Глава первая

«До встречи в Рио!..»

Ларри Люгер не доверял никому. Вероятно, поэтому в свои тридцать семь лет он уже был главой всесильной империи гангстеров. Аляска и Бермуды, Гонконг и Рим, Сидней, Нью0Йорк и Токио, Загорск, Калькутта и Улан-Батор, Париж и Барнаул — люди Ларри держали под контролем почти полмира.

Тайные фабрики наркотиков, армии наемных убийц, торговля детьми на всех континентах — этим Люгер не занимался. Он имел свои, пусть извращенные, понятия о чести и достоинстве бандита. Бизнес Ларри был другим. Подпольная продажа оружия, азартные игры — от тысяч игорных домов до миллионов наперсточников на базарах и вокзалах — приносили Люгеру и его империи невероятные доходы. Миллиарды долларов, фунтов, крон, нгултрумов, песо, рублей и паангов стекались в гангстерскую казну.

За тридцать лет Ларри Люгер проделал ошеломляющий путь от мелкого воришки в рыбных рядах стамбульского рынка до шефа сверхмощной организации. Силач, зеленоглазый красавец, он искусно владел всеми видами оружия, восточных единоборств, а в последние годы освоил даже самбо.

В Индийском океане близ знаменитого острова Мадагаскар рассеяно множество крохотных островков, славящихся дивной растительностью и райским климатом. На одном из них высился пятидесятисемиэтажный небоскреб — штаб преступного синдиката. Издали остров походил на зеленый кораблик с огромной белой трубой.

Кабинет Люгера, увешанный полотнами знаменитых мастеров, занимал почти целиком сорок девятый этаж небоскреба. Не было ни одной картины, стоившей меньше миллиона долларов, и на каждой висела этикетка с ценой — для гордости.

Сам хозяин сидел в золотом кресле за платиновым столом, курил сигарету в мундштуке, усыпанном алмазами, и размышлял, чего же еще ему не хватает в жизни.

Неожиданно селектор на маленьком столике сбоку мелодично прозвонил несколько тактов из девятой симфонии Бетховена, и чарующий голос старшей секретарши, одной из восемнадцати, произнес:

— К вам мистер Косоголовый, сэр.

— Впустите, — недовольно произнес Люгер после короткого раздумья.

В кабинет ворвался верзила с низким лбом, маленькими глазками и бритой головой, действительно своеобразной формы. Тонкая полоска усов над губой, костюм в желто-малиновую клетку, рубашка темнее костюма и галстук светлее рубашки безошибочно выдавали в нем бандита.

Ларри со вздохом посмотрел на громилу.

— Косоголовый! Если бы не наша общая прабабушка — русская княгиня, я бы лучше закусывал живыми ежами, чем держал тебя на службе. Знаешь, чем ты мне дорог, идиот? Ты — единственная сентиментальность, которую я себе позволяю. Разве может гангстер одеваться как гангстер?! И сбрей усы! Сегодня же! Помни, если бы не я, ты бы и сейчас прозябал в питомнике, сторожа клетки с белыми мышами…

Тяжело дыша, бандит с трудом выслушал монолог хозяина и, едва тот замолк, выпалил:

— Индиец заговорил, сэр!

— Что? — вскочил Люгер. — Неужели?!

— Да! Та новая сыворотка правды, которую мы выкрали у военных медиков и вкатили ему, сделала чудо. Он болтал во сне, больше часа. Здесь — все, — громила бережно положил на край стола магнитофонную кассету.

Ларри схватил кассету, сунул ее в крохотный аппарат и занес руку над кнопкой.

— Ступай, — спохватился он, выгоняя родственника. — Сбрей усы. Смени наряд. Покажешься утром. И почему, черт побери, ты не отрастишь волосы на своей косой башке?

— С волосами еще хуже… — тоскливо прошептал бандит, исчезая за дверью.

Люгер нетерпеливо нажал на селекторе клавишу «Не беспокоить» и включил магнитофон. Аппарат загудел почти неслышно, и спустя несколько секунд раздался из него негромкий монотонный голос:

— История эта случилась очень давно, несколько веков тому назад, в другой части света. В горах обширной страны с древних времен обитало племя ведьм черикуара…

Очень быстро глава империи начал проявлять признаки нетерпения. Он вставал, ходил по кабинету, вновь садился, несколько раз закуривал и тут же мял сигарету в пепельнице. А голос продолжал звучать:

— …Потом ребенок крепко вцепился руками в загривок ягуара, пришпорил его босыми пятками, и тот со своей ношей скрылся в чаще…

Ларри резко выключил аппарат и нажал кнопку селектора.

— Остров Тимголези! Доктора Торренса! — рявкнул он.

И почти сразу же издалека, но явственно послышалось:

— Доктор Торренс. Здравствуйте, сэр!

— Что за бред мне прислали?! Может, вы любитель сказок, но я-то не впал в детство! Колдуньи, девчонка на ягуаре… Вы знаете, сколько стоит минута моего времени, Торренс?!

— Умоляю, шеф, дослушайте до конца, — собеседник был явно взволнован. — Клянусь, не пожалеете! Если останетесь недовольны, можете лишить меня годового жалованья. Это сенсация! Бомба!..

Люгер стиснул зубы, настроившись на долготерпение, и включил магнитофон вновь.

…Два дня Кашасса, незаметная, как сухой лист в осеннем лесу, наблюдала, скрываясь, за жизнью туземного племени. Вот что удалось ей узнать.

Когда Гокко, будущему вождю племени тупинабама, было двенадцать лет, он тяжело заболел. Боясь, что невиданная хворь перекинется на остальных индейцев, лекарь и старейшины решили избавиться от ребенка и, привязав к чахлому плотику, оттолкнули от берега в быструю воду реки. Родители мальчика умерли — некому было защитить сироту. Плот вскоре скрылся из глаз, подхваченный течением, и племя надолго забыло о Гокко. Надолго, но не навсегда.

Прошло семь лет, и он появился вновь — уже зрелым мужчиной, храбрым и неутомимым воином. И, самое удивительное, он привел с собой жену, красавицу с золотыми волосами и глазами, синими, как предвечернее небо. Звали ее именем, непривычным для индейцев — Диана. О своих приключениях Гокко и Диана не рассказывали никому, проявлять же любопытство не принято в племени тупинабама.

Умный, сильный и справедливый, Гокко, казалось, не помнил обиду, причиненную некогда сородичами, и вскоре, когда умер старый Ириарте, стал вождем племени.

У Гокко и Дианы родились двое сыновей и дочь. Старшему сыну — Азеведо исполнилось двенадцать лет, младшему — Сампайо — десять. Дочке же, Коломбе, в которой души не чаяло все племя, было шесть лет. От матери ей достались глаза — синие, словно цветок перипери, и густая грива волос цвета опавших осенних листьев.

Коломба росла озорницей, дружила со зверями и птицами и, несмотря на строгие запреты, забиралась порой далеко, в самую чащу леса.

Когда родилась Коломба, в кустах у хижины вождя запел амазонский соловей уирапуру. Птица эта встречается очень редко, а поет лишь несколько часов в году. По индейским поверьям, человек, услышавший хоть раз уирапуру, будет счастлив до конца дней.

И действительно. Девочку не кусали москиты, ядовитые змеи, заметив ее, отползали в сторону, а когда она входила в воду, страшные пираньи стайками водили вокруг Коломбы веселые хороводы. Ягуары, оцелоты и пумы при виде нее становились обычными веселыми котятами, ласкались к ребенку и ходили по пятам…

Выслушав Кашассу, предводительница ведьм Кеклокса поняла — амазонский бог не смеялся над ней. Синеглазая девочка действительно существует. Теперь Кеклокса знала, как оживить цветок пинго.

Солнце исчезло за лесом, склонившись далеко к закату, а маленькая Коломба все еще не вернулась домой. Раньше такого не случалось. Следы дочки привели Гокко к отмели, где Коломба любила, сидя на старом, выброшенном на берег пне, бросать камешки в воду.

Множество отпечатков босых ног виднелось на влажном речном песке, и недвижное тело ягуара, пронзенного дюжиной стрел, распростерлось поодаль. А у самой воды, со страшной раной на горле и глубокими царапинами от когтей хищника, лежала неизвестная женщина.

Все взрослые индейцы тупинабама собрались на отмели. Когда переворачивали тело погибшей, на плече ее обнаружилась странная татуировка: растение с четырьмя крупными цветками, склонившееся над берегом озера. Амаури, один из старейшин, тронул Гокко за руку.

— Когда я был ребенком, бабка рассказывала мне о племени колдуний черикуара. Они живут высоко в неприступных горах, ненавидят мужчин, а маленьких девочек, чтобы пополнить племя, приносит им таинственный цветок. Священный знак цветка над озером наносят на кожу каждой из ведьм, когда ей исполняется двенадцать лет. Это черикуара похитили твою дочь. Торопись в погоню, но будь осторожен. Колдуньи неутомимы, подолгу обходятся без воды и пищи и владеют страшными чарами. Спеши, о вождь, и да хранят тебя всемогущие боги!

Четыре дня шли индейцы по едва различимому следу. В племени остались старики, женщины, дети да десяток крепких мужчин на случай неожиданной опасности.

Гокко и его спутники забирались все выше. Первая ночь в горах обволокла их леденящим холодом. Два часа краткого отдыха воины проспали, тесно прижимаясь друг к другу. Для Дианы и мальчиков разожгли костер, найдя неподалеку несколько чахлых кустиков. Тепла этого им едва хватило лишь на то, чтобы не окоченеть. Только один Гокко, казалось, не чувствовал ни холода, ни голода, ни усталости.

Индейцы упорно нагоняли ведьм. Вот уже два отряда разделяло не более часа пути. И тут с высоты лавиной покатились на Гокко и его людей огромные камни. Почти все успели спастись, мгновенно укрывшись от камнепада под нависшей скалой. Но два молодых воина погибли.

Ясно было, что лавину вызвали ведьмы, отставшие от своего отряда и притаившиеся в засаде. Они добились главного: чуть различимую тропинку, по которой с трудом можно было ползти вверх, перерезала глубокая пропасть.

Воины связали все ремни из своего снаряжения в длинную веревку с петлей на конце. После нескольких попыток им удалось набросить петлю на острый выступ небольшой скалы на том краю пропасти. Другой конец веревки закрепили на этой стороне. Шаткий, опасный, ненадежный, но это был мост.

— А теперь, — обратился Гокко к своему отряду, — возвращайтесь домой. Неизвестность ждет впереди, и я не хочу гибели лучших сынов тупинабама. Если нам суждено встретить здесь смерть, пусть вождем станет Омолу. Это справедливое решение. Я сказал — так будет!

По индейским законам никто не может противиться приказаниям вождя. Гокко с женой и сыновьями остались вчетвером. Зыбкий мост покачивался над пропастью. Гокко взялся за ремень, натянул его, проверяя крепость, и двинулся вперед, перебирая ремень руками. Ноги его повисли над пустотой. Диана, закусив губу, прижимая к себе мальчиков, следила за мужем.

Вот он достиг другой стороны пропасти, коснулся ногами края и, почувствовав опору, одним прыжком оказался в безопасности. Вождь сделал знак младшему, Сампайо, предлагая ему двигаться следом. Неизвестно, боялся ли мальчик, но он с честью выдержал испытание и вскоре стоял рядом с отцом. Потом перебралась Диана — так велел Гокко — и настал черед двенадцатилетнего Азеведо.

Ноги Азеведо уже касались откоса на противоположной стороне. Оставался один миг до благополучного конца переправы. Но вдруг совсем рядом с мальчиком, из темного отверстия вылетел, задев крылом маленького индейца, хищный гриф урубу. От испуга и неожиданности пальцы Азеведо разжались. С отчаянным протяжным криком ребенок полетел вниз…

Вождь, кинувшись за сыном, замер над пропастью. Из голой скалы под краем обрыва поднималось мощное узловатое дерево. Зеленые ветви бережно удерживали Азеведо.

Дерево вырастало на глазах. Ветви его протянулись к Гокко, принявшему мальчика в свои могучие руки, и забытый голос произнес:

— Здравствуй, названый братик.

Чудесное растение исчезло. На плече у Гокко сидела маленькая обезьянка с длинной красно-апельсиновой шерстью. Кончиком пушистого хвоста она ласково трепала по носу грозного индейского вождя.

— Пиччи… — выдохнул Гокко. — Вовремя же ты появился. Чем я, простой индеец, отплачу знаменитому чародею за спасение сына?

Да, это был он, Пиччи-Нюш, названый брат Гокко… Еще в детстве мальчик и обезьянка подружились. Среди невероятных приключений им не раз доводилось спасать жизнь друг другу. Однажды, когда Пиччи погиб, выручая Гокко, всемогущие боги-пришельцы оживили обезьянку, превратив ее в великого волшебника, защитника обиженных и несчастных. Больше двенадцати лет Гокко не слышал ничего о своем друге и покровителе, и вот он появился внезапно, как всегда.

— Не благодари, брат мой, — смутился зверек. — Лучше прости, что я смог подоспеть лишь в самый последний миг. Час назад в холодной стране за два океана отсюда умирал нищий сочинитель. Если б не удалось продлить ему жизнь, лучшая из книг Земли осталась бы недописанной. Но теперь все в порядке. И там и здесь. Надо хорошенько покормить Диану и детей. Они вот-вот упадут от голода.

— Коломба! — простонала несчастная женщина, на коленях протягивая руки к обезьянке. — Где моя дочь? Что с ней? Она жива?!

— Цела и невредима, — быстро ответил Пиччи. — Ведьмы усыпили ее, чтоб легче было нести. Дважды в день они разжимают ей зубы и поят, спящую, питательным отваром. Коломба нужна им живая. Волшебный цветок, поддерживающий существование племени, засыхает. Колдуньи хотят принести Коломбу в жертву цветку. Успокойтесь, этого не случится. Солнце заходит. До цветка пинго им еще целая ночь пути. Жертвоприношение должно состояться завтра на рассвете…

Гигантская птица с красно-золотым оперением взмыла вверх, унося семью Гокко, и после недолгого полета опустилась на площадке над расщелиной скалы, где рос таинственный цветок. Ночь, полная воспоминаний, пролетела незаметно. Не только мальчики, но и Диана с Гокко слушали обезьянку, затаив дыхание. И вот забрезжил рассвет.

На немыслимо крутой тропке, ведущей к расщелине, появилась Кеклокса с девочкой на руках. Шею и запястья Коломбы украшали ожерелье и браслеты из громадных бриллиантов. Солнечные лучи дробились в них, чехарда цветных бликов мешала рассмотреть камни. За предводительницей гуськом тянулись остальные ведьмы. Вот все они столпились у погибающего цветка. Диана дрожала, глядя вниз, и дрожь ее передавалась сыновьям. Один Гокко был тверд, веря в могущество Пиччи-Нюша.

— Остановитесь! — раздался над колдуньями властный голос обезьянки.

Племя застыло, уставившись вверх. Крохотный Пиччи-Нюш был необыкновенно величественен в эту минуту. Солнце, всходившее за спиной, пронизывало его длинную шерсть золотым сиянием. Маленький рост не ощущался — снизу Пиччи все равно казался бы небольшим. Глаза зверька сияли так, что слезы потекли у ведьм, заставляя их сощуриться.

Хриплый вой вырвался у Кеклоксы. Выхватив острый каменный нож, колдунья взметнула его над сердцем Коломбы. Лезвие, взлетая, задело тонкий шнурок ожерелья, и сверкающий бриллиантовый дождь устремился к земле. Но не успел коснуться ее первый камень, как Пиччи прыгнул со скалы, падая, вырвал нож из руки ведьмы и швырнул его в пропасть. Одновременно с обезьянкой устремился вниз, спасая сестру, и маленький Сампайо. Малыш не рассчитал прыжок, он с силой ударился грудью об острые камни. Тело Сампайо содрогнулось и безжизненно застыло.

Ведьмы схватили мальчика, собираясь сбросить его с обрыва. Кеклокса замерла в растерянности, не выпуская Коломбу. Две стрелы застыли на натянутых тетивах луков Гокко и Азеведо. Первая была нацелена в Кеклоксу, вторая — в одну из ведьм, державших Сампайо. Все случившееся не заняло и нескольких секунд.

— Довольно!! — голос Пиччи, словно гром, разнесся над ущельем.

И время умерло. Люди, как изваяния, застыли меж мертвых скал. Капля воды, набухшая в маленькой ложбинке, готовая упасть вниз к подножию цветка и освободить место новой зарождающейся капле, замерла прозрачным камешком.

Пиччи-Нюш, неподвластный времени и случаю и оттого немножко грустный, шагал среди застывших тел. Вот он забрал девочку у Кеклоксы, вознес ее наверх и опустил у ног матери. Вот Пиччи склонился над Сампайо, и исчезла кровь с камней, пропала страшная рана на груди, вернулась бронзовая краска на побелевшее лицо мальчика. Вот и сына вернул герой Диане, заботливо устроив его рядом с Коломбой. Снял стрелы и вложил их в два колчана. Улыбнулся доброй печальной улыбкой, взмахнул рукой, и время ожило. Снова на краю скалы, глядя вниз, стояла маленькая обезьянка.

— Умолкните! — воскликнул Пиччи, перекрывая визг ведьм. — Взгляните на свой цветок!

Ведьмы, опустив глаза, как подкошенные рухнули носами в землю. Перед ними горделиво возвышался пышный зеленый куст, со стеблей которого тянулись к солнцу пять приоткрывшихся бутонов.

Гокко, прижав к себе жену и детей, не отрываясь глядел на чудо.

Пиччи-Нюш спрыгнул на плечо к другу и, пригнув мордочку к самому уху вождя, несколько минут неслышно для окружающих что-то шептал ему.

Наконец Гокко кивнул в знак полного понимания, и небольшой свиток пергамента перекочевал в его ладонь из крохотной обезьяньей лапки.

