Смертельная кастрюля, или Возвращение Печенюшкина

Белоусов Сергей

Продолжение книги «Вдоль по радуге, или Приключения Печенюшкина». Для детей младшего и среднего школьного возраста.

Предисловие

ТОГДА В ФАНТАЗИЛЬЕ

— …Здравствуй…те — пролепетал я, совершенно растерявшись.

— Вот и встретились! Удивился? Тоже мне сказочник! — Печенюшкин устроился у меня на столе, на пухлой папке с рукописью, среди вороха разноцветных картинок, изображавших его самого и его друзей.

— Чувствую, тебе трудно, — объяснил он. — Решил немноко помочь. Будем работать вместе?..

Третью неделю я пытался написать предисловие для второй своей книжки о приключениях Печенюшкина, той, что сейчас перед вами. Работа не шла, старания мои были унизительны своей бесплодностью. Таяла ночь, бледнел свет лампы, листки с вариантами — смятые, надорванные, перечеркнутые — валялись на столе.

Внезапно удар теплого ветра подхватил их, взметнул под потолок и закружил, сминая в причудливый букет. Букет вспыхнул холодным радужным пламенем, я невольно зажмурился, а когда открыл глаза, на столе в гордой позе стояла, подбоченясь, обезьянка. Вся она, от головы до кончиков лапок, была покрыта длинной густой и пушистой шерстью красно-апельсинового цвета — на затылке шерсть загибалась назад, прикрывая уши. Хвост стоял дугой и зависал над макушкой. На круглом личике, безволосом, бронзовом, словно загорелом, сияли голубые человеческие глаза, обрамленные темными ресницами.

— Печенюшкин!.. — вскрикнул я, узнав своего героя.

«Вовсе не верно думать, будто гулять по радуге может каждый. Тем более путешествовать по ней в ступе, карете или сидя в розовом клоунском башмаке.»

Обезьянка читала торжественно, как оратор на празднике. Она далеко отставила вытянутую лапу с моими листками, а голову, явно дурачась, запрокинула к потолку, будто на нем были отпечатаны строчки.

«Такое удавалось лишь героям повести-сказки „Вдоль по радуге, или Приключения Печенюшкина“. Не читали? Тогда я расскажу вам вкратце о Печенюшкине и его друзьях.»

— Знаешь, ты только не обижайся, — сказала обезьянка, — но давай мы это сразу порвем!

Разумеется, я обиделся.

— Да ты что! — запротестовал я. — Столько времени я эти несчастные пять страниц вымучивал! Порвать любой. этот. неумный может, а ты попробуй напиши. Краткое содержание первой книги.

— Я же честно просил не обижаться. — Печенюшкин умоляюще заглянул мне в глаза, и раздражение прошло как-то само собой.

Затем гость мой сделал многозначительную паузу.

— Ну и что? — не выдержал я.

— Ты не Лев Толстой, — доверительно сказал Печенюшкин.

— Сам знаю! — огрызнулся я.

— Он говорил, что если б мог пересказать свою книгу вкратце, то так же кратко ее бы и написал.

— Как ты не понимаешь? — устало втолковывал я. — Надо представить читателю героев предыдущей книги, которые участвуют в этой, второй. Вот, например, дон Диего Морковкин.

— Пиши! — Печенюшкин не задумался ни на мгновенье. — Диего Морковкин — прославленный маг и чародей доброй воли, оказавший Лизе с Аленой и их друзьям неоценимую помощь в спасении Волшебной страны Фантазильи. Прогрессивен, но ворчлив. Есть безобидные причуды. Сорок семь поколений благородных предков. Вяжет. Чемпион округа двенадцатого года на одиннадцати спицах.

— Не так быстро, — пыхтел я, записывая. — Ну, а Лиза с Аленой кто такие?

— Сейчас, — кивнул Печенюшкин. — Только вначале один совет: никогда сам не пересказывай вкратце, не высушивай того, что уже написал. Это не твое ремесло.

— Не хочется отдавать свое дело в чужие руки, — оправдывался я.

— Ну уж, если Я тебе чужой!.. — Печенюшкин оскорбился страшно, чуть не упал со стола. Он даже выронил мои листки и долго обмахивался хвостом.

Счастье, что в столе у меня нашлась конфета, прибереженная для дочери.

Печенюшкин, успокоенно хрустя карамелькой, улыбался, подмигивал мне, сиял голубыми глазами.

— Ты же знаешь, — напомнил он, — в трудную минуту я всегда прихожу на помощь. Жаль, времени у нас мало. В Долине Троллей неспокойно, я, в общем-то, на бегу. Так что включай диктофон.

Я нажал кнопку.

— В сибирском городе в наши дни жили-были в обычной семье две сестренки — Алена и Лиза Зайкины, — диктовала обезьянка. — И не знали они, что прямо в их балкон упирается волшебная радуга. Неожиданно Лизу навестил обаятельный домовой Федя из Фантазильи, потерпев аварию на своем сказочном пути. И, хотя вскоре он отбыл домой в башмаке-самолете по радуге из форточки Зайкиных, жизнь сестер протекала теперь от чуда до волшебства.

Федя не вернулся: попал в тюрьму за убеждения. Власть в Фантазилье захватил Ляпус — Злодей в серебряном капюшоне, одурманив излишне легковерный фантазильский народ. Страшная участь постигла даже трехглавого главу страны, Великого Мага Дракошкиуса. И оказалось, что спасти Фантазилью могут лишь сестры Зайкины. Прекрасная (большей частью) фея Фантолетта перенесла девочек в Волшебную страну. Но — увы! — к огорчению читателей, там сразу же начались коварства, предательства, неожиданности и различные схватки.

Кошмарные голубые загрызунчики и добрые драконы, шепелявый трус-водяной Глупус и злая (в какой-то степени) фея Мюрильда, загадочный клоун Мишка-Чемпион и многодетная мать — дворцовая крыса Мануэла запутывают сестренок в вереницу необъяснимых сначала событий. После многих приключений верной защитницей Лизы становится колдунья-кобра Клара-Генриетта, повелительница необыкновенно бескрайней, знойной и отдаленной от столицы пустыни. Аленка же, девочка добрая, любящая вкусно поесть, справедливая, попадает в плен к Злодею в серебряном капюшоне.

— Стоп, стоп, стоп!.. — не выдержал я. — И чем же твой пересказ отличается от моего?

— Очень многим, — терпеливо объяснял Печенюшкин. — Во-первых, за мои слова ты не отвечаешь так, как за свои. А я не стесняюсь подчеркнуть, что события были и впрямь необъяснимые, приключения — необыкновенные, коварств и кошмарностей — целая куча. Хватило бы на полдюжины книжек, не находишь?

— Извини! — заявил я непоколебимо. — На мой взгляд, как раз в меру.

— Кому как нравится, — согласился Печенюшкин. — Во-вторых, ты пересказываешь излишне добросовестно. Не оставляешь загадок, разомкнутых линий, бегаешь с фонариком по всем разветвлениям сюжета. После твоего предисловия многие и не станут добывать первую книжку. А историю Печенюшкина я бы вообще не упоминал.

— Ты что?! Это три больших главы. Там столько накручено событий: Бразилия, колдуны, индеец Гокко, боги-пришельцы, придурковатый король, министр-убийца, а главное — красавица Диана, невеста твоего названого брата.

— Ничего! С основным сюжетом они связаны не впрямую. Да и жаль мне их описывать наскоро, куце. Это все же моя жизнь.

Да! — продолжал он. — И в-третьих. В отличие от твоего, мой пересказ уже закончен.

— Как?! — ахнул я. — А последний бой?!

— Опустим!

— А разоблачение предателя?

— Выведем за рамки!

— А Драконья пещера?

— Обойдемся. Не утяжеляй предисловия. Подписывать его все же тебе, я существо неофициальное.

— Пусть так, — сказал я твердо, — но про исполнение желаний я непременно сохраню. Там всего-то один абзац.

— Ладно, — согласился Печенюшкин, — но мне больше нравится следующий, предпоследний. Он короткий. Вот его оставь обязательно.

Так мы и решили. Улыбка моего визитера сверкнула в последний раз, он поклонился, прижав лапу к груди, и приготовился исчезнуть.

— Постой! — вспомнил я. — Но главный герой — ты. У меня половина предисловия о тебе. Все это выбросить прикажешь?

— Попрошу, — тихо откликнулся гость. — Ты обо мне пишешь там, как о мумии древнего чародея: «упоминания о загадочном, невероятном, непонятном, могущественном Печенюшкине, существе с тысячью обличий и малодоступной для исследователей биографией, появляются в речах обитателей Фантазильи с самой первой главы повести.» Нет, пусть читают саму книгу «Вдоль по радуге, или Приключения Печенюшкина.» Она у тебя получилась.

Я остался один перед кучей перепутанных листов и включенным диктофоном. За остаток ночи я привел рукопись в порядок, помня о советах Печенюшкина. Три последних абзаца остались нетронутыми. Вот они.

«Сказка кончается. Сестры дома. Но остались волшебные колечки Морковкина и два желания — награда сестренкам за спасение Фантазильи. Лиза, мечтавшая укоротить свой длинноватый нос, не может справиться с собственным сердцем и спасает от неизлечимой болезни соседскую девочку. Алена сооружает посреди двора чудо для всех детей: гору мороженого, бассейн пепси-колы с фонтаном и песочницу зеленого горошка. Над воротцами горит надпись: „ЭТА НАВСИГДА!“

Сказка кончилась? Нет! Каждое утро солнце рождается вновь, герои не умирают, и сказка, пробуждаясь от сна, раскрывает веселые глаза и улыбается солнцу.

Прошел год.»

Сергей БЕЛОУСОВ

Часть первая

НЕВИННЫЕ НЕГОДЯИ

Глава первая

Покупатель тайн

Тень метнулась в угол и исчезла. Лиза отшатнулась к двери, ударившись спиной о косяк, так, что очки сорвались с носа и упали на пол.

— Лена-а-а!! — завопила она — Ленка-а! Скорее!

— Что такое?! Что?! — Алена влетела в комнату, огляделась стремительно, бросилась к сестре, пыхтя, вцепилась в запястья, силясь развести, отнять от ее лица плотно прижатые ладони.

— Опять оно… они… — всхлипывала Лиза. — Там, в углу, за ранцем… Не подходи!

Осмотрев заплаканную, но невредимую сестру, Алена успокоилась. Решительной походкой она направилась в угол и подняла ранец — пусто! Снова пересекла комнату и подобрала очки, валявшиеся у Лизиных ног.

— Так и есть, опять стекло треснуло. Мама с папой точно разорятся на твоих очках.

— Да что стекло! — Лиза все еще дрожала. — Я не хотела пугать тебя, но не могу я больше так. Ты понимаешь, меня хотят убить!

— Ну кому ты нужна? — спросила Алена противным наставительным голосом. — Родители запрещают тебе на ночь страшные сказки читать, а ты не слушаешься.

— Я их, между прочим, и не читаю ночью.

— А кто вчера под одеялом фонарик включал?! — задохнулась от возмущения сестренка. — Думаешь, я не видела?!

— Может, я просто так… — Лиза смутилась.

— Ты не бойся, — утешала Алена, — я никому не скажу. Даже Печенюшкину.

— Аленка, — остановила ее сестра со вздохом, — мы же договаривались…

Действительно, эта тема была запретной. Прошло около года со времен событий в Фантазилье, а ничего волшебного с девочками и вокруг них больше не случалось. Вот только колечки с зелеными камешками, прощальный подарок дона Морковкина — странно! — не становились тесны сестренкам, хотя обе порядочно подросли за год.

Как-то Лиза, находясь в большом горе — ее не приняли в театральный кружок, — попробовала трижды повернуть колечко на пальце. Толку не было никакого. Алена на расспросы старшей сестры отвечала, что и не пыталась вертеть свое кольцо. Она, мол, не маленькая и отлично знает — это можно делать только в самом крайнем-распрекрайнем случае. Но, говоря так, Аленка подозрительно отводила в сторону глаза.

— Да… — вздохнула она. — Договаривались. Честное слово, я нечаянно. Так кто тебя хочет убить? Твой граф Каракула из книжки?

— Не Каракула вовсе, а Дракула. Только это глупости все, выдумки. Я в него не верю. Нет, ТО совсем другое. Уже дней десять, как началось. И в комнате правда кто-то был. Я видела. Сегодня — третий раз.

— Третий?!

— Ну да! Уже было два копуше… покушения. — Лиза всхлипнула. — Началось, когда я шла из библиотеки. В прошлый вторник.

Мне, помнишь, дали сказки Фрэнка Баума! Конечно же, я на ходу читала. Вдруг меня сзади кто-то ка-ак толкнет! Я одной ногой на чем-то поскользнулась и шмякнулась назад, прямо на спину. Книжка отлетела, очки отлетели, как не разбились, не знаю.

Лежу я, а голова и плечи у меня над открытым колодцем.

Там на тротуаре с колодца кто-то крышку чугунную снял. Я перепугалась — сил нет, но сразу вскочила и огляделась. Никого нет, ну вообще никого! А рядом гнилой помидор раздавленный. Я, когда на нем поскользнулась, немного в сторону, падая, по асфальту пролетела. А так бы точно под землю ухнула. — Она зябко повела плечами. — Глу-у-бокий колодец! Я дна так и не разглядела…

Лиза молчала. Алена молчала тоже. Думала.

— Ох, слышала бы мама, — сказала она наконец. — Сколько раз тебя ругали: не читай на ходу! Ты, наверно, просто поскользнулась, а остальное тебе показалось.

— Лена! — Сестра снова чуть не заплакала от обиды. — Чтоб нам никогда собаку не купили, если вру!.. А во второй раз было еще страшнее.

— Как? Расскажи! Нет, если боишься, не надо… Нет, лучше все-таки расскажи!

— Я тебе говорила, что Пашка Соколов из нашего класса в больницу попал? Что он чуть не умер, что ему четыре часа операцию делали? Теперь полгода будет в гипсе лежать!

— Да, говорила. Он с великом в яму упал за нашим домом, в воскресенье. Тогда еще папа твой велосипед разобрал и спрятал.

— Вот! Но правды никто не знает, кроме меня. Эту яму уже месяца два, как раскопали. Там огромные трубы на дне. Их хотят то ли менять, то ли чинить, но еще не меняли и не чинили. Лишь бы начать. Как мы с тобой квартиру убираем. Поперек ямы — три толстенные длиннющие доски. Когда по ним на велике с разгона проскакиваешь, они так здорово пружинят, как бы чуть подбрасывают. В воскресенье, помнишь, мама простыла, и мы на дачу не поехали. Вы с папой пошли по магазинам, потому что, когда все на дачах, в городе больше продуктов бывает. А я вышла покататься.

— Тебе, Лизочкина, запрещали там ездить, где яма!

— Запрещали… — пригорюнилась Лиза. — Но я же не знала…

По этим доскам танк проехать может. Ну, слушай! Я раз по доскам прокатилась, потом по пустырю. За дом не уезжала. А с пустыря эту яму все время видно. Никто подойти туда не мог, я бы заметила. Пусто вокруг, лето, жара, почти все за городом.

Еду снова к яме, а тут передо мной на своем «Орленке» из-за дома Пашка выскакивает. «Догоняй!» — кричит. Я за ним, но он же здоровый, не догнать. Как вчистит, я сзади, и вдруг, вижу — его велик от земли отрывается, метра полтора пролетает и вместе с Пашкой — в яму. Как я затормозить успела!.. Подбегаю, смотрю: Пашка лежит внизу, поперек трубы, не шевелится, и, главное, доски… Аккуратно так сложены сбоку ямы, одна на другой.

Я заорала, лечу во двор, мигом взрослых куча примчалась, я с ними, впереди всех. Двух минут не прошло. А доски, представляешь, опять лежат, как всегда, через яму. Я чуть с ума не сошла. Одну такую доску двое здоровенных дядек еле с места сдвигают. А тут ведь вообще никого вокруг не было…

Опять не было. Как и в прошлый раз, когда меня в колодец толкнули…

— А что ты взрослым сказала?

— Про доски ничего не говорила. Не поверил бы никто. Они решили, что у Пашки руль повело… Когда папа мой велосипед разбирал, я с ним даже не спорила. В жизни больше на велик не сяду.

— Лиза, — жалобно сказала Аленка без перехода, выдержав, однако, паузу, — давай с тобой все-таки пообедаем. Ведь завтракали мы еще с родителями, утром, рано-рано. У меня от голода всегда насморк начинается.

— Нужно понюхать сырую разрезанную луковицу, — машинально ответила Лиза. — Запах лука прогоняет насморк.

— Что, сопли перепугаются? — фыркнула Алена.

Лиза невольно улыбнулась.

— Пойдем на кухню. Обед мама на плите оставила, нужно только разогреть. Правда, я после всего что-то и есть не хочу.

— Потому ты и тощая такая, — отвечала Алена, обгоняя сестру по дороге к кухне. — Я тоже не толстая, потому что расту. А если начну толстеть — сяду на диету: не буду есть ничего невкусного.

Лиза мыла посуду, Аленка вытирала. После обеда на душе у сестренок стало как-то уютнее. Журчит из крана горячая вода, солнце сияет в окне, спорят на карнизе голуби. Еще час, другой — и вернутся родители. Рядом телефон, можно снять трубку, набрать номер и услышать голос кого-нибудь из дедушек или бабушек. До страхов ли тут? А может, Лизе все только показалось?

— А может, все тебе только показалось, Лиза? — осторожно спросила сестра. — Я вот один раз точно знала, что нам подарили котенка, и даже с ним играла. Потом утром проснулась и все не могла понять, где же котенок. Такой рыжий, а одна передняя лапка белая. А потом поняла, что мне все приснилось. Так грустно было.

— Что я, сна от яви не отличу?! — разозлилась Лиза. — Но родителям все равно не скажу! Взрослые ни во что непонятное не верят! Папа, вон, про НЛО тоже говорит, что это сказки. А их даже по телевизору показывают.

— Да, — вздохнула Алена, — так хочется собаку… Она бы нас защищала. Я знаю, есть защитные собаки. Бабушка папу все время уговаривает.

— А он отвечает, что породистый щенок дорого стоит, что мяса на него не напасешься и выгуливать некому. Хотя сам, я слышала, тоже маме говорил, что надо покупать собаку. Скорей бы! Тогда уж нас точно никто не тронет.

— Лиза! Давай все маме расскажем. Ну, пожалуйста, а то и я тоже забоялась.

— Знаешь, Лена, — произнесла Лиза торжественно и грустно, — я не хочу, чтоб меня отправили в сумасшедший дом.

— Ну и что. Печенюшкин прилетит и освободит тебя. Он же своих друзей спасает от всех несчастий. — Аленка опасливо покосилась на сестру, опять нарушив уговор, но та не сердилась.

— Не знаю, прилетит он или нет, — задумчиво сказала Лиза, — но мне так тоже не нравится. Друзей он, выходит, выручает, а незнакомые — хоть пропади. Пашку Соколова кто спасет? Он ходить, говорят, будет теперь на костылях или, вообще, в коляске ездить. А если б не я, гонял бы и сейчас на «Орленке»…

Телефонный звонок послышался из гостиной.

— Я, я возьму! — хором закричали девочки и бросились из кухни. На повороте Аленка обогнала сестру, ворвалась в комнату и схватила трубку первой.

— Да-а, — пропела она со взрослыми интонациями. — Аллоу. Я вас слушаю, — и после паузы разочарованно протянула трубку Лизе. — Опять тебя. Мальчишка какой-то.

Забравшись в кресло с ногами, Алена с интересом прислушивалась к разговору. Однако понять, о чем шла речь, было сложно. Лиза, в основном, молчала и только изредка вскрикивала:

«Да?! Да ты что?! Вот здорово! Не может быть!» Наконец она положила трубку и уставилась на младшую сестренку с восторженной улыбкой.

— В детский клуб на дискотеку? — напряженно спросила Аленка. — Я тоже хочу, а ты меня не берешь никогда. Спорим, я лучше всех в группе «полечку» танцую.

— Да ничего ты не понимаешь!! — заорала Лиза. — Это же Пашка звонил! Он уже дома! Ходит! У него в два дня все зажило, а остальные три дня его врачи изучали, не верили. Хотят книгу о нем писать. Он теперь, наверное, в Японию поедет!

Там его тоже хотят изучить. Вот повезло! Ему, конечно, там видик подарят. Японцы всем видики дарят.

Алена с удовольствием представила себе Японию. Как ей казалось, это был большой красивый полудворец-полубольница.

Узкоглазые приветливые японцы встречают детей на пороге, белозубо улыбаются и все кланяются, кланяются, прижимая руки к груди. А вокруг дворца растут деревья, выгнутые, как балерины, и усыпанные мелкими белыми цветочками. А над деревьями летают бумажные журавлики…

— Еще Пашка спрашивал, — тихо проговорила Лиза, — правда, что над ямой досок не было, или ему померещилось? Я сказала, что померещилось.

Аленка неохотно освободилась от сладких грез.

Зазвонил телефон, и на этот раз Лиза, сидевшая рядом, сдернула трубку первой.

— Аллоу! — пропела она. Вот, оказывается, кому подражала Алена. — Привет, бабушка! Нет, они ушли. Да, скоро. Сидим, разговариваем. Да, обедали. Нет, телевизор не включали. Да, помним, что включать нельзя, что может взорваться. Да, как придут, позвонят. Ну, пока, целуем.

— Баба Люся? — полуутвердительно спросила Алена.

— Угу. — Лиза кивнула. — Вот и расскажи ей, попробуй, как в родной детской, только зайдешь, из-под твоих ног кто-то в угол кидается и пропадает, как не был. А она и телевизор без родителей просит не включать. У нас же новый, такие не взрываются, даже мама разрешает нам одним смотреть.

Телефон зазвонил опять.

— Теперь баба Галя, — уверенно сказала Лиза, поднося трубку к уху.

Но это оказалась не бабушка.

— Добрый день. Мы говорим с Лизой Зайкиной?

— Да, я слушаю вас.

— Очень хорошо. Итак, Лиза, ты догадалась о нашей тайне. Попробуем договориться мирно.

— Кто вы?! — быстро и взволнованно спросила девочка. — Погодите! Это вы нападали на меня?

Было от чего встревожиться. Голос в трубке, настолько внятный, что даже Алене, сидевшей рядом, слышно было каждое слово, казался совершенно нечеловеческим. Не металлический голос робота, нет! Так, наверное, мог бы говорить паук, если б умел. Или таракан. Или скорпион. Шершавый какой-то был голос, гадкий. Короче, неприятности продолжались.

— Нападали без нашего ведома. Больше такого не случится. Должен поздравить, у тебя умелые защитники. Каков трюк с помидором! Неплохо. Однако к делу! Мы покупаем твое молчание и заплатим дорого. Чего ты хочешь больше всего на свете?

— Догнать и перегнать Америку! — мигом ответила Лиза. — И чтобы мама с папой никогда не умирали… Но второе важнее. Постойте! А какая тайна?

— Ты хитрая девочка, — одобрительно произнес голос. — Хитрая и осторожная. Правильно. Больше никто из людей не должен узнать тайну. Пока. Потом все равно будет поздно, мы совершим то, что задумали. Если обманешь нас — возьмешь награду и выдашь тайну — гибель ждет тебя и всех твоих близких. Думай. И называй свою цену, но говори серьезно!

— А… А что вы можете… ну, например? — Не понимая, как быть, Лиза тянула время.

— Мы дадим все, что можно потрогать руками. Машина, две, три, самолет, дворец, деньги, любые, сколько хочешь.

— А нос мне исправить можете?

— Глупая! За деньги можно укоротить тысячу носов.

— Я хочу, чтобы все любили друг друга. Чтобы люди не болели и жили долго и счастливо.

— Так мы не договоримся. Повторяю: все, что можно потрогать руками. Думай. Ты должна произнести два слова из ТЕХ четырех. Доказать наверняка — ты понимаешь, о чем идет речь. И назначить свою цену.

— А если, например, попрошу деньги, как доказать, что я их заработала, а не своровала?

— Это наши заботы. Не тревожься, мы играем честно. Жди звонка через полчаса.

Несколько секунд Лиза еще сжимала трубку, из которой сыпались в ухо короткие гудки…

— Давай соглашаться! — тормошила сестру Аленка. — Мы попросим десять кукол Барби с полным набором одежды, миллион шуб для мамы, миллион денег, дворец, как Япония, и для папы «Запорожец» или эту, не помню, которая ему очень нравится.

— «Мерседес-Купе», — угрюмо подсказала Лиза. — Вот если б я еще понимала, о какой тайне речь.

— Но если ты сама говорила!

— Откуда я помню!

— Значит, через полчаса нас будут брать в плен?

— Через 24 минуты. — Лиза посмотрела на часы. — Кто же они? Голос жуткий — прямо мурашки по коже. Это не человек, я уверена. Может, пришельцы? Очень просто, решили захватить Землю. Я про это сто раз читала.

— Такие зелененькие? С рожками?

— Эх, Ленка. Семь лет только исполнилось, и уже думаешь, что все знаешь. Насмотрелась чепухи по «кабелю».

— Давай, давай, вспоминай, Лизочкина! — трясла ее Алена.

— Ну, ну же!! Какая тайна?

— Так… Попробуем… В колодец меня спихивали во вторник, с этого началось. Значит, перед вторником что-то было. Что мы перед вторником делали?

— Перед вторником в воскресенье мы вернулись с Алтая.

— Правильно. А там больше молчали. Походы, купанье, купанье, походы и каша, каша, каша…

— Дома ты ее не ешь, а там как лопала!

— А ты сама как?

— Я кашку очень люблю, — с достоинством сообщила Алена, — и всегда ее хорошо ем. И костер я разжигать помогала, и щепочки, и ветки, и шишки носила. А ты отлынивала.

— Врешь, я не отлынивала!

— Да! Да! Ленилась! Помнишь, тебя папа ругал?

— Один раз всего и ругал! Ой! Телефон!..

— Еще тринадцать минут осталось, — прошептала Лиза. — Неужели он?

На этот раз никто не спешил перехватить трубку. Девочки смотрели на аппарат с опаской, как на жабу. Наконец гудка после шестого, пожалуй, Лиза с дрожью прильнула ухом к микрофону.

— Алло! Лизочек? Здравствуй, солнышко! — нервно и ласково зажурчал в трубке бабушкин голос. — Как вы там? Ты где-то была? Почему долго не подходила?..

— Баба Галя… — шепнула Лиза Аленке, зажав низ трубки ладонью. Сестра, кивая, махала руками, подавала отчаянные знаки, — кончай, мол, некогда, надо что-то делать. Круглощекое ее личико сморщивалось — вот-вот заревет.

Быстро-быстро, не сознавая, что говорит, но, кажется, убедительно, Лиза закруглила разговор, бросила трубку и поднесла часы к глазам. Оставалось девять минут. Одновременно боковым зрением она заметила, что Алена, отчаянно пыхтя носом, чтоб не разрыдаться, поворачивает кольцо на пальце.

Один раз, второй, третий…

И тут же Лиза, помимо собственной воли, поднялась и на ватных ногах зашагала в детскую. Там она схватила краски, кисточку и, обмакивая ее для скорости в чашку с недопитым чаем, стоявшую рядом, принялась рисовать на светлых, уже новых обоях.

Алена, напряженно открыв рот, следила за кистью.

Лиза работала быстро и размашисто, как неопытный маляр. Однако рисунок — опять чудеса! — получался прекрасный.

Пожалуй, в стиле Васнецова. Вот уставились на сестер три кошачьих головы, белая, черная и рыжая. Пар валил у них из ноздрей, пасти были раскрыты в азарте стремительного полета.

Вот три мощных шеи соединились, переходя в огромное полосатое туловище. Вытянулся по ветру длиннющий пушистый хвост…

Телефон в гостиной зазвонил вновь. Не прекращая работу, Лиза быстро глянула на часы и ахнула. Время!

— Беги, Аленушка! — крикнула она. — Поговори подольше, постарайся. Мне немножко осталось. Давай!

— Але! Кто это? — Алене было не до кривляний.

— Добрый день! — голос, как и прежде, леденил кожу, пронизывая до пяток. — Пригласите Лизу Зайкину!

От волнения и страха девочка позабыла все, что хотела сказать.

— Мы тебя не боимся! — воскликнула она. — И денег твоих не хотим! Все папе расскажем, и тайну вашу противную! Вот!

— Ну, что ж, — медленно произнес голос. — Пеняйте на себя.

Раздались короткие гудки отбоя. Скорее, скорей. Только бы успеть! Алена кинулась обратно в детскую.

Лиза уже заканчивала картинку. Великий Маг Дракошкиус, широко раскинув по стене гигантские крылья, летел сестренкам на помощь. На спине его, наклонившись вперед, чтобы удержать равновесие, и вытягивая перед собой сложенный зонтик, как шпагу, стояла Фантолетта. Щеки феи горели, пепельные локоны раздувал ветер. Лизе оставалось сделать несколько последних мазков кистью. Алена спиной закрыла сестру от неведомой опасности и глянула вокруг.

И тут из всех углов комнаты полезли, откуда ни возьмись, маленькие бурые корявые нескладные существа. На кривых оранжевых ножках, с оранжевыми ручками, с пучками коротких зеленых щупалец вместо ступней и ладоней, они медленно и безмолвно двинулись на сестер.

Ма-а-а-ма!! — заорала Аленка, срывая охапками книги со стеллажа и швыряя их в подступающих страшилищ…

Глава вторая

День рождения Алены

Примерно год назад, вскоре после событий в Фантазилье, седьмого июля семья Зайкиных готовилась встретить день рождения младшей дочки Алены. Шесть лет уже — это вам не шуточки.

В то утро Лиза проснулась неожиданно рано, часу в восьмом. Была суббота, и никто еще не вставал. Мама с папой умаялись накануне, готовя всякие вкусности, и легли спать глубоко за полночь. Алена тоже помогала и задремала прямо за столом, нарезая огурцы для салатика. Пришлось родителям умывать и переодевать ее на весу и спящую укладывать в постель.

Лиза допоздна занималась уборкой и тоже с удовольствием поспала бы подольше, но — увы! Закон подлости — если можно поваляться в кровати — обязательно продерешь глаза ни свет ни заря.

Но, раз уж выпала такая судьба, стоило, пока никто не видит, заняться главным делом. Вот уже недели три Лиза писала роман. О школьной жизни. Книга предполагалась совершенно правдивая, без всяких там волшебных штучек. На долю девочки выпало столько сказочных приключений, что временно она была ими сыта.

Название родилось необычное: «Школьные годы», а это, говорят, половина успеха. К сегодняшнему утру было заполнено семь с половиной страниц толстой тетради в линейку. С главной героиней, Изабеллой Тигренковой, пятиклассницей и борцом за справедливость, будущий читатель мог уже познакомиться. Основу же романа, борьбу между старым директором Нитратовым и молодым учителем физкультуры Демократовым, предстояло еще изобразить.

Книга создавалась медленно, в муках, а сегодня что-то работалось совсем туго. Еще раз перечитав последнюю фразу «Милиционер отпустил рокера, и мальчик радостно побежал на заседание школьного совета», Лиза захлопнула тетрадь.

Утро стояло за окном алое и золотое, как пионер с горном.

На детской площадке и вокруг нее возились в основном иностранцы. Местные жители в выходной предпочитали выспаться. Зато рядом, во дворе детского сада, не было ни души. Лиза решила выйти во двор и попрыгать на пустующей территории через резиночку.

Тихонько умывшись и одевшись, она, вместо завтрака, собрала и съела крем, подтекший с торта, прихлебывая из горлышка лимонад. Тщательно облизав пальцы, Лиза с грустью посмотрела на сияющее блюдо, на пухлый торт, украшенный грецкими орехами, клюквой и шоколадом, сунула в карман толстый моток резинки и выскочила на улицу.

— В круг, за круг, две «березки»… — шепотом бормотала Лиза, прыгая. Она упражнялась уже, наверное, час — ноги изрядно устали. Пора, пожалуй, было и домой. Алена могла проснуться и потребовать подарки. Этот момент пропускать не хотелось.

Помешали иностранцы. Гавайский ансамбль народной песни, как объяснила переводчица. Давали концерты в Тбилиси и по пути в Москву, понятно, не могли миновать Сибирь.

Каждому хотелось хотя бы посмотреть на «двор чудес» с горой мороженого и бассейном пепси-колы.

Коричневые люди в красных с белыми цветами национальных одеждах окружили Лизу. Они улыбались, шумели, блестели раскосыми глазами, сверкали фотовспышками.

— Гавайские друзья хотят поговорить с тобой, девочка, — сказала вежливая худенькая переводчица. — Они спрашивают, как тебя зовут, где ты живешь и почему вместе с другими детьми не радуешься чудесным сладостям?

— Зовут меня Лиза Зайкина, — быстро ответила героиня. — Живу я в третьем подъезде на втором этаже, вон они, наши окна. Мы все, кто рядом живет, мороженым объелись, пепси-колой обпились, а зеленый горошек не каждый и любит. Можно я пойду? У моей сестренки сегодня день рождения, она, наверное, уже проснулась.

Гавайцы зашумели еще сильнее. Симпатичная толстуха, похожая на Женуарию из «Рабыни Изауры», полезла в сумку и, оживленно лопоча, вручила Лизе набор ароматических фломастеров и плоский календарик-калькулятор.

— Для вас с сестренкой, — улыбнулась переводчица. — Мы тебя не задержим. Разреши только узнать, как ты думаешь, откуда взялось все это?

Лизе неприятно было дурачить добрых иностранцев, но что еще оставалось делать. И с ходу она придумала удобное объяснение.

— Я считаю, что природе надоело быть жестокой, — сказала девочка. — Это она так извиняется за землетрясения. Ну, пока!

Грациозно присев в прощальном реверансе, как учили в танцевальной группе, Лиза помахала рукой и помчалась к дому, прижимая к груди подарки.

Но дойти до подъезда ей не удалось.

Около дверей, на скамейке, как раз под окнами квартиры Зайкиных, расположенной на втором этаже, сидел смуглый старик в необычной для Сибири одежде. Белый тюрбан на голове, длинный — до колен — кремовый китель с сияющими пуговицами, необычного фасона сандалии и смешные, совершенно как кальсоны, штаны.

«Иностранец, — мелькнуло у Лизы в голове, — а может, сумасшедший. Что ж это он в кальсонах, фу! Наверное, иностранный сумасшедший. Раз здесь столько иностранцев, могут среди них и ненормальные быть.»

Она хотела прошмыгнуть мимо, но старик, приподняв руку и мягко коснувшись Лизиного плеча, остановил ее.

— Скажи, милая девочка, могу ли я довериться тебе? — спросил он со странным, но приятным акцентом. — Известно мне, ты не туристка, проживаешь здесь. Есть ли у тебя несколько времени, дабы выслушать мой рассказ?

Родители настрого запрещали Лизе общаться с неизвестными, но худой старик казался совершенно безобидным, а добрые глаза его смотрели на девочку с неуверенностью и надеждой.

— Вы можете довериться мне, и живу я здесь, — ответила она честно, — но я сильно тороплюсь. Надо успеть домой, пока сестренка не проснулась. Хотя, — добавила вежливая Лиза, — минут десять-пятнадцать у меня, думаю, есть. Этого хватит?

— Постараемся! — заторопился незнакомец. — Я также имею совершенно малый срок и не представляю никаких понятий, успею ли сам. Так что прежде рассказа спрячь обязательно это и никому продолжительное время не показывай.

Достав из кармана кителя белесоватый гладкий полупрозрачный камень, похожий размерами и формой на небольшой мандарин, старик положил его на ладонь девочке. Лиза мельком глянула на камень, решила, что он некрасив и наверняка представляет для чудаковатого иностранца лишь историческую ценность. Например, как воспоминание о любимом павлине, проглотившем этот камень сдуру и расплатившемся мучительной гибелью за недостойную прекрасной птицы жадность. Не забывайте — хоть Лиза и писала правдивый роман в свободное время, больше всего она любила сказки. А читатели сказок такие фантазеры…

Поэтому героиня наша засунула сомнительный сувенир поглубже в карман и приготовилась слушать.

— Давным-давно в горах обширной страны обитало племя ведьм черикуара. Мало кто слышал о нем. Редкие охотники забирались так высоко в горы, а тот, кто оказывался в руках колдуний, домой уже не возвращался. Ведьмы ненавидели мужчин и предавали лютой казни — бросали в пропасть на острые камни. Два-три раза за всю историю племени — случайно — туда попадали женщины с равнины. Их ведьмы не трогали и просто отправляли домой…

Монотонный голос старика убаюкивал. Рассказывал он чуть нараспев, обратив лицо к небу и слегка покачивая головой.

Сказка начиналась интересно, Лиза не слышала такую раньше, но время шло, и девочка украдкой поглядывала на часы. Вежливость не позволяла ей прервать незнакомца.

— Каждый год весной в расщелине скалы, недоступной для обычных людей, расцветал загадочный горный цветок пинго.

Три-четыре бутона бывало на его стебле. Накануне того утра, когда они раскрывались, предводительница племени и с ней еще две ведьмы забирались в расщелину. Вся ночь проходила в заклинаниях, ворожбе и колдовских плясках. А утром ведьмы приносили в свое племя трех или четырех новорожденных девочек по числу бутонов на цветке.

И вот за три года до событий, о которых повествует мой рассказ, произошло небывалое. Цветок пинго выпустил всего два бутона, и лишь двумя младенцами пополнился род. То же повторилось и на следующий год. А еще через год цветок дал только один бутон. Только один!

Томясь в недобрых предчувствиях, колдуньи ожидали новой весны… Едва появились в узких складках гор, везде, где ветер нанес хоть горсточку земли, редкие зеленые побеги, предводительница ведьм Кеклокса собралась проведать священное место. С двумя помощницами пробралась она к чудесному цветку. Плача и вопя, ведьмы упали навзничь перед желтеющим стеблем, на котором не было ни одного бутона.

Вернувшись домой, Кеклокса трое суток ничего не пила и не ела. На закате четвертого дня она сварила колдовское зелье из ядовитого сока лианы тимбо. Всю ночь ведьма жгла костер, кипятила на нем дьявольский отвар и, дыша ядовитыми испарениями, плясала вокруг огня. Пена шла у нее изо рта, ведьма билась головой о землю, продолжая пляску, и, наконец, на рассвете, рухнув ниц в последний раз, забылась сном, полным кошмарных видений.

Во сне ей явился Журупари — злой и жестокий бог. Ухмыляясь огромным ртом, он поведал Кеклоксе вот что. Цветок пинго оживет, если окропить его кровью из сердца маленькой девочки, синеглазой и светловолосой.

Очнувшись от кошмара, ведьма принялась думать. Где найти такую девочку? У всех жителей страны испокон веку глаза и волосы черные. Скажи кто-нибудь раньше Кеклоксе, что бывают на свете белокурые дети со светлыми глазами, она бы расхохоталась такому обманщику прямо в лицо.

Помог неожиданный случай.

Кашасса, одна из ведьм, несколько недель назад была отослана вниз, собирать в лесу редкие целебные травы. Вечером того дня, когда все племя ломало головы, как исполнить волю жестокого бога Журупари, Кашасса вернулась. Она поведала о чуде, увиденном далеко в лесу, в краях, где обитают туземцы.

Раз ведьма забралась в густой спутанный кустарник у края большой поляны в поисках травки под названием маконья. И вдруг она увидела, что на поляну верхом на огромном ягуаре въехала девочка с гривой пышных белокурых волос и лазурными глазами, прекрасная, как сон.

Ягуар остановился на середине поляны, девочка почесала зверя за ушами и около горла. Исполинская кошка поводила головой, хрипло мурлыкала и облизывала руки своей наезднице.

Потом ребенок крепко вцепился руками в загривок ягуара, пришпорил его босыми пятками, и тот со своей ношей одним прыжком скрылся в чаще…

Сказка увлекла Лизу, хотелось дослушать ее до конца, и девочка отчаянно надеялась, что Аленка еще не просыпалась.

— Вот они! Вот! — завопил вдруг таинственный старик, вскочив и тыча длинным костлявым пальцем куда-то в небо.

Лиза глянула вверх и обнаружила там небольшую, быстро растущую точку.

— Беги! — кричал незнакомец. — Домой! Оживленно торопись домой! И запомни умом своим — старый перец! Другой помощи нет! Разыщи старый перец!

Топая ногами от нетерпения, он толкал Лизу к дверям.

Мигом взлетев на лестничную площадку между первым и вторым этажами, девочка осторожно выглянула в окно подъезда.

Небольшой вертолет с красным крестом, вращая лопастями пропеллера, опускался на асфальт дороги прямо у дома. Машина не успела еще коснуться земли, как дверки с обеих ее сторон откинулись и вниз спрыгнули два дюжих санитара в белых халатах и шапочках. Они мигом ухватили пытавшегося бежать старика, ловко напялили на него смирительную рубашку и обвязали длинные, волочащиеся по земле рукава вокруг туловища.

Затем санитары подхватили незнакомца, сноровисто загрузили его в вертолет, прыгнули туда сами, винт раскрутился, жужжа, машина взмыла вверх и исчезла за домами.

«Все-таки сумасшедший, — с сожалением подумала Лиза. — Ну и приключеньице. С тех пор, как появилась у нас гора мороженого и повалили иностранцы, чего только не насмотришься. Да, натворила Алена дел…»

Лиза заглянула в детскую как раз вовремя — Аленка зевала и потягивалась, просыпаясь. Вот она засмеялась и резко села в постели, открыв глаза.

— Спорим, не угадаешь, что мне снилось, Лизочкина! — заявила сестренка. — Большой-пребольшой дом, и из каждого окна вылетают шоколадки с крылышками. И все нам. Сегодня же мое деньрождение! Ура-а! А что ты мне подаришь? А мама с папой уже встали?

Лиза расцеловала сестру в щеки, в нос, в уши, залезла на стул и достала со шкафа припрятанный подарок. Это был альбом из двух пластинок «Питер Пэн и Венди». Вместе с альбомом она вручила Аленке фломастеры и калькулятор.

Пока девочки рассматривали подарки, в комнату торжественно вступили родители. Мама принесла дочке платье необыкновенной красоты. Голубое, с белым воротничком, с вышивкой на груди, с юбкой в белый горошек. Но больше всего Алену восхитил голубой кошелек-сумочка, пришитый слева к поясу платья. Кошелек застегивался на жемчужную пуговицу в виде сердечка. Девочка подозревала, что жемчужина настоящая, но не спрашивала, боясь разочароваться.

Папа подарил огромную азбуку с картинками, как у Буратино, и белые босоножки с красными цветочками на носках. Словом, день рождения начинался на редкость удачно.

— Мама, — спросила именинница за завтраком, — сегодня все будут делать то, что я захочу?

— Конечно, — осторожно ответила мама, — если только ты не попросишь невозможного. Например, гулять в тени без кофты или пить лимонад из холодильника.

— Или требовать, чтобы я с твоими гостями прыгал через резиночку, — подхватил папа.

— Я хочу, — торжественно заявила Алена, — пойти сейчас с вами вместе в кафе-мороженое.

— Зачем?! — изумился папа. — Во дворе мороженого хоть… хоть три года ешь!

— Оно же только для детей, — спокойно разъяснила дочка. — А вы тоже любите. Особенно мама. Ты себе еще эклеры твои любимые купишь. День рождения мой, и я вас приглашаю.

— Но гости же придут! — волновалась мама.

— И придут! И придут! — прыгала Лиза. — Умница, Аленка! Гости-то в три придут, а еще половина одиннадцатого. А у нас уже все готово. Одевайся, папа, собирайся, мама, мы идем, турум-бом-бом, наслажденье прямо! Ура-а-а! Здорово я сочинила?!

Лучшее кафе-мороженое находилось в старинном здании на центральной площади города. Дети теперь сюда не ходили, взрослые сластены собирались позже, и зал был почти пуст. Алена с Лизой вели себя гордо, от всего отказывались и требовали, чтобы родители, особенно мама, угощались вволю.

— Я, между прочим, сама могу заплатить, — независимо говорила Алена. — У меня есть кошелек, там три рубля и еще несколько денег.

— Из твоих трех рублей один старый, — вмешалась Лиза. — Он раньше стоил столько, сколько сейчас десять копеек, а теперь вообще недействительный.

Именинница расстроилась.

— Мне его Саша Сизов в садике подарил. Честно, подарил. Я ему ничего взамен не отдавала. Сизов сказал, что это особенный рубль. Его нужно потереть, как лампу Аладдина, сказать желание, и оно сбудется.

— Выдумщик твой Сизов! — фыркнула Лиза. — Что же он отдал такое чудо?

— Он сказал, что рубль… — Алена уже шмыгала носом, — что он только женских рук слушается.

— А ты его терла? Желание загадывала? — Лиза не унималась.

— Терла. Не получается-а-а. — Алена могла заплакать в любой момент с непостижимой легкостью.

— Аленушка, успокойся! — взволновался папа. — В день рождения плакать по пустякам нельзя. У тебя этот рубль с собой? Ну-ка давай, мы его все испытаем.

Алена, сопя, расстегнула на поясе новый кошелек и положила на стол замусоленную бумажку.

— Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, — прочитал папа. — Один рубль. Давние времена… Ну, ладно, делаем опыт.

Чего бы пожелать? Вот! Пусть на этом столе появится подсвечник с горящей свечой! — и он сильно потер рубль подушечками пальцев.

Если кто и ждал, что свеча появится, то, видимо, это был лишь сам папа. Только на его лице появилось через несколько секунд выражение разочарования и обиды. Остальные были спокойны.

— А ну-ка, ты, Алена, — со слабой надеждой сказал папа. — Посмотрим на дело женских рук.

— Хочу, чтоб Кинг-Конг заглянул в окно, — замирая шепнула Алена и тоже потерла рубль.

Никакого толку.

Лиза, чтоб не отставать от компании, пожелала немедленно, сию же минуту, щенка эрдельтерьера.

Бесполезно.

— Ну, что ж, — сказал маме успокоившийся папа. — Осталась ты, любимая. Проверим последний раз, для чистоты эксперимента. Прошу!

— Пожалуй, в нашей семье трое детей, — вздохнула мама. — И ты из них самый маленький. Охота вам заниматься глупостями.

— Ну и что, — не сдавался папа. — Подумаешь, подурачиться нельзя. Представь, что ты в чудном сумасшедшем доме.

Единственная нормальная среди трех твоих любимых психов. Чего бы ты им пожелала? Или себе?

— Мне часто кажется, что я живу в сумасшедшем доме, — согласилась мама. — Ладно. Пусть исчезнет эта дурацкая гора, а то как-то неспокойно. — И она протянула руку к засаленному рублю.

В этот миг входная дверь открылась, впуская в кафе нового посетителя. Сквозняк распахнул настежь чуть приотворенную форточку, и в ней, подхваченная резким порывом ветра, мгновенно исчезла грязноватая бумажка со столика Зайкиных.

Все ошеломленно замолчали на несколько секунд, потом папа неуверенно засмеялся.

— Да-а, — протянул он. — Бывают же совпадения. Не расстраивайся, Алена, вот тебе новый рубль взамен того. Железный, красивый, настоящий.

Девочки переглянулись и молча опустили глаза. Они-то догадывались, что произошло, хотя полной уверенности не было.

Может, и впрямь, совпадение.

— Девчонки, поторапливайтесь! — занервничала мама, взглянув на часы. — Еще нужно на базар зайти за помидорами, хлеба купить, стол накрыть, пирог в духовку поставить…

— А бабушка говорила, что помидоры с базара и из магазина есть нельзя, — сообщила Алена. — Только свои, с дачи. Другими отравиться можно, потому что в них вредные вещи. Как это?

— Не вещи, а вещества, — поправил папа. — В земле и в воде есть разные примеси, которые увеличивают урожай. Ученые придумали, как получать эти примеси самим людям. Теперь их делают на фабриках и добавляют в землю. Или посыпают сверху. Или растворяют в воде и землю поливают. Понятно?

— Пока понятно, — кивнула Лиза.

— Хорошо. И, кроме того, на фабриках делают яды, чтобы уничтожать вредных насекомых, которые поедают овощи, мешают их росту. Такими ядами тоже поливают землю или посыпают ростки. Значит, яды и примеси вместе помогают получить урожай больше и быстрее. Так?

— Вроде так.

— Вроде… Вот именно вроде. Не сердись, милая, я быстро доскажу, и мы уходим. Если в землю намешать слишком много ядов и удобрений, урожай будет особенно хорош, но часть вредных веществ перейдет во фрукты и овощи. Тот, кто все выращивает для себя и своих близких, вообще ничего вредного не добавляет. Пусть будет меньше урожай, но лучше. А тот, кто урожай получает для продажи… Да вы не волнуйтесь! Вон Алена опять хныкать собралась. Перед тем, как продавать на базаре или в магазине, все фрукты и овощи проверяют. Если в них вредных веществ больше нормы — такие продукты сжигают. Так что не бойтесь! На базар за помидорами — марш! А еще лучше — разделимся. Я — за покупками, а вы — домой. Который час? Полвторого? Нормально. Ну, вперед!

Праздник удался на славу. Гостей было много, подарков еще больше, а салата с зеленым горошком — целая кастрюля. Салатница пустела несколько раз, но мама все добавляла и добавляла туда новые порции. Хорошенько подзаправившись, дети высыпали во двор — на чудесную площадку. Там они вволю угостились пепси-колой и мороженым и устроили соревнования по прыжкам через резиночку. Как вы думаете, кто стал чемпионом?

Правильно! Конечно же, Алена. Ей вручили приз — лопоухого веселого зайца с такими косыми глазами, что в них невозможно было смотреть. Казалось, будто у тебя самого глаза сползают к носу. Потом был чай и торт с шестью именинными свечками. Уставшая Аленка никак не могла задуть все свечки с первого раза. Она все набирала воздух в себя и тут же выпускала обратно, словно отдувалась. Именинница хотела опять заплакать, но тут все дети взялись за руки, встали, нагнувшись над столом, и, дунув, загасили свечи. После чая собирались играть в жмурки, но на это сил уже не осталось.

Мамы и папы развели своих ребятишек домой, когда на дворе стемнело. Алена с Лизой хотели помочь родителям вымыть посуду и немного прибрать в квартире, но глаза слипались сами. У Лизы еще хватило сил раздеться и лечь в приготовленную мамой постель. А вот Аленка уснула на стуле в детской, когда села разбирать подарки. Пришлось родителям опять, как частенько бывало, раздевать ее и, спящую, укладывать в кровать.

Сестренки спали. Лимонный свет луны из окна тянулся в детскую. Тихонько переговаривались на кухне утомленные праздником папа с мамой. И никому не дано было заглянуть в будущее. Никто не знал еще о тех невероятных приключениях, которые ждут сестер Зайкиных год спустя. Никто не знал, что будущие события уйдут своими корнями именно в этот, такой веселый и праздничный день — день рождения Алены.

Глава третья

Бой с перерывом на уборку

— Спаси-и-те!! — кричала Алена, округлив глаза от ужаса.

Однако книги она швыряла метко. Маленькие страшилы разлетались в стороны, но мигом вскакивали на ноги снова.

Число их все увеличивалось. Вот они, сцепившись щупальцами, образовали буро-оранжевый ком, побольше футбольного мяча.

Оттуда, из этого кома, метнулся к сестрам, раскручиваясь на лету и извиваясь, клубок беловатых стеблей.

Вот стебли обхватили Аленкины ноги, присосавшись к коже крохотными зелеными листочками. Вот они оплели и Лизу и потащили к себе, прочь от рисунка. В левую руку сестры изо всех сил вцепилась ревущая Алена, в правой была зажата кисть. Рывки становились все резче, ком рос на глазах.

Чуть не вывихнув плечо, Лиза дотянулась на мгновение кисточкой до стены. Последний мазок уронил блик солнца на зрачок Дракошкиуса, сразу же вспыхнувший таинственным, мерцающим светом, и тут от нового мощного рывка кисть выпала из пальцев девочки.

Обои вздулись пузырем, изображения дракона и феи выросли и причудливо исказились, словно в комнате смеха, пузырь все увеличивался и вдруг лопнул. Спасение пришло.

Обрушившись на дергающийся ком, Великий Маг в четыре лапы с кинжальными когтями и три страшных пасти рвал, кусал, раздирал, выплевывал, разметывал в клочки.

Фантолетта, спрыгнув на пол, двумя ударами зонтика разрубила путы, оплетавшие сестренок. Белесые стебли, упав вниз, рассыпались в пыль. Красные пятна на коже у девочек, там, где присасывались листочки, бледнели, исчезая… И вот уже Дракошкиус присел посреди комнаты, прерывисто дыша. Драться было вроде больше и не с кем.

Непонятно, куда разбежались загадочные существа? В пылу схватки этого никто не заметил. Вокруг был полный разгром: стулья опрокинуты, разбитый цветочный горшок на полу, книги со смятыми изодранными страницами валялись по всей комнате. Серая пыль на линолеуме — там, где падали оторванные и растерзанные щупальца и стебли — вот все, что осталось от маленьких страшилищ.

Девочки еще дрожали. Фея, обняв, гладила их по волосам, целовала, успокаивая…

— Драгоценнейшая Фантолетта! Аленушка! Лизонька! — осторожно нарушила молчание рыжая голова дракона. — Позвольте, я приберу здесь? Беспорядок в комнате удручающе действует на сердце мужчины. Скоро вернутся ваши уважаемые родители. Для чего огорчать их?

— Да я сама сейчас уберу! — заторопилась Лиза. — В шкафу в коридоре совок и щетка. Ох, за книги от папы достанется! И цветок жаль. Но, может, можно его пересадить? Сейчас все принесу!

Она вскочила и побежала к двери, но замерла на пороге.

— Выходить страшно, — призналась девочка. — Кто их придумал, чудищ проклятых?

— А ты бы их спросила, пока тебя за ногу тащили! — с мрачным ехидством откликнулась Алена. — Эй, чудища, вы чьи? Сразу нас скушаете или на сладкое?

— Сядь, Лизочек, — попросила фея. — Мурлыка Баюнович! Мы будем вам очень признательны за уборку. Здесь, безусловно, неуютно.

Дракошкиус с готовностью закивал, а затем произошло вот что. Три шеи его вытянулись, три головы повернулись одна к другой, и взгляды их встретились. Там, где пересеклись они, возникла красная светящаяся точка, заклубилась, выросла, и всю комнату заволокло дымом. Тут же он рассеялся, и сильно запахло почему-то мамиными духами. Следы разгрома исчезли, книги оказались на местах, все было прибрано идеально. Горшок с цветком стоял на подоконнике совершенно целый.

Такой порядок в детской удавалось навести только маме.

Фантолетта достала щетку для волос. Ручка щетки из слоновой кости была усыпана сверкающими камешками. Алена мгновенно прикипела глазами к такой прекрасной вещи. Фея причесала Лизу и взялась за растрепанную головку Алены. Тут уж следить за щеткой было никак невозможно, и на лице девочки ясно отразилось страдание.

— Как вы узнали, что мы в беде? — Лиза наконец пришла в себя. — И почему появились именно вы? Колечки ведь дал нам дон Диего Морковкин!

— Морковкин на принудлечении, — тихо сообщила красавица.

Голос ее был настолько печален, что Лиза даже вскрикнула.

— Как?! Что это значит? При каком лечении? При нудном? Оно сильно противное? Ему что, все время уколы делают?

— Гордость сгубила, — непонятно объяснил Дракошкиус.

Фея, поняв, что дело еще более запутывается, вручила Аленке щетку, в которую девочка с восторгом вцепилась, и принялась рассказывать.

Оказалось, что Морковкин необыкновенно гордился своими подвигами при освобождении Фантазильи. До этих бурных событий пожилой чародей собирался на покой. Жаркий камин в маленькой гостиной, долгие беседы с ветеранами за кружкой брусничного чая да растущая стопа голубоватой бумаги — «Записки Мага» — на столе в кабинете. Таким вот мирным и приятным виделся ему остаток дней.

Но теперь помолодевший душой Морковкин решил, что сил у него в избытке. Старик совершенно перестал беречься. Ходил без шарфа. Пронесло. В слякоть не обувал калоши. Сошло и это. Пил ледяной негрустин. Колол дрова. Бегал трусцой по сырой траве вдоль берега реки Помидорки. И до поры судьба берегла его.

Тогда престарелый кудесник решился на два абсолютно безумных поступка. Он повесил над камином свой портрет с черными усами и саблей наголо и полез в горы с альпинистами.

Вам непонятно, почему был безумен первый поступок? Дело в том, что и в молодые и в зрелые годы Морковкин был блондином, а саблю не носил никогда. Так что портрет был ничем не оправданным бахвальством.

