотели. Увесистая связка то и дело норовила выскочить из пальцев. С трудом открыв первый замок, Лера вновь принялась лихорадочно перебирать варианты. Второй замок открылся через минуту, но когда она попыталась подобрать третий ключ, в квартире что-то сильно загрохотало, а в следующий миг, разрывая душу на части, по паркету знакомо заскрежетали когти.

От избытка чувств, Лера выпустила связку ключей, которая по закону подлости, ударившись о носок ботинка, отлетела куда-то под шкаф.

«Это все!» — мелькнуло в сознании. Она упала на колени, нащупала злополучную связку, и вскочив, воткнула в нижний замок, первый попавшийся ключ.

За спиной послышался страшный рык. Но оглядываться было некогда. Дважды провернув замок, Лера рванула дверь на себя, и протиснувшись в узкую щель, вывалилась на площадку. В следующее мгновение, в дверь с грохотом ударилось что-то тяжелое, со стен посыпалась штукатурка, а из квартиры раздался полный разочарования, дикий звериный рев.

 

10

Следующая неделя прошла в долгих очередях ближайшего отделения полиции. Лера и думать забыло о разговоре с директрисой. Слишком много событий произошло за последние дни.

Узнав о случившемся, тетя Варя с соседками, настояли на том, чтобы Лера подала жалобу. Но, оказалось, сделать это не так просто. Молодая женщина в форме имперской полиции, внимательно выслушав пострадавшую, зло бросила:

— А ты чем думала, когда к нему шла? Надеялась, небось, что он на твою смазливую мордашку позарился? Да у него таких, как ты — пачками!

Лера была ошарашена таким приемом, и только беспомощно разевала рот.

— В общем, так, — заявила дама в погонах, — Я с Родовичами связываться не собираюсь! Ты не знаешь, что это за люди! А у меня муж на фронте, и трое ртов дома. Так что, прости! Ничем не могу помочь.

Но, сопровождающая ее в участок тетя Варя, добилась аудиенции у начальства. После короткого разговора с толстым красномордым полковником, Леру передали в руки какого-то сильно измененного старичка. И этот служака, за последующие пять дней, выжал из нее все соки.

В итоге, адвокат семьи Родович, постарался уладить дело миром. Лере предложили солидную компенсацию за моральный ущерб, и немного подумав, она согласилась.

Ей пообещали, что больше младший Родович не подойдет ближе, чем на десять шагов, и т. д.

Тетя Варя была страшно недовольна, но когда в квартиру к Лере притащили коробки с «компенсацией», пораженно замолкла.

Увидев ящик мясных консервов, целую упаковку сухих смесей, большую коробку с галетами, все из так называемого — генеральского рациона, соседка только сокрушенно покачала головой.

Лера никого не обидела. Старушки, до конца не веря в происходящее, ушли, сгибаясь под тяжестью солидных свертков.

Однако, обещания, данное адвокатом, было нарушено в первый же день, после заключения мировой.

Рано утром, когда Лера выходила из подъезда, на нее накинулся один из тех огромных псов. Он опрокинул ее в снег, и ухватив за шиворот, Волоча по грязному льду, притащил к стоявшему невдалеке хозяину.

— Ну, здравствуй! Вот и свиделись! Лорд, отпусти ее! Еще блох подцепишь!

Девочка попыталась сесть, но вторая псина, черная с подпалинами овчарка, прыгнула передними лапами ей на грудь, и хищно оскалив морду, зарычала.

Витольд, долго смотрел на лежавшую у его ног девочку, а затем, насладившись видом перепуганной жертвы, произнес криво ухмыляясь:

— Ты что, думаешь, подписала бумажки и можно обо всем забыть? Не надейся. — И резко ощерившись, прошипел он: — У тебя осталась ровно неделя! Ешь сытнее, чтобы моим собачкам не попортить зубы о твои поганые кости!