— Отныне племя черикуара сможет жить в покое и благоденствии, — обратился Пиччи к колдуньям. — Каждый год цветок пинго будет приносить вам пять дочерей. Но запомните мои слова и передайте своим потомкам. Сокровища, случайно освобожденные землетрясением, вам не принадлежат. Они вновь укроются в скалах и не будут зависеть больше от воли стихий. Искать их бесполезно. Живите, где хочется вам, занимайтесь тем, что больше по душе, но не приносите никому зла. Стоит любой из вас обидеть человека — история с цветком повторится. И тогда ничто уже не поможет. А теперь прощайте. Надеюсь, что мы не увидимся больше.

Горы давно остались позади светлой неровной полоской у горизонта. Еще чуть-чуть, и не станет их видно совсем. Громадная птица, неспешно взмахивая крыльями, уносила домой семью названого брата.

— Я плохо воспитал тебя! — сурово говорил Гокко старшему сыну. — Почему не ты, а Сампайо первым бросился на помощь сестре?..

Кончилась первая сторона кассеты. Ларри Люгер тряхнул головой и уставился на обломки драгоценного мундштука, зажатые в стальных пальцах. В волнении он и не заметил, как раздавил безделушку. Небрежно кинув мусор в нефритовую урну, бандит переставил кассету и вновь замер, обратившись в слух. Прошло еще около получаса, прежде чем дверь его кабинета распахнулась.

Восемнадцать секретарш вскочили со своих мест, преданно ловя взгляд хозяина.

— Девчонки! — гаркнул Ларри, улыбаясь во все тридцать два великолепных зуба. — Такого дела у нас еще не было! Когда все закончится, каждой из вас куплю по маленькому процветающему государству. Немедленно Косоголового ко мне!

— Лейла, — обратился он чуть слышно к главной помощнице. — Сейчас же, но без шума разыщи Ужастика. Пусть спешит на остров Тимголези к доктору Торренсу. Затем, захватив полный набор, вылетает в Рио-де-Жанейро. Через двенадцать часов от этой минуты он должен ждать меня в клубе «Веселый паралитик». Если его не впустят, назовет пароль: «До встречи в Рио.» Хотя что за чушь… Кто может остановить Ужастика… И вызови мой «боинг». — Он поцеловал девушку в щеку, отчего та похорошела совсем уж необыкновенно. — Чао, малыш! Помни: «До встречи в Рио»…

 

Глава вторая

Вот компания какая

Среди многочисленных пассажиров рейса «Москва — Рио-де-Жанейро» четыре кресла в самолете занимала обычная итальянская семья. Рыжий низкорослый господин в костюме-тройке и при клетчатой кепке, худенький рыжий подросток сын и две темноволосые дочки, похожие, очевидно, на маму. Документы у них были в полном порядке и не заинтересовали бдительных таможенников. Коммерсант Теодоро Пафнутти с сыном Пиччиколо Пафнутти и дочками Элен и Элизабет Пафнутти. Ничего странного.

Добротные чемоданы семьи удивления тоже не вызывали. Сложнее было с ручной кладью. Чудаковатые итальянцы везли пушистого рыже-черно-белого кота в наморднике и, в специальных гнездах вместительной дорожной сумки, четыре здоровенных картофелины.

На кота и картошку у почтенного коммерсанта имелись отдельные разрешения, украшенные множеством печатей и согласующих подписей. Тем не менее животное и корнеплоды просветили специальным аппаратом, а коту дополнительно сняли намордник и заглянули в пасть. Кот вытерпел процедуру с достоинством, не вырывался, не мяукал и, более того, старательно высовывал язык, чтобы виднее было горло.

«Что значит — иностранцы! — подумали таможенники. — Культура! Даже коты у них вон какие воспитанные.»

Самолет выплыл за облака и окунулся в синеву. Моторы гудели ровно, напряжение, давящее сестренок в аэропорту, спадало. Алена жевала резинку, пускала пузыри, разглаживала вкладыши.

— А что, нельзя было сразу перенестись на место? — шепотом спрашивала Лиза у «брата Пиччиколо». — Волшебной силой там или авиапочтой?

— Мы же не у себя в Фантазилье, — улыбался Печенюшкин. — Будем уважать государственные границы. Федя, в конце концов, лицо официальное, хоть и инкогнито.

— Такой законник я стал, Лизонька! — охотно подтвердил Федя. — А как же. Справедливость — первое дело. И без документов нельзя. У вас нельзя. У нас-то внизу их нет, потому как с ними нельзя. Несподручно. Куда, скажем, Мурлыке Баюновичу паспорт класть? В зубах носить?

Алена вдруг поперхнулась резинкой.

— Лиза! — завопила она. — А как же мама с папой?! Раз мы на Земле, значит, время уже не волшебное? Они же нас потеряют!

Лиза привскочила с кресла.

— Точно! Ой, какая же я дура! Что делать? Пиччи! Печенюшечкин, придумай что-нибудь, они же там с ума сойдут. Баба Люся нас со всей городской милицией ищет!

— Баба Люся в настоящий момент выбирает на рынке сметану, — успокоил Пиччиколо Пафнутти. — Никто вас не ищет. Когда родители вернулись, на столе лежала записка, написанная Лизиным почерком. Цитирую: «Мамочка и папочка, за нами приехали тетя Оля с дядей Андреем забрать на недельку к себе на дачу. Вы на завтра договаривались, но завтра они не могут, поэтому приехали сегодня. Целуем Лиза, Алена.»

— А если они позвонят тете Оле или на дачу отправятся? — не унималась Лиза. — В выходные запросто могут появиться.

— Обижаешь, Лиза. Я теперь твой брат, тем более надо мне доверять. Родители ваши в командировке. Папа в Москве, мама в Киеве. Они бы все равно поехали, я только чуть ускорил это. Даже если и позвонят тете Оле, у нее телефон не ответит. Домой вернетесь вместе. И не волнуйтесь, сестренки, все будет отлично, а может, еще лучше.

— Я опять свое новое имя забыла, — вяло пожаловалась успокоенная Алена. — Говорили, то же самое, а оно какое-то другое.

— Ты ничего не понимаешь, — опять стала объяснять ей сестра. — Елена на западный манер произносится — Элен. Точнее — Хелен. Но «ха»,чувствуешь, почти не слышно. Так, легкое придыхание.

— Ххелен! — повторила Алена, налегая на букву «ха» словно плечом на тугую дверь.

Лиза вздохнула, сердясь, но высказаться не успела.

— Не кручинься ты, Аленушка, — вмешался Федя. — Развивать надо способности к языкам. Я вот теперь и по-змеиному, и по-крысиному, по-рыбьи даже могу, потому как работа такая. Стоило, понятное дело, поколдовать — и в одночасье все языки вот бы где были, — он для убедительности снял кепку и постучал себя кулаком по огневой макушке. — Да ведь легко найдешь — легко и потеряешь. Веришь, ночами сидел, заучивал, а все не получалось. И вот что удумал. Поначалу стал в аквариуме спать. Первое время, конечно, захлебывался, потом приноровился. Смотрю — пошло дело. Беседовать начал с рыбами, сперва помаленьку, после шибче. Главное — рта не раскрывать. Все из живота, вроде как чревовещание.

Господин Пафнутти помолчал некоторое время. То ли он вспоминал успешно преодоленные трудности, то ли демонстрировал рыбью речь — девочки не поняли. Алена в паузе успела представить себя и Лизу, крошечных, с мизинец, на дне аквариума. Сестра ее спит, свернувшись калачиком, в большой розовой раковине — впитывает трудный рыбий язык. Сама же Аленка в этой грезе наяву, нацепив на себя с десяток многоцветных, переливчатых, нежно изгибающихся плавников, всплывала неспешно наверх за крошками вместе со стайкой меченосцев…

— По-мышиному-то я давно болтал, — продолжил Федя. — Домовые с мышами частенько, как это по-модному у вас говорят, тусуются. Змеиный похож на него малость. Освоил. С волками жил — по-волчьи выл… С пчелами — чистый цирк. Они ведь жестами говорят, танцами. — Забывшись, он чуть взлетел над креслом, заплескал руками, смешно покачивая головой влево-вправо.

Пиччиколо дернул увлекшегося папу за полу пиджака. Тот плюхнулся на сиденье, озираясь вокруг, утирая кепкой мгновенно вспотевшее лицо.

— Ох, я безголовый! Надо же, незадача. Видел кто аль нет? Печенюшкин? Чего молчишь? Нешто рассекретились?

— Спи спокойно, незабвенный папа, — улыбнулся Пафнутти-младший. — Вовремя я вмешался. Только кепочку твою над спинкой люди и видели. Росту в нас, по счастью, не так уж много.

Домовой еще долго сокрушался. Он разглаживал на колене влажную кепку, обмахивал красным носовым платком, чтоб скорее просохла, потом, немного успокоившись, натянул ее до самого носа и в самом деле уснул.

Дальше полет протекал без приключений. Аленка уснула еще раньше Феди. Лиза глядела на нее, уютно посапывавшую, и не заметила, как задремала сама. Из всей семьи Пафнутти бодрствовал лишь Печенюшкин. Сейчас, когда никто не глядел на мальчика, лицо его было напряженным и задумчивым.

В аэропорту Рио друзей поджидал досадный сюрприз. Их самих, кота и чемоданы таможенники пропустили легко, без малейшей волокиты. Но сумка с четырьмя картофелинами вызвала шок у бдительных стражей. Оказалось, что овощи и фрукты провозить в страну нельзя. Не помогали и документы с печатями.

— Большая опасность, синьоры и синьорины! — уверял худой контролер с длинными, печально повисшими усами. — Миллионы, миллиарды микробов! Не дай Господь завезти заразу с другого материка. Может быть эпидемия. Вы не представляете, сколько болезней порой несет в себе картофель. Если посмотреть на срезе…

Он выдвинул ящик стола, доставая складной нож, надавил на кнопку, и щелкнуло, освободившись, узкое хищное лезвие.

— Черт меня побери! — завопил вдруг по-итальянски Пиччиколо, размахивая кулаками. — Тридцать три раза и еще восемнадцать раз подряд, черт побери! В этой дурацкой стране плюют на права и свободы человека! Пинают их ногами! Втаптывают в грязь!..

Он надвигался на чиновника, оглушая скороговоркой и бешено жестикулируя. Тот, совершенно обалдевший, медленно отступал.

— Что же это такое?! — не умолкал Печенюшкин. — Я с моим обожаемым папочкой и драгоценными сестричками везу свою собственную картошку через двадцать семь стран и пять континентов! На островах Зеленого Мыса мы честно заплатили за нее! Восемь итальянских лир, мексиканский доллар и три куска советского мыла стоил нам этот отборный картофель!..

Не только сестры, но и сам папа Пафнутти глядели на взбесившегося Пиччиколо, выпучив глаза. Таможенник все пятился и наконец уперся в стол. Нож из его руки упал в выдвинутый ящик, складываясь на лету, и ящик сам собой закрылся. Усач, опасливо следивший за удивительным мальчуганом, ничего этого, понятно, не заметил.

— Частная собственность священна! — орал мальчишка. — Так пусть же пропадет она, но не достанется этим недостойным карабинерам! Не нам, так никому!

С этими словами он схватил со стола открытую сумку и мгновенно вышвырнул ее содержимое в распахнутое настежь окно.

Контролер, прерывисто дыша, перегнулся через подоконник. Маленький декоративный пруд голубел внизу. По воде его еще расходились медленные круги.

Печенюшкин подмигнул Феде и улыбнулся девочкам.

— Простите сынишку, синьор, — солидно кашлянув, вмешался Теодоро Пафнутти. — Долгое путешествие, ночные пересадки, никакого режима — поневоле сделаешься раздражительным. Вбил себе в голову, что это особый сорт. Будто бы он даст небывалый урожай и принесет сумасшедшую прибыль. Маленький коммерсант… — он ласково потрепал мальчика по рыжему затылку. — Счастливо оставаться, синьор. Сумку можете взять себе на память.

Тележку с багажом итальянской семьи вез к выходу из аэропорта огромный улыбчивый негр. Терпение его явно было безграничным. К каждому киоску с товарами (а их здесь было во множестве) сестры Зайкины — Пафнутти, впервые попавшие за границу, прилипали всерьез и надолго. Какие здесь были игрушки!.. Описать их невозможно. Да что описывать. Будете в Бразилии — непременно поглядите сами.

Прошло не менее получаса, и Печенюшкин с Федей не выдержали.

— Купим тебе все, что хочешь, — втолковывали они Аленке, прильнувшей к очередному стеклу. — И сколько хочешь. Но чуть позже. Несколько дней потерпите. Нам сейчас вагон кукол просто помешает. Веришь? А ты веришь, Лиза? Ой! А где Лиза?

Спрятавшись за один из магазинчиков, старшая сестра доставала в этот миг из кармана чуть измятый почтовый конверт. Проверив, на месте ли содержимое, Лиза быстро заклеила конверт, кинула в почтовый ящик, висевший рядом, и бросилась догонять своих.

— Загляделась, — виновато объяснила она. — Там Барби с подружками, и у каждой платьев больше, чем у нас с Аленкой вместе. Даже завидно.

— А нам вагон кукол обещали! — объявила Алена. — Где мы его держать будем, когда домой вернемся?

— Кукол подарим всем знакомым девчонкам, — Лиза махом решила сложную проблему. — Себе оставим по одной… ну по две. А вагон сдадим на железную дорогу, чтоб нам иногда разрешали в нем кататься.

Аленка задумалась. Похоже, у нее зрело другое решение. Но тут двери распахнулись, и путешественники оказались на площади, под ослепительно ярким тропическим солнцем.

Пассажиры высадились за городом, прямо посреди дороги. Удивленный таксист аккуратно составил на обочину чемоданы, забрался в машину, развернулся и уехал в своем стареньком «рено», все еще пожимая плечами.

Шоссе, непривычно ровное, и вправо и влево упиралось в горизонт. По обе стороны дороги росли высоченные пальмы. За ними были только горы, солнце и небо. Тридцатиметровая статуя Христа, возведенная на одной из вершин, благословляла легендарный город.

Рио-де-Жанейро промелькнул за окнами «рено», чужой и прекрасный — белый, синий, золотой, зеленый, зеленый, зеленый и опять золотой и белый. Магистрали, по которым неслись путешественники, огибали горы, ныряли в тоннели, уходили то вверх, то вниз под немыслимыми углами. Отдельные сравнительно ровные кварталы были редкостью.

Печенюшкин, вдыхая запахи цветов, плывущие над Рио, восхищенно крутил головой.

— Родина… — бормотал он. — Сколько же я здесь не был? Кончатся безобразия, настанет мир, покой, обязательно вернусь. Насовсем. Домик построю у залива, сад посажу, куплю лодку…

Расчувствовавшись, он дважды шмыгнул носом и неловко, смущаясь, стер со щеки слезинку.

Лиза, Аленка и Федя тактично молчали.

Впрочем, Пиччи быстро справился с переживаниями и, как заправский гид, принялся сыпать названиями улиц, площадей и памятников. Запоминать сестры, понятно, не успевали, головы у них пухли, и когда город остался позади, к сожалению примешалось облегчение.

Едва лишь такси скрылось, как с другой стороны шоссе послышался нарастающий гул мотора. Сине-белый троллейбус, испытанный друг из Фантазильи, задрав дуги к солнцу, спешил навстречу героям.

Фантолетта радостно махала руками с водительского кресла.

— Ура-а!! — закричали Лиза и Алена, хлопая в ладоши. Когда троллейбус замер перед ними, романтическая Лиза подпрыгнула и от избытка чувств чмокнула машину в лобовое стекло. Верите или нет, но на стекло сверху из-под черного резинового века наползли несколько капель влаги, тут же снятой «дворниками».

На переднем сиденье чинно разместилась четверка картоморов. Как уж они попали прямо в машину после исчезновения в пруду, сестры не знали. Тогда, в аэропорту, Печенюшкин лишь коротко заверил, в ответ на расспросы, что все будет в порядке.

Пока действительно все было в порядке.

Трехцветный кот запрыгнул в двери последним. Передней лапой он сделал движение, как бы умываясь, отчего намордник побледнел и растаял.

— Фу! — выдохнул Дракошкиус. — Если молчание — золото, я предпочитаю достойную бедность. Да еще намордник — зажим мяуканья.

— Намордник — ваша идея, — быстро возразил Пиччи.

— Ну да, согласен, — дракон развел лапами. — Мне казалось, что кот в наморднике придаст всей семье чрезвычайно законопослушный вид. Кто бы знал, что это так унизительно. Тем не менее я рад. Все собственные идеи полезно испытывать на себе же… Разрешите, я приму естественный вид не здесь, а в роще. С нами дети, девочки, а тут еще две головы полезут, крылья. Какой-то фильм ужасов.

Продолжая ворчать, Дракошкиус соскочил с подножки и скрылся в пальмовых зарослях.

Кожурка сидела среди своих, у окна, с краю. С другого боку ее крепко держала под руку некая особа. Судя по имени — Неровня и шапке серых стружек на голове, это тоже была дама. Свирепые глаза под маленькими очками, бугристый нос и корявое массивное тело со множеством неожиданных выступов и шишек симпатий к Неровне не пробуждали.

Рядом сидел Клубень, представитель Клубняка, министра безопасности. Он сильно походил на собственного патрона и даже шелушился весь, но был не желтым, а синеватым.

Последним или, если угодно, первым от прохода располагался Глазок, ловкач и пройдоха, по общему мнению картоморов. Один из любимцев Глака, специалист по особым поручениям, со всеми прочими он обращался запанибрата, с этаким дружелюбным хамством.

Алена, сидевшая напротив, разглядывала четверку, заранее распределяя роли в играх. Расстановка складывалась такая…

Кожурка — дочка, внучка, Дюймовочка, рабыня Изаура. Неровня — врач, Баба Яга, мачеха, продавщица. Глазок — Иванушка-дурачок, Принц, тренер по теннису, папа. Непонятный Клубень в крайнем случае сошел бы за больного озябшего мальчика.

— Печенюшечкин, — попросила Алена. — Достань мне, пожалуйста, пеленку из желтого чемодана, а то там замок тугой. Надо дочку запеленать, она же простыть в дороге может. Иди ко мне, маленькая, — протянула девочка руки к Кожурке.

Цвет бывшей пленницы из песочного сделался багровым. От стыда она, как могла, глубоко вжалась в мягкое сиденье, наивно пытаясь спрятаться за товарищами. А те все уже поняли.