В горах старый дон отбился от альпинистов, решив в одиночку и без помощи магии покорить неприступный пик Багряной Занозы. Он карабкался по отвесной скале над пропастью, распевая удалую песню, думал о новой славе и… несчастного сразил сердечный приступ. Губы Морковкина побелели, руки разжались, и он камнем полетел вниз.

Но, вы понимаете, в Фантазилье происходят порой самые невероятные совпадения. Как раз в этот миг над пропастью на ковре-самолете пролетала Мануэла со своими крысятами. Волшебный совет наградил ее семейной путевкой в приморский санаторий Колбаскино. Лету оставалось уже немного. Семейство потирало лапы, раздувало усы и посвистывало от возбуждения, представляя будущий отдых. Все слышали о копченых окороках, растущих, как грибы, прямо из земли, о сырных утесах над сливочным озером, о кустарнике фундундук, усыпанном гроздьями жареных, очищенных орехов.

Тут и свалился на ковер, перепугав крысят, незадачливый альпинист. Поскольку ближайшие врачи как раз и находились в санатории Колбаскино, менять маршрут не пришлось.

Срочная медицинская помощь спасла несчастного чародея. Но здоровье его было основательно подорвано. Еще не меньше месяца предстояло ему провести в больнице, строго соблюдая постельный режим. Придя в себя, Морковкин немедленно вызвал Фантолетту и на время своей болезни поручил заботиться о безопасности сестер Зайкиных.

— Жаль дона Диего… — расстроилась Лиза. — Он немножко смешной. Ворчливый, обидчивый, но ужасно добрый. Прямо как наша Алена.

— А что с остальными? — подала голос Алена. — Где Печенюшкин? Как там Федя, Клара-Генриетта, Мюрильда, Глупус? Мишку-Чемпиона не простили? Я бы простила…

— Я расскажу, Аленушка, только быстро, — ответила фея. — Договорились? Скоро ведь ваши родители вернутся, а мы еще не обсудили, как быть.

У нас в Волшебной стране сейчас спокойно. Мир и процветание. Мурлыка Баюнович был прекрасным правителем. Мудрый, тактичный, добрый, но и твердый, если необходимо. Молчите, мой благородный друг, молчите! Все это чистая правда. Я и сейчас считаю, что вы совершенно зря покинули высокий пост Великого Мага.

— Ну что вы, несравненная Фантолетта! — хором воскликнули все три головы. — Иначе и быть не могло! В любой порядочной стране правитель, даже самый неглавный, немедленно оставляет пост, если причинил народу вред. И неважно, почему он совершил такой поступок, пусть даже нечаянно, не по злому умыслу. Да и Федор Пафнутьевич прекрасно справляется с делами.

— Как! — завопила Лиза. — Федя — Великий Маг?! Вот здорово!! А что он успел сделать интересного?

— Немало, Лизонька! — увлеченно заговорила фея. — Вот никогда бы не подумала, что у простого домового такой государственный ум. Клуб молодых и рыжих, Зеленый закон, Правило трех сыроежек, Водяное постановление, Отбеливатель зависти — все это он придумал.

— А можно подробнее… — жалобно протянула девочка. — Я даже названия и те не запомнила.

— Конечно. Например, Отбеливатель зависти. У нас в Фантазилье, как и у вас на Земле, все рождаются с разными способностями. Один становится гениальным поэтом, другой средним, а третий — двух строчек зарифмовать не может. Кто-то готовит- только от запаха с ума сойдешь, а у кого-то даже яичница всегда подгорает. Живет какой-нибудь фантазилец и ничегошеньки не умеет, ну там, колдовать немножко, как все. И начинает завидовать. Черной завистью. Ненавидеть того, кто свое дело делает здорово. А есть еще белая зависть. Это когда восхищаешься тем, кто в чем-то тебя превосходит. Но жить без черной, с одной белой завистью в душе, можно лишь тогда, когда сам чего-то стоишь. Пусть стихи ужасные, суп несъедобный, табуретки кривобокие, но парикмахер ты гениальный. Любая фея с твоей прической на двести лет моложе выглядит. Такой мастер не станет певцу, кулинару или архитектору завидовать, он ими восхищаться будет.

Вот Федя и предложил идею, а потом вместе с Волшебным советом сделал Отбеливатель зависти. Это устройство любому неумехе помогает найти свое дело в жизни и быстро освоить. Ох, и кутерьма сейчас в Фантазилье! Слесари в пекари уходят, пекари в лекари, лекари в дворники, дворники в балет… Но зато хмурых лиц уже не встретишь. Так что, мои хорошие, у нас в стране перестройка.

— А дальше? — напомнила педантичная Алена. — Пока только про двоих было.

— А дальше?.. — лицо Фантолетты озарила задумчивая улыбка. — Печенюшкин не перестраивался. Вот уж кто нашел себя достаточно давно. Рыцарь без страха и упрека, неутомимый, неумолимый, застенчивый, обаятельный… Вначале Великим Магом выбрали его.

— Спорим, я знаю, что он ответил! — воскликнула Лиза. — Что в Фантазилье пока все в порядке, а в какой-нибудь Расфуфляндии обвал, завал, переворот и извержение тридцати семи вулканов. Улыбнулся, извинился и исчез.

— Совершенно точно! — расхохотался Дракошкиус. — Но изредка он появляется. Именно наш Пиччи-Нюш помог Феде внедрить Зеленый закон. А без него мы бы на этом деле только зубы сломали.

— Клару-Генриетту с тех пор не видели, — продолжала Фантолетта. — Вроде все руководит у себя в пустыне. Говорят, очень скучает по Лизе с Аленкой. — Фантолетта ласково потрепала девчонок за плечи. — Фея Мюрильда написала толстую книжку «Как я воспитала Алену Зайкину спасительницей Фантазильи». Из-за названия книгу мигом расхватали, а дочитать до конца вряд ли кто смог. Очень скучно написано, длинно, да и, как бы это сказать, не совсем точно.

— Врет все нахально! — взревел дракон. — Неприлично пожилой даме таким путем искать дешевой, скандальной популярности. Получается, что истинной и единственной героиней была она. Стыдно!

— Не волнуйтесь, друг мой, — успокаивала Дракошкиуса фея. — Все это прошло. Отбеливатель зависти сотворил бедняжку заново. Самые элегантные колдуньи страны носят сотканные ею накидки. Создать ткань из лунного света, горного эха и болотных огней! Я вновь горжусь тем, что Мюрильда была моей подругой…

Глупус сильно похудел и открыл свою школу в заливе Помидорки. Он теперь тренер по водным лыжам. Шепелявит по-прежнему, но дикцию исправлять не хочет. Утверждает, что именно так говорят все Совершенно Зеленые Водяные Орлы. Рассказывают, будто дома у него висит огромный портрет Ляпуса. Впрочем, своими глазами я этого не видела.

Мишка-Чемпион прощен, Волшебный совет вернул ему прежний облик. Но к цирковому ремеслу клоун вернуться не захотел, и вскоре следы его затерялись. Опять-таки слухи, ручаться не могу, но вроде бы Чемпион устроил себе берлогу в непроходимой чаще Берендеева леса. Живет там отшельником, вдали от всех, по ночам рыдает.

Вот, наскоро, и все. А теперь ваша очередь. Ну, Лизонька, что же тут у вас приключилось?..

Фантолетта и дракон выслушали Лизин рассказ молча и очень внимательно. Ни разу не перебили, не мешали вопросами, давая выговориться.

— Так, — подытожил Дракошкиус. — Давайте решать. Остаться мы не можем — скоро родители придут. Если папа с мамой собаку завести не хотят, наверное, им в доме и дракона не надо. Да и нам нельзя взрослым людям показываться. В хорошенькую историю ты попала, Лиза.

— Заберем с собой, — твердо сказала фея. — Поживете пока у меня. Объявится Печенюшкин, разберется и в тайне этой зловещей — он на земле бывает часто, не то что мы. Уничтожим опасность, тогда вернем вас домой, в то же время, из которого забрали. Решено?

Девочки с сомнением переглянулись. Конечно, им очень, ну просто очень-преочень хотелось опять повидать Волшебную страну. Но когда знаешь, что туда, в сказку, можно, а здесь, дома, оставаться нельзя, то все же больше хочется остаться.

— Лизонька! — мягко вмешался дракон. — Может, попробуешь еще раз вспомнить, чем ты занималась с воскресенья до вторника? Что за тайна? Кто эти уродцы? Даже зацепиться не за что.

Бедная Лиза, закусив согнутый указательный палец, задумалась опять. В воскресенье Зайкины вернулись с Алтая поздно.

Уставшие, едва успев помыться, они завалились спать. Допустим, воскресенье отпадает. В понедельник родители еще отдыхали. Поэтому завтракали поздно, неторопливо, всей семьей.

В последнее время Лиза задавала меньше вопросов, чем прежде.

Теперь она подросла и полюбила за едой развивать собственные мысли. Папа утверждал, что это еще хуже…

— Возле дачи у нас в речке купаться запрещено, — говорила Лиза, неприязненно глядя на второй бутерброд. — Туда с какого-то завода случайно яд вылили. Воздух в городе ядовитый — можно заболеть. Овощи ядовитые — можно отравиться. Значит, что делать? Значит, надо изобрести такие специальные ватки, чтобы в нос вставлять, и всем по утрам и вечерам пить яд помаленьку, как граф Монте-Кристо, чтобы привык-нуть.

— А купаться в скафандре, — поинтересовался папа, — или сначала ядом растираться, чтобы привыкнуть?

— Очень просто, — ответила дочка, не моргнув глазом. — В том месте, где пролили яд, пусть в речку выльют противоядие, и все исправится с быстротой течения.

— Ох, Лиза, — печально улыбнулась мама, — в счастливом ты еще мире живешь. Все просто, как в сказке: ватки, противоядие…

— Речка, воздух, овощи — это непросто, но поправимо, — вздохнул папа. — Были бы деньги да желание. В других странах очищают и воду и землю, когда-нибудь и до нас дойдет. Это беда, но не катастрофа.

— А от чего может быть катастрофа? — быстро спросила Лиза.

— Ну, мне кажется, что главных опасностей сейчас две, — теперь папа начал развивать собственные мысли…

Но довспомнить Лизе не дали. В полуоткрытую дверь детской медленно вплывал по воздуху телефонный аппарат. Он двигался сам, без посторонней помощи, волоча за собой длинный шнур и звонил нескончаемым дребезжащим звоном. Вот телефон достиг середины комнаты и замер. Звон прекратился. Трубка отделилась от аппарата и застыла над ним стоймя.

— Что ж, Лиза, — раздался тот самый голос, — защитники у тебя неплохие. Но мы сильнее. Вам не уйти…

Фантолетта, побагровев от гнева, не отводила от телефона глаз. Под ее взглядом трубка вытягивалась в длину, завязывалась узлом, расплющивалась, как пластилиновая. Даже язычки пламени появлялись на ней, но голос продолжал звучать.

— …Если хочешь спасти сестренку и своих защитников, выходи немедленно из дома. Подойдешь к тому самому колодцу, куда чуть не провалилась, и прыгнешь в него. Крышка уже снята. Внизу тебя встретят…

Дракон глухо, угрожающе зарычал, спина его выгнулась горбом, шерсть стала дыбом, и электрические искры посыпались из шерсти.

Девочки оцепенели, прижавшись к фее.

Сноп искр сгустился в воздухе, распался пополам, и две светящиеся шаровые молнии оказались в передних лапах Дракошкиуса. Одну за другой дракон ловко метнул их прямо в пытавшуюся увернуться телефонную трубку. Два сверкающих шара мгновенно исчезли в ней, словно втянутые пылесосом. Как кролики внутри удава, они пронеслись друг за другом, вздувая телефонный провод, и ушли в стену вместе с ним. Голос умолк, захлебнувшись на полуслове. Спустя несколько секунд от далекого подземного толчка чуть звякнули стекла.

— Хватит! — поднялась Фантолетта. — Уходим срочно. Что там, за окнами?

Нервным рывком она отдернула штору. Небо успело покрыться грязным серым налетом, солнце пропало, асфальт внизу блестел от моросящего дождя.

— Радуги не дождаться, — невесело определил Дракошкиус. — Будем взлетать свечкой прямо вверх. Опасно, да ничего не поделаешь. И увидеть могут.

— Не увидят! — вмешалась фея. — Как раз вчера я взяла в волшебной костюмерной несколько шапок-невидимок. Подштопать.

Хотела вернуть, но одну еще не закончила. Вот не знаешь, где повезет.

Она вытащила из сумки несколько вязаных полосатых шапок с кисточками, похожих на колпак Буратино, но очень тонких и почти невесомых. Их оказалось семь. Одна, недоштопанная, была даже лишней.

Девочки с Фантолеттой забрались дракону на спину и надели шапки. Затем три шеи поочередно вытянулись к фее, и та с легкостью натянула маленькие шапки на огромные головы Дракошкиуса.

— Безразмерные, — пояснила она Алене с Лизой.

Попробуйте надеть коту на голову детский носок, и вы сможете отдаленно представить себе, как выглядел бывший Великий Маг Фантазильи перед вертикальным взлетом. Нет-нет, я хотел сказать — мысленно надеть. Не надо мучить животных.

Сестренки, несмотря на опасность положения, прыснули хором и, смутившись, зажали ладонями рты.

Фантолетта подняла зонтик над собой, щелкнула кнопкой, раскрывая его, и потолок комнаты исчез. А с ним пропали, словно растаяли, все верхние этажи и крыша дома. Длинный прямоугольный колодец уходил прямо в серое небо. Дракон, как вертолет, круто взмыл вверх.

Едва беглецы оказались над крышей, как дыра в ней затянулась, а в следующий миг они уже были высоко над городом.

— Как это? — недоумевала Лиза. — Куда этажи исчезали? Там же могли люди быть!

— И мебель, — добавила Алена.

— Мы для них исчезали, — не очень понятно объяснила рыжая голова, повернувшись к девочкам. — А нам только показалось, что пропали они. Это для наглядности, чтоб не страшно было лететь сквозь дом. Но такое растворение может продлиться лишь несколько секунд. И то у меня черная голова от усилия чуть не поседела. Теперь несколько часов ничего не будет соображать. Нет, что ни говорите, драгоценнейшая Фантолетта, а три головы гораздо лучше, чем одна. Примерно в три раза, — дракон ухмыльнулся…

Город давно остался позади. Сейчас внизу сплошным темно-зеленым покровом тянулся лес. Вот высота полета уменьшилась, стали видны отдельные деревья, прогалины полян, и через минуту путешественники приземлились на старой заброшенной просеке.

— Добрались, — вздохнула с облегчением фея. — Отсюда потайной ход ведет в Фантазилью. Прямо на вершину Тики-Даг.

Она резво соскочила со спины дракона и, протянув руки девочкам, помогла им спуститься.

— Ой, белый гриб! — воскликнула Алена, глянув под ноги. — Смотрите, какой огромный! Лиза, Лиза, я таких и не видела! А можно сорвать?

— Ну-ка, попытайся! — лукаво улыбнулась Фантолетта.

Алена нагнулась.

— Не рвется! — завопила она через секунду. — Тащу, тащу, а он не слушается! Да он не настоящий, он как каменный!

— Хватит, Аленушка, — остановила ее фея. — Он действительно каменный. Под ним подземный ход. Но, чтоб он открылся, нужно в траве вокруг боровика выжечь три кольца. Мурлыка Баюнович! Попробуйте, если вас не затруднит.

— Конечно, обожаемая Фантолетта! — откликнулся дракон. Он поднялся в воздух на высоту человеческого роста, а фея быстро отвела девочек в сторону, чтоб не дошел до них жар от пламени.

Дракошкиус медленно летел по кругу, не двигая раскинутыми крыльями. Черная голова его с полузакрытыми глазами поникла, из пасти белой вырывалось ровное пламя, выжигавшее узкую полоску травы, а рыжая голова неспешно, как бы сама с собой, говорила:

— И все же это совершенно лишнее занятие, клянусь Волшебной книгой. Три круга, столько времени, дым может кто-нибудь учуять. Пора поставить вопрос на Совете Магов. К чему столько предосторожностей, хватило бы обычного заклинания.

Не так чтобы нестерпимо, но все же становилось жарко.

Капли пота из-под шапок-невидимок стекали сестренкам на лоб.

Первой сбросила свою шапку Аленка, за ней Лиза, а затем и Фантолетта. Дракон стал невидим. Теперь лишь язык пламени двигался по кругу. Но вот и Дракошкиус внезапно появился, тоже не выдержав зноя. Смахнув все три шапки с голов одним движением гигантской лапы, Мурлыка Баюнович засунул их под крыло. Первое кольцо сомкнулось, и дракон опустился на землю.

— Может, дождик кликнуть? — спросил он фею. — Столько неудобств из-за этого огня.

— Нет, нет, мой друг! — испугалась красавица. — Надо поторопиться. Ведь мы отвечаем не только за себя.

— Торопиться поздно! — раздался непонятно откуда все тот же жуткий голос. — Сказано было: вам не уйти. Но не в наших правилах нападать внезапно, со спины. Готовьтесь к атаке!

Если волшебники и были застигнуты врасплох, то сестры Зайкины этого не почувствовали. Едва услышав голос, Фантолетта ударила зонтиком в землю, и в ней появился окоп. Зонт сам собой перевернулся в воздухе, раскрылся, вырос и опустился на окоп, став полушарием крыши. Алена и Лиза мигом оказались внутри, сидящими на земляных скамейках, покрытых дерном. Крыша над ними посветлела до полной прозрачности.

Дракон висел над убежищем сестренок, выдыхая пламя, грозный и готовый к бою. Две головы его поворачивались, оглядывая окрестности, а со стороны черной, ненадежной головы, стояла Фантолетта. Лица ее девочки не видели, но можно предположить, что оно было жестким и решительным. Ведь даже складки платья феи вдруг начали отливать сталью. А с обеих сторон, из леса на просеку, замыкая беглецов в клещи, надвигалось на них неведомое войско.

И бой начался.

Глава четвертая

Путь картоморов

Дракошкиус медленно ворочал головами, выдыхая длинные, стелющиеся языки пламени. Трава на просеке и вокруг ближайших деревьев, вспыхнув, как тополиный пух, так же мгновенно прогорела. Наступавшие стали видны отчетливо, словно в страшном сне. Это были те же уродцы, что нагло пытались захватить сестренок Зайкиных прямо в детской, и на сей раз им просто не было числа. Они накатывались медленно и неотвратимо, будто океанский прибой.

Фея выхватила из сумочки, висевшей на плече, клубок пряжи с двумя стальными спицами. Спицы она бросила вверх, и дракон ловко подхватил их, но уже не спицы, а два исполинских меча. Клубок же Фантолетта метнула оземь, туда, где Дракошкиус выжигал первый магический круг. И сразу огненный вал высотой в человеческий рост вырос на месте круга; нападавшие замерли перед ним.

А из леса все ползли и ползли тысячи маленьких страшилищ.

На передних наползали задние, на тех следующие, и скоро сплошная масса атакующих сравнялась по высоте с огненным валом. Видимо, огня они не боялись и вот-вот готовы были перевалиться внутрь. Дракон носился по кругу, мечи сверкали, разметывая нечисть, однако место, которое он покидал, через миг занимало еще большее число уродцев. Крылья Дракошкиуса поднимали бурю, деревья вдоль просеки стонали и гнулись, как трава, но и это было нипочем зловещим пришельцам.

В руках Фантолетты оказался перламутровый театральный бинокль. Фея поднесла его к глазам, перевернув, и, под взглядом сквозь чудесные стекла, загадочное войско отступило на десяток метров.

— Ой! — крикнула Аленка Лизе. — Гляди!

Прямо перед сестрами нависла над огненным валом бурая масса и мгновенно перетекла, закрыв огонь, внутрь кольца.

Фантолетта сорвала с шеи жемчужное ожерелье и швырнула на землю. Там, где упали драгоценные зерна, взметнулись морские волны и выхлестнули наружу, унося нападавших на гребнях пены.

«Неужели все из-за меня? — думала Лиза. — Если до нас доберутся, я Аленку накрою дерном, а сама сдамся, лишь бы ее спасти…»

А схватка тянулась, и, похоже, фея начинала уставать.

Сквозь лик яростной девы-воительницы, как рябь на телеэкране, все чаще и чаще проступали старческие черты. Дракошкиус тоже заметил это.

— В укрытие! — проревел он Фантолетте. — Немедленно! Осталось последнее средство!

Он не договорил еще, а старушка — да, чего уж скрывать старушка, оказалась рядом с сестренками под защитным колпаком. Скомкав свой чепец и закрыв им лицо, фея расплакалась горючими бессильными слезами.

Дракон застыл над куполом, подпуская врагов вплотную.

Когда уродцы облепили прозрачную поверхность, как мухи сахарную голову, он, зажмурившись, с неимоверной силой ударил мечи друг о друга.

Хорошо, что защитная поверхность не пропускала звук. Девчонки сидели, закрыв глаза, они не видели и не слышали чудовищного взрыва, ощутив лишь легкий толчок. Когда Лиза решилась разомкнуть веки, перед глазами ее предстало вот что.

Гигантская воронка-котлован. Посередине, как высохший палец великана, торчит желто-бурый столб обожженной земли.

На нем, под куполом, — она, Аленка и фея. Вокруг столба, страшный, черный, с опаленными усами и обгоревшей шерстью, обвился дракон. Бока его неровно, прерывисто вздымались.

Вдали, у краев воронки, наползала снова и шевелящейся массой текла вниз армия их противников.

— Наверное, все, — устало подумала Лиза. — Маму жалко…

Что же это за тайна проклятая такая?..

Неизвестно, о чем бы еще успела она подумать, но тут даже сквозь защитный колпак до нее донесся сначала легкий, быстро нарастающий гул.

К краю котловины несся по просеке серебряно-голубой под вечерним солнцем, невероятный, фантастический, сумасшедший водный поток. Как будто великан-невидимка бежал к ним со всех ног, волоча за собой прозрачный шланг, метров десяти в поперечнике. Вот горло шланга достигло края воронки и в дно ее невиданным водопадом ударила хрустальная, искрящаяся радугами влага.

А наверху этого чудо-водопада, над хлещущим потоком, восседала, непонятно на чем, крохотная, золотисто-оранжевая обезьянка. Во все горло она распевала незатейливую, только что придуманную песенку:

Девчонкам и старушкам, Чтоб не было беды, Поможет Печенюшкин И принесет воды! В ней радуги сверкают Чешуйками язей, Врагов она пугает И радует друзей!

С непостижимой скоростью полчища маленьких страшилищ устремились вверх по бокам котлована и сгинули, растворились бесследно в искореженном взрывом лесу.

Длиннющим прыжком обезьянка перемахнула на крышу купола и в следующее мгновенье оказалась у Лизы на плече. Кончиком пушистого хвоста она ласково потрепала по носу Аленку.

— Пиччи! Я знала, что ты придешь! — воскликнула Лиза в лучших традициях героини старинного романа.

— Да-а, ребятки, — забавно почесал Печенюшкин коготками в затылке, — что же вы тут творите с окружающей средой?

Он подмигнул Алене, протянул лапку к ее уху и вдруг вытащил оттуда листок подорожника.

— Подорожник-трава, на сердце тревога… — пропел герой. — А знаете, как он залечивает раны? Ну-ка, гляньте!

Листок с ладони обезьянки плавно поднялся в воздух (купола уже не было), вырос до размеров одеяла и закружил над местом схватки. Там, где он пролетал, окрестности вновь принимали прежний вид: затянулась огромная воронка, выпрямились и зазеленели деревья, легкий вечерний ветерок тронул шелковую траву.

Пропал и окопчик. Теперь девочки, фея и Пиччи сидели на скамейках прямо посередине просеки. А между скамейками возвышался круглый, покрытый дерном столик, в центре которого и оказался теперь фальшивый гриб-боровик.

Рядом застыл конец удивительного «пожарного шланга», тянувшегося невесть откуда. Голубоватая прозрачная труба толщиной с трехэтажный дом — вы где-нибудь видели такое? Сестренки на трубу поглядывали с опаской — вдруг опять польется- прямо на них. Заметив это, Печенюшкин мигом оказался у шланга и ласково похлопал гиганта по боку, как верного коня.

Тот стремительно утянулся туда, откуда пришел — в неизвестность.

Фантолетта пудрилась, глядя без восторга в маленькое зеркальце. Лицо ее опять было молодым, но пережитые потрясения все же сказывались частично — сейчас фее можно было дать лет тридцать. Дракошкиус, мурлыча, облизывался всеми тремя языками. Шерсть его отрастала на глазах.

— Пиччи! — Лизу все еще трясло. — Кто же они все-таки? И почему охотятся за мной? Или ты тоже ничего не знаешь?

— Ты встала на пути картоморов! — туманно ответил собеседник. — Почему именно с этой девочкой постоянно случаются невероятные события? — обратился он к окружающим. — Я думаю, у нее внутри есть маленький магнит, который притягивает большие неприятности…

— А кто это — картоморы? — перебила Алена.

— Все расскажу подробно, — обнадежил Печенюшкин. — Только можно, я тоже приведу себя в порядок? Так торопился сюда, не успел даже толком расчесать шерсть над ушами. Помогите мне, сестренки! Закройте глаза и хором скажите: раз, два, три! Потом откроете.

— Раз, два, три! — с готовностью воскликнули девочки и открыли глаза.

Вместо обезьянки перед ними стоял рыжеволосый худенький мальчуган. Он совершенно не изменился за этот год, лишь небольшой, заживший уже шрам на правом виске терялся в волосах над ухом. Одет теперь Пиччи был так же, как и многие знакомые Алене и Лизе мальчишки: «вареные» джинсы, кроссовки и белая тенниска. Единственное отличие — на кармашке тенниски ярким шелком была вышита красновато-золотая голубоглазая обезьянья мордочка.

— Печенюшкин! — Лиза все не могла дождаться обстоятельного рассказа. — Это была живая вода или обыкновенная? Они что, воды боятся?

— И рыбьего жира, — добавил Пиччи. — А вода и не то чтобы живая, но и не совсем обыкновенная. Просто очень чистая, целебная. Пришлось немножко растопить ледники в ущельях Памира.

— А рыбьего жира почему боятся?

— Как почему? Вы любите рыбий жир?

— Ненавидим! — твердо сказали сестренки хором.

— Ну вот. Ладно, теперь слушайте внимательно. Это целая история. Ей даже стоило бы название дать. Например, «Путь картоморов».

Вася Потихонин плохо учился в школе. Окончил ее он кое-как, по доброте учительской. Ясно было, что в институт ему не поступить. Да и не было институтов в небольшом городке на русском Севере, где жила семья Потихониных. Все взрослое население работало на единственном заводе с унылым названием «Совки и миски». Там делали военные ракеты, но это было тайной.

Последнее лето оставалось отдохнуть Васе, а там, до армии, определяться на завод. Скука! Поэтому, заблудившись в тундре, он даже рад был сначала неожиданному приключению.

Однако все по-порядку.

Утром его послали на дачу — помочь бабушке. Вася вскинул на плечо котомку с пирожками, термосом, журналом «Уральский следопыт» и двумя пакетиками морковных семян в отдельном кармашке, сладко зевнул и отправился на электричку.

На вокзале, опаздывая, он вскочил не в тот поезд, мигом притулился у окна, задремал и благополучно поехал в другую сторону. На конечной остановке Васю растолкали, сонный, он вышел из вагона и только тогда обнаружил ошибку.

До ближайшего поезда оставалось несколько часов, и Вася, изучив схему движения электричек, легкомысленно решил, что быстрее доберется пешком.

Не буду утомлять подробностями, короче, Вася Потихонин проплутал неделю. Самое обидное — некому было его искать.

Родители считали, что сын у бабушки, а та и вовсе не подозревала, что внук приедет.

Теплая куртка и сапоги здорово выручали ночью. «Уральский следопыт» сгинул в пламени, помогая разжигать костры. Пирожки с мясом, морошкой, брусникой и голубикой спасли от голода.

Трое суток Вася вообще кружил на одном месте. Как раз под озонной дырой, под злющими космическими лучами. Дело в том, что военный завод выбрасывал в воздух вредные газы, разрушавшие атмосферу. Северо-западные ветры сносили выбросы в сторону, и в нескольких десятках километров от городка газы эти проделали в защитном слое Земли как бы дырку…

При словах об озонной дыре взгляд у Лизы внезапно потух. Она мучительно потерла лоб, пытаясь что-то вспомнить.

Но Печенюшкин продолжал рассказ, и девочка, так и не поняв, что же ее зацепило, принялась слушать вновь.

— …Наконец Вася, уже совсем почти отчаявшись, вспомнил уроки старого природоведа Землелюбова, собрал в кулак волю, знания и нервы и взял верное направление. Когда он все же добрался до бабушки, в котомке оставались лишь два пакетика семян, да пустой термос. Старушка долго охала над историей внука, пила сердечные капли, а потом они дружно решили ничего не говорить родителям.

Морковью засеяли длинную грядку рядом с картофелем. Два дня Вася ударно поработал на даче, а потом вместе с бабушкой уехал в город…

— Постой! — Лиза теребила Пиччи за рукав. — И этот Вася Потихонин потом заболел? Ну, от космических лучей!

— Пропитался он лучами на совесть, — хмуро ответил Печенюшкин. — Как и семена морковные. Если бы не пирожки, плохо бы Васе пришлось. Морошка, брусника, голубика — ягоды целебные. Они-то и спасли мальчишку. Вернее, сердце материнское.

Мама будто знала, что ему в дорогу давать.

Но главное — впереди. Когда Прасковья Петровна, бабушка Потихониных, через недельку на дачу вернулась, уже всходы пошли. А жила она, надо сказать, небогато и часть урожая всегда продавала.

В те грядки, где овощи росли на продажу, бабушка Прасковья удобрений не жалела. Уж больно щедро от них земля родила. Так что семена моркови попали в почву, обильно сдобренную ядовитой дрянью. Рядом была картофельная делянка, тоже напичканная черт-те знает чем. Вот и получилось, что влияние удобрений резко и неожиданно усилило действие космических лучей. А соседство ядовитого картофеля сыграло совсем уж невероятную роль…

Обходя участок, хозяйка наткнулась внезапно на вовсе не понятную картину. Делянка картофеля будто бы выросла, увеличившись на размер морковной грядки. Сама же грядка пропала.

Правильными рядами торчали из земли мелкие зеленые кустики.

Ни на морковь, ни на картошку они не походили. Скорее на папоротник, но очень уж отдаленно.

Прасковья Петровна схватила лопату, копнула, взявшись за основание кустика, стряхнула землю и поднесла его к глазам.

Батюшки-светы! Там, где у картофельного куста завязываются маленькие нежные клубеньки, у этого отродья тоже росли какие-то корявые «фасолины». У бурых «фасолин» четко были видны крохотные оранжевые ручки и ножки. На этих ручках и ножках можно было различить совсем уж малюсенькие зеленые щупальца-пальцы. И самое страшное, что все это — клубни, ручки, ножки, щупальца — непрерывно и быстро-быстро шевелилось.

В ужасе старушка отбросила живой куст и бросилась в дом.

Там она повалилась на кровать и, успев засунуть под язык синеющими пальцами две таблетки валидола, потеряла сознание. А когда пришла в себя и, дрожа, осторожно глянула в оконце, обнаружила, что картофельная делянка… пуста.

Ближайших соседей в тот будний день на дачах, как на грех, не оказалось. Поохав, Прасковья Петровна снова засеяла грядки. Себе она твердо заповедала: о том, что приключилось, — молчок. Очень хотелось, конечно, обратиться в милицию, но представьте, что бы ответили милиционеры на заявление старушки, будто овощи сбежали.

А между тем, так оно и было.

Когда картофельные клубни и морковные семена оказались в земле рядом, они под действием неизвестных пока науке сил немедленно перемешались и слились. Новые семена дали первые ростки. Так появились на земле разумные овощи — картоморы.

Это звучит зловеще, а расшифровывается просто: «карто» — от картофель и «мор» — от морковь.

Прежде других чувств и ощущений у картоморов появилась способность бороться за жизнь. Сбежав с участка Потихониных, они отсиделись и доросли на свалке, куда никто не заглядывал. Ботву свою овощи прятали от случайных глаз под обломками досок, фанеры, ржавым железом и обрывками пленок от старых парников. Осенью первое поколение картоморов вышло на поверхность.

Неясно, как они получили основные познания об окружающем мире. Известно лишь, что над свалкой, где дозревали картоморы, с утра до ночи орало радио, случайно уцелевшее на столбе. Между собой они объяснялись мысленно, передвигались быстро, говорить тогда еще не умели, да им это было и ни к чему.

Но главная опасность для людей уже тикала в них, как часовой механизм в бомбе. Картоморы, в отличие от прочих овощей, поглощали из воздуха кислород и в неимоверных количествах выделяли углекислоту. Знаете, что такое парниковый эффект?

— Ой! — вскрикнула Лиза. — Погоди!

Алена, Фантолетта и Печенюшкин встревоженно глядели в лицо девочки. Сверху нависли еще и три головы Дракошкиуса.

Черная, кстати, окончательно пришла в себя и выглядела молодцевато.

— Вертится что-то в голове, такое важное, а вспомнить не могу. Сейчас вдруг совсем было проклюнулось — нет, опять ушло куда-то, — Лиза чуть не плакала.

Алена порылась в кармашке и вытащила шоколадную конфету.

Название у конфеты было подходящее к случаю: «Чародейка». С грустью посмотрев на обертку, сестренка протянула лакомство Лизе.

— На, возьми. Ты любишь шоколадные.

— Спасибо, Аленка, — Лиза обрадовалась и растрогалась. — Хочешь половинку?

— Да нет, ешь, — Аленка посмотрела в сторону. — У меня, вообще-то, еще есть. Хотите? — спохватилась она, предлагая угощение волшебникам. — Очень вкусные. Дедушка привез.

Фантолетта и Дракошкиус отказались, а Печенюшкин, смущаясь, протянул руку. Он набил рот конфетой, проглотил ее с видимым наслаждением, поблагодарил Алену и продолжил свою историю.

— Когда углекислого газа в воздухе больше, чем нужно, он задерживает на земле слишком много тепла. Тогда и наступает парниковый эффект. Так это явление назвали ученые. На всей земле может стать жарко, как в парнике на даче. Там тепло не выпускает пленка, а здесь — углекислый газ. Понятно пока? — с надеждой спросил Пиччи.

— Мне все понятно! — уверенно кивнула Алена. — Я была в парнике. Там, правда, жарко и душно. А остальное непонятно.

— Проще у меня, наверно, не получится, — огорчился Печенюшкин. — Но вы уж дослушайте, сестренки, ладно?

Так вот, прошло пять лет. Картоморы скрывались, размножались и приобретали все новые свойства с каждым поколением.

Обитали они, в основном, на свалках. Их на всем свете тьма, есть и вообще неучтенные. Внимания на свалки порой обращают мало, а там тебе и нитраты, и ртуть, и радиация, набор жуткий. Картоморы научились говорить, а поскольку появились на свет они в вашей стране, родным языком стал для них русский. Хотя самые привлекательные помойки в краях, где лето — круглый год. Там грязнее, ядовитее, а значит, и привольней. Как тараканам у Федоры Егоровны.

Картоморы хорошо организованы, хоть и рассеяны по свету.

Есть у них даже король. Но монархия еще молодая. Сначала он Президентом был. Зовут короля — Глак, что значит — Главный Картомор. Голос его вы уже слышали. В огне они не горят, в воде могут жить, силы восстанавливают во сне, хотя спят очень мало. Глак издал даже специальный указ, чтобы все подданные старались непременно отдыхать восемь часов в сутки. Но за этим трудно проследить.

Людей и животных картоморы ненавидят. Во-первых, за то, что большинство из них ест овощи. Во-вторых, за то, что презренные угнетатели, как и картоморы, потребляют из воздуха кислород, а его может не хватить на всех. Значит, людей и животных надо уничтожить, а все овощи на планете освободить, то есть наделить разумом. Для этого необходимо сорвать озонный покров с Земли, впустить космические лучи. Картоморы построили тайную фабрику, делают вредные газы, разрушающие озон, и копят их пока под землей. Это одна часть их замысла.

Вторая, и главная, вот какая. Надо необыкновенно усилить парниковый эффект, выпустив в атмосферу огромное количество углекислоты: тогда растают льды на полюсах и кипящий океан затопит сушу. Люди и животные погибнут, останутся лишь картоморы. Они уже приготовили запас всех семян, какие только есть на Земле. Потом негодяи слегка остудят планету. Под жгучими космическими лучами без озонного прикрытия они проведут посевную, семена взойдут и… Нет, тех чудищ, что появятся на свет, даже я не могу представить. И люди, положившие начало гибели природы, сами будут повинны в собственной гибели.

Нагнал страху? Успокойтесь, сестренки! Пока это только намерения. Они и не торопились, хотели набрать побольше сил. А спешить их заставила ты, Лиза.

Я?! — воскликнула девочка. — Что я, совсем дура?! Ой! Вспомнила! Так вот какой тайны боялись картоморы!..

Глава пятая

Пленница по имени Кожурка

— Ну как? — тихонько спросил Печенюшкин. — Сама расскажешь, или лучше мне?

— Конечно, сама! Или нет?.. Знаешь, лучше ты, вдруг я что-нибудь не так поняла или не обо всем догадалась.

— Хорошо. Если б не телефон, который вплыл в детскую и не новые опасности, ты бы все вспомнила еще тогда. Твой разговор с папой, утром, за завтраком, после Алтая…

Он говорил, что главных опасностей для человечества сейчас две: озонные дыры и парниковый эффект. Папа объяснял другими словами, чуть более сложно, чем я вам, потому ты и не дослушала. Помнишь, что ты ему сказала?

— Помню, — смутилась Лиза. — Я сказала: раз это две главных беды, может, это вообще одна и та же беда? Наверное, озонные дыры устроили пришельцы из космоса, чтобы удобнее спускаться на землю на своих летающих тарелках. А потом они натрескались земных помидорчиков с нитратами и совсем с ума спятили. Устроили парниковый эффект для собственного удовольствия, потому что у них планета жаркая, а на землян начихали. Тут папа рассердился и сказал что-то непонятное. Мы, мол, сами виноваты и нечего создавать какой-то образ врага.

— Да, — подхватил Печенюшкин. — Конечно, взрослому человеку трудно спокойно выслушивать такие фантазии. Но главное было сделано. Озонную дыру, парниковый эффект и ядовитые овощи связали в один узел. А началось все это, кстати, еще раньше. Больше года назад, в день рождения Алены. Тогда в кафе-мороженом шел разговор про помидоры к праздничному столу и ядовитые удобрения. Помнишь? Без того разговора не было бы этого.

— Я тоже помню! — вмешалась Алена. — Как рубль со столика в форточку улетел. Он правда был волшебный?

— Правда, — улыбнулся Пиччи. — Только очень уж ветхий. Работал через сорок раз по разу. Но мама у вас, сестренки, такая милая, что ее-то желание вполне могло и сбыться. Не имели мы права допустить, чтоб исчезла гора мороженого. Вот и улетел рубль.

Но вернемся к Лизе. Ее разговор с папой случайно подслушали картоморы и страшно забеспокоились. Если бы кто-то раньше времени обнаружил их существование и замыслы, все могло сорваться. Объединись все люди вовремя — конец картоморам. У них тоже есть уязвимые места. Так что за Лизой начали тайно следить. А она еще в тот же понедельник, вечером, возьми да и сделай набросок к роману.

— Я раздумала его писать, — покраснела Лиза. — А листок выбросила.

— Листок украли картоморы. Ты хотела его выбросить и, когда не нашла в столе, решила, что так и сделала. А роман мог получиться неплохой, и название уже было. Прекрасное, по-моему, название. «Беду рассеет пионерка».

— Я его потом зачеркнула, — угрюмо пробормотала девочка. — Не надо смеяться.

— Что ты, разве я смеюсь! Но главное — идея. Там взбунтовавшийся робот решает умереть от несчастной любви к электрогрелке. Так вот, он собирается использовать парниковый эффект, залить всю планету и самого себя кипятком и погибнуть от ржавчины. А для начала вертит в атмосфере озонные дыры, чтоб выпускать пар.

— Ну и что? Плохо, да? Подумаешь… Я еще хуже читала фантастику. — Лиза, как и любой творческий человек, не могла спокойно слушать свои сюжеты в постороннем пересказе. Девочке все время казалось, что над ней смеются.

— Не переживай, Лизонька! Честное слово, ты сочиняешь лучше многих взрослых. И, кстати, на свою беду. Случилось вот что, — продолжал Пиччи, обращаясь уже ко всем присутствующим. — Прочитав набросок романа, разведчики-картоморы перепугались окончательно. Они решили ничего не докладывать королю, а немедленно, на свой страх и риск, убрать Лизу с дороги!..

Солнце укатилось за лес, но сумерки лишь угадывались в воздухе. От слов ли Печенюшкина, а может, от вечерней прохлады, девочки поеживались. Фантолетта решительно поднялась, не снимая теплых ладоней с плеч сестер.

— Пора выбираться отсюда, — сказала фея. — Холодно, да и неспокойно. Куда вы поведете нас, Пиччи-Нюш, благородный рыцарь?

— Есть несколько безопасных мест, — с готовностью откликнулся мальчик. — Но коль рядом гриб-боровик, пусть он и выведет нас в Фантазилью. Как раз на вершине Тики-Даг есть у меня вполне надежный приют. Пустяк, конечно, времянка, — заскромничал он, — хотя неплохо замаскированная. Только вот не хочется выжигать в траве три кольца. Опять дым, порча зелени. Попробуем иначе. Аленка, Лиза, закройте глаза.

— Зачем это?! — возмутились девочки.

— Чтоб не испугаться. Пожалуйста, закройте. И не открывайте, пока я не разрешу. Не сердитесь только. Ну, раз-два!

С неохотой сестренки закрыли глаза ладошками. И лишь только они это сделали, прямо над столиком возникла жуткая оскаленная пасть. Одна пасть и все, без головы, без ушей, без туловища. Блестя страшными клыками, она ринулась вниз, на гриб.

— Ой-е-ей! — заверещал боровик и мгновенно ушел под землю вместе со столиком. Там, куда он исчез, была теперь круглая дырка-колодец, в глубине которой мерцал дневной свет. Пасть весело присвистнула и пропала.

— Вот и все, — поклонился Печенюшкин фее. — Можете открыть глаза, сестрички. Давайте спускаться.

— Это что, прыгать?! — спросила Алена подозрительно плаксивым голосом. — А как же школа, первый класс? Мне мама белый фартук купила. Куда она его денет, если я разобьюсь?

— Школу благополучно закончишь, — улыбнулся Пиччи. — Съешь пока «барбариску», не спеши. Мурлыка Баюнович, ваш выход, прошу!

Дракошкиус, с трудом протиснувшись в колодец, пополз, как обычный кот по трубе с крыши на чердак. Хвост его постепенно втянулся внутрь, прошло несколько секунд, потом раздалось чпоканье, словно детский пистолет выстрелил пробкой, и в дырке вновь появился свет.

Фантолетта, раскрыв зонтик, грациозно шагнула к краю.

— Оп-ля! — воскликнула она, как акробатка под куполом, ослепительно улыбнулась и прыгнула.

— Теперь наш черед, — сказал Печенюшкин, держа девочек за руки над колодцем. — Страшно, Аленка?

— Подумаешь, дырка! — ответила Алена. — Я уколов, и то не боюсь. Давай скорее прыгать, потому что ужинать пора.

Не иначе, «барбариска» была волшебная.

— Вперед! — скомандовал Пиччи, и, не разнимая рук, девочки со своим чудесным другом шагнули в пустоту.

Они и не видели, как дыра над ними затянулась. Косые лучи закатного солнца пробивались сквозь листву, освещая просеку и большой лопух на ней, надежно скрывавший от случайных глаз гриб-боровик — ключ к подземному ходу в Фантазилью.

Кто не испытал счастья свободного полета, тому не понять чувств, переполнявших Лизу с Аленой. Вместе с Печенюшкиным они, как птицы, парили в небе Волшебной страны. Солнце над головой, небо вокруг, теплый воздушный поток, плавно несущий тебя, и в твоей руке — надежная рука друга. Здорово!

«Так, наверно, даже в Японии не бывает,» — успела подумать Аленка, медленно опускаясь на вершину Тики-Даг. Дракошкиус и Фантолетта уже ждали их.

— Это все? — разочарованно протянула Лиза. — Так бы всю жизнь летала и летала! Может, мы еще и отсюда спрыгнем и немного покружимся?

— Хорошего понемножку, Лизочкина! — заявила Алена, не упускавшая случая подчеркнуть свое послушание. — Мама всегда говорит, что у тебя нет чувства меры. Печенюшкин, а где твой домик?

— Ты на нем стоишь, — ответил Пиччи. — Как раз на крыше. Ну, доля вам сегодня выпала — то вверх, то вниз. Смотри!

Он нагнулся, сунул руку в щель между двумя валунами, на что-то там нажал, и один из камней отъехал в сторону. Под ним обнаружился спуск вниз, по лесенке с перилами.

— Давай, давай, ребята, — подбадривал Печенюшкин, спускаясь по лестнице. — Светло, перила удобные, не упадете.

Девочки последовали за хозяином, за ними фея. Дракон с сомнением глянул на узкий проход, покрутил головами, согнул хвост в кольцо, снова распрямил, поднял трубой и вдруг уменьшился в размерах раза в три. Теперь он оказался примерно с теленка и легко прошел в убежище.

Комната, выдолбленная в скале, была чистенькой и очень светлой. Песочного цвета обои, беленый потолок, на стенах картинки — цыплята, аквариумные рыбки, на одной почему-то Карабас-Барабас. Ряд маленьких круглых окон, замаскированных снаружи под птичьи гнезда, делал ее похожей на каюту. А Лиза все бегала от одного оконца к другому, восхищалась видом с высоты, охала и ахала. Алена же сидела за столом, правильно сложив перед собой руки по крепкой детсадовской выучке, ждала, когда покормят.

— Аленушка, солнышко! — спохватилась Фантолетта. — Голодная, сердечко мое! Печенюшкин, дорогой, конечно, вы хозяин, но позвольте, я сама ее накормлю! Как, малыш, вкусы у тебя за год не изменились?

— Кофе с густой пенкой, — мечтательно проговорила Алена. — Бутербродик с маслом, с сыром. Потом два яичка вкрутую и луковку. Можно?

— Кофе на ночь тебе нельзя, — повернула Лиза голову от окна. — Ты спать не сможешь. А в луке, бабушка говорит, тоже нитраты есть.

— Нитраты?! — возмутилась фея. — У нас, слава Богу, не бывает этой гадости. А мой кофе и на ночь не страшно пить. Он такой же вкусный, как и дома, но нисколько для детей не вредный. Кушай, птичка моя!

На столе появился аппетитный ужин, но Лиза, одновременно перевозбужденная и уставшая, есть не хотела.

Пока ее младшая сестра основательно насыщалась, Печенюшкин продолжил свою историю.

— Так вот, разведчики-картоморы, прочитав план Лизиного романа, перепугались вконец и решили немедленно с ней расправиться. А я пару недель провел совсем в другой стране и даже в другом веке. И никак нельзя было отлучиться. Там тоже дела круто заворачивались, в этом Раздираке. Но я, как радиоприемник, все время был «настроен» на Лизу. Пришлось в нужный момент — смешно?! — перебрасывать помидор сквозь время и пространство на пыльный асфальт улицы Весенней. Кстати, Лиза, помидор был совсем не гнилой, обижаешь! Просто очень спелый. Его уже подносил ко рту падишах Раздирака. Помидор исчез, и падишах укусил себе палец. Как он кричал, вы бы слышали! Но такого жестокого и коварного правителя ни капельки не жаль.

— А Пашка Соколов! — возмутилась Лиза. — Это он из-за меня разбился, да?! Что же ты там в своем Раздираке? Надо было самого падишаха Пашке под колеса перед ямой кинуть!

— С Соколовым неладно получилось, — признал Пиччи. — Твой-то велосипед просто проскочил бы яму и все. Ты бы и не заметила, что досок нет. Правда, в тот момент, когда Павлик к яме подъезжал, мне как раз рубили голову… Я понимаю, это не оправдание, — смутился мальчуган, — это уже мои проблемы. Зато твой приятель в награду за мучения всю жизнь теперь болеть не будет.

— Как рубили голову?! — оторвалась от еды Алена. — Топором?!

— Нет, — неохотно пояснил Печенюшкин, — там у палача такая сабля кривая огромная. Вжик, голова долой, публика в восторге.

— Что, и твоя голова долой?! — Лиза аж задохнулась.

— Да ну, — досадливо отмахнулся Пиччи, — сабля на кусочки, палач — в обмороке. Шея крепкая. Я об этом как-нибудь потом расскажу. Не будем отвлекаться.

Картоморы очень ловко делают потайные ходы, — продолжал мальчик. — У вас в квартире они провертели дыры в углах, в стыках панелей и заложили мелкими кусочками бетона. Под обоями ничего и видно не было. Не знаешь — не найдешь. Но я опять залез вперед. После первых двух покушений события развивались так. У короля Глака есть свои собственные доверенные агенты, которые шпионят за другими картоморами. Узнав, что его разведчики позволили себе самодеятельность, Глак немедленно отозвал их для наказания. Правда, отозвал не всех. Несколько осталось — шпионить за Лизой и докладывать. Отсюда и тень, которая юркнула в угол.

Глак решил договориться мирно. Главное — думал он — выиграть время.

— Выходит, он бы все равно меня обманул? — разозлилась Лиза. — Дал бы, что попросила, а потом погубил всех: и папу, и маму, и нас с Аленой, и остальных людей? Да его за это сто раз убить мало! Пиччи! А как ты про них узнал, про то, что они есть и вообще про все их планы?

— Почувствовал, — скромно ответил Печенюшкин. — Такая вот особенность организма. Ну, а потом пришлось вживаться в их мир самостоятельно. Знал бы король, что один из самых способных его советников, юный картомор Скороспелок — не кто иной, как ваш друг Пиччи-Нюш. Если б я пришел к вам на помощь раньше, еще в вашей квартире, я не успел бы проникнуть до конца в тайны картоморов. Поэтому я просто посоветовал Глаку обойтись малыми силами, зная, что на первый раз друзья вас выручат. Но, когда началась битва на просеке, я понял — медлить больше нельзя. Бросил все и поспешил к вам. Одно дело не доделал. Понимаете, — досадливо поморщился Пиччи, — Очисток куда-то пропал. Это тайный советник Глака, его правая рука. Куда он делся? Совсем мне это не нравится…

— Печенюшечкин! — недоумевала Лиза. — Почему ты не мог собрать их в одном месте и прихлопнуть разом, как мух, или взорвать? Они же преступники, негодяи!

— Если б не дыры озонные, не эффект парниковый, не удобрения ядовитые — не появились бы на свет картоморы. Люди сами их создали, пусть не подозревая того. Одни разумные существа нечаянно породили других. А все разумные жители Земли не имеют права убивать друг друга. Картоморы хотят выжить. Да, с точки зрения человека, они негодяи.

— Невинные негодяи, — прошептала Лиза.

— Вот именно, — подхватил Печенюшкин. — И люди для картоморов — невинные негодяи. Но всегда можно найти достойный выход из положения.

— И ты, конечно, его нашел! — обрадовалась Лиза. — Чтоб было хорошо и тем и этим?

— Вроде бы да, — солидно произнес мальчуган. — Но нужно сильно поторопиться. Картоморы очень напуганы: план не удался, Лиза ускользнула, пропал Скороспелок, советник короля. А это значит, что надо переходить к варианту «Баня». Завтра в двадцать два ноль-ноль Глак нажимает кнопку.

— И что будет?!

— Будет большой подогрев, Лиза. Картоморы попытаются сварить нашу Землю. Вкрутую. Но время еще есть, больше суток. Попробуем договориться. Надеюсь, мое предложение покажется им заманчивым.

— Где же состоятся переговоры? — полюбопытствовала Фантолетта. — На Земле или здесь, в Фантазилье?

— Думаю, что на Земле, — ответил Пиччи. — На своей территории картоморы будут спокойнее. Хорошо бы устроить встречу на главной их базе.

— А где это? — заинтересовалась Лиза. — На городской свалке?

— Узнаешь. Попозже расскажу. Надо еще подумать, кто пойдет на встречу.

— Короче, брать нас или нет? — Лиза уверенно схватила суть проблемы. — Конечно, брать! Уж если мне маму удается уговорить дать пепси-колу из холодильника, картоморов и подавно уговорю. Ты мне только заранее скажешь, в чем их надо убедить, и все! В плен мы не попадем — ты же нас защитишь. Ой, а будут они с нами говорить? Фантолетта с Дракошкиусом ведь их столько перебили — целые кучи!

— Ошибаешься, — поправил Печенюшкин. — В огне они не горят, в воде не тонут, а из разрубленного картомора вырастает столько новых, сколько у старого глазков на туловище. Так же, как из обычной картофелины. Так что мы пока их только отогнали, а сами улизнули. Сюда, в Фантазилью, им не проникнуть. Если только, — прибавил он, загадочно глядя на Фантолетту, — кто-нибудь из нас сам не прихватил с собой симпатичного картоморчика или картоморочку.

— О чем вы? — забеспокоилась фея. — Неужели я?.. — Она вскочила и с гримасой отвращения принялась встряхивать пышные юбки. — Нет, невозможно!.. Зачем вы смеетесь над старушкой, благородный Пиччи-Нюш?!

Щеки ее пылали, губы алели, сверкали синие прекрасные глаза — девочки еще не видели Фантолетту настолько юной и обворожительной.

— Я восхищен вашей красотой, — искренне ответил Печенюшкин, — да и не мог бы себе позволить никогда насмехаться над вами. Загляните в свою сумочку, пожалуйста.

Сумка феи — атласный мешок с ручками, стянутый у горловины — висела на спинке стула. Фантолетта уставилась на нее с изумлением и ужасом, потом, осторожно подхватив сумку за ручки и донышко, попыталась вытряхнуть содержимое на стол. Алена, помогая, растянула резинку, ворох дамских мелочей вывалился на скатерть и…

— А-а-а-а-а!!! — Лиза и Фантолетта завизжали разом.

Бурый комок с невероятной скоростью метался по столу, разбрасывая содержимое сумки вокруг и на пол. Фея и Лиза орали: «Мышь, Мышь!..» Вот непонятное существо внезапно кинулось вниз, и в тот же миг Фантолетта с девочкой вспрыгнули на стол, не прекращая визг.

Существо стремительно обежало комнату вдоль стен — один раз, другой, третий… Спрятаться было решительно негде. Поняв это, живой комок резко застыл вдруг в самом дальнем углу и приготовился, очевидно, защищаться. Лиза и Фантолетта нерешительно умолкли.

— Успокойся, малышка! — мягко обратился к пленнице Печенюшкин. — Никто тебя здесь не тронет, никто ничего плохого не сделает. Мы не враги твои, а друзья.

Загадочное создание, не доверяя, вжалось в угол еще плотнее.

— Не бойся, — уговаривал Пиччи. — Давай знакомиться. Девочек зовут Алена и Лиза. Это Фантолетта. Вот Дракошкиус. Мое имя — Печенюшкин.

Существо угрюмо молчало. Лиза с феей, смущаясь, слезли со стола и вновь уселись на стулья.

— Ну, хорошо, — продолжал мальчуган. — Стесняешься — не говори. Я могу сам вас познакомить. Героиню дня зовут Кожуркой. Во время сражения на просеке она незаметно забралась в вашу сумочку, Фантолетта. Тут подоспел я с водопроводом. Обратной дороги не стало. Но, когда гриб открыл нам тоннель в Фантазилью, она могла незаметно убежать. Я бы не стал ее задерживать. Однако Кожурка отправилась с нами в пугающую неизвестность. Подвиг, иначе не скажешь.

Алена неожиданно встала и решительно прошла в угол комнаты. Она протянула к пленнице руки и та- удивительно! — сама забралась в сомкнутые лодочкой ладони. Прижимая к груди неожиданное приобретение, девочка вернулась к столу.

Аленка поставила свой трофей на скатерть, отгораживая все же его от остальных руками. Теперь незваную гостью можно было рассмотреть внимательно.

Глава шестая

Вальс в пламени

Представьте себе картофелину розовато-песочного цвета, похожую на человеческую фигурку — с головой, но без ног и без рук. А теперь вообразите, что прямо из картофелины как бы вырастают ботвой наружу четыре маленьких, тоненьких морковки. Причем зеленая ботва лишь чуть-чуть проклевывалась из оранжевых столбиков, образуя пальчики на руках и на ногах. Ярко-зеленые бусинки — глаза — настороженно следили за всеми. Большой оранжевый рот кривился в недоверчивой гримасе.

Голову пленницы венчала пышная шевелюра буро-розоватого цвета, как бы из легких кудрявых древесных стружек или кожурок, отстающих от молодой картошки. Весь облик ее был не страшным, а, скорее, забавным.

