Отец купил свой первый автомобиль в 1951 году. Это была слегка подержанная «Победа», которую срочно продавал военный летчик, переведенный куда-то не Север. Помню маленький городок, в котором он служил. Помню квартиру с открытыми настежь дверями, удивление по этому поводу отца и предложение пилота войти в дом. Войти, отец вошел, но выйти не смог. У порога легла огромная черная овчарка с желтыми глазами и дала понять, что выйти из дома без распоряжения хозяина никто не сможет.

Странные особенности человеческой памяти, не так ли? Казалось бы, причем здесь собака? Но в памяти эти два «кадра» смонтированы накрепко – автомобиль и собака. Далее в моем повествовании о родном мне городе этот пес появляться не будет – летчик улетел, собака исчезла, автомобиль остался у нас. Водить машину отца учил его коллега скульптор Лева Роберман. С тех пор появилась в душе неистребимая тяга к автомобилям, страсть к вождению, которая в какой-то степени передалась и сыну. Лежа в колыбели, он безошибочно по звуку мотора определял, какой марки автомобиль проехал по улице. Бальзамом для души была нечастая, увы! фраза: «Старенькая «Победа»… Стареньких «Побед» к тому времени, когда сын научился выговаривать их название, осталось в Минске немного. Немного их было и тогда, когда мы ее приобрели. У меня такое ощущение, что количество частных автомобилей в городе было до смешного невелико, и их владельцы знали друг о друге досконально. Знали владельцев автомобилей, что называется в лицо, и гаишники. Их тоже было не очень много, они лихо размахивали жезлами на перекрестках, свистели в свои заливистые свистки с круглым костяным шариком внутри. Гаишники и водители составляли, как бы некую общность. С одной стороны они были антиподами, с другой одни без других не существовали. Каждый знал свою роль, слова, жесты, мизансцены были не единожды отрепетированы и тот, кто выбивался из рисунка роли вызывал искреннее изумление. Постовой никогда не спешил подходить к остановленному им автомобилю. Водитель выходил первый и спешил к постовому с дурацкой фразой: «В чем дело, сержант?». При этом автовладелец приблизительно знал, что взбрести в голову сержанту может все, что угодно. Нужно было учитывать его настроение, настроение его начальства, жены, принятую вчера сержантом «дозу», его сегодняшние потребности и постараться «попасть в масть». Впервые увидал, как работают профессионалы дорожного движения много позже, когда случилась оказия путешествовать на автомобиле по Германии. Во-первых, там полицейский никогда не остановит вас просто так, для «проверки документов». Если нарушения не было – не будет и остановки, поскольку полицейскому, который остановил вас «просто так» вы можете вчинить иск, доказав в суде, что беспричинная остановка нарушила ваши дела и вы потерпели убытки. Во-вторых, полицейский никогда не остановит вас, если он один. Напарник всегда будет контролировать салон, стоя сзади, слева в очень неудобной для водителя зоне, если ему, водителю, вдруг вздумается стрелять в полицейского. В-третьих, не дай вам Бог, выходить из машины навстречу постовому. Тут уж вы сами рискуете нарваться на крупные неприятности, поскольку ваш, абсолютно понятный для «совка» жест униженной вежливости, может быть расценен, как агрессия. Нет, уж, сидите на своем месте, приспустите окошко и протягивайте документы полицейскому, который остановится на точно расписанном инструкцией месте слева и чуть сзади от вас. И это, опять таки, говорит о профессионализме, вам будет удивительно неловко в этом случае, воспользоваться оружием. Вот так и сидите, под двумя внимательно контролирующими вас взглядами, стерегущими любой ваш жест. Я думаю, что где-то в недрах Гаи существует статистика, сколько раз наши постовые нарывались на пули всяческих «братков», которые были, конечно же, во все времена, только из-за того, что действовали непрофессионально, чувствуя себя на дороге полновластным «хозяином-барином».

Но восхищение продуманным профессионализмом западных полицейских, равно, как и восторг, оттого, как им удается организовать движение, насколько они корректно-доброжелательны, придет позже. В те же «золотые» времена вольницы и разгильдяйства на дорогах советского союза водитель и милиционер дорожно-постовой службы, случалось, вступали в продолжительные дискуссии, и либо находили приемлемые решения конфликта, либо расставались пособачившись друг с другом всласть и с угрозами типа: «Я тебе это попомню!».