— Как?!! — загремела Неровня. — Играть с девчонкой?! С человеком! Ей на потеху изображать мокрого писклявого младенца! Да за такое убить мало.

Руку Кожурке было уже не вырвать.

Закаменев лицами, Клубень и Неровня грянули песню.

— Я в первом классе так же сочиняла! — восхитилась Лиза. — «Каток блистает ледяной, бежит, блестит конек стальной.» Похоже, правда?

— Издеваться над гимном картоморов?! — взвизгнула Неровня.

— Да бросьте вы, почтенная! — вмешался вдруг Глазок, до этого, казалось, дремавший. — Кожурка поступила совершенно правильно, нужно проявлять гибкость. Я сам доложу королю о ее мудром поведении.

Неровня растерянно замолчала, ослабла ее хватка, и, воспользовавшись этим, Кожурка вырвалась. Стремглав она бросилась бежать и исчезла в глубине троллейбуса, спрятавшись под одним из сидений. Алена устремилась было за ней, но Печенюшкин мягко остановил ее, привлек к себе, погладил.

— Пусть успокоится, — шепнул он. — Подружке твоей нужно сейчас побыть одной. Потом она сама к нам выйдет.

Расточая извинения по поводу своей задержки, в двери с трудом протиснулся Дракошкиус. Ухоженный, вымытый, с пушистыми полосатыми крыльями, с завитыми усами на всех трех физиономиях, он разместился на огромной скамейке сзади. В машине терпко пахнуло духами «Белая магия».

— Всем пристегнуть ремни, — обернулся Пиччи с водительского кресла. — Полетим как молния — быстро и с зигзагом. Возможны перегрузки. Готовы? Вперед!

Троллейбус взмыл вверх без разбега, с места. Земля опрометью бросилась из-под колес, пассажиров вдавило в кресла.

Набрав высоту, пилот резко развернулся и взял курс на северо-запад. Ремни натянулись, чуть не лопаясь на вираже, но выдержали. Без них пассажиров неизбежно разбросало бы по салону. Откуда-то из-под кресел мячиком вылетела Кожурка и плюхнулась на колени к Дракошкиусу. Незадачливая путешественница вскрикнула, попятилась — дракон внушал ей ужас, но тут же оступилась и упала.

Закрыв глаза, она приготовилась к самому худшему. Дракошкиус же бережно сгреб беглянку огромной лапой и, протянув ее через половину салона, опустил нечаянную добычу в подол к Алене. Забыв о принципах, Кожурка прижалась к девочке. Обе они всплакнули на радостях.

А Печенюшкин, похоже, решил выжать все соки из своей чудо-машины. Троллейбус казался мошкой, застывшей над гигантским, неспешно крутящимся глобусом. Желтые, зеленые, коричневые пространства чередовались внизу. От скорости закладывало уши. Лиза молча терпела, зная, что в этом Пиччи не переделать. В воздухе он хулиганил безудержно.

Фантолетта терпеливо искала свой новый облик. Серый деловой костюм, летнее платье, вышитое орхидеями по подолу, легкий комбинезон защитного цвета по очереди появлялись на ней, тут же уступая место следующему наряду. Остановилась фея на джинсах, голубой майке с надписью Fantazilja и тоненькой спортивной куртке.

Федя изучал карту Южной Америки.

Внимание, посадка! — объявил Печенюшкин и круто бросил машину в пике.

 

Глава третья

Погружение в лабиринт

— Чуть душу ты мне не вытряс, — лежа в траве, жаловался Федя.

Домовой вышел из троллейбуса пошатываясь, сразу же лег и вставать отказался наотрез. По-видимому, он просто обиделся. Остальные пассажиры, хотя и потрепанные, чувствовали себя прекрасно, осваивались с местностью.

Они приземлились на предгорье, как раз там, где пологий склон, поросший низкой и жесткой буро-зеленой травой, переходил в голые каменные отроги. Ближайшая скала напоминала грубо вытесанную из красноватого камня избушку, метров этак семи-восьми в высоту. Обладая известной фантазией, можно было различить крыльцо, три кособоких, на разной высоте, окна и даже трубу на крыше. Над крыльцом, однако, не было ничего отдаленно похожего на дверь. Зато там висел со вкусом исполненный плакат: «Заходи, пожалуйста! Тайный вход в пещеру с сокровищами ЗДЕСЬ!!!»

— И давно написано вот это… э-э… приглашение? — полюбопытствовал Дракошкиус.

— Ровно пять минут назад, — бодро ответил Печенюшкин. — Надпись появляется всякий раз перед моим приходом. Я ведь, как-никак, смотритель бриллиантов.

— А теперь, — он проворно взлетел на скалу, — взглянем на компас. — На запястье героя возник компас размером с блюдце. — Сначала нужно покачать «трубу» с севера на юг, вот, глядите, потом с востока на запад.

Массивный выступ, к всеобщему удивлению, чуть подвинулся, сначала вперед-назад, потом влево-вправо. Кусок скалы над «крыльцом» ушел вглубь и вбок, словно на невидимых, хорошо смазанных петлях. В открывшуюся дыру мог свободно пролезть даже дракон.

— Все готовы? — торопился Пиччи. — Я бы поспешил, путь неблизкий.

— А троллейбус? — Лизе не хотелось лишаться комфорта. — Вот бы на нем по пещере проехаться!

— Не пройти ему в дверь. Да и внутри — где свободно, а где и ползком придется. Дождется нас тут, у входа. Не забывай, для врагов он невидим.

— Если мне с собой рюкзачок взять, — подала голос Аленка, — я могу много еды унести. А там холодно, в пещере? А если спать, то на чем и чем укрываться?

— Молодец! — похвалил Пиччи. — На нас надейся, а сама не плошай. Рюкзаки для вас с Лизой уже приготовлены в машине. Они маленькие и совсем легкие, но все, что нужно, там есть. Таблетки куриные, котлетные, бутербродные, шоколадные, пепсикольные и даже пломбирно-сиропные. И по спальному мешку для каждой. Он легче и тоньше шелка, можно скомкать и в карман засунуть, но спать в таком даже зимой на гвоздях тепло и мягко. Там и еще есть сюрпризы на всякий случай, но, надеюсь, рюкзаки вам не понадобятся, пока мы рядом. Федор Пафнутьевич, вы с нами?!

Федя поднялся и замер, прислушиваясь к себе.

— Вроде отпустило, — проговорил он со вздохом. — Ты, Печенюшкин, еще молодой, бесшабашный, игры в тебе много. Поживешь с мое, кости начнет ломить, стыдно станет, что старика-то, ровно рюху городошную, по самолету мотал.

Пиччи деликатно промолчал, хотя, по волшебным меркам, разница в возрасте у них с Федей была вовсе не существенной. Несколько минут ушло на последние сборы, затем процессия, возглавляемая Печенюшкиным, погрузилась в черную дыру. Как только домовой, шедший последним, скрылся из виду, многотонная дверь неслышно встала на место и исчез со скалы заманчивый плакат.

Чуть позже на равнине, в нескольких километрах от пещеры, села летающая тарелка. В нижней ее части открылся люк, выдвинулся трап, и отборные головорезы воинского подразделения КУКУ, ведомые Очистком, оказались на земле.

Это была гениальная идея картоморов — придать своим летательным аппаратам вид тарелочек. На планете не утихал шум вокруг НЛО. Никому и в голову не пришло бы связывать еще одно блюдце в небесах с появлением новой враждебной силы, не имеющей отношения к пришельцам…

Исчезнув из кабинета Глака, Очисток тут же возник на окраине Мертвограда. Там, в подземном городке, разместилось несколько тысяч картоморов — специальная группа КУКУ. Это значило: Картоморская Универсальная Команда Уничтожения.

Командовал группой лихой зверюга-полковник. Подлинное имя — Стебелек — совершенно не шло ему и потому давным-давно забылось. Все знали полковника под кличкой Ловчила.

Группа КУКУ, минуя военного министра, подчинялась непосредственно королю. Но — так уж повелось — приказы Глака передавались через Очистка. Сейчас, пока король не успел опомниться и обратиться к волшебникам из Фантазильи, следовало прибрать к рукам самую страшную в государстве силу.

Чародей приказал Ловчиле по тревоге выводить группу на поверхность и разместить в просторном летающем блюдце. Пока картоморы грузились, он совершил нехитрую даже для новоиспеченного колдуна операцию — закрыл мозги «кукушат» от постороннего влияния. И все это время Очисток, раздвоив внимание, следил за мыслями короля.

Печенюшкин открыл Глаку, где находится пещера с сокровищами. Теперь об этом знал и Очисток. Но как проникнуть туда, как не заблудиться в лабиринте?..

Вот Пиччи появился у короля. Очисток, подключившись к сознанию своего государя, слышал их разговор так отчетливо, как если бы находился рядом. Сейчас, сейчас этот самонадеянный хвастун проболтается. Еще немного… Нет!

Мир звуков, окружавших Очистка, внезапно потерял глубину. Лишь мысли головорезов из КУКУ копошились вокруг на мелководье. Прислушавшись к ощущениям и чаяниям солдат, чародей с отвращением плюнул.

— Разрешаю взлет! — объявил он Ловчиле. — Курс 18А-03-39, Бразилия.

Блюдце летело уже над Адриатикой, когда в подземных казармах раздался чудовищной силы взрыв. Земля вздулась, лопнула, толстый столб огня вырвался на поверхность и опал гигантской воронкой. Даже самые искушенные военные эксперты-картоморы, облазив пепелище, поклялись бы, что группы КУКУ больше не существует. Очисток заметал следы.

Прошло немало времени, а продвижение в лабиринте пещер все еще было для Лизы с Аленой увлекательным приключением и уж никак не испытанием. Залы и галереи, по которым проходили путники, сами собой ярко освещались и, лишь оставленные позади, опять погружались в темноту.

Только раз сестры испугались. Под сводами огромной пещеры, куда они вступили после долгого пути нешироким коридором, метались с оглушительным писком тысячи летучих мышей. Разбуженные светом, они ринулись было на героев, но вдруг, немного не долетев, замерли беспорядочной грудой, повернулись, унеслись назад, отчаянно хлопая крыльями, и тьма втянула их.

— Кота почуяли, — объяснила девочкам фея.

Дракошкиус — хвост трубой, спина горбом — дышал громко и хрипло. Три пары глаз его сверкали, усы топорщились, зубы обнажились в угрожающем оскале. Когти дракона царапали камень, высекая искры.

— Успокойтесь, Мурлыка Баюнович! — закричал Печенюшкин. — Больше их, надеюсь, не встретим. Видите, как хорошо, — шепнул он девочкам. — Теперь по всем пещерам мыши попрячутся.

Невероятный, фантастической красоты мир окружал путешественников. Залы, огромные, как соборы, гроты со сверкающими ослепительными сводами, крохотные озера, в темных зеркалах которых отражались длинные сосульки на потолке, покрытые как бы белым кудрявым мхом. И такие же кудрявые, словно сахарные, столбики рядами стояли вокруг.

Фантолетта с учительскими настойчивыми интонациями читала сестрам лекцию о пещерах. От нее Алена с Лизой узнали, как неторопливо, на протяжении тысячелетий, вода, капающая вниз, образует сосульки — сталактиты и столбики — сталагмиты. Как подземные воды, пытаясь вырваться на поверхность, пробивают в толще камня длинные извилистые ходы. Как… да всего не перескажешь.

Многое Лиза слышала и раньше, но сталактиты со сталагмитами всегда путала. Честно говоря, лекция уже поднадоела ей, и едва лишь фея сделала паузу, девочка тут же ринулась в нее.

— Пиччи! — жалобно протянула она. — Помнишь, в Мертвограде у картоморов ты обещал подробней рассказать о Барабуле и как появились эти бриллианты. Давай прямо сейчас, ну, пожалуйста!

Фантолетта тихонько покачала головой, досадуя сама на себя. Ну можно ли докучать детям монотонными описаниями, без сюжета и диалогов. Да и что такое, в сущности, пещера? Как сказал один известнейший ученый исследователь, это всего лишь дырка, со всех сторон окруженная скалой.

Печенюшкин охотно откликнулся на просьбу.

— Давным-давно, — начал он, — несколько столетий назад, в жаркой восточной стране, среди пустыни, жил в небольшом оазисе бедный крестьянин Барабуля. Не то чтобы бедный, но и совсем не богатый. Были у него жена, трое детей, домик с садом, по паре волов, овец и коз да маленькое поле, которое он возделывал. Три дня в неделю работал Барабуля на хозяина и платил ему подати, три дня — на себя, а в день седьмой, как и Господь Бог, отдыхал. Жизнь текла размеренно, монотонно, да так бы и прошла, не запади в сердце крестьянина история, рассказанная заезжим купцом.

Купец говорил, что далеко в песках, на расстоянии многих и многих дней пути, затерян огромный цветущий оазис. В той земле тучные поля дают обильные всходы, а на богатых пастбищах гуляют откормленные стада. Народ там живет веселый, женщины все красивы, а дети ласковы и прилежны. А в каждом колодце под водой лежат несметные клады. Если хочешь золота или алмазов, достаточно привязать груз к ведру и зачерпнуть со дна.

Барабуля уже перешагнул серединный рубеж жизни, но долгие недели после отъезда купца ходил сам не свой. И вот, проснувшись однажды ночью, он собрал в мешок запас еды и питья, взял посох и, не оглядываясь, решительно зашагал в ту сторону, куда указывал чужеземец.

Очень долго шел Барабуля по пустыне. Изредка встречались ему скудные островки зелени, где он пополнял фруктами и водой свои припасы. Крестьянин точно держался выбранного пути и даже спать всегда укладывался ногами вперед, в направлении желанной манящей земли.

Случилось так, что молодой кочевник — араб, проезжая на верблюде среди песков, наткнулся ночью на спящего человека. Из непонятного озорства араб решил подшутить над спящим и развернул его ногами в противоположную сторону. Утром, проснувшись, Барабуля совершил молитву и продолжил свое путешествие навстречу лучезарной цели.

Долго еще скитался он, и вот, когда очередной день клонился к закату, вдали показался великолепный, утопающий в зелени оазис… Барабуля шел среди плодоносящих деревьев, и счастливые слезы текли по его пыльным, выдубленным солнцем скулам. Он видел жирные стада, спускавшиеся с холмов, высокие колосья, гнувшиеся под тяжестью зерен, видел веселых хлопотливых женщин и детей, загонявших во двор скотину.

Да, это была та земля, о которой он мечтал.

Пройдя еще немного, путник встретил дом, сходный со своим прежним, но гораздо новее и выше. Во дворе играли трое детей. Они напоминали собственных детей Барабули, хотя, конечно уж, были воспитаннее и трудолюбивей. Из дома вышла красивая статная женщина, чем-то неуловимо похожая на жену Барабули.

Войдя во двор, странник попросил напиться. Украдкой положив тяжелый камень в ведро, он попытался набрать со дна колодца немного грунта. Но ведро не достигло дна, цепь оказалась слишком коротка.

«Ничего, — подумал Барабуля, — успею. Впереди у меня вся жизнь.»

И он остался. Женщина стала его женой, дети — его детьми. До самой кончины Барабуля прожил мирно и счастливо. Пусть три дня в неделю он работал на хозяина, зато три дня — на себя самого, а в день седьмой отдыхал. Не сказать, чтобы он жил богато, но и вовсе не бедно. Дети радовали его, потом появились внуки. Все было прекрасно, лишь единственная заноза нет-нет, да и царапала душу. Часто его тянуло домой.

— Ну и ну… — протянул Федя. — История-то со смыслом. Выводы вслух делать, али каждый про себя?

— Да погоди с выводами, Феденька, — заторопилась Лиза. — Что в колодце было? Пиччи, ну же, рассказывай!

— Барабуля все-таки добрался до дна колодца, — медленно продолжил Печенюшкин. — А когда увидел в ведре несколько горстей крупных, с куриное яйцо, бриллиантов, выбросил их обратно, колодец засыпал и вырыл новый, в другом, дальнем углу своего участка. Невежественный крестьянин, он понял, однако — ничего, кроме горя и крови, несметные сокровища эти в мир не принесут. Барабуля дожил до глубокой старости и скончался, никому не открыв тайны. Он так и не узнал, что случайно набрел на богатства древнего народа гномов, обитавшего здесь тысячи лет назад. После смерти Барабули волшебники из осторожности, тайно, перенесли бриллианты в горные пещеры Бразилии. Укрытие выбрал я сам рядом с родными местами. Клад надо перепрятать надежнее, пока он не сможет послужить всем людям планеты. Так мы решили на Волшебном совете.

— Теперь понятно, — Лиза удовлетворенно вздохнула. — А кто был в Волшебном совете? Мурлыка Баюнович, вы уже были Великим Магом? Мурлыка Баюнович?! Где он?!

Путешественники оглядывались в недоумении. Конец истории застал их посередине высокого круглого зала со сводчатым потолком. Вперед и назад уходили широкие освещенные проходы. Пиччи, Федя, девочки, Фантолетта, четверка картоморов — все были на месте. Дракошкиус пропал.

Долгие годы Ларри Люгер был у жизни пасынком. Так считал он сам, и не без оснований. Единственный сын цирковых артистов — метателя ножей и плясуньи — он в три года стал круглым сиротой. Цирк тогда гастролировал в Европе, началось восстание, и родители Ларри погибли на баррикадах, в отчаянной драке за чужую свободу. Ребенка спасла тетка, полусумасшедшая гадалка. Года два они мотались по югу, как придется добывая кров и еду, пока не осели в Стамбуле.

От матери, румынки, мальчишке достались зеленые глаза с золотыми искрами, абсолютный музыкальный слух да невероятная звериная гибкость. Вот и все, пожалуй. Так, во всяком случае, утверждала тетка, сестра отца, никогда не любившая плясунью Мариулу.

Отец Ларри происходил из семьи русских эмигрантов, в чьем прошлом смешалось множество титулов, гербов и романтических историй. Покидая родину, дед Люгера и его близкие увезли с собой лишь славу и честь старинного рода. Все богатства семьи остались новой власти.