«Такую, наверно, можно перевоспитать», — мелькнуло у Лизы в голове. Девочке было очень стыдно за свое недостойное поведение — писк, визг, вскакивание с ногами на скатерть. Хотя, если уж Фантолетта перепугалась, то что спрашивать с Лизы.

Женщины ведь всегда боятся мышей. А вначале так и казалось — мышь. Но почему Аленка не испугалась? «Да, — подумала не в первый раз уже Лиза, — у моей младшей сестренки есть, безусловно, свои достоинства.»

Алена тоненьким указательным пальчиком осторожно гладила Кожурку, тихонечко бормотала — приговаривала:

— Ну вот, успокоилась. Не бойся, маленькая, они здесь все добрые. Мы с тобой будем играть, кубики расставлять, книжки раскрашивать. Лиза, знаешь, какая хорошая. Она нам нарисует принцессу или Ломоносова. Или лошадку, — как она хвостом отмухивается. Слушай, ты, наверно, голодная?

— Оставайся здесь! — вдруг отрывисто проговорила Кожурка. — На Землю, наверх, не возвращайся. Там сваришься, погибнешь.

— Ух, ты! — разозлилась Лиза. — А папа с мамой пусть погибают?! А бабушки с дедушками пусть сварятся?! А все люди на Земле — хоть пропади, да?!! Пиччи, что же ты молчишь?!

— Лиза, не кричи! — возмутилась Аленка. — Опять ее напугаешь. Тебе же сказали, что надо договариваться. Что от твоего крика изменится?

— Она же разведчица! — не унималась Лиза. — А ты, Печенюшкин, сам говорил, что картоморы между собой объясняются мысленно. Вдруг она сейчас все передает своим, а Глак прямо сразу и нажмет кнопку?

Образовалась пауза, и Печенюшкин смог, наконец, вмешаться.

— Из Фантазильи на Землю мысли картоморов не передаются, — пояснил он. — Так что они о наших планах не узнают. Ну, а нам нельзя медлить. Как там в песне: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»?

— Ну что хорошего — сказку сделать былью. — Лиза, раздраженная, готова была спорить уже по любому поводу. — Это как из феи сделать обычную тетеньку. Усталую и в пыльных туфлях. Лучше быль сделать сказкой.

— Не волнуйся, Лизонька! — голос Печенюшкина был все таким же ровным. — Потом мы с тобой всласть поспорим. На любые темы. А сейчас, прости уж, некогда.

— Ты нам план-то свой расскажешь?

— Пока нет. Все поймешь по обстановке. Глупостей делать просто не позволю. — Мальчик на мгновение улыбнулся так заразительно, что Лиза и сама не удержалась от улыбки в ответ.

А после этого она неожиданно почувствовала, что ей вовсе расхотелось ворчать, волноваться и ссориться.

— На встречу с картоморами, — договаривал Печенюшкин, — предлагаю лететь втроем: Лиза, Мурлыка Баюнович и я. Алену я прошу остаться здесь, заботиться о Кожурке. А вы, милая Фантолетта, я уверен, прекрасно позаботитесь об Аленке. Договорились?

— Конечно! — обрадовалась фея. — Я так соскучилась. С огромным удовольствием, мой друг!

— А когда вы вернетесь? — слезы у Алены наворачивались с необыкновенной быстротой.

— Управимся быстро, — пообещал Пиччи. — А сейчас все равно надо спать, время позднее. Проснетесь, и мы вскоре появимся. Если задержимся, сможете посмотреть на нас. Волшебный экран загорится, где пожелаете. На стене, на полу, на потолке… Алена! — продолжал хозяин. — Твою подопечную кормить не пытайся. Все необходимое она получает из воздуха и солнечного света. Здесь, правда, и воздух и свет для нее слишком чистые, без привычных примесей. Но несколько дней Кожурка прекрасно выдержит. Лиза! Вот тебе таблетка. Водой можно не запивать, просто сосать — она не хуже барбариски.

На ладони у мальчика появилась голубая в мелкую красную крапинку пилюля.

— Здорово! — Лиза сунула таблетку в рот. — Это для красноречия или от застенчивости?

— Для бодрости. Тебе ведь пока спать не придется. А с красноречием и застенчивостью у тебя как раз полный порядок.

— Шутишь! — понурилась девочка. — Папа считает, что первого у меня чересчур, а второе отсутствует. Послушай! А как мы отсюда будем добираться на Землю, к картоморам? По радуге?

— Это долго. Кроме того, радуга ведет в вашу квартиру, а нам надо на запад страны. Переправимся авиапочтой.

— Ка-ак?!

— Смотри. — Печенюшкин движением фокусника достал из воздуха чистый лист бумаги и авторучку. — Пишу адрес. — Он быстро написал несколько слов. — Складываю. — В руках его появился бумажный голубь. — Мурлыка Баюнович! Начнем с вас?

Дракон кивнул тремя головами, тремя парами глаз, уставился на голубя и начал медленно таять в воздухе. Вот он исчез совсем, а на полях бумажного самолетика, сбоку, появилось яркое цветное изображение Дракошкиуса.

— Видишь, как просто! — подмигнул Лизе мальчуган. — Давай, твоя очередь.

— Ой! А я смогу?

— Без проблем! Смотри пристально на листок, нет, с другого боку. Там мы с тобой как раз уместимся.

Девочка пристально вгляделась близорукими глазами в узкую полоску бумаги…

— Ух ты! — закричала Алена.

Лиза этих слов уже не слышала. Вот и ее изображение, размером со спичку, но на удивление четкое, проявилось на боку самолетика.

— Ну, — обратился Пиччи к Алене, Фантолетте и напряженно следившей за всем — аж рот приоткрылся — Кожурке, — пожелайте попутного ветра!

— Счастливо! — закричали фея и девочка. — Удачи вам!

Через миг и фигурка Печенюшкина возникла на боку голубя рядом с Лизой. Необычный летательный аппарат поднялся со стола в воздух, качнул крыльями под потолком и застучал клювом в круглое стекло окна. Стекло на мгновенье приопустилось, выпуская бумажную птицу. Голубь уверенно пошел прямо к солнцу и растаял в ослепительном блеске.

— Спать пора! — строго сказала фея. — Сейчас задерну шторы. Не тревожься, Аленушка, они уже долетели.

Для этого небольшого городка дождь был слишком велик и неистов. Потоки воды под лютым ветром гнули деревья, дергали ветки, ледяными пальцами теребили, едва не отрывая, зеленые уши — листья. Из водосточных труб хлестала на мостовую ржавая мутная влага. Ни людей, ни машин на улицах не было вовсе.

Бумажный голубь — посланец мира, сюрприз из дружественной Фантазильи, возник в воздухе над верхушками деревьев посередине аллеи. В иную погоду он бы мягко спланировал на траву, но сейчас самолет мгновенно промок, ветер смял его, еще не дав опуститься, и на асфальтовую дорожку хлопнулся раскисший бумажный ком.

Печенюшкин появился первым, с его рыжих волос текло, но, шмыгая носом, он уже раскрывал гигантский клетчатый зонт.

Лиза возникла секундой позже и промокнуть не успела. Страшно болел бок, ушибленный при посадке, а также колено, локоть и еще одно место, которое мы условно назовем спиной. Впрочем, боль так быстро проходила, что ныть не хотелось.

— Сильно ударилась? — беспокоился Пиччи. — Прости, пожалуйста. Еще пять минут назад здесь светило солнце. В этом проклятом месте погоду никогда не предскажешь.

Мощное троекратное чиханье раздалось сзади. Обернувшись, Лиза и Печенюшкин увидели дракона, закутанного в необъятную плащ-палатку с тремя капюшонами. Мокрый хвост его торчал из-под брезента и слегка колыхался под ударами ветра.

— Еще несколько минут такого дождя, — пробасил Дракошкиус, — и все мы поплывем. Какой стиль предпочитаете, Пиччи?

— На подводных крыльях, — отозвался тот. — Но плыть не придется. Ливень уже проходит. Тебе не холодно, Лиза? Правильно. Это все таблетка. У нее многостороннее действие.

Хочу напомнить, друзья, — продолжал он, — что все наши разговоры здесь картоморы слышат. Так что переходим на мысленное общение. Чем мы хуже их. Получится, Лиза, можешь не открывать рот. Видишь, и у меня он закрыт.

Дождь тем временем прекратился; внезапно, словно по команде, стих ветер, тучи, как серые слоны, ушли на водопой к горизонту. Горячее беспощадное солнце наполнило город. Белый пар повалил вверх, герои маялись в нестерпимой духоте. Ни прохожих, ни транспорта вокруг так и не появилось.

«Где мы? Что это за город?» — подумала Лиза. Ей становилось жутковато. И сразу в голове ее, как из наушников, прозвучал голос Печенюшкина:

«Картоморы называют его Мертвоград. Когда-то здесь взорвалась атомная станция. Мертвых схоронили. Живых вывезли. На десятки километров вокруг человеку жить нельзя. Отравлено все: вода, земля, воздух, пища, трава, деревья. Здесь, в полной безопасности, устроили свою столицу картоморы. В Мертвограде они развиваются быстрей, чем в иных точках Земли, приобретая все новые необычайные свойства.»

«Людям жить нельзя, а я как же? Что, опять таблетка?»

«Само собой! Я же отвечаю за тебя. К маме и папе вы с Аленкой должны вернуться здоровее, чем были. Смотри! Нас встречают.»

Из травы на асфальт плотным клином выбиралась группа картоморов. Десятка два, не меньше. Один шел чуть впереди остальных и держал белый флаг.

— Росток! — отрекомендовался он. — Министр по внешним связям. Прошу следовать за мной. Его Величество Глак примет вас у себя в резиденции.

Картоморы четко развернулись, сохраняя построение клином, и зашагали по аллее вдаль. Печенюшкин кивнул своим спутникам, и трое героев последовали вперед за новыми хозяевами города.

Асфальтовая дорога выходила прямо к трехэтажному зданию с колоннами. Очевидно, раньше в нем помещался клуб. Фронтон здания украшал лозунг: «СЛАВА КАРТОМОРАМ». Надпись казалась сильно сдвинутой вправо.

«Ох, — услышала Лиза у себя в голове ворчание Дракошкиуса, — чувствую, перестроили они домик-то внутри.»

Пройдя вестибюль, пологую лестницу на второй этаж и там два — под прямым углом — коридора, Печенюшкин и его друзья вслед за картоморами миновали высокие двустворчатые двери и оказались в круглом зале без окон. Здесь Росток церемонно, как только может это сделать картофелина на оранжевых ножках, поклонился и вышел в те же двери вместе со свитой.

Зал был не маленький — примерно полтора дракона в диаметре, если считать с вытянутым хвостом. Здесь, наверно, ожидали приема: вокруг низеньких столиков было расставлено десятка три разновеликих диванов, диванчиков и кресел. Все они были обтянуты одной тканью — в мелкую бело-зеленую шашечку.

На одном из диванов, прямо великанском, Дракошкиус разместился не без комфорта. Лиза осторожно присела в кресло и соображала — если дверь только одна, куда же проходят те, кто удостоен сомнительного счастья лицезреть короля.

В поисках второго выхода девочка оглядела даже потолок, в центре которого чуть выступал круглый, матового стекла, плафон. Он и подобные же, но поменьше, плафоны, вделанные в стены, давали ровный, похожий на дневной, свет. Лиза, вдруг, еще раз подняла глаза на потолок. Не может быть! У нее тревожно заныло в животе. Очень-очень медленно, но неумолимо потолок опускался прямо на них.

Отчаянно вскрикнув, Лиза бросилась к дверям и безуспешно попыталась их распахнуть. С таким же успехом стоило биться о каменную стену! Коварство картоморов оказалось безграничным.

«Сядь, Лизонька, — успокаивающе пробасил дракон. — Молодой барышне не пристало суетиться.»

«Уместно вспомнить поэта Маяковского, — заметил Печенюшкин. — Как там он писал? „Потолок на нас пошел снижаться вороном…“»

«Погубить хотят, — загрустил Дракошкиус. — Нет, чтобы встретиться за круглым столом. Печеночный паштет, валерьяновый коктейль, взбитые сливки… А потом, за чашечкой кофе, спокойно обсудить все проблемы.»

Лиза ошарашенно глядела на своих невозмутимых спутников.

Потолок полз вниз. Он уже приминал пушистую шерсть на головах дракона.

«Вы знаете, дорогой Печенюшкин, — продолжил Дракошкиус, немного пригибаясь, — теперь, выйдя в отставку, я каждое утро занимаюсь физзарядкой, обливаюсь ледяной водой, пролетаю по сорок три круга над главным фантазильским стадионом. Мне кажется, что я родился заново. Столько сил! Энергия! Бодрость! Да вот, не изволите ли взглянуть?»

Дракон сполз с дивана на пол, присел на задние лапы, передними уперся в потолок, откинув назад головы, и напряг мышцы. На несколько секунд потолок замер в неустойчивом равновесии, потом что-то глухо лязгнуло, затем дико заскрежетало, и свод над героями все быстрее и быстрее пошел вверх.

Когда он принял прежнее положение, Великий Маг в отставке, выросший против обычного еще раза в два, застыл грандиозной, поражающей воображение колонной.

Потолок остановился, хотя оглушающий скрежет все нарастал и нарастал. Лиза заткнула уши, но внезапно пол и стены содрогнулись, и все стихло.

«Слабоват механизм, сломался,» — объяснил Печенюшкин, потягиваясь.

Дракон дал полюбоваться собой еще некоторое время, затем уменьшился до привычных своих размеров и вновь расположился на диване.

«Поверьте, любезный Пиччи-Нюш, — возбужденно пояснял Дракошкиус, — здесь все дело в хвосте! Расположенный правильным образом, он создает третью, дополнительную опору. Вспомните Медного всадника в Санкт-Петербурге. И, кроме того, это значительно экономит силы…»

Лиза машинально смахнула пот со лба, нашла в кармане платок, вытерла лоб еще раз.

«Глянь-ка вниз, — посоветовал Печенюшкин, улыбаясь. — Только не бойся.»

Девочка, сидевшая в кресле с ногами, ахнула.

Мраморный пол под ними раскалился докрасна. Горячий воздух поднимался вверх, и очертанья всех предметов вокруг чуть подрагивали в нем. Задымились и вспыхнули ножки у мебели.

«Горим, как шведы. — Печенюшкин спокойно доставал из кармана плитку шоколада „Гвардейский“. — Фабрика имени Бабаева. Московский. Любишь, Лизонька?»

Он отломил девочке половинку, другую сунул в рот, облизнулся и, скомкав обертку, запустил ее в стену. На том месте, куда попал бумажный шарик, возник и загудел негромко вентилятор. Горячий воздух вместе с дымом устремился к отверстию.

Жар ощутимо спадал.

«Лиза! — мечтательно произнес мальчик. — Мы ведь ни разу с тобой не танцевали! Что у вас сейчас популярно в городе? Впрочем, неважно. Есть танцы неувядаемые. Позвольте пригласить вас на вальс, барышня!»

«А, была-не была!» — пронеслось в голове у Лизы. Она отважно спрыгнула на раскаленный мрамор пола и, не чувствуя боли, протянула руку кавалеру.

Ах, какой это был танец! Восторг и упоение! Если б видели девочку ее друзья по танцевальному кружку. Даже саму Тамару Арнольдовну, преподавательницу и Лизиной, и более старших групп, очаровало бы такое зрелище. А каким бесподобным партнером оказался Печенюшкин! Дракошкиус же без всяких инструментов искусно пел, подражал оркестру и аплодировал в такт.

Музыка и пламя, свиваясь, бушевали над залом.

Казалось, танец не кончится никогда, но мелодия прекратилась, и обессиленная Лиза упала в кресло. Мебель горела, не обугливаясь и не сгорая — сияние пламени окружало девочку и ее спутников.

«Пора им понять, наконец, что нельзя подходить к нам с обычными мерками,» — ворчал дракон.

«Я теперь кто — йог или тоже волшебница?» — улыбаясь спросила Лиза у восхищенного Печенюшкина.

«Ты — саламандра, — ответил тот не задумываясь. — По легендам — это прекрасная ящерица, та, что танцует в огне, не сгорая.»

«Фу-у, ящерица! Они противные!»

«Но только до поры. А потом превращаются в красавиц.

Вспомни Хозяйку Медной горы. Вспомни Царевну-Лягушку. Лягушки и ящерицы — родня. Стоп. Что это? Ого, новая атака. Обратите внимание наверх!»

Пол остыл, и исчезло пламя, но явно готовилась очередная гадость, поскольку плафон на потолке втянулся куда-то внутрь, и вместо него чернела дырка. И гадость, конечно, не замедлила последовать. Чуть раскачиваясь на толстой железной цепи, опускалась на героев огромная, зловещая бомба с двузубым, как бы рогатым хвостом.

«Хорошо еще, что они действуют последовательно, — размышляла Лиза. — А если бы сразу и огонь, и потолок упал, и отравленный кирпич на голову — то-то была бы неразбериха.»

Метрах в двух от пола бомба остановилась, громко и неприятно тикая. Толстая, серая, она походила на громадную акулу, и на боку ее белой краской была выведена буква «А». Девочка с недоумением смотрела на страшилище, уже не понимая, надо пугаться или нет.

«Хорошо, Мурлыка Баюнович, что мы с вами не держали пари, — услышала она спокойный голос Пиччи. — Я почему-то считал, что следующим номером они пустят ядовитый газ.»

«А вот это я не люблю! — живо откликнулся дракон. — Зеваю от него неудержимо! В три пасти. Прилично ли — в обществе барышни…»

Лиза тихо загордилась. Три раза сегодня ее назвали барышней. «Наверное, расту,» — сладко подумала она. Девочка представила себя в длинном платье с пышными юбками, в туфельках на легких каблуках. Волосы убраны в замысловатую прическу и открывают высокую стройную шею. Ожерелье и сережки сверкают острыми огнями. Высокая, как мама, она идет быстро-быстро по длинному залу, а в конце его, в камзоле, со шпагой, стоит на одном колене Печенюшкин и протягивает ей дикую розу…

Бомба тикала все громче.

«В последний раз меня взрывали в Трамонтании, во время военного переворота, — Пиччи явно скучал. — Там был всего лишь динамит, но о-очень много. Дворец главного генерала разнесло вдребезги. Человеческие жертвы, конечно, удалось предотвратить, — скромно добавил герой. — Но генерал все равно пустил себе пулю в лоб. Вместе с дворцом погибло его любимое детище — музей войсковых фигур.»

Едва закончив фразу, он вдруг неожиданно, как кузнечик, взлетел из кресла и в один прыжок оказался сидящим на бомбе — прямо между рогами.

Свесившись вниз, Печенюшкин звонко похлопал бомбу по боку, как арбуз, и надолго приник к ней ухом.

«Действительно, атомная, — подтвердил он, выпрямляясь. — И весьма мощная. Не жалеют сил приятели-картоморы.»

Мальчуган спрыгнул на пол, хлопнул в ладоши, и грозный снаряд превратился в микрофон на длинном шнуре.

Пиччи, уже сидящий в кресле, поманил пальцем микрофон к себе, тот двинулся и послушно замер в воздухе перед мальчиком.

— Любезный Глак! — отчетливо произнес герой. — Надеюсь, вы убедились, что, кроме ненавистных вам людей, на Земле существует еще одна сила. Сила, не принимаемая раньше во внимание картоморами. Я и мои друзья могли бы уничтожить вас, но не считаем это правильным.

— Чего же вы хотите?! — разнесся по залу знакомый уже Лизе голос.

— Переговоров! — отвечал Печенюшкин.

Глава седьмая

Слово короля

Алена сидела за столом, Кожурка — на столе. Вместе они рассматривали волшебную книжку — калейдоскоп, подаренную Фантолеттой. Собственно, это была не книжка, а книжный переплет. Сколько бы раз ни открывали его, там, внутри, постоянно оказывалась новая картинка. Отдохнувшая, позавтракавшая Алена изображала учительницу.

Сейчас в книжке — во весь разворот — был нарисован кабинет врача.

— Видишь! — поучала Аленка. — Этот мальчик — больной. Он рот открыл, сейчас доктор посмотрит, отчего у него горлышко болит. Вот он, доктор — в белом халате. Он называется терапевт, потому что надо детям терпеть.

— Что такое терпеть? — отрывисто спросила пленница. — Я не знаю смысла этого слова.

— Когда делают больно для твоей же пользы, — втолковывала девочка, — надо терпеть. Не кричать, не плакать, не вырываться. У нас в садике одна девочка, ну, она глупенькая еще, доктора укусила.

— Картоморы никогда не плачут, — гордо сказала Кожурка. — И не кусаются. У нас много других способов победить врагов.

— А я часто реву, — призналась Алена. — Сейчас вот про Лизу думаю, и опять плакать хочется. Тетя Фантолетта! Вы обещали показать, что там с ними.

Фея, сидевшая с другой стороны стола, просматривала пухлый журнал сквозь стекла лорнета. «ЧИСТАЯ ПРАВДА» N5 — было выведено на обложке красным по синему. Внизу, дополнительно, мелкие черные буквы гласили: «Для волшебного пользования. Из страны не выносить.» Услышав девочку, Фантолетта взглянула на часы, отложила чтение и поднялась. И сразу замерцал на стене колкими разноцветными искорками выпуклый экран. Вот мерцание кончилось, и появилась на экране комната, а в ней, за большим овальным столом…

Стены высокой комнаты покрывали узорчатые кленовые панели. Овальный стол стоял в дальнем ее конце, перед тремя зашторенными окнами. Окружали стол два кресла, огромный диван и четыре высоких деревянных «малышовых» стульчика.

На диване разместился дракон, в креслах — Лиза и Печенюшкин, на детских стульчиках, сиденья которых были лишь чуть ниже края стола, восседали картоморы.

В центре узкого края овала находился король — бурая картофелина величиной с два солидных мужских кулака. Как ни странно, что-то в этой фигуре даже на человеческий взгляд внушало уважение. Слева от Глака сидел картомор — шар, справа — картомор с абсолютно желтым туловищем, весь как бы шелушащийся. Рядом с шаром возвышалась еще одна картофелина, такая же крупная, как монарх, но с меньшей головой и чересчур короткими и толстыми — как обрубки — руками и ногами.

Привстав и опершись руками о столешницу, Глак представил остальных картоморов.

— Клубняк, министр безопасности. — Кивок желтому соседу справа. — Кругляк, министр финансов. — Им оказался сосед слева. — Крупняк, военный министр. — Картофелина с обрубками. — Это главные в правительстве лица, от них нет тайн. Слушаем вас.

— Надеюсь, вы поняли, — сухо произнес Печенюшкин, — что внезапного нападения не получится. То, что я взял Лизу сюда, показывает — захватить ее уже невозможно. В рабочем кабинете короля есть самый секретный, самый надежный сейф. Он пуст, лишь красная кнопка вмонтирована в заднюю стенку. Нажатие кнопки — начало подогрева Земли. Так вот, кнопка блокирована. Нажимайте хоть всю жизнь, ваша операция сорвана.

Пиччи еще не закончил фразу, как Клубняк — шеф безопасности, исчез со своего места. Лиза не успела даже заметить, как картомор покинул свой стул. Пропал — и все.

— Мы не желаем зла картоморам и намерены полностью учесть ваши интересы, — невозмутимо продолжал Печенюшкин. — Разумные существа имеют право бороться за жизнь, но не должны вредить другим разумным существам.

Девочка с изумлением следила за своим защитником и другом. Вроде ничего не изменилось в его лице, но это уже был не забавный мальчуган. Металлические нотки в голосе, спокойное достоинство, мощь облика… «Глаза, пожалуй, главное, — соображала Лиза. — Как будто лучи голубые из них выходят. Он сейчас и на человека-то не похож, а на какое-то божество космическое. Ой, даже страшновато!»

— Я считаю, что единственный выход для картоморов — переселиться, — говорило Лизино «божество». — Во Вселенной, в созвездии Тельца, существует звездное скопление. Люди называют его Плеяды, или Стожары. Самая яркая звезда Стожар Альциона. Вокруг нее, среди девяти других, вращается планета Запека. Она немного крупнее Земли. Чуть больше половины планеты занимает вода, остальное — суша. Четыре огромных материка: Печурия, Мангалия, Перезной и Припекун. Озонного слоя в атмосфере нет. Условия для картоморов идеальные: адская жара, космические лучи, бурлящий океан, растения есть, фауны- никакой. Необитаема.

Воцарилась пауза. Когда ей грозило уже стать до неприличия длинной, заговорил Глак.

— Хорошо. Допустим. Как же вы предполагаете добраться туда?

— Чем докажешь?! Чем докажешь?! — немедленно выкрикнул Крупняк, глава армии.

— И сколько это будет стоить?! — нетерпеливо добавил Кругляк, министр финансов. — Учтите, средства картоморов ограниченны.

— Вот тут-то можно убить двух зайцев, — уверенно объяснял Печенюшкин. — Как транспорт, подходят боевые ракеты Земли, их как раз хватит. Нужно лишь чуть-чуть перестроить ракеты под другое топливо, но это просто. С горючим посложнее. Для того, чтобы всем картоморам быстро, за неделю, перебраться на Запеку, в качестве топлива необходимы сто тонн крупных бриллиантов. Сто тонн, не меньше.

— Столько разве бывает?! — воскликнула Лиза.

Кругляк оранжевыми ручками делал отрицательные категорические жесты.

Дракошкиус задумчиво почесал в рыжем затылке передними лапами, как бы вспоминая что-то.

— Порыться по планете, — заметил Печенюшкин, — чего только не найдешь… Представить невозможно. Вы, Мурлыка Баюнович, вероятно, помните старинное фантазильское предание о сокровищах Барабули.

— Вот оно! — пробасил дракон. — Спасибо вам, Пиччи! Крутится в головах, а точно вспомнить не могу. Что-то с памятью моей стало, — пожаловался он Лизе.

— Я не стану сейчас пересказывать легенду, — Печенюшкин двигался вперед, не отклоняясь от главного. — Может, потом, на досуге. А суть ее вот в чем. Много веков назад простой крестьянин Барабуля случайно отыскал сокровища, запрятанные древним народом гномов. Барабуля не тронул клад и унес его тайну в могилу. Он сообразил, что камни эти ничего, кроме бедствий, людям не принесут. Потом Волшебный совет перенес бриллианты в еще более укромное место. Там они и лежат до сих пор, спрятанные надежней, чем Кощеева смерть. Думаю, пора воспользоваться кладом. Предлагаю вот что. Завтра-послезавтра мы: мои друзья, я и отряд картоморов — ваши представители — выступаем в поход за бриллиантами. Найдя камни, отправляем две ракеты (я знаю, где и как достать их незаметно) с картоморами на Запеку — на разведку, с возвратом. За те две-три недели, что займет полет в обе стороны, постараемся объясниться с правительствами Земли и убедить отдать ракеты. Я, конечно, авантюрист, но за последние триста лет мне все всегда удавалось. Так мы избавим картоморов от людей, людей от картоморов и внесем свой вклад в дело разоружения…

На пустующем детском стульчике возник Клубняк. Его шелушащаяся физиономия, обращенная к королю, явственно выражала смятение, понимание своего позора и готовность проститься с жизнью.

— Кабели связи? — отрывисто спросил Глак.

— Полностью отсутствуют, — медленно произнес министр безопасности.

Тяжелое молчание повисло в зале, как облако ядовитого дыма.

— Итак, — нехотя произнес король, — мы принимаем ваш план. Точнее, вынуждены принять. Может, все и к лучшему, но я не выношу, когда меня силой подводят к готовому решению. Согласны. Детали — после.

— …Откажитесь, Ваше Величество! — умолял Очисток. — Я спешил к вам, летел, как на крыльях! Только сейчас закончился опыт, вот он — эликсир могущества!

На ладони царедворца светилась рубиновая капля, заключенная в мягкую желатиновую оболочку.

— Нет нужды покидать Землю! — Очисток задыхался от волнения. — Теперь мы всесильны. Людям конец!

— Погоди, — Глак недоуменно поморщился. — Объясни подробней.

Облик тайного советника всегда вызывал у короля неприязнь. Длинное тело, похожее скорее на буро-желтый огурец, маленькая белесая голова и, словно пышный воротник вокруг шеи, бахрома всегда влажных картофельных очистков. Но под отвратительной внешностью скрывался мощный, ясный и жестокий ум.

— Разработки велись давно, — докладывал Очисток. — Я сам обеспечивал безопасность и тайну. Накопление эликсира возможно лишь ничтожно малыми дозами. Только сегодня получилось количество, достаточное для одного картомора. Следующей порции ждать больше года. Проглотивший капсулу приобретет невероятные, магические свойства. О многих из них можно пока только догадываться. Откажитесь от своего слова, государь! — царедворец почти кричал. — Никто не виноват, что я не успел до переговоров. Мы сотрем их в пыль — кто вспомнит о вашей клятве! Выпейте эликсир, и вы будете равны могущественным волшебникам древних легенд.

— Поздно!.. — промолвил Глак, не колеблясь. — У короля лишь одно слово, и это слово сказано. Мы улетим… Где ты был раньше, Очисток?

Тайный советник отступил к стене. Плечи его еще больше ссутулились, голова ушла в них.

— Что ж! — произнес он медленно. — Вы сделали свой выбор- я делаю свой.

Ладонь его коснулась губ, одним судорожным движением Очисток проглотил капсулу.

— Стража! — прогремел король, не теряя хладнокровия. — Взять его!

Вбежала охрана и кинулась к придворному, но в метре от Очистка словно наткнулась на невидимую стену и, задрожав, отступила.

Подняв голову, царедворец обратился к повелителю.

— Я начинаю свою войну! — проговорил он. — Враги наши будут растоптаны. И помните — у короля одно слово. Но коль слово это не угодно народу — он меняет короля!

Очисток захохотал — медленно, тихо, издевательски, затем все громче. И с каждым раскатом смеха бледнее и бледнее становилась фигура чародея. Уже просвечивали сквозь зыбкий силуэт окно и алая штора на нем. Стражники, запинаясь на ровном полу, пятились из зала. Еще миг, и король остался один.

— Что он знает?! — настойчиво спрашивал Печенюшкин. — Что он знает о результатах, о нашем договоре?!

— Все… — король величественно пожал плечами, но в жесте этом угадывалась растерянность. — Я… Мы ничего не скрыли.

— Не смею упрекать Ваше Величество, — холодно промолвил Пиччи. — Однако, уверяю, вы сделали ошибку. И, возможно, непоправимую.

— Но я тут же послал за вами! — Глак нервничал. Невозмутимость, единственно подобающая монарху, пропала. — Кто мог подумать! Он был так предан.

— А эликсир готовил втайне, — грустно возразил собеседник. — Он был предан идее, но не королю.

— Довольно нравоучений! — Глак поднялся. — Документ скреплен двумя подписями, моей и вашей. Теперь мы союзники. Что будем делать?…

Разговор шел с глазу на глаз, в рабочем кабинете короля. В том самом, откуда полчаса назад исчез Очисток. Час назад здесь был подписан договор между картоморами и волшебниками.

— … Быть может, он уже в Бразилии, — Печенюшкин был огорчен, но спокоен. — Как жаль, что я — доверие за доверие- рассказал вам о месте, где спрятаны сокровища.

— Вы полагаете, что?.. Этот безумец не осмелится читать мысли своего государя!!

— Состав картоморов — членов экспедиции, придется менять, — продолжал Пиччи. — Но прежде позвольте мне защитить вас и весь ваш народ.

Скулы его напряглись на миг, лицо окаменело, но тут же вновь вернулась на него невеселая улыбка.

— Отныне, — сказал мальчик, — никто не смеет проникнуть в ваши мысли и подчинить своей воле. Этого, к сожалению, недостаточно для полной безопасности, но основное сделано. Теперь можно не спешить. Если мы и опоздали, то лишь на эти полчаса. Угодно ли будет Вашему Величеству предложить новый список группы, или государь поручит это кому-либо из своих приближенных?

— Не будем откладывать! — решил Глак. — Мой личный секретарь — Неровня. Я верю ей, хотя… не знаю, уместно ли вообще это слово после измены Очистка. Пусть она войдет в группу, а остальных, негласно, подберет сама. Желаю удачи.

— Желаю здравствовать, государь, — Печенюшкин поклонился. — Я предпочел бы тоже раствориться в воздухе, хоть это и может навести вас на грустные сопоставления. Пятиться к дверям просто не могу себя заставить, а показывать спину Вашему Величеству — чудовищное нарушение этикета.

Хмуро, совсем не по-королевски, Глак кивнул головой.

Алена и фея упоенно играли с Кожуркой в дом и в дочки-матери. Точнее, в дочки-матери-бабушки. Сначала Фантолетта просто уступала Аленке, но неожиданно увлеклась и сама. К нашей волшебнице явно вернулась золотая пора детства, прошедшая… не будем уточнять сколько лет назад. На большом круглом столе вырос целый городок. Во-первых, домик без одной стены, открытый, как декорация в театре. Во-вторых, три магазина без крыш — продуктовый, промтоварный и хозяйственный. В-третьих, маленький парк с качелями, каруселью и бассейном в центре. Все это опоясывала игрушечная железная дорога, по которой двигался, давая гудки, паровозик с одним, опять же без крыши, вагоном.

Алена бойко вертела ручку швейной машинки, подшивая Кожурке что-то пышное, розовое, кружевное. Рядом с ней лежала рабочая коробка с иголками, нитками, наперстками, ножницами.

Наряды, сотворенные феей, девочка забраковывала, находя их то слишком длинными, то чересчур узкими, то совершенно немодными.

В эту минуту Кожурка была грудным младенцем, а Фантолетта- старенькой няней.

— По до-ому гуляет скво-о-зняк молодой, — заунывно тянула фея, неумело баюкая запакованный в пеленки сверток.

— Не по дому, а по Дону, — учила Алена, не отрываясь от машинки. — Это река такая — Дон. И не сквозняк, а казак. Это дядя с саблей. Ты, няня, у нас довольно глупенькая. Видно, еще при царе училась.

— При царе не так уж плохо учили! — Фантолетта на мгновение, не удержавшись, вышла из роли, но тут же исправилась: — Прости, Аленушка, меня, неразумную. Фортка, вишь, приотворена, сквозняк в дому, вот и придумалось. Ребятеночка-то, поди, перепеленать надо!

Аленка мигом выдернула сверток из рук феи, ловко размотала пеленки и стала их внимательно разглядывать.

И тут Кожурка взбеленилась.

— Хватит! — пронзительно закричала она. — Не могу так больше! Мы же враги с вами, враги! Вы меня ненавидеть должны! Мы, картоморы, всех людей хотели извести! А вы!.. Баюкаете, песенки поете. Нашли куколку! Вот ты, Алена! Почему ты меня не боишься?!

Девочка спокойно пожала плечами.

— Не знаю… Мне кажется, ты добрая. Как собака. Мама с папой все удивляются, почему я собак не боюсь? А они меня тоже не боятся. И никогда в жизни не кусали.

Фантолетта решительно вмешалась.

— Маленькая, — обратилась она к пленнице. — Вы же ничего плохого сделать пока не успели. Беды еще не случилось и, будем думать, не случится. Знаешь, почему ты мучаешься? Вас приучали считать, что люди — враги картоморов. Огромные страшные овощееды. Тебе хочется ненавидеть Аленку, а она тебе нравится. Потому и кричишь, глупышка.

Кожурка задохнулась, ища возражений, но тут раздался мягкий стук в окошко. Стекло чуть опустилось, бумажный голубь влетел в комнату, покружил над столом, кренясь то на один, то на другой бок, как бы рассматривая кукольный городок, затем, утолив любопытство, приземлился на полу. И тут же поднялись с него, не переставая спорить, Лиза, Дракошкиус и Пиччи-Нюш.

— Ты просто должен нас взять! — уверяла Лиза. — Ну, хотя бы меня. Разве можно решать судьбу Земли без представителя человечества! Вот Алене ни к чему лишние опасности. Ее можно оставить здесь, с Фантолеттой.

— А-а-а-у-а-а-а!! — Алена мгновенно разобралась в ситуации. — Опять! Опять меня хотите оставить! Все Лиза да Лиза! А-а-а-а! Я!.. Я!.. Я голодовку объявлю! Вот!!

Лиза аж застыла, мигом забыв все остальные доводы. Алена и голодовка! Она даже затрясла головой, отгоняя ужасную, несуразную картину.

Сестренка ее между тем рылась в карманах, выкладывая на стол две «сосательные» конфеты, одну шоколадную, надкушенное яблоко и половину жевательной резинки «Дабл бабл». При этом она не переставала рыдать.

Печенюшкин аккуратно сложил в кучку съедобное содержимое Аленкиных карманов и, прибавив от себя огромную шоколадку, снова пододвинул к девочке.

— Аленка! — мальчуган смеялся от души. — Не нужна такая страшная жертва. Ты обязательно пойдешь с нами. Более того! Без тебя (и без Лизы, кстати) у нас ничего и не получится. Ну что тут поделаешь, если для спасения мира опять не обойтись без сестер Зайкиных. Только вы уж меня простите, но я пока не буду рассказывать вам, в чем тут дело. Расскажу в самом конце. Так надо, поверьте!

Кожурка, сидя на столе в ворохе пеленок, проворно водила головой туда-сюда. Круглые зеленые ее глаза перебегали с одного участника спора на другого, улавливая и запоминая малейшие изменения в выражении лиц. Казалось, пленница решает для себя какую-то непростую задачу.

— Картоморы настояли, — объяснил Дракошкиус, — чтобы в экспедицию их представителей отправилось столько же, сколько и наших. Их, включая Кожурку, будет четверо. Значит, и волшебников должно быть четверо. Одна вакансия у нас есть.

— Да, дорогой мой Пиччи, — вспомнила Фея, — завтра ведь в Фантазилье начинаются парламентские каникулы. Федор Пафнутьевич уходит в отпуск на месяц. Вот кто пригодился бы нам.

— Клара-Генриетта!.. — жалобно протянула Лиза. — Я по ней соскучилась. Кстати, нас с Аленой обещали пригласить на весенний бал пустыни. Весна-то уже прошла.

— Не было бала этой весной, — объяснила Фантолетта. — Появились в пустыне чудища — Пожиратели песка. Пока с ними сражались, обезвреживали, прогоняли через Понижатель Аппетита — весна миновала. Но сейчас все спокойно.

— У нас бы прогнать кое-кого через Понижатель Аппетита, — пробормотала Лиза, видимо, сердясь еще на сестренку за скандал.

— А ты!.. А я!.. — Алена обостренно реагировала на намеки. — А кто один раз четыре эскалопа съел?!

— Подумаешь, один раз… — смутить Лизу было непросто. — Лучше расскажи, Печенюшкин, я все понять не могу — зачем вообще нужен поход за сокровищами? Неужели вы, великие волшебники, не можете колдовством перенести всю эту кучу камней туда, куда надо?

— Все не так просто, Лизонька, как тебе кажется, — растолковывал герой. — За бриллиантами охотимся не только мы. Есть конкуренты. И цели у них, в отличие от наших, совсем не благородные.

— Кто они?! Ты знаешь?

— Кое-что. Но далеко не все. В чем-то уверен, о чем-то догадываюсь, но до конца все прояснить может лишь наша экспедиция. Приходилось уже нам вызывать огонь на себя, помните? Дело опасное, уверяю, так что жизнь медом не покажется.

Фея робко посмотрела на Пиччи.

— Я стара, друг мой… — с усилием произнесла волшебница. Ресницы ее намокли. — Юность утрачена, силы уже не те. Быть может, в интересах дела вам лучше заменить меня? Новое время принадлежит другим. Сильным, молодым, прекрасным…

— У вас помутился разум, несравненная Фантолетта! — вспылил ее собеседник. — В жизни не встречал красавицы, равной вам. Молчите, ни слова больше! Не будь я дикой бразильской обезьяной, давным-давно уже умолял бы на коленях подарить мне руку и сердце ваши!

Глаза феи высохли, она улыбалась, восхищенно глядя на Печенюшкина.

У Лизы ревниво заныло сердце.

Алена перебирала наряды Кожурки, прикидывая, что оставить, а что совершенно необходимо взять с собой. Дракошкиус поднялся и выгнул спину, разминаясь.

— Оставайтесь с детьми, Пиччи, — промолвил он, — вы здесь хозяин. Мы же с очаровательной Фантолеттой, если не возражаете, откланяемся. Надо предупредить Федю. К вечеру, полагаю, все вместе соберемся здесь. Отдохнем немного, а утром — в путь.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть вторая

БРИЛЛИАНТЫ БАРАБУЛИ

Глава первая

«До встречи в Рио!..»

Ларри Люгер не доверял никому. Вероятно, поэтому в свои тридцать семь лет он уже был главой всесильной империи гангстеров. Аляска и Бермуды, Гонконг и Рим, Сидней, Нью0Йорк и Токио, Загорск, Калькутта и Улан-Батор, Париж и Барнаул — люди Ларри держали под контролем почти полмира.

Тайные фабрики наркотиков, армии наемных убийц, торговля детьми на всех континентах — этим Люгер не занимался. Он имел свои, пусть извращенные, понятия о чести и достоинстве бандита. Бизнес Ларри был другим. Подпольная продажа оружия, азартные игры — от тысяч игорных домов до миллионов наперсточников на базарах и вокзалах — приносили Люгеру и его империи невероятные доходы. Миллиарды долларов, фунтов, крон, нгултрумов, песо, рублей и паангов стекались в гангстерскую казну.

За тридцать лет Ларри Люгер проделал ошеломляющий путь от мелкого воришки в рыбных рядах стамбульского рынка до шефа сверхмощной организации. Силач, зеленоглазый красавец, он искусно владел всеми видами оружия, восточных единоборств, а в последние годы освоил даже самбо.

В Индийском океане близ знаменитого острова Мадагаскар рассеяно множество крохотных островков, славящихся дивной растительностью и райским климатом. На одном из них высился пятидесятисемиэтажный небоскреб — штаб преступного синдиката. Издали остров походил на зеленый кораблик с огромной белой трубой.

Кабинет Люгера, увешанный полотнами знаменитых мастеров, занимал почти целиком сорок девятый этаж небоскреба. Не было ни одной картины, стоившей меньше миллиона долларов, и на каждой висела этикетка с ценой — для гордости.

Сам хозяин сидел в золотом кресле за платиновым столом, курил сигарету в мундштуке, усыпанном алмазами, и размышлял, чего же еще ему не хватает в жизни.

Неожиданно селектор на маленьком столике сбоку мелодично прозвонил несколько тактов из девятой симфонии Бетховена, и чарующий голос старшей секретарши, одной из восемнадцати, произнес:

— К вам мистер Косоголовый, сэр.

— Впустите, — недовольно произнес Люгер после короткого раздумья.

В кабинет ворвался верзила с низким лбом, маленькими глазками и бритой головой, действительно своеобразной формы. Тонкая полоска усов над губой, костюм в желто-малиновую клетку, рубашка темнее костюма и галстук светлее рубашки безошибочно выдавали в нем бандита.

Ларри со вздохом посмотрел на громилу.

— Косоголовый! Если бы не наша общая прабабушка — русская княгиня, я бы лучше закусывал живыми ежами, чем держал тебя на службе. Знаешь, чем ты мне дорог, идиот? Ты — единственная сентиментальность, которую я себе позволяю. Разве может гангстер одеваться как гангстер?! И сбрей усы! Сегодня же! Помни, если бы не я, ты бы и сейчас прозябал в питомнике, сторожа клетки с белыми мышами…

Тяжело дыша, бандит с трудом выслушал монолог хозяина и, едва тот замолк, выпалил:

— Индиец заговорил, сэр!

— Что? — вскочил Люгер. — Неужели?!

— Да! Та новая сыворотка правды, которую мы выкрали у военных медиков и вкатили ему, сделала чудо. Он болтал во сне, больше часа. Здесь — все, — громила бережно положил на край стола магнитофонную кассету.

Ларри схватил кассету, сунул ее в крохотный аппарат и занес руку над кнопкой.

— Ступай, — спохватился он, выгоняя родственника. — Сбрей усы. Смени наряд. Покажешься утром. И почему, черт побери, ты не отрастишь волосы на своей косой башке?

— С волосами еще хуже… — тоскливо прошептал бандит, исчезая за дверью.

Люгер нетерпеливо нажал на селекторе клавишу «Не беспокоить» и включил магнитофон. Аппарат загудел почти неслышно, и спустя несколько секунд раздался из него негромкий монотонный голос:

— История эта случилась очень давно, несколько веков тому назад, в другой части света. В горах обширной страны с древних времен обитало племя ведьм черикуара…

Очень быстро глава империи начал проявлять признаки нетерпения. Он вставал, ходил по кабинету, вновь садился, несколько раз закуривал и тут же мял сигарету в пепельнице. А голос продолжал звучать:

— …Потом ребенок крепко вцепился руками в загривок ягуара, пришпорил его босыми пятками, и тот со своей ношей скрылся в чаще…

Ларри резко выключил аппарат и нажал кнопку селектора.

— Остров Тимголези! Доктора Торренса! — рявкнул он.

И почти сразу же издалека, но явственно послышалось:

— Доктор Торренс. Здравствуйте, сэр!

— Что за бред мне прислали?! Может, вы любитель сказок, но я-то не впал в детство! Колдуньи, девчонка на ягуаре… Вы знаете, сколько стоит минута моего времени, Торренс?!

— Умоляю, шеф, дослушайте до конца, — собеседник был явно взволнован. — Клянусь, не пожалеете! Если останетесь недовольны, можете лишить меня годового жалованья. Это сенсация! Бомба!..

Люгер стиснул зубы, настроившись на долготерпение, и включил магнитофон вновь.

…Два дня Кашасса, незаметная, как сухой лист в осеннем лесу, наблюдала, скрываясь, за жизнью туземного племени. Вот что удалось ей узнать.

Когда Гокко, будущему вождю племени тупинабама, было двенадцать лет, он тяжело заболел. Боясь, что невиданная хворь перекинется на остальных индейцев, лекарь и старейшины решили избавиться от ребенка и, привязав к чахлому плотику, оттолкнули от берега в быструю воду реки. Родители мальчика умерли — некому было защитить сироту. Плот вскоре скрылся из глаз, подхваченный течением, и племя надолго забыло о Гокко. Надолго, но не навсегда.

Прошло семь лет, и он появился вновь — уже зрелым мужчиной, храбрым и неутомимым воином. И, самое удивительное, он привел с собой жену, красавицу с золотыми волосами и глазами, синими, как предвечернее небо. Звали ее именем, непривычным для индейцев — Диана. О своих приключениях Гокко и Диана не рассказывали никому, проявлять же любопытство не принято в племени тупинабама.

Умный, сильный и справедливый, Гокко, казалось, не помнил обиду, причиненную некогда сородичами, и вскоре, когда умер старый Ириарте, стал вождем племени.

У Гокко и Дианы родились двое сыновей и дочь. Старшему сыну — Азеведо исполнилось двенадцать лет, младшему — Сампайо — десять. Дочке же, Коломбе, в которой души не чаяло все племя, было шесть лет. От матери ей достались глаза — синие, словно цветок перипери, и густая грива волос цвета опавших осенних листьев.

Коломба росла озорницей, дружила со зверями и птицами и, несмотря на строгие запреты, забиралась порой далеко, в самую чащу леса.

Когда родилась Коломба, в кустах у хижины вождя запел амазонский соловей уирапуру. Птица эта встречается очень редко, а поет лишь несколько часов в году. По индейским поверьям, человек, услышавший хоть раз уирапуру, будет счастлив до конца дней.

И действительно. Девочку не кусали москиты, ядовитые змеи, заметив ее, отползали в сторону, а когда она входила в воду, страшные пираньи стайками водили вокруг Коломбы веселые хороводы. Ягуары, оцелоты и пумы при виде нее становились обычными веселыми котятами, ласкались к ребенку и ходили по пятам…

Выслушав Кашассу, предводительница ведьм Кеклокса поняла — амазонский бог не смеялся над ней. Синеглазая девочка действительно существует. Теперь Кеклокса знала, как оживить цветок пинго.

Солнце исчезло за лесом, склонившись далеко к закату, а маленькая Коломба все еще не вернулась домой. Раньше такого не случалось. Следы дочки привели Гокко к отмели, где Коломба любила, сидя на старом, выброшенном на берег пне, бросать камешки в воду.

Множество отпечатков босых ног виднелось на влажном речном песке, и недвижное тело ягуара, пронзенного дюжиной стрел, распростерлось поодаль. А у самой воды, со страшной раной на горле и глубокими царапинами от когтей хищника, лежала неизвестная женщина.

Все взрослые индейцы тупинабама собрались на отмели. Когда переворачивали тело погибшей, на плече ее обнаружилась странная татуировка: растение с четырьмя крупными цветками, склонившееся над берегом озера. Амаури, один из старейшин, тронул Гокко за руку.

— Когда я был ребенком, бабка рассказывала мне о племени колдуний черикуара. Они живут высоко в неприступных горах, ненавидят мужчин, а маленьких девочек, чтобы пополнить племя, приносит им таинственный цветок. Священный знак цветка над озером наносят на кожу каждой из ведьм, когда ей исполняется двенадцать лет. Это черикуара похитили твою дочь. Торопись в погоню, но будь осторожен. Колдуньи неутомимы, подолгу обходятся без воды и пищи и владеют страшными чарами. Спеши, о вождь, и да хранят тебя всемогущие боги!

Четыре дня шли индейцы по едва различимому следу. В племени остались старики, женщины, дети да десяток крепких мужчин на случай неожиданной опасности.

Гокко и его спутники забирались все выше. Первая ночь в горах обволокла их леденящим холодом. Два часа краткого отдыха воины проспали, тесно прижимаясь друг к другу. Для Дианы и мальчиков разожгли костер, найдя неподалеку несколько чахлых кустиков. Тепла этого им едва хватило лишь на то, чтобы не окоченеть. Только один Гокко, казалось, не чувствовал ни холода, ни голода, ни усталости.

Индейцы упорно нагоняли ведьм. Вот уже два отряда разделяло не более часа пути. И тут с высоты лавиной покатились на Гокко и его людей огромные камни. Почти все успели спастись, мгновенно укрывшись от камнепада под нависшей скалой. Но два молодых воина погибли.

Ясно было, что лавину вызвали ведьмы, отставшие от своего отряда и притаившиеся в засаде. Они добились главного: чуть различимую тропинку, по которой с трудом можно было ползти вверх, перерезала глубокая пропасть.

Воины связали все ремни из своего снаряжения в длинную веревку с петлей на конце. После нескольких попыток им удалось набросить петлю на острый выступ небольшой скалы на том краю пропасти. Другой конец веревки закрепили на этой стороне. Шаткий, опасный, ненадежный, но это был мост.

— А теперь, — обратился Гокко к своему отряду, — возвращайтесь домой. Неизвестность ждет впереди, и я не хочу гибели лучших сынов тупинабама. Если нам суждено встретить здесь смерть, пусть вождем станет Омолу. Это справедливое решение. Я сказал — так будет!

По индейским законам никто не может противиться приказаниям вождя. Гокко с женой и сыновьями остались вчетвером. Зыбкий мост покачивался над пропастью. Гокко взялся за ремень, натянул его, проверяя крепость, и двинулся вперед, перебирая ремень руками. Ноги его повисли над пустотой. Диана, закусив губу, прижимая к себе мальчиков, следила за мужем.

Вот он достиг другой стороны пропасти, коснулся ногами края и, почувствовав опору, одним прыжком оказался в безопасности. Вождь сделал знак младшему, Сампайо, предлагая ему двигаться следом. Неизвестно, боялся ли мальчик, но он с честью выдержал испытание и вскоре стоял рядом с отцом. Потом перебралась Диана — так велел Гокко — и настал черед двенадцатилетнего Азеведо.

Ноги Азеведо уже касались откоса на противоположной стороне. Оставался один миг до благополучного конца переправы. Но вдруг совсем рядом с мальчиком, из темного отверстия вылетел, задев крылом маленького индейца, хищный гриф урубу. От испуга и неожиданности пальцы Азеведо разжались. С отчаянным протяжным криком ребенок полетел вниз…

Вождь, кинувшись за сыном, замер над пропастью. Из голой скалы под краем обрыва поднималось мощное узловатое дерево. Зеленые ветви бережно удерживали Азеведо.

Дерево вырастало на глазах. Ветви его протянулись к Гокко, принявшему мальчика в свои могучие руки, и забытый голос произнес:

— Здравствуй, названый братик.

Чудесное растение исчезло. На плече у Гокко сидела маленькая обезьянка с длинной красно-апельсиновой шерстью. Кончиком пушистого хвоста она ласково трепала по носу грозного индейского вождя.

— Пиччи… — выдохнул Гокко. — Вовремя же ты появился. Чем я, простой индеец, отплачу знаменитому чародею за спасение сына?

Да, это был он, Пиччи-Нюш, названый брат Гокко… Еще в детстве мальчик и обезьянка подружились. Среди невероятных приключений им не раз доводилось спасать жизнь друг другу. Однажды, когда Пиччи погиб, выручая Гокко, всемогущие боги-пришельцы оживили обезьянку, превратив ее в великого волшебника, защитника обиженных и несчастных. Больше двенадцати лет Гокко не слышал ничего о своем друге и покровителе, и вот он появился внезапно, как всегда.

— Не благодари, брат мой, — смутился зверек. — Лучше прости, что я смог подоспеть лишь в самый последний миг. Час назад в холодной стране за два океана отсюда умирал нищий сочинитель. Если б не удалось продлить ему жизнь, лучшая из книг Земли осталась бы недописанной. Но теперь все в порядке. И там и здесь. Надо хорошенько покормить Диану и детей. Они вот-вот упадут от голода.

— Коломба! — простонала несчастная женщина, на коленях протягивая руки к обезьянке. — Где моя дочь? Что с ней? Она жива?!

— Цела и невредима, — быстро ответил Пиччи. — Ведьмы усыпили ее, чтоб легче было нести. Дважды в день они разжимают ей зубы и поят, спящую, питательным отваром. Коломба нужна им живая. Волшебный цветок, поддерживающий существование племени, засыхает. Колдуньи хотят принести Коломбу в жертву цветку. Успокойтесь, этого не случится. Солнце заходит. До цветка пинго им еще целая ночь пути. Жертвоприношение должно состояться завтра на рассвете…

Гигантская птица с красно-золотым оперением взмыла вверх, унося семью Гокко, и после недолгого полета опустилась на площадке над расщелиной скалы, где рос таинственный цветок. Ночь, полная воспоминаний, пролетела незаметно. Не только мальчики, но и Диана с Гокко слушали обезьянку, затаив дыхание. И вот забрезжил рассвет.

На немыслимо крутой тропке, ведущей к расщелине, появилась Кеклокса с девочкой на руках. Шею и запястья Коломбы украшали ожерелье и браслеты из громадных бриллиантов. Солнечные лучи дробились в них, чехарда цветных бликов мешала рассмотреть камни. За предводительницей гуськом тянулись остальные ведьмы. Вот все они столпились у погибающего цветка. Диана дрожала, глядя вниз, и дрожь ее передавалась сыновьям. Один Гокко был тверд, веря в могущество Пиччи-Нюша.

— Остановитесь! — раздался над колдуньями властный голос обезьянки.

Племя застыло, уставившись вверх. Крохотный Пиччи-Нюш был необыкновенно величественен в эту минуту. Солнце, всходившее за спиной, пронизывало его длинную шерсть золотым сиянием. Маленький рост не ощущался — снизу Пиччи все равно казался бы небольшим. Глаза зверька сияли так, что слезы потекли у ведьм, заставляя их сощуриться.

Хриплый вой вырвался у Кеклоксы. Выхватив острый каменный нож, колдунья взметнула его над сердцем Коломбы. Лезвие, взлетая, задело тонкий шнурок ожерелья, и сверкающий бриллиантовый дождь устремился к земле. Но не успел коснуться ее первый камень, как Пиччи прыгнул со скалы, падая, вырвал нож из руки ведьмы и швырнул его в пропасть. Одновременно с обезьянкой устремился вниз, спасая сестру, и маленький Сампайо. Малыш не рассчитал прыжок, он с силой ударился грудью об острые камни. Тело Сампайо содрогнулось и безжизненно застыло.

Ведьмы схватили мальчика, собираясь сбросить его с обрыва. Кеклокса замерла в растерянности, не выпуская Коломбу. Две стрелы застыли на натянутых тетивах луков Гокко и Азеведо. Первая была нацелена в Кеклоксу, вторая — в одну из ведьм, державших Сампайо. Все случившееся не заняло и нескольких секунд.

— Довольно!! — голос Пиччи, словно гром, разнесся над ущельем.