Домой она вернулась, едва переставляя ноги. Вся бледная, трясущаяся, стащила пальто, и увидав на воротнике страшные рваные следы от зубов, без сил повалилась на диван. Перед ней возникла оскаленная черная пасть, свисающие с огромных клыков нити слюны, налитые звериной злобой глаза. Только сейчас, на нее навалился тот дикий, непередаваемый ужас, от которого леденели внутренности, и останавливалось сердце.

Она не стала ничего говорить своим соседкам, уверенная, что те вновь затеют кабинетные баталии. Вспоминая старичка следователя, Лера впадала в тихую ярость. Этот субъект в погонах, с совершенно ледяным, бездушным взглядом фарфоровой куклы, заставил ее пройти все круги полицейского ада. За последние дни, Лера обошла столько кабинетов и различных инстанций, сколько не видела за всю свою жизнь. Она не подозревала, как сложно оказывается порой, доказать самые элементарные вещи. В этих кабинетах, ей задавали такие вопросы, и так мерзко улыбались, что Лера зареклась вообще когда-либо больше обращаться в полицию.

Следующие несколько дней, она не выходила из дома. По ночам, на лестнице слышались какие-то непонятные шорохи, тихое позвякивание, чье-то громкое дыхание. Она подолгу замирала в прихожей, у запертой двери и холодея, вслушивалась в эти страшные звуки. А однажды утром, к ней пришла тетя Варя.

Соседка была странно задумчива. Лера провела ее в комнату, усадила в кресло:

— Варвара Михайловна, что-то случилось?

Она видела, что соседка ее пришла не просто так. Но тетя Варя долго молчала, глядя куда-то сквозь стены, и наконец, прошамкала беззубым ртом:

— Доченька, вчера ночью, я едва Богу душу не отдала. Не знаю, что это, видно старость? Уж больно нынче, жизнь тревожная стала. — Она ослабила узел теплого платка, и немного помолчав, продолжила: — Твоя бабушка…, в общем, я ей сильно обязана. Несколько лет назад, она вытащила моего Митьку из горящего дома. Тогда бомбежки только начались. Он с дружками, веселился у Зойки с Виноградного. Они там все пьяные были, когда зажигалка на крышу упала. И если бы не твоя бабушка, да ее бригада, сгорел бы мой Митька.

Лера молчала, ожидая продолжения. Эту историю ей рассказывали много раз, и пока ничего нового она не услышала. А между тем, старушка принялась нахваливать своего сына. В части, куда он попал, командиром оказался их дальний родственник. По ее словам, Митя уже старшина, и в отряде его все страшно уважают.

Лера вспомнила, вечно пьяного дебошира Димку, рыжего, с мелкими как у кота зубами, с ломаным в нескольких местах носом, и улыбнулась. Как-то плохо вязалась его вечно опухшая конопатая физиономия, с солдатской фуражкой. Она так задумалась, что едва не пропустила самое важное.

— …Ну, я ей и отвечаю: чего это ты на старости лет в шпионов играешь? — улыбаясь беззубым ртом, вещала соседка, — Так Иветта мне денег дала, и попросила передать это тебе, в случае ее… ну, это… смерти. Только она просила обязательно после твоего совершеннолетия. Не знаю, чего это у нее за причуды такие, но боюсь, не доживу. Здоровье нынче не то. Вечером ложусь, а проснусь ли…? Не знаю. Так что, держи, и пусть она простит меня. — Соседка, просунув руку куда-то под пальто, достала небольшой сверток, — Здесь, штука непонятная, да письмо на каком-то заморском языке. Я тут не единой буковки знакомой не увидала. Конверт-то не запечатанный, ну я грешным делом и заглянула. А там… В общем, сама разбирайся.

Лера взяла из старческих рук небольшой сверток, и развязав бечевку, обнаружила сложенный вдвое, обычный почтовый конверт, и металлическую непонятную штуковину. Сантиметров 5 в ширину и 30 в длину, белого, незнакомого металла, она больше походила на обычную школьную линейку. Однако присмотревшись, Девочка не обнаружила привычных делений, лишь на одной стороне ее были выгравированы какие-то символы. Отложив странную линейку, она открыла конверт. Там находился исписанный с двух сторон листок простой бумаги.