Тетка Ларри скончалась в Стамбуле, едва мальчику исполнилось семь. Она успела лишь обучить племянника классическому русскому языку да сообщить подлинную фамилию отца и — коротко — историю предков.

В последующие лет пятнадцать Люгеру было не до наследства, тем более о русских ругательствах тетушка умолчала. Драки с такими же, как он сам, беспризорниками, красные, ледяные, вечно жирные от рыбы пальцы, первая шайка, сколоченная девятилетним главарем… Примерно тогда он поставил памятник тетке — белого мраморного ангела, украденного с чужой могилы.

Пьяница-каменотес уверял мальчишек, что в нем погиб великий художник. Вероятно, он не врал, так как за горсть пиастров, ничуть не испортив, неузнаваемо переделал надгробие. Полиция могла не беспокоиться.

Все, что удалось скопить за два года, Ларри оставил кладбищенскому сторожу, наказав заботиться о теткиной могиле. В ту же ночь на борту трехмачтового парусника он юнгой отплыл к австралийским берегам. Суда этого типа назывались люгерами. Так в плавании у мальчика появилась кличка, ставшая потом фамилией. «Ларри Люгер» — звучало неплохо. Впоследствии, когда пистолет системы «люгер» сделался любимым оружием Ларри, он еще раз убедился в жестоком остроумии судьбы…

Ныне прах графини Епанчиной-Ростопчиной покоился под Парижем на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа. Неизвестно, чью могилу осенял теперь белый ангел на стамбульской окраине. Над останками же тетушки склонялась скорбящая Богоматерь, изваянная из итальянского мрамора первым скульптором мира.

Узнать, где лежат родители, Ларри, не жалевшему миллионов, так и не удалось. Знаменитое детективное агентство разыскало пока на всей планете лишь одного, очень дальнего, родственника Люгера. Джон Кузмиш Косоголовый — так его звали. Надежный, непьющий, исполнительный и к тому же забавный, он стал помощником Ларри в делах, не требующих особого ума.

Вертолет подобной конструкции появился в небе Бразилии впервые. Это был опытный образец, изготовленный японо-американскими совместными лабораториями в условиях невероятной секретности. Но Ларри не любил чужих секретов. Все, что могло пригодиться империи гангстеров, скупалось или похищалось людьми Люгера на всех континентах.

«Опаздывать нельзя, — любил повторять Ларри. — Опоздавший неизбежно проигрывает. А поскольку жизнь — жестокая штука, то проигравший выбывает насовсем.»

Небывалых размеров машина летела беззвучно, с огромной скоростью, мгновенно при необходимости меняла окраску и обладала еще кучей необычных возможностей. Внутри вертолета был даже роскошный пассажирский салон.

Низкий столик разделял собеседников. В дымчатом хрустале бенгальскими огнями пылали гладиолусы. Люгер, откинув голову, с интересом изучал Косоголового, частично заслоненного цветами.

В пятнистом маскировочном комбинезоне, без усов бандит выглядел почти нормально. Несколько портил дело ярчайший желтый берет, плотно обтянувший оригинальную голову.

— Все бабочки Южной Америки соберутся на твоей башке, — убежденно проговорил Ларри. — Если так и задумано, посвяти меня, пожалуйста, в свои планы до конца.

— Это для души… — Косоголовый покраснел, что под желтым беретом получилось особенно эффектно. — Душа ведь женщина, ей нравятся безделки… В редкие свободные минуты я тоже имею право на личную жизнь, босс.

Он снял головной убор и мгновенно вывернул наружу пятнистой, как и комбинезон, изнанкой. Ларри придирчиво оглядел помощника, но больше изъянов не обнаружил.

— Не пойму одного, хозяин, — робко заметил Косоголовый. — Почему на большое дело мы летим только втроем? А вдруг будет нужна подмога?

— Меньше народу — меньше свидетелей, — спокойно объяснил Люгер. — Остальное тебе незачем знать. Лучше объясни, — он лениво потянулся, — зачем тебе богатство?

— Если не будете смеяться, расскажу все, — пообещал бандит.

Ларри изобразил серьезное внимание.

— Неподалеку от нас продают остров. Тоже около Мадагаскара. Недорого, по случаю. Два миллиарда. Хозяин, султан, сильно проигрался, залез в долги. Вместе с островом уступит и титул. Но откуда у меня такие деньги, босс? — Косоголовый вспотел от волнения.

— Даже если собрать все, что накопил у вас на службе, подзанять у Ужастика и загнать любимый авианосец — и то не хватит. Да и на жизнь надо оставить до получки.

— Ну, а дальше? — недоумевал Люгер. — Купил остров и все?

— Дальше самое главное, — Косоголовый уставился в пол от смущения. — Султану по должности положен гарем. Много жен. Двадцать, или двести, или две тысячи. И все родят мне детей. Таких же косоголовых. И я буду не один на свете… Поверите, шеф, девушки не ходят со мной даже в кино. Я в своей жизни ни разу не целовался. А ведь я неплохо пою и даже умею подыгрывать себе на гитаре красивым звуком…

— Остров Косоголовых… — задумался Ларри. — И все, как один, потомки русской княгини. Кошмар… то есть, оригинально, безусловно оригинально.

— Не топчите мечту, босс — прошептал гангстер.

— Ну что ты! — Люгеру стало неловко. — Я даже готов помочь материально. Независимо от исхода нашей экспедиции. Только не приглашай в крестные отцы, а то у меня не останется времени для работы…

— Подходим к цели, мой господин! — из динамика разнесся голос Ужастика, сидящего за штурвалом.

Ларри Люгер считал необходимым знать о своих сотрудниках все. История Ужастика была трагична. Как-то в молодости он с лихими друзьями отправился грабить банк в веселом городе Гамбурге. На голову для маскировки гангстер натянул два плотных капроновых чулка — один на другой. Набив саквояжи деньгами, бандиты покинули здание, но наткнулись в дверях на полицейскую засаду. Ужастик — впрочем, тогда его звали иначе — сумел пробиться к машине, не бросая тяжелую сумку. Уже на сиденье выхлоп из огнемета коснулся его лица легким вспененным черно-алым языком. В тот же миг гангстер захлопнул дверку и с места взял убийственную скорость. Полицейские машины взвыли, устремившись в погоню.

Налетчик сумел уйти от полиции, выжил, несмотря на страшный ожог, и даже сохранил зрение. Но расплавленный капрон въелся в кожу навсегда и сделал лицо грабителя жуткой глянцево-коричневой маской. Горько обиженный на судьбу, Ужастик не нашел в себе сил бросить преступное прошлое. Вредный для общества, он повышал и повышал свой бандитский опыт. В конце концов он, профессионал-одиночка, прибился к синдикату и, сделав быструю карьеру, стал правой рукой хозяина.

Вертолет стоял на траве близ скалы, напоминавшей дом. Ларри возился с мощной, компактной, размером с пылесос, лебедкой. Косоголовый наверху цеплял к выступу-«трубе» тонкий стальной трос. Ужастик бродил вокруг, раздвигая жесткую траву носками высоких ботинок со шнуровкой, и подозрительно принюхивался.

— Хозяин, — подал голос Косоголовый со скалы, — интересно, как Старый Джентльмен управлялся с этой каменюгой. Ее в одиночку и на волос не расшатать.

— Воспользовался отдачей от выстрелов, — отозвался Ларри. — Мужик был толковый, не чета некоторым. Закрепил? Включаю.

Выступ накренился со скрежетом.

— Господин Люгер! — Ужастик стоял перед Ларри, засунув руки в карманы. — Здесь кто-то был. Совсем недавно. Вы же знаете мой нюх.

— Если нас опередили!.. — хозяин вскочил в ярости.

— Нет, босс, оттуда никто не выходил. Головой ручаюсь. Зато внутри могут быть веселенькие сюрпризы.

Лицо бандита походило на каменную маску, но интонация выдавала настороженность.

— Что ж, — скривился Люгер, — придется брать с собой весь арсенал. Фонарей не включать, надеть очки ночного видения. И давайте закончим с этой чертовой скалой. Ужастик, тащи лебедку наверх…

В полной темноте гангстеры двигались в глубь пещеры, тихонько переговариваясь.

— Кто остался за вас в конторе? — беспокоился Косоголовый.

— Чарли Бимбом, — коротко ответил Люгер.

— А если он сам решит стать боссом?

Ларри рассмеялся.

— Если через две недели я не сяду в свое кресло, три сейфа в разных частях света будут открыты. Документы синдиката лягут на стол Интерпола и полиции двенадцати крупнейших держав. Вся верхушка нашей организации полетит к чертям, да и сама империя рухнет. Чарли знает об этом. Вряд ли кто-то захочет сместить меня.

— В нашем бразильском отделении ребята предупреждены, — продолжал Люгер. — Три дня они ждут от меня вестей. Если не дождутся, на исходе третьих суток сюда вылетает команда «икс». Крутые парни, весельчаки, как на подбор. Так что оснований для беспокойства нет.

— Тоннель раздваивается, мой господин, — предупредил Ужастик, шедший первым. — Куда нам?

— Налево, — Ларри сверился с картой. — Должен быть узкий пологий спуск.

— Точно, — гангстер повернул, продолжая принюхиваться. — Те, кто впереди нас, свернули сюда же. Похоже, карта есть и у них. Не измена ли, босс? — он помолчал. — И вот что странно, запах какой-то… — Ужастик запнулся, подбирая слово, — нечеловеческий, что ли?..

 

Глава четвертая

Проигравший выбывает насовсем

Читатель, возможно, задал уже себе справедливый вопрос. Почему Очисток с группой КУКУ, вылетев из Мертвограда к пещере вечером, вскоре после подписания договора, прибыл туда позже, чем экспедиция Печенюшкина? Неужто летающие блюдца так тихоходны?

Ничего подобного! Сутки с половиной Очисток потерял совсем по иной причине.

Тарелка бодро летела над Гибралтаром. Очисток в капитанской каюте занимался самоизучением. Он успел превратиться по очереди в шаровую молнию, самурайский меч, пулемет, бомбу и электродрель, а сейчас для разнообразия перевоплотился в незабудку на столике в горшочке.

В дверь негромко постучали. Чародей собрался принять естественный вид, но, к ужасу своему, понял вдруг, что не может этого сделать.

— Ваша тайность! — из-за двери послышался голос Ловчилы. — Подлетаем к Атлантике. На месте должны быть через два часа шестнадцать минут. Но ожидается шторм, гроза, магнитная буря. Желательно приводниться и переждать… Ваша тайность?!!

Стук повторился еще и еще раз. Все громче, все настойчивей. Очисток-незабудка в отчаянии раскачивался в своем горшке, но это было единственным, что ему удавалось.

Полковник раздумывал недолго. В замке послышался скрежет отмычки, дверь распахнулась, и Ловчила ворвался в каюту.

Быстрый, но тщательный осмотр убедил его: Очистка нет.

С тем же результатом картоморы обыскали весь корабль.

Буря надвигалась.

Тогда полковник принял единственно разумное решение. Он приказал опустить блюдце на воду, лечь на дно и ждать, когда окончится шторм. Если к тому времени Очисток не появится, выполнить задание и уже в Бразилии связаться с Глаком.

Несколько раз чародей предпринимал попытку обратного превращения. Просто так, чтобы что-то делать. Теперь он был почти уверен — первая доза эликсира оказалась бракованной.

«Ничего, — думал Очисток угрюмо, расшатывая в земле корешки. — Я всегда сумею выпрыгнуть на пол и умереть достойно. Любопытно, сколько продлится агония? Если повезет, удастся погибнуть быстро — под ногами Ловчилы.»

Над столом висели часы. Сейчас по картоморскому времени было два — глубокая ночь. Очисток любил точность. Он решил повторять попытки по возвращению облика каждые пятнадцать минут.

В начале четвертого чародей задремал и очнулся лишь около восьми утра. Отдохнувший, он затрепетал листочками, сгоняя остатки сна. Попробовать еще раз?..

Прежний Очисток стоял на полу! С горделивой нежностью он рассматривал в зеркале длинное желто-бурое тело, уродливую, белесую голову и неопрятную бахрому влажных очистков у шеи. Свою, вчера еще ненавистную, внешность он не променял бы теперь на другую за все сокровища мира.

Прежде всего чародей сотворил из воздуха глиняный горшочек с незабудкой, с размаху разбил его об пол и сладострастно растер ногой по шероховатым плиткам несчастное растение.

«Что дальше?» — Очисток успокоился. Совершенно ясно — самоизучение придется продолжить.

Он вызвал полковника, похвалил за разумные решительные действия и туманно объяснил свое исчезновение интересами государства. Затем тайный советник приказал Ловчиле до особого распоряжения держать корабль на грунте и его, Очистка, не беспокоить ни под каким видом.

Экспериментировать с самим собой чародей больше не решался. Теперь он каждые пять минут превращал зеркало на стене в яркий, сияющий глянцем плакат. На плакате был изображен сам Очисток с короной на голове, попирающий ногами земной шар.

Налюбовавшись всласть, картомор неохотно превращал плакат в зеркало.

Время тянулось медленно, по-черепашьи, подгоняемое толчками минутной стрелки. Диковинные рыбьи морды тыкались в иллюминаторы. Порой из коридора слышались осторожные шаги «кукушат». Очисток ждал. Часы и зеркало-плакат. Все остальное для него не существовало.

Стоп! Плакат висел над умывальником, не желая становиться зеркалом. Одиннадцать ноль пять. Вечер. Сумасшедшая догадка заставила чародея подскочить. В волнении он забегал по каюте.

Да. Похоже на правду. Но проверку необходимо довести до конца. Усилием воли Очисток заставил себя опуститься на диван и продолжить тупую утомительную работу.

Одиннадцать десять. Одиннадцать пятнадцать. Одиннадцать двадцать… Час ноль пять… Три ноль пять… Шесть ноль пять…

Семь ноль ноль! Зеркало в кованой металлической раме отразило торжествующую физиономию Очистка. Все оказалось просто до смешного.

Издавна, указом короля, с одиннадцати до семи картоморам строго предписывалось отдыхать. Создавая эликсир, ученые неосознанно учли это официальное правило. Если задуматься, они поступили так не зря. Во сне, потеряв над собой контроль, каких только страшных дел не может наворочать волшебник…

«Глупцы, — усмехнулся тайный советник. — Можно раз и навсегда заколдовать себя на время сна и не бояться сюрпризов. Потеряно время. Да и теперь каждые сутки восемь часов придется отсиживаться в какой-нибудь безопасной дыре. Счастье, что, кроме меня, никто об этом не знает.»

В следующий миг Очисток возник у пульта управления.

— Встать! — заорал он дремавшему Ловчиле. — Делаю вам замечание, полковник! Поднимаемся с грунта, всплываем, взлетаем. Курс прежний — Бразилия!

Картоморы высадились в лесу, неподалеку от цели. Летающую тарелку с сотней охранников надежно спрятали среди деревьев. Остальные «кукушата», Ловчила и Очисток стремительным броском переместились к пещере.

Каменный монолит не поддавался мысленным усилиям Очистка. Здесь явно поработали иные силы, еще более могущественные, чем он сам. Оставалось только ждать. Картомор был убежден: случай всегда приходит на помощь терпеливому. И уверенность не обманула его. Группа КУКУ не услышала еще далекое жужжание вертолета, а Очисток уже знал о его пассажирах все.

Карту пещер, путь в лабиринте чародей видел глазами Люгера так же ясно, как своими собственными, и запомнил мгновенно и навсегда.

«Отныне, — четко командовал Очисток, — вы невидимы для людей. Первая тысяча стягивается у входа. Я иду впереди, полковник Ловчила — замыкающий. Как только дверь начнет открываться, проникаете внутрь и — за мной. Двигаться будем резво, — он жестко усмехнулся, — советую не отставать. Остальным отползти на сто метров, окружить пещеру, спрятаться, ждать инструкций. Все. Выполнять!»

Операция прошла быстро, успешно, слаженно. Бандиты, при всем своем опыте, не смогли обнаружить картоморов, к тому же возглавляемых колдуном. Если б не поразительный нюх Ужастика, все получилось бы идеально. Но эта частность, считал Очисток, значения не имела.

Беспокоило другое. Приближалось время «Г», как окрестил его чародей — одиннадцать часов по-картоморски. До семи утра предстояло переждать. Сейчас группа КУКУ — Очисток чувствовал это — находилась от экспедиции Печенюшкина не более, чем в часе пути. Ближе подступать, пожалуй, не стоило. ПОКА не стоило. Картомор не забывал: главное — терпение.

Дракошкиуса искали долго. Кричали. Печенюшкин и Федя возвращались назад, забегали вперед, заглядывали в боковые проходы. Фантолетта охраняла девочек. Встревоженные картоморы сбились в кучку, оглядывались по сторонам. Наконец команда, без дракона, вновь собралась вместе. Все смотрели на Пиччи, но и он казался совершенно растерянным.

Алена с горя решила подкрепиться. Раскрыв рюкзачок, девочка полезла туда за котлетной таблеткой и вдруг наткнулась на лист бумаги, свернутый в трубку.

— Ты мне что подложила, Лизочкина? — заныла она. — Мне, между прочим, и так тяжело. — Алена развернула лист. — Ой! Кто это так красиво пишет — ничего понять не могу!

Лиза осторожно вытянула бумагу из пальцев сестры. На плотном голубом листе черной тушью твердым почерком со множеством завитушек было начертано послание:

«Драгоценные друзья мои!

Мурлыка Дракошкиус.»

Случилось непоправимое. Всю жизнь я считал себя драконом, пусть и не совсем обычной наружности. И вот, к ужасу моему, при виде летучих мышей ум, честь и совесть почтенного некогда М. Б. Дракошкиуса исчезли, растворившись без следа в бездне дремучих инстинктов. Зов кошачьих предков туманит головы, кипятит старческую кровь. Летучий кот отправляется на охоту. Не смею умолять о прощении. Завершив расправу над презренными писклявыми тварями, я незамедлительно появлюсь, дабы склонить перед вами повинные головы.

Некогда спутник ваш, а ныне недостойный отщепенец

— Вот-те на! — Федя был возмущен беспредельно. — Три головы, а ума ни на грош. Дезертир он, вот кто! Ответит за все на совете магов.