И время умерло. Люди, как изваяния, застыли меж мертвых скал. Капля воды, набухшая в маленькой ложбинке, готовая упасть вниз к подножию цветка и освободить место новой зарождающейся капле, замерла прозрачным камешком.

Пиччи-Нюш, неподвластный времени и случаю и оттого немножко грустный, шагал среди застывших тел. Вот он забрал девочку у Кеклоксы, вознес ее наверх и опустил у ног матери. Вот Пиччи склонился над Сампайо, и исчезла кровь с камней, пропала страшная рана на груди, вернулась бронзовая краска на побелевшее лицо мальчика. Вот и сына вернул герой Диане, заботливо устроив его рядом с Коломбой. Снял стрелы и вложил их в два колчана. Улыбнулся доброй печальной улыбкой, взмахнул рукой, и время ожило. Снова на краю скалы, глядя вниз, стояла маленькая обезьянка.

— Умолкните! — воскликнул Пиччи, перекрывая визг ведьм. — Взгляните на свой цветок!

Ведьмы, опустив глаза, как подкошенные рухнули носами в землю. Перед ними горделиво возвышался пышный зеленый куст, со стеблей которого тянулись к солнцу пять приоткрывшихся бутонов.

Гокко, прижав к себе жену и детей, не отрываясь глядел на чудо.

Пиччи-Нюш спрыгнул на плечо к другу и, пригнув мордочку к самому уху вождя, несколько минут неслышно для окружающих что-то шептал ему.

Наконец Гокко кивнул в знак полного понимания, и небольшой свиток пергамента перекочевал в его ладонь из крохотной обезьяньей лапки.

— Отныне племя черикуара сможет жить в покое и благоденствии, — обратился Пиччи к колдуньям. — Каждый год цветок пинго будет приносить вам пять дочерей. Но запомните мои слова и передайте своим потомкам. Сокровища, случайно освобожденные землетрясением, вам не принадлежат. Они вновь укроются в скалах и не будут зависеть больше от воли стихий. Искать их бесполезно. Живите, где хочется вам, занимайтесь тем, что больше по душе, но не приносите никому зла. Стоит любой из вас обидеть человека — история с цветком повторится. И тогда ничто уже не поможет. А теперь прощайте. Надеюсь, что мы не увидимся больше.

Горы давно остались позади светлой неровной полоской у горизонта. Еще чуть-чуть, и не станет их видно совсем. Громадная птица, неспешно взмахивая крыльями, уносила домой семью названого брата.

— Я плохо воспитал тебя! — сурово говорил Гокко старшему сыну. — Почему не ты, а Сампайо первым бросился на помощь сестре?..

Кончилась первая сторона кассеты. Ларри Люгер тряхнул головой и уставился на обломки драгоценного мундштука, зажатые в стальных пальцах. В волнении он и не заметил, как раздавил безделушку. Небрежно кинув мусор в нефритовую урну, бандит переставил кассету и вновь замер, обратившись в слух. Прошло еще около получаса, прежде чем дверь его кабинета распахнулась.

Восемнадцать секретарш вскочили со своих мест, преданно ловя взгляд хозяина.

— Девчонки! — гаркнул Ларри, улыбаясь во все тридцать два великолепных зуба. — Такого дела у нас еще не было! Когда все закончится, каждой из вас куплю по маленькому процветающему государству. Немедленно Косоголового ко мне!

— Лейла, — обратился он чуть слышно к главной помощнице. — Сейчас же, но без шума разыщи Ужастика. Пусть спешит на остров Тимголези к доктору Торренсу. Затем, захватив полный набор, вылетает в Рио-де-Жанейро. Через двенадцать часов от этой минуты он должен ждать меня в клубе «Веселый паралитик». Если его не впустят, назовет пароль: «До встречи в Рио.» Хотя что за чушь… Кто может остановить Ужастика… И вызови мой «боинг». — Он поцеловал девушку в щеку, отчего та похорошела совсем уж необыкновенно. — Чао, малыш! Помни: «До встречи в Рио»…

Глава вторая

Вот компания какая

Среди многочисленных пассажиров рейса «Москва — Рио-де-Жанейро» четыре кресла в самолете занимала обычная итальянская семья. Рыжий низкорослый господин в костюме-тройке и при клетчатой кепке, худенький рыжий подросток сын и две темноволосые дочки, похожие, очевидно, на маму. Документы у них были в полном порядке и не заинтересовали бдительных таможенников. Коммерсант Теодоро Пафнутти с сыном Пиччиколо Пафнутти и дочками Элен и Элизабет Пафнутти. Ничего странного.

Добротные чемоданы семьи удивления тоже не вызывали. Сложнее было с ручной кладью. Чудаковатые итальянцы везли пушистого рыже-черно-белого кота в наморднике и, в специальных гнездах вместительной дорожной сумки, четыре здоровенных картофелины.

На кота и картошку у почтенного коммерсанта имелись отдельные разрешения, украшенные множеством печатей и согласующих подписей. Тем не менее животное и корнеплоды просветили специальным аппаратом, а коту дополнительно сняли намордник и заглянули в пасть. Кот вытерпел процедуру с достоинством, не вырывался, не мяукал и, более того, старательно высовывал язык, чтобы виднее было горло.

«Что значит — иностранцы! — подумали таможенники. — Культура! Даже коты у них вон какие воспитанные.»

Самолет выплыл за облака и окунулся в синеву. Моторы гудели ровно, напряжение, давящее сестренок в аэропорту, спадало. Алена жевала резинку, пускала пузыри, разглаживала вкладыши.

— А что, нельзя было сразу перенестись на место? — шепотом спрашивала Лиза у «брата Пиччиколо». — Волшебной силой там или авиапочтой?

— Мы же не у себя в Фантазилье, — улыбался Печенюшкин. — Будем уважать государственные границы. Федя, в конце концов, лицо официальное, хоть и инкогнито.

— Такой законник я стал, Лизонька! — охотно подтвердил Федя. — А как же. Справедливость — первое дело. И без документов нельзя. У вас нельзя. У нас-то внизу их нет, потому как с ними нельзя. Несподручно. Куда, скажем, Мурлыке Баюновичу паспорт класть? В зубах носить?

Алена вдруг поперхнулась резинкой.

— Лиза! — завопила она. — А как же мама с папой?! Раз мы на Земле, значит, время уже не волшебное? Они же нас потеряют!

Лиза привскочила с кресла.

— Точно! Ой, какая же я дура! Что делать? Пиччи! Печенюшечкин, придумай что-нибудь, они же там с ума сойдут. Баба Люся нас со всей городской милицией ищет!

— Баба Люся в настоящий момент выбирает на рынке сметану, — успокоил Пиччиколо Пафнутти. — Никто вас не ищет. Когда родители вернулись, на столе лежала записка, написанная Лизиным почерком. Цитирую: «Мамочка и папочка, за нами приехали тетя Оля с дядей Андреем забрать на недельку к себе на дачу. Вы на завтра договаривались, но завтра они не могут, поэтому приехали сегодня. Целуем Лиза, Алена.»

— А если они позвонят тете Оле или на дачу отправятся? — не унималась Лиза. — В выходные запросто могут появиться.

— Обижаешь, Лиза. Я теперь твой брат, тем более надо мне доверять. Родители ваши в командировке. Папа в Москве, мама в Киеве. Они бы все равно поехали, я только чуть ускорил это. Даже если и позвонят тете Оле, у нее телефон не ответит. Домой вернетесь вместе. И не волнуйтесь, сестренки, все будет отлично, а может, еще лучше.

— Я опять свое новое имя забыла, — вяло пожаловалась успокоенная Алена. — Говорили, то же самое, а оно какое-то другое.

— Ты ничего не понимаешь, — опять стала объяснять ей сестра. — Елена на западный манер произносится — Элен. Точнее — Хелен. Но «ха»,чувствуешь, почти не слышно. Так, легкое придыхание.

— Ххелен! — повторила Алена, налегая на букву «ха» словно плечом на тугую дверь.

Лиза вздохнула, сердясь, но высказаться не успела.

— Не кручинься ты, Аленушка, — вмешался Федя. — Развивать надо способности к языкам. Я вот теперь и по-змеиному, и по-крысиному, по-рыбьи даже могу, потому как работа такая. Стоило, понятное дело, поколдовать — и в одночасье все языки вот бы где были, — он для убедительности снял кепку и постучал себя кулаком по огневой макушке. — Да ведь легко найдешь — легко и потеряешь. Веришь, ночами сидел, заучивал, а все не получалось. И вот что удумал. Поначалу стал в аквариуме спать. Первое время, конечно, захлебывался, потом приноровился. Смотрю — пошло дело. Беседовать начал с рыбами, сперва помаленьку, после шибче. Главное — рта не раскрывать. Все из живота, вроде как чревовещание.

Господин Пафнутти помолчал некоторое время. То ли он вспоминал успешно преодоленные трудности, то ли демонстрировал рыбью речь — девочки не поняли. Алена в паузе успела представить себя и Лизу, крошечных, с мизинец, на дне аквариума. Сестра ее спит, свернувшись калачиком, в большой розовой раковине — впитывает трудный рыбий язык. Сама же Аленка в этой грезе наяву, нацепив на себя с десяток многоцветных, переливчатых, нежно изгибающихся плавников, всплывала неспешно наверх за крошками вместе со стайкой меченосцев…

— По-мышиному-то я давно болтал, — продолжил Федя. — Домовые с мышами частенько, как это по-модному у вас говорят, тусуются. Змеиный похож на него малость. Освоил. С волками жил — по-волчьи выл… С пчелами — чистый цирк. Они ведь жестами говорят, танцами. — Забывшись, он чуть взлетел над креслом, заплескал руками, смешно покачивая головой влево-вправо.

Пиччиколо дернул увлекшегося папу за полу пиджака. Тот плюхнулся на сиденье, озираясь вокруг, утирая кепкой мгновенно вспотевшее лицо.

— Ох, я безголовый! Надо же, незадача. Видел кто аль нет? Печенюшкин? Чего молчишь? Нешто рассекретились?

— Спи спокойно, незабвенный папа, — улыбнулся Пафнутти-младший. — Вовремя я вмешался. Только кепочку твою над спинкой люди и видели. Росту в нас, по счастью, не так уж много.

Домовой еще долго сокрушался. Он разглаживал на колене влажную кепку, обмахивал красным носовым платком, чтоб скорее просохла, потом, немного успокоившись, натянул ее до самого носа и в самом деле уснул.

Дальше полет протекал без приключений. Аленка уснула еще раньше Феди. Лиза глядела на нее, уютно посапывавшую, и не заметила, как задремала сама. Из всей семьи Пафнутти бодрствовал лишь Печенюшкин. Сейчас, когда никто не глядел на мальчика, лицо его было напряженным и задумчивым.

В аэропорту Рио друзей поджидал досадный сюрприз. Их самих, кота и чемоданы таможенники пропустили легко, без малейшей волокиты. Но сумка с четырьмя картофелинами вызвала шок у бдительных стражей. Оказалось, что овощи и фрукты провозить в страну нельзя. Не помогали и документы с печатями.

— Большая опасность, синьоры и синьорины! — уверял худой контролер с длинными, печально повисшими усами. — Миллионы, миллиарды микробов! Не дай Господь завезти заразу с другого материка. Может быть эпидемия. Вы не представляете, сколько болезней порой несет в себе картофель. Если посмотреть на срезе…

Он выдвинул ящик стола, доставая складной нож, надавил на кнопку, и щелкнуло, освободившись, узкое хищное лезвие.

— Черт меня побери! — завопил вдруг по-итальянски Пиччиколо, размахивая кулаками. — Тридцать три раза и еще восемнадцать раз подряд, черт побери! В этой дурацкой стране плюют на права и свободы человека! Пинают их ногами! Втаптывают в грязь!..

Он надвигался на чиновника, оглушая скороговоркой и бешено жестикулируя. Тот, совершенно обалдевший, медленно отступал.

— Что же это такое?! — не умолкал Печенюшкин. — Я с моим обожаемым папочкой и драгоценными сестричками везу свою собственную картошку через двадцать семь стран и пять континентов! На островах Зеленого Мыса мы честно заплатили за нее! Восемь итальянских лир, мексиканский доллар и три куска советского мыла стоил нам этот отборный картофель!..

Не только сестры, но и сам папа Пафнутти глядели на взбесившегося Пиччиколо, выпучив глаза. Таможенник все пятился и наконец уперся в стол. Нож из его руки упал в выдвинутый ящик, складываясь на лету, и ящик сам собой закрылся. Усач, опасливо следивший за удивительным мальчуганом, ничего этого, понятно, не заметил.

— Частная собственность священна! — орал мальчишка. — Так пусть же пропадет она, но не достанется этим недостойным карабинерам! Не нам, так никому!

С этими словами он схватил со стола открытую сумку и мгновенно вышвырнул ее содержимое в распахнутое настежь окно.

Контролер, прерывисто дыша, перегнулся через подоконник. Маленький декоративный пруд голубел внизу. По воде его еще расходились медленные круги.

Печенюшкин подмигнул Феде и улыбнулся девочкам.

— Простите сынишку, синьор, — солидно кашлянув, вмешался Теодоро Пафнутти. — Долгое путешествие, ночные пересадки, никакого режима — поневоле сделаешься раздражительным. Вбил себе в голову, что это особый сорт. Будто бы он даст небывалый урожай и принесет сумасшедшую прибыль. Маленький коммерсант… — он ласково потрепал мальчика по рыжему затылку. — Счастливо оставаться, синьор. Сумку можете взять себе на память.

Тележку с багажом итальянской семьи вез к выходу из аэропорта огромный улыбчивый негр. Терпение его явно было безграничным. К каждому киоску с товарами (а их здесь было во множестве) сестры Зайкины — Пафнутти, впервые попавшие за границу, прилипали всерьез и надолго. Какие здесь были игрушки!.. Описать их невозможно. Да что описывать. Будете в Бразилии — непременно поглядите сами.

Прошло не менее получаса, и Печенюшкин с Федей не выдержали.

— Купим тебе все, что хочешь, — втолковывали они Аленке, прильнувшей к очередному стеклу. — И сколько хочешь. Но чуть позже. Несколько дней потерпите. Нам сейчас вагон кукол просто помешает. Веришь? А ты веришь, Лиза? Ой! А где Лиза?

Спрятавшись за один из магазинчиков, старшая сестра доставала в этот миг из кармана чуть измятый почтовый конверт. Проверив, на месте ли содержимое, Лиза быстро заклеила конверт, кинула в почтовый ящик, висевший рядом, и бросилась догонять своих.

— Загляделась, — виновато объяснила она. — Там Барби с подружками, и у каждой платьев больше, чем у нас с Аленкой вместе. Даже завидно.

— А нам вагон кукол обещали! — объявила Алена. — Где мы его держать будем, когда домой вернемся?

— Кукол подарим всем знакомым девчонкам, — Лиза махом решила сложную проблему. — Себе оставим по одной… ну по две. А вагон сдадим на железную дорогу, чтоб нам иногда разрешали в нем кататься.

Аленка задумалась. Похоже, у нее зрело другое решение. Но тут двери распахнулись, и путешественники оказались на площади, под ослепительно ярким тропическим солнцем.

Пассажиры высадились за городом, прямо посреди дороги. Удивленный таксист аккуратно составил на обочину чемоданы, забрался в машину, развернулся и уехал в своем стареньком «рено», все еще пожимая плечами.

Шоссе, непривычно ровное, и вправо и влево упиралось в горизонт. По обе стороны дороги росли высоченные пальмы. За ними были только горы, солнце и небо. Тридцатиметровая статуя Христа, возведенная на одной из вершин, благословляла легендарный город.

Рио-де-Жанейро промелькнул за окнами «рено», чужой и прекрасный — белый, синий, золотой, зеленый, зеленый, зеленый и опять золотой и белый. Магистрали, по которым неслись путешественники, огибали горы, ныряли в тоннели, уходили то вверх, то вниз под немыслимыми углами. Отдельные сравнительно ровные кварталы были редкостью.

Печенюшкин, вдыхая запахи цветов, плывущие над Рио, восхищенно крутил головой.

— Родина… — бормотал он. — Сколько же я здесь не был? Кончатся безобразия, настанет мир, покой, обязательно вернусь. Насовсем. Домик построю у залива, сад посажу, куплю лодку…

Расчувствовавшись, он дважды шмыгнул носом и неловко, смущаясь, стер со щеки слезинку.

Лиза, Аленка и Федя тактично молчали.

Впрочем, Пиччи быстро справился с переживаниями и, как заправский гид, принялся сыпать названиями улиц, площадей и памятников. Запоминать сестры, понятно, не успевали, головы у них пухли, и когда город остался позади, к сожалению примешалось облегчение.

Едва лишь такси скрылось, как с другой стороны шоссе послышался нарастающий гул мотора. Сине-белый троллейбус, испытанный друг из Фантазильи, задрав дуги к солнцу, спешил навстречу героям.

Фантолетта радостно махала руками с водительского кресла.

— Ура-а!! — закричали Лиза и Алена, хлопая в ладоши. Когда троллейбус замер перед ними, романтическая Лиза подпрыгнула и от избытка чувств чмокнула машину в лобовое стекло. Верите или нет, но на стекло сверху из-под черного резинового века наползли несколько капель влаги, тут же снятой «дворниками».

На переднем сиденье чинно разместилась четверка картоморов. Как уж они попали прямо в машину после исчезновения в пруду, сестры не знали. Тогда, в аэропорту, Печенюшкин лишь коротко заверил, в ответ на расспросы, что все будет в порядке.

Пока действительно все было в порядке.

Трехцветный кот запрыгнул в двери последним. Передней лапой он сделал движение, как бы умываясь, отчего намордник побледнел и растаял.

— Фу! — выдохнул Дракошкиус. — Если молчание — золото, я предпочитаю достойную бедность. Да еще намордник — зажим мяуканья.

— Намордник — ваша идея, — быстро возразил Пиччи.

— Ну да, согласен, — дракон развел лапами. — Мне казалось, что кот в наморднике придаст всей семье чрезвычайно законопослушный вид. Кто бы знал, что это так унизительно. Тем не менее я рад. Все собственные идеи полезно испытывать на себе же… Разрешите, я приму естественный вид не здесь, а в роще. С нами дети, девочки, а тут еще две головы полезут, крылья. Какой-то фильм ужасов.

Продолжая ворчать, Дракошкиус соскочил с подножки и скрылся в пальмовых зарослях.

Кожурка сидела среди своих, у окна, с краю. С другого боку ее крепко держала под руку некая особа. Судя по имени — Неровня и шапке серых стружек на голове, это тоже была дама. Свирепые глаза под маленькими очками, бугристый нос и корявое массивное тело со множеством неожиданных выступов и шишек симпатий к Неровне не пробуждали.

Рядом сидел Клубень, представитель Клубняка, министра безопасности. Он сильно походил на собственного патрона и даже шелушился весь, но был не желтым, а синеватым.

Последним или, если угодно, первым от прохода располагался Глазок, ловкач и пройдоха, по общему мнению картоморов. Один из любимцев Глака, специалист по особым поручениям, со всеми прочими он обращался запанибрата, с этаким дружелюбным хамством.

Алена, сидевшая напротив, разглядывала четверку, заранее распределяя роли в играх. Расстановка складывалась такая…

Кожурка — дочка, внучка, Дюймовочка, рабыня Изаура. Неровня — врач, Баба Яга, мачеха, продавщица. Глазок — Иванушка-дурачок, Принц, тренер по теннису, папа. Непонятный Клубень в крайнем случае сошел бы за больного озябшего мальчика.

— Печенюшечкин, — попросила Алена. — Достань мне, пожалуйста, пеленку из желтого чемодана, а то там замок тугой. Надо дочку запеленать, она же простыть в дороге может. Иди ко мне, маленькая, — протянула девочка руки к Кожурке.

Цвет бывшей пленницы из песочного сделался багровым. От стыда она, как могла, глубоко вжалась в мягкое сиденье, наивно пытаясь спрятаться за товарищами. А те все уже поняли.

— Как?!! — загремела Неровня. — Играть с девчонкой?! С человеком! Ей на потеху изображать мокрого писклявого младенца! Да за такое убить мало.

Руку Кожурке было уже не вырвать.

Закаменев лицами, Клубень и Неровня грянули песню.

— Идем, чеканя шаг, Дрожит коварный враг, Неведомы сомненья нам, Неведом страх! Всю нечисть картомор Повыметет, как сор, Отступникам, предателям Позор, позор!…

— Я в первом классе так же сочиняла! — восхитилась Лиза. — «Каток блистает ледяной, бежит, блестит конек стальной.» Похоже, правда?

— Издеваться над гимном картоморов?! — взвизгнула Неровня.

— Да бросьте вы, почтенная! — вмешался вдруг Глазок, до этого, казалось, дремавший. — Кожурка поступила совершенно правильно, нужно проявлять гибкость. Я сам доложу королю о ее мудром поведении.

Неровня растерянно замолчала, ослабла ее хватка, и, воспользовавшись этим, Кожурка вырвалась. Стремглав она бросилась бежать и исчезла в глубине троллейбуса, спрятавшись под одним из сидений. Алена устремилась было за ней, но Печенюшкин мягко остановил ее, привлек к себе, погладил.

— Пусть успокоится, — шепнул он. — Подружке твоей нужно сейчас побыть одной. Потом она сама к нам выйдет.

Расточая извинения по поводу своей задержки, в двери с трудом протиснулся Дракошкиус. Ухоженный, вымытый, с пушистыми полосатыми крыльями, с завитыми усами на всех трех физиономиях, он разместился на огромной скамейке сзади. В машине терпко пахнуло духами «Белая магия».

— Всем пристегнуть ремни, — обернулся Пиччи с водительского кресла. — Полетим как молния — быстро и с зигзагом. Возможны перегрузки. Готовы? Вперед!

Троллейбус взмыл вверх без разбега, с места. Земля опрометью бросилась из-под колес, пассажиров вдавило в кресла.

Набрав высоту, пилот резко развернулся и взял курс на северо-запад. Ремни натянулись, чуть не лопаясь на вираже, но выдержали. Без них пассажиров неизбежно разбросало бы по салону. Откуда-то из-под кресел мячиком вылетела Кожурка и плюхнулась на колени к Дракошкиусу. Незадачливая путешественница вскрикнула, попятилась — дракон внушал ей ужас, но тут же оступилась и упала.

Закрыв глаза, она приготовилась к самому худшему. Дракошкиус же бережно сгреб беглянку огромной лапой и, протянув ее через половину салона, опустил нечаянную добычу в подол к Алене. Забыв о принципах, Кожурка прижалась к девочке. Обе они всплакнули на радостях.

А Печенюшкин, похоже, решил выжать все соки из своей чудо-машины. Троллейбус казался мошкой, застывшей над гигантским, неспешно крутящимся глобусом. Желтые, зеленые, коричневые пространства чередовались внизу. От скорости закладывало уши. Лиза молча терпела, зная, что в этом Пиччи не переделать. В воздухе он хулиганил безудержно.

Фантолетта терпеливо искала свой новый облик. Серый деловой костюм, летнее платье, вышитое орхидеями по подолу, легкий комбинезон защитного цвета по очереди появлялись на ней, тут же уступая место следующему наряду. Остановилась фея на джинсах, голубой майке с надписью Fantazilja и тоненькой спортивной куртке.

Федя изучал карту Южной Америки.

Внимание, посадка! — объявил Печенюшкин и круто бросил машину в пике.

Глава третья

Погружение в лабиринт

— Чуть душу ты мне не вытряс, — лежа в траве, жаловался Федя.

Домовой вышел из троллейбуса пошатываясь, сразу же лег и вставать отказался наотрез. По-видимому, он просто обиделся. Остальные пассажиры, хотя и потрепанные, чувствовали себя прекрасно, осваивались с местностью.

Они приземлились на предгорье, как раз там, где пологий склон, поросший низкой и жесткой буро-зеленой травой, переходил в голые каменные отроги. Ближайшая скала напоминала грубо вытесанную из красноватого камня избушку, метров этак семи-восьми в высоту. Обладая известной фантазией, можно было различить крыльцо, три кособоких, на разной высоте, окна и даже трубу на крыше. Над крыльцом, однако, не было ничего отдаленно похожего на дверь. Зато там висел со вкусом исполненный плакат: «Заходи, пожалуйста! Тайный вход в пещеру с сокровищами ЗДЕСЬ!!!»

— И давно написано вот это… э-э… приглашение? — полюбопытствовал Дракошкиус.

— Ровно пять минут назад, — бодро ответил Печенюшкин. — Надпись появляется всякий раз перед моим приходом. Я ведь, как-никак, смотритель бриллиантов.

— А теперь, — он проворно взлетел на скалу, — взглянем на компас. — На запястье героя возник компас размером с блюдце. — Сначала нужно покачать «трубу» с севера на юг, вот, глядите, потом с востока на запад.

Массивный выступ, к всеобщему удивлению, чуть подвинулся, сначала вперед-назад, потом влево-вправо. Кусок скалы над «крыльцом» ушел вглубь и вбок, словно на невидимых, хорошо смазанных петлях. В открывшуюся дыру мог свободно пролезть даже дракон.

— Все готовы? — торопился Пиччи. — Я бы поспешил, путь неблизкий.

— А троллейбус? — Лизе не хотелось лишаться комфорта. — Вот бы на нем по пещере проехаться!

— Не пройти ему в дверь. Да и внутри — где свободно, а где и ползком придется. Дождется нас тут, у входа. Не забывай, для врагов он невидим.

— Если мне с собой рюкзачок взять, — подала голос Аленка, — я могу много еды унести. А там холодно, в пещере? А если спать, то на чем и чем укрываться?

— Молодец! — похвалил Пиччи. — На нас надейся, а сама не плошай. Рюкзаки для вас с Лизой уже приготовлены в машине. Они маленькие и совсем легкие, но все, что нужно, там есть. Таблетки куриные, котлетные, бутербродные, шоколадные, пепсикольные и даже пломбирно-сиропные. И по спальному мешку для каждой. Он легче и тоньше шелка, можно скомкать и в карман засунуть, но спать в таком даже зимой на гвоздях тепло и мягко. Там и еще есть сюрпризы на всякий случай, но, надеюсь, рюкзаки вам не понадобятся, пока мы рядом. Федор Пафнутьевич, вы с нами?!

Федя поднялся и замер, прислушиваясь к себе.

— Вроде отпустило, — проговорил он со вздохом. — Ты, Печенюшкин, еще молодой, бесшабашный, игры в тебе много. Поживешь с мое, кости начнет ломить, стыдно станет, что старика-то, ровно рюху городошную, по самолету мотал.

Пиччи деликатно промолчал, хотя, по волшебным меркам, разница в возрасте у них с Федей была вовсе не существенной. Несколько минут ушло на последние сборы, затем процессия, возглавляемая Печенюшкиным, погрузилась в черную дыру. Как только домовой, шедший последним, скрылся из виду, многотонная дверь неслышно встала на место и исчез со скалы заманчивый плакат.

Чуть позже на равнине, в нескольких километрах от пещеры, села летающая тарелка. В нижней ее части открылся люк, выдвинулся трап, и отборные головорезы воинского подразделения КУКУ, ведомые Очистком, оказались на земле.

Это была гениальная идея картоморов — придать своим летательным аппаратам вид тарелочек. На планете не утихал шум вокруг НЛО. Никому и в голову не пришло бы связывать еще одно блюдце в небесах с появлением новой враждебной силы, не имеющей отношения к пришельцам…

Исчезнув из кабинета Глака, Очисток тут же возник на окраине Мертвограда. Там, в подземном городке, разместилось несколько тысяч картоморов — специальная группа КУКУ. Это значило: Картоморская Универсальная Команда Уничтожения.

Командовал группой лихой зверюга-полковник. Подлинное имя — Стебелек — совершенно не шло ему и потому давным-давно забылось. Все знали полковника под кличкой Ловчила.

Группа КУКУ, минуя военного министра, подчинялась непосредственно королю. Но — так уж повелось — приказы Глака передавались через Очистка. Сейчас, пока король не успел опомниться и обратиться к волшебникам из Фантазильи, следовало прибрать к рукам самую страшную в государстве силу.

Чародей приказал Ловчиле по тревоге выводить группу на поверхность и разместить в просторном летающем блюдце. Пока картоморы грузились, он совершил нехитрую даже для новоиспеченного колдуна операцию — закрыл мозги «кукушат» от постороннего влияния. И все это время Очисток, раздвоив внимание, следил за мыслями короля.

Печенюшкин открыл Глаку, где находится пещера с сокровищами. Теперь об этом знал и Очисток. Но как проникнуть туда, как не заблудиться в лабиринте?..

Вот Пиччи появился у короля. Очисток, подключившись к сознанию своего государя, слышал их разговор так отчетливо, как если бы находился рядом. Сейчас, сейчас этот самонадеянный хвастун проболтается. Еще немного… Нет!

Мир звуков, окружавших Очистка, внезапно потерял глубину. Лишь мысли головорезов из КУКУ копошились вокруг на мелководье. Прислушавшись к ощущениям и чаяниям солдат, чародей с отвращением плюнул.

— Разрешаю взлет! — объявил он Ловчиле. — Курс 18А-03-39, Бразилия.

Блюдце летело уже над Адриатикой, когда в подземных казармах раздался чудовищной силы взрыв. Земля вздулась, лопнула, толстый столб огня вырвался на поверхность и опал гигантской воронкой. Даже самые искушенные военные эксперты-картоморы, облазив пепелище, поклялись бы, что группы КУКУ больше не существует. Очисток заметал следы.

Прошло немало времени, а продвижение в лабиринте пещер все еще было для Лизы с Аленой увлекательным приключением и уж никак не испытанием. Залы и галереи, по которым проходили путники, сами собой ярко освещались и, лишь оставленные позади, опять погружались в темноту.

Только раз сестры испугались. Под сводами огромной пещеры, куда они вступили после долгого пути нешироким коридором, метались с оглушительным писком тысячи летучих мышей. Разбуженные светом, они ринулись было на героев, но вдруг, немного не долетев, замерли беспорядочной грудой, повернулись, унеслись назад, отчаянно хлопая крыльями, и тьма втянула их.

— Кота почуяли, — объяснила девочкам фея.

Дракошкиус — хвост трубой, спина горбом — дышал громко и хрипло. Три пары глаз его сверкали, усы топорщились, зубы обнажились в угрожающем оскале. Когти дракона царапали камень, высекая искры.

— Успокойтесь, Мурлыка Баюнович! — закричал Печенюшкин. — Больше их, надеюсь, не встретим. Видите, как хорошо, — шепнул он девочкам. — Теперь по всем пещерам мыши попрячутся.

Невероятный, фантастической красоты мир окружал путешественников. Залы, огромные, как соборы, гроты со сверкающими ослепительными сводами, крохотные озера, в темных зеркалах которых отражались длинные сосульки на потолке, покрытые как бы белым кудрявым мхом. И такие же кудрявые, словно сахарные, столбики рядами стояли вокруг.

Фантолетта с учительскими настойчивыми интонациями читала сестрам лекцию о пещерах. От нее Алена с Лизой узнали, как неторопливо, на протяжении тысячелетий, вода, капающая вниз, образует сосульки — сталактиты и столбики — сталагмиты. Как подземные воды, пытаясь вырваться на поверхность, пробивают в толще камня длинные извилистые ходы. Как… да всего не перескажешь.

Многое Лиза слышала и раньше, но сталактиты со сталагмитами всегда путала. Честно говоря, лекция уже поднадоела ей, и едва лишь фея сделала паузу, девочка тут же ринулась в нее.

— Пиччи! — жалобно протянула она. — Помнишь, в Мертвограде у картоморов ты обещал подробней рассказать о Барабуле и как появились эти бриллианты. Давай прямо сейчас, ну, пожалуйста!

Фантолетта тихонько покачала головой, досадуя сама на себя. Ну можно ли докучать детям монотонными описаниями, без сюжета и диалогов. Да и что такое, в сущности, пещера? Как сказал один известнейший ученый исследователь, это всего лишь дырка, со всех сторон окруженная скалой.

Печенюшкин охотно откликнулся на просьбу.

— Давным-давно, — начал он, — несколько столетий назад, в жаркой восточной стране, среди пустыни, жил в небольшом оазисе бедный крестьянин Барабуля. Не то чтобы бедный, но и совсем не богатый. Были у него жена, трое детей, домик с садом, по паре волов, овец и коз да маленькое поле, которое он возделывал. Три дня в неделю работал Барабуля на хозяина и платил ему подати, три дня — на себя, а в день седьмой, как и Господь Бог, отдыхал. Жизнь текла размеренно, монотонно, да так бы и прошла, не запади в сердце крестьянина история, рассказанная заезжим купцом.

Купец говорил, что далеко в песках, на расстоянии многих и многих дней пути, затерян огромный цветущий оазис. В той земле тучные поля дают обильные всходы, а на богатых пастбищах гуляют откормленные стада. Народ там живет веселый, женщины все красивы, а дети ласковы и прилежны. А в каждом колодце под водой лежат несметные клады. Если хочешь золота или алмазов, достаточно привязать груз к ведру и зачерпнуть со дна.

Барабуля уже перешагнул серединный рубеж жизни, но долгие недели после отъезда купца ходил сам не свой. И вот, проснувшись однажды ночью, он собрал в мешок запас еды и питья, взял посох и, не оглядываясь, решительно зашагал в ту сторону, куда указывал чужеземец.

Очень долго шел Барабуля по пустыне. Изредка встречались ему скудные островки зелени, где он пополнял фруктами и водой свои припасы. Крестьянин точно держался выбранного пути и даже спать всегда укладывался ногами вперед, в направлении желанной манящей земли.

Случилось так, что молодой кочевник — араб, проезжая на верблюде среди песков, наткнулся ночью на спящего человека. Из непонятного озорства араб решил подшутить над спящим и развернул его ногами в противоположную сторону. Утром, проснувшись, Барабуля совершил молитву и продолжил свое путешествие навстречу лучезарной цели.

Долго еще скитался он, и вот, когда очередной день клонился к закату, вдали показался великолепный, утопающий в зелени оазис… Барабуля шел среди плодоносящих деревьев, и счастливые слезы текли по его пыльным, выдубленным солнцем скулам. Он видел жирные стада, спускавшиеся с холмов, высокие колосья, гнувшиеся под тяжестью зерен, видел веселых хлопотливых женщин и детей, загонявших во двор скотину.

Да, это была та земля, о которой он мечтал.

Пройдя еще немного, путник встретил дом, сходный со своим прежним, но гораздо новее и выше. Во дворе играли трое детей. Они напоминали собственных детей Барабули, хотя, конечно уж, были воспитаннее и трудолюбивей. Из дома вышла красивая статная женщина, чем-то неуловимо похожая на жену Барабули.

Войдя во двор, странник попросил напиться. Украдкой положив тяжелый камень в ведро, он попытался набрать со дна колодца немного грунта. Но ведро не достигло дна, цепь оказалась слишком коротка.

«Ничего, — подумал Барабуля, — успею. Впереди у меня вся жизнь.»

И он остался. Женщина стала его женой, дети — его детьми. До самой кончины Барабуля прожил мирно и счастливо. Пусть три дня в неделю он работал на хозяина, зато три дня — на себя самого, а в день седьмой отдыхал. Не сказать, чтобы он жил богато, но и вовсе не бедно. Дети радовали его, потом появились внуки. Все было прекрасно, лишь единственная заноза нет-нет, да и царапала душу. Часто его тянуло домой.

— Ну и ну… — протянул Федя. — История-то со смыслом. Выводы вслух делать, али каждый про себя?

— Да погоди с выводами, Феденька, — заторопилась Лиза. — Что в колодце было? Пиччи, ну же, рассказывай!

— Барабуля все-таки добрался до дна колодца, — медленно продолжил Печенюшкин. — А когда увидел в ведре несколько горстей крупных, с куриное яйцо, бриллиантов, выбросил их обратно, колодец засыпал и вырыл новый, в другом, дальнем углу своего участка. Невежественный крестьянин, он понял, однако — ничего, кроме горя и крови, несметные сокровища эти в мир не принесут. Барабуля дожил до глубокой старости и скончался, никому не открыв тайны. Он так и не узнал, что случайно набрел на богатства древнего народа гномов, обитавшего здесь тысячи лет назад. После смерти Барабули волшебники из осторожности, тайно, перенесли бриллианты в горные пещеры Бразилии. Укрытие выбрал я сам рядом с родными местами. Клад надо перепрятать надежнее, пока он не сможет послужить всем людям планеты. Так мы решили на Волшебном совете.

— Теперь понятно, — Лиза удовлетворенно вздохнула. — А кто был в Волшебном совете? Мурлыка Баюнович, вы уже были Великим Магом? Мурлыка Баюнович?! Где он?!

Путешественники оглядывались в недоумении. Конец истории застал их посередине высокого круглого зала со сводчатым потолком. Вперед и назад уходили широкие освещенные проходы. Пиччи, Федя, девочки, Фантолетта, четверка картоморов — все были на месте. Дракошкиус пропал.

Долгие годы Ларри Люгер был у жизни пасынком. Так считал он сам, и не без оснований. Единственный сын цирковых артистов — метателя ножей и плясуньи — он в три года стал круглым сиротой. Цирк тогда гастролировал в Европе, началось восстание, и родители Ларри погибли на баррикадах, в отчаянной драке за чужую свободу. Ребенка спасла тетка, полусумасшедшая гадалка. Года два они мотались по югу, как придется добывая кров и еду, пока не осели в Стамбуле.

От матери, румынки, мальчишке достались зеленые глаза с золотыми искрами, абсолютный музыкальный слух да невероятная звериная гибкость. Вот и все, пожалуй. Так, во всяком случае, утверждала тетка, сестра отца, никогда не любившая плясунью Мариулу.

Отец Ларри происходил из семьи русских эмигрантов, в чьем прошлом смешалось множество титулов, гербов и романтических историй. Покидая родину, дед Люгера и его близкие увезли с собой лишь славу и честь старинного рода. Все богатства семьи остались новой власти.

Тетка Ларри скончалась в Стамбуле, едва мальчику исполнилось семь. Она успела лишь обучить племянника классическому русскому языку да сообщить подлинную фамилию отца и — коротко — историю предков.

В последующие лет пятнадцать Люгеру было не до наследства, тем более о русских ругательствах тетушка умолчала. Драки с такими же, как он сам, беспризорниками, красные, ледяные, вечно жирные от рыбы пальцы, первая шайка, сколоченная девятилетним главарем… Примерно тогда он поставил памятник тетке — белого мраморного ангела, украденного с чужой могилы.

Пьяница-каменотес уверял мальчишек, что в нем погиб великий художник. Вероятно, он не врал, так как за горсть пиастров, ничуть не испортив, неузнаваемо переделал надгробие. Полиция могла не беспокоиться.

Все, что удалось скопить за два года, Ларри оставил кладбищенскому сторожу, наказав заботиться о теткиной могиле. В ту же ночь на борту трехмачтового парусника он юнгой отплыл к австралийским берегам. Суда этого типа назывались люгерами. Так в плавании у мальчика появилась кличка, ставшая потом фамилией. «Ларри Люгер» — звучало неплохо. Впоследствии, когда пистолет системы «люгер» сделался любимым оружием Ларри, он еще раз убедился в жестоком остроумии судьбы…

Ныне прах графини Епанчиной-Ростопчиной покоился под Парижем на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа. Неизвестно, чью могилу осенял теперь белый ангел на стамбульской окраине. Над останками же тетушки склонялась скорбящая Богоматерь, изваянная из итальянского мрамора первым скульптором мира.

Узнать, где лежат родители, Ларри, не жалевшему миллионов, так и не удалось. Знаменитое детективное агентство разыскало пока на всей планете лишь одного, очень дальнего, родственника Люгера. Джон Кузмиш Косоголовый — так его звали. Надежный, непьющий, исполнительный и к тому же забавный, он стал помощником Ларри в делах, не требующих особого ума.

Вертолет подобной конструкции появился в небе Бразилии впервые. Это был опытный образец, изготовленный японо-американскими совместными лабораториями в условиях невероятной секретности. Но Ларри не любил чужих секретов. Все, что могло пригодиться империи гангстеров, скупалось или похищалось людьми Люгера на всех континентах.

«Опаздывать нельзя, — любил повторять Ларри. — Опоздавший неизбежно проигрывает. А поскольку жизнь — жестокая штука, то проигравший выбывает насовсем.»

Небывалых размеров машина летела беззвучно, с огромной скоростью, мгновенно при необходимости меняла окраску и обладала еще кучей необычных возможностей. Внутри вертолета был даже роскошный пассажирский салон.

Низкий столик разделял собеседников. В дымчатом хрустале бенгальскими огнями пылали гладиолусы. Люгер, откинув голову, с интересом изучал Косоголового, частично заслоненного цветами.

В пятнистом маскировочном комбинезоне, без усов бандит выглядел почти нормально. Несколько портил дело ярчайший желтый берет, плотно обтянувший оригинальную голову.

— Все бабочки Южной Америки соберутся на твоей башке, — убежденно проговорил Ларри. — Если так и задумано, посвяти меня, пожалуйста, в свои планы до конца.

— Это для души… — Косоголовый покраснел, что под желтым беретом получилось особенно эффектно. — Душа ведь женщина, ей нравятся безделки… В редкие свободные минуты я тоже имею право на личную жизнь, босс.

Он снял головной убор и мгновенно вывернул наружу пятнистой, как и комбинезон, изнанкой. Ларри придирчиво оглядел помощника, но больше изъянов не обнаружил.

— Не пойму одного, хозяин, — робко заметил Косоголовый. — Почему на большое дело мы летим только втроем? А вдруг будет нужна подмога?

— Меньше народу — меньше свидетелей, — спокойно объяснил Люгер. — Остальное тебе незачем знать. Лучше объясни, — он лениво потянулся, — зачем тебе богатство?

— Если не будете смеяться, расскажу все, — пообещал бандит.

Ларри изобразил серьезное внимание.

— Неподалеку от нас продают остров. Тоже около Мадагаскара. Недорого, по случаю. Два миллиарда. Хозяин, султан, сильно проигрался, залез в долги. Вместе с островом уступит и титул. Но откуда у меня такие деньги, босс? — Косоголовый вспотел от волнения.

— Даже если собрать все, что накопил у вас на службе, подзанять у Ужастика и загнать любимый авианосец — и то не хватит. Да и на жизнь надо оставить до получки.

— Ну, а дальше? — недоумевал Люгер. — Купил остров и все?

— Дальше самое главное, — Косоголовый уставился в пол от смущения. — Султану по должности положен гарем. Много жен. Двадцать, или двести, или две тысячи. И все родят мне детей. Таких же косоголовых. И я буду не один на свете… Поверите, шеф, девушки не ходят со мной даже в кино. Я в своей жизни ни разу не целовался. А ведь я неплохо пою и даже умею подыгрывать себе на гитаре красивым звуком…

— Остров Косоголовых… — задумался Ларри. — И все, как один, потомки русской княгини. Кошмар… то есть, оригинально, безусловно оригинально.

— Не топчите мечту, босс — прошептал гангстер.

— Ну что ты! — Люгеру стало неловко. — Я даже готов помочь материально. Независимо от исхода нашей экспедиции. Только не приглашай в крестные отцы, а то у меня не останется времени для работы…

— Подходим к цели, мой господин! — из динамика разнесся голос Ужастика, сидящего за штурвалом.

Ларри Люгер считал необходимым знать о своих сотрудниках все. История Ужастика была трагична. Как-то в молодости он с лихими друзьями отправился грабить банк в веселом городе Гамбурге. На голову для маскировки гангстер натянул два плотных капроновых чулка — один на другой. Набив саквояжи деньгами, бандиты покинули здание, но наткнулись в дверях на полицейскую засаду. Ужастик — впрочем, тогда его звали иначе — сумел пробиться к машине, не бросая тяжелую сумку. Уже на сиденье выхлоп из огнемета коснулся его лица легким вспененным черно-алым языком. В тот же миг гангстер захлопнул дверку и с места взял убийственную скорость. Полицейские машины взвыли, устремившись в погоню.

Налетчик сумел уйти от полиции, выжил, несмотря на страшный ожог, и даже сохранил зрение. Но расплавленный капрон въелся в кожу навсегда и сделал лицо грабителя жуткой глянцево-коричневой маской. Горько обиженный на судьбу, Ужастик не нашел в себе сил бросить преступное прошлое. Вредный для общества, он повышал и повышал свой бандитский опыт. В конце концов он, профессионал-одиночка, прибился к синдикату и, сделав быструю карьеру, стал правой рукой хозяина.

Вертолет стоял на траве близ скалы, напоминавшей дом. Ларри возился с мощной, компактной, размером с пылесос, лебедкой. Косоголовый наверху цеплял к выступу-«трубе» тонкий стальной трос. Ужастик бродил вокруг, раздвигая жесткую траву носками высоких ботинок со шнуровкой, и подозрительно принюхивался.

— Хозяин, — подал голос Косоголовый со скалы, — интересно, как Старый Джентльмен управлялся с этой каменюгой. Ее в одиночку и на волос не расшатать.

— Воспользовался отдачей от выстрелов, — отозвался Ларри. — Мужик был толковый, не чета некоторым. Закрепил? Включаю.

Выступ накренился со скрежетом.

— Господин Люгер! — Ужастик стоял перед Ларри, засунув руки в карманы. — Здесь кто-то был. Совсем недавно. Вы же знаете мой нюх.

— Если нас опередили!.. — хозяин вскочил в ярости.

— Нет, босс, оттуда никто не выходил. Головой ручаюсь. Зато внутри могут быть веселенькие сюрпризы.

Лицо бандита походило на каменную маску, но интонация выдавала настороженность.

— Что ж, — скривился Люгер, — придется брать с собой весь арсенал. Фонарей не включать, надеть очки ночного видения. И давайте закончим с этой чертовой скалой. Ужастик, тащи лебедку наверх…

В полной темноте гангстеры двигались в глубь пещеры, тихонько переговариваясь.

— Кто остался за вас в конторе? — беспокоился Косоголовый.

— Чарли Бимбом, — коротко ответил Люгер.

— А если он сам решит стать боссом?

Ларри рассмеялся.

— Если через две недели я не сяду в свое кресло, три сейфа в разных частях света будут открыты. Документы синдиката лягут на стол Интерпола и полиции двенадцати крупнейших держав. Вся верхушка нашей организации полетит к чертям, да и сама империя рухнет. Чарли знает об этом. Вряд ли кто-то захочет сместить меня.

— В нашем бразильском отделении ребята предупреждены, — продолжал Люгер. — Три дня они ждут от меня вестей. Если не дождутся, на исходе третьих суток сюда вылетает команда «икс». Крутые парни, весельчаки, как на подбор. Так что оснований для беспокойства нет.

— Тоннель раздваивается, мой господин, — предупредил Ужастик, шедший первым. — Куда нам?

— Налево, — Ларри сверился с картой. — Должен быть узкий пологий спуск.

— Точно, — гангстер повернул, продолжая принюхиваться. — Те, кто впереди нас, свернули сюда же. Похоже, карта есть и у них. Не измена ли, босс? — он помолчал. — И вот что странно, запах какой-то… — Ужастик запнулся, подбирая слово, — нечеловеческий, что ли?..

Глава четвертая

Проигравший выбывает насовсем

Читатель, возможно, задал уже себе справедливый вопрос. Почему Очисток с группой КУКУ, вылетев из Мертвограда к пещере вечером, вскоре после подписания договора, прибыл туда позже, чем экспедиция Печенюшкина? Неужто летающие блюдца так тихоходны?

Ничего подобного! Сутки с половиной Очисток потерял совсем по иной причине.

Тарелка бодро летела над Гибралтаром. Очисток в капитанской каюте занимался самоизучением. Он успел превратиться по очереди в шаровую молнию, самурайский меч, пулемет, бомбу и электродрель, а сейчас для разнообразия перевоплотился в незабудку на столике в горшочке.

В дверь негромко постучали. Чародей собрался принять естественный вид, но, к ужасу своему, понял вдруг, что не может этого сделать.

— Ваша тайность! — из-за двери послышался голос Ловчилы. — Подлетаем к Атлантике. На месте должны быть через два часа шестнадцать минут. Но ожидается шторм, гроза, магнитная буря. Желательно приводниться и переждать… Ваша тайность?!!

Стук повторился еще и еще раз. Все громче, все настойчивей. Очисток-незабудка в отчаянии раскачивался в своем горшке, но это было единственным, что ему удавалось.

Полковник раздумывал недолго. В замке послышался скрежет отмычки, дверь распахнулась, и Ловчила ворвался в каюту.

Быстрый, но тщательный осмотр убедил его: Очистка нет.

С тем же результатом картоморы обыскали весь корабль.

Буря надвигалась.

Тогда полковник принял единственно разумное решение. Он приказал опустить блюдце на воду, лечь на дно и ждать, когда окончится шторм. Если к тому времени Очисток не появится, выполнить задание и уже в Бразилии связаться с Глаком.

Несколько раз чародей предпринимал попытку обратного превращения. Просто так, чтобы что-то делать. Теперь он был почти уверен — первая доза эликсира оказалась бракованной.

«Ничего, — думал Очисток угрюмо, расшатывая в земле корешки. — Я всегда сумею выпрыгнуть на пол и умереть достойно. Любопытно, сколько продлится агония? Если повезет, удастся погибнуть быстро — под ногами Ловчилы.»

Над столом висели часы. Сейчас по картоморскому времени было два — глубокая ночь. Очисток любил точность. Он решил повторять попытки по возвращению облика каждые пятнадцать минут.

В начале четвертого чародей задремал и очнулся лишь около восьми утра. Отдохнувший, он затрепетал листочками, сгоняя остатки сна. Попробовать еще раз?..

Прежний Очисток стоял на полу! С горделивой нежностью он рассматривал в зеркале длинное желто-бурое тело, уродливую, белесую голову и неопрятную бахрому влажных очистков у шеи. Свою, вчера еще ненавистную, внешность он не променял бы теперь на другую за все сокровища мира.

Прежде всего чародей сотворил из воздуха глиняный горшочек с незабудкой, с размаху разбил его об пол и сладострастно растер ногой по шероховатым плиткам несчастное растение.

«Что дальше?» — Очисток успокоился. Совершенно ясно — самоизучение придется продолжить.

Он вызвал полковника, похвалил за разумные решительные действия и туманно объяснил свое исчезновение интересами государства. Затем тайный советник приказал Ловчиле до особого распоряжения держать корабль на грунте и его, Очистка, не беспокоить ни под каким видом.

Экспериментировать с самим собой чародей больше не решался. Теперь он каждые пять минут превращал зеркало на стене в яркий, сияющий глянцем плакат. На плакате был изображен сам Очисток с короной на голове, попирающий ногами земной шар.

Налюбовавшись всласть, картомор неохотно превращал плакат в зеркало.

Время тянулось медленно, по-черепашьи, подгоняемое толчками минутной стрелки. Диковинные рыбьи морды тыкались в иллюминаторы. Порой из коридора слышались осторожные шаги «кукушат». Очисток ждал. Часы и зеркало-плакат. Все остальное для него не существовало.

Стоп! Плакат висел над умывальником, не желая становиться зеркалом. Одиннадцать ноль пять. Вечер. Сумасшедшая догадка заставила чародея подскочить. В волнении он забегал по каюте.

Да. Похоже на правду. Но проверку необходимо довести до конца. Усилием воли Очисток заставил себя опуститься на диван и продолжить тупую утомительную работу.

Одиннадцать десять. Одиннадцать пятнадцать. Одиннадцать двадцать… Час ноль пять… Три ноль пять… Шесть ноль пять…

Семь ноль ноль! Зеркало в кованой металлической раме отразило торжествующую физиономию Очистка. Все оказалось просто до смешного.

Издавна, указом короля, с одиннадцати до семи картоморам строго предписывалось отдыхать. Создавая эликсир, ученые неосознанно учли это официальное правило. Если задуматься, они поступили так не зря. Во сне, потеряв над собой контроль, каких только страшных дел не может наворочать волшебник…

«Глупцы, — усмехнулся тайный советник. — Можно раз и навсегда заколдовать себя на время сна и не бояться сюрпризов. Потеряно время. Да и теперь каждые сутки восемь часов придется отсиживаться в какой-нибудь безопасной дыре. Счастье, что, кроме меня, никто об этом не знает.»

В следующий миг Очисток возник у пульта управления.

— Встать! — заорал он дремавшему Ловчиле. — Делаю вам замечание, полковник! Поднимаемся с грунта, всплываем, взлетаем. Курс прежний — Бразилия!

Картоморы высадились в лесу, неподалеку от цели. Летающую тарелку с сотней охранников надежно спрятали среди деревьев. Остальные «кукушата», Ловчила и Очисток стремительным броском переместились к пещере.

Каменный монолит не поддавался мысленным усилиям Очистка. Здесь явно поработали иные силы, еще более могущественные, чем он сам. Оставалось только ждать. Картомор был убежден: случай всегда приходит на помощь терпеливому. И уверенность не обманула его. Группа КУКУ не услышала еще далекое жужжание вертолета, а Очисток уже знал о его пассажирах все.

Карту пещер, путь в лабиринте чародей видел глазами Люгера так же ясно, как своими собственными, и запомнил мгновенно и навсегда.

«Отныне, — четко командовал Очисток, — вы невидимы для людей. Первая тысяча стягивается у входа. Я иду впереди, полковник Ловчила — замыкающий. Как только дверь начнет открываться, проникаете внутрь и — за мной. Двигаться будем резво, — он жестко усмехнулся, — советую не отставать. Остальным отползти на сто метров, окружить пещеру, спрятаться, ждать инструкций. Все. Выполнять!»

Операция прошла быстро, успешно, слаженно. Бандиты, при всем своем опыте, не смогли обнаружить картоморов, к тому же возглавляемых колдуном. Если б не поразительный нюх Ужастика, все получилось бы идеально. Но эта частность, считал Очисток, значения не имела.

Беспокоило другое. Приближалось время «Г», как окрестил его чародей — одиннадцать часов по-картоморски. До семи утра предстояло переждать. Сейчас группа КУКУ — Очисток чувствовал это — находилась от экспедиции Печенюшкина не более, чем в часе пути. Ближе подступать, пожалуй, не стоило. ПОКА не стоило. Картомор не забывал: главное — терпение.

Дракошкиуса искали долго. Кричали. Печенюшкин и Федя возвращались назад, забегали вперед, заглядывали в боковые проходы. Фантолетта охраняла девочек. Встревоженные картоморы сбились в кучку, оглядывались по сторонам. Наконец команда, без дракона, вновь собралась вместе. Все смотрели на Пиччи, но и он казался совершенно растерянным.

Алена с горя решила подкрепиться. Раскрыв рюкзачок, девочка полезла туда за котлетной таблеткой и вдруг наткнулась на лист бумаги, свернутый в трубку.

— Ты мне что подложила, Лизочкина? — заныла она. — Мне, между прочим, и так тяжело. — Алена развернула лист. — Ой! Кто это так красиво пишет — ничего понять не могу!

Лиза осторожно вытянула бумагу из пальцев сестры. На плотном голубом листе черной тушью твердым почерком со множеством завитушек было начертано послание:

«Драгоценные друзья мои!

Мурлыка Дракошкиус.»

Случилось непоправимое. Всю жизнь я считал себя драконом, пусть и не совсем обычной наружности. И вот, к ужасу моему, при виде летучих мышей ум, честь и совесть почтенного некогда М. Б. Дракошкиуса исчезли, растворившись без следа в бездне дремучих инстинктов. Зов кошачьих предков туманит головы, кипятит старческую кровь. Летучий кот отправляется на охоту. Не смею умолять о прощении. Завершив расправу над презренными писклявыми тварями, я незамедлительно появлюсь, дабы склонить перед вами повинные головы.

Некогда спутник ваш, а ныне недостойный отщепенец

— Вот-те на! — Федя был возмущен беспредельно. — Три головы, а ума ни на грош. Дезертир он, вот кто! Ответит за все на совете магов.

— Это моя вина, — поднял голову Печенюшкин. — Должен был предвидеть — коту с мышами не ужиться. Но не волнуйтесь так уж сильно, поохотится и вернется. Должен вам сказать: голос крови — сила неумолимая.

— Как-то со мной был похожий случай, — оживился Пиччи. — Попал в Африке к дикарям в лапы. А я тогда изображал англичанина — путешественника. Пробковый шлем, стек, монокль, сигара. Ну, понятно, привязали к дереву. Рядом костер разожгли, котел повесили. Водичка греется, дикари пляшут перед ужином. Вот пар заклубился, отвязали меня и в котел — бултых! Прямо в одежде. Сигара, конечно, погасла. Лежу, варюсь, но монокль удерживаю. Дикари танцуют. А в хижине пленники подкоп заканчивают. Полчасика оставалось покипеть, они бы спокойненько убежали.