Правда, первые мои впечатления о работниках Гаи были вполне розовые. Может быть потому, что еще не пришло мое время браться за руль. Связаны они были с юным сержантом Федей Тупицей, который приезжал в наш двор к своей сестре на мотоцикле совершенно роскошном. Он был благожелателен, улыбчив, никогда не гонял нас, пацанву, если мы усаживались в кожаное седло на пружинах и с шумом и гамом, толкали мотоцикл по двору, имитируя бешеные погони и преследования. Наоборот, когда Федя был в хорошем настроении и располагал временем, случалось, заводил мотоцикл и «насыпав» нас полную люльку, куда ни будь недалеко прокатывал. Федор впоследствии стал большим начальником в Минском Гаи, по-моему, полковником, начальником чего-то очень серьезного, мне было до него не дотянуться, да и вспомнил бы он меня вряд ли. Но отца помнил, уважал и иногда, по какой либо гаишной надобности способствовал. Ой! только не надо, я вас умоляю, не надо говорить, что вечно люди заметные найдут какую либо щель, в которую простому человеку никак не пролезть. Ерунда все это! Просто Федор Тупица, был минчанин, к соседям, пусть даже к соседям сестры, относился по соседски, то есть по человечески и, в рамках своей компетенции, когда мог помочь, помогал – это же так естественно.

Первые свои права я получил в 16 лет. Была такая возможность. По-моему, такие права назывались юношескими. Сдавал на права в компании со взрослыми. Самое сложное – была разводка. На картонном перекрестке экзаменатор выстраивал ситуацию, по простому, расставлял игрушечные макеты автомобилей, говорил, кому, куда следует ехать, какой свет на светофоре и так далее, и экзаменуемый должен был ситуацию «разрулить». При мне один растерянный соискатель получил пять баллов за совершенно гениальную фразу: «Ой, вы знаете, я, таки, не буду спешить… Пусть все разъедутся, я поеду потом!». Как ни смешно, но фраза эта, застрявшая в памяти, помогала иногда в ситуациях, отнюдь не шутейных.

Очень заметной была фигура постового на перекрестке возле Гума. Не помню ни имени его, ни фамилии, ни прозвища. Был он невысок ростом, коренаст, черноволос, имел большой крючковатый нос, чувствовал себя полным хозяином перекрестка, был артистичен, знал всех и каждого, кто перекресток пересекал на автомобиле, говорили в Минске, что все партийное и советское начальство города с ним знакомо и, что он единственный в обход всех правил норм, получил лейтенантские звездочки (постовые на перекрестках в те времена выше старшины не «вырастали»). С лейтенантскими погонами этого замечательного «мента» в те дни поздравляли, по-моему, все, кто в этом городе сидел за рулем. Специально давали изрядного крюка, что бы проехать мимо и поприветствовать новоиспеченного лейтенанта. Нужно было видеть, с какой важностью он эти приветствия принимал, как гордился своей популярностью, с каким достоинством стоял на перекрестке, на котором прошла большая часть его жизни.