— Это моя вина, — поднял голову Печенюшкин. — Должен был предвидеть — коту с мышами не ужиться. Но не волнуйтесь так уж сильно, поохотится и вернется. Должен вам сказать: голос крови — сила неумолимая.

— Как-то со мной был похожий случай, — оживился Пиччи. — Попал в Африке к дикарям в лапы. А я тогда изображал англичанина — путешественника. Пробковый шлем, стек, монокль, сигара. Ну, понятно, привязали к дереву. Рядом костер разожгли, котел повесили. Водичка греется, дикари пляшут перед ужином. Вот пар заклубился, отвязали меня и в котел — бултых! Прямо в одежде. Сигара, конечно, погасла. Лежу, варюсь, но монокль удерживаю. Дикари танцуют. А в хижине пленники подкоп заканчивают. Полчасика оставалось покипеть, они бы спокойненько убежали.

И тут подходит вождь к котлу — похлебку понюхать. Нет бы потерпеть обжоре старому. А в руке у него банан, огромный, спелый. Кожура наполовину отогнута, запах — умереть! Даже сквозь пар его чувствую. Я бананов год, наверно, не ел, все дела, дела… В голове помутилось, прыг из котла, банан хватаю — и в рот. А монокль удерживаю. Вождь как заорет! За ним остальные — одни на землю попадали, другие врассыпную. Несколько дикарей у хижины оказались, а там из ямы как раз пленники-бедняги мои лезут. Похватали их людоеды, связали и обратно в хижину. Подкоп зарыли, часовых поставили — уже не сбежишь. Вот так вот. Бананов, видите ли, обезьяне захотелось. Все голос крови… Вы уж, Федор Пафнутьевич, Дракошкиуса не судите строго.

— А что же с пленными? — с интересом спросил Глазок. — Пали во цвете лет?

— Зачем же? — удивился Печенюшкин. — Дикарей усыпил, пленных освободил. Увел в безопасное место, все нормально. Вот только вождь людоедов умом тронулся с тех пор. Как банан увидит, кричит — и наутек… А бананов там было — прорва… — закончил он мечтательно.

— Ваши рассказы чаруют, — промолвила Фантолетта. — Как жаль — пора, наверное, двигаться? Далеко ли еще, Пиччи?

— Не сказать, чтобы близко, — осторожно ответил герой. — Прошу за мной. Еще два-три часа, а там остановимся на ночлег.

Процессия устремилась вперед.

— Я тоже хочу один бриллиантик или три, — заявила неожиданно Алена. — Мне дадут? Я два маме подарю на сережки, а один поменяю во дворе на вкладыши для жвачки. У Оли Пивоваровой пять менных, каких у меня нет. Лиза, а ты как думаешь, отдаст она пять вкладышей за один бриллиант?

— Камни большие? — деловито обратилась Лиза к Печенюшкину.

— Не меньше грецкого ореха, — тот лукаво покосился на сестер.

— Значит, так, Аленка… — Лиза что-то высчитывала. — Так… Минуточку… Если одну резинку покупать за семь рублей, будет ровно миллион резинок. А может, два, — добавила она неуверенно.

— Ура! — восхитилась Алена. — А мы столько съедим?

— Если в день по две, — прикинула старшая сестра, — то на двоих — четыре. В год примерно полторы тысячи. Лет на семьсот хватит.

— Ну-у, — протянула младшая, — тогда уже зубы выпадут. Давай половину подарим. Ты не обидишься?

…Печенюшкин шел впереди. Следующей шагала Лиза, потом Аленка, Фантолетта, картоморы и Федя. Подземный мир с готовностью расступался перед ними. Казалось, ничто не предвещало опасности. Федя, вытянув трубочкой губы, тихонько насвистывал модную в Фантазилье новинку — «Танго домового».

— Может, перекусим, хозяин? — нарушил молчание Косоголовый. — Бульонные кубики, шоколад, прессованная черная икра. Груз компактный, а силы восстанавливает — лучше некуда.

Ларри взглянул на свои часы — номерной «Ролекс».

— Ты же обедал в воздухе, шесть часов назад. Что он ел, Ужастик?

— Паштет из осетрины, слоновью отбивную с гороховым пюре, литр морковного чаю, два килограмма мятных пряников и пудинг «Монблан» с соусом сабайон и наливкой из черешен. — Ужастик был еще и поваром экспедиции. — Меня всегда поражал вкус этого господина. Соус сабайон прекрасен к пудингу «Ришелье», терпим с «Сан-Суси», но поливать им «Монблан»! Это так же чудовищно, как смешивать керчо и кирсень в одной тарелке.

— У тебя запас еще на сутки, — решительно заявил Люгер. — Можешь и потерпеть.

— Я должен нормально питаться, — не унимался Косоголовый. — Моим будущим детям необходим здоровый отец. Кто еще поставит их на ноги, даст образование, научит владеть оруж… музыкальными инструментами?

— Да, — вспомнил Ларри, — остров Косоголовых… Дети под угрозой. Что ж? Хочешь есть, Ужастик?

— Как скажете, мой господин, — равнодушно откликнулся бандит. — Теперь, через час, через день — мне почти безразлично. У нас только консервы, выбор ограничен. Если желаете, в течение пятнадцати минут могу подать суп из телятины по огородничьи, черепаховый с клецками из раков, консоме «Дипломат» с цыпленком и грибами. На второе — окорок по-гречески, мясо оленя под брусничным соусом, мексиканские…

— Глоток тоника, — перебил Ларри, — и кусок любого мяса. Хотел бы я знать, как ты все это таскаешь?

— Наука не спит, господин. Пища готовится, высушивается, прессуется в особых условиях и в таком виде почти не имеет ни объема, ни веса. А когда разогреваешь, вбирает из воздуха все, что утратила. Могу предложить также следующие закуски и напитки…

— Хватит! — прервал Люгер. — Не то Косоголовый сожрет все, что ты перечислишь. Дай ему кофе и пару бутербродов. Спать еще не скоро. Пошли. Найдем удобное место, там остановимся.

На земле и в воде картоморы чувствовали себя одинаково удобно. «Кукушата» спрятались на дне крохотного озера, готовясь дождаться и пропустить вперед Ларри Люгера с его людьми. Очисток и Ловчила схоронились за массивными колоннами, полукругом обступившими водоем.

Крошечные часы на руке чародея — теперь он не расставался с ними — чуть слышно прозвонили одиннадцать. И лишь тогда Очисток сообразил, что не успел опять, как и при входе в пещеру, сделать себя и свой отряд невидимыми. Так, на всякий случай.

Но было уже поздно.

— Босс, — нетерпеливо зашептал Косоголовый, — вот чудное местечко. Грот, озеро, колонны. Сама природа подсказывает усталым путникам: здесь уголок отдохновения. Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен.

— Цитата? — усмехнулся Ларри. — Знакомиться с девушками ты должен голодным. И оставаться в таком состоянии хотя бы вечер. Никогда не позволяй им видеть тебя за едой, а также после. Разрушишь все, чего добьешься. Ладно, привал.

Бандиты расположились прямо у воды. Ужастик вынул походную печь на батарейках и несколько плоских коробочек. Косоголовый суетился рядом, изучая этикетки. Люгер, привалившись к стене, спал с открытыми глазами. С детства он привык выжимать, как губку, любую случайную паузу. Зато в постели Ларри проводил не более двух часов в сутки. Конечно, если это позволяли неспокойные гангстерские дела.

— Пару бутербродов, — бормотал Ужастик, — и кусок любого мяса. Попробуй, выбери. Что у меня тут? Холодный петух по-крымски, телятина Ренессанс, улитки всмятку…

— Улитки всмятку! — облизнулся Косоголовый. — Обожаю. Тащусь от улиток всмятку. Скорей доставай приборы.

Люгер сидел все так же, спиной к стене, но в левой его руке, как бы сам собой появился странный предмет, напоминавший маленький дамский браунинг с непривычно коротким, очень широким стволом. От посторонних глаз, если б кто и мог видеть в темноте, предмет этот был скрыт телом гангстера.

Кисть Ларри изогнулась, теперь дуло было направлено вверх. Легкий хлопок, вспышка, и к своду пещеры прилепился ком белого ослепительного огня.

Еще до выстрела Ужастик выдернул из рюкзака два необычной формы автомата. Один из них мгновенно подхватил Косоголовый.

В момент вспышки все трое стояли уже бок о бок, с оружием в руках. С тыла их надежно защищала стена. Ночные очки при свете меняли назначение, необыкновенно усиливая четкость окружающего. Пуленепробиваемые стекла предохраняли глаза от случайных осколков.

«Улитки всмятку» были сигналом опасности. Это нелепое сочетание не раз спасало жизнь Люгеру и его друзьям. Сейчас угрозу первым почувствовал Ужастик — гений обоняния.

Бирюзовая вода, колонны в розовой каменной пене, синие глубокие тени от них. Тишина.

— Где? — шепотом проговорил Ларри.

— Озеро, — Ужастик почти не разжимал губ. — В воде и там, за колоннами. Это не люди. Не понимаю кто. Сейчас нападут.

— Ждать не стоит. Давай.

Косоголовый, сжимавший в левой ладони твердый зеленый шарик, щелчком, словно окурок, запустил его в воду.

Озеро вспыхнуло, пар столбом устремился вверх, рассеиваясь под сводами. Одежда бандитов мгновенно отсырела. Лицо и руки покрылись мельчайшими капельками оседавшей влаги. Очки не мутнели — Ларри не зря платил своим изобретателям.

Пламя погасло. Сухое дно в несколько слоев покрывали картоморы. Бурые уродцы и гангстеры, не скрывая взаимного отвращения, рассматривали друг друга. Поняв, что драки не избежать, Очисток, сам, впрочем, оставаясь за колонной, отдал приказ к наступлению.

«Не увлекайтесь! — подчеркнул чародей. — Они нужны мне живыми.»

Двумя шевелящимися языками войско поползло со дна, пытаясь взять бандитов в клещи.

Ларри Люгер умел все делать быстро. Очень быстро. Главное удовольствие в жизни доставляли ему не деньги, не роскошь, не власть. Все это было лишь следствием захватывающей игры со старухой в саване. Когда смерть подступала вплотную, костяное лицо ее превращалось в другое, пугающе прекрасное, а глаза дурманили необъятной морозной синью.

Ларри знал, если он погибнет, кончится все. Настанет тишина, покой, мрак. Проигравший выбывает насовсем. Эта фраза из детской забытой считалочки не оставляла его. И сейчас, когда Люгер быстрее компьютера прокручивал варианты, перед ним вновь мелькнул жадный просверк взметенной косы, безумное, неземное лицо, и ноздри его на немыслимо краткий миг обжег чистый морозный воздух.

Не пытаясь объяснить себе, откуда пришло наитие, Ларри выхватил из специального футляра на поясе баллон с кислородом, сжатым до адского давления, метнул его в гущу уродцев и всадил в баллон короткую автоматную очередь. С опозданием в считанные доли секунды то же проделал и Ужастик.

— Гранаты! — крикнул Ларри, падая за каменный выступ.

Косоголовый, в свою очередь исчезая за камнем, отправил вслед за баллонами пару осколочных.

Грохот ударил в уши, и все стихло. Многоопытный Ужастик высунул из-за скалы перископ и глянул на поле боя.

Это была победа. Бурая корка на полу и стенах, словно высохшая каша, вот и все, что осталось от лютого воинства Очистка. Сам чародей и полковник Ловчила стремительно удирали боковым коридором. Встреча с профессионалами нанесла группе КУКУ жестокий урон.

— Как вас осенило, хозяин? — невозмутимый Ужастик сейчас был явно удивлен. — Гранаты — понятно, но почему кислород?

— Спроси, что полегче, — отмахнулся Люгер. — Наверно, подумал, что этим тварям не по душе чистый продукт. Ну что, будем ужинать?

 

Глава пятая

Тень Старого Джентльмена

— Конечно, будем! — с готовностью отозвался Федя. — Давно пора. Что у нас, ребята в рюкзаках? А ну, вываливай!

Поесть предложила Лиза, почувствовавшая внезапно и усталость, и голод. Возражений не было. Вскоре вся компания сидела за чудом появившимся столом.

— Перчика не вижу, — бормотал Федя с набитым ртом. — Пресновато что-то. Тут может помочь только перец.

— Старый? — машинально спросила Лиза.

— Почему старый? — удивился домовой. — Молодой, старый — какая разница? Черный молотый перец.

— Просто вспомнила вдруг сейчас, — улыбнулась девочка. — Год назад, в день рождения Аленкин это было. Старичок один ненормальный у нас во дворе мне сказку рассказывал. Его потом санитары связали и увезли. На вертолете скорой помощи. А он все вырывался и мне кричал. Такую ерунду! «Запомни — старый перец! Помочь может только старый перец!»

Печенюшкин подскочил на стуле.

— Как?! — воскликнул он. — Старый перец! Так вот в чем дело! Брахнамур все же успел пробиться к тебе! Рассказывай! Стой!.. Он давал тебе что-нибудь?

— Какой-то камень дурацкий. Совсем некрасивый. Велел беречь и никому не показывать. Я его сто раз хотела выбросить, да неудобно.

— Где камень?! — разволновался Печенюшкин.

— Дома… — растерялась Лиза. — В коробке со всякой всячиной. Нет… Я ж его в карман сунула. В то утро. Ну, утром того дня, когда мы на драконе из дому улетели. Сколько уже прошло? Как три дня? Всего?.. Короче, я утром сочиняла, — она смутилась, — ну, вы знаете что.

— Озонно-парниковая эффектная дыра… — ехидно пропела Алена, прыгая на одной ножке.

Лиза поморщилась, но связываться с сестрой не стала.

— В общем, сквозняк был, листы разлетались, я их камнем прижимала. Потом собрала, а камень в карман сунула. Хотела убрать в коробку, но сперва забыла, а потом все это началось с картоморами, — она порылась в карманах джинсов. — Вот он!

Печенюшкин бережно взял невзрачную белесоватую гальку, похожую на небольшой мандарин, отошел к стене и с силой ударил камнем о выступ. На поверхности гальки зазмеилась трещина.

— Глядите! — мальчуган вернулся к столу.

Он вставил в трещину острие ножа, повернул, белесая скорлупа упала на скатерть, и…

Общее «Ах!!» раздалось в пещере.

На ладони Пиччи сиял огромный бриллиант. В каждой его грани, ослепляя, взрывались сотни маленьких радуг.

Алена отодвинула недоеденный кусок и, вытянув шею, привстала.

Картоморы, оставив приличия, забрались на край стола.

Федя в восторге беззвучно шевелил губами, возможно, перешел на рыбий язык.

Фантолетта тоненько присвистнула и смутилась.

«И ЭТО целый год валялось у меня на столе?!» — пыталась сказать Лиза, но на букве «Э» зациклилась. Получалось: «и-э… и-э… и-э…»

— Пора кое-что объяснить, — Печенюшкин заботливо похлопал девочку по спине, уняв заикание. — Расскажи, Лизочек, как было дело. А дальше я продолжу.

Повторять Лизину историю мы не будем, тем более, что прошлогодние события во дворе дома номер 7 по улице Весенней уже известны читателю.

Когда девочка закончила, вступил Печенюшкин. Начало его рассказа читателю также знакомо. Помните легенду, что слушал в своем кабинете Ларри Люгер? Конечно, помните? Чудесно. Правда, Пиччи рассказывал короче, веселее, а его собственная роль в спасении детей Гокко, укрощении ведьм и восстановлении незаурядных способностей цветка пинго как-то ушла на второй план.

— Понимаете, — жаловался Печенюшкин, — я вечно в разъездах. Хотелось подстраховаться, поручить заботу о бриллиантах надежным людям. К тому же родственник — названый брат. Я шепнул Гокко, что — среди людей — назначаю его, а после — каждого старшего в роде хранителем сокровищ. Если камни понадобятся людям всей Земли для общей благородной цели, глава рода должен произнести заклинание. Тогда прозрачная башня, скрывающая бриллианты в глубине пещер, откроется. Если род Гокко угаснет, последний его потомок должен передать эстафету достойнейшему из известных ему людей.

С тех пор минуло четыре века. И вот в двадцатых годах нашего столетия хранителем тайны стал Боб Уоррен из штата Невада.

После кончины отца юному Бобби достались серебряные рудники, ранчо в Техасе и плотный пакет в сургучных печатях. Непонятно, как потомок индейского вождя стал американцем? Все очень просто. Порой старшими в роде оказывались дочери, а они, естественно, принимали фамилии мужей. Где только не живут потомки моего названого братика! — Печенюшкин подмигнул девочкам.

Бобби изучил содержимое пакета на добрую сотню раз. Ни в сказки, ни в заклинания он не верил, но карта четырехсотлетней давности внушала невольное уважение. Молодой Уоррен потерял голову, сон, аппетит и — первый из многих поколений хранителей — решил все проверить сам…

До пещер оставался день пути, когда Бобби приказал проводникам остановиться и разбить лагерь. Сам он, взяв двух лошадей и необходимое снаряжение, отправился дальше, наказав ждать его не менее недели.

Увидев скалу, похожую на дом, Бобби воодушевился. Самым трудным делом было раскачать каменную трубу наверху. Для этой цели Уоррен приготовил старинное кремневое ружье, стрелявшее с отдачей, способной повалить быка.

Не буду утомлять вас, описывая приключения Бобби в пещерах. Достаточно сказать, что он достиг цели. При свете факела прозрачная башня и гора бриллиантов внутри нее представляли фантастическое, незабываемое зрелище.

Произносить заклинание Уоррен не стал. В старой легенде говорилось: стена упадет, когда клад потребуется всем людям планеты для общего благородного дела. Насмотревшись вдоволь на чудо, Бобби пустился обратно и скоро достиг выхода.

Неотвязная мысль владела им. Юноша хорошо помнил ту часть легенды, где дождь бриллиантов с шеи маленькой Коломбы канул в расщелинах скалы.