И тут подходит вождь к котлу — похлебку понюхать. Нет бы потерпеть обжоре старому. А в руке у него банан, огромный, спелый. Кожура наполовину отогнута, запах — умереть! Даже сквозь пар его чувствую. Я бананов год, наверно, не ел, все дела, дела… В голове помутилось, прыг из котла, банан хватаю — и в рот. А монокль удерживаю. Вождь как заорет! За ним остальные — одни на землю попадали, другие врассыпную. Несколько дикарей у хижины оказались, а там из ямы как раз пленники-бедняги мои лезут. Похватали их людоеды, связали и обратно в хижину. Подкоп зарыли, часовых поставили — уже не сбежишь. Вот так вот. Бананов, видите ли, обезьяне захотелось. Все голос крови… Вы уж, Федор Пафнутьевич, Дракошкиуса не судите строго.

— А что же с пленными? — с интересом спросил Глазок. — Пали во цвете лет?

— Зачем же? — удивился Печенюшкин. — Дикарей усыпил, пленных освободил. Увел в безопасное место, все нормально. Вот только вождь людоедов умом тронулся с тех пор. Как банан увидит, кричит — и наутек… А бананов там было — прорва… — закончил он мечтательно.

— Ваши рассказы чаруют, — промолвила Фантолетта. — Как жаль — пора, наверное, двигаться? Далеко ли еще, Пиччи?

— Не сказать, чтобы близко, — осторожно ответил герой. — Прошу за мной. Еще два-три часа, а там остановимся на ночлег.

Процессия устремилась вперед.

— Я тоже хочу один бриллиантик или три, — заявила неожиданно Алена. — Мне дадут? Я два маме подарю на сережки, а один поменяю во дворе на вкладыши для жвачки. У Оли Пивоваровой пять менных, каких у меня нет. Лиза, а ты как думаешь, отдаст она пять вкладышей за один бриллиант?

— Камни большие? — деловито обратилась Лиза к Печенюшкину.

— Не меньше грецкого ореха, — тот лукаво покосился на сестер.

— Значит, так, Аленка… — Лиза что-то высчитывала. — Так… Минуточку… Если одну резинку покупать за семь рублей, будет ровно миллион резинок. А может, два, — добавила она неуверенно.

— Ура! — восхитилась Алена. — А мы столько съедим?

— Если в день по две, — прикинула старшая сестра, — то на двоих — четыре. В год примерно полторы тысячи. Лет на семьсот хватит.

— Ну-у, — протянула младшая, — тогда уже зубы выпадут. Давай половину подарим. Ты не обидишься?

…Печенюшкин шел впереди. Следующей шагала Лиза, потом Аленка, Фантолетта, картоморы и Федя. Подземный мир с готовностью расступался перед ними. Казалось, ничто не предвещало опасности. Федя, вытянув трубочкой губы, тихонько насвистывал модную в Фантазилье новинку — «Танго домового».

— Может, перекусим, хозяин? — нарушил молчание Косоголовый. — Бульонные кубики, шоколад, прессованная черная икра. Груз компактный, а силы восстанавливает — лучше некуда.

Ларри взглянул на свои часы — номерной «Ролекс».

— Ты же обедал в воздухе, шесть часов назад. Что он ел, Ужастик?

— Паштет из осетрины, слоновью отбивную с гороховым пюре, литр морковного чаю, два килограмма мятных пряников и пудинг «Монблан» с соусом сабайон и наливкой из черешен. — Ужастик был еще и поваром экспедиции. — Меня всегда поражал вкус этого господина. Соус сабайон прекрасен к пудингу «Ришелье», терпим с «Сан-Суси», но поливать им «Монблан»! Это так же чудовищно, как смешивать керчо и кирсень в одной тарелке.

— У тебя запас еще на сутки, — решительно заявил Люгер. — Можешь и потерпеть.

— Я должен нормально питаться, — не унимался Косоголовый. — Моим будущим детям необходим здоровый отец. Кто еще поставит их на ноги, даст образование, научит владеть оруж… музыкальными инструментами?

— Да, — вспомнил Ларри, — остров Косоголовых… Дети под угрозой. Что ж? Хочешь есть, Ужастик?

— Как скажете, мой господин, — равнодушно откликнулся бандит. — Теперь, через час, через день — мне почти безразлично. У нас только консервы, выбор ограничен. Если желаете, в течение пятнадцати минут могу подать суп из телятины по огородничьи, черепаховый с клецками из раков, консоме «Дипломат» с цыпленком и грибами. На второе — окорок по-гречески, мясо оленя под брусничным соусом, мексиканские…

— Глоток тоника, — перебил Ларри, — и кусок любого мяса. Хотел бы я знать, как ты все это таскаешь?

— Наука не спит, господин. Пища готовится, высушивается, прессуется в особых условиях и в таком виде почти не имеет ни объема, ни веса. А когда разогреваешь, вбирает из воздуха все, что утратила. Могу предложить также следующие закуски и напитки…

— Хватит! — прервал Люгер. — Не то Косоголовый сожрет все, что ты перечислишь. Дай ему кофе и пару бутербродов. Спать еще не скоро. Пошли. Найдем удобное место, там остановимся.

На земле и в воде картоморы чувствовали себя одинаково удобно. «Кукушата» спрятались на дне крохотного озера, готовясь дождаться и пропустить вперед Ларри Люгера с его людьми. Очисток и Ловчила схоронились за массивными колоннами, полукругом обступившими водоем.

Крошечные часы на руке чародея — теперь он не расставался с ними — чуть слышно прозвонили одиннадцать. И лишь тогда Очисток сообразил, что не успел опять, как и при входе в пещеру, сделать себя и свой отряд невидимыми. Так, на всякий случай.

Но было уже поздно.

— Босс, — нетерпеливо зашептал Косоголовый, — вот чудное местечко. Грот, озеро, колонны. Сама природа подсказывает усталым путникам: здесь уголок отдохновения. Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен.

— Цитата? — усмехнулся Ларри. — Знакомиться с девушками ты должен голодным. И оставаться в таком состоянии хотя бы вечер. Никогда не позволяй им видеть тебя за едой, а также после. Разрушишь все, чего добьешься. Ладно, привал.

Бандиты расположились прямо у воды. Ужастик вынул походную печь на батарейках и несколько плоских коробочек. Косоголовый суетился рядом, изучая этикетки. Люгер, привалившись к стене, спал с открытыми глазами. С детства он привык выжимать, как губку, любую случайную паузу. Зато в постели Ларри проводил не более двух часов в сутки. Конечно, если это позволяли неспокойные гангстерские дела.

— Пару бутербродов, — бормотал Ужастик, — и кусок любого мяса. Попробуй, выбери. Что у меня тут? Холодный петух по-крымски, телятина Ренессанс, улитки всмятку…

— Улитки всмятку! — облизнулся Косоголовый. — Обожаю. Тащусь от улиток всмятку. Скорей доставай приборы.

Люгер сидел все так же, спиной к стене, но в левой его руке, как бы сам собой появился странный предмет, напоминавший маленький дамский браунинг с непривычно коротким, очень широким стволом. От посторонних глаз, если б кто и мог видеть в темноте, предмет этот был скрыт телом гангстера.

Кисть Ларри изогнулась, теперь дуло было направлено вверх. Легкий хлопок, вспышка, и к своду пещеры прилепился ком белого ослепительного огня.

Еще до выстрела Ужастик выдернул из рюкзака два необычной формы автомата. Один из них мгновенно подхватил Косоголовый.

В момент вспышки все трое стояли уже бок о бок, с оружием в руках. С тыла их надежно защищала стена. Ночные очки при свете меняли назначение, необыкновенно усиливая четкость окружающего. Пуленепробиваемые стекла предохраняли глаза от случайных осколков.

«Улитки всмятку» были сигналом опасности. Это нелепое сочетание не раз спасало жизнь Люгеру и его друзьям. Сейчас угрозу первым почувствовал Ужастик — гений обоняния.

Бирюзовая вода, колонны в розовой каменной пене, синие глубокие тени от них. Тишина.

— Где? — шепотом проговорил Ларри.

— Озеро, — Ужастик почти не разжимал губ. — В воде и там, за колоннами. Это не люди. Не понимаю кто. Сейчас нападут.

— Ждать не стоит. Давай.

Косоголовый, сжимавший в левой ладони твердый зеленый шарик, щелчком, словно окурок, запустил его в воду.

Озеро вспыхнуло, пар столбом устремился вверх, рассеиваясь под сводами. Одежда бандитов мгновенно отсырела. Лицо и руки покрылись мельчайшими капельками оседавшей влаги. Очки не мутнели — Ларри не зря платил своим изобретателям.

Пламя погасло. Сухое дно в несколько слоев покрывали картоморы. Бурые уродцы и гангстеры, не скрывая взаимного отвращения, рассматривали друг друга. Поняв, что драки не избежать, Очисток, сам, впрочем, оставаясь за колонной, отдал приказ к наступлению.

«Не увлекайтесь! — подчеркнул чародей. — Они нужны мне живыми.»

Двумя шевелящимися языками войско поползло со дна, пытаясь взять бандитов в клещи.

Ларри Люгер умел все делать быстро. Очень быстро. Главное удовольствие в жизни доставляли ему не деньги, не роскошь, не власть. Все это было лишь следствием захватывающей игры со старухой в саване. Когда смерть подступала вплотную, костяное лицо ее превращалось в другое, пугающе прекрасное, а глаза дурманили необъятной морозной синью.

Ларри знал, если он погибнет, кончится все. Настанет тишина, покой, мрак. Проигравший выбывает насовсем. Эта фраза из детской забытой считалочки не оставляла его. И сейчас, когда Люгер быстрее компьютера прокручивал варианты, перед ним вновь мелькнул жадный просверк взметенной косы, безумное, неземное лицо, и ноздри его на немыслимо краткий миг обжег чистый морозный воздух.

Не пытаясь объяснить себе, откуда пришло наитие, Ларри выхватил из специального футляра на поясе баллон с кислородом, сжатым до адского давления, метнул его в гущу уродцев и всадил в баллон короткую автоматную очередь. С опозданием в считанные доли секунды то же проделал и Ужастик.

— Гранаты! — крикнул Ларри, падая за каменный выступ.

Косоголовый, в свою очередь исчезая за камнем, отправил вслед за баллонами пару осколочных.

Грохот ударил в уши, и все стихло. Многоопытный Ужастик высунул из-за скалы перископ и глянул на поле боя.

Это была победа. Бурая корка на полу и стенах, словно высохшая каша, вот и все, что осталось от лютого воинства Очистка. Сам чародей и полковник Ловчила стремительно удирали боковым коридором. Встреча с профессионалами нанесла группе КУКУ жестокий урон.

— Как вас осенило, хозяин? — невозмутимый Ужастик сейчас был явно удивлен. — Гранаты — понятно, но почему кислород?

— Спроси, что полегче, — отмахнулся Люгер. — Наверно, подумал, что этим тварям не по душе чистый продукт. Ну что, будем ужинать?

Глава пятая

Тень Старого Джентльмена

— Конечно, будем! — с готовностью отозвался Федя. — Давно пора. Что у нас, ребята в рюкзаках? А ну, вываливай!

Поесть предложила Лиза, почувствовавшая внезапно и усталость, и голод. Возражений не было. Вскоре вся компания сидела за чудом появившимся столом.

— Перчика не вижу, — бормотал Федя с набитым ртом. — Пресновато что-то. Тут может помочь только перец.

— Старый? — машинально спросила Лиза.

— Почему старый? — удивился домовой. — Молодой, старый — какая разница? Черный молотый перец.

— Просто вспомнила вдруг сейчас, — улыбнулась девочка. — Год назад, в день рождения Аленкин это было. Старичок один ненормальный у нас во дворе мне сказку рассказывал. Его потом санитары связали и увезли. На вертолете скорой помощи. А он все вырывался и мне кричал. Такую ерунду! «Запомни — старый перец! Помочь может только старый перец!»

Печенюшкин подскочил на стуле.

— Как?! — воскликнул он. — Старый перец! Так вот в чем дело! Брахнамур все же успел пробиться к тебе! Рассказывай! Стой!.. Он давал тебе что-нибудь?

— Какой-то камень дурацкий. Совсем некрасивый. Велел беречь и никому не показывать. Я его сто раз хотела выбросить, да неудобно.

— Где камень?! — разволновался Печенюшкин.

— Дома… — растерялась Лиза. — В коробке со всякой всячиной. Нет… Я ж его в карман сунула. В то утро. Ну, утром того дня, когда мы на драконе из дому улетели. Сколько уже прошло? Как три дня? Всего?.. Короче, я утром сочиняла, — она смутилась, — ну, вы знаете что.

— Озонно-парниковая эффектная дыра… — ехидно пропела Алена, прыгая на одной ножке.

Лиза поморщилась, но связываться с сестрой не стала.

— В общем, сквозняк был, листы разлетались, я их камнем прижимала. Потом собрала, а камень в карман сунула. Хотела убрать в коробку, но сперва забыла, а потом все это началось с картоморами, — она порылась в карманах джинсов. — Вот он!

Печенюшкин бережно взял невзрачную белесоватую гальку, похожую на небольшой мандарин, отошел к стене и с силой ударил камнем о выступ. На поверхности гальки зазмеилась трещина.

— Глядите! — мальчуган вернулся к столу.

Он вставил в трещину острие ножа, повернул, белесая скорлупа упала на скатерть, и…

Общее «Ах!!» раздалось в пещере.

На ладони Пиччи сиял огромный бриллиант. В каждой его грани, ослепляя, взрывались сотни маленьких радуг.

Алена отодвинула недоеденный кусок и, вытянув шею, привстала.

Картоморы, оставив приличия, забрались на край стола.

Федя в восторге беззвучно шевелил губами, возможно, перешел на рыбий язык.

Фантолетта тоненько присвистнула и смутилась.

«И ЭТО целый год валялось у меня на столе?!» — пыталась сказать Лиза, но на букве «Э» зациклилась. Получалось: «и-э… и-э… и-э…»

— Пора кое-что объяснить, — Печенюшкин заботливо похлопал девочку по спине, уняв заикание. — Расскажи, Лизочек, как было дело. А дальше я продолжу.

Повторять Лизину историю мы не будем, тем более, что прошлогодние события во дворе дома номер 7 по улице Весенней уже известны читателю.

Когда девочка закончила, вступил Печенюшкин. Начало его рассказа читателю также знакомо. Помните легенду, что слушал в своем кабинете Ларри Люгер? Конечно, помните? Чудесно. Правда, Пиччи рассказывал короче, веселее, а его собственная роль в спасении детей Гокко, укрощении ведьм и восстановлении незаурядных способностей цветка пинго как-то ушла на второй план.

— Понимаете, — жаловался Печенюшкин, — я вечно в разъездах. Хотелось подстраховаться, поручить заботу о бриллиантах надежным людям. К тому же родственник — названый брат. Я шепнул Гокко, что — среди людей — назначаю его, а после — каждого старшего в роде хранителем сокровищ. Если камни понадобятся людям всей Земли для общей благородной цели, глава рода должен произнести заклинание. Тогда прозрачная башня, скрывающая бриллианты в глубине пещер, откроется. Если род Гокко угаснет, последний его потомок должен передать эстафету достойнейшему из известных ему людей.

С тех пор минуло четыре века. И вот в двадцатых годах нашего столетия хранителем тайны стал Боб Уоррен из штата Невада.

После кончины отца юному Бобби достались серебряные рудники, ранчо в Техасе и плотный пакет в сургучных печатях. Непонятно, как потомок индейского вождя стал американцем? Все очень просто. Порой старшими в роде оказывались дочери, а они, естественно, принимали фамилии мужей. Где только не живут потомки моего названого братика! — Печенюшкин подмигнул девочкам.

Бобби изучил содержимое пакета на добрую сотню раз. Ни в сказки, ни в заклинания он не верил, но карта четырехсотлетней давности внушала невольное уважение. Молодой Уоррен потерял голову, сон, аппетит и — первый из многих поколений хранителей — решил все проверить сам…

До пещер оставался день пути, когда Бобби приказал проводникам остановиться и разбить лагерь. Сам он, взяв двух лошадей и необходимое снаряжение, отправился дальше, наказав ждать его не менее недели.

Увидев скалу, похожую на дом, Бобби воодушевился. Самым трудным делом было раскачать каменную трубу наверху. Для этой цели Уоррен приготовил старинное кремневое ружье, стрелявшее с отдачей, способной повалить быка.

Не буду утомлять вас, описывая приключения Бобби в пещерах. Достаточно сказать, что он достиг цели. При свете факела прозрачная башня и гора бриллиантов внутри нее представляли фантастическое, незабываемое зрелище.

Произносить заклинание Уоррен не стал. В старой легенде говорилось: стена упадет, когда клад потребуется всем людям планеты для общего благородного дела. Насмотревшись вдоволь на чудо, Бобби пустился обратно и скоро достиг выхода.

Неотвязная мысль владела им. Юноша хорошо помнил ту часть легенды, где дождь бриллиантов с шеи маленькой Коломбы канул в расщелинах скалы.

С невероятными трудностями, несколько раз едва не сорвавшись, Бобби забрался наверх. Ведьм юноша не встретил, а там, где некогда тянулись к солнцу волшебные бутоны, возвышался куст из зеленоватого камня. Куда делось племя, окаменел ли сам цветок пинго, или это была работа искусного мастера — ждать ответов было неоткуда.

Однако Бобби, дотошный, как истый американец, не пожалел на поиски двух дней, рискуя опоздать в лагерь проводников. Он перерыл всю землю, нанесенную сюда ветрами по пылинке за сотни лет, ощупал каждую трещину в скалах. Такой труд не мог не увенчаться успехом.

Он нашел пять камней, один из которых сейчас перед вами. С ними, испытав массу тягот и приключений, отважный путешественник вернулся домой. Шло время.

В восьмидесятых годах этого века Бобби был уже глубоким стариком. Четыре войны, три женитьбы, да ежегодное — до недавних пор — сафари в Африке очень долго поддерживали в нем удалой спортивный дух. Но — увы! — к концу своих дней Старый Джентльмен, как его звали соседи, впал в безобидный старческий маразм.

Бог не дал ему детей, и в свое время Старый Джентльмен позаботился о новом хранителе тайны. Им стал доктор Брахнамур, индиец, врач и друг Уоррена. Философ и гуманист, человек глубочайшей культуры, он, как никто другой, заслуживал этой чести.

В хранилищах банка лежал пакет, предназначенный доктору после смерти Старого Джентльмена. Чтобы подготовить Брахнамура, Уоррен поведал ему всю историю заранее, разумеется, в самых общих чертах. Бриллианты же покоились в домашнем сейфе мистера Роберта.

Итак, на закате жизни старик принялся чудить. Он полюбил ходить по маленьким кафе, где собиралась разномастная публика, и всякий раз после кружки подогретого пива начинал вспоминать молодость. Часто в историях этих упоминались пещеры, несметные сокровища, сверкали бриллианты небывалой величины да сквозили намеки на великую многовековую тайну.

Еще одна старческая странность: теперь мистер Уоррен боялся оставлять камни в сейфе и всюду носил с собой.

Никто не принимал старика всерьез. Но однажды, расчихавшись во время очередного рассказа, он полез за платком, и из кармана на пол выпал огромный бриллиант. Старый Джентльмен мгновенно прикрыл его ладонью и, тревожно оглянувшись, спрятал обратно.

Уоррену показалось, что никто не видел камня. Он не заметил, как мужчина, сидевший сзади, поспешно вскочил и, не теряя старика из виду, направился к телефону. Так на след бриллиантов вышел мощный гангстерский синдикат.

К сожалению, доктор Брахнамур не мог постоянно находиться рядом со своим пациентом и другом. Помощь обездоленным, конгрессы сторонников мира, благотворительные поездки — все это требовало времени.

Обнаружь драгоценности старика обычный вор, он попросту выкрал бы их, не задумываясь о большем. Но в бандитской организации царила жесткая дисциплина. О случившемся немедленно доложили главарю.

Последовал приказ Уоррена не трогать, следить за ним неусыпно и в кратчайшие сроки определить, есть ли зерно истины в старческих россказнях.

Для тех, кто следил за Старым Джентльменом, настали черные времена. Свои истории старик всякий раз излагал по-новому. К тому же о той экспедиции, которую предпринял сам, он умалчивал. Колдуньи, волшебный цветок, могущественные чародеи — все это явно было сказкой. Не будь распоряжения хозяина, бандиты давно бы завладели камнями и на всем остальном поставили крест. Но Ларри Люгер, так звали главаря, обладал сверхъестественным чутьем.

С его позволения гангстеры ненадолго похитили один из камней, заменив великолепной подделкой. Ювелир, доверенный мафии, побледнел, увидев бриллиант, и оценил его в астрономическую сумму. Это еще больше укрепило решимость Люгера разобраться в истории до конца. Камень вернули на место.

Неизвестно, что случилось бы дальше, но в один злосчастный сентябрьский день Старый Джентльмен скончался от внезапного инфаркта прямо в кафе, разлив недопитую чашку чая. Один из бандитов сумел обыскать тело. Бриллиантов не было.

Доктор Брахнамур, получив скорбную весть, первым же рейсом вылетел в Неваду. Покойный оставил его своим наследником, наказав употребить все состояние на благотворительные цели. Входя во владение наследством, Брахнамур дошел и до пакета, хранившегося в банковском сейфе. К прочим документам Старый Джентльмен приложил подробное описание экспедиции в Бразилию, предпринятой в юные годы.

В потайном кармане пиджака, висевшего в гардеробе Уоррена, доктор обнаружил все пять драгоценных камней из ожерелья Коломбы. Бандитам они не достались по удивительной случайности. Утром рокового дня старик, перепутав, надел другой пиджак — точно такой же, но свежий, только что присланный из чистки.

Бандиты переключили внимание на врача, но до поры не трогали. Брахнамур же засел в архивах, выясняя — через века — историю рода Гокко. Человек редкой деликатности, он надеялся разыскать кого-либо из потомков индейского вождя. В случае удачи доктор хотел немедленно передать новому главе рода камни, карту и все остальные документы.

Род Гокко по прямой линии его старшего сына прервался. Но существовали и другие ветви. Брахнамуру удалось проследить одну из них. Помните, сестренки, о чем я рассказывал вам давным-давно, во время карнавала в Фантазилье?

— Еще бы! — Лиза, как всегда, успела опередить младшую сестру. — Ты сказал, что когда-то предки нашей мамы жили в далекой Бразилии. Да что там! Они же были на том волшебном карнавале — Гокко со своей семьей!

— Опять ты меня перебила, Лизочкина! — заревела Алена. — А я тоже все помню! Мы с ними играли: и с Коломбой, и с Сампайо, и с Азеведо. Я их учила через резиночку прыгать!

— Не ссорьтесь, — уговаривал Пиччи. — Все так и есть. Гокко ваш пра-пра-пра-… уж не знаю сколько раз — дедушка. Слушайте, что было дальше.

Брахнамур вылетел в вашу страну, но по дороге обнаружил, что за ним следят. Разными хитрыми путями ему удалось, как он думал, избавиться от преследования. Найдя Лизу, доктор хотел постепенно рассказать ей все, но не успел. Он смог лишь передать ей камень, замаскированный под обычную гальку, да поведать самое начало истории.

— Так это были бандиты?! — Лиза со злостью стукнула себя кулачком по колену. — Красный крест — вот гады какие! А я-то поверила, что он сумасшедший. Ну, а дальше?

— Тебя, — досказывал Печенюшкин, — гангстеры, к счастью, не видели. Они увезли доктора на маленький остров в свою тюрьму-лечебницу и всеми путями пытались выкачать из него правду.

Брахнамуру были известны многие тайны йоги. Совершенно нечувствительный к хитрым медикаментам, развязывающим язык, он держался целый год. Пытать его бандиты остерегались. Не выдержи врач, секрет мог умереть вместе с ним.

А я, как назло, торчал в Кара-дель-Плато. Шла война: две страны не могли поделить маленькую долину. Каждая считала ее своей. Вспоминать тошно. Наконец все кончилось миром. И тут обнаружилось, что гангстеры раздобыли новейшую сыворотку правды, во сне ввели ее Брахнамуру и узнали все. Преступники завладели картой, документами, четырьмя камнями и по горячим следам отправились за кладом.

— Где же они теперь?! — у Лизы горели глаза.

— Да, можно сказать, за спиной, — спокойно ответил Печенюшкин. — Часа через два будут здесь. Если мы хотим первыми добраться до сокровищ, надо поторапливаться.

— И ты молчал! — разгневался Федя. — Мы тебе кто — пешки?! Чурки с глазами?! Скрутим их сейчас, да и оставим здесь навсегда!

— Я полагаю, — вмешалась фея, — что хранитель клада имеет право на руководство действиями. Ему виднее, как поступать.

— Объясните мне, — не выдержал Клубень, — откуда такие сведения? Бандиты в пещере, почти рядом с нами, а никто об этом даже не догадывается, только вы в курсе всего.

— Троллейбус, — объяснил Пиччи. — Это мой испытанный соратник. Стоит себе у пещеры, врагам невидим, а сам все примечает и сообщает хозяину и другу.

— А-га… — Клубень надолго задумался.

— Но вы же могли помешать им войти в пещеру, — изумился Глазок. — Свои возможности вы прекрасно показали во дворце короля.

— Знаете, — загадочно откликнулся Печенюшкин, — врагов, как и друзей, я предпочитаю иметь поблизости. Давайте-ка в путь, тем более — дальше дорога простая. Пять поворотов налево, два направо и еще три налево…

Еще через полчаса дорогу внезапно перерезала пропасть. Метров пяти в ширину, она была настолько глубокой, что свет не достигал дна. Осторожный Федя кинул камешек вниз, и все затихли, прислушиваясь.

— Да это ничего, — подбадривал Пиччи. — Сейчас мост соорудим. Мост тесовый — расписной, перильца витые, цепи кованые. — Он молодецки засвистел, войдя в роль королевича из сказки, словно подзывал верного коня.

На цепях, крепившихся к своду, повис над пустотой широкий мост с резными перилами. Он уходил далеко вперед, за противоположный край пропасти. В отличие от ближней, обрывистой кромки, дальняя была пологой и скользкой. На той стороне, справа, в скале зияла огромная дыра и из нее сочился, уходя вниз по склону, тоненький ручеек.

Алена, не так давно заявившая об усталости, сидела теперь на плечах у Печенюшкина. Худенький, щупловатый с виду, герой нес ее легко, как пушинку.

— Ну, что, Аленушка, — предложил он, — покажем пример? Или вот что! Пусть, кто боится, идет по мосту, а мы с тобой отколем смертельный номер.

Неизвестно, что случилось с не слишком-то смелой Аленкой, но она согласно и даже с азартом кивнула.

Тотчас в руках Печенюшкина оказались скрипка и смычок. Узкий, светящийся луч, не толще волоса, лег через пропасть рядом с мостом. Сыграв краткое, тревожащее вступление, мальчик коснулся луча подошвами кроссовок.

Алена сидела неподвижно, крепко обхватив руками шею Пиччи. Скрипка упиралась в ее локоть, но это не влияло на качество исполнения. Его одобрил бы сам великий Паганини. Никто ведь, кстати, не знал в подробностях прошлое Печенюшкина. Он вполне мог оказаться учеником божественного маэстро.

Лиза доверяла своему герою безгранично, и все же необъяснимое беспокойство затрудняло ее дыхание.

Скользить по лезвию ножа, Дрожа от сладости пореза, Чтоб навсегда зашлась душа, Привыкнув к холоду железа, —

неслышно бормотал Пиччи.

Ступив на пологий склон, мальчик уверенно развернулся и, высоко подняв смычок и скрипку, слегка поклонился зрителям. Слегка — поскольку на плечах его продолжала сидеть Алена, тоже важно склонившая головку. Вот девочка оказалась уже на земле, рядом с Пиччи. Держась за руки, они посылали спутникам воздушные поцелуи.

Смычок и скрипка, повиснув над Печенюшкиным, слились и превратились в большой пестрый шар. Шар медленно опускался на землю, но внезапно движение воздуха подхватило его и, словно в трубу пылесоса, затянуло в тоннель, из которого вытекал ручеек.

Того, что случилось вслед, никто из зрителей предвидеть не мог.

Слабый хлопок послышался из тоннеля, и вдруг, словно в ответ ему, раздался ужасающий грохот обвала. Ревущий поток вырвался из черной дыры, устремляясь в пропасть. Огромные острые камни ворочались в нем не в силах противостоять бешеному напору воды.

Печенюшкин успел лишь подхватить Алену и на вытянутых руках высоко поднять над собой. Мерцание защитной сферы окружило девочку. В следующий миг поток настиг их и безжалостно швырнул в бездну.

Лиза кричала, пыталась броситься за сестренкой, но Фантолетта и Федя удержали ее.

Водяная лавина гремела еще пару минут, затем стихла. Иссяк даже слабенький ручеек, бежавший из дыры раньше. Очевидно, подземный водоем, разрушенный обвалом, был теперь пуст.

Мост уцелел. Вода и камни не дотянулись до него совсем чуть-чуть. Пусти Печенюшкин свой чудо-луч левее моста, они с Аленкой остались бы невредимы.

— Случайная, дурацкая неожиданность, — уговаривала Фантолетта Лизу и себя. — Все предвидеть невозможно. Я уверена — Аленка невредима. Печенюшкин волоску с ее головы не позволит упасть!

Лиза вспомнила прозрачный, мерцающий шар, в котором очутилась ее сестренка.

Красными от слез глазами она робко обводила фею, картоморов и домового, ища утешения и поддержки.

— Почему же они не возвращаются? — шептала Лиза. — Хоть бы весточку подали, что живы…

Как будто услышав ее, из темного провала бездны с отвратительным писком взмыла летучая мышь. Она пронеслась над путниками, уронив прямо в руки девочки какой-то предмет, и в почтительном отдалении, наверху, укрылась за одним из сталактитов.

Вскрикнув, Лиза глядела на бриллиант Коломбы, снова вернувшийся к ней.

Зеленый лучик потянулся от камня, уперся в стену, и по ней, словно в световой газете, быстро побежали буквы.

Федя, устроив на колене потрепанный блокнот, стенографировал послание.

Громко, торопясь, боясь сбиться, Лиза читала вслух:

«Мы целы, Аленка не ушиблась, волнуемся за вас. Угодили в ловушку Заусенчатых Обормотов, тех, кто рыл эти пещеры когда-то. Выберемся сами, но быстро не получится. Идите вперед к сокровищам. Ждите нас в конце пути. Осталось три поворота налево, два направо и еще три — налево. И помните — на хвосте у вас бандиты. Торопитесь! Не вешайте нос! Подательнице письма вручите ответ. Алена. Пиччи.»

Ответ получился немногословным: «Пусть сокращаются большие расстояния! Целуем, волнуемся, ждем.»

Листок из блокнота Федя положил на доски мостика, сам отошел в сторонку. Крылатая почтальонша сорвалась с потолка и, схватив записку, исчезла в провале.

Предстояло решать, что делать с бандитами. Клубень склонялся к сражению. Фантолетта и Глазок поддерживали его. Кожурка, Неровня и Лиза противились, ссылаясь на инструкции Печенюшкина. Честно говоря, Лиза отчаянно трусила. Федя, после исчезновения Пиччи принявший командование, раздумывал. Теперь от его выбора зависело все.

— Парни лихие, умелые, — бормотал домовой себе под нос. — Опять же оружие при них. Такую, глядишь, штуку удерут — и не заметишь, как сплошаешь… Будем брать! — закончил он внезапно.

— А может, пусть погуляют? — голос у Лизы дрожал. — Что с ними связываться?

— Будем брать! — решительно повторил Федя. — А ты, Лизок, и не встревай. Это наше с Фантолеттой дело. Посидишь тихонечко вместе с почтенными картошками.

— Несолидно, командир! — протянул Глазок. — Мы тоже кое-чему обучены. Пусть спрячутся женщины и дети. Война мужское ремесло.

— Объясняю для непонятливых, — домовой поднял палец кверху. — Люди они отчаянные, в работе своей мастера. Мастера на мастеров, тут, может, и будет у нас победа, а без жертв не обойдется. Рисковать не могу, — сухо подытожил Федя. — Обойдемся по нашему, по-волшебному…

Глава шестая

Свидание в ночи

— Просыпаюсь в семь часов — открываю свой засов, — бормотал Очисток, буравя глазами стрелки на запястье.

— Он встает, он встает — картоморский наш народ, — подхватил Ловчила, приподнимаясь и зевая. — Бодрая, замечательная песня! Кто это сочинил, ваша тайность?

Оставалось еще четыре минуты.

— Глазок, — отозвался Очисток машинально. Мысли его были далеко. — Королевский порученец. Представьте, полковник, мы вместе учились в школе первой ступени. В одном классе…

Всю ночь он прикидывал возможные планы действий. Противно — пока не вернется чудодейственная сила, ничего нельзя было предсказать точно. О потерях Очисток не жалел. Картоморы, люди, волшебники — все это были лишь пешки в большой игре. Его игре…

Тайный советник вовсе не собирался отдавать королю магический эликсир. «Пусть расторгнет договор, — думал он тогда. — Это будет последним поступком Глака.»

Заговор был продуман до тонкостей. Убедив монарха, Очисток собирался выпить эликсир сам, затем с помощью группы КУКУ свергнуть и казнить короля. Обвинение представлялось ясным: измена Отечеству, попытка втянуть народ картоморов в кровавую, смертельную схватку с людьми и волшебниками, нежелание переселяться на благодатную, безопасную, необитаемую планету.

Власть! Вот единственное в этом мире, что имело ценность для чародея. Очисток Первый… Эти два слова звучали широко, протяжно, раскатисто. Не то, что — «Глак!» Словно судорожное клацанье собачьих зубов, вздох дворняги. Сейчас, когда его затея не удалась, Очисток с особой страстью ненавидел короля…

— Так я же его знаю! — обрадовался Ловчила. — Отличный парень, в доску свой! Мы как-то компанией закатились на всю ночь к разбитому реактору. Ну, шло веселье, скажу я вам! Впитали столько рентген, что потом неделю стояли на ушах и светились зеленым, как гнилушки.

Тайный советник рассеянно смотрел на вояку. Полковник, в его естественном состоянии, был пока только помехой. Звонко пропищали часики, и в тот же миг Ловчилы не стало. На шее Очистка появился медальон на цепочке.

Потянувшись до хруста в морковных суставах, чародей мячиком покатился по дороге. Гангстеры — его глаза и уши — успели продвинуться далеко вперед. Очисток догонял команду Люгера, безошибочно выбирая нужные повороты. Главная часть его внимания была прикована к тому, что происходило с бандитами.

Ужастик, Ларри и Косоголовый по очереди приникали к перископу. Неожиданности продолжались. Атаку загадочных существ еще можно было как-то объяснить. Мало ли тайн у природы. Но это!

На каменном полу в центре высокого зала пылал костер. Над языками пламени крутился вертел с поросенком, покрытым глянцевой, коричнево-розоватой корочкой. У огня расположилась, оживленно болтая, весьма странная компания.

Ручку вертела поворачивал рыжий, простецкого вида, человечек. Рядом, на рюкзаках, сидели темноволосая девочка в очках и синеглазая, сногсшибательная красотка. Тут же, прямо на каменном полу, примостились четверо бурых уродцев, знакомого уже облика.

— …Так и сказала, — тараторила девчонка, ловя длинноватым носом ароматы жаркого. — «Пионер» — слово английское, означает — «первопроходец», «зачинатель». Значит, что получается? Значит, получается, что первым пионером у нас англичанин был? Я, говорю, лучше свой отряд организую. Буду зачинщицей, то есть зачинательницей. А мне завуч говорит — ты у нас и так всегда зачинщица. Скажи папе, пусть в школу придет. А я говорю, что папа говорит, что ему некогда и неохота. Что вы ему в своих маленьких темных очечках напоминаете провинциального мафиози-неудачника. И только тут подумала, что же я, дура, сказала! А он говорит, тогда пусть мама придет. А сам уже весь красный…

Тогда я ему честно отвечаю, что маму нельзя волновать, у нее сердце больное. Мне, говорю, если хотите знать, мама дороже английской пионерской организации. Предлагаю — пусть лучше дедушка придет. Ему все равно в этой жизни уже все безразлично. А завуч говорит, мы тебя из школы выгоним…

Косоголовый не выпускал перископ, разглядывая красотку. Он едва не сломал винты настройки, увеличивая изображение до максимума. Ларри выдернул прибор из потной ладони родственника.

— Пошли к ним, — выдохнул он. — Действуем по обстановке, будьте начеку. Мы — мирные исследователи. Высоко в горах обнаружили пещеру, увлеклись, зашли слишком далеко, заблудились. Вперед.

Косоголовый попытался вывернуть берет желтой стороной наружу, но, будто почувствовав свирепый взгляд хозяина, сделал вид, что вытряхивает соринку.

Шумно ступая, улыбаясь до ушей, бандиты вышли на свет.

— Дружба! — кричал Косоголовый. — Я — миролюбивый молодой геолог! Ура! Банзай! Буэнас диос! Мы за трудное счастье благодарны судьбе!

Ужастик старался держаться в тени.

— Во! Опять геологи! — обрадовался рыжий. — Подходите, сердешные. Поросятинкой угостим, чаек у нас знатный, сахар внакладку, бери — не хочу.

Легенда, выдуманная Ларри, ничуть не удивила путешественников. Даже Ужастик не испугал их. Странно было другое — бандиты чувствовали себя у костра свободно и естественно.

Тревога их и постоянная собранность исчезли. Цель похода стала казаться далекой и незначительной. Осторожный Ларри, сверхбдительный Ужастик, подозрительный Косоголовый верили каждому слову своих неожиданных знакомцев.

— Бразилец я самый, что ни на есть, коренной, — неторопливо рассказывал Федя. — Мама негритянка у меня, папа китаец с острова Тайвань. Но родился он здесь, с Тайваня еще дедушка его переселился. Пещеры эти нам известные — почитай лет двадцать, как туристов сюда вожу. Знаменитые у нас пещеры — Полетта вон аж из Марселя по туру, по путевке, значит, прилетела. Учительница она в пансионе для девочек. По слесарному делу.

А вот Лизон, — кивнул на девочку добродушный бразилец, — нипочем не угадаете, откуда. — Он сделал эффектную паузу. — Она живет на огромной льдине в русской Сибири. Ее пра-пра-прабабушка была белой медведицей, прадед по матери — князем первой гильдии, а отец — знатный охотник на комаров и большой друг президента.

— Вот она! — восклицал Косоголовый. — Вот она, суровая и прекрасная сибирская правда! Я молодой геолог-миллионер, гражданин мира, но горжусь тем, что и во мне есть частица русской крови.

Справа от него сидела красавица Полетта, слева истекал соком поросенок.

— Лизон вела переписку с Мари, племянницей Полетты, — рыжий подбросил дров в костер. — Теперь, на каникулах, они гостят в семьях друг у дружки. Лизон никогда не была у нас, в Бразилии, вот Полетта и решила взять ребенка с собой. А что сейчас поделывает Мари, как ты думаешь, малышка?

— Загорает, купается в проруби, — охотно предположила малышка Лизон. — Летом у нас тепло — минус тридцать. А вечером все заворачиваются в шкуры, пьют спирт для здоровья, и папа читает вслух газету. Это настоящая газета! — похвасталась девочка. — Ей уже сорок лет, но она почти вся целая. Там написано, что скоро мы будем жить еще лучше.

Лиза врала безвкусно, но гангстеры размягченно, с уважением поддакивали.

— А эти вот огольцы — местные, — Федя указал на четверых картоморов. — Живут, значит, тут — и все. Способные — страсть! Отзывчивые такие, а уж ласку любят… А ну, скажи «пе-ре-строй-ка»!! — заорал рыжий и больно щелкнул Глазка по макушке.

— Пы-ле-стлой-ка-а-а-а! — расплылся Глазок, кланяясь и исподтишка показывая домовому кулак.

— Чувствую, — посерьезнел бразилец, — большое у них будущее. Вот только учиться надо. Однако что же я?! Все готово, прошу угощаться.

Поросенок оказался вкусным до блаженного обалдения. Ужастик с почтительным удивлением смотрел на рыжего.

— Как вы это делаете? — не выдержал он. — Я готов купить рецепт, мой господин. Меня интересует все — порода свиньи, ее пища, время года и климат при рождении поросят, как вымачивать мясо и чем начинять, состав и пропорции трав…

— Жрут, что придется, — по-свойски поделился Федя. — Наша живность, пещерная. Зафинтилил ему в лоб из рогатки — и все дела. А не пора ли вздремнуть, друзья-геологи? Мы, бразильцы, об эту пору как раз спать ложимся.

Осоловевшая компания не возражала.

Вскоре все общество, уютно разместившись в спальных мешках, отошло ко сну.

Федя удобно привалился к камню с кружкой дымящегося чая в руке. Он собирался бодрствовать всю ночь, но после третьего глотка неожиданно вялой рукой поставил кружку на пол, уронил голову на грудь и засвистел носом резко и тревожно, как маневровый паровоз.

Очисток подводил итоги. Пищи для размышлений у него хватало, хоть отбавляй. Во-первых — состав картоморов оказался удачной неожиданностью. Появилась надежда заполучить своего агента в экспедиции Печенюшкина.

Во-вторых — девчонка. Мысли картоморов были заблокированы. В ее же голове он мог читать, как в открытой книге. Почему? Не скрыта ли здесь ловушка?

Теперь и Очисток знал все то, что было известно девочке. Сумасбродное исчезновение Дракошкиуса, преступные симпатии Кожурки, Пиччи, угодивший в ловушку вместе с Аленой… Очевидно, волшебники в заколдованной пещере, обезопасив картоморов от колдуна, начали вести себя чересчур легкомысленно, ослабили бдительность.

В третьих — послушными руками Ужастика ему удалось незаметно подсыпать в чай сильнейшее снотворное из бандитской аптечки. Теперь даже рыжий враль-часовой спал как убитый.

Похоже, наступало время Очистка. «Время „О“», — усмехнулся про себя чародей. Преград на пути к сокровищам Барабули не было.

Очисток стоял в одном из боковых коридоров, выходивших из «спального» зала. Кожурка, Неровня, Глазок и Клубень смотрели цветные сны в пушистых, похожих на пестрые рукавицы, мешочках, подаренных Фантолеттой. Впрочем, нет! Один мешочек был пуст.

— Пощадите, ваша тайность! — в ногах чародея валялся некто, не различимый во тьме. — Ошибки молодости, тайные пороки… Ну кто же, кто свободен был от них?..

— Все доказательства надежно спрятаны в Мертвограде, — цедил Очисток, почти не разжимая губ. — Если узнают картоморы, тебе конец.

— Будь проклята моя пагубная страсть, — скулило существо. — Роковые обстоятельства сделали меня игрушкой в ваших руках.

— Поздно устраивать сцены! — чародей брезгливо поморщился. — Выбора у тебя нет. Точнее, выбор есть, но он дьявольски труден: награда и почести или позорная смерть.

— Что предпочесть?.. — хныкал комок. — Ужель меня презрение окружит доверчивых товарищей моих? Нет, лучше смерть! Но как она страшна…

— Ну? Быстрей же! У меня нет времени.

— Конечно, награды и почести, — существо деловито поднялось, отряхивая колени. — Что надо делать?

— Все слышать. Все видеть. Все запоминать. Мысленная связь невозможна. Когда нужно будет, я сам найду тебя. А главное… — тут Очисток перешел на шепот.

— … Давай обнимемся, — закончил он неожиданно спокойно. — Иду на подвиг во имя народа. Да здравствует великая империя картоморов!

Сознание возвращалось по частям в воспаленную голову домового. Все кружилось, встряхивалось, мгновенные картинки детства вспыхивали под закрытыми неподъемными веками. Нежная мохнатая мама, первые лапоточки из липового лыка, нескончаемые мышиные хороводы у печки. И по этим воспоминаниям, по беленым стенам русской родной печи, по больной голове бухал и бухал со страшной предопределенностью, как маятник, тяжелый чугунный шар.

Собравшись с силами, он едва слышно прошептал древние колдовские слова. Картинки закрутились с бешеной скоростью, потускнели и сгинули. Стихал мало-помалу размеренный стук в висках, и с каждым мгновением становилось все ясней — случилось ужасное.

— Опоили! — завопил Федя, вскакивая на ноги.

— Спокойно, бразилец! — Ужастик, прочно расставив ноги в армейских ботинках, стоял у стены с автоматом наизготовку. — Можешь хоть сколько упражняться в своих чародейских штучках. Но учти: наш главный с вашей девчонкой забрались далеко вперед. Каждые полчаса у нас сеанс связи с шефом. Малейший фокус — и ваша драгоценная Лизхен отправится в рай.

Домовой обвел взглядом лагерь экспедиции.

У погасшего костра жалкой, растерянной кучкой сгрудились картоморы. Фея сидела в сторонке, обхватив колени, по плечи скрытая спальным мешком. Голова ее была опущена, склонившиеся пепельные кудри мешали рассмотреть лицо.

Рядом стоял Косоголовый, с ног до головы увешанный оружием. Пятнистый берет его в отсутствие Люгера опять был вывернут желтой стороной наружу.

— Ах, Полетта, будьте мне другом, — уговаривал он. — Ваши опасения понятны. Да, на работе я, сам того не желая, подавляю всех достоинством и мощью. Но дома… Трепетный миллионер-холостяк мечтает показать вам свою маленькую стокомнатную хижину. Зимний сад, соловьи, жасмин, скромная коллекция импрессионистов и стихи, поток стихов, до рассвета…

— Джон, бросьте шутки эти… — печально отозвалась фея.

— Нет! Ни за что на свете! — воскликнул гангстер. — Взгляните! У меня все зубы свои, а там, где их нет, я золотые вставил! Любовь — это достаток!

— Никогда в колдунов не верил, — заметил Ужастик. — Теперь учусь на своих ошибках. С такими способностями, парень, — он чуть повернулся к Феде, — ты бы неплохо продвинулся в нашей фирме. Мы всегда открыты для диалога с классными профи.

— В долю возьмете али как? — домовой осторожно приподнял бровь.

— Это решит шеф, — отрубил бандит. — А я готов все простить за поросенка. Тот, кто так готовит, может рассчитывать на дружбу Ужастика. Действительно, волшебство.

— А я признаю лишь волшебство любви, — упорствовал Косоголовый. — Марсельские учительницы слесарного дела — чемпионки моей мечты.

«Кто мог предать, — мучительно размышлял Федя, безуспешно пытаясь проникнуть в мысли захватчиков. — Вроде как заслонка стоит, да слабоватая. Попробуем расшатать. Ох, Мурлыка Баюнович. Ох, Печенюшкин, змей, друг любезный. Ну, выдам я вам на совете по первое число.»

— Давай избавимся от балласта! — Ужастик пренебрежительно кивнул на картоморов. — Загоним в тоннель, струя кислорода, пара осколочных, и можно отскребать их от стен, как овсянку. Многие годы, — скривился он, — матушка по утрам пичкала меня овсянкой. Без масла и без соли. Наверно, поэтому я и стал бандитом.

По картоморам прокатилась дрожь.

— Вы не посмеете! — голос у Неровни сорвался. — Палачи… — Фантолетта мигнула ей незаметно. — Хорошо, убивайте. Но учтите — я умру с песней!

— Брось, они безвредные, — Косоголовый был великодушен. — А ну, марш отсюда! — гаркнул он на «местную живность». — Назад, вон туда. И чтоб больше я вас здесь не видел!

Туземцы удалились с достоинством, но быстро.

— Доброта, отзывчивость, талант вокалиста, мягкий незлобивый юмор — вот свойства моей незаурядной натуры, — взволнованно пояснял бандит. — Сердце льва, душа ребенка… Один поцелуй, Полетта! Будьте мне нежной сестрой! Сестрой милосердия!..

Ужастик развлекался, наблюдая за сценой ухаживания, однако бдительности не терял.

— Джон! — окликнул он напарника. — Не слишком ли ты усердствуешь? Хозяин этого не одобрит.

— Это тебе он хозяин, — огрызнулся Косоголовый. — А мне родственник. У нас, можно сказать, семейный подряд. Твое дело супы варить да крутить баранку. Недотепа, — извинился он перед феей, улыбаясь так, что обнажились десны. — Детский конструктор да кулинарные брошюры — утехи его одиночества.

Если когда-нибудь Ужастик и обижался, об этом знал только он сам. Вот и сейчас гангстер равнодушно пожал плечами, не тратя слов на перепалку.

Косоголовый, окончательно воспламенившись, схватил фею в объятия.

— Полетта… — бормотал он, предвкушая первый в жизни поцелуй. — Я хочу быть слесарем… Руку и сердце… Мы купим мастерскую… Я трепетный миролюбивый слесарь-миллионер… Потоки стихов, водопа… — гангстер застыл, как изваяние.

Фантолетта без труда высвободилась.

— Не наши это методы, — благодушно разъяснял Федя очумевшему Ужастику. Великий Маг расправился наконец с «заслонкой» и знал теперь, как быть дальше. — Нешто так делают? Ты сватов сперва засылай, родителям уважение окажи, а там, коли сладится дело — глядишь, и за свадебку…

Косоголовый, выпучив глаза, вытянув перед собой округленные руки, походил на известную скульптуру «Арбуз разбился».

— Он ведь прав был, насчет души ребенка, — фея тихо улыбнулась. — Смешной, верит всему, что говорит. Заметьте, Федор Пафнутьевич, люди они не пропащие. Одного овсянка испортила, другого — энергичный родственник.

— Главное дело, душегубства на них нет, — согласился домовой. — А в их работе без этого куда как непросто. Оставим до Печенюшкина, пусть разбирается.

Ужастик сжимал бесполезный автомат. Пальцы его словно приросли к металлу, ноги не двигались.

В кармане Ужастика запищала рация.

— Как обстановка?! — голос Ларри был мягок, как бархатный камзол, но камзол, надетый поверх стальной кольчуги. — Есть проблемы?

— Порядок, мой господин, — рация оказалась уже в руках у Феди. Ужастика он копировал безошибочно. — Публика на редкость послушная, не придерешься. Косоголовый любезничает с красоткой. Желтый берет на нем как гудок на бане.

— Пароль! — слышно было, как Люгер усмехнулся.

— Сорок девять, Мадагаскар, восемнадцать!

— Хорошо. Можете трогаться.

— Фантолетта! Феденька! — Это была уже Лиза. — Мы тут разговариваем, вы не волнуйтесь. Он довольно понятливый. Ну все, пока. До связи… — голос ее оборвался.

— Слыхали? — Федя сунул прибор за пазуху. — Велено трогаться. И шеф у вас понятливый. Это славно. Потопали, ребятки. А за наручники не обижайтесь. Из вашего же хозяйства. Береженого Бог бережет.

Бандиты вновь обрели способность двигаться, но руки их оказались скованы за спиной.

Домовой, гангстеры, Фантолетта и вернувшиеся картоморы гуськом потянулись вперед.

Косоголовый то и дело оборачивался, ловил взгляд коварной красавицы.

Фея ободряюще, по-товарищески улыбалась.

— Главное, — бормотал Федя себе под нос, — что процесс пошел. Начался, понимаешь ли, процесс…

Хитрюга Очисток старался не оставлять следов. Фантолетта и Федя не подозревали о нем, о его участии в освобождении бандитов. Люгера и его помощников они заколдовали совсем чуть-чуть — лишь бы те не были опасны. К тому же на людей старше шестнадцати чары фантазильцев вообще действовали слабо: Волшебный совет не позволял подземным обитателям вмешиваться во взрослые дела. Допускались лишь редкие исключения.

Потому-то Очистку и не составило большого труда расколдовать гангстеров, разбудить среди ночи и внушить, будто Люгер сам догадался о роли Лизы — девочки, владеющей ключом к сокровищам Барабули. Ужастик же считал, что идея подсыпать волшебникам снотворное была его собственной. Так что, проникнув в мысли бандитов, домовой и фея не видели оснований для беспокойства. Тем более никаких злодейств в отношении Лизы Люгер совершать не собирался. Человек щедрый, он хотел набить карманы девочки бриллиантами и отвезти домой.

Чародей катился вперед по низкому извилистому коридору. Несколько раз он пытался сэкономить время и сразу оказаться у цели. Ничего не получалось. Заколдованная пещера навязывала свои правила игры.

Он видел, что Ужастик и Косоголовый вновь захвачены волшебниками, что Люгер оставлен ими в дураках. Это не волновало Очистка.

Бриллианты уже совсем рядом. Лизу и Ларри отделяли от Очистка минут пятнадцать ходу. Волшебники отставали безнадежно.

План чародея был прост. Спрятаться, пока не появятся главарь с девчонкой, и дожидаться той минуты, когда Лиза произнесет заклинание. Если девчонка заупрямится, подтолкнуть ее с помощью магической силы. Когда стена рухнет, он, Очисток, уничтожит камни с таким же наслаждением, как растоптал мерзкую незабудку, как растопчет, казнит, испепелит ненавистного умника Глака.

Конечно, могли быть и неожиданности. Уж слишком легко все получалось. «Главное — ввязаться в сражение, — вспоминал чародей знаменитую фразу, — а там посмотрим». О себе Очисток не беспокоился. На случай смертельной опасности у него был в запасе великолепный обманный финт.

Только один поворот налево отделял теперь Ларри Люгера и его маленькую спутницу от места, обозначенного крестиком на старинной карте. Ларри был счастлив. Сама судьба отдала в его руки хранительницу клада, девочку, к которой спешил индиец.

Бандит не верил в сказки, но на всякий случай отрядил за ребенком в безумно далекий сибирский город надежных помощников. Лизу предстояло выкрасть, привезти в Рио и в случае необходимости быстро доставить к пещерам.

Теперь Люгер готов был признать, что чудеса существуют. Но по-прежнему главным чудом на свете казалась Ларри его счастливая звезда. Он шагал вперед, неутомимый, как могучая машина, держа ребенка на согнутой левой руке.

Лизе было удобно, хотя и неспокойно. Первый страх прошел. Убивать, мучить ее не собирались. Да и Печенюшкин твердо обещал безопасность. Вот только где он сейчас? А этот огромный красавец, похожий на Тарзана, хочет заставить ее поступиться самым дорогим — принципами. Но тут уж дудки! Не выйдет!

— … Если вы мне не верите, то я вам не завидую! — втолковывала Лиза. — Ну подумайте! Что для вас дороже — какие-то жалкие сто тонн бриллиантов, или собственная молодая жизнь?

Насчет молодой жизни она, конечно, загнула, думала девочка. Этот гангстер, если признаться совсем уж честно, посимпатичней папы, но едва ли моложе.

«Ничего, — решила Лиза, — пусть ему будет приятно. Тетя Оля уверяет, что все мужчины от лести слабеют и поддаются на любые уговоры. Если я могу порой убедить собственных родителей, неужели не справлюсь с иностранным бандитом?»

— Послушайте, — решительно продолжила она, — я чувствую, вы очень умный человек. Мы можем говорить на равных. Ну, заберете вы эти бриллианты. Ну, получите за них свои миллионы-триллионы. И не успеете даже купить себе белые тапочки, как картоморы вскипятят океан и сварят Землю. И вы тоже сваритесь, как сосиска. Дети есть?

— Нету, — разговор забавлял Ларри. — Как-то не успел. И жены нет. Есть лишь зыбкая надежда на кучу косоголовых родственников. И то в будущем.

— Нет у вас будущего, — уверяла девочка. — Конечно, если мы не договоримся. Что я должна сделать, чтобы вы мне поверили?

— Ну… — Люгер задумался, — я человек азартный… Давай попробуем так. Если твои друзья настолько могущественны, как ты говоришь, мои усилия для них ничего не значат. Волшебники просто-напросто сметут меня с дороги. Если нет, прости уж, значит, и верить тебе нельзя.

Поэтому предлагаю вот что. Мы выходим к бриллиантам. Ты произносишь заклинание. Я дожидаюсь подкрепления из Рио и со своими людьми уношу камни. Помешают мне волшебники — твоя взяла. Нет — я выиграл. И тогда ты в награду заберешь столько бриллиантов, сколько войдет в карманы. По рукам?

Лиза шевелила губами, морщила нос, что-то прикидывала на пальцах.

— Хорошо, — приняла она решение. — Допустим, мы договорились. Но я ведь не знаю заклинания.

— Это не беда, — спокойно ответил Ларри. — Его знаю я.

Глава седьмая

Солнечное братство

— …Во глубине бразильских руд? — с сомнением переспросила Лиза.

— Что тебе не нравится? — удивился Люгер. — Рифма снайперская. «Во глубине бразильских руд не пропадет волшебный труд.»

— Я это, точно, слышала, — настаивала девочка. — Только не помню, где. Вас не обманули?