Прочитав первые слова, Лера ощутила, как все вокруг помутилось. Из глаз потекли слезы, ровные строчки стали расплываться, она отложила письмо, и разрыдалась.

Соседка, как могла, пыталась утешить сироту:

— Ну, все, милая! Перестань! Ей сейчас там хорошо! Не надо плакать!

Но Лера, словно очнувшись от ледяного сна, в котором пребывала все последние дни, не могла справиться с нахлынувшими эмоциями. Откуда-то издалека, доносился родной бабушкин голос: — «Вот видишь, а ты говорила — не научишься!» Слышался плеск воды, смех, шум прибоя. Звучал над пляжем старинный вальс.

Еще вчера казалось, в нарядном платье, с белыми бантами, с большим букетом цветов, она пришла в свой первый класс. Еще вчера, она с бабушкой, радовалась первым оценкам, и носилась по двору за воздушным длиннохвостым змеем. Будто только этим летом, казалось, они плыли на белоснежном пароходе по самой длинной реке в мире.

Столько всего навалилось в эту минуту на несчастную девочку, что очнулась она только под вечер.

Тетя Варя давно ушла. Неожиданно сильно разболелась голова, Лера отыскала аптечку и проглотила таблетку снотворного. Она знала, ночью будет еще хуже.

Утром, Лера ощутила непривычную легкость в теле, и одевшись, хотела уже приготовить завтрак, когда на глаза ей попался тот самый, бумажный сверток.

Вчера, Лера так и не смогла прочитать бабушкино письмо. Развернув сложенный вдвое листок, она пробежала глазами несколько строчек, и уселась поближе к окну, где серым грязным пятном занимался рассвет.

Чем дальше она читала, чем сильнее вникала в смысл певучих предложений, тем сильнее ее охватывало волнение.

Дойдя примерно до середины, Лера остановилась, перевела дух, и начала все заново.

Наконец, впереди забрезжил некий, пока еще неясный свет. С каждой секундой, она словно взлетая над своим внутренним миром, видела все больше и больше. И вот, в какой-то момент, вся грандиозная картина открылась ее пораженному взору. Трудно описать, что творилось с ней в те минуты. Казалось, весь окружающий мир засиял сказочным блеском, а серое пасмурное утро за окном, превратилось в самый лучший пейзаж на свете.

Лера перечитала это послание больше десяти раз, и лишь затем, взяв со стола металлическую полоску, разобрала понятные теперь слова: «ПРОЕКТ ВОЗРОЖДЕНИЕ 3772659». А ниже двенадцать выгравированных окошек.

Первая половина из них, была пустой, а в остальных шести, находились какие-то забавные иероглифы. Теперь она понимала, для чего предназначается эта полоска, и где найти другие шесть знаков. И еще, она знала, где хранится главная драгоценность, и главная реликвия их непростой, очень непростой семьи.

 

11

СЕКРЕТНЫЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ БУНКЕР № 9

— Да что б тебе пусто было…, — услышав далекий низкий гул, проворчал высокий седоватый мужчина лет пятидесяти, плотнее запахивая полы расшитого серебром халата. — Заставил-таки зарыться под землю, Фюрер самозваный!

Здесь, на глубине более 70 метров, даже самые тяжелые авиабомбы были не страшны, но ощущая, как сильно вздрагивает железобетонный каркас огромного сооружения, мужчина непроизвольно ежился.

— Который день уже…, — ворчал он раздраженно, — Подожди, доберусь я до тебя! Вы, «истинные арийцы», вечно на одни и те же грабли наступаете! Но Русский Иван, и здесь не подведет!

Нервно прохаживаясь по большому кабинету, изредка бросая взгляд на мерцающие хищным блеском предметы оружейной коллекции, мужчина остановился у книжного шкафа. В стеклянной дверце отразилось аристократическое лицо, с большими серыми глазами, орлиным носом, и чувственным женским ртом. Высокий с залысинами лоб, сдвинутые брови, мужественный подбородок. Лицо это можно было бы назвать красивым, если бы не жесткие носогубные складки. Именно они делали его слишком властным, отталкивающим.