С невероятными трудностями, несколько раз едва не сорвавшись, Бобби забрался наверх. Ведьм юноша не встретил, а там, где некогда тянулись к солнцу волшебные бутоны, возвышался куст из зеленоватого камня. Куда делось племя, окаменел ли сам цветок пинго, или это была работа искусного мастера — ждать ответов было неоткуда.

Однако Бобби, дотошный, как истый американец, не пожалел на поиски двух дней, рискуя опоздать в лагерь проводников. Он перерыл всю землю, нанесенную сюда ветрами по пылинке за сотни лет, ощупал каждую трещину в скалах. Такой труд не мог не увенчаться успехом.

Он нашел пять камней, один из которых сейчас перед вами. С ними, испытав массу тягот и приключений, отважный путешественник вернулся домой. Шло время.

В восьмидесятых годах этого века Бобби был уже глубоким стариком. Четыре войны, три женитьбы, да ежегодное — до недавних пор — сафари в Африке очень долго поддерживали в нем удалой спортивный дух. Но — увы! — к концу своих дней Старый Джентльмен, как его звали соседи, впал в безобидный старческий маразм.

Бог не дал ему детей, и в свое время Старый Джентльмен позаботился о новом хранителе тайны. Им стал доктор Брахнамур, индиец, врач и друг Уоррена. Философ и гуманист, человек глубочайшей культуры, он, как никто другой, заслуживал этой чести.

В хранилищах банка лежал пакет, предназначенный доктору после смерти Старого Джентльмена. Чтобы подготовить Брахнамура, Уоррен поведал ему всю историю заранее, разумеется, в самых общих чертах. Бриллианты же покоились в домашнем сейфе мистера Роберта.

Итак, на закате жизни старик принялся чудить. Он полюбил ходить по маленьким кафе, где собиралась разномастная публика, и всякий раз после кружки подогретого пива начинал вспоминать молодость. Часто в историях этих упоминались пещеры, несметные сокровища, сверкали бриллианты небывалой величины да сквозили намеки на великую многовековую тайну.

Еще одна старческая странность: теперь мистер Уоррен боялся оставлять камни в сейфе и всюду носил с собой.

Никто не принимал старика всерьез. Но однажды, расчихавшись во время очередного рассказа, он полез за платком, и из кармана на пол выпал огромный бриллиант. Старый Джентльмен мгновенно прикрыл его ладонью и, тревожно оглянувшись, спрятал обратно.

Уоррену показалось, что никто не видел камня. Он не заметил, как мужчина, сидевший сзади, поспешно вскочил и, не теряя старика из виду, направился к телефону. Так на след бриллиантов вышел мощный гангстерский синдикат.

К сожалению, доктор Брахнамур не мог постоянно находиться рядом со своим пациентом и другом. Помощь обездоленным, конгрессы сторонников мира, благотворительные поездки — все это требовало времени.

Обнаружь драгоценности старика обычный вор, он попросту выкрал бы их, не задумываясь о большем. Но в бандитской организации царила жесткая дисциплина. О случившемся немедленно доложили главарю.

Последовал приказ Уоррена не трогать, следить за ним неусыпно и в кратчайшие сроки определить, есть ли зерно истины в старческих россказнях.

Для тех, кто следил за Старым Джентльменом, настали черные времена. Свои истории старик всякий раз излагал по-новому. К тому же о той экспедиции, которую предпринял сам, он умалчивал. Колдуньи, волшебный цветок, могущественные чародеи — все это явно было сказкой. Не будь распоряжения хозяина, бандиты давно бы завладели камнями и на всем остальном поставили крест. Но Ларри Люгер, так звали главаря, обладал сверхъестественным чутьем.

С его позволения гангстеры ненадолго похитили один из камней, заменив великолепной подделкой. Ювелир, доверенный мафии, побледнел, увидев бриллиант, и оценил его в астрономическую сумму. Это еще больше укрепило решимость Люгера разобраться в истории до конца. Камень вернули на место.

Неизвестно, что случилось бы дальше, но в один злосчастный сентябрьский день Старый Джентльмен скончался от внезапного инфаркта прямо в кафе, разлив недопитую чашку чая. Один из бандитов сумел обыскать тело. Бриллиантов не было.

Доктор Брахнамур, получив скорбную весть, первым же рейсом вылетел в Неваду. Покойный оставил его своим наследником, наказав употребить все состояние на благотворительные цели. Входя во владение наследством, Брахнамур дошел и до пакета, хранившегося в банковском сейфе. К прочим документам Старый Джентльмен приложил подробное описание экспедиции в Бразилию, предпринятой в юные годы.

В потайном кармане пиджака, висевшего в гардеробе Уоррена, доктор обнаружил все пять драгоценных камней из ожерелья Коломбы. Бандитам они не достались по удивительной случайности. Утром рокового дня старик, перепутав, надел другой пиджак — точно такой же, но свежий, только что присланный из чистки.

Бандиты переключили внимание на врача, но до поры не трогали. Брахнамур же засел в архивах, выясняя — через века — историю рода Гокко. Человек редкой деликатности, он надеялся разыскать кого-либо из потомков индейского вождя. В случае удачи доктор хотел немедленно передать новому главе рода камни, карту и все остальные документы.

Род Гокко по прямой линии его старшего сына прервался. Но существовали и другие ветви. Брахнамуру удалось проследить одну из них. Помните, сестренки, о чем я рассказывал вам давным-давно, во время карнавала в Фантазилье?

— Еще бы! — Лиза, как всегда, успела опередить младшую сестру. — Ты сказал, что когда-то предки нашей мамы жили в далекой Бразилии. Да что там! Они же были на том волшебном карнавале — Гокко со своей семьей!

— Опять ты меня перебила, Лизочкина! — заревела Алена. — А я тоже все помню! Мы с ними играли: и с Коломбой, и с Сампайо, и с Азеведо. Я их учила через резиночку прыгать!

— Не ссорьтесь, — уговаривал Пиччи. — Все так и есть. Гокко ваш пра-пра-пра-… уж не знаю сколько раз — дедушка. Слушайте, что было дальше.

Брахнамур вылетел в вашу страну, но по дороге обнаружил, что за ним следят. Разными хитрыми путями ему удалось, как он думал, избавиться от преследования. Найдя Лизу, доктор хотел постепенно рассказать ей все, но не успел. Он смог лишь передать ей камень, замаскированный под обычную гальку, да поведать самое начало истории.

— Так это были бандиты?! — Лиза со злостью стукнула себя кулачком по колену. — Красный крест — вот гады какие! А я-то поверила, что он сумасшедший. Ну, а дальше?

— Тебя, — досказывал Печенюшкин, — гангстеры, к счастью, не видели. Они увезли доктора на маленький остров в свою тюрьму-лечебницу и всеми путями пытались выкачать из него правду.

Брахнамуру были известны многие тайны йоги. Совершенно нечувствительный к хитрым медикаментам, развязывающим язык, он держался целый год. Пытать его бандиты остерегались. Не выдержи врач, секрет мог умереть вместе с ним.

А я, как назло, торчал в Кара-дель-Плато. Шла война: две страны не могли поделить маленькую долину. Каждая считала ее своей. Вспоминать тошно. Наконец все кончилось миром. И тут обнаружилось, что гангстеры раздобыли новейшую сыворотку правды, во сне ввели ее Брахнамуру и узнали все. Преступники завладели картой, документами, четырьмя камнями и по горячим следам отправились за кладом.

— Где же они теперь?! — у Лизы горели глаза.

— Да, можно сказать, за спиной, — спокойно ответил Печенюшкин. — Часа через два будут здесь. Если мы хотим первыми добраться до сокровищ, надо поторапливаться.

— И ты молчал! — разгневался Федя. — Мы тебе кто — пешки?! Чурки с глазами?! Скрутим их сейчас, да и оставим здесь навсегда!

— Я полагаю, — вмешалась фея, — что хранитель клада имеет право на руководство действиями. Ему виднее, как поступать.

— Объясните мне, — не выдержал Клубень, — откуда такие сведения? Бандиты в пещере, почти рядом с нами, а никто об этом даже не догадывается, только вы в курсе всего.

— Троллейбус, — объяснил Пиччи. — Это мой испытанный соратник. Стоит себе у пещеры, врагам невидим, а сам все примечает и сообщает хозяину и другу.

— А-га… — Клубень надолго задумался.

— Но вы же могли помешать им войти в пещеру, — изумился Глазок. — Свои возможности вы прекрасно показали во дворце короля.

— Знаете, — загадочно откликнулся Печенюшкин, — врагов, как и друзей, я предпочитаю иметь поблизости. Давайте-ка в путь, тем более — дальше дорога простая. Пять поворотов налево, два направо и еще три налево…

Еще через полчаса дорогу внезапно перерезала пропасть. Метров пяти в ширину, она была настолько глубокой, что свет не достигал дна. Осторожный Федя кинул камешек вниз, и все затихли, прислушиваясь.

— Да это ничего, — подбадривал Пиччи. — Сейчас мост соорудим. Мост тесовый — расписной, перильца витые, цепи кованые. — Он молодецки засвистел, войдя в роль королевича из сказки, словно подзывал верного коня.

На цепях, крепившихся к своду, повис над пустотой широкий мост с резными перилами. Он уходил далеко вперед, за противоположный край пропасти. В отличие от ближней, обрывистой кромки, дальняя была пологой и скользкой. На той стороне, справа, в скале зияла огромная дыра и из нее сочился, уходя вниз по склону, тоненький ручеек.

Алена, не так давно заявившая об усталости, сидела теперь на плечах у Печенюшкина. Худенький, щупловатый с виду, герой нес ее легко, как пушинку.

— Ну, что, Аленушка, — предложил он, — покажем пример? Или вот что! Пусть, кто боится, идет по мосту, а мы с тобой отколем смертельный номер.

Неизвестно, что случилось с не слишком-то смелой Аленкой, но она согласно и даже с азартом кивнула.

Тотчас в руках Печенюшкина оказались скрипка и смычок. Узкий, светящийся луч, не толще волоса, лег через пропасть рядом с мостом. Сыграв краткое, тревожащее вступление, мальчик коснулся луча подошвами кроссовок.

Алена сидела неподвижно, крепко обхватив руками шею Пиччи. Скрипка упиралась в ее локоть, но это не влияло на качество исполнения. Его одобрил бы сам великий Паганини. Никто ведь, кстати, не знал в подробностях прошлое Печенюшкина. Он вполне мог оказаться учеником божественного маэстро.

Лиза доверяла своему герою безгранично, и все же необъяснимое беспокойство затрудняло ее дыхание.

неслышно бормотал Пиччи.

Ступив на пологий склон, мальчик уверенно развернулся и, высоко подняв смычок и скрипку, слегка поклонился зрителям. Слегка — поскольку на плечах его продолжала сидеть Алена, тоже важно склонившая головку. Вот девочка оказалась уже на земле, рядом с Пиччи. Держась за руки, они посылали спутникам воздушные поцелуи.

Смычок и скрипка, повиснув над Печенюшкиным, слились и превратились в большой пестрый шар. Шар медленно опускался на землю, но внезапно движение воздуха подхватило его и, словно в трубу пылесоса, затянуло в тоннель, из которого вытекал ручеек.

Того, что случилось вслед, никто из зрителей предвидеть не мог.

Слабый хлопок послышался из тоннеля, и вдруг, словно в ответ ему, раздался ужасающий грохот обвала. Ревущий поток вырвался из черной дыры, устремляясь в пропасть. Огромные острые камни ворочались в нем не в силах противостоять бешеному напору воды.

Печенюшкин успел лишь подхватить Алену и на вытянутых руках высоко поднять над собой. Мерцание защитной сферы окружило девочку. В следующий миг поток настиг их и безжалостно швырнул в бездну.

Лиза кричала, пыталась броситься за сестренкой, но Фантолетта и Федя удержали ее.

Водяная лавина гремела еще пару минут, затем стихла. Иссяк даже слабенький ручеек, бежавший из дыры раньше. Очевидно, подземный водоем, разрушенный обвалом, был теперь пуст.

Мост уцелел. Вода и камни не дотянулись до него совсем чуть-чуть. Пусти Печенюшкин свой чудо-луч левее моста, они с Аленкой остались бы невредимы.

— Случайная, дурацкая неожиданность, — уговаривала Фантолетта Лизу и себя. — Все предвидеть невозможно. Я уверена — Аленка невредима. Печенюшкин волоску с ее головы не позволит упасть!

Лиза вспомнила прозрачный, мерцающий шар, в котором очутилась ее сестренка.

Красными от слез глазами она робко обводила фею, картоморов и домового, ища утешения и поддержки.

— Почему же они не возвращаются? — шептала Лиза. — Хоть бы весточку подали, что живы…

Как будто услышав ее, из темного провала бездны с отвратительным писком взмыла летучая мышь. Она пронеслась над путниками, уронив прямо в руки девочки какой-то предмет, и в почтительном отдалении, наверху, укрылась за одним из сталактитов.

Вскрикнув, Лиза глядела на бриллиант Коломбы, снова вернувшийся к ней.

Зеленый лучик потянулся от камня, уперся в стену, и по ней, словно в световой газете, быстро побежали буквы.

Федя, устроив на колене потрепанный блокнот, стенографировал послание.

Громко, торопясь, боясь сбиться, Лиза читала вслух:

«Мы целы, Аленка не ушиблась, волнуемся за вас. Угодили в ловушку Заусенчатых Обормотов, тех, кто рыл эти пещеры когда-то. Выберемся сами, но быстро не получится. Идите вперед к сокровищам. Ждите нас в конце пути. Осталось три поворота налево, два направо и еще три — налево. И помните — на хвосте у вас бандиты. Торопитесь! Не вешайте нос! Подательнице письма вручите ответ. Алена. Пиччи.»

Ответ получился немногословным: «Пусть сокращаются большие расстояния! Целуем, волнуемся, ждем.»

Листок из блокнота Федя положил на доски мостика, сам отошел в сторонку. Крылатая почтальонша сорвалась с потолка и, схватив записку, исчезла в провале.

Предстояло решать, что делать с бандитами. Клубень склонялся к сражению. Фантолетта и Глазок поддерживали его. Кожурка, Неровня и Лиза противились, ссылаясь на инструкции Печенюшкина. Честно говоря, Лиза отчаянно трусила. Федя, после исчезновения Пиччи принявший командование, раздумывал. Теперь от его выбора зависело все.

— Парни лихие, умелые, — бормотал домовой себе под нос. — Опять же оружие при них. Такую, глядишь, штуку удерут — и не заметишь, как сплошаешь… Будем брать! — закончил он внезапно.

— А может, пусть погуляют? — голос у Лизы дрожал. — Что с ними связываться?

— Будем брать! — решительно повторил Федя. — А ты, Лизок, и не встревай. Это наше с Фантолеттой дело. Посидишь тихонечко вместе с почтенными картошками.

— Несолидно, командир! — протянул Глазок. — Мы тоже кое-чему обучены. Пусть спрячутся женщины и дети. Война мужское ремесло.

— Объясняю для непонятливых, — домовой поднял палец кверху. — Люди они отчаянные, в работе своей мастера. Мастера на мастеров, тут, может, и будет у нас победа, а без жертв не обойдется. Рисковать не могу, — сухо подытожил Федя. — Обойдемся по нашему, по-волшебному…

 

Глава шестая

Свидание в ночи

— Просыпаюсь в семь часов — открываю свой засов, — бормотал Очисток, буравя глазами стрелки на запястье.

— Он встает, он встает — картоморский наш народ, — подхватил Ловчила, приподнимаясь и зевая. — Бодрая, замечательная песня! Кто это сочинил, ваша тайность?

Оставалось еще четыре минуты.

— Глазок, — отозвался Очисток машинально. Мысли его были далеко. — Королевский порученец. Представьте, полковник, мы вместе учились в школе первой ступени. В одном классе…

Всю ночь он прикидывал возможные планы действий. Противно — пока не вернется чудодейственная сила, ничего нельзя было предсказать точно. О потерях Очисток не жалел. Картоморы, люди, волшебники — все это были лишь пешки в большой игре. Его игре…

Тайный советник вовсе не собирался отдавать королю магический эликсир. «Пусть расторгнет договор, — думал он тогда. — Это будет последним поступком Глака.»

Заговор был продуман до тонкостей. Убедив монарха, Очисток собирался выпить эликсир сам, затем с помощью группы КУКУ свергнуть и казнить короля. Обвинение представлялось ясным: измена Отечеству, попытка втянуть народ картоморов в кровавую, смертельную схватку с людьми и волшебниками, нежелание переселяться на благодатную, безопасную, необитаемую планету.

Власть! Вот единственное в этом мире, что имело ценность для чародея. Очисток Первый… Эти два слова звучали широко, протяжно, раскатисто. Не то, что — «Глак!» Словно судорожное клацанье собачьих зубов, вздох дворняги. Сейчас, когда его затея не удалась, Очисток с особой страстью ненавидел короля…

— Так я же его знаю! — обрадовался Ловчила. — Отличный парень, в доску свой! Мы как-то компанией закатились на всю ночь к разбитому реактору. Ну, шло веселье, скажу я вам! Впитали столько рентген, что потом неделю стояли на ушах и светились зеленым, как гнилушки.

Тайный советник рассеянно смотрел на вояку. Полковник, в его естественном состоянии, был пока только помехой. Звонко пропищали часики, и в тот же миг Ловчилы не стало. На шее Очистка появился медальон на цепочке.

Потянувшись до хруста в морковных суставах, чародей мячиком покатился по дороге. Гангстеры — его глаза и уши — успели продвинуться далеко вперед. Очисток догонял команду Люгера, безошибочно выбирая нужные повороты. Главная часть его внимания была прикована к тому, что происходило с бандитами.

Ужастик, Ларри и Косоголовый по очереди приникали к перископу. Неожиданности продолжались. Атаку загадочных существ еще можно было как-то объяснить. Мало ли тайн у природы. Но это!

На каменном полу в центре высокого зала пылал костер. Над языками пламени крутился вертел с поросенком, покрытым глянцевой, коричнево-розоватой корочкой. У огня расположилась, оживленно болтая, весьма странная компания.