— Мои эксперты проверили все: пергамент, чернила… Надписи четыреста лет, розыгрыш исключен. Повторить еще раз, до конца?

— Не надо. Я запомнила…

Проход вывел Лизу и Ларри под самые своды гигантской пещеры. Внутри он переходил в галерею, плавно спускавшуюся вниз. Перед началом уклона галерея расширялась, образуя естественный балкон. Сталактиты и сталагмиты по краю его слились в желтовато-розовые, оплывающие, как свечи, колонны.

В центре зала нестерпимо, словно туда, как джиннов, загнали все салюты Земли, полыхала башня. Ровный свет из расщелин преломлялся внутри нее в миллиардах алмазных граней.

Смотреть на клад было опасно. Лиза чуть не ослепла от взрывчатого бешенства огней. Помогли чудо-очки, приспособленные для девочки Люгером.

— Во глубине бразильских руд Не пропадет волшебный труд, Цель благородна, час настал — Явись, магический кристалл!

— выкрикнула Лиза.

И никакого толку…

Несколько секунд путники в замешательстве молчали.

— Может быть, надо как-то подмигивать, приплясывать, подсвистывать? — предположила девочка. — Что вы смотрите? Я же все сказала, как надо!

— Она не врет! — на крыше башни возник мрачный Очисток. — Нас всех перехитрили. Проклятые колдуны!

Сейчас, очевидно, для солидности он был ростом с человека и казался несравненно страшнее, чем прежде.

Автомат Ларри коротко рявкнул. Вспышка огня там, где стоял Очисток, потонула в сиянии камней.

Исчезнув на миг, чародей оказался на прежнем месте. Небрежно, словно прогоняя назойливую мошкару, он махнул рукой в сторону балкона.

Лиза и спутник ее окаменели среди царства камней, покрывшись таким же кудрявым известковым налетом.

Очисток бушевал. Он пытался расколоть прозрачный цилиндр, призывая на помощь все свое могущество. Но тот лишь покрывался сетью мелких трещин, тут же исчезавших, как рябь на воде. Чародей раскалял башню добела и заливал ее потоками воды, раскачивал, вертел в воздухе, бил, как тараном, в стены.

Усомнившись в себе, Очисток бросил взгляд на превратившуюся в камень девочку. Тотчас от тела ее отделилась сверкающая искра и, описав в воздухе дугу, легла на зеленую ладонь колдуна.

Бриллиант Коломбы!

Чародей уставился на камень белыми напряженными глазами, и тот, задымившись, пропал, оставив после себя лишь ничтожный комочек праха.

Потрясая кулаками в неистовстве, Очисток начал расти. Вот уже башня оказалась ему до пояса. Колдун обхватил цилиндр, взметнул над собой и, рыча от ярости, запустил им в балкон под сводом пещеры.

В то же мгновение перед колоннами на узком карнизе появился рыжий мальчишка в джинсах и белой тенниске. Хрупкая фигурка вскинула руки, и гигантская башня отлетела от них, как надувная игрушка.

Очисток с трудом увернулся, едва не растянувшись на полу.

— Больше рост — больше сила? — поинтересовался Печенюшкин. — Не устал, разрушитель?

Колдун молча бросился на противника. Тот спрыгнул, мелькнул под исполинской опускавшейся стопой, ловко увернулся от града валунов и притаился в одной из многочисленных расщелин.

Потерявший хладнокровие Очисток молотил по стенам, раня кулаки.

Мальчуган осторожно выглянул из-за скалы. В руках его был наконечник шланга. Две трубки от него уходили к синим баллонам. На одном была надпись «Рыбий жир», на другом — «Родниковая особая».

Струя под давлением ударила в пасть колдуна. Задыхаясь, захлебываясь, он рухнул на пол. Не переставая корчиться и выть, гигант уменьшался в размерах. Вот он оказался уже не больше Печенюшкина. Дернувшись в последний раз, Очисток вытянулся и затих.

Отбросив шланг, Пиччи встал рядом, с любопытством разглядывая противника.

— Обезьяна!.. — колдун вскочил на ноги, словно подброшенный. — Прячешься, трус!

— Ну уж! — удивился мальчишка. — Это мелочи, элемент игры. Я к вашим услугам, тайный советник!

В правой руке Очистка появилась кривая сабля зеленоватой стали. Левая сжимала странный кинжал с волнистым раздвоенным лезвием.

— Дуэль?! — обрадовался Печенюшкин. — Давно пора!

В пальцы его скользнула рукоять шпаги, узкая солнечная полоска вспыхнула над эфесом.

— На востоке, — важно заметил мальчуган, — мою шпагу называли весьма поэтично — Булат Надежды. Хотя, пожалуй, это чересчур цветисто, ты не находишь?

Клинок его дважды, свистя, рассек воздух. Противники осторожно, примериваясь, подступали друг к другу.

— Я уничтожу тебя, — бормотал Очисток, — развею колдовские чары. Тогда растает проклятая башня и камни обратятся в пыль…

— Ломать — не строить, — дипломатично соглашался Пиччи. — А я-то, дурень! Старался на свою погибель. Хитрил, выманивал тебя из тени…

Очисток прыгнул.

Чародеи сшиблись в яростной короткой схватке. Лязг, звон, скрежет, вопли, конское ржание, хриплые выдохи, гулкие удары, резкие выклики труб — шум поднялся несусветный. Словно рыцарский конный турнир проходил на железной крыше. Звуками этими тайный советник наивно пытался запугать Печенюшкина.

Первый заряд энергии истощался. Чувствуя необходимость передышки, Очисток отступал. Чары не помогали — могущество одного врага не действовало на другого. Так два чудовищных смерча, столкнувшись, исчезают, превращаясь в пустую недвижную тишину. Колдун юркнул за скалу, кубарем прокатился по каменной осыпи и, вскочив на ноги, метнул в противника дьявольский кинжал.

Двойное лезвие сверкнуло и, пробив грудь мальчугана, пригвоздило его к стене, точно белую бабочку.

Забыв усталость, длинными прыжками Очисток летел наверх.

— Сейчас! — кричал он в исступлении. — Сейчас я увижу цвет твоей крови!

— Никогда! — Пиччи отскочил в сторону. Клочья разодранной тенниски повисли на кинжале. — Зрелище не по чину, ваша тайность!

Лохмотья пропали. На гибком загорелом мальчишеском теле не видно было даже царапины.

Выдернув кинжал из стены, Печенюшкин запустил им во владельца. Мерзкое оружие снесло чародею кисть морковной руки, но, едва успев отделиться от предплечья, та приросла вновь.

Схватка продолжилась с прежним пылом. В азарте боя враги начисто забыли о законах земного тяготения, Они бились на скользкой вертикальной поверхности цилиндра, летали в воздухе, пробуя друг на друге ошеломляющие удары, вниз головой, как мухи, дрались на каменном своде пещеры.

Еще несколько раз солнечный клинок находил цель, но раны колдуна мгновенно зарастали.

— Для следующей встречи я обзаведусь картофелечисткой! — клялся Печенюшкин.

Зеленое лезвие сабли дважды доставало его и дважды отскакивало, рассыпая искры.

— Гвозди бы делать из нас, обезьян! — веселясь, выкрикивал мальчишка. — Вряд ли б ты в них обнаружил изъян, — добавил он с неожиданной солидностью…

Сражение затягивалось, оба противника устали. Каскады ударов становились все реже и короче. Видя бесполезность своих усилий, Очисток вдруг быстрее мысли перемахнул на край каменного балкона и занес над застывшей девочкой саблю. И в тот же миг она встретилась с клинком Печенюшкина.

Эфес уперся в эфес, враги, тяжело дыша, пытались спихнуть друг друга с тесного карниза. Наконец Пиччи удалось оттолкнуть Очистка. Тот, чтоб не упасть, быстро шагнул назад. Взгляды чародеев скрестились, как шпаги, оба они замерли.

«Связь с народом… — промелькнуло в мозгу Печенюшкина. — Страшно далек Очисток от народа…»

— На помощь! — прозвенел в пещере голос мальчугана. — Выручайте, солнечные братья!

Как будто невидимый исполин одним махом снес часть свода пещеры и толщу горы над ней, так же просто, как ножом — верхушку арбуза. Золотые лучи хлынули в подземелье. Острие шпаги Печенюшкина вспыхнуло — колдуну показалось, что солнечный диск крутится на нем. В глаза Очистку ударило ослепительное, обжигающее, плавящее все вокруг солнце. Теряя сознание, он успел совершить последнее колдовство — дьявольский, обманный, на самый крайний случай припасенный финт.

Колдун пошатнулся, шагнул за край и, нелепо взмахнув руками, обрушился вниз.

— …Уверяю тебя, я все отлично видела! — настаивала Лиза. — Мы видели… — она поправилась, оглянувшись на Люгера. — Драка была — класс! Но кто тебе позволил нас всех дурачить?! Мурлыка Баюнович, видите ли, за мышами кинулся, вы с Аленкой в пропасть ухнули… Знаешь, как я перетрусила… — голос у девочки сорвался.

— Главное было — выманить Очистка к бриллиантам, — виновато объяснял Печенюшкин. — Я ведь ни возможностей его не знал, ни с какой стороны и когда он может напасть. А так все получилось как надо. И вам всем настоящей опасности не было. Прости меня, у тебя же сердце доброе.

— Если бы… Папа меня, знаешь, как зовет? Девчонка, выскочка, гордячка!.. Слушай, а почему заклинание не сработало?

— Расскажу, когда все соберутся. Ничего страшного.

Ларри, облокотившись о перила, стоял рядом с невероятным мальчишкой. Впервые за много лет ему пришлось уступить чужой воле. Странно: ненависти, возмущения он не испытывал, наоборот — чувствовал себя, как ребенок на ярмарке чудес. Цирковое, забытое ощущение праздника подступало к горлу, несмотря на некоторую тревожность ситуации.

Глубоко под ними виднелось на каменном полу распростертое тело колдуна. Печенюшкин растолковал, что пока он не опасен — парализован на несколько часов. Лиза, с омерзением поглядывая вниз, продолжала допрос.

— А бриллиант Коломбы? Насовсем пропал? Его же сжег этот злыдень.

— Ничего подобного, — улыбнулся Пиччи. — Бриллианты вечны!

Он подул себе на ладонь, на ней возник крутящийся пылевой клубок, сгустился, застыл и превратился в тяжелую каплю света.

— Здорово! — восхитилась Лиза, бережно пряча камень. — А то я к нему уже привыкла. Плата за страх.

— Гораздо лучше читать о приключениях, чем самой в них участвовать. Верно? — Печенюшкин не смог удержаться от добродушной нотации. — Вы еще и сами виноваты. Сказано было в записке — идти вперед, бандитов не дожидаться.

— Погоди… — сообразила девочка. — Но тогда Очисток через бандитов не узнал бы о наших планах и мог нарушить твои…

— Видишь ли, — Пиччи потупился, но легкая ухмылка бродила на его губах, — я очень хорошо знаю своих друзей-фантазильцев.

Тут прямо в стене пещеры неожиданно протаял ход, высокий и светлый. Из него под обширные, уже затянувшиеся своды торжественно вступил, скорее даже вплыл, Дракошкиус с Аленой на спине.

— Ой, какая красивая! — Алена уставилась на башню. — А она, как цветок, будет раскрываться? А Лиза где? Лиза, Лиза!!

Лиза, Печенюшкин и Ларри мигом оказались внизу, рядом с драконом.

— Уснула малышка, — объяснял Дракошкиус, пока сестры обнимались. — Пригрелась в шерсти, свернулась калачиком… Не хотелось будить, потому и задержались.

— Пиччи! — внезапно обернулась Лиза. — Откуда же они здесь появились? И ты, кстати, откуда? Сам же говорил: к сокровищам только один ход и продвигаться по нему можно лишь пешком, без всяких волшебных выкрутасов.

— Парадный ход один, — согласился мальчик. — Но в каждое порядочное помещение должен вести и служебный ход. Для персонала.

— Так его же нет на карте!

— А кто, — прижав руку к груди, Печенюшкин с достоинством поклонился, — кто карту-то составлял?

— Смотрите! — завопила Алена. — Там медаль блестит! Чур, моя!

Острыми глазами сороки она углядела золотой медальон на цепи, свалившийся при падении с шеи Очистка.

В следующую секунду девочка уже поднимала драгоценность и нагибала голову, чтобы надеть цепочку.

Хорошенько разглядеть находку Аленка позволила всем собравшимся, но при этом с себя не снимала.

Лиза ногтем подцепила крышку. Медальон был пуст.

— Что? — забеспокоилась Аленка. — Там чего-то внутри не хватает?

— Принято носить в нем портрет любимой, — в таких вопросах Лиза была подкована на все сто. — И ее же локон.

— Моя любимая — собака Лори, — быстро сказала младшая сестра. — Она королевский пудель. Королевский Машкин пудель. Такая серенькая — прелесть. То есть это Лори серенькая, а не Машка. Машка русая, но тоже прелесть. Сестренка двоюродная.

Пиччи щелкнул пальцами. В овале медальона появился эмалевый портрет собачьей благородной морды и прядь шелковистой серой шерсти.

Алена с чувством поцеловала портрет и захлопнула крышку.

— Вот они, мазурики! — донесся с балкона негодующий крик Феди. Компания из двух волшебников, четверых картоморов и двух гангстеров переместилась вниз так же быстро, как и предыдущая.

— Пожилой вы совсем, Мурлыка Баюнович! — грустно, нараспев причитал домовой. — Легендарное прошлое. Действительный член Волшебного совета. И что же… Пошли на поводу у авантюриста. Мы все слыхали. Вон у вашего бандюги рация на передачу включена.

— Письмо мое сохранили, Федор Пафнутьевич? — скучным голосом полюбопытствовал Пиччи. — С инструкциями. Оригинал я оставил для отчета на Волшебном совете. Бюрократы: собери, подшей, отчет по командировке…

Федя как бы не расслышал вопроса.

— Да что там старое вспоминать! — закончил он бодро. — Молодец, Печенюшкин. Прямо сказать, народный герой! Дай я тебя по-стариковски, троекратно…

Он полез целоваться, но мальчуган ловко, необидно уклонился.

— Дело за главным, — объявил Пиччи. — Аленка, заклинание помнишь? Давай!

Девочка читала с выражением, отчетливо выделяя каждое слово, так что общий смысл несколько ускользал.

И снова ничего не произошло.

Растерянно, кривя рот в обиде, она оглянулась на Печенюшкина.

— Только не огорчайся! — быстро откликнулся тот. — Сейчас все поймешь. А ну-ка, обе вместе, хором!

Цель благородна, час настал — Явись, магический кристалл!

— закончили сестры.

Сияние камней увеличилось нестерпимо, и под торжественную музыку крыша башни откинулась на невидимых шарнирах.

Федя, так и не утоливший стариковскую потребность в ласке, бросился целовать девочек.

— У тебя, Лиза, — улыбаясь, объяснил Пиччи, — еще не хватает качеств старшего в роде — доброты, спокойствия, рассудительности. У Алены — опыта, настойчивости, знаний. А вдвоем — полный набор. Подрастете, все придет и к той и к другой. Важно, что вместе вы — сила! Никогда об этом не забывайте…

— Вспомнила! — закричала Лиза. — Это Пушкин! «Послание к декабристам.» «Во глубине сибирских руд…»

— Пушкин, Печенюшкин… — взволнованно говорил герой. — Даже фамилии похожи. Стихи растут, как звезды и как розы… Сам воздух полон идей и сюжетов. Конечно, — строго добавил он, — подлинный гений воплощает их в слова с несравненно большей силой.

— А что будет с нами? — робко нарушил молчание Косоголовый. — Если позволит господин волшебник, я хотел бы жениться на Полетте. Ведьма она, колдунья, фея — происхождение невесты не волнует меня, миллионера-интернационалиста!

— Неужели, милый Джон, вас не волнует возраст невесты? — нежно спросила красавица. — Я могла бы нянчить еще вашу пра-пра-пра-прабабушку. Взгляните на меня внимательней.

Локоны ее обратились в седые букли, глаза выцвели, покраснели веки, щеки и лоб покрылись морщинами. Перед бандитом, опираясь на зонтик, стояла величавая, невзирая на возраст, девяностолетняя примерно дама.

— Старуха!.. — прохрипел Косоголовый. — Ты?! Чего смеешься?!

Он отпрянул, ударился о стену, выронил автомат, потом другой автомат, потом четыре гранаты и бинокль, представляя собой абсолютно жалкое зрелище.

Тем не менее расстаться с мечтой гангстер никак не желал.

— Сойдут отеки, молодость вернется… — бормотал он с надеждой. — Слесарь… стихи… счастье… союз сердец…

Ум бедняги, безусловно, несколько помутился.

— Сон вылечит его, — фея (вновь прекрасное видение) легко прикоснулась губами ко лбу бандита. — А там, глядишь, и сбудется давнее желание — остров Косоголовых. Печенюшкин, друг мой, вы не против гаремов?

— Каждый народ живет по своим законам, — мальчик устало потер лоб. — Мое мнение не в счет. Но вот не хватит ли жить по законам неправедным? Ларион Александрович, — он вдруг живо обернулся к Люгеру, — вы не хотели бы вернуться в Россию?

Впервые Ларри растерялся.

— Я не думал об этом… — сбивчиво заговорил он. — Хотя… Сейчас там грандиозные перемены… Впрочем, что за чепуха? Зачем русским праведникам гангстер?

— Ура! — Лиза была в восторге. — Знаешь, Пиччи, он мне сразу понравился. Пускай откроет тысячу совместных предприятий, а всю прибыль отдаст детским больницам. — Точно?

— Не стоит торопиться, — Печенюшкин поднялся. — Волшебной силой можно склонить человека к чему угодно, только это будут фальшивые чувства и мысли. Однако знайте, граф, в добрых делах я вам помощник и друг.

Он подошел к Ужастику, стоявшему в тени. Шпага все еще висела на бедре у мальчишки. Клинок стремительно вылетел из ножен и солнечным росчерком коснулся страшной коричневой маски. Глянцевая шелуха отлетела, будто под струей ветра.

Даже картоморы с любопытством уставились на бандита. Рыжеватый кареглазый блондин с открытым симпатичным лицом, с веснушками на носу смотрел на собравшихся. Недоверчиво, испуганно улыбаясь, он ощупывал физиономию.

— Рольф Шмутке — жертва овсянки, — представил Ужастика Печенюшкин. — Гениальный повар и очень талантливый боевик-профессионал. Водитель-виртуоз на земле, на воде, в воздухе.

— Зеркало… — выдохнул Рольф.

Фея подала ему зеркальце.

Ужастик рухнул на колени. Поскольку Пиччи в этот миг ловко скользнул к сестренкам, гангстер оказался как раз перед своим рюкзаком.

— Мой господин… — шептал он. — Теперь я ваш раб на всю жизнь… — рюкзак попал в поле его зрения. — Торжественный ужин! Омары, дичь, рейнская лососина, — он лихорадочно отшвыривал жестянки. — Черт, все консервы!

— До торжественного ужина еще ох как далеко, — пророкотал Дракошкиус. — Главное, как всегда, впереди. Камни, я полагаю, стоит до поры переправить в Фантазилью?

— Согласен полностью! — Печенюшкин бодро подхватил рюкзаки сестер. — Но малую толику возьмем с собой. Иначе, кто нам поверит.

Он взлетел на вершину башни, спрыгнул внутрь и мигом вернулся с тяжеленным грузом.

— Сам понесу! — заверил он девочек. — Смотрите лучше — такое второй раз не увидишь.

Пиччи просвистел начало замысловатого мотива, и тут же подхватил его невидимый оркестр.

Часть свода исчезла вновь. Сверкающий бриллиантовый жгут в три обхвата потянулся из башни, словно кобра из горшка факира. Вот жгут выбрался весь. Свился наверху в непонятный вензель, махнул остающимся двумя хвостами и, вытянувшись, улетел к солнцу.

Мальчуган хлопнул в ладоши. Тело колдуна поднялось в воздух, достигло отверстия в башне и медленно погрузилось на дно. Откинутая крыша цилиндра вернулась на место.

Печенюшкин скороговоркой пробормотал какую-то тарабарщину.

— То же заклинание, только наоборот, — пояснил он друзьям. — Теперь открыть башню может только Волшебный совет в полном составе. И все-таки я бы оставил сторожа. Федор Пафнутьевич, Мурлыка Баюнович, как вы на это посмотрите?

Старые кадры бросили жребий. Сторожить выпало Дракошкиусу. Лизе показалось, что Печенюшкин ощутимо обрадовался.

— Через день-другой мы вас сменим, Мурлыка Баюнович, — обещал Пиччи. — Пусть Глак решает судьбу негодяя — это дело картоморов. А нам пора покинуть пещеру.

— И куда теперь? — волновалась Лиза. Ей хотелось что-то предложить, но девочка не решалась.

Рыжеволосый герой хитро прищурился.

— Могла бы сразу сказать, о чем думаешь. Я чужие письма не читаю, только нехорошо заводить тайны от друзей.

— Ты все знаешь? — Лиза покраснела. — Я боялась, еще рассердишься, подумаешь — что она вмешивается… Не сердись.

— Глупенькая! На твоем месте и я бы беспокоился: смогут ли помочь всей Земле несколько волшебников из глубокой провинции…

— Ладно. Я сама расскажу, — девочка запнулась. — В общем, я в самолете в туалете написала письмо и в Рио тайком отправила. В Совет Объединенных Наций. Там было все про картоморов, как они Землю хотят сварить, и где у них столица, и чтоб их не убивали, потому что они тоже несчастные. Конечно, глупость. Решат, что у меня, как американцы говорят, летучие мыши в колокольне.

— Утешить тебя нечем, — сообщил Пиччи. — В секретариате СОН сильно смеялись над этим письмом. Зато сейчас им будет не до смеха.

— Так мы туда?!

— Именно! Завтра с утра заседание Секции Безопасности. И Генеральный Секретарь делает доклад.

— Неплохой масштаб! — Ларри присвистнул. — Можем помочь. У нас вокруг этой организации есть кое-какие связи.

— Не исключено, — заверил Печенюшкин. — Начнется наведение мостов между народами, правительствами, поднимется такая кутерьма… Ваши связи и опыт как раз пригодятся.

Очнулся Косоголовый. Туманными глазами он посмотрел на девушку своей мечты. Встал. Покачнулся. Подошел к фее. Нежно, едва ощутимо провел по ее щеке кончиками пальцев.

— Мама… — невнятно прошептал бандит. — Я плохо себя веду, мама, нарушаю законы… Белые мыши отшатнулись бы от меня…

Поток скупых мужских слез хлынул по небритым щекам.

— Клянусь Волшебной книгой, — вскочила Фантолетта, — я перестаралась!

Синим платочком она вытерла лицо бандита, привстав на носки, погладила по затылку.

Ужастику и Ларри почудилось, что голова их компаньона слегка изменила форму к лучшему.

— Полетта, я, кажется, вздремнул? — Косоголовый бесцеремонно чмокнул фею в щеку. — Какой очаровательный запах исходит от вас всегда! Прямо волной. Это баранье жаркое с луковой подливкой! Угадал? Еще бы! Ух, сколько я сейчас съем!

Ларри заслонил Ужастика.

— Не показывайся ему сразу, — быстро шепнул Люгер. — Еще одно потрясение бедняге не выдержать.

Троллейбус нетерпеливо приплясывал у пещеры, ожидая хозяина.

— Знаю, знаю, — успокаивал его Пиччи. — Все уже в порядке. Группа КУКУ расколдована. Те, что были здесь, и те, что ждали в блюдце, вместе летят домой, к законному королю.

Ларри исчез в вертолете, готовя последний в этой главе сюрприз.

Вот он появился опять вместе со смуглым худым стариком.

Глаза незнакомца, как два больных человека, скорбно оглядывали сборище. Перекованные гангстеры стыдливо повесили головы.

Лиза сразу узнала доброго рассказчика из своего двора, хотя и видела его год назад, к тому же совсем недолго.

— Где вы его держали?! — разгневалась она. — Наверное, в кандалах?! Голодом морили?!

— Хвостовой салон у нас по классу люкс! — Рольф Шмутке, бывший Ужастик, выглядел теперь милейшим человеком. — Два холодильника с деликатесами. Суперкомфорт. Только что не выйти. Хотя Косоголовый сам бы счастлив был запереться изнутри недельки на две.

— Ваши мучения кончились, доктор Брахнамур! — Федя и Печенюшкин бережно усадили индийца в троллейбус. — Клад найден, он будет служить всем людям Земли. И не только людям. Мы все вам расскажем по дороге.

— Счастливо, господин Печенюшкин! — Ларри готовился прикрыть дверцу вертолета. — До встречи в Нью-Йорке! В то время и на том месте, что вы назначили.

— Желаю удачи, граф, — сдержанно попрощался Пиччи.

Вертолет давно пропал. Вообще все пропало, кроме белого, как молочный суп, тумана за окнами — троллейбус проходил сквозь облака.

Лиза уже совсем была готова забыться в дремоте, но вдруг вскочила, хлопнув себя по лбу, и кинулась к водительскому креслу.

— Вспомнила! — объявила она. — Главное ты нам так и не рассказал! При чем же здесь все-таки старый перец?!

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

Часть третья

МАСТЕР НЕВОЗМОЖНОГО

Глава первая

Старый перец

День от дня по улицам своего, полного контрастов, города озабоченно спешит простой нью-йоркский народ. Люди, занятые обычными делами, не обращают внимания на достопримечательности, известные остальному миру лишь по фотографиям и телепередачам.

У высоченной серо-голубой коробки Совета Объединенных Наций сегодня не наблюдалось особого скопления публики. Небольшие группы туристов бродили, как всегда, вокруг знаменитой скульптуры Зураба Церетели «Добро побеждает зло».

Композиция эта — святой Георгий, поражающий дракона, сделанного из списанных ядерных ракет США и Советской империи была установлена сравнительно недавно.

Добрые любознательные туристы щелкали «кодаками», «никонами» и «поляроидами», запечатлевая творение грузинского гения и себя на его фоне. А, между тем, совсем рядом, внутри популярного здания, развертывались события небывалые, полные драматизма, сдержанной страсти и грозного, но трогательного юмора. Даже один-единственный снимок происходящего мог обессмертить имя его автора.

Впрочем, если бы кто-то чудом и уловил запах сенсации, проникнуть в зал, где работала Секция Безопасности, было невозможно.

Руководители крупнейших мировых держав собрались в этот день на экстренное внеочередное заседание.

— В нашем лице все прогрессивные силы планеты предпринимают героические усилия, пытаясь положить конец братоубийственной войне в Черносливии.

Докладчик говорил веско, округло, подкрепляя слова точными отработанными жестами.

— Вчера группа наших представителей сделала им очередное триста семьдесят восьмое категорическое предложение остановить кровопролитие.

Главы государств, сонм их многочисленных помощников, прочие именитые приглашенные слушали серьезно и внимательно.

— О роли нашей организации в мировом гуманистическом процессе убедительно говорит тот факт, что в свое время мы сделали Черносливии четыреста тридцать девять заявлений с требованием не допустить распада страны на основе межнациональной розни.

Сдержанные негромкие аплодисменты раздались в ответ.

— Итак, я продолжаю.

— Нет, это я начинаю!.. — звонкий детский голос разнесся по необъятному залу.

Докладчик, сбившись на полуфразе, оторвался от бумаг и, сменив одни очки на другие, растерянно оглядывал помещение. У основания громадного окна за трибуной, с внешней стороны сверхпрочного стекла, застыл исполинским жуком в пустоте сине-белый троллейбус. Передние двери машины отворились.

Лиза стояла на нижней ступеньке в строгом синем платье и остроносых туфельках — «колледжах». Волосы ее были тщательно причесаны, волнение в последний миг ушло, уступив место собранности и решительности.

Печенюшкин и Федя в темных костюмах и белых крахмальных сорочках с бабочками стояли за ней по бокам, на ступеньку выше.

Полоса стекла, отделявшая героев от зала заседаний, опустилась вниз, точно трап, легла на пол и продолжилась до самой трибуны, став яркой ковровой дорожкой.

Девочка и два ее спутника шагнули вперед.

В зале прошло легкое движение. Телохранители заслонили президентов и министров. Голубые береты — внутренняя полиция СОН — появились невесть откуда. Часть их застыла в дверях и у проходов, прочие же обступили узкую полоску ковра.

Немногочисленные доверенные журналисты прилипли к видеокамерам.

Ступить на ковер голубые береты не могли. Невидимые стены загораживали его с обеих сторон от воздействия извне. Шум в зале нарастал.

Остановившись у трибуны, Лиза вежливо обратилась к смятенному выступавшему.

— Я ужасно сожалею, что прервала вас. Не было другой возможности. Я и мои друзья должны сделать очень-очень важное сообщение. Вы позволите?..

— Нет!! — завизжал тот, отшатываясь. — Не позволю!.. Как вы смеете?!. Я Председатель Комитета!..

«Председатель дохлых крыс!» — пронеслось в голове у Лизы. Девочка крепко-накрепко сжала губы, чтобы обидные и несправедливые слова эти не вырвались у нее.

Голубые береты, обступив трибуну, уже протягивали руки, чтобы вытащить оттуда решительную школьницу.

Но тут в дверях троллейбуса выросла Алена. В руках ее был крохотный, словно игрушечный, автомат, напоминавший израильский «узи», и девочка держала его, как надо.

Кстати, в детских руках автомат не казался маленьким и выглядел вполне натурально.

Аленка вскинула оружие к плечу, нажала на спуск, и дробь выстрелов разнеслась по залу. Впрочем, звуки эти напоминали, скорее, упражнение на ксилофоне.

Полицейских, окружавших Лизу, подбросило к потолку. Блюстители порядка непременно расшиблись бы, падая вниз, но над каждым из них раскрылся голубой парашютик. Медленно и плавно, словно подчиняясь неведомому танцевальному ритму, охранники перемещались в воздухе.

Лиза придвинула стул к чересчур высокой для нее трибуне, уверенно забралась на сиденье и водрузила на нос очки.

— Так будете слушать или нет? — хмуро спросила она. — Я понимаю, вам трудно, взрослым. Сказки давно позабыли, забот полон рот и все тоскливые. Войны, грязь, жара, голод, холод. Там еда пропадает, тут еды не хватает. Собираетесь, собираетесь со всего мира, а решительности, единодушия все равно не видать. Я слышала, вы даже взносы в эту свою контору не платите. Значит — что, сами в нее не верите?..

— Ой, что это я болтаю?! — спохватилась девочка. — Мы же не ругаться пришли, мы, честно, по делу! Будете слушать, или нам уйти?

Несколько рядов кресел, расположенных в форме подковы, огибали длинный стол для заседаний. Очевидно, во внутреннем ряду, близ стола, сидели самые важные персоны. Оттуда и поднялся в ответ на реплику Лизы немолодой мужчина.

Усталое смуглое лицо с очень правильными, как бы сглаженными, чертами. Большие карие глаза за стеклами в светлой массивной оправе. Неожиданно резкие складки в углах рта. Пепельно-седые, вьющиеся короткие волосы.

— Я полагаю, не будет большой беды в таком вот фантастичном нарушении регламента. — Голос незнакомца оказался тих и очень мягок. — Безусловно, трудно поверить в то, что происходит с нами. Сам я склонен думать, что сплю и вижу сон. Второе предположение — все мы стали жертвами массового гипноза, это очень страшно. Третье. впрочем, давайте выслушаем девочку.

Наступила тишина — чуткая и внезапная.

Лиза набрала полную грудь воздуха, застыла на секунду, окончательно самоопределяясь, и начала рассказ.

— И если вы хотя бы не глупее детей, — к концу речи Лиза не на шутку разгорячилась, — немедленно договаривайтесь и отдавайте им ракеты! Атомный заряд в них уничтожить мы вам тоже поможем. Вот он поможет! — девочка показала на Печенюшкина.

Федя с достоинством поклонился.

— Они оба рыжие, — выдохнул кто-то в первом ряду. — Идиотская, безумная клоунада. Ущипните меня, господин министр, только незаметно. Хи-хи-хи. Ой!..

— Лиза Зайкина, пятый «А» класс, Россия! — выкрикнула девочка, забывшая сначала представиться.

— Да уберите вы эту куклу! — огромный военный в яркой до опереточности форме вскочил во втором ряду кресел, потрясая кулаками в истерике. Черные прилизанные кудри его встали шапкой, жесткие усы встопорщились. — Опять Россия! Всюду Россия! Сколько крови попортила мне эта страна!..

Алена хладнокровно спустила курок.

Генералиссимус (или кто он там был) полетел вверх и завис над люстрой, отчаянно болтая растопыренными руками и ногами. Некая часть его тела оказалась выше всех остальных. От нее на тонком тросике поднимался малиновый воздушный шар, упершийся в потолок.

Мощным баттерфляем военный разгребал воздух.

— Гляди-ка! — удивился Федя. — Летчик, что ли?

— Так нельзя, Аленушка! — Печенюшкин оказался на стуле рядом с Лизой. — Ох, портит детей телевидение!

Он легонько махнул рукой в сторону люстры, и пестрый брюнет оказался в своем кресле внизу. Малиновый шар пропал, перенеся окраску на щеки брюнета.

— Требую разбить видеокамеры! — заорал военный.

— Доктор! — Пиччи обернулся к троллейбусу. — Без вас не обойтись. Скромность скромностью, но вы же видите, что творится!

Аленка дисциплинированно подвинулась, освобождая проход.

Пожилой индиец сбежал по ступенькам в зал. Быстрыми шагами он прошел по ковровой дорожке к подкове кресел и, спустя несколько мгновений, оказался в объятиях седовласого мужчины в очках. Того самого, что позволил Лизе говорить.

— Доктор!.. — растроганно, не веря глазам, бормотал седой. — Дружище Брахнамур! Вы живы! Целый год мы ищем вас по всему свету.

— Сбылось. — шептал врач, хлопая друга по плечам. — Я знал, что мы непременно встретимся вновь. Мой верный старый Перес.

Да, это был именно он! Перес де Гальерос, Генеральный Секретарь Совета Объединенных Наций, испытанный соратник доктора Брахнамура по неустанной борьбе за мир во всем мире. Старый Перес.

— Ну это же совершенно меняет дело!.. — гудели хором короли, президенты и министры.

Многие из них давно знали и любили доброго неутомимого индийца, человека, посвятившего свою жизнь защите обиженных и угнетенных.

— Дамы и господа! — говорил Брахнамур, полностью завладев вниманием собравшихся. — Я заверяю: все, услышанное вами от этого ребенка — истинная правда. Не удивляйтесь тому, что кажется чудесами. Вспомните, сколько нового узнал мир за время, прошедшее от нашего рождения. «Нет непознаваемых вещей в природе — есть вещи еще непознанные». Эти мудрые слова не стоит забывать.

Времени в обрез, друзья! Наши озонные дыры, наши ядовитые удобрения, наши зловонные свалки искалечили планету. Мы в слепом и диком неведении своем породили новых разумных существ — картоморов. Теперь мы в ответе еще и за них.

Пока мы живы, пока не погубили наших детей, пока не вынудили их оставить нас, обречь безумных родителей на горькие, бесплодные годы одиночества перед концом человеческой цивилизации на Земле, пора одуматься! Я призываю вас немедленно разработать и принять программу действий.

Совещание Секции Безопасности СОН затянулось до полуночи. Немало еще происходило на нем интересного, необычного, неожиданного. Печенюшкин, высыпающий груду бриллиантов из двух девчоночьих рюкзаков прямо на стол для заседаний. Торжественное появление картоморов и выступление каждого из них. Демонстрация стереофотографий бриллиантовой башни. Фантолетта, расстилающая скатерть-самобранку для короткого — на ходу — ужина. Федя, несколько раз порывавшийся и сказавший таки речь от лица сказочно-свободной республики Фантазильи. Да, много чего было.

Высказывались, понятно, немногочисленные опасения, нашлись отдельные маловеры и нытики, кое-кто приплетал не ко времени собственные амбиции и обиды. Но, усиленная всеобщим душевным подъемом, конечно, победила дружба.

Совет земных (и подземных, формально еще не вошедших в СОН) сил постановил единогласно:

— ракеты и бриллианты — отдать!

— подготовку к операции «Здравствуй, Запека!» начать немедленно и завершить в двухнедельный срок;

— ответственными, с неограниченными полномочиями, исполнителями назначить Переса де Гальероса, доктора Брахнамура и Пиччи-Нюша Печенюшкина;

— пресс-конференцию для журналистов устроить завтра в десять часов утра.

Были еще и другие пункты, но их сестры Зайкины уже не слышали. По категорическому настоянию Фантолетты девочек отправили спать.

Встреча с журналистами проходила в том же здании СОН, но в другом, относительно небольшом, зале.

Представителей средств массовой информации оказалось немного — человек семьдесят. Кто и как выбирал это количество из несметного числа жаждущих попасть на пресс-конференцию, сестренки не знали. Лиза чувствовала себя свободно, Аленка стеснялась.

Самая главная причина для тревоги была снята. Неутомимый Печенюшкин успел посетить папу и маму Зайкиных, только вернувшихся из командировок. Объяснение оказалось нелегким, но Пиччи с честью выдержал его. Теперь, переключив телевизор на шестую, не работавшую раньше, программу, родители могли видеть все, что происходит с дочками. Папа гордился, мама волновалась, но в целом вела себя довольно спокойно. Не обошлось тут, конечно, без волшебной силы.

От голубого экрана Зайкины-старшие отрывались все же только по очереди.

Открыл встречу доктор Брахнамур. Рассказ его обо всех произошедших событиях был сжатым, однако занял не меньше часа. Телевидение и радио транслировали речь врача-гуманиста на весь мир. Едва сообщение закончилось, вопросы посыпались грудой.

— Ламбертина Жермонад. Телекомпания «Днем и ночью». — Сухопарая особа гренадерского роста нацелила на Переса де Гальероса палец длиной с небольшую указку. — Господин Генеральный Секретарь, у меня сразу два вопроса. Первый — отдав ракеты, не окажемся ли мы не защищенными перед безъядерными, но агрессивными державами? Второй вопрос — какой, по вашему, может стать расстановка сил в будущем мире?

— Ваши опасения беспочвенны, госпожа Жермонад, — заверил старый Перес. — Речь идет лишь о крупных ракетах, их около семидесяти тысяч. Это основные ядерные силы Земли. Малого вооружения остается достаточно, чтобы сдержать любого агрессора. Так что с отлетом картоморов расстановка сил в мире не изменится.

— Вольдемар Нар-Заде. Газетная корпорация «Вечерний звон». -Приземистый шатен с ястребиным носом в кожаном оранжевом пиджаке и красной феске нервно пригладил бородку. — Уважаемый доктор Брахнамур! Намерены ли вы раскрыть общественности и силам полиции все, что знаете о гангстерском синдикате? Преступники не должны уйти от возмездия!

— Возмездие наступило, — уверенно сообщил врач. — Отныне помыслы этих людей направлены к добру и справедливости. Подробности может сообщить мой новый друг, достойный Пиччи-Нюш.

— Джон Кузмиш Косс! Морской альманах «Кработорговля», — плечистый верзила в третьем ряду умело вклинился в крохотную паузу. — Госпожа Фантолетта! Неужели в сказочно-свободной Фантазилье все дамы так же прекрасны, как и вы?

— Почти все! — фея ласково улыбнулась журналисту. Наш старый приятель Косоголовый выглядел молодцом. Вороной парик был идеально пригнан, серый костюм безупречен, лишь желтая гвоздика в петлице казалась чересчур уж яркой.

— Дело в любви и восприятии мира, — продолжала Фантолетта. — Для каждого ребенка — в начале — все люди красивые и добрые, а самая красивая — мама. И это справедливо. Если нет рядом зла и гадостей, такое чувство останется навсегда. Мир вокруг каждого из нас — живое зеркало. Чем он прекрасней, тем лучше мы сами. То же верно и наоборот.

— Франсуаза Чижик. Независимый журнал для женщин «Одинокая гармонь». — Хорошенькая толстушка строго глядела на Алену. — Скажи, девочка, кто дал тебе в руки автомат и научил стрелять? Может, у вашего папы так принято?

Лиза мысленно обозвала корреспондентку мымрой. Она уже хотела вскочить и как следует ответить на явно провокационный вопрос, но удержал Федя.

— Ты, Лизок, не суйся, — зашептал ей в ухо домовой. — Кого спросили, тому и отвечать. Так у них положено, язви их в гипотенузу.

Алена встала, моргая.

— Автоматы я в кино видела, — сообщила она, — дома у нас их нет. А этот я придумала, потому что за Лизу боялась. Чтобы был игрушечный, но защитный. Я спросила, мне разрешили. Вы не злитесь, тетя Франсуаза, все будет хорошо. И к вам с Дени папа вернется, и больше драться не будет, и пить.

Франсуаза Чижик пошла пятнами, приподнялась и хлопнулась в обморок.

Аленка, потоптавшись на месте, неуверенно села.

— Откуда я про эту тетеньку узнала? — громким шепотом спросила она у Пиччи. — Ты помог? Только честно?

— Клянусь, не я! — искренне ответил Печенюшкин. — Это ты сама. Ну, Алена. — вздохнул он, — принесет ли тебе счастье этот дар?.. Ладно, в обиду не дадим.

Замешательство улеглось как-то само собой. Незадачливая журналистка пришла в себя через несколько секунд и тихо, бочком, выбралась из зала. А вопросы продолжались вновь, и не было им конца.

Особенно терзали картоморов. Даже Глазок, наиболее спокойный и красноречивый, выдохся все же, охрип и, махнув двухцветной ладонью, заявил, что с него на сегодня хватит.

Лучше всех держался Клубень. Чиновник службы безопасности, он был специально обучен говорить долго и ни о чем, так что потом забывался и сам вопрос. Единственное он заявил твердо: численность картоморов, базы, уязвимые места останутся пока тайной для большинства людей. Нет уверенности, что фанатики, узнав эти сведения, не ринутся уничтожать картоморов. В таком случае не обойдется без жертв с обеих сторон.

Федя рисовал счастливые картины будущей дружбы людей и фантазильцев, но всякий раз добавлял, что сам он в отпуске и без Волшебного совета ничего не решает.

Алене вопросов больше не задавали.

Лиза рвалась к общению, но охотников что-то не находилось. И вот.

— Ирена Садовска, телепрограмма «Мировая урода». Вопрос Лизе Зайкиной.

Стройная брюнетка в голубом девчонкам сразу понравилась. Сквозь красоту ее и холодную элегантность проступало домашнее уютное обаяние.

«У нее три сыночка, — поняла вдруг Алена. — Хорошие, но ужасно шумные. А младший, Михал, непоседа и озорник, недавно объелся сыроежек в лесу. И очень расстроился, узнав, что их надо еще и жарить. Счастье, что все обошлось.»

— Лиза! Вы с сестренкой теперь самые знаменитые девочки на свете. Что ты скажешь, если вам предложат сниматься в кино?

— Конечно, будем! — Лиза даже удивилась. — Хотя. У меня внешность невыигрышная, лучше пусть Алена снимается, а я сценарий напишу. Точно?!

— Думаю, ты себя недооцениваешь, — улыбнулась очаровательная пани. — Если захочешь, мы продолжим разговор. Спасибо.

— Профессор Гарбузони. Издательство «Магия и мы». Три вопроса господину Печенюшкину.

Поджарый итальянец в белом костюме помахивал над головой раскрытой чековой книжкой.

— Три вопроса. Существует ли граница вашего могущества и если да, то где? За какую сумму вы согласились бы написать мемуары? И последнее. Не сочтите за дерзость просьбу показать что-либо из арсенала ваших возможностей?

— Граница на замке, — спокойно ответил Пиччи назойливому профессору, — а ключ от него в кармане, вероятно, у Господа Бога. Мемуары писать рано, я пока не отошел от дел. А третий вопрос. предложите что-нибудь сами.

Итальянец с готовностью открыл рот, вновь закрыл его и надолго задумался.

-. Трудно сказать, — проговорил он после паузы. — Все изъезжено, затерто. Ничего не приходит в голову, кроме бассейна с шампанским, дождя золотых монет да пальм, вырастающих из пола. Фантазия взрослых скудна.

— Аленка, Лиза! — позвал Печенюшкин девчонок на помощь. — Есть предложения?

Сестры пошептались, затем повернули хитрые физиономии к Пиччи.

— Понятно без слов, — ухмыльнулся мальчуган. — Принимаю и поддерживаю.

— Дамы и господа! — обернулся он к журналистам, прижимая к груди неведомо как возникший букет. Алые, белые, кремовые, багровые розы — казалось, вся красота спасенного мира дышала, влажная от росы, в руках у Печенюшкина. — Эти цветы без шипов из Фантазильи я счастлив преподнести вам на память о сегодняшней встрече.

— Мы счастливы! — поправил Федя, солидно откашлявшись. Он прикоснулся к розам, и тут же сноп цветов опоясала золотая широкая лента, завязанная пышным бантом.

Пиччи протянул цветы вперед.

У журналистов, сидевших в зале, у десятков миллионов телезрителей, даже у радиослушателей сердце вдруг сладко защемило.

— Всем, всем, всем!!! — кричали Лиза с Аленкой.

Зайкины-родители затаили дыхание.

Телекамера подъехала к букету вплотную, вот он занял весь экран, аромат свежесрезанных роз наполнил комнату, охапка цветов медленно выросла и, отделившись от стекла, свалилась на пол.

Не можем ручаться за точность, но, рассказывают, у выключенных радиоприемников в закрытых помещениях — и то появились розы. Более того, найденные позже, они сохраняли свежесть и долго-долго еще стояли в воде не облетая.

На этом пресс-конференция завершилась.

Когда сестры в окружении старых и новых друзей пробирались к выходу, на Лизу вдруг набежал и цепко схватил ее за пуговицу восторженный человечек с пушистой лысиной и детскими сияющими глазами.

— Виктор Пи Тарасофф! Экологический вестник «Фью-Фью». Острова Фиджи. Дорогая Лиз! Милая Элен! Ответьте нашим читателям, какой награды ожидаете вы от волшебников и правительств Земли за участие в спасении человечества?

Лиза тщетно пыталась освободить пуговицу.

— Вообще-то, я мечтала укоротить себе нос, — сухо сообщила она. — Но теперь начинаю сомневаться. Ведь с другим носом это буду уже не я, правда?

— Мой сын, Юджин, заканчивает колледж! — закричал человечек. — Он был бы счастлив иметь такую невесту! И не нужен другой нос! Зачем другой нос?! Фото, ваше фото, умоляю!

— Лиза! — зашипела Аленка. — На нас же родители смотрят! Вспомни, что мама говорит: «Рано тебе еще о мальчиках думать!»

— Мне еще рано любить, господин Тарасофф. — Лиза сделала грациозный реверанс.

— Нам вагон Барби обещали купить! — Алена тактично замяла щекотливую тему. — Хватит на Лизкин класс, на мой будущий класс, и еще останется.

Накатилась следующая волна поклонников, и маленького журналиста отнесло в сторону. Некоторое время он подпрыгивал, выныривая из кучи других голов, размахивал белой жемчужной пуговкой, выкрикивал приглашения на знаменитые острова, постепенно скрываясь из виду.

Девочек, фею, картоморов и Печенюшкина с Федей разместили в знаменитой гостинице, в многокомнатных роскошных апартаментах. Раньше тут останавливались лишь короли, президенты и кинозвезды мирового масштаба.

Сопровождающие удалились. Пиччи и его команда остались сидеть в гостиной вокруг деревянного, на массивной ноге, стола средневековой работы. Ногу эту обвивал искусно вырезанный дракон. Три головы чудовища с трех сторон подпирали столешницу.

Дверь заперта. — Печенюшкин глядел под стол. — Подслушивающие устройства отключены. Стекла снаружи непрозрачны. Здесь, в своем здоровом коллективе, мы защищены вполне надежно. Рассказывайте, Мурлыка Баюнович!

Глава вторая

Ландшафт с лягушатами

Ослабив кольца, дракон сполз вниз, бурно обрастая шерстью. Молча, не успев еще до конца вернуть себе привычный облик, он выхватил из-под крыла и водрузил на стол сильно уменьшенную — ладони в две величиной — бриллиантовую башню.

Почти все пространство внутри занимал, колотя ногами в стены, здоровенный, красно-бурый картомор. Физиономию его, и так не слишком-то симпатичную, искажала ярость. Цилиндр, сотрясаясь, плясал на краю стола.

— Полковник Ловчила!.. — Печенюшкин присвистнул. Быстро и тревожно он вгляделся в узника, проникая вглубь до печенок. — Точно он! Вот так фокус! Где медальон, Аленка?!

— Не зна-а-ю! — Алена, испугавшись, ощупывала шею. — Все время здесь был, висел. Я не заметила. Ой, что теперь будет?!

— Провели, как маленького! — Пиччи, не сдержавшись, стукнул кулаком по столу. Башенка, подпрыгнув, остановилась. Полковник озадаченно притих, разглядывая компанию.

— Какой же я дурак! Успокоился!.. Растяпа! Слепой, доверчивый идиот!.. — Печенюшкин чуть не плакал в отчаянье.

— Да расскажите же, что случилось?! — Фантолетта встала, обнимая встревоженных сестер.

— Очисток сбежал, — хмуро объяснил мальчуган. Он уже пришел в себя и теперь стеснялся вспышки. — Только сейчас до меня дошло. Вот этого молодца, — Пиччи указал на Ловчилу, — он еще раньше обратил в медальон, чтоб не мешал до поры. А падая с балкона, последним усилием поменялся с ним местами. Так что в башню я заточил полковника в обличье Очистка. Настоящий же колдун, превращенный в золотую безделушку, был все время у нас под носом и, когда счел нужным, ускользнул.

— Он у меня на шее висел?! — Алена перепугалась по-настоящему. — Я его трогала, открывала, целовала. Теперь заболею?.. Кожа облезет, да? Только не обманывайте!

— Краше прежнего станешь! — успокоил Федя. — Колдун, злодей, да еще и заразный — такого букета даже в сказках не бывает. Мне вот иное невдомек. С чего бы этот хват, — он кивнул на полковника, — обратно в свою личину вернулся? Так бы мы опасности и не почуяли. Ну, пропало у красной девицы украшение — так потеряла, с кем не бывает.

— Одно из двух, — раздумчиво промолвил дракон. — Либо сил у него не хватило на прочное колдовство, либо все точно рассчитано. Если верно второе, значит, Очисток дразнит нас, ждет ответного хода.

— Что он может сделать? — фея думала вслух. — Бриллианты в Фантазилье, к ним не подберешься. Испортить ракеты?

— Уверен, что нет! — оживился Печенюшкин. — Допустим, отлет на Запеку невозможен. Что тогда? Или люди, или картоморы. Места для тех и других на общей матери-Земле нет. Значит, война. Люди предупреждены. При нынешней расстановке сил победы картоморам не видать.

— Есть лишь один путь для Очистка, — продолжил мальчик. — Сместить Глака, занять его место и, улетев со своим народом, стать королем целой планеты.

— Лучше умереть! — отчаянно закричала Кожурка. — Эта несчастная Запека будет сплошной тюрьмой. Камерой пыток!

Лиза обвела друзей сонными глазами.

— Ничего не соображаю, — пожаловалась она. — Умоталась. Вздремну полчасика, потом меня разбудите. Ладно?

Аленка уже спала.

— Ни к чему им лишнее слышать, — объяснил Пиччи. — А мы, пока Зайкины-родители на работе, дочек, а значит, и нас на своем экране не видят, можем посовещаться. Я боюсь, что самая большая опасность грозит сейчас как раз Аленке и Лизе.

Оставалось совсем немного времени до вылета на Запеку двух ракет с разведчиками и Печенюшкиным во главе. Несколько дней, прошедших после переполоха в Совете Объединенных Наций, ответственные исполнители трудились без устали. Пиччи не спал вообще, уверяя, что это и ни к чему.

Рыжеволосый герой и его новые соратники — гуманный индиец и старый Перес де Гальерос возникали в самых разных и неожиданных уголках Земли.

Стремительно и неутомимо Пиччи наводил мосты, приводил к согласию нации, народы, племена. Люди, животные, птицы и цветы, деревья и насекомые — он не забывал никого.

Пока Генеральный Секретарь СОН и доктор Брахнамур решали вопросы на уровне континентов, правительств, мэрий и поселковых советов, невероятный Печенюшкин успевал вдесятеро больше.

Фрак, рваные джинсы, набедренная повязка, шкура льва, кора баобаба, изумрудные доспехи кузнечика — свой среди своих, он вихрем носился по планете, латая ее непрочный костюм зеленой нитью надежды.

Федя, механик-самоучка, облетал в троллейбусе военные базы, переделывая ракеты. Ведущие атомщики мира — группа содействия, — затаив дыхание, смотрели на волшебные пальцы домового. Молоток, кусачки да лобзик — других инструментов Великий Маг не признавал.

За работой он, как правило, напевал любимые песни, хотя порой позволял себе и философские обобщения.

— Поглупел народ, доложу я вам, — вздыхал домовой. — Дети малые и то смышленей. Карапуз тайком мороженое слопает — так он хоть скрывает, стесняется, знает, что простыть, заболеть, значит, может запросто. А взрослые только удовольствие свое понимают. Уж вроде знают — нельзя! — и опять грязнят, истребляют, травят. Ведь стихов одних сколько написано, — окончательно загрустил Федя. — «Если каждый сорить перестанет, то на рынке чисто станет.» Или вот это: «We always kill the one we love.» — он ненавязчиво блеснул фразой из Уайльда.

— Ну проводим картоморов честь по чести. Мы ведь, чародеи, опять под землю уйдем. Колдовство наше на людей после шестнадцати лет не действовало. А сейчас что? Нешто вся планета в детство впала?

— Много в газетах, конечное дело, врут. — Великий Маг отряхнул с ладоней крошки мирного уже атома и передвинулся к следующей ракете. — Читал, к примеру, намедни, будто я, Федор Пафнутьевич, в петровские времена боярином был. Лес рубить и корабли строить не хотел. Противился царю, потому как природу берег. За то, значит, и кончил на плахе, но силой волшебной возродился. Клевета это.

Я в ту пору уже к фантазильской земле прибился. Из родной-то деревни нас, домовых, колдуны выкурили, вот и пошел куда глаза глядят. А они вниз глядели. Огляделся, обосновался и открыл пекарню на пару с Дракошкиусом-младшим, с Грызодубом Баюновичем. Славно дело пошло. Я тесто замешу, в печь хлебы поставлю, он дохнет разок-другой — и готово. Булки пышные, сладкие, калачи румяные. А потом. ну, это долгая песня.

— Я ведь про газеты, — напомнил домовой физикам. — Тут как-то и полезная попалась статья. Доктор Реймерс такой есть, не слыхали? Понятно пишет, не заковыристо, за это уважаю. Земля — это вроде как кастрюля, которая на огне стоит, а в ней лягушата плавают. Бранятся лягушата, кричат, что свариться недолго, а сами все через края перегибаются да огонь раздувают. Смертельная кастрюля. — Федя поднялся. — Ну, здесь все. Айда на другую базу, господа хорошие.

Алена и Лиза без устали отдыхали. Своим любимицам, немало потрудившимся и пережившим, планета решила устроить веселые каникулы.

Фантолетта, Дракошкиус и четверка картоморов не оставляли сестренок одних ни на минуту. Даже ночи дракон и фея проводили у постелей девочек, неспешно выкладывая яркие картины из глянцевой мозаики воспоминаний. А утром заверяли, будто бы тоже продремали до рассвета.

На людях Дракошкиус принимал вид обычного кота, крупного, трехцветного, без намордника, но все же на поводке. Фантолетта преображалась в почтенную гувернантку средних лет. Картоморы становились щенятами в корзинке. Сестры надевали темные очки и шапочки, менявшие внешность.

Такая вот маскировка позволяла с легкостью ускользать от дежуривших внизу восторженных поклонников, журналистов и безобидных, но назойливых психопатов.

Автоконцерны всего мира стремились предоставить героиням в пользование лимузины своих фирм. Победил знаменитый «Мерседес-Бенц». Печенюшкин выбрал для Лизы с Аленой последнюю модель — «Мерседес-700», только что прошедшую испытания и еще не запущенную в массовое производство.

Каждый день, несмотря на сумасшедший график, Пиччи выкраивал для девчонок два полновесных утренних часа. Фантолетта и Дракошкиус могли в это время расслабиться и передохнуть.

Лимузин внезапно исчезал из гаража отеля, возникая в непредсказуемом месте города. И сразу же в машине оказывались Аленка, Лиза и Пиччи.

Печенюшкин учил сестренок водить. Алена оказалась органически неспособной к технике. Лиза же быстро освоилась за рулем и справлялась с автомобилем довольно лихо.