Мужчина, открыл дверцу, и потянулся куда-то вглубь книжных полок. Легко сдвинулся невидимый рычажок, что-то щелкнуло. Пальцы нащупали в потаенной ниши нечто из плотного картона. «Вот оно — мое главное сокровище!» — Пробормотал мужчина, извлекая на свет обычную на вид коробку. Он уселся в роскошное кресло и еще плотнее запахнув халат, снял крышку.

Внутри находилась необычного вида книга.

«Таких сейчас уже…, точнее, еще не делают». — Подумал он, холеными пальцами, поглаживая зеленую пластиковую обложку. Крупным машинным шрифтом, на ней было выбито:

«Бортовой журнал. Сеятель № 3772659»

Буквы были странные, непривычные русскому глазу, но мужчина отлично знал этот язык. Многие века назад, на нем говорили все жители этой несчастной планеты. Но теперь, его помнили единицы. Для того было предпринято все возможное.

Выдвинув ящик стола, он достал большую лупу в резной оправе, с костяной ручкой, и черный блокнот в золоченом переплете. Затем, открыв книгу на одной из закладок, принялся, шевеля губами, водить лупой над исписанными мелким почерком страницами.

Периодически он останавливался, что-то записывал в блокнот, откидываясь в кресле, глядел в потолок. Лицо его в этот момент, приобретало мечтательное выражение.

— Да, вот бы сейчас вернуть те дни! — проговорил он задумчиво, — Уж я бы этому Киму…

Неожиданно, бункер вздрогнул сильнее обычного. Низкий рокочущий гул прокатился по коридорам и помещениям базы.

«Неужели Фридрих пронюхал о моем местонахождении? — Он задумчиво постучал по столу ручкой с золотым пером. — Который день долбят в одно и то же место. Придется — таки менять точку».

Мужчина захлопнул книгу, и аккуратно уложив ее в коробку, вернул назад в потаенную нишу в шкафу. Затем, подошел к столу, и зябко передергивая плечами, позвонил в серебряный колокольчик. Послышались торопливые шаги. Открылась дверь, в кабинет, склонившись, вошел невысокий симпатичный юноша, и замерев на пороге, произнес:

— Слушаю, ваше величество!

«Да, этот немного трусоват, сразу видно долго не протянет. — Размышлял он, глядя на склонившего голову молодого человека, — Вон, как руки дрожат. Списать его что ли? А впрочем, погодим немного. Может еще освоится? Сколько за последние годы, таких вот парней, пришлось выводить в расход? Личный референт, лицо чрезмерно информированное. А кто много знает…, как говориться — земля ему пухом. Кажется, поторопился я с Гриней? Тот, хоть и болтал без толку, все же, привык я к нему, что ли. Ну, да ладно. Сам виноват».

— Принеси-ка ты мне чаю, покрепче! — наконец, сжалился он над дрожащим парнем, — Да капни бальзаму, немного, граммов тридцать! Что-то зябко мне сегодня.

— Будет исполнено, ваше величество! — облегченно выдохнул юноша.

— И еще, статистику налетов за последнюю неделю захвати. Уж больно точно бьют наши «заклятые друзья».

— Слушаюсь! Таблицы готовы. Нет только сегодняшней статистики.

— Ничего, сойдет, только поскорее давай.