Ручку вертела поворачивал рыжий, простецкого вида, человечек. Рядом, на рюкзаках, сидели темноволосая девочка в очках и синеглазая, сногсшибательная красотка. Тут же, прямо на каменном полу, примостились четверо бурых уродцев, знакомого уже облика.

— …Так и сказала, — тараторила девчонка, ловя длинноватым носом ароматы жаркого. — «Пионер» — слово английское, означает — «первопроходец», «зачинатель». Значит, что получается? Значит, получается, что первым пионером у нас англичанин был? Я, говорю, лучше свой отряд организую. Буду зачинщицей, то есть зачинательницей. А мне завуч говорит — ты у нас и так всегда зачинщица. Скажи папе, пусть в школу придет. А я говорю, что папа говорит, что ему некогда и неохота. Что вы ему в своих маленьких темных очечках напоминаете провинциального мафиози-неудачника. И только тут подумала, что же я, дура, сказала! А он говорит, тогда пусть мама придет. А сам уже весь красный…

Тогда я ему честно отвечаю, что маму нельзя волновать, у нее сердце больное. Мне, говорю, если хотите знать, мама дороже английской пионерской организации. Предлагаю — пусть лучше дедушка придет. Ему все равно в этой жизни уже все безразлично. А завуч говорит, мы тебя из школы выгоним…

Косоголовый не выпускал перископ, разглядывая красотку. Он едва не сломал винты настройки, увеличивая изображение до максимума. Ларри выдернул прибор из потной ладони родственника.

— Пошли к ним, — выдохнул он. — Действуем по обстановке, будьте начеку. Мы — мирные исследователи. Высоко в горах обнаружили пещеру, увлеклись, зашли слишком далеко, заблудились. Вперед.

Косоголовый попытался вывернуть берет желтой стороной наружу, но, будто почувствовав свирепый взгляд хозяина, сделал вид, что вытряхивает соринку.

Шумно ступая, улыбаясь до ушей, бандиты вышли на свет.

— Дружба! — кричал Косоголовый. — Я — миролюбивый молодой геолог! Ура! Банзай! Буэнас диос! Мы за трудное счастье благодарны судьбе!

Ужастик старался держаться в тени.

— Во! Опять геологи! — обрадовался рыжий. — Подходите, сердешные. Поросятинкой угостим, чаек у нас знатный, сахар внакладку, бери — не хочу.

Легенда, выдуманная Ларри, ничуть не удивила путешественников. Даже Ужастик не испугал их. Странно было другое — бандиты чувствовали себя у костра свободно и естественно.

Тревога их и постоянная собранность исчезли. Цель похода стала казаться далекой и незначительной. Осторожный Ларри, сверхбдительный Ужастик, подозрительный Косоголовый верили каждому слову своих неожиданных знакомцев.

— Бразилец я самый, что ни на есть, коренной, — неторопливо рассказывал Федя. — Мама негритянка у меня, папа китаец с острова Тайвань. Но родился он здесь, с Тайваня еще дедушка его переселился. Пещеры эти нам известные — почитай лет двадцать, как туристов сюда вожу. Знаменитые у нас пещеры — Полетта вон аж из Марселя по туру, по путевке, значит, прилетела. Учительница она в пансионе для девочек. По слесарному делу.

А вот Лизон, — кивнул на девочку добродушный бразилец, — нипочем не угадаете, откуда. — Он сделал эффектную паузу. — Она живет на огромной льдине в русской Сибири. Ее пра-пра-прабабушка была белой медведицей, прадед по матери — князем первой гильдии, а отец — знатный охотник на комаров и большой друг президента.

— Вот она! — восклицал Косоголовый. — Вот она, суровая и прекрасная сибирская правда! Я молодой геолог-миллионер, гражданин мира, но горжусь тем, что и во мне есть частица русской крови.

Справа от него сидела красавица Полетта, слева истекал соком поросенок.

— Лизон вела переписку с Мари, племянницей Полетты, — рыжий подбросил дров в костер. — Теперь, на каникулах, они гостят в семьях друг у дружки. Лизон никогда не была у нас, в Бразилии, вот Полетта и решила взять ребенка с собой. А что сейчас поделывает Мари, как ты думаешь, малышка?

— Загорает, купается в проруби, — охотно предположила малышка Лизон. — Летом у нас тепло — минус тридцать. А вечером все заворачиваются в шкуры, пьют спирт для здоровья, и папа читает вслух газету. Это настоящая газета! — похвасталась девочка. — Ей уже сорок лет, но она почти вся целая. Там написано, что скоро мы будем жить еще лучше.

Лиза врала безвкусно, но гангстеры размягченно, с уважением поддакивали.

— А эти вот огольцы — местные, — Федя указал на четверых картоморов. — Живут, значит, тут — и все. Способные — страсть! Отзывчивые такие, а уж ласку любят… А ну, скажи «пе-ре-строй-ка»!! — заорал рыжий и больно щелкнул Глазка по макушке.

— Пы-ле-стлой-ка-а-а-а! — расплылся Глазок, кланяясь и исподтишка показывая домовому кулак.

— Чувствую, — посерьезнел бразилец, — большое у них будущее. Вот только учиться надо. Однако что же я?! Все готово, прошу угощаться.

Поросенок оказался вкусным до блаженного обалдения. Ужастик с почтительным удивлением смотрел на рыжего.

— Как вы это делаете? — не выдержал он. — Я готов купить рецепт, мой господин. Меня интересует все — порода свиньи, ее пища, время года и климат при рождении поросят, как вымачивать мясо и чем начинять, состав и пропорции трав…

— Жрут, что придется, — по-свойски поделился Федя. — Наша живность, пещерная. Зафинтилил ему в лоб из рогатки — и все дела. А не пора ли вздремнуть, друзья-геологи? Мы, бразильцы, об эту пору как раз спать ложимся.

Осоловевшая компания не возражала.

Вскоре все общество, уютно разместившись в спальных мешках, отошло ко сну.

Федя удобно привалился к камню с кружкой дымящегося чая в руке. Он собирался бодрствовать всю ночь, но после третьего глотка неожиданно вялой рукой поставил кружку на пол, уронил голову на грудь и засвистел носом резко и тревожно, как маневровый паровоз.

Очисток подводил итоги. Пищи для размышлений у него хватало, хоть отбавляй. Во-первых — состав картоморов оказался удачной неожиданностью. Появилась надежда заполучить своего агента в экспедиции Печенюшкина.

Во-вторых — девчонка. Мысли картоморов были заблокированы. В ее же голове он мог читать, как в открытой книге. Почему? Не скрыта ли здесь ловушка?

Теперь и Очисток знал все то, что было известно девочке. Сумасбродное исчезновение Дракошкиуса, преступные симпатии Кожурки, Пиччи, угодивший в ловушку вместе с Аленой… Очевидно, волшебники в заколдованной пещере, обезопасив картоморов от колдуна, начали вести себя чересчур легкомысленно, ослабили бдительность.

В третьих — послушными руками Ужастика ему удалось незаметно подсыпать в чай сильнейшее снотворное из бандитской аптечки. Теперь даже рыжий враль-часовой спал как убитый.

Похоже, наступало время Очистка. «Время „О“», — усмехнулся про себя чародей. Преград на пути к сокровищам Барабули не было.

Очисток стоял в одном из боковых коридоров, выходивших из «спального» зала. Кожурка, Неровня, Глазок и Клубень смотрели цветные сны в пушистых, похожих на пестрые рукавицы, мешочках, подаренных Фантолеттой. Впрочем, нет! Один мешочек был пуст.

— Пощадите, ваша тайность! — в ногах чародея валялся некто, не различимый во тьме. — Ошибки молодости, тайные пороки… Ну кто же, кто свободен был от них?..

— Все доказательства надежно спрятаны в Мертвограде, — цедил Очисток, почти не разжимая губ. — Если узнают картоморы, тебе конец.

— Будь проклята моя пагубная страсть, — скулило существо. — Роковые обстоятельства сделали меня игрушкой в ваших руках.

— Поздно устраивать сцены! — чародей брезгливо поморщился. — Выбора у тебя нет. Точнее, выбор есть, но он дьявольски труден: награда и почести или позорная смерть.

— Что предпочесть?.. — хныкал комок. — Ужель меня презрение окружит доверчивых товарищей моих? Нет, лучше смерть! Но как она страшна…

— Ну? Быстрей же! У меня нет времени.

— Конечно, награды и почести, — существо деловито поднялось, отряхивая колени. — Что надо делать?

— Все слышать. Все видеть. Все запоминать. Мысленная связь невозможна. Когда нужно будет, я сам найду тебя. А главное… — тут Очисток перешел на шепот.

— … Давай обнимемся, — закончил он неожиданно спокойно. — Иду на подвиг во имя народа. Да здравствует великая империя картоморов!

Сознание возвращалось по частям в воспаленную голову домового. Все кружилось, встряхивалось, мгновенные картинки детства вспыхивали под закрытыми неподъемными веками. Нежная мохнатая мама, первые лапоточки из липового лыка, нескончаемые мышиные хороводы у печки. И по этим воспоминаниям, по беленым стенам русской родной печи, по больной голове бухал и бухал со страшной предопределенностью, как маятник, тяжелый чугунный шар.

Собравшись с силами, он едва слышно прошептал древние колдовские слова. Картинки закрутились с бешеной скоростью, потускнели и сгинули. Стихал мало-помалу размеренный стук в висках, и с каждым мгновением становилось все ясней — случилось ужасное.

— Опоили! — завопил Федя, вскакивая на ноги.

— Спокойно, бразилец! — Ужастик, прочно расставив ноги в армейских ботинках, стоял у стены с автоматом наизготовку. — Можешь хоть сколько упражняться в своих чародейских штучках. Но учти: наш главный с вашей девчонкой забрались далеко вперед. Каждые полчаса у нас сеанс связи с шефом. Малейший фокус — и ваша драгоценная Лизхен отправится в рай.

Домовой обвел взглядом лагерь экспедиции.

У погасшего костра жалкой, растерянной кучкой сгрудились картоморы. Фея сидела в сторонке, обхватив колени, по плечи скрытая спальным мешком. Голова ее была опущена, склонившиеся пепельные кудри мешали рассмотреть лицо.

Рядом стоял Косоголовый, с ног до головы увешанный оружием. Пятнистый берет его в отсутствие Люгера опять был вывернут желтой стороной наружу.

— Ах, Полетта, будьте мне другом, — уговаривал он. — Ваши опасения понятны. Да, на работе я, сам того не желая, подавляю всех достоинством и мощью. Но дома… Трепетный миллионер-холостяк мечтает показать вам свою маленькую стокомнатную хижину. Зимний сад, соловьи, жасмин, скромная коллекция импрессионистов и стихи, поток стихов, до рассвета…

— Джон, бросьте шутки эти… — печально отозвалась фея.

— Нет! Ни за что на свете! — воскликнул гангстер. — Взгляните! У меня все зубы свои, а там, где их нет, я золотые вставил! Любовь — это достаток!

— Никогда в колдунов не верил, — заметил Ужастик. — Теперь учусь на своих ошибках. С такими способностями, парень, — он чуть повернулся к Феде, — ты бы неплохо продвинулся в нашей фирме. Мы всегда открыты для диалога с классными профи.

— В долю возьмете али как? — домовой осторожно приподнял бровь.

— Это решит шеф, — отрубил бандит. — А я готов все простить за поросенка. Тот, кто так готовит, может рассчитывать на дружбу Ужастика. Действительно, волшебство.

— А я признаю лишь волшебство любви, — упорствовал Косоголовый. — Марсельские учительницы слесарного дела — чемпионки моей мечты.

«Кто мог предать, — мучительно размышлял Федя, безуспешно пытаясь проникнуть в мысли захватчиков. — Вроде как заслонка стоит, да слабоватая. Попробуем расшатать. Ох, Мурлыка Баюнович. Ох, Печенюшкин, змей, друг любезный. Ну, выдам я вам на совете по первое число.»

— Давай избавимся от балласта! — Ужастик пренебрежительно кивнул на картоморов. — Загоним в тоннель, струя кислорода, пара осколочных, и можно отскребать их от стен, как овсянку. Многие годы, — скривился он, — матушка по утрам пичкала меня овсянкой. Без масла и без соли. Наверно, поэтому я и стал бандитом.

По картоморам прокатилась дрожь.

— Вы не посмеете! — голос у Неровни сорвался. — Палачи… — Фантолетта мигнула ей незаметно. — Хорошо, убивайте. Но учтите — я умру с песней!

— Брось, они безвредные, — Косоголовый был великодушен. — А ну, марш отсюда! — гаркнул он на «местную живность». — Назад, вон туда. И чтоб больше я вас здесь не видел!

Туземцы удалились с достоинством, но быстро.

— Доброта, отзывчивость, талант вокалиста, мягкий незлобивый юмор — вот свойства моей незаурядной натуры, — взволнованно пояснял бандит. — Сердце льва, душа ребенка… Один поцелуй, Полетта! Будьте мне нежной сестрой! Сестрой милосердия!..

Ужастик развлекался, наблюдая за сценой ухаживания, однако бдительности не терял.

— Джон! — окликнул он напарника. — Не слишком ли ты усердствуешь? Хозяин этого не одобрит.

— Это тебе он хозяин, — огрызнулся Косоголовый. — А мне родственник. У нас, можно сказать, семейный подряд. Твое дело супы варить да крутить баранку. Недотепа, — извинился он перед феей, улыбаясь так, что обнажились десны. — Детский конструктор да кулинарные брошюры — утехи его одиночества.

Если когда-нибудь Ужастик и обижался, об этом знал только он сам. Вот и сейчас гангстер равнодушно пожал плечами, не тратя слов на перепалку.

Косоголовый, окончательно воспламенившись, схватил фею в объятия.

— Полетта… — бормотал он, предвкушая первый в жизни поцелуй. — Я хочу быть слесарем… Руку и сердце… Мы купим мастерскую… Я трепетный миролюбивый слесарь-миллионер… Потоки стихов, водопа… — гангстер застыл, как изваяние.

Фантолетта без труда высвободилась.

— Не наши это методы, — благодушно разъяснял Федя очумевшему Ужастику. Великий Маг расправился наконец с «заслонкой» и знал теперь, как быть дальше. — Нешто так делают? Ты сватов сперва засылай, родителям уважение окажи, а там, коли сладится дело — глядишь, и за свадебку…

Косоголовый, выпучив глаза, вытянув перед собой округленные руки, походил на известную скульптуру «Арбуз разбился».

— Он ведь прав был, насчет души ребенка, — фея тихо улыбнулась. — Смешной, верит всему, что говорит. Заметьте, Федор Пафнутьевич, люди они не пропащие. Одного овсянка испортила, другого — энергичный родственник.

— Главное дело, душегубства на них нет, — согласился домовой. — А в их работе без этого куда как непросто. Оставим до Печенюшкина, пусть разбирается.

Ужастик сжимал бесполезный автомат. Пальцы его словно приросли к металлу, ноги не двигались.

В кармане Ужастика запищала рация.

— Как обстановка?! — голос Ларри был мягок, как бархатный камзол, но камзол, надетый поверх стальной кольчуги. — Есть проблемы?

— Порядок, мой господин, — рация оказалась уже в руках у Феди. Ужастика он копировал безошибочно. — Публика на редкость послушная, не придерешься. Косоголовый любезничает с красоткой. Желтый берет на нем как гудок на бане.

— Пароль! — слышно было, как Люгер усмехнулся.

— Сорок девять, Мадагаскар, восемнадцать!

— Хорошо. Можете трогаться.

— Фантолетта! Феденька! — Это была уже Лиза. — Мы тут разговариваем, вы не волнуйтесь. Он довольно понятливый. Ну все, пока. До связи… — голос ее оборвался.

— Слыхали? — Федя сунул прибор за пазуху. — Велено трогаться. И шеф у вас понятливый. Это славно. Потопали, ребятки. А за наручники не обижайтесь. Из вашего же хозяйства. Береженого Бог бережет.

Бандиты вновь обрели способность двигаться, но руки их оказались скованы за спиной.

Домовой, гангстеры, Фантолетта и вернувшиеся картоморы гуськом потянулись вперед.

Косоголовый то и дело оборачивался, ловил взгляд коварной красавицы.

Фея ободряюще, по-товарищески улыбалась.

— Главное, — бормотал Федя себе под нос, — что процесс пошел. Начался, понимаешь ли, процесс…

Хитрюга Очисток старался не оставлять следов. Фантолетта и Федя не подозревали о нем, о его участии в освобождении бандитов. Люгера и его помощников они заколдовали совсем чуть-чуть — лишь бы те не были опасны. К тому же на людей старше шестнадцати чары фантазильцев вообще действовали слабо: Волшебный совет не позволял подземным обитателям вмешиваться во взрослые дела. Допускались лишь редкие исключения.

Потому-то Очистку и не составило большого труда расколдовать гангстеров, разбудить среди ночи и внушить, будто Люгер сам догадался о роли Лизы — девочки, владеющей ключом к сокровищам Барабули. Ужастик же считал, что идея подсыпать волшебникам снотворное была его собственной. Так что, проникнув в мысли бандитов, домовой и фея не видели оснований для беспокойства. Тем более никаких злодейств в отношении Лизы Люгер совершать не собирался. Человек щедрый, он хотел набить карманы девочки бриллиантами и отвезти домой.

Чародей катился вперед по низкому извилистому коридору. Несколько раз он пытался сэкономить время и сразу оказаться у цели. Ничего не получалось. Заколдованная пещера навязывала свои правила игры.

Он видел, что Ужастик и Косоголовый вновь захвачены волшебниками, что Люгер оставлен ими в дураках. Это не волновало Очистка.

Бриллианты уже совсем рядом. Лизу и Ларри отделяли от Очистка минут пятнадцать ходу. Волшебники отставали безнадежно.

План чародея был прост. Спрятаться, пока не появятся главарь с девчонкой, и дожидаться той минуты, когда Лиза произнесет заклинание. Если девчонка заупрямится, подтолкнуть ее с помощью магической силы. Когда стена рухнет, он, Очисток, уничтожит камни с таким же наслаждением, как растоптал мерзкую незабудку, как растопчет, казнит, испепелит ненавистного умника Глака.