Дабы не привлекать внимания в людных местах, «мерседес» с помощью Печенюшкина мог изменить номер, цвет, а то и просто обернуться заурядным «фордом» или не первой свежести «тойотой».

О посещении Диснейленда можно было бы написать отдельную главу. Сестры провели там два дня, с утра до вечера. Печенюшкин начинал экскурсию, потом его сменяли фея и дракон, потом. нет, не будем затягивать книгу.

Исполнилась, кстати, еще одна Лизина мечта. Они с Аленой попали на концерт популярнейшей рок-группы «Ремонт верблюдов». Зал бесновался, свет гас, вспыхивал и рвал глаза осколками, когда на эстраду с воплем: «Оле-оле-е!!» выскочил великий Лелик, ударник рокового труда, кубинский эмигрант, сын флейтиста-малайца и норвежки, баронессы Хильденхрюндиг.

— В пустыне чахлой и скупо-о-о-ой!! — завели «ремонты» свой непобедимый шлягер, чемпиона всех хит-парадов последних лет.

Верблюд со вздернутой губо-о-о-ой! О-о! Опять остался — у-у! без ремо-онта, Он не-е дойдет, нет, не дойдет до Геллеспонта! А-э!!.

Аленке концерт не понравился. Всю обратную дорогу девочки спорили, чуть не поссорившись.

— Ты до гениальной музыки просто не доросла, — уверяла Лиза, прижимая к груди фотографию группы с автографами «ремонтов».

— Что попало, — тихо защищалась Алена. — Орут и орут. Я спокойные песни люблю и чтоб все слова разбирались.

— Это АБСОЛЮТНО разные вещи! — настаивала сестра. — Даже сравнивать нельзя. Пиччи, скажи ты!

— Я Окуджаву люблю, — признался Печенюшкин. — Выходит, Аленкин вкус мне ближе. Но спорить не о чем. Дороги этой дальней на вас обеих хватит. Лишь бы всегда был рядом синий троллейбус.

— Но сейчас ведь Федя в нем ездит. — Лиза не поняла спутника. — Печенюшечкин! Ты ведь и сам можешь превратиться в троллейбус. Помнишь?

— Я же не всегда рядом, — вздохнул Пиччи, останавливая «мерседес». -Это тоже хорошая машина. Сейчас мы ее только чуть-чуть усовершенствуем.

Он поднял капот и, засучив рукава, принялся копаться в моторе. Пальцы его гнули металл, как пластилин, разрывали, соединяли, изгибали, разглаживали.

— Готово! — захлопнув капот, мальчуган уселся и круто взял с места. — Теперь, Лизонька, вы и без меня шутя оторветесь от любой погони. Запоминай.

Пиччи объяснял, Лиза повторяла, Аленка хлопала ресницами, глядя на чудесные штуки, вытворяемые машиной.

— Да-а. — Лиза вытерла вспотевший лоб. — Слушай, а сколько бы тебе заплатила фирма за переделку модели?

— Ну, — задумался Печенюшкин, — миллиард бы, наверное, дали.

— Рублей?! — ахнула Алена.

Лиза фыркнула.

— Я думаю, долларов. Правильно?

— Дали бы и в золотых дукатах, — Печенюшкин рассмеялся. — Но, вообще, машина классная. Эту модель легко было подправить. Поехали домой, а то мне время исчезать.

— А когда по-настоящему домой? — Аленка шмыгнула носом. — Здесь очень хорошо, но я уже по всем скучаю. Раз в день с мамой-папой по видеотелефону — это же мало. Я во двор наш хочу, и к бабушкам, и к дедушкам, и в квартиру нашу, и на дачу.

— Скоро уже, не горюй! Проводим картоморов, вернетесь домой с почестями. Завтра я улетаю на Запеку, значит, осталось дел недели на две. Будете без меня скучать?

Алена внимательно смотрела на мальчика.

— Ты что-то нехорошее знаешь, а нам не говоришь, — сказала она неожиданно. — Почему мне так все время кажется?.. Лиза, что я сейчас спрашивала?

— Когда нам домой? — старшая сестра, похоже, пропустила напряженный момент мимо ушей. — Я тоже хочу, только я обещала солиста «ремонтов» в гости к нам в отель пригласить. Пол о'Мойкин, вот он на фото — курчавый, разрисованный. Ленка, дадим ему автографы? Можно, Пиччи?..

На райском островке близ Мадагаскара в штаб-квартире гангстеров бурлили перемены. Ларри Люгер, творец и глава преступного синдиката, объявил о намерении ликвидировать дело. Сам хозяин и его подручные — Ужастик и Косоголовый, появившись в небоскребе на несколько часов, тут же исчезали вновь. Лишь изредка Ларри вызывал заместителя по радио и отдавал приказы, повергавшие того в недоумение и панику. Но ослушаться всесильного шефа Чарли Бимбом боялся.

Чарльз Бэдмен Бимбом, несомненно, был блестящим джентльменом. Сверкали его напомаженные волосы, пробор, масленые ласковые глаза, усики, зубы, галстук, булавка в галстуке, запонки, ботинки, цепочка на жилете, костюм мягко отливал серебром. Подчиненные прозвали его Сияющим Чарли.

Сейчас на самой маленькой из своих яхт, в полном одиночестве, Чарли, в который уже раз, лихорадочно обдумывал ситуацию. Волны чуть покачивали драгоценную скорлупку, стоящую на якоре близ островка, у входа в коралловую лагуну. Беспощадное солнце вынудило гангстера сменить привычное облачение. В майке из тончайших золотых нитей и джинсовых шортах с заплатами, собственноручно пришитыми самым знаменитым из парижских модельеров, он бессильно откинулся в шезлонге, рассеянно поглаживая пальцами неподвижный штурвал.

Крах, разорение, нищета, быть может, и арест — вот что виделось Чарли на горизонте. Безумная затея Люгера означала конец синдиката. Конечно, ареста можно было избежать и даже спасти при удаче кое-какие средства. Но для Сияющего Чарли, Симпомпончика, как звала его покойная ныне мамочка, жизнь все равно кончалась.

Он привык швырять миллионы на любую прихоть, дарить целые цветочные магазины девушкам, случайно приглянувшимся на набережной, каждую неделю покупать новые, самые дорогие, машины. Кроме того — втайне от Люгера — он запустил руку в казну организации, надеясь вскоре покрыть недостачу, однако запутывался в долгах все больше и больше.

«Утопиться? — размышлял Симпомпончик. — Но до чего ж я буду уродлив, если тело найдут! Тьфу!.. Пригоршня снотворного? Черт, как хочется жить! Черт?.. Как легко все решалось в сказках. Продаешь душу черту, живешь на всю катушку, а на остальное наплевать!..»

— Душу не покупаю! — визгливый голос послышался внезапно за спиной бандита. — Такой мерзав-ав! — ав! — мерррзавец нужен мне живым! Трусливый, жадный, кровав-ав! — рр-гав!!! — голос захлебнулся в лае.

Чарли стремительно развернулся вместе с креслом. Пальцы его сжимали тяжелый «люгер» — заместитель неосознанно подражал шефу. Пять пуль в упор, они должны были отбросить пришельца к рубке и заставить сползти на настил, истекая кровью.

Фигура не сдвинулась. Более того — на кремовом костюме незнакомца не обнаруживалось и следа от выстрелов. Ошеломленный Симпомпончик понюхал дуло, скривился и, пряча оружие, наконец-то оглядел незваного гостя.

Тот был одет безукоризненно элегантно — дорого и неброско. Лицо его казалось заурядным сначала, но при ближайшем рассмотрении обнаруживало странное сходство с собачьей мордой. Толстый, чуть лиловатый нос, сильно выдвинутая вперед челюсть, рот до ушей с чересчур темными губами. Серые влажные кудри выбивались из-под шляпы. Лишь глаза были явно не собачьи — белые, бешеные, с мутью в зрачках.

Пришелец вытянул руку перед собой, ладонью вниз, и золотой дождь посыпался на палубу. Куча монет быстро росла. Чарли укусил себя за палец, охнул от боли и, нагнувшись, подобрал желтый кругляш, подкатившийся к ногам.

— Французские луидоры, — определил он. — А в шляпе у вас, конечно, кролик и в желудке у него бриллиант с мой кулак?

— Хва-ав!.. перестань паясничать, — теперь незнакомец тщательно подбирал слова. — Наши интересы сходятся на некоторое время. Будешь послушен, я решу все твои проблемы и в придачу набью золотом до крыши ваш дурацкий небоскреб.

Чарли следил за прессой, знал о последних невероятных событиях в Нью-Йорке и охотно поверил в новое чудо. Опытнейший пройдоха, он почувствовал несомненную связь между главной сенсацией мира и невозможным, казалось, появлением на яхте «собачьего сына» — так Симпомпончик мысленно окрестил пришельца.

— Я собираюсь выкрасть двух девчонок из отеля Гринпис в Нью-Йорке, — заявил незнакомец без предисловий. — Ты читал газеты, все, что нужно, знаешь. План мой, исполнение в основном мое, но для некоторых деталей мне нужен ты и твои люди. Понятно?

Чарли расхохотался.

— А русский Кремль не хотите стащить втихаря? По-моему, больше шансов. Этих матрешек охраняет, считай, вся планета.

«Собачий сын» быстро пригнулся, заглядывая в глаза бандита, и Чарли взвыл от дикой непереносимой боли.

— У тебя нет выбора, — медленно говорил пришелец. — Есть лишь счастливый шанс, подаренный мной. Будущий великий король картоморов, я улечу из этого позорного мира. Ты же останешься, и тронуть тебя не посмеет никто. Бросай на ветер свои глупые миллиарды — их хватит тебе до скончания дней. Слушай и повинуйся!

— Слушаюсь, сэр. — запекшимися губами прошептал Симпомпончик.

— Ты никто! — заклинал незнакомец. — Ты воск, глина, дуновение зла, яд, что станет мне лекарством, ты инструмент в моих руках. Я же обману всех, накажу всех, одержу победу над земными и подземными силами. Я покину эту планету, торжествующий и неуязвимый, потому что я — Очисток, мастер невозможного!..

Глава третья

Игры взаперти

— Мог бы послать вместо себя кого-нибудь! — Лиза окончательно разъярилась. — Вот это каникулы! Сидим в коробке третий день, как чертики на пружинках. Лично я две недели не выдержу!

— Он же обещал, Лизочек! — увещевала Фантолетта. — Дать слово и не сдержать — такое в Волшебной стране не принято. Рыцарь чести!.. — прекрасные глаза феи затуманились дымкой воспоминаний.

— Помните тридцать девятый год, Мурлыка Баюнович?.. Высадка Звездных Чурбанов. Наш Пиччи-Нюш во главе фантазильского войска. Сражение в Турахтиновом болоте. Измена. Мышелюб-Злопыхатель со своим отрядом двухпросветных переметнулся к Звездным. Битвы, окружения, атаки. и наша светлая, заслуженная победа.

— Ну, еще бы! — загудел дракон. — Мышелюб перед превращением в осиновый пень клялся в своей невиновности. И лишь один Печенюшкин поверил ему, настоял на отсрочке казни и обещал докопаться до истины. Чего ему это стоило! Расследование зашло в тупик. Волшебный совет чуть не изгнал Пиччи из Фантазильи. И все же наш герой, рискуя жизнью, добился своего. Горнилла, фея огненной воды — это ее предательство и злые чары едва не заставили нас погубить невинного.

В этот раз Лиза не поддавалась на романтику.

— Пол о'Мойкин приезжал, солист «ремонтов», — не пустили! Чарли Бимбом, художник, умолял позировать — не пустили! Клуб девочек-скаутов из Балтиморы — фиги с две! Клуб бабушек-туристок русского происхождения — четыре фиги!..

— Ли-иза! Какие выражения! — проскрипела Неровня, воздев к небу морковные руки. — Тебя НЕМЕДЛЕННО надо начать перевоспитывать! И ОТДЕЛИТЬ от сестренки, чтобы она не наслушалась грубостей.

— Что, на нас с Аленкой свет клином сошелся? — продолжала возмущаться Лиза. — Лучше бы ловили Очистка вашего дурацкого! Всех детей на земле все равно не охраняют. Он запросто может еще кого-нибудь украсть!

— Вполне резонно! — поддержал Глазок, слушавший девочку с явным одобрением. — У малышек каникулы. Гулять, так гулять! — в глазах его зажегся бесшабашный огонь. — Я против запретов! Либо мы справимся с колдуном и вне этих стен, либо и здесь не совладаем.

— Печенюшкин же велел не выходить, — тихо, баюкая Кожурку, вмешалась Алена. — Надо слушаться. Здесь он все заколдовал, а там нет. Даже тигров крадут, — вздохнула она. — Папа говорил, есть фильм «Украдительница тигров».

— Укротительница! — поправила Лиза. — Это дрессировщица, она зверей делает послушными, чтобы с ними в цирке выступать. Темнота ты, Ленка! Мне за тебя стыдно.

— А мне за тебя! — сестренка обиделась. — Ты ругаешься и папу с мамой позоришь. Они, наверно, сейчас на тебя смотрят и краснеют. Нам с тобой родители потому и не разрешили Печенюшкина в Фантазилье дожидаться, чтобы мы у них на глазах были.

— Вечно им надо на нас смотреть! — затосковала Лиза. — Ох, как в Фантазилью хочется. И там безопасно — никакой земной злодей не проникнет.

— Насчет безопасности сомневаюсь, — веско сообщил Клубень. — Ведь свобода — это безопасность, так?! А значит, без органов безопасности, без присмотра, нет и не может быть подлинной свободы!

Дракошкиус закашлялся хором.

— Своеобразная точка зрения, — выговорила, наконец, белая голова. — Свобода у нас сказочная, безопасности уж точно больше, чем на земле, а вот органов отродясь не бывало. И, представьте, как-то живем.

— Кстати. — продолжал Клубень. — Мне необходимо покинуть на время нашу славную гостиницу. В Секции Безопасности СОН я договорился об обмене опытом. Надеюсь, что на меня, представителя авторитетного ведомства, запреты не распространяются?

— Боюсь, что правила одинаковы для всех, — Фантолетта чарующе улыбнулась. — Перед отлетом на Запеку у вас будет еще достаточно времени. Умоляю, не сердитесь.

Но Клубень рассердился.

Побагровев, он раздраженно, оставив приличия, зашептал что-то в самое ухо Неровне, очевидно, предполагая в ней единомышленницу.

Неровня отшатнулась.

— Я состою при коронованной особе! — взвизгнула картоморша. — Беспорочный послужной список! Девяносто две благодарности! Семнадцать медалей! Орден Священной Картошки-Прародительницы! И вы смеете предлагать мне ТАКОЕ?!.

— Ну, ваше досье я знаю! — грубо заявил Клубень. — В молодости — хе-хе! — были кое-какие грешки? Напомнить?

Никогда не следует задевать даму, даже не относящуюся к человеческому роду.

— Представьте, и я знаю ваше досье, — ядовито прошипела Неровня. Казалось, даже крошечный язычок ее раздвоился на конце. — Дело о пятнадцати кочерыжках. Кружок Подгнилка-Капустулы. Один юный картомор.

Теперь Клубень побелел.

— Все, все, все, все!! — взмолился он. — Солдафон, дурак, казарменные шутки. В приличном обществе и бывать-то почти не доводилось. Пугал, брал на пушку, на самом деле ничего не знаю. Я вас обидел, госпожа Неровня?

— Обижаются на близких, — отрезала дама. — Прочих же ставят на место. Надеюсь, на благодатной Запеке мы окажемся на разных материках. И с вами, и с этим, забывшим стыд, младенцем в пеленках. Хорош младенец! Когда я училась в начальной школе, она была уже опытнейшей.

Кожурка, вылетев из пеленок, как маленький снаряд, сбила Неровню с ног, подмяла под себя и с маху заткнула ей рот кулачком.

Секретарша коронованной особы дергалась и хрипела, но, несмотря на внушительные габариты, вырваться не могла. Шепнув незаметно для окружающих несколько коротких слов в самое ухо Неровне, Кожурка ослабила хватку. Обе они вскочили и принялись отряхиваться.

Все произошло так быстро, что никто не успел вмешаться в потасовку.

Неровня с Кожуркой изящно кланялись на все стороны.

— В свободное от напряженного труда время, — величественно объясняла секретарша, поправляя на голове серую шелуху, — мы играем пьесы собственного сочинения. Тесным кругом приближенных — исключительно для развлечения усталого монарха. Но сейчас, дабы разрядить обстановку, мы сочиняли на ходу. Думаю, это будет комедия. Название?.. Я необыкновенно удачно придумываю названия. Вот! «Четыре кучи подозрений, или Хохот до потолка!»

— Почему четыре? — быстро спросила Лиза.

Фантолетта и Дракошкиус безуспешно пытались разобраться в истинных причинах конфликта. По-видимому, Печенюшкин прочно закрыл мысли картоморов от вмешательства со стороны.

— В пьесе будет четверо действующих лиц, — догадался заинтересованный Глазок. — И, как в хорошем детективе, каждый подозревается в ужасных преступлениях.

— А на самом деле, — подхватила Неровня, — все окажутся виновными лишь в одном желании — как следует потешить государя. Очень смешно и трогательно!

— Ну, это потом! — Глазок закрыл тему. — Давайте все вместе сыграем во что-нибудь другое. В Аленкин дом, например. Кем я в этот раз буду, Алена? Только не злым шарманщиком! А вообще, — он встал и потянулся с хрустом, — до смерти хочется выбраться отсюда!

Собачий портрет в овале медальона доставил Очистку уйму неприятностей. Невинное чародейство Пиччи добавило к облику колдуна самые почему-то непривлекательные из черт королевского пуделя Лори. Во что бы ни перевоплощался Очисток, они не исчезали. Даже цветок получался теперь только один — львиный зев.

Привычки рычать во время речи, взлаивать при определенных сочетаниях звуков, неожиданно почесывать за ухом задней ногой могли свести с ума кого угодно. Единственное, что удалось перебороть, — непреодолимое вначале желание останавливаться у каждого столбика. К остальному пришлось приспособиться, причем характер Очистка это не улучшило.

Да еще время «Г» — омерзительная выдумка Глака. К одиннадцати вечера Очисток старался оказаться в надежном укрытии и от тоски тратил паузу на восьмичасовой, предписанный королем, сон. Получалось, что как бы ни был всемогущ Очисток, Глак все равно руководит им.

Больше всех на свете колдун ненавидел короля и Лизу с Аленой. Как быть с Глаком, он еще не решил. Растерзать ли на Земле, перед отлетом, или сгноить беспомощного в мрачных казематах Запеки, спускаясь туда каждый вечер, чтобы потешиться над недругом. Да, казематы! Их он построит в первую очередь!

И все же хороший враг — это мертвый враг. Живой всегда опасен. Поэтому Очисток склонялся к первому варианту, хоть окончательного решения и не принимал, забываясь ночью в сладких мечтаниях.

Как ни странно, к Печенюшкину колдун не испытывал неприязни. Во время поединка он тоже успел, хоть и неглубоко, заглянуть в душу чудо-мальчугана. Робот, запрограммированный на справедливость, профессиональный гуманист, противник опасный, но не коварный — вот кем представлялся Очистку Пиччи-Нюш.

Ну можно ли, скажите сами, ненавидеть машину?

Другое дело — сестры Зайкины. Лиза была свидетельницей его позора в пещере. Поражение, пусть и неполное, его, Очистка Грандиозного, наблюдала болтливая девчонка! Да за одно это она заслуживала гибели.

К Аленке же был особый счет. Именно из-за нее, из-за глупой детской страсти ко всяким кошечкам и песикам, к добрым и несчастным, к угнетенным и обиженным колдун, словно непобедимую болезнь, приобрел гнуснейшие собачьи черты.

Бриллианты недосягаемы теперь, люди предупреждены, ракеты заколдованы необратимо — Очисток понимал это. Оставалась единственная возможность. Колдун знал и то, что действия его не будут неожиданными ни для людей, ни для волшебников.

Что ж, чем труднее, чем невыполнимее задача, тем больше чести решившему ее. Гордости тайному советнику было не занимать.

Он мог взять заложниками десятки любых земных детей и поставить свои давно продуманные условия.

Выдать Глака. Освободить мозги картоморов для его, Очистка, влияния. Заправить ракеты топливом, собрав их вместе на одном космодроме. Загрузить дополнительную порцию бриллиантов для возвращения на Землю одного корабля. И он улетит с покорным ему народом, взяв Печенюшкина и детей как гарантию благополучного прибытия.

Злодей не сомневался: когда единственный корабль возьмет курс с Запеки обратно на Землю, он сумеет обезопасить новую родину от неожиданных визитов мстителей.

Препятствия на пути лишь раззадоривали Очистка. Только похищение сестер Зайкиных, героинь планеты, позволит ему чувствовать превосходство в этой рискованной и прекрасной схватке. Совершить невозможное! Вот что делает одного властелином миллионов. Вот ради чего стоит жить!

Колдун застыл — решительный и гордый; план великих действий вызревал, обрастая тончайшими деталями, в его картофельно-собачьей голове.

Гостиничный суперлюкс на третьем этаже, тот, где разместились герои, порядкового номера не имел. Снаружи, на белых двустворчатых дверях, красовались две золотые короны. «Императорские апартаменты.» — шептал обычно гостям портье с почтительным придыханием. Между собой прислуга называла номер проще — «Две короны».

Собственно, таких удобных гостей в «Двух коронах» еще не бывало. Еду они не заказывали, ни горничных, ни официантов никого в номер не допускали, все заботы полностью взяли на себя Дракошкиус и Фантолетта.

Казалось, сами собой каждое утро сменялись цветы в шестнадцати вазах, измятое постельное белье становилось свежайшим и чуть хрустело, неслышно расстилались скатерти и накрывались столы. Вообще, очень приятно дружить с волшебниками, попробуйте, если не верите.

Апартаменты, кроме холла и коридоров, включали в себя большую и малую гостиные, обеденный зал и три спальни — каждая с отдельной ванной комнатой.

Картоморы устраивались на ночь в малой гостиной. Яркие спальные мешочки, подарки феи, так полюбились им, что служили постелями и здесь. Фантолетта уверяла, что такая постель — лучшее лекарство от бессонницы.

Дракон и фея, как мы уже рассказывали, бодрствовали до утра в комнате девочек. Дракошкиусу приходилось легче — головы его по очереди подремывали. Фантолетта же с отъездом Печенюшкина, несмотря на настойчивые уговоры спутника, не отдыхала совсем. Спальни волшебников пустовали.

Настала третья ночь с той поры, когда «Две короны» превратились для своих обитателей в роскошную, полную игрушек, но все-таки клетку. Сестренки мерно дышали во сне. Фантолетта умиленно смотрела на детские розовые лица, дракон же, не торопясь, рассказывал.

— Вы еще не появились на свет, драгоценнейшая Фантолетта. Я был молод, только это и извиняет меня. Я был молод, а она прекрасна. Юность мечтает о несбыточном. И все равно, разве может трехголовый урод, помесь кота с драконом, надеяться на любовь Принцессы Ветров?

От Северного ледяного ветра лоб ее был мраморным и белоснежным. Южный — заставил щеки алеть, пунцовые губы — изгибаться в лукавой пленительной улыбке. Восточный — чуть приподнял уголки глаз, тронул вечной загадкой высокие скулы. Западный ветер разметал ее волосы и вновь собрал в тяжелый узел, наполненный лунным блеском.

Она смеялась над поклонниками и любила только одно — время цветения яблонь. Весной принцесса целыми днями бродила одна по необъятному саду, привставала на цыпочки, лицом зарываясь в розовато-белые гроздья.

Я плелся следом, неосязаемый, невидимый и, подглядывая за чужим счастьем, сгорал от нежности и стыда. Ничего не стоило обернуться красавцем-рыцарем, подарить любимой вечноцветущее дерево и умчать ее на горячем коне в фамильный замок Дракошкиусов. Красавица и зверь. Сколько сказочников в мире не избежали этой темы.

Хотя, если признаваться до конца, серьезно я и не помышлял о таком. Влюбить в себя обманом? Сердце принцессы могло разорваться, если б она увидела настоящий облик несостоявшегося жениха.

Настало лето, яблони отцвели. Мое божество погрузилось в уныние. Не знаю, что могло произойти дальше, меня спешно вызвал отец. Живые льды шли на нас с севера.

— Ваш первый подвиг, — тихо проговорила Фантолетта, не отрывая взгляда от спящих девочек. — Один из самых знаменитых.

— Я хотел умереть, — просто ответил дракон. — Охотился за опасностью. Только потому, очевидно, и сберегла меня судьба. Из духа противоречия. А когда вернулся, то узнал вот что.

Рыцарь из-за дальних морей приплыл свататься к моей принцессе. На корабле его в диковинных кадках росли вечноцветущие яблони. Говорят, едва ступив на палубу, красавица больше не захотела возвращаться домой. Начинался шторм, и музыканты играли свадебный марш с ошибками, балансируя на мокрых, кренящихся досках.

К утру непогода утихла, и корабль отплыл. А несколько лет спустя я узнал, что судно погибло в море, в полный штиль, напоровшись на острые скалы во время отлива.

Дракошкиус сильно потер лапой рыжую говорившую голову, как бы сгоняя сон, а на самом деле, утирая слезы.

— За свою слишком долгую жизнь, — ни на земле, ни под землей я никогда не слышал о вечноцветущих яблонях. Кто был тот заморский рыцарь — вот тайна, которая мучает меня до сих пор.

К концу жизни юные годы вспоминаются все отчетливей и чаще. Все кончится, улетят картоморы, девочки наши вернутся домой, и тогда я позволю себе безобидную старческую прихоть. Превращусь в пожилого чудака-туриста и совершу кругосветное путешествие. Вместе с весной. С юга на север. Буду останавливаться в тихих гостиницах, в маленьких приветливых городках, больше похожих на парки. Останавливаться — в канун цветения яблонь. Утром и перед закатом стану бродить среди деревьев, днем спать, а ночью, открыв окно, вслушиваться в симфонию запахов и сладкой сердечной боли.

— Вот так вот, обожаемая Фантолетта, — грустно усмехнулся Дракошкиус. — За яблоневым цветом. Старость, как правило, сентиментальна.

Фея прикоснулась к пушистой лапе дракона.

— Это просто ночь, Мурлыка Баюнович, — прошептала она. — Ночные настроения. Да и вам ли говорить о старости.

Волшебники, увлеченные беседой, не подозревали, что в дальнем конце «Двух корон» происходят неприятные и неожиданные события.

В обеденном зале, отделенном от спальни девочек малой гостиной, спальнями волшебников, двумя коридорами и большой гостиной, в углу окна, с внешней стороны одинарной рамы, трудился над закаленным стеклом Очисток.

Скрытый от случайного наблюдения с улицы темнотой, а изнутри еще и плотной шелковой шторой, негодяй проделал в стекле углубление диаметром с донышко бокала. Теперь от комнаты его отделял лишь слой в несколько молекул — защита Печенюшкина. Неподвластный ни земным, ни волшебным орудиям, он, тем не менее, отлично пропускал звук. На это и рассчитывал колдун.

Сейчас он был в своем естественном обличье с некоторым — увы! — собачьим уклоном. Прилепившись к стеклу, Очисток провел пальцем по тончайшей оболочке. Послышался комариный писк, даже в этой полнейшей тишине почти неуловимый.

Однако сигнала ждали, и он был услышан. Расставаясь со своим агентом в пещере, Очисток назначил час, в который тот — каждые сутки — должен был проявлять самое обостренное внимание. В случае опасности для шпиона быть обнаруженным время контакта автоматически сдвигалось на два часа.

Штора колыхнулась, и с внутренней стороны кругляшка возник темный силуэт агента.

— Дом погружен в покой и тишину, — торопясь, выдыхал предатель. — Собратья спят. Старинные баллады бубнит охрана. Далеко в длину нас разделяет комнат анфилада.

— Что за балаган? — поморщился Очисток. — Почему со мной ты опять говоришь стихами?

— Почтительность и страх диктуют слог, — захлебывалось существо. — Дракон и фея — нет преграды боле. Хочу бежать к вам, не жалея ног, но ударяюсь лбом в защитно поле.

— Трусость, — грубил колдун, — сделала тебя размазней. Говори кратко и по делу. Что, вы все время будете сидеть здесь безвылазно?

— Никто не будет выпущен, пока заклятый враг с удачей не вернется. Довольных нет. И, в том моя рука, хандрит Элиза и на волю рвется.

— Это чудесно, — Очисток осклабился и, не удержавшись, лязгнул зубами. — Теперь слушай. Завтра мы похитим девчонок. Твоя задача — вывести из игры дракона и при удаче эту молодящуюся, выживающую из ума старуху. План действия следующий.

Существо, не дыша, впитывало подробнейшие инструкции.

— Как я мечтаю, — шепнуло оно, едва тайный советник замолк, — скорее оказаться на Запеке, под щедрым дождем ваших благодеяний. Душу мою томит желание окружить себя роскошью. НЕБЫВАЛОЙ роскошью.

— Еще окружишь, — рассеянно пообещал Очисток. — Все зависит лишь от тебя.

— Чело покрыто серебром кудрей, — льстил темный комок. — Крутая челюсть отвечает сути. Таинственный и грозный чародей, вы обликом своим подобны.

— Хва-ав-тит!.. — шепотом рявкнул колдун, задохнувшись от гнева. Большего удара он получить не мог. — Убирайся! И если ты хоть на волос отступишь от указаний, я буду беспощаден!

— …подобны жути, — растерянно шелестел агент, сползая по стеклу.

Глава четвертая

Похищение в Нью-Йорке

Лиза выключила телевизор.

— Ты что! — завопила Алена. — Сейчас сказка будет! Кукольная!

— Надоело! — возмутилась сестра. — С утра в пижаме прилипаешь к ящику! Зубы не чистила, не умывалась. Постель убрала?

— Почему особенно я?! — вскипела Аленка. — Ты тоже не убрала!

— Я только встала, — невозмутимо сообщила Лиза. — А ты давно сидишь.

— Вот и недавно! — девочка вновь тронула клавишу дистанционки. — Не мешай.

— И вот, — сообщил приторный голос диктора, — осветив хижину бедного юноши блеском своей красоты, появилась принцесса Шурум-Бурурум.

Вертлявая кукла в шелках возникла на экране.

— Ух ты, какая ушастая! — восхитилась Аленка.

В дверь номера осторожно постучали.

Лиза побежала открывать. Хоть что-то нарушило томительное напряженное однообразие их жизни в клетке. «Может, Пиччи вернулся?» — гадала она, устремляясь к дверям.

Но Фантолетта успела раньше. Фея щелкнула задвижкой, отпирая «Две короны» и одновременно сделала Лизе знак держаться подальше.

У порога стоял Марк Лютер Готлиб, офицер охраны, веселый чернокожий гигант. Сейчас, однако, привычной улыбки не было на его лице.

Защитное поле мешало шагнуть в проем, но офицер и не собирался этого делать.

— В дирекцию отеля только что звонили! — Произошло нечто невероятое, если Марк забыл поздороваться. — Неизвестный. Из автомата. Сообщил, что террористы подбросили бомбу в наш «Гринпис». Она якобы спрятана в подземных этажах и рванет сегодня в полдень. Мы начинаем эвакуацию, мэм! Уже десять утра!

— Спасибо, мистер Готлиб! — спокойствию Фантолетты могла позавидовать статуя Свободы. — Дайте нам четверть часа, мы обсудим положение.

— Для вас готов загородный особняк. Вокруг пустынно — не подобраться. Есть где разместить охрану, хоть полк. В смысле безопасности место идеальное.

— Не будем терять времени, Марк, — мягко произнесла фея. — По-моему, дел у вас сейчас уйма. Я позвоню сама.

Офицер поднес ладонь к шляпе, четко развернулся и заспешил по коридору, переходя на упругий, почти неслышный бег.

— Это ловушка! — глаза у Лизы горели. — Нас хотят выманить и сцапать, как мышат. Мурлыка Баюнович! Я предлагаю отстреливаться!

— Если это затея Очистка, — осторожно заметил Клубень, вряд ли ему повредят наши пули.

— Но мы же их заколдуем! — объясняла Лиза уверенно. — Усыпим негодяя отравленной пулей, свяжем, как Соловья-разбойника, и Печенюшкину под нос — видел?!

— Не верю! — сообщила черная голова дракона, прищурившись. — В бомбу не верю. Вы обождите здесь, а я быстренько осмотрю гостиницу.

Дракошкиус стал непринужденно проваливаться в пол, словно гостиничные перекрытия были лишь игрой воображения. Внезапно он замер. Только рыжая голова и часть хвоста торчали наружу.

— Любезнейшая Фантолетта! — добавила голова. — За четверть часа не управиться. Десять подземных этажей да шестьдесят три наверху. Тысяча номеров, рестораны, холлы, залы, бассейны, лифты, гаражи, электростанция. А бомба может выглядеть как угодно. Мячик, игрушка, пачка сигарет. Надо проверять абсолютно все. Тьма работы. Двадцать девять с половиной минут и ни секундой меньше! Так и скажите Марку!

Дракон провалился полностью.

— Мне бы так. — завистливо вздохнул Глазок. — Объясните, Фантолетта, как, собственно, действует эта защита?

— Для нас с Мурлыкой Баюновичем она преодолима. И с этой стороны, и снаружи. Для всех остальных — нет.

— Где же демократия? — поразилась Неровня. — Нарушаются права картомора! Да и человека, кстати!

— А если злой волшебник в дракона превратится, — осторожно спросила Аленка, — он сможет сюда залезть?

— Ни за что! — уверенно ответила фея. — Здесь ты в полной безопасности, малышка. Может, хочешь перекусить? Чайку? Салатик с зеленым горошком?

Алена отказалась. Хоть Фантолетта и не давала им с Лизой особенно пугаться, поднимая настроение силой магии, кусок все равно не лез в горло.

— Слушайте! — воскликнула вдруг Лиза. — А как же мы отсюда выберемся без Пиччи, если появится самая разопасная опасность?!

— Дракошкиус и я можем снять защиту, проделать в ней окошко, — Фантолетта набирала номер охраны. — Хотя без крайней необходимости это запрещено. Мистер Готлиб? Нам для принятия решения потребуется еще пятнадцать-двадцать минут. Пожалуйста, извините, мой друг. Проводите эвакуацию, действуйте, как считаете нужным. Время еще есть. Я позвоню. Да-да, сразу же. Нет, никто не снимет с вас голову. Конечно, обещаем!..

— Надо бежать! — Кожурка разволновалась до истерики. — Она может и раньше взорваться! Аленка, собирай вещи! Фантолетта, делайте проход! Да быстрей же, быстрей!

— Уймись, подружка! — Глазок сильно встряхнул Кожурку за плечи. — Куда ты полезешь? К колдуну в лапы? Кстати, что нам здесь грозит, если взрыв неизбежен?

— Самое большее — хорошенькая встряска, — объяснила фея. — «Две короны», окруженные защитной оболочкой, не развалятся. Но начнет падать мебель, биться посуда — конечно, приятного мало. Номер завалит обломками громадного здания, и выбираться придется с приключениями.

Алена собралась заплакать.

И тут из потолка вылезли гигантские полосатые лапы, показался необъятный пушистый живот, а затем и весь дракон пружинисто спрыгнул на пол.

— Личный рекорд старого сапера! — заявил он, отдуваясь. — Двадцать шесть минут и четырнадцать секунд. Вот она, проказница!

Дракошкиус продемонстрировал жестяную коробку от сигарет «555».

— Самое занятное, — добавил дракон, — что устройство без взрывателя. Она и не могла рвануть. Хотя, если это и впрямь затея Очистка.

— Может, она не одна? — Неровня забегала по комнате, как серая крыса. — Неужто вы проверили все?

— Клянусь головами! — обиделся Дракошкиус. — Все облазил, включая крышу и фундамент. В отеле переполох, в номерах еще полно людей, пришлось становиться невидимым и неосязаемым.

— Давать отбой?.. — фея задумалась.

Дракон положил на стол желтую коробочку. Под взглядом волшебника бомба, уменьшаясь, завертелась на светлом драгоценном дереве и пропала совсем.

— Вот она была и нету! — бодро объявил маг. — Скорее всего, опасность ложная. Кому-то очень хочется выманить нас отсюда.

— В гостинице куча важных персон! — Лиза пыталась сохранить хоть немножко надежды. — Почему именно нас должны выманивать? Совсем не обязательно.

Тонко зажужжал звонок. Дракошкиус с удивительной ловкостью подцепил громадной лапой телефонную трубку.

— Марк, это вы, дружище?! — зарокотал он. — Вы все делаете правильно, выводя людей. Иначе поднимется паника. Хотя заряд я только что уничтожил. Странная игрушка — представьте себе конструкцию. Какая трещина?! Ползет вверх?! Вы с ума сошли. простите, я не хотел вас обидеть! Нет времени обижаться? Я дюйм за дюймом обследовал фундамент полчаса назад. Полностью!..

С минуту дракон молчал, слушая собеседника.

— Поверьте, Марк, — вступил он снова, — при всей моей горячей симпатии к вам лично, я не имею права открывать дверь, как и наши планы, никому извне. И генерал здесь? Четыре генерала?! Ну, это, по крайней мере, освобождает вас от ответственности. Не ссорьтесь с начальством. Удачи!

Дракошкиус обвел компанию тремя парами глаз.

— Трещина в стене, толщиной с мою лапу. Растет и лезет вверх на глазах. Началось с фундамента. Учитывая запас прочности здания, оно продержится не более получаса.

— Кассета? — полуутвердительно спросила фея.

— Обязательно! — дракон извлек видеокассету из-под крыла и вставил в аппарат. — Секретное послание Печенюшкина. На случай опасности.

Пиччи возник на экране. Раскрашенное лицо, пестрая шуршащая юбка до пят из сухих листьев пальмы, связка ожерелий на шее — сестры Зайкины не сразу и узнали его. По-видимому, в момент записи герой вернулся из очередной дипломатической поездки.

— Думаю, время дорого, — чеканил Печенюшкин без предисловий. — Открывайте окно. Пусть Фантолетта прыгает первой. Девочки и картоморы за ней. Вы, Мурлыка Баюнович, замыкаете группу. Розовая пленка окружит всех, перемещаясь с вами вместе. Девчонки, в стороны — ни шагу! Снаружи пленку не пробить, но вам всем она не преграда. Лиза, доберетесь до улицы, вызывай вашу машину. И пусть не будет никого вокруг. Откроются двери — забирайтесь внутрь. Мурлыка Баюнович, заранее простите за неудобство, вам опять придется несколько сжаться. Машина отвезет вас в надежное убежище. «Мерседес Печенюшкин-700», — скромно добавил мальчик, — защитит вас от любых неприятностей. А я желаю, чтобы эта кассета вам не понадобилась.

Экран покрылся пляшущими снежинками и погас.

Очисток с интересом выслушал сообщение Пиччи. Давно уже пробуравив оконное стекло, он притаился микроскопической пылинкой у границы защитного слоя. Экран не был виден колдуну, но это, похоже, не имело значения. Пока события развивались в границах плана.

— Разве вам трудно зарастить трещину, господин Мурлыка? — Кожурка опасливо поглядывала на великана.

— В самом деле! — поддержал Клубень. — Вместе с уважаемой Фантолеттой вы бы справились мигом.

— Дело не такое уж быстрое, — объяснил Дракошкиус. — Если б еще трех-четырех джиннов в подручные. Можем не успеть. А главное — уничтожь мы трещину, враг тут же затеет новые козни. Надо перехватить инициативу. Будем уходить.

— Он нас всех погубит! — взвизгнула Неровня, уцепившись за подол феи. — Я остаюсь! Не слушайте его, пусть бежит один. Все мужчины — авантюристы!

Комната ощутимо накренилась. Аленка зарыдала — громко, неудержимо. Фея, как шпагу, выхватила зонтик. Окно распахнулось, и свет стал розовым.

— Дискуссия закончена, — объявила Фантолетта. — Сейчас здесь командуем мы. Картоморов прошу в корзинку. Лиза понесет вас. Аленушка, вытри слезы, солнышко мое! Иди вперед и не бойся.

Волшебница ступила на низкий подоконник и решительно вонзила зонтик в розовую пелену. Пленка надулась пузырем. Фантолетта шагнула в пустоту.

Ступив за окно, беглецы оказались словно на пружинящем матраце. Огромный полупрозрачный розовый шар, подрагивая, сполз вниз по стене здания.

Вокруг, сколько видел глаз, было пусто. Эвакуация завершилась. Лишь полицейские вертолеты стрекотали над гостиницей. Впереди расстилалась площадь, за ней — парк.

Фея, не теряя времени, направилась через площадь к парку. Шар неторопливо перекатывался: процессия крутила его, как белки — колесо.

— До конца парка — опасная зона, — пояснял дракон. — Если гостиница рухнет, обломки могут попасть и туда. Дальше уже безопасно. Там и высвистишь машину, Лизонька. Какой у вас условный сигнал?

Лиза молча покосилась на Дракошкиуса.

— Я уже свихнулась, — медленно проговорила она. — Смотрю на вас, Мурлыка Баюнович, и думаю: а можно ли ему доверять. Лечиться пора. Надо просвистеть начало песенки «Пусть бегут неуклюже.». Пиччи говорил, не страшно даже сфальшивить. Только бы это был мой свист или Аленкин.

Алена шла терпеливо, не жаловалась, не хныкала. Лишь постоянно делала попытки помочь сестре нести корзинку. В ситуациях действительно сложных ее скандальные повадки пропадали.

Широкая аллея рассекала парк посередине. Там, где она кончалась, у выхода, просматривалась толпа. Шум нарастал.

Кордон полицейских сдерживал публику. Прямо за цепью блюстителей порядка стояли машины телевидения. Взобравшись на крыши автобусов, операторы снимали бурлящую толпу, розовый шар и гостиницу вдалеке за ним, покосившуюся, как Пизанская башня.

Фантолетта двигалась вперед, не умеряя шага. Вот розовое свечение достигло полицейских, и те невольно расступились, освобождая дорогу.

Незаметная пылинка, прилепившаяся сбоку шара, исчезла.

Полисмены сомкнулись вновь и теперь пятились, не пропуская к защитной оболочке любопытных. Но, когда цепь распалась на считанные секунды, один человек сумел проскочить внутрь и засеменил рядом с героями.

Это был, явно, художник: мольберт, бархатная блуза, длинные кудри под широкополой шляпой.

— Чарли Бимбом! — Лиза узнала живописца.

— Один набросок! — кричал Чарли. — Остановитесь на пять минут! Ваш портрет, сестрички, начатый в этот волнующий миг, музей Метрополитен купит у меня за миллион долларов!

Дюжие охранники уже сжимали его руки, выворачивая назад.

Лиза, не чуждая тщеславия, сделала шаг в сторону.

— Отпустите маэстро! — уговаривала она полицейских. — Талант безобиден! Меня еще никогда не рисовали маслом. Только в карандаше — Славка Зотов из шестого «Б». А получилась ерунда, каля-маля! Фантолетта, давайте выйдем на минуточку! Я хочу портрет!

Алена недобро вглядывалась в художника.

— Он нехороший! — сестра резко дернула Лизу за руку. — Весь внутри какой-то кисло-белый. Лизка, неужели ты не видишь?!!

Полицейские оторопели: художник отвратительно взвыл, растворяясь в воздухе. Мольберт и шляпа остались на мостовой.

— Ох, Лизок!.. — фея перевела дух. — Еще мгновение — и ты бы выскочила. Да разве можно так!

— Но я же с вами! — Лиза вредничала, как будто ничего не произошло. — Кто сказал, что не даст нас в обиду?

— Видно, что ты не всегда слушаешься родителей. — Тон Дракошкиуса был благодушен, но чувствовалось, что волшебник делает над собой усилие. — Пожалуйста, попробуй подчиниться дисциплине! Хотя бы на время.

Лиза обиделась, насупилась. В ней словно поселился маленький противный демон. Такое случалось и раньше, хорошо, что нечасто. Папа с мамой умели пережидать этот период.

Волнуясь, девочка не заметила, что корзинка ее стала немножко легче. Воспользовавшись замешательством, Клубень незаметно выскочил и попытался удрать. Картомор был уже внизу, у самой оболочки, когда Фантолетта вернула его на место одним мановением зонтика.

— Я вам не нужен! — возмущался Клубень. — Сами террористы! В Секции Безопасности давно ждут моего доклада!

Поджав губы, демонстративно игнорируя колкости, фея продолжила путь. Розовый шар плыл и плыл — людское море казалось бесконечным.

Один из вертолетов снизился и завис над шаром, чуть впереди. Седой военный — синеглазый, загорелый, белозубый, словно ковбой с рекламной картинки — распахнул дверцу.

— Бригадный генерал Сильвер! — представился военный. — Зовите меня просто Боб, ребята! А не подцепить ли ваш мячик на буксир? Через полчаса приземлимся на базе. Вас там сохранят надежней, чем золотой запас Соединенных Штатов. Свеженькими, как орхидеи.

— Спасибо, Боб! — Дракошкиус покачал двумя головами. Третья бдительно смотрела назад. — Вынужден отказаться. Вы человек военный, поймете: у нас инструкции.

Глазок выпрыгнул из корзинки, оттолкнувшись с такой силой, что Лиза покачнулась.

— Генерал!! — завопил он отчаянно. — Я вижу, вы славный парень! Заставьте их выпустить меня! Под городом меня ждут не дождутся друзья. Прощальная пирушка на родной планете! Послушайте, старина, вы ведь тоже были молоды!

Хвост дракона приглушенно хлопнул, как длиннющий пушистый бич, забросив королевского порученца обратно в корзину.

Серебряный супермен развел руками.

— Ваше право, ребята, — делайте, как знаете. Что передать Президенту? Он молится за вас.

— Привет! — дружно ответили герои.

Шар покатился дальше, кольцо полицейских вокруг перемещалось по ходу его движения. Мало-помалу толпа выселенных из отеля и просто любопытных начала редеть.

Последние зеваки остались далеко позади и Фантолетта остановилась. По ее просьбе охранники впереди разомкнулись. Фея кивнула Лизе, и та, немилосердно фальшивя, просвистела начало любимой песенки крокодила Гены. Послышалось урчание сверхмощного мотора, «мерседес Печенюшкин-700» вынырнул из-за угла серого здания с колоннами, взвизгнул шинами, тормозя, и замер, боком притеревшись к шару. Дверки машины откинулись внутрь защитной сферы. Опустив зонтик, Фантолетта забралась на заднее сиденье лимузина.

И тут же, невесть откуда, вырулил открытый спортивный «феррари», лиловый с желтым. Бравые полисмены кинулись было к машине, но замерли, увидев водителя. Пол о'Мойкин, человек-легенда, знаменитейший артист всех времен и народов, выскочил на асфальт.

Спутанная курчавая грива, почти скрывшая лицо, семиугольные очки фасона «Гренландия-Гонолулу», длинный, как у Буратино, нос и джинсы с круглой дырой на левом колене — этот неповторимый облик знал и любил весь мир.

— Успел в последнюю минуту! — задыхался артист, раздавая автографы полицейским. — Дружба не знает преград! Элен, Лиз, прыгайте в машину, я спасу вас! Вперед и с песней!

— В пустыне чахлой и скупо-о-ой!! — заорала Лиза. Выпучив глаза от восторга, она рванулась к Полу. Нос девочки коснулся уже розовой пленки, когда фея, перехватив зонтик за острие, сделала неожиданный фехтовальный выпад.

Лиза, подцепленная за ногу, кубарем полетела на мостовую.

Дракошкиус вовремя подставил хвост — удариться девочка не успела.

Зонт Фантолетты вырос, ручка, пройдя сквозь шар, вцепилась в кудлатую шевелюру артиста. Парик и очки повисли на крючке рукояти, утягиваясь в шар.

Белыми, светящимися, как расплавленная сталь, глазами, колдун уставился на Лизу. Жидкие серые кудри его прилипли к влажному черепу, собачьи когти скребли защитную пленку, зубы скрежетали. Полицейских, пытавшихся ухватить Очистка, словно током отбрасывало в стороны.

Мигом вся компания оказалась в машине.

Лиза, обхватив дрожащими пальцами руль, ударила изо всех сил по педали газа.

«Мерседес» прыгнул вверх, по дуге огибая небоскребы, и пропал в небе за домами.

Очисток вскочил в «феррари», лимузин его, оторвавшись от земли, ринулся в погоню.

Вертолеты наблюдения устремились вслед.

— Мы потеряли их, сэр, — докладывал министру генерал Сильвер полчаса спустя. Лицо его багровело от злости и отчаяния. — Машины как будто растворились в воздухе. Поиски ничего не дали. Я воевал в Ираке, Вьетнаме, мальчишкой в Германии заработал первые награды, но против чародеев оказался бессилен. Сожалею, сэр. Мой рапорт и просьбу об отставке направляю вам немедленно.

«Мерседес» спокойно катил по дороге, не обозначенной ни на одной из автомобильных карт штата Нью-Йорк. Сумасшедшая, безудержная гонка была позади, сохранившись лишь в воспоминаниях. Мир вокруг словно растаял тогда, оставались только две чудо-машины. Лиза, поднаторевшая в вождении, разогналась до сверхзвуковой скорости. Ее лимузин нырял вниз, уходил вбок, снова взмывал, оставляя позади черную пелену дымовой завесы. «Феррари» сидел на хвосте как привязанный. В какой-то миг он даже догнал «мерседес» и повис над ним, почти касаясь колесами крыши.

«Главное — никогда не паникуй, — как бы высветились в голове у девочки слова Печенюшкина. — В напряженной ситуации мозг наш подает команды сам, не надо только мешать ему.»

Не осознавая, что делает, Лиза надавила на тормоз, левой рукой дернула на себя одну из рукояток, сиявшую никелем и хромом, правой — коснулась синей кнопки на пульте управления.

Голубая клякса прилепилась к днищу «феррари». Не успев сманеврировать вовремя, Очисток потерял считанные мгновения — «мерседес» оставался позади, обваливаясь в пустоту.

«Феррари» начал разворот, собираясь продолжить погоню. И в ту же секунду голубое облако окутало его, сжало, уплотнилось, меняя цвет; темно-лазоревый ком беззвучно взорвался, ослепив героев, и все пропало.

«Мерседес» катился сам, шоссе было пустынным впереди и сзади, погоня, повторяем, оставалась в прошлом. Пассажиры молча приходили в себя. Лиза заново прокручивала только что миновавшие события, пытаясь сообразить, где предусмотрительность Пиччи, а где — ее собственные заслуги. Чтоб не запутаться, она, наконец, великодушно решила, что того и другого примерно поровну.

Вот шоссе раздвоилось, и «мерседес» остановился без помощи девочки. А по левой, залитой косым веселым солнцем, дороге спешил уже им навстречу, звеня и качая в воздухе дугами, сине-белый троллейбус.

Федя, держа ладонь козырьком над глазами, зорко глядел вперед.

Троллейбус затормозил, и домовой, высунувшись в открытую переднюю дверь, сразу же принялся ругаться.

— Да нешто так делают, Мурлыка Баюнович?! — орал он, надсажаясь, хотя машины разделяло не более десятка метров. — Да кто же вам велел из гостиницы-то деру давать?! Жили бы и жили себе под обломками! Духу не хватило выдюжить?! А вы, Фантолетта, тоже уже немолодые, почтенные, можно сказать! Мне ж еще, почитай, три базы обслужить надо было!..

Пристыженные волшебники не вылезали из «мерседеса».

— Феденька, не сердись!.. — Лиза, подхватив корзинку с картоморами, бросилась к другу, обняв его, присела рядом на верхнюю ступеньку машины. — Это мы с Аленкой виноваты. Знаешь, как страшно было! Мы перепугались, а они — за нас.

— И вовсе я, Лизочкина, не боялась! — возмутилась Алена, направляясь к троллейбусу. — Я просто плакала, потому что дом качался. Я этого не люблю, когда дома качаются. А-а-а-а-а-а!!!

Аленка вдруг замерла на полушаге, истошно крича, не отрывая взгляда от домового. Но тут же неудержимая безжалостная сила подхватила ее, швырнув с размаху в открытую дверь, прямо на сестренку и Федю. Втроем они покатились по полу, и быстрее, чем фея и дракон смогли не то что помешать — осознать случившееся, троллейбус пропал.

Сработал восьмой вариант Очистка.

Глава пятая

Время «Г»

По правой, залитой косым веселым солнцем, дороге спешил им навстречу, звеня и болтая в воздухе дугами, сине-белый троллейбус.

Федя, в легкомысленной кепочке с длинным козырьком, зорко глядел вперед.

Троллейбус затормозил, и домовой, высунувшись в открытую переднюю дверь, сразу же принялся ругаться.

— Сроду колесо не спускало, глинозем его разрази! Куды ж тебе, милок, волшебным теперь называться? Запоздал минут на десять. Гляди, в металлолом спишем! Коснись одно другого, вот тебе и пожалуйста. — он растерянно примолк. — Эй! А остальные где ж?

— Остальные у Очистка, Федор Пафнутьевич, — Фантолетта медленно встала, на ощупь, как слепая, выбираясь из роскошного лимузина. Лицо ее приняло белый нехороший цвет, словно при сердечном приступе, губы посинели.

— Лизонька! — заголосил домовой. — Аленушка! Ох, недоглядели мы, ироды! Что же я мировой общественности-то скажу?! Хоть голову под топор. А родители. А-ай!

Дракошкиус бережно, как ребенка, подсаживал фею в троллейбус, устраивал на сиденье.

— Я виноват, — заявил он твердо, — я и отвечу! Сначала панике поддался, потом успокоился раньше времени. Драная, облезлая, трехголовая рухлядь!..

Дракон затряс головами, пытаясь отогнать кошмары.

— Рассказывай, как дело было, — сурово потребовал Федя.

— Все ясно, — заключил он тяжкую повесть дракона. — И не время нам вины перебирать. Принимаю командование. Эх, друг сердешный, — похлопал Великий Маг горестно по баранке троллейбуса. — Должон ты был нас прямиком в Фантазилью доставить, а судьба эвон как обернулась. Вам, Фантолетта, путь один — в Сибирь. К родителям девочек наших. Via, значит, dolorosa, скорбная, то есть дорога. Пускай поспят они — папа с мамой, дедушки, там, бабушки. Не то изведутся от горя. Время придет — разбудим. Я — в объединенные народы, сообщу, как есть. Ты, Мурлыка Баюнович, летай по флоре и фауне, следы ищи. Глядишь, сыщется, хоть малюсенькая, да зацепка. Потом и Фантолетта к тебе в помощь придет. А я, как отчитаюсь, тут же в Мертвоград налаживаюсь, к картоморскому королю. Все, что могу, про Очистка, про лиходея разузнаю. Не может у супостата слабины не быть. И не тронет он Аленушку с Лизонькой, не посмеет, гниль подземная. Иначе надежды у него не останется. Решено, друзья-волшебники? Ну, в путь!

За необъятную историю Земли такого еще не случалось. Забыв про войны и распри, преступления и свары, вся планета искала двух пропавших девочек. Прекратились наводнения, землетрясения, извержения вулканов, горные лавины, тайфуны и снежные заносы. Днем и ночью в оперативный штаб Совета Объединенных Наций стекались реки информации. Доктор Брахнамур походил на собственную тень. Старый Перес стал седым, как лунь. К волшебникам из Фантазильи прибыло подкрепление. И все безрезультатно.

Двое суток прошли впустую.

А в это время.

На столике в вазе умирали гвоздики. Два дня назад, когда девочки оказались в новой своей темнице, цветы были еще совсем свежими. «Неволя всем вредна, — размышляла Лиза. — Интересно, я сильно подурнела? У Аленки вон какие тени под глазами. И лицо, вроде, осунулось.»

Сестра ее подняла крышку фаянсовой, разрисованной птицами, миски.

— Картошечка. — вяло сказала она. — Будешь, Лизка? Ты совсем ничего не ешь.

Слежавшаяся молодая картошка в темной зелени укропа источала острый чесночный запах.

— Не хочется, — вздохнула Лиза. — Мы с тобой чесноком уже на всю жизнь пропитались. И в котлеты, и в рисовый пудинг, и в пирожки с яйцами — всюду его кладут. Я думаю, Ленка, нас заточили в подземелье чесночного королевства. В глубины чесноковой горы. Да и повар наверняка у них итальянец.

— Все по тюрьмам да по тюрьмам. — тоскливо бормотала Алена. — И надзиратель противный. Как таракан в сахаре.

— Он, в общем-то, красивый, — равнодушно поправила Лиза. — Чарли Бимбом. Надо же, каким гадом оказался. Я ведь была УВЕРЕНА — это действительно Федя. Вот дура!..

Место заключения сестренок не радовало комфортом. Цементный пол. Стены и потолок выкрашены масляной тускло-голубой краской. Окон нет. В двери глазок. В стене плафон. Днем и ночью он светился ровным желтоватым светом. Две узкие железные койки и грубо сколоченный стол привинчены к полу. В углу, за невысокой загородкой, умывальник и туалет. Все.