Упав в кресло, он снова задумался: «Значит без транслятора никак? Даже если мы и найдем вход, страж нас просто не пустит. К тому же, код доступа неполный. Остальное во втором журнале, где-то там, за большой лужей, и вопреки всем заверениям, Ронни так пока и не взял своего (наследничка). Малый оказался еще тот хитрец. Обвел вокруг пальца его агентов, как сопливых пацанов. Интересно, где он сейчас? Вот бы найти мою (наследницу). Лучшие ребята носом землю роют, но пока тишина. Эти парни — помощники Кима, были явно, не дураки. Похоже, все их старания передать своим отпрыскам управляющий контур, неплохо реализуются. Лишь чудом, иначе это не назовешь, мои архаровцы взяли журнал, а вот транслятор, пока найти не удается. Последний Владимир из Семеновых, был ликвидирован после нескольких безуспешных попыток выйти с ним на контакт. Существовала надежда, что его мать окажется более благоразумной женщиной, но и тут, не повезло. Эта особа оказалась куда умнее всех моих аналитиков. Как она просочилась сквозь все заслоны? Куда исчезла? Так до сих пор неясно».

Раздался вежливый стук. Референт, тревожно кося темным глазом, вкатил столик, на котором стоял привычный чайный набор, и солидная папка с отчетами.

Опустив помощника, прихлебывая горячий черный, который в последнее время стал особой роскошью, он раскрыл папку с картами бомбардировок.

«Нет, просто показалось. Судя по отчетам, Фридрих кидает свои двадцатипудовые подарки наугад, как придется. Видно в последние дни его летуны случайно уронили парочку поблизости».

Отложив пухлую папку, он прошелся по кабинету. Неожиданно в дверь снова постучали.

— Войдите! — он никого не ждал в этот час, потому немного напрягся.

Тяжелая резная дверь приоткрылась, и в щель просунулась знакомая плешивая голова.

— А, это ты, Кривошеин! Проходи! Не стесняйся! «Да, парню еще один минус. Не сообщил о посетителе. Сегодня же дам указания, пусть подберут кого-нибудь посообразительнее».

Усевшись в кресло, мужчина воззрился на замершего перед столом гостя.

Это был невысокий плотный человечек, с большой круглой головой, на которой с рождения не росло не единого волоса. Круглые немигающие глаза, цвета гнилых помидоров, широкий расплющенный нос, тонкогубый лягушечий рот, делали его физиономию настолько отталкивающей, что в те далекие времена, когда все здесь были нормальными, им можно было пугать детей. Сейчас, конечно, такими с позволения сказать — лицами, никого не удивишь. Последствия излучения, отразились на всем населении не лучшим образом. Каждый год, на свет появляется все больше измененных, в сравнении с которыми, этот субъект, настоящий красавчик.

— Ну, я тебя слушаю!

Гость, пожевав бесцветными губами, осторожно начал:

— Ваше величество! От участников западной группы, пришло важное сообщение. Объект «Наследник», направляется в Россию.

Мужчина в кресле, резко подался вперед, и резанув стальными лезвиями сощуренных глаз, прошипел:

— Достоверность информации?!

Глава императорской службы безопасности, за долгие годы, привык к подобным выходкам своего шефа, но сейчас, глядя в эти змеиные щели, он вновь ощутил, как по спине пробежал предательский холодок.

— Степень достоверности — девять десятых. Информация получена одновременно из двух источников.

— Где он сейчас?

— Судя по последним данным, где-то между Каракскими островами, и Поющим мысом. Там уже вторую неделю сильный шторм. Капитан их судна радировал о каких-то повреждениях. Кажется, у них проблема с пресной водой. Полный отчет будет через полчаса.

— Отлично, — снова расслабленно откинувшись в кресле, произнес мужчина, — Значит, зверек сам лезет в мышеловку. Ну, что ж, надеюсь, твои ребята его не потеряют?

— На судне находится наш человек. Так что, до самой Европы он в надежных руках. Ну а в порту Кантабрия, с этого часа будет дежурить группа захвата.

Побарабанив пальцами по столу, мужчина задумчиво протянул:

— Итак, Ронни выходит из игры. — И растянув губы в самодовольной улыбке, пробормотал совсем тихо: — Все верно, оператор должен быть только один.

— И еще, — нервно подергивая головой, осторожно произнес посетитель, — Закончилась проверка основных подозреваемых. Очень трудно работать, кругом сплошная неразбериха, но кажется, мы их нашли.