Было бы несправедливо не рассказать об одном из любимейших развлечений минчан, об автомобильных гонках. Это, конечно, была не Формула I, просто кольцевые гонки на серийных автомобилях. Но страсти кипели там не шуточные. Были и свои герои. Королями были, несомненно,… Ольхимович, Валерий Анкуда и гонщица, которую все звали запросто Маша, работавшая в каком-то из минских таксопарков и потрясавшая своей лихостью любителей автоспорта ни минском кольце. Был на кольце один коварный вираж, на котором вылетали многие приезжие спортсмены. Он производил впечатление безопасного, но содержал какой-то секретный изъян, то ли геодезисты неправильно спланировали угол наклона, то ли еще, что-то, не знаю, только на этом вираже, который был ближе всего к Уручью, машин побилось невиданное количество. И, вот, что еще было забавно, как разъезжалась публика после гонок. Адреналин, накопленный в крови, требовал выхода, каждый считал себя «лютым гонялой», поэтому общий старт, разъезжавшихся по домам зрителей был зрелищем не для слабонервных: вой покрышек, рев моторов, вопли клаксонов – нужно было выскочить вперед, иначе в «толпе» машин приходилось тянуться с черепашьей скоростью до самого Минска. Было мнение, что минское «кольцо» в табели о рангах подобный сооружений в Союзе было, чуть ли не лучшим, на него приезжали и гонщики соцстран: Германии, Польши, Венгрии, но наши ребята, конечно же, были «найкращие». Жаль, что ушла из моего города эта традиция. Ушла незаметно, тихо. Кольцо обветшало, разрушилось, на гоночном небосклоне появились иные герои, настали иные времена. Но все равно благодарен кольцу, здесь делился со мной секретами езды великолепно дерзкий Валера Анкуда, здесь снимал для фильма о Лене Беловой изысканного интеллигента… Ольхимовича. Сюда, непременно приезжал, привыкая к новой машине, погонять ее в экстремальном режиме, наработать водительские рефлексы, которые должны быть именно рефлексами, правильными действиями вне сознания, до сознания. Может быть, по этому за сорок лет водительского стажа не попадал ни разу в аварии, не имел серьезных конфликтов с Гаи. Хотя всяческих «несерьезных» хватало с лихвой. Ну, например, однажды за неимоверное количество дыр в талоне предупреждений, забрали у меня права, и послали на пересдачу. Это уже было время компьютеров. Не было, ушел на пенсию, тот замечательно безжалостный майор, которого восхитила фраза:«…я лучше подожду пока все разъедутся», компьютеры были безжалостней майора, поскольку, как я до нынешнего дня убежден, были настроены таким образом, чтобы никто не мог сдать экзамен с первого раза. Ходить в присутствие и бездарно терять там время не хотелось. Тогда я придумал потрясающий трюк – обратился в обычную «ментовку», попросил у них справку о том, что я к ним обратился, а обратился для того, чтобы они подтвердили данной справкой (чувствуете изящество стиля!) факт хищения у меня водительского удостоверения. Просто «менты», не гаишники, пожали плечами – охота была разбираться! – и такую справку выдали. С ней катался около года. Нужно было видеть физиономию сержанта на дороге, который вертел эту справку и так, и эдак, пытаясь понять, что за липу я ему подсовываю. Представляете, как скрипели его мозги, пытавшиеся разобраться в нестандартной ситуации. И – отпускали! Более того, в справке этой дырки кололи, за превышение скорости, или за парковку в неположенном месте. Закончилось это издевательство над Гаи в Петербурге, где нарвался на постового, который без долгих выяснений сказал: «Спрячь это «фуфло», куда подалее и больше мне в Питере не попадайся!». Понял, не дурак! Больше ему в Питере не попадался, тем более, что замечательный город, как раз и покидал, да и справка за год употребления, приобрела вид, мягко говоря, мало презентабельный.

Как правило, доказать что либо патрульному на шоссе невозможно – он там царь и бог, и воинский начальник. Но однажды все же удалось. Я въезжал в Минск по старовиленскому тракту. Там сплошь знаки «обгон запрещен». Впереди «телепается» какой то «москвичок». Понуро тянусь за ним, не обгоняя. Гляжу на спидометр – 40 км. Еду. Снова гляжу – 32… Ну, зануда! Дорога свободна, передо мной одиночное транспортное средство, которое движется со скоростью, при которой обгон дозволен. Обгоняю. «Москвичок» просыпается, летит за мной из окошка счастливый «мент» машет жезлом. Рядом подруга, перед которой патрульный решил покрасоваться. Диалог предельно простой,– Знак видели? – Видел!,– Ваши права… Подруга – сама недоступность, кавалер – сплошное высокомерие!

– Документы заберете в Гаи Минского района!

Приезжаю в Гаи Минского района. Объясняю ситуацию. Офицер глядит на меня рассеянно. Спрашивает, как был одет патрульный. Сам про себя недоумеваю, к чему бы это? Офицер просит написать, все как было. Пишу. Назавтра мне возвращают права, говорят: «Сержант, остановивший вас, будет наказан за… нарушение формы одежды». Вот когда понял для чего вопросы о том, как был одет мой обидчик. Фуражки-то на нем не было, на заднем сиденье лежала. Вот и не верь после этого в справедливость закона! Все правильно – то, что откровенно провоцировал нарушение – это ненаказуемо. То, что фуражку при этом снял – нарушение устава, за это извольте рассчитаться.

И смех, и грех!

Была еще одна замечательная встреча с Гаи, но, правда, не в Минске… А, жаль! Есть в Латвии такой город Бауска. Ехали мы с дочкой в Юрмалу. В город я влетел несколько чересчур быстро. Контроль стоял на выезде и бдил. Совершенно роскошный двухметровый патрульный ни на какие мои уловки не покупался. Молча заполнял протокол. Когда пишут протокол – разговаривать бесполезно, возврата не будет. Поняв, что лебезить поздно, смирился и просто так, ради праздного интереса спросил,– Командир, а как переводится Бауска на русский? – Бауска – это, снаете, как Рига на русски не переводится,– с неподражаемым латышским акцентом отвечает постовой. – Жаль,– говорю,– А я дочке рассказывал, что вот город Бауска, здесь все люди добрые, как бабушки… – гляжу, мой латышский супермен замер, не пишет, думает, потом рвет протокол и произносит: «Есшайте, дальше раскасывайте сваи скаски!».

Не поверите – в Латвии больше правил движения не нарушал!