Единственной роскошью были цветы в пластмассовой вазе, но и те завяли мигом. Менять их, похоже, никто не собирался. Да, еще одна деталь. Глаз телекамеры под потолком следил за девочками безразлично и неустанно.

Где содержатся картоморы, Лиза с Аленкой не знали.

Между собой узницы разговаривали осторожно. Ясно было, что враг подслушивает. Однако думать никто не мешал.

В голове у Лизы роились бесчисленные планы побега, один другого фантастичней. Мысли их колдун не прочтет. В свое время Пиччи заверил в этом сестер. Но без волшебной силы ни один план не выстраивался до конца, рассыпаясь на первых же звеньях. Оставалось ждать и надеяться на случай.

Ключ повернулся в замке, тяжелая дверь распахнулась без скрипа, и вошел тюремщик.

Чарли Бимбом — Симпомпончик был, как всегда, немыслимо элегантен. Ботинки излучали мягкое черное сияние, блистал напомаженный пробор, костюм сидел идеально, как на манекене. Щеки его, выбритые до лоска, распространяли аромат туалетной воды «Счастливый принц».

— Загрустили, котятки?! — Чарли был уверен, что нравится всем, без исключения. — Ну-ка, улыбнитесь! Нет, зубками, зубками. Да улыбайтесь же скорей! Два таких чудесных бутона. Неужели я не похож на вашего доброго папочку?

— Как жаба на пломбир, — хмуро проговорила Лиза.

Алена, подумав, кивнула.

Симпомпончик ошеломленно поправил гортензию в петлице.

— Не может быть! Я же чертовски хорош! Протрите глаза, бамбиночки!

— А ты мозги протри! — потребовала Алена. — Я вижу, они у тебя черные. Нас все равно спасут, а тебя я застрелю сама, из волшебного автомата. И ты в паука превратишься. Нет, пауки полезные, лучше в тухлое яйцо.

— И этим яйцом Очистку в лоб залепим, — подхватила Лиза.

— Ну, вот что, — Чарли оскорбился. — Сейчас здесь все приберут. Мебель сменят. Стены завесят бархатом. Вас накормят, если понадобится, насильно, чтоб вы, паршивки, лопались от сытости и довольства. А вы сделаете заявление для человечества. Расскажете, как здесь чудесно, какой Очисток ласковый и как мы все подружились. Я все сниму на видеопленку и доставлю кассету в Совет Объединенных Наций.

— Зачем? — Лиза пыталась добраться до сути. — Мы, как я понимаю, заложницы. Очисток, наверное, хочет, чтобы Глака казнили, его сделали королем и со всеми картоморами отправили на Запеку. Если так, то какая разница, плевать мы на него будем или целоваться с ним?

— Если люди и волшебники узнают, что с вами плохо обращались, — снисходительно пояснял Бимбом, — они могут не справиться с гневом. Решат наказать Очистка Грандиозного. Подстроят в последний миг какую-нибудь гнусность. Конечно, наш великий хозяин шутя расстроит любые козни. Но зачем доставлять ему лишние хлопоты? Лучше я доставлю их вам, козявки. Поняли? Так что отказываться бесполезно.

— Ну, допустим! — Лиза не хотела оставлять для себя нерешенных вопросов. — Но ведь он колдун, как-никак. И тоже не без способностей. Сумел нас выкрасть, тебя вон как здорово в Федю превратил, даже я купилась. Пусть бы наколдовал ненастоящих девчонок, чтобы те наговорили все, что он хочет.

— Пленка — документ, — Чарли решил быть терпеливым. — Ее будут изучать как угодно долго. Найдут малейшую фальшь, и все дело насмарку. Видите, я с вами совершенно честен. Будьте же и вы послушны, козочки. Осталось несколько дней — не станете упрямиться, — проживете их в другой обстановке, со вкусом. Ах, какой здесь бассейн. — негодяй зажмурился.

— В нем тебя и утопят, — обнадежила Алена.

— Катись отсюда, чучело-выдрючело! — поддержала Лиза.

— Так вы отказываетесь?! — Симпомпончик был изумлен невероятно. Пустяковое дело перерастало в проблему.

— Категорически! — Лиза отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

— Что ж! — слащавое лицо Чарли исказила злобная гримаса. — Придется побеспокоить хозяина. Вы пожалеете, что родились на свет, малявки!

Дверь хлопнула, и ключ заскрежетал в замке.

Алена отвернулась от телекамеры, беззвучно сглатывая слезы.

Чарльз Бэдмен Бимбом боялся Очистка до звона в животе. Докладывать о неудаче представлялось немыслимым. Пленка нужна была к вечеру следующего дня — колдун хотел сделать заявление миру. Раскинув мозгами, Сияющий Чарли решил переждать ночь и устроить еще один заход. С утра. Жесткими методами. А пока следовало хорошенько подготовить девчонок. Время сюсюканий кончилось.

Расследование в кабинете Глака медленно, но верно заходило в тупик. Истекали вторые сутки непрерывной работы. Были опрошены почти все картоморы, имевшие когда-либо дело с Очистком — от появления колдуна на свет до последних дней его неуклонного возвышения. Тайные привычки, любимые выражения, мельчайшие факты биографии, детские болезни вылезали и корчились на ярчайшем свету перед глазами короля картоморов и Великого Мага Фантазильи. Все без пользы.

— Как же ты его сотворил, милок, коли говоришь, что все свойства знать никак невозможно? — задал Федя очередной вопрос Дранику, главе коллектива изобретателей магического эликсира.

Лощеный картомор холодно пожал плечами.

— Сложно объяснять неспециалисту. Есть двести одиннадцать томов подробнейших записей. Теоретическая база, исходные расчеты, цепь лабораторных опытов, ошибки, пробы. Если угодно, можете ознакомиться.

— Надо ж, какой скользкий?! — удивился домовой. — Нешто мне у вас тут до новой луны сидеть? Ты нормальным языком объясняй, как он действует, чего можно, значит, а чего нельзя.

— В рамках осуществляемого мной общего руководства. — начал Драник.

Глак подался вперед. В глазах его вспыхнул интерес.

— Общее руководство? — зловеще произнес он. — Чины, награды?.. Сейчас тебя будут пытать, слышишь, мыльный пузырь?! Эй, палача сюда!

— Пощадите, государь! — спесь картомора улетучилась. Он бросился на пол, обнимая ноги короля. — Сознаюсь, я обманул Моркофила, украл его разработки. Дряхлый, умирающий старец, зачем ему слава и почести. Не знаю, жив ли он еще.

— Увести, — приказал Глак, не поворачивая головы. — И пусть мастера тайных дел займутся им.

Старец Моркофил оказался жив. Причем не только жив, но даже излишне словоохотлив. Доставленный в кабинет на носилках, он впервые за многие месяцы выговаривался досыта. Федя и Глак слушали терпеливо. Один час, второй.

— Вот оно!! — заорал домовой внезапно. — Так, говоришь, государю послушен и все делал в границах законов картоморских и указов?

— Истинно так! — подтвердил благообразный Моркофил. — С одиннадцати до семи положено спать и не чинить противоправных действий. Шум, крики, будоражение отдыхающего народа настрого воспрещены. Какое уж тут колдовство.

— То есть, — переспросил король, не веря ушам, — с одиннадцати до семи Очисток беспомощен?

— Как младенец, — заверил Моркофил. — Государево время — все согласно указу. И то, хотелось бы поведать, вот у меня за стенкой семья живет.

— Следует наградить щедро, Ваше Величество! — Федя вскочил, не дослушивая. — Отправляюсь немедля в СОН! Держите связь, ежели что новое будет. А мне прикажите книгу. Любую, потолще.

— Мы редко пользуемся записями, — Глак повел головой, соображая. — Может, что осталось от прежних хозяев? Там шкафы, за панелями.

Не прошло и минуты, как Великий Маг пулей вылетел в окно, оседлав толстенный «Справочник партийного работника».

— Уж такая семья неуемная за стенкой живет.

Обхватив руками голову, король застыл над столом, не слыша неугомонного Моркофила.

Картоморов Очисток разместил отдельно. В четырех камерах. Так было проще видеться с агентом. Хотя необходимость свидания появилась только сейчас.

Время «Г». Проклятое время «Г»! Каждые сутки на восемь часов колдун будто оказывался под ножом гильотины. Он ненавидел даже эту безобидную четвертую букву алфавита. Очисток ловил себя на постоянном бормотанье: гнев, горе, гадость, гром, гроза, гонения, гибель. Нет! Прочь дурацкие мысли! Его ум, воля и могущество победят все. А там, на другой планете, он как следует прижмет изобретателей. Эликсир будет доработан, и время «Г» исчезнет без следа. Полное могущество станет ему наградой. И полная, безграничная, вечная власть!

Перелетев во время погони все той же ничтожной пылинкой с «феррари» на «мерседес», Очисток прочно прилепился к машине врагов. После остановки «мерседеса» он без труда растянул податливое время, словно резиновую ленту. Повредить колесо троллейбуса, создать такой же, неотличимый от вражеского, обернуть домовым подручного и вложить ему в уста единственно правильные в той обстановке слова — все это заняло лишь крохотную долю мгновения.

Очисток намеренно ставил перед волшебниками простые ловушки, готовя в конце решающий, неотразимый удар. И все получилось великолепно.

Впрочем, у него в запасе было еще около тридцати вариантов.

Сейчас их тайное убежище охранялось Чарли, под началом которого находилось еще два десятка отъявленных головорезов. Улизнуть, выдать они не могли — Очисток позаботился об этом. С тех пор, как удалось похищение, зловредное время «Г» наступало дважды. Оба раза колдун хоронился в укрытии, тайно от Сияющего Чарли. Бандит не смел беспокоить его без крайней нужды. Пока неприятностей не случалось, но сколько еще ночей впереди. Конечно, Очисток мог наделить Симпомпончика частицей магической силы. На тот случай, если — невероятным образом — место, где они прячутся, будет открыто. Но зная жестокую, коварную и подлую натуру Чарли, Очисток ни на грош не доверял ему.

Спокойно, нарочито позевывая, колдун вошел в камеру своего шпиона.

— Часы бегут, надежду хороня! — агент преданно кинулся ему навстречу. — Где звуки голосов, где шум полезный? Зачем, несправедливо обвиня, меня закрыли на засов железный? Ужели я теперь не ко двору?

— Вас четверых я вместе соберу, — пообещал Очисток. — Проклятье! Как заразительны эти твои гнусные рифмы!..

— Старания мои внести раздор, — существо каялось, — попытки вешать на уши лапшу плодов не дали. Получился вздор. Смиренно извиненья приношу.

— Пора бы принести что-нибудь другое, — осклабился злодей. — Завтра утром всех картоморов переведут в общую камеру. Твоя задача — пропаганда и агитация. Истинная. ОЧИСТИТЕЛЬНАЯ. Пускай троица обормотов привыкает постепенно к мыслям: Очисток Грандиозный — вот истинный светоч силы и духа! Больше никто не приведет народ в Великое Завтра. У всех будут равные безграничные права. Конечно, в определенных рамках, — строго добавил Очисток. — Сумеешь?

— В душе восторг, в желаниях — простор, — вдохновенно импровизировал предатель. — Жить хорошо на огненной Запеке! Права осуществляет картомор в забое, у станка, на лесосеке!

— Примитивно, но верно, — колдун слегка поморщился. — Старайся работать тоньше. И вот еще что. — тут он понизил голос до шепота.

— Без пищи можно месяц запросто прожить. Я читала. И без воды. несколько дней. Тебе раньше. крышка будет.

Лиза говорила медленно, с паузами — постоянно сглатывала слюну. Есть хотелось отчаянно. Мысль о миске с нетронутой картошкой зудела в голове огромной жирной сине-зеленой весенней мухой. Жирной. Девочку передернуло.

Симпомпончик убрал еду и питье вскоре после девчоночьего ультиматума. Сейчас, к вечеру, аппетит разгорелся не на шутку. Да еще жажда! Прямо как когда-то в пустыне.

Но все же пока выдержки еще хватало. Потом чувство голода должно притупиться. Теоретически Лиза знала это, однако верилось слабо.

Удивляло другое: Аленка не кричала, не скандалила, требуя еды. Она сидела тихо, понуро, время от времени осторожно проводила язычком по сухим губам. Терпела. Мучительнее всего Лизе было глядеть на сестренку.

Чарли Бимбом, развалясь на столе, прихлебывал кока-колу из жестяной банки. Мерзавец чмокал, выказывая наслаждение, хотя и привык к совершенно иным напиткам.

— Обожаю есть! Часто! Вкусно! Помногу! — Чарли разговаривал сам с собой. — Сейчас начну ужинать прямо на ваших глазах. Съем ОГРОМНЫЙ кусок запеченной с грибами телятины, два блюда ДЫМЯЩИХСЯ спагетти с неаполитанским соусом, а потом ЦЕЛЫЙ яблочный торт. Сладкий-пресладкий. И ГОРУ взбитых сливок.

Алена вдруг застыла, уставившись на свою левую руку. Колечко со стертой позолотой, с прозрачным зеленым камешком по-прежнему сидело на ее безымянном пальце. Девочка попыталась осторожно перехватить взгляд Лизы и глазами указать сестре на кольцо. Но Сияющий Чарли оказался проворней.

— Ого! — отшвырнув банку, он цепко схватил девочек за руки. — Дайте-ка мне это! — оба колечка оказались в волосатой лапе тюремщика. — Заключенным не положено иметь драгоценности. Даже такие, за три цента пара. А вдруг его можно потереть, словно лампу Аладдина?!

Симпомпончик захохотал, упоенный собственным остроумием. Он небрежно опустил кольца в карман ворсистого пиджака. Лучик надежды, нежданно вспыхнувший на горизонте, погас безвозвратно.

— Скоро навещу вас, очаровашки! — пообещал Чарли, отпирая дверь. — Со своим ужином. Люблю поговорить за едой. А вы помучайтесь. Думаю, к утру станете покорными, как овечки.

Выйдя в коридор, надзиратель взглянул на часы. Еще одна забота! В это время он всегда обходил камеры картоморов.

В оперативном штабе СОН Фантолетта, Федя и доктор Брахнамур обсуждали принесенную домовым новость. Теперь освобождение девочек и захват Очистка представлялись не такими уж сложными вещами. Оставался «пустяк» — найти на огромной необъятной Земле точку, где затаился колдун.

— Многие, вишь ты, не знают, как много надо знать, чтобы знать, как мало мы знаем, — бормотал Федя, ожесточенно почесывая макушку. — Ох, великовата планета наша для розыску. И на земле глядим, и под землей, и выше леса стоячего, и ниже облака ходячего. Вот-вот из Фантазильи собачки прибудут крылатые. Ищейки, значит, летучие. У нас-то они больше клады под землей чуют да зеленухин корень. Это вроде жень-шеня вашего, но шибче. Нюхнут вещички какие сестреночьи, платочек там, али ручку-вставочку, да и махнут в поиск. Верст на сто вокруг запах отследят. Уж коли они не помогут, тогда и не знаю кто. Эй?! Почтенная Фантолетта! Что это вы чудите?!

Взгляд у Фантолетты остановился, потух. Резко вскочив со стула, она, негнущаяся, как робот из старых мультиков, быстро-быстро проплыла, не касаясь туфельками пола, к гигантскому глобусу в отдалении. Фантолетта поднесла к глобусу ладонь, и тот послушно завертелся. Выхватив длинную шпильку из волос, наспех сколотых на затылке, фея с размаху воткнула ее в шар, и тут же вспыхнул на кончике шпильки рубиновый огонь. Глобус остановился. Волшебница обернула к доктору и Феде помолодевшее, просветленное лицо.

— Колечки! — звонко воскликнула она. — Я все время думала о них, но молчала. Не знала, вспомнят ли девочки, смогут ли их повернуть — вдруг злодей надел на них оковы. И вот — сигнал пришел! Есть справедливость на небе!

Брахнамур не мог оторвать взгляда от точки на глобусе.

— Поистине, дьявольская изобретательность! — проговорил индиец. — Вот уж никогда бы не догадался.

— Да где ж они?! — заорал домовой. — Где?!!

Близ Мадагаскара, — ответил доктор. — Остров Люгера!

Глава шестая

Улица Просвещенного Дракона

После распада гангстерской империи остров на некоторое время оказался безлюден. Ларри, привыкший, как мы знаем, все делать быстро, трудоустроил своих подчиненных в сферах, далеких от интересов полиции. Белый небоскреб пустовал до поры. Этим и воспользовался Очисток, запрятав своих пленников на самом нижнем, подземном этаже.

Когда Чарли Бимбом вернулся к Алене с Лизой, катя перед собой столик с обильным до неприличия ужином, девочки встретили его равнодушно. Бандит поглощал спагетти и телятину, клокотал безалкогольным пивом; выпучив глаза от переедания, давился яблочным тортом со сливками — сестры брезгливо молчали. «Теряют силы от голода, — решил Симпомпончик, уходя. Чарли объелся до одури, его даже слегка качало. — Вздремну-ка я до утра. Не хочется прибегать к пыткам, но, видимо, придется. Уж лучше быть палачом, чем жертвой.»

Едва пропал тюремщик, сестры, как по команде, задрали головы кверху. Глаз телекамеры вновь, как и час назад, загорелся зеленым, разрешающим огнем, и высветились в глазу два замечательных слова «Приятного аппетита!»

Отодвинув подушки на кроватях, сестры быстро извлекали из тайников и раскладывали на столе остатки провизии.

А дело было вот в чем.

Как только Сияющий Чарли удалился за ужином, Лиза соскочила с постели.

— Ленка, умывальник-то?! Там должна вода оставаться! Она уже орудовала за перегородкой. — Пусто. Все предусмотрел, гад!..

— Ты думай о чем-нибудь противном, как я, — тихо посоветовала Алена. — Будто тебе велят живого головастика съесть и запить подсолнечным маслом. Вот и расхочется кушать немножечко.

— Подсолнечным маслом?.. — засомневалась Лиза. — Знаешь, если его маленько подсолить. Да что же это я! Сейчас отвинчу крышку от умывальника и разобью этот глаз проклятый!!

Сбивая пальцы, она открутила винт, взобралась на стол, замахнулась тяжелой крышкой и.

Матовое стекло телекамеры засветилось зеленым. На нем проявились черные отчетливые слова: «Кушать подано. Друг.»

— Ой, Лизка! — выдохнула Алена. — Не наступи.

На столе, под ногами девочки, выросло, откуда ни возьмись, блюдо с горкой бутербродов и две красно-золотистые фантазильские пирамидки с газироном и негрустином.

Сестры жадно, не тратя времени на разговоры, уписывали чудесную снедь. Когда первый голод был утолен, но еды еще оставалось порядочно, надпись на экране сменилась. «Прячьте все под подушки. К вам идут. Молчание и тайна.» Рядом с блюдом появилось несколько полиэтиленовых пакетов — неизвестный друг был не только предусмотрителен, но и аккуратен.

Чарли пришел, едва Лиза с Аленой успели вытереть пальцы. Глаз телекамеры смотрел вниз, безразлично-матовый, как всегда.

Название операции Федя придумал сам и очень на нем настаивал. Звучало название просто: «Свободу девочкам любимым, а негодяю, значит, смерть!» Спорить было некогда, название оставили, но в обиходе, для краткости, сократили до одного слова — «чибрик». На выразительном языке древнего, ныне исчезнувшего, народа липуки, населявшего некогда Среднемадагаскарскую возвышенность, фраза домового укладывалась в одно это слово.

Итак, операция «Чибрик».

Для острова Мадагаскар и его окрестностей время «Г» должно было наступить в девять утра. Так рассчитал Великий Маг Фантазильи, ошибившись ровно на четыре часа. Картоморы, готовясь к отлету, в обсуждении не участвовали; проверить Федю не догадался никто.

Очисток уснул на рассвете — в пять.

На палубе российского авианосца «Кимры» неторопливо разговаривали Дракошкиус и Ларри.

— На Западе и Востоке, Ларион Александрович, к нам, драконам, отношение совершенно противоположное. В европейских легендах мы сжигаем города, закусываем красавицами, угнетаем мирное, трудолюбивое население. Обидно до боли. А вот в Китае, скажем, дракон — символ жизни, добра, мудрости, роста. Там, гуляя по городу, вовсе не удивительно найти площадь Великодушной Змеи, улицу Просвещенного Дракона. Честное слово, мой друг, я видел это собственными глазами.

Люгер улыбнулся.

— Думаю, Мурлыка Баюнович, пора ломать старые предрассудки. Я купил землю в Австралии, очень много земли. Хотел в России, но там пока не позволяют. Деньги, неправедно нажитые, стоит потратить на благо людей. Сделать добро из зла, как сказал мудрец. Построю огромный город для больных детей со всего света. Набью его до отказа самым современным оборудованием, приглашу лучших врачей мира. Мои больничные здания будут состоять из света, радости, игр, солнца и зелени. Мои врачи будут заботиться о каждом лучше, чем его собственная мать. Но все равно пусть все, кто хочет, кто может, приезжают с родителями. Хватит и места, и времени. А если, выздоровев, захотят остаться насовсем — я буду рад. Главную улицу, а может, и весь город мы назовем в восточном стиле. Город Просвещенного Дракона! Звучит?

— Достаточно улицы, — тихо проговорил Дракошкиус. — Название городу придумаете сами. А я, если все получится, приеду к вам на старости лет. Катание на драконе — ребятишки будут довольны. Кроме того, есть старинные магические способы врачевания — некоторые знаю лишь один я. Если у вас получится.

— Непременно! — заверил Ларри. — А уж вместе с вами — тем более. Приезжайте через год — я все делаю быстро.

Фея неслышно возникла рядом.

— Бьет девять! — встрепенулся дракон. — Вы дрожите, несравненная Фантолетта, успокойтесь. Верьте мне, все пройдет удачно. Операция началась!

В полном соответствии с планом, силы Земли и Фантазильи образовали к девяти утра гигантское кольцо вокруг острова Люгера в Индийском океане. Раньше времени подходить к острову вплотную представлялось опасным. Заметь Очисток в океане подозрительные перемещения, вся затея могла кончиться провалом. В девять кольцо начало сжиматься. Высадка готовилась в полдень.

— Странно, — бормотал Глазок достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми. — Сначала нас дня три держали порознь, затем внезапно собрали вместе. К чему бы это?

— Вероятно, появились новые пленники, — предположила Неровня. — Камеры понадобились для них.

— Что бы там ни говорили про Очистка, — задумчиво поделился Клубень, — он, безусловно, ловкий парень. Собственно картоморам он ничем не навредил. Уничтожить людей, захватить всю Землю. Глак — вот автор этого чудовищного проекта.

— Неправда! — вскипела Кожурка. — Как раз Очисток предложил королю идею. И очень рьяно взялся за ее выполнение.

— Ну, уклонившихся не было! — вмешался Глазок. — Все мы солдаты короля. Но я присягал законному монарху и не потерплю узурпатора.

— А что бы вы сделали со шпионом Очистка? — вкрадчиво спросила Кожурка.

— Заточил бы навечно в банку с рыбьим жиром! — мгновенно отвечал бравый порученец. — Но к чему эти вопросы? Неужели вы хотите сказать.

— Да! — подтвердила Аленкина любимица. — Пора открыть карты — среди нас предатель. Но сначала позвольте представиться: тайный агент его величества Глака, подполковник спецкоманды «Честь» Кожурка! Вот мое служебное удостоверение.

Она с силой провела ладонью по левому плечу, длинный лоскут кожи отделился, скручиваясь, и в руке у Кожурки оказался свиток розовато-желтого пергамента. Очевидно, документ был хитрым образом приклеен — под ним на плече оказалась кожа (или кожура) того же цвета, что и фальшивая.

Глазок внимательнейшим образом исследовал свиток.

— Подпись и печать подлинные, могу поклясться. Это рука государя. Слушаем вас, подполковник!

— Не забывайте, — вмешалась Неровня, — Очисток чародей! Он может изготовить любой документ, неотличимый от настоящего!

— Не буду спорить, — согласилась Кожурка. — Выслушайте меня, и уверяю, никакие бумаги больше нам не понадобятся. Итак, король лично поручил мне следующее: если не удастся захватить девочек в плен — там, на просеке, вы помните? — любой ценой пробиться к врагам и закрепиться в их окружении. Стать глазами и ушами Глака среди недругов. Я выполнила задание. И тут произошли две непредвиденные вещи. Во-первых, оказалось, что волшебники искренне желают нашего же, картоморского, блага. Во-вторых, я действительно, от всей души, привязалась к Аленке. Ладно, оставим нежности. Как вы, наверное, догадываетесь, разведчик-профессионал всегда начеку. Нервы напряжены, чувства обострены, сон — вполглаза. И, кроме того, вам-то не нужно объяснять, что картоморы видят в темноте, как днем. Так вот, все началось в пещере.

Чужие мучения не доставляли удовольствия Чарли Бимбому. Проснувшись, он всячески старался оттянуть визит в подземелье. Однако часовая стрелка перевалила уже за одиннадцать. Наблюдательный Симпомпончик давно определил, что колдун ни разу не появлялся раньше часа дня. О причинах Чарли, разумеется, не догадывался.

Ощущая, как подступает к животу звенящий холод, бандит оделся, собрал все необходимое и вызвал лифт, собираясь спуститься вниз.

Девочки сидели молча, томимые недобрыми предчувствиями. Утром, едва они проснулись, телеглаз загорелся ненадолго и сразу потух, как только был съеден завтрак, возникший на столе. Тут же исчезли и столовые приборы. Последними словами, вспыхнувшими сегодня на экране, были: «Тяните время. Молчание, тайна, надежда!»

Распахнув дверь, в камеру вошел Симпомпончик, насупленный и небритый. Сняв с плеча сумку, бандит опустил ее на стол, и там, внутри, что-то зловеще брякнуло. Аленка, распахнув во всю ширь глаза, попятилась от негодяя.

Чарли достал наручники. В следующий миг Лиза, не успев опомниться, оказалась прикованной к спинке кровати. Аленка кричала, пинала ногами гангстера, но в две секунды ее руки были скованы за спиной. Тюремщик рывком поднял девочку в воздухе и швырнул на жесткую койку.

— Все, хватит миндальничать! — он перевел дух. — Считаю до пяти. Ручки и личики портить вам не стану, чтоб не пугать телезрителей. А вот розовые ноготочки на ножках у малышки вырвем, как сорняки на клумбе. По одному. Ну, раз, два.

— Подождите!! — закричала Лиза.

— С тех пор я не спускала с вас глаз, милейшая Неровня! — Кожурка произносила слова медленно и отчетливо, спиной прижимаясь к двери. — Виду, конечно, я не подавала. Когда вы пытались разоблачить меня, как разведчицу, было достаточно трех слов из вашего досье, чтоб надолго заткнуть вам рот. Потом я подыграла королевской секретарше, и весь эпизод показался остальным невинной шуткой. Да, досье. Думаю, на нем и взял вас Очисток. Узнай все эту грязную, чудовищную тайну, вас просто растоптала бы толпа. Потом в гостинице шпионка еще раз встречалась со своим хозяином. На этот раз я слышала все. И откуда такой поэтический дар? Как там. «далеко в длину нас разделяет комнат анфилада»?..

Неровня величественно приблизилась к разведчице.

— Вы изолгались вконец, голубушка, — заявила дама, надменно скрестив руки на груди. — Для серьезных обвинений нужны доказательства!

— Загляните в мой спальный мешочек, Глазок! — Кожурка даже не моргнула. — Да, правильно, несколько бумажных обрывков. Достаньте любой и прочтите нам.

— «Дракон и фея — нет преграды боле, — с трудом разбирал Глазок. — Хочу бежать к вам не жалея ног.» Да, скверное дело. Ваш почерк, госпожа Неровня!..

И тут подозреваемая утратила самообладание.

— Это вражеские козни! — истошно заорала она. — Меня оклеветали!.. Почерк подделан!.. Я сочиняла пьесу!.. Умоляю, не трогайте МОЙ спальный мешок!..

Кожурка пулей метнулась к мешку Неровни.

Едва доступ к двери освободился, секретарша с неожиданной прытью подпрыгнула вверх, в руке ее матово высветился ключ, вошел в замочную скважину, повернулся. Чудом проскользнув в узехонькую щель, Неровня исчезла.

Клубень, Глазок и Кожурка налегли на дверь изо всей силы. Бесполезно! Та закрывалась с ровной пугающей мощью. Просвет, бывший шириной в палец, стал не толще крысиного хвоста, потом мышиного, сузился до нитки. все!

Послышалось щелканье — язычок замка прочно вошел в паз.

Цветные с кистями шторы маскировали отсутствие окна. Стол покрывала вышитая скатерть. Толстые мохнатые пледы с изображениями яхт в заливе преобразили тюремные койки. В одну из стен, обитых палевым шелком, Чарли собственноручно вбил гвоздь и повесил картину Ван Гога, доставленную из кабинета Люгера. Телеглаз убрали, к потолку прицепили люстру. Сейчас надзиратель, присев на корточки и елозя спиной по двери, возился с видеокамерой. Он искал ракурс, при котором убогая темница сестер казалась бы просторной и высокой.

Аленка с Лизой сидели за столом, вежливо улыбаясь в объектив.

— Начали! — Чарли махнул рукой.

— Спасибо Очистку Грандиозному за наше счастливое детство! — увлеченно заговорила Лиза.

Алена старательно растянула рот до ушей, сузила глаза в щелочки и закивала головой часто-часто, как старый китаец.

— Здесь даже лучше, чем в Сибири, — продолжала старшая сестра. — Нас окружили заботой и теплом, кормят ароматно и вкусно, наш тю. воспитатель, не жалея сил, прививает нам полезные навыки, развивает детское воображение.

— Апельсинов и бананов — ну просто объелись, — поддержала Алена, поднимая над головой и демонстрируя означенные фрукты.

— Мы не хотим, чтобы любимый и мудрый дядюшка Очисток стал королем Запеки и всего картоморского народа, — Лиза уверенно вела свою партию. — Ведь тогда придется расставаться. Но что поделаешь. Маленькие картоморские дети болеют и голодают. Противный и жестокий Глак совсем не заботится о них. Лишь великий и добрый Очисток может спасти картоморов и железной рукой дать им толчок к процветанию. А мы на прощанье скажем ему наше сибирское «спасибо»!..

— Большое, как туча! — брякнула Аленка.

Чарли отшвырнул видеокамеру.

— Мы делаем пятый дубль, паршивки, а вы все порете отсебятину! Я вколочу в твою башку нужные слова, маленькая дрянь!

— Не смейте!! — Лиза вскочила, загораживая сестренку.

Тяжелая пощечина отбросила девочку на пол.

— А-а-а-а-а-а-а-а!!! — Аленка вжалась в угол, заслонив руками голову.

Бу-бух!! Чудовищной силы удар выбил дверь темницы. Распахнувшись, она покосилась, держась лишь на верхней петле.

Ларри застыл в проеме, сжимая в руке безотказный «люгер».

— Так вот ты где, помощничек! — грозный, словно в дни незабвенной молодости, он шагнул в камеру, оценив ситуацию с одного взгляда. Движение левой — и Чарли, согнувшись пополам, отлетел к стене. Полотно Ван Гога сорвалось с гвоздя, серебряная рама погнулась, встретившись с головой Симпомпончика.

Размазывая кровь по лицу, бандит полз к ногам бывшего шефа.

— Не убивайте. — заклинал он. — Меня заставили, принудили силой, пытками. Я был верен вам, Ларри.

— И запускал лапу в кассу синдиката? — поморщился Люгер. — Вон отсюда, тварь! Господь будет чересчур милосерден, если даст тебе убраться с острова живым.

С трудом встав на четвереньки, Сияющий Чарли пробирался к выходу.

— Скажите, что не будете мстить. — молил надзиратель. — Одно слово. Я хочу унести с собой ваше прощение.

Жесткая морщинка пролегла над переносицей Ларри:

— Ступай налегке!..

Исчезнув за сломанной дверью, Чарли тенью метнулся к лифту. Потеря сил оказалась преувеличенной. Нажатие кнопки, негромкий уютный шум, и створки медленно разошлись. В ярко освещенной кабине, ухмыляясь во весь рот, стоял Косоголовый с автоматом на изготовку.

— Хозяин послал меня, — прошептал Симпомпончик, не оставляя недавнему соратнику времени на раздумья. — Я знаю, где колдун, пошли, мы возьмем его тепленького. Мы с тобой, вдвоем.

Не прекращая доверительный шепот, он ухватил автомат за ствол, Косоголового за пояс и, сделав подсечку, мгновенно выбросил охранника в коридор.

Лифт устремился вверх.

Косоголовый открыл огонь в падении, не успев коснуться пола.

— Что же вы так долго? — всхлипывала Лиза, потирая синяк. — Нас чуть не замучил этот индюк. Голодом морил.

— Этот день мы приближали, как могли, — оправдывался Ларри. — Искали вас по всему свету. Невозможно было догадаться, что Очисток скрывается здесь, на острове. Как только пришел ваш сигнал — тронулись в путь.

— Какой сигнал?!

— Волшебные колечки, — Ларри потер лоб, все еще с трудом примиряясь со сверхъестественным. — Фантолетта боялась, что вы забудете, не догадаетесь их повернуть.

— Но мы же не успели! — изумилась Лиза. — Этот гад, Бимбом, отобрал их.

Серым комком в дверь прошмыгнула Неровня.

— Чудом вырвалась из плена! — закричала она. — Спасение пришло, как день сменяет ночь! Я счастлива! Что за колечки, речь идет о чем?!

— Неважно, — отмахнулась Лиза, глядя на картоморшу без симпатии. — Потом расскажем.

— А где Кожурка, — спросила Аленка с подозрением. — И Глазок, и. как его? Клубень?

— Бегу спасать собратьев сей же миг! — подпрыгивала Неровня. — Мной ключ похищен от тюремной двери. Фортуна вновь к нам обернула лик, и я отныне в справедливость верю!..

Пятясь, бормоча высокопарную чепуху, она быстро скрылась из виду.

Выстрелы повредили механизм лифта. Чарли отчаянно нажимал на кнопки, но кабина, не останавливаясь, стрелой летела вверх. Лишь достигнув наивысшей точки, она дернулась, заскрежетала и нехотя замерла. Сквозь рифленые стекла дверей Симпомпончик с трудом различил крышу небоскреба, где были устроены сад и площадка для вертолетов.

Двери заклинило. Сорвав пиджак и обернув им правую руку, Чарли выбил стекло. Исцарапавшись в кровь, порвав рубашку, он выбрался наружу.

В центре площадки застыл личный вертолет Люгера, машина-хамелеон, гордость инженерного гения.

Дрожа от нежданной удачи, гангстер бегом припустил к машине, прыгнул за штурвал, мотор взревел, винт набрал обороты, вертолет отделился от крыши и взмыл над краем небоскреба.

Склонившись влево, Чарли потянулся к ручке двери, которую впопыхах не успел захлопнуть.

— Не торопись! — знакомый голос внезапно обжег его, как удар кнутом.

Ужастик, неслышно проникший в кабину из салона, навис над предателем. Ничто в нем не напоминало прежнего урода, однако выражение лица Рольфа Шмутке показалось Чарли страшнее глянцевой маски. Рольф чуть тронул штурвал, машина накренилась, и, соскользнув с сиденья, Чарльз Бэдмен Бимбом полетел в пустоту.

Тюремщик умер в воздухе от ужаса до того, как тело его разбилось о воду бассейна.

Фонтанный высверк замутил стекла первых восьми этажей мельчайшей водяной пылью.

Последнее, что вспомнил Чарли перед гибелью, было мрачное пророчество Алены.

Очисток спал у берега, скрытый в песке, как черепашье яйцо. Сон ему виделся странный: снежное поле, корона, косо ушедшая в снег до половины, и рядом огромный рубин, выпавший из оправы. Завладеть рубином — вот что представлялось совершенно необходимым. Очисток не мог двинуться, он лишь тянул и тянул руки к камню, дотянулся, схватил, тот растекся кровью по ладоням, и. колдун очнулся.

Федя сидел на верхушке пальмы, выкрикивая команды в мегафон. В нелегкое дело руководства домовой вкладывал всю душу.

— Морская пехота, стоп! Рано еще, значит! Мурлыка Баюнович, летайте над домиком, летайте! А вы, дорогая Фантолетта, стерегите вход, внутрь пока не надо! Там Ларион Саныч с молодцами своими управляется! Вон одному лиходею уже конец, туда ему и дорога! Щас собачек летучих выпустим, они колдуна мигом учуют! Как крикну «Давай!», так и поехали!.. Ох ты, страсти какие, а это чья авоська?!

Исполинский сачок опустился на крону пальмы. Древко его, как живое, обнаружив внезапно змеиную гибкость, опутало сеть сверху, привязав к пальме намертво. Домовой забился в тенетах, как муха.

Смерч обрушился на островок, выметая людей и технику. Пальму дергало, словно прутик. Разъяренный Очисток, выросший чуть ли не до облаков, оперся на небоскреб в центре урагана. Фея проскользнула в здание — на подмогу Ларри. Дракошкиус, выдыхая пламя, вился над головой колдуна.

— Спускайся, вражья сила!! — прогремел Очисток. — Я вызываю тебя на ЧЕСТНЫЙ бой! Одолеешь — ваша победа, нет — моя взяла! И без всяких волшебных трюков! На что они двум гигантам?! Ты задрожал?!! Трусишь?!.

Дракон, сложив крылья, камнем упал на противника. Сцепившись, ломая деревья, они покатились по земле, среди урагана. Очисток кое-как увертывался от трех страшных пастей. Руки и ноги его оказались длиннее драконьих лап — лишь это спасало пока колдуна.

В отчаянной драке враги выкатились на обширный, далеко уходящий в океан, волнолом, на краю которого застыла острая каменная пирамидаобелиска. Когти Дракошкиуса наносили колдуну глубокие раны, хватка его слабела. Закаленный постоянными физическими упражнениями, Великий Маг в отставке явно одерживал верх. «Честный бой. — думал Очисток, из последних сил сдерживая Дракошкиуса, — нашел простака. Есть лишь одна честность на свете — это моя выгода.»

Со всей колдовской мощью он взметнулся в воздух, не выпуская противника, и, рухнув с ним на край волнолома, с маху насадил заклятого врага на граненую стрелу обелиска. Острие вошло в спину, пронзив доверчивое — до последнего мига жизни — сердце дракона.

Глава седьмая

Равнение на вершину

Очисток счастливо захохотал, обратив лицо к небу. Собственное могущество казалось ему беспредельным в эту минуту. Даже собачий уклон бесследно пропал. Сквозь марево облаков — или это почудилось колдуну? — сверкнула вдруг в невыразимой дали крохотная яркая вспышка. «Это знамение! — мелькнула у него догадка. — Запека ждет меня.»

Опершись о небоскреб, Очисток согнулся в дугу, головой поближе к входу.

— Выбирайтесь! — проревел он внутрь. — Девчонки вперед! Малейшее промедление — буду отламывать по десять этажей и растирать в труху! Выцарапаю всех, как мышей из норы, и уничтожу! Мне терять нечего!

— Ты их не тронеш-ш-шь, подз-земная с-с-слизь!

Свистящий, вовсе не знакомый голос ударил колдуну в уши. Из дверей на ступени неуклюжим комком выкатилась Неровня. Очисток изумленно сморщился.

— Спятила, образина?! Это все стихи! Вон отсюда! Твое место внизу, с тремя картофельными недоумками!

— Я перешла на прозу, тайный с-с-советник!

Тело секретарши Глака вздулось шаром, разорвалось, и лохмотья серой полупрозрачной кожуры залепили физиономию Очистка. Колдун, бормоча проклятия, смахнул шелуху с лица.

Королевская кобра опоясывала здание семью тускло блестевшими кольцами. Размеры ее потрясали воображение. Голова змеи с раздутым капюшоном мерно покачивалась перед глазами Очистка.

Картомор выпрямился, отпрыгнул. Зеленый заколдованный меч вырос как продолжение его кисти и, свистя, устремился вперед. Страшный удар обрушился на голову кобры. Клинок разлетелся со звоном, осколки его засыпали асфальт.

— Обман. — бормотал Очисток, отступая. — Предательство. О, небо, никому нельзя верить!.. Кто же ты, чудовище?!!

— Родители дали мне прос-с-стое имя, — шипела змея. — Клара-Генриетта! Запомни его, это пос-с-следнее в твоей жиз-з-зни знакомс-с-ство!..

Зачарованный Очисток уставился в немигающие, подернутые дымкой, как сухой лед, глаза кобры. Никто не смотрел наверх. А там, в облаках, появился круглый просвет, вспышка, замеченная колдуном, повторилась и засияла устойчиво, и пророс из нее вниз, уперевшись в берег, в основание волнолома, широкий светящийся луч. По нему, как по канату, скользила вниз с убийственной скоростью маленькая золотисто-рыжая обезьянка. Вот она ударилась оземь, и тотчас встал на ее месте исполинский, словно памятник самому себе, Печенюшкин — мальчик с солнечной шпагой в руке.

Колени Пиччи медленно согнулись. Не дыша, он склонился перед телом Дракошкиуса, распростертым на волноломе. Каменное окровавленное острие торчало из груди мертвого чародея.

— Учитель. — шептал мальчик. Лицо Печенюшкина было неподвижным, и только слезы безостановочно текли и текли по щекам. — Я спешил, как мог, гнал на форс-мажоре. Мы управились за шесть дней, вместо двух недель. Простите меня, учитель.

Он вскочил с колен, стремительно обернувшись к Очистку.

— Ты думал, что я робот?! Машина?! Не умею ненавидеть?! Это мой личный враг, Клара-Генриетта. Оставьте его мне!

— Ну, вы извес-с-стный гуманис-с-ст, Пиччи, — шелестела змея. Казалось, будто медленно пересыпаются шершавые льдинки. — Только, ес-с-сли вы поклянетес-с-сь.

— Клянусь! — обещал мальчик. Он взмахнул рукой, и Очисток, застывший под взглядом кобры, рухнул ниц. Широкий луч, проросший из точки за облаками, переместился к горлу колдуна, лишив того возможности двигаться. Ураган стих.

— Уводите всех с острова, Клара, — медленно проговорил Печенюшкин. — Оставьте нас. Больше ему коварство не поможет. Я позабочусь. Оставьте нас вдвоем.

Тело Дракошкиуса возвышалось на палубе каменной громадой. Российский авианосец «Кимры», входивший в состав международной флотилии спасения, дрейфовал в полумиле от берега острова Люгера. На мачте авианосца был приспущен андреевский флаг.

Лиза с трудом удерживала в руках тяжелый морской бинокль. Пальцы ее дрожали, слезы застилали глаза. Впрочем, толку от бинокля все равно не было.

Едва кольцо земной флотилии начало расширяться, иссиня-черные тучи, спустившись вниз, накрыли остров шапкой. Пересверки молний беззвучно гуляли в тучах.

Федя, уничтоженный вовсе, сидел прямо на палубе, не поднимая лица. Девочки, Фантолетта и кобра держались вместе, находя друг в друге поддержку. Отдельной кучкой сбились рядом картоморы.

Ларри, Ужастик и Косоголовый кружили над островом в вертолете Люгера по самой границе туч.

Ожидание длилось уже более часа.

Все прекратилось внезапно: черную выжженную почву острова залило солнце. Медленно, как бы нехотя, из закопченных руин сложилось, поднимаясь, и вновь побелело здание. Редкие, бурые вначале, пятна появились на земле, слились и зазеленели. Клочок суши в океане — арена безжалостной схватки — опять приобретал райские черты.

Пиччи появился на палубе, рядом с друзьями. Левую руку, странно согнутую, он держал в кармане. Глаза мальчика, опустошенные, выцветшие, смотрели вдаль, туда, где вместо обелиска возвышалась теперь белая статуя дракона.

— Что с рукой? — бросилась к нему Алена. — Больно?!

— Заживет. — мальчуган закусил губу. — Знаешь, что он прошептал МНЕ, умирая? «Мастер невозможного.» Это я-то. — он растерянно и жалко улыбнулся.

— Но ты оживишь Дракошкиуса? — тревожно спрашивала девочка. — Ты должен. Разве герои умирают?

— Я не могу этого сделать. — с трудом проговорил Печенюшкин. — Он дрался честно и погиб в бою. Я не Бог. Но если появится хоть доля, хоть зернышко надежды.

— Ты оживишь его, — настойчиво, требовательно повторяла Алена. — Ведь ты же мастер. мастер?!

— Конс-с-спирация. — оправдывалась Клара-Генриетта, свернувшись, как встарь, клубком у Лизиных ног.

— Что же ты? — упрекала змею ее маленькая королева. — Все время была рядом, а Мурлыку Баюновича не уберегла!

— Пос-с-слушай с-с-с с-с-самого начала, — шипела змея. — Мы с Пиччи уже давно присматривали за картоморами. Ни одна живая душа не подозревала, что Скороспелок и Неровня — фантазильские разведчики. А чтобы я могла при необходимости переметнуться в лагерь предателя, Скороспелок сам вписал в досье Неровни чудовищную подробность. Служба безопасности якобы установила, что королевская секретарша ночами, тайком, разрывала землю на огородах и грызла СВЕЖУЮ МОРКОВЬ! Каково?! Такого агента Очисток не мог упустить. Он попался на крючок, а я, как могла, дурачила покойного. Стихи. бр-р! Но Печенюшкин уверял, что это психологически точная деталь. Самый изобретательный разведчик, мол, в жизни не пойдет на такие муки, даже для укрепления собственной легенды.

В экспедиции за бриллиантами и после я берегла вас, сестренки, как зеницу ока. Вспомни, Лиза, выбегая из «мерседеса» к троллейбусу, ты ведь и не думала брать с собой корзинку!

— Разве?.. — вскинулась Лиза. — Ой, точно! Мне ее как будто прямо в руку толкнуло! Как же я забыла?..

— Лишь в самых крайних обстоятельствах мне позволялось открыться, — продолжала змея. — Очисток, доверяя мне, вручил ключ от камеры. Я и так могла бы передвигаться везде, но боялась, что колдун заметит это.

Гуманитарная продовольственная помощь, проделки с телекамерой — все это упражнения твоей верной служанки, Лиза. А когда Симпомпончик, это ничтожество, забрал у вас волшебные колечки и обходил после этого наши камеры, я сразу стащила их и вертела до изнеможения. Так о нашем местонахождении узнали друзья.

События принимали стремительный оборот. Тюремщик хотел пытать вас. А в эту пору в камере картоморов как раз шла разборка, меня разоблачали как предательницу. Пришлось быстрее признаваться, удирать и спешить к вам на подмогу. Но Ларри успел раньше, спасибо ему. Тогда я кинулась наружу. Мне удалось сдержать Очистка, не дать расправиться с вами до появления Пиччи. Остальное вы знаете. Теперь суди, маленькая королева, виновна ли я в гибели дракона.

— Стоит ли искать виноватых, — вмешался Печенюшкин, увидев, что Федя, тихо скрипя зубами, рвет на груди вышитую рубаху. — Я сделаю все, перетряхну по странице, по строчке все волшебные книги, расшифрую все пометки на полях, зароюсь в прошлое, буду угадывать варианты, в плоть облекать вероятности. Я сделаю все — даю вам святое бразильское слово!..

Кожурка, Глазок и Клубень улетали с последней ракетой. Вторые сутки длилось торжественное отбытие на Запеку народа картоморов. Величавые марши заглушали рев космических двигателей.

Все это время Великий Маг Фантазильи не покидал трибуну для почетных гостей. Давно закончилась основная прощальная церемония, отзвучали речи — Федя стоял собранный, прямой, как струна. Ветер трепал его серебряно-рыжую шевелюру, запутывался в бороде, отступал, пораженный стойкостью домового, и вновь накидывался на взлетную площадку.

Подполковник спецкоманды «Честь» плакала на груди у Алены. Девочка же сдерживалась, крепилась из деликатности, чтоб не расстраивать Кожурку еще пуще — ведь они расставались навсегда.

Впрочем, кто знает?.. Единственный картомор, связующая нить между Землей и Запекой, оставался на родной планете. Да-да, не удивляйтесь, указом Глака Печенюшкину были присвоены звания почетного картомора и кавалера орденов Священной Картошки-Прародительницы всех четырех степеней.

Сам кавалер орденов на трибуне почти не присутствовал. Он сновал по космодрому, подтаскивал капсулы с бриллиантами, заполнял емкости для горючего, успевая перекидываться со всеми шутками, заверениями в дружбе, обрывками совместных воспоминаний.

Чуть не забыли про полковника Ловчилу, сидевшего в заточении в башне из-под бриллиантов. Вспомнил о нем, конечно же, Пиччи. Пришлось спешно устраивать в Фантазилье внеочередной сбор Волшебного Совета, расколдовывать башенку и освобождать беднягу. На последнем корабле улетал и Стебелек — от удалой клички «Ловчила» полковник отказывался теперь наотрез.

Вот и Алена заревела, не выдержав. Подружка ее, с трудом оторвавшись от девочки, медленными шагами направилась к трапу. Клубень и Глазок застыли у входного люка, отдавая честь.

— Я Земля! Я своих не забуду питомцев. — бормотал Федя, помимо воли. Домовой всегда ухитрялся вспомнить цитату, подходящую к случаю.

Люк захлопнулся, рев двигателей раздался опять, нарастая. Ракета медленно отделилась от земли, как бы выталкиваемая столбом голубого пламени, и вдруг, в доли секунды набрав скорость, исчезла в небе.

Показался Печенюшкин, неутомимый, как муравей, с очередной бриллиантовой капсулой на спине.

— Пиччи!!! — во все горло заорала Лиза, хотя тишина уже наступила. — Ты что?! Все же улетели!

Мальчик сбросил капсулу на бетонное покрытие площадки.

— Понимаешь, — объяснял он, пряча глаза, — немножко не рассчитал. Как раз осталась одна ракета и еще порция топлива. А мне, хоть разбейся, к вечеру надо быть на Венере. Там, оказывается, ТАКОЕ заворачивается!..

— Ну вот, опять! — возмутились сестры.

— О вас позаботятся! — уверял мальчуган. — Рядом друзья, страшное позади. Я скоро! Даже не прощаюсь!

Он лихо заправил футляр с топливом в бак одинокой ракеты, прыгнул в люк, замахал руками на прощанье, крышка опустилась, ракета подпрыгнула и по косой устремилась кратчайшим путем к Утренней Звезде.

— Ну что, сжечь роман «Школьные годы»? Такая чепуха.

Лиза сидела дома на старом удобном стуле, устало сложив руки на широкой полке стеллажа, служившей сестренкам столом.

— А ты его закончила? — рассеянно поинтересовалась Алена, уткнувшаяся в какую-то бумажку.

— Честно говоря, еще нет. Все равно. Уже и не хочется. Пиччи говорил: если делаешь что-то, равняться стоит лишь на лучшие образцы. На вершину. И, стиснув зубы, карабкаться туда, не боясь ободраться в кровь. Делай, что должен, и помни: равнение на вершину. Но ты еще маленькая, не поймешь, наверно.

— Это я маленькая?! — возмутилась Алена. — У меня память, например, получше, чем у тебя, Лизочкина! Кто про колечки вспомнил? И про кукол, и про этот. «мерседес»?

Крыть Лизе было нечем. Действительно, колечки, отданные Кларой-Генриеттой Феде — суматоха в связи с отъездом картоморов была чрезвычайная, — домовой отдать девочкам забыл. Тихий, неразговорчивый в последние дни, он вообще казался полусонным. Переживал. Хорошо, педантичная Аленка перед возвращением домой напомнила волшебникам все нерешенные вопросы.

Теперь колечки вновь красовались на пальцах у сестер, вагон кукол Барби двигался по России — радовать сибирских детей, а «Мерседес-Печенюшкин-700» пополнил автопарк станции «скорой помощи». Собственно, волшебные свойства машина потеряла и потому перестала интересовать Лизу с Аленой. Правда, Зайкин-папа, пробудившийся вместе с мамой и близкими родственниками от долгого сна, был не слишком-то доволен судьбой лимузина. Но — что делать! Дочки распорядились подарком именно так.

Расставаясь, девочки даже поспорили немного с Кларой-Генриеттой, феей и Великим Магом. Волшебники предлагали сделать так, чтобы жители Земли забыли все происшедшее.

— Вам житья не будет, Лизок! — убеждала Фантолетта. — Не дай Бог, зазнаетесь, загордитесь. Такая слава в столь юном возрасте! Характер испортится. А взрослые, надеясь на помощь чародеев в тяжелой ситуации, станут еще беспечней.

И все же после долгих обсуждений решено было не зачеркивать целую страницу в истории Земли. Уж что случилось, то случилось. Волшебные силы сказочно-свободной Фантазильи вновь ушли под землю, предоставив людям самим творить свое будущее. Надолго? Навсегда? Кто знает.

Фея и Клара-Генриетта обещали опекать любимиц, следить, чтобы слава не испортила их. С тем и распрощались. Конечно, Лиза с Аленкой всплакнули, но, по правде, уставшие от приключений, они были отчаянно рады вернуться к привычной домашней жизни. К тому же Аленке предстоял совсем новый этап существования — школа, первый класс. Обстоятельная девочка собиралась готовиться к этому серьезно. Оставшихся полутора месяцев могло ведь и не хватить.

— А кто мне обещал резинку со слоненком и не дал? — продолжала качать права Аленка. — У тебя еще две есть, я помню, а мне в первом классе она необходима.

— Все-то ты помнишь, — вздохнула Лиза. — Сейчас достану. Она, между прочим, у меня в тех джинсах. Так с нами полсвета и объездила.

— Ты их, кстати, сразу в шкаф, в угол кинула. Там и лежат. Мятые, грязные, мама еще не видела.

— Отстань, Ленка, — поморщилась сестра, распахивая шкаф. — Ворчишь и ворчишь, что из тебя к старости будет! — Подняв джинсы, она рылась в карманах. — Ого! Гляди!!

Рассыпая огни, на ладони ее светился бриллиант Коломбы!

— Ага!! — плясала Лиза. — И ты не все помнишь, Аленочкина! Теперь он наш! Наш, потому что Пиччи никогда ни о чем не забывает! Как будем делить? Распилим?

— Возьми себе, — спокойно ответила младшая сестра. — Подумаешь, бриллиант! Он мне стихи подарил.

Лиза остановилась.

— КАКИЕ?!.

Аленка, раскрыв «Чиполлино», достала и подала сестре листок плотной розоватой бумаги, запрятанный в книгу в начале разговора.

Ревниво, поспешно развернув листок, Лиза уткнулась в него; мотая головой, разбирала быстрый, летящий почерк Печенюшкина.

В синем море-океане Есть зеленый островок. Там на солнечной поляне Стоит терем-теремок. Наверху в светлице белой Плачет девица-краса. Ей в окошко виден берег, Легкой пены полоса. Пусть веселая погода, Только на сердце беда. Королевич мимоходом Все не едет к ней туда. С ней живут коза Матрешка, Пес по кличке Бутерброд, Птичка Чижик, кошка Брошка И Бульбуль, учитель — крот. И с хозяйкою Аленой, Огорчаясь за нее, По лужайкам по зеленым Ходит-прыгает зверье.

Закусив губу, Лиза остановилась на миг.

— Когда это он тебе написал?

— В ракете, — невозмутимо ответила сестра. — По пути с Запеки. Говорит, что скучал. А передал на космодроме. Ты тогда еще побежала с Глаком прощаться. Читай, читай. Там дальше еще интересней.

А когда темнеют клены И луна глядит в кровать, Кормят ужином Алену И укладывают спать. Бутерброд за ушком чешет, Птичка Чижик гонит мух, Кошка Брошка песней тешит, Крот следит, чтоб свет потух. А когда уснет Алена, Под полуночной луной Три часа неугомонно Звери лупят в домино. После танцев под гармошку Под деревьями, в тени, Подоив козу Матрешку, Спать ложатся и они.

Лиза читала, завидовала, приблизив бумагу к близоруким глазам, почти водя носом по строчкам, ничего не замечая вокруг. Солнечный луч, отражаясь от камня, брошенного на столе, скользил по ее лицу, по кончику носа, нежно трогал ресницы. Даже Алена — за бумажным листом — не замечала еще, что нос Лизы уменьшается, оставаясь чуть длинноватым, дабы лицо сестры не потеряло индивидуальности, но было уже безоговорочно красивым.

Сестры Зайкины, старшая — с листа, младшая — наизусть, неслышно бормотали последние строчки стихов:

Тихо. Сонно. Лишь далече, Посреди земной тиши, К Ленке рыжий королевич На кораблике спешит.

КОНЕЦ

1990 — 1992 гг.