— Кого? — очнувшись от сладких размышлений, переспросил хозяин кабинета, — Кого нашли?

— Все основные мероприятия по поиску объекта — «наследница», завершены. Можно подводить предварительные итоги. Судя по полученным данным, она проживает здесь, в городе. Причем уже десять лет.

Так, — поднял в удивлении светлые брови мужчина, — Ты сегодня просто дед мороз какой-то! Сплошные подарки. Ну-ка поподробнее.

— Мы проработали все возможные варианты, — окрыленный похвалой, зачастил гость, — Из последних тридцати, двое вызвали у нас особый интерес. Первая из них, переехала с внучкой в Обнинск ровно в означенное время, и по предварительным данным, более всего подходила по описанию. Но после всех проверок, этот вариант пришлось отбросить. За ней в списке, была некая — Ларина Иветта Алексеевна. Мы…, в общем, проверили, и кажется это именно то, что вы ищите. Но… — посетитель опасливо замолк, покосившись на коллекцию холодного оружия, развешанную по стенам, — Но есть одна проблема.

— Я слушаю, продолжай, — улыбаясь, ободрил своего подчиненного мужчина.

— Дело в том, — неожиданно сбавив темп, замямлил тот, — Дело в том, что она погибла.

С лица мужчины медленно сползла довольная ухмылка. Он поднялся во весь свой немалый рост, и врезал по столу кулаком:

— Что-о-о?! И ты так спокойно об этом говоришь?! Да я вас за это…! — на пол посыпались письменные принадлежности, а хозяин кабинета неожиданно упав в кресло, схватился за сердце: — Нет, Кривошеин, ты меня точно в гроб загонишь!

Морщась от боли, он выдвинул ящик стола. Достав оттуда пузырек темного стекла, накапал полный колпачок тягучей красной жидкости. По кабинету разлился острый, совсем не медицинский аромат. Замерший в испуге посетитель, непроизвольно сглотнул.

Это был известный на весь мир — эликсир жизни. Когда-то давно, многие столетия назад, данную формулу изобрели два гениальных ученых. До сих пор, ее тайной владел лишь узкий круг избранных. Посетитель отлично знал, что его величество живет на этом свете, как минимум двести лет. А по слухам, что блуждают по их конторе, и все пятьсот. Как бы то ни было, но этот, сидящий перед ним в роскошном кресле мужчина, мог дать фору самым здоровым юнцам его службы. Он отлично был осведомлен о горячем нраве и огромной мужской силе своего начальника. Он видел, что было с девушками, которых привозили в опочивальню его величества. Утром эти… едва на ногах стояли. Даже он сам, известный на всю страну любитель женских прелестей, не мог похвастаться подобным.

— Рассказывай, — коротко бросил наливающийся здоровым румянцем хозяин кабинета.

— Это произошло семнадцать дней назад. Мы уже взяли ее в разработку, когда… ну…, на нее напали. Обычные голодные оборванцы. Ее ударили по голове, и стащив пальто, бросили. Мы очень тщательно все проверили. Ведь найденный паспорт, оказался искусной подделкой.

— Квартиру обыскали?

— Нет, ваше величество. Дело в том, что там сейчас проживает внучка.

— Постой! Так значит, внучка в порядке? — оживился мужчина.

— Да, и более того, мы подозреваем, что она в курсе всего. Боимся спугнуть.

— Отлично! Не спускай с нее глаз! Я тебя… сам лично, вот этими руками, если уйдет! Понял!?

— Так точно! Круглосуточное дежурство уже установлено. Проводятся подготовительные мероприятия. Брать будем, только после вашего распоряжения.

— Это сколько ей сейчас? Лет двенадцать, наверное?

— Тринадцать с половиной, — уточнил посетитель, — Уже совсем взрослая.

— Да, все верно. Ну, что ж, будем ждать нашего заморского гостя. А там посмотрим. Сдается мне, этих цыплят еще можно будет использовать. Так что, ты с ними поосторожнее! Чтобы ни один волос…! Понял?