Конечно, могли быть и неожиданности. Уж слишком легко все получалось. «Главное — ввязаться в сражение, — вспоминал чародей знаменитую фразу, — а там посмотрим». О себе Очисток не беспокоился. На случай смертельной опасности у него был в запасе великолепный обманный финт.

Только один поворот налево отделял теперь Ларри Люгера и его маленькую спутницу от места, обозначенного крестиком на старинной карте. Ларри был счастлив. Сама судьба отдала в его руки хранительницу клада, девочку, к которой спешил индиец.

Бандит не верил в сказки, но на всякий случай отрядил за ребенком в безумно далекий сибирский город надежных помощников. Лизу предстояло выкрасть, привезти в Рио и в случае необходимости быстро доставить к пещерам.

Теперь Люгер готов был признать, что чудеса существуют. Но по-прежнему главным чудом на свете казалась Ларри его счастливая звезда. Он шагал вперед, неутомимый, как могучая машина, держа ребенка на согнутой левой руке.

Лизе было удобно, хотя и неспокойно. Первый страх прошел. Убивать, мучить ее не собирались. Да и Печенюшкин твердо обещал безопасность. Вот только где он сейчас? А этот огромный красавец, похожий на Тарзана, хочет заставить ее поступиться самым дорогим — принципами. Но тут уж дудки! Не выйдет!

— … Если вы мне не верите, то я вам не завидую! — втолковывала Лиза. — Ну подумайте! Что для вас дороже — какие-то жалкие сто тонн бриллиантов, или собственная молодая жизнь?

Насчет молодой жизни она, конечно, загнула, думала девочка. Этот гангстер, если признаться совсем уж честно, посимпатичней папы, но едва ли моложе.

«Ничего, — решила Лиза, — пусть ему будет приятно. Тетя Оля уверяет, что все мужчины от лести слабеют и поддаются на любые уговоры. Если я могу порой убедить собственных родителей, неужели не справлюсь с иностранным бандитом?»

— Послушайте, — решительно продолжила она, — я чувствую, вы очень умный человек. Мы можем говорить на равных. Ну, заберете вы эти бриллианты. Ну, получите за них свои миллионы-триллионы. И не успеете даже купить себе белые тапочки, как картоморы вскипятят океан и сварят Землю. И вы тоже сваритесь, как сосиска. Дети есть?

— Нету, — разговор забавлял Ларри. — Как-то не успел. И жены нет. Есть лишь зыбкая надежда на кучу косоголовых родственников. И то в будущем.

— Нет у вас будущего, — уверяла девочка. — Конечно, если мы не договоримся. Что я должна сделать, чтобы вы мне поверили?

— Ну… — Люгер задумался, — я человек азартный… Давай попробуем так. Если твои друзья настолько могущественны, как ты говоришь, мои усилия для них ничего не значат. Волшебники просто-напросто сметут меня с дороги. Если нет, прости уж, значит, и верить тебе нельзя.

Поэтому предлагаю вот что. Мы выходим к бриллиантам. Ты произносишь заклинание. Я дожидаюсь подкрепления из Рио и со своими людьми уношу камни. Помешают мне волшебники — твоя взяла. Нет — я выиграл. И тогда ты в награду заберешь столько бриллиантов, сколько войдет в карманы. По рукам?

Лиза шевелила губами, морщила нос, что-то прикидывала на пальцах.

— Хорошо, — приняла она решение. — Допустим, мы договорились. Но я ведь не знаю заклинания.

— Это не беда, — спокойно ответил Ларри. — Его знаю я.

 

Глава седьмая

Солнечное братство

— …Во глубине бразильских руд? — с сомнением переспросила Лиза.

— Что тебе не нравится? — удивился Люгер. — Рифма снайперская. «Во глубине бразильских руд не пропадет волшебный труд.»

— Я это, точно, слышала, — настаивала девочка. — Только не помню, где. Вас не обманули?

— Мои эксперты проверили все: пергамент, чернила… Надписи четыреста лет, розыгрыш исключен. Повторить еще раз, до конца?

— Не надо. Я запомнила…

Проход вывел Лизу и Ларри под самые своды гигантской пещеры. Внутри он переходил в галерею, плавно спускавшуюся вниз. Перед началом уклона галерея расширялась, образуя естественный балкон. Сталактиты и сталагмиты по краю его слились в желтовато-розовые, оплывающие, как свечи, колонны.

В центре зала нестерпимо, словно туда, как джиннов, загнали все салюты Земли, полыхала башня. Ровный свет из расщелин преломлялся внутри нее в миллиардах алмазных граней.

Смотреть на клад было опасно. Лиза чуть не ослепла от взрывчатого бешенства огней. Помогли чудо-очки, приспособленные для девочки Люгером.

— выкрикнула Лиза.

И никакого толку…

Несколько секунд путники в замешательстве молчали.

— Может быть, надо как-то подмигивать, приплясывать, подсвистывать? — предположила девочка. — Что вы смотрите? Я же все сказала, как надо!

— Она не врет! — на крыше башни возник мрачный Очисток. — Нас всех перехитрили. Проклятые колдуны!

Сейчас, очевидно, для солидности он был ростом с человека и казался несравненно страшнее, чем прежде.

Автомат Ларри коротко рявкнул. Вспышка огня там, где стоял Очисток, потонула в сиянии камней.

Исчезнув на миг, чародей оказался на прежнем месте. Небрежно, словно прогоняя назойливую мошкару, он махнул рукой в сторону балкона.

Лиза и спутник ее окаменели среди царства камней, покрывшись таким же кудрявым известковым налетом.

Очисток бушевал. Он пытался расколоть прозрачный цилиндр, призывая на помощь все свое могущество. Но тот лишь покрывался сетью мелких трещин, тут же исчезавших, как рябь на воде. Чародей раскалял башню добела и заливал ее потоками воды, раскачивал, вертел в воздухе, бил, как тараном, в стены.

Усомнившись в себе, Очисток бросил взгляд на превратившуюся в камень девочку. Тотчас от тела ее отделилась сверкающая искра и, описав в воздухе дугу, легла на зеленую ладонь колдуна.

Бриллиант Коломбы!

Чародей уставился на камень белыми напряженными глазами, и тот, задымившись, пропал, оставив после себя лишь ничтожный комочек праха.

Потрясая кулаками в неистовстве, Очисток начал расти. Вот уже башня оказалась ему до пояса. Колдун обхватил цилиндр, взметнул над собой и, рыча от ярости, запустил им в балкон под сводом пещеры.

В то же мгновение перед колоннами на узком карнизе появился рыжий мальчишка в джинсах и белой тенниске. Хрупкая фигурка вскинула руки, и гигантская башня отлетела от них, как надувная игрушка.

Очисток с трудом увернулся, едва не растянувшись на полу.

— Больше рост — больше сила? — поинтересовался Печенюшкин. — Не устал, разрушитель?

Колдун молча бросился на противника. Тот спрыгнул, мелькнул под исполинской опускавшейся стопой, ловко увернулся от града валунов и притаился в одной из многочисленных расщелин.

Потерявший хладнокровие Очисток молотил по стенам, раня кулаки.

Мальчуган осторожно выглянул из-за скалы. В руках его был наконечник шланга. Две трубки от него уходили к синим баллонам. На одном была надпись «Рыбий жир», на другом — «Родниковая особая».

Струя под давлением ударила в пасть колдуна. Задыхаясь, захлебываясь, он рухнул на пол. Не переставая корчиться и выть, гигант уменьшался в размерах. Вот он оказался уже не больше Печенюшкина. Дернувшись в последний раз, Очисток вытянулся и затих.

Отбросив шланг, Пиччи встал рядом, с любопытством разглядывая противника.

— Обезьяна!.. — колдун вскочил на ноги, словно подброшенный. — Прячешься, трус!

— Ну уж! — удивился мальчишка. — Это мелочи, элемент игры. Я к вашим услугам, тайный советник!

В правой руке Очистка появилась кривая сабля зеленоватой стали. Левая сжимала странный кинжал с волнистым раздвоенным лезвием.

— Дуэль?! — обрадовался Печенюшкин. — Давно пора!

В пальцы его скользнула рукоять шпаги, узкая солнечная полоска вспыхнула над эфесом.

— На востоке, — важно заметил мальчуган, — мою шпагу называли весьма поэтично — Булат Надежды. Хотя, пожалуй, это чересчур цветисто, ты не находишь?

Клинок его дважды, свистя, рассек воздух. Противники осторожно, примериваясь, подступали друг к другу.

— Я уничтожу тебя, — бормотал Очисток, — развею колдовские чары. Тогда растает проклятая башня и камни обратятся в пыль…

— Ломать — не строить, — дипломатично соглашался Пиччи. — А я-то, дурень! Старался на свою погибель. Хитрил, выманивал тебя из тени…

Очисток прыгнул.

Чародеи сшиблись в яростной короткой схватке. Лязг, звон, скрежет, вопли, конское ржание, хриплые выдохи, гулкие удары, резкие выклики труб — шум поднялся несусветный. Словно рыцарский конный турнир проходил на железной крыше. Звуками этими тайный советник наивно пытался запугать Печенюшкина.

Первый заряд энергии истощался. Чувствуя необходимость передышки, Очисток отступал. Чары не помогали — могущество одного врага не действовало на другого. Так два чудовищных смерча, столкнувшись, исчезают, превращаясь в пустую недвижную тишину. Колдун юркнул за скалу, кубарем прокатился по каменной осыпи и, вскочив на ноги, метнул в противника дьявольский кинжал.

Двойное лезвие сверкнуло и, пробив грудь мальчугана, пригвоздило его к стене, точно белую бабочку.

Забыв усталость, длинными прыжками Очисток летел наверх.

— Сейчас! — кричал он в исступлении. — Сейчас я увижу цвет твоей крови!

— Никогда! — Пиччи отскочил в сторону. Клочья разодранной тенниски повисли на кинжале. — Зрелище не по чину, ваша тайность!

Лохмотья пропали. На гибком загорелом мальчишеском теле не видно было даже царапины.

Выдернув кинжал из стены, Печенюшкин запустил им во владельца. Мерзкое оружие снесло чародею кисть морковной руки, но, едва успев отделиться от предплечья, та приросла вновь.

Схватка продолжилась с прежним пылом. В азарте боя враги начисто забыли о законах земного тяготения, Они бились на скользкой вертикальной поверхности цилиндра, летали в воздухе, пробуя друг на друге ошеломляющие удары, вниз головой, как мухи, дрались на каменном своде пещеры.

Еще несколько раз солнечный клинок находил цель, но раны колдуна мгновенно зарастали.

— Для следующей встречи я обзаведусь картофелечисткой! — клялся Печенюшкин.

Зеленое лезвие сабли дважды доставало его и дважды отскакивало, рассыпая искры.

— Гвозди бы делать из нас, обезьян! — веселясь, выкрикивал мальчишка. — Вряд ли б ты в них обнаружил изъян, — добавил он с неожиданной солидностью…

Сражение затягивалось, оба противника устали. Каскады ударов становились все реже и короче. Видя бесполезность своих усилий, Очисток вдруг быстрее мысли перемахнул на край каменного балкона и занес над застывшей девочкой саблю. И в тот же миг она встретилась с клинком Печенюшкина.

Эфес уперся в эфес, враги, тяжело дыша, пытались спихнуть друг друга с тесного карниза. Наконец Пиччи удалось оттолкнуть Очистка. Тот, чтоб не упасть, быстро шагнул назад. Взгляды чародеев скрестились, как шпаги, оба они замерли.

«Связь с народом… — промелькнуло в мозгу Печенюшкина. — Страшно далек Очисток от народа…»

— На помощь! — прозвенел в пещере голос мальчугана. — Выручайте, солнечные братья!

Как будто невидимый исполин одним махом снес часть свода пещеры и толщу горы над ней, так же просто, как ножом — верхушку арбуза. Золотые лучи хлынули в подземелье. Острие шпаги Печенюшкина вспыхнуло — колдуну показалось, что солнечный диск крутится на нем. В глаза Очистку ударило ослепительное, обжигающее, плавящее все вокруг солнце. Теряя сознание, он успел совершить последнее колдовство — дьявольский, обманный, на самый крайний случай припасенный финт.

Колдун пошатнулся, шагнул за край и, нелепо взмахнув руками, обрушился вниз.

— …Уверяю тебя, я все отлично видела! — настаивала Лиза. — Мы видели… — она поправилась, оглянувшись на Люгера. — Драка была — класс! Но кто тебе позволил нас всех дурачить?! Мурлыка Баюнович, видите ли, за мышами кинулся, вы с Аленкой в пропасть ухнули… Знаешь, как я перетрусила… — голос у девочки сорвался.

— Главное было — выманить Очистка к бриллиантам, — виновато объяснял Печенюшкин. — Я ведь ни возможностей его не знал, ни с какой стороны и когда он может напасть. А так все получилось как надо. И вам всем настоящей опасности не было. Прости меня, у тебя же сердце доброе.

— Если бы… Папа меня, знаешь, как зовет? Девчонка, выскочка, гордячка!.. Слушай, а почему заклинание не сработало?

— Расскажу, когда все соберутся. Ничего страшного.

Ларри, облокотившись о перила, стоял рядом с невероятным мальчишкой. Впервые за много лет ему пришлось уступить чужой воле. Странно: ненависти, возмущения он не испытывал, наоборот — чувствовал себя, как ребенок на ярмарке чудес. Цирковое, забытое ощущение праздника подступало к горлу, несмотря на некоторую тревожность ситуации.

Глубоко под ними виднелось на каменном полу распростертое тело колдуна. Печенюшкин растолковал, что пока он не опасен — парализован на несколько часов. Лиза, с омерзением поглядывая вниз, продолжала допрос.

— А бриллиант Коломбы? Насовсем пропал? Его же сжег этот злыдень.

— Ничего подобного, — улыбнулся Пиччи. — Бриллианты вечны!

Он подул себе на ладонь, на ней возник крутящийся пылевой клубок, сгустился, застыл и превратился в тяжелую каплю света.

— Здорово! — восхитилась Лиза, бережно пряча камень. — А то я к нему уже привыкла. Плата за страх.

— Гораздо лучше читать о приключениях, чем самой в них участвовать. Верно? — Печенюшкин не смог удержаться от добродушной нотации. — Вы еще и сами виноваты. Сказано было в записке — идти вперед, бандитов не дожидаться.

— Погоди… — сообразила девочка. — Но тогда Очисток через бандитов не узнал бы о наших планах и мог нарушить твои…

— Видишь ли, — Пиччи потупился, но легкая ухмылка бродила на его губах, — я очень хорошо знаю своих друзей-фантазильцев.

Тут прямо в стене пещеры неожиданно протаял ход, высокий и светлый. Из него под обширные, уже затянувшиеся своды торжественно вступил, скорее даже вплыл, Дракошкиус с Аленой на спине.

— Ой, какая красивая! — Алена уставилась на башню. — А она, как цветок, будет раскрываться? А Лиза где? Лиза, Лиза!!

Лиза, Печенюшкин и Ларри мигом оказались внизу, рядом с драконом.

— Уснула малышка, — объяснял Дракошкиус, пока сестры обнимались. — Пригрелась в шерсти, свернулась калачиком… Не хотелось будить, потому и задержались.

— Пиччи! — внезапно обернулась Лиза. — Откуда же они здесь появились? И ты, кстати, откуда? Сам же говорил: к сокровищам только один ход и продвигаться по нему можно лишь пешком, без всяких волшебных выкрутасов.

— Парадный ход один, — согласился мальчик. — Но в каждое порядочное помещение должен вести и служебный ход. Для персонала.

— Так его же нет на карте!

— А кто, — прижав руку к груди, Печенюшкин с достоинством поклонился, — кто карту-то составлял?

— Смотрите! — завопила Алена. — Там медаль блестит! Чур, моя!

Острыми глазами сороки она углядела золотой медальон на цепи, свалившийся при падении с шеи Очистка.

В следующую секунду девочка уже поднимала драгоценность и нагибала голову, чтобы надеть цепочку.

Хорошенько разглядеть находку Аленка позволила всем собравшимся, но при этом с себя не снимала.

Лиза ногтем подцепила крышку. Медальон был пуст.

— Что? — забеспокоилась Аленка. — Там чего-то внутри не хватает?

— Принято носить в нем портрет любимой, — в таких вопросах Лиза была подкована на все сто. — И ее же локон.

— Моя любимая — собака Лори, — быстро сказала младшая сестра. — Она королевский пудель. Королевский Машкин пудель. Такая серенькая — прелесть. То есть это Лори серенькая, а не Машка. Машка русая, но тоже прелесть. Сестренка двоюродная.

Пиччи щелкнул пальцами. В овале медальона появился эмалевый портрет собачьей благородной морды и прядь шелковистой серой шерсти.

Алена с чувством поцеловала портрет и захлопнула крышку.

— Вот они, мазурики! — донесся с балкона негодующий крик Феди. Компания из двух волшебников, четверых картоморов и двух гангстеров переместилась вниз так же быстро, как и предыдущая.

— Пожилой вы совсем, Мурлыка Баюнович! — грустно, нараспев причитал домовой. — Легендарное прошлое. Действительный член Волшебного совета. И что же… Пошли на поводу у авантюриста. Мы все слыхали. Вон у вашего бандюги рация на передачу включена.

— Письмо мое сохранили, Федор Пафнутьевич? — скучным голосом полюбопытствовал Пиччи. — С инструкциями. Оригинал я оставил для отчета на Волшебном совете. Бюрократы: собери, подшей, отчет по командировке…

Федя как бы не расслышал вопроса.

— Да что там старое вспоминать! — закончил он бодро. — Молодец, Печенюшкин. Прямо сказать, народный герой! Дай я тебя по-стариковски, троекратно…

Он полез целоваться, но мальчуган ловко, необидно уклонился.

— Дело за главным, — объявил Пиччи. — Аленка, заклинание помнишь? Давай!

Девочка читала с выражением, отчетливо выделяя каждое слово, так что общий смысл несколько ускользал.

И снова ничего не произошло.

Растерянно, кривя рот в обиде, она оглянулась на Печенюшкина.

— Только не огорчайся! — быстро откликнулся тот. — Сейчас все поймешь. А ну-ка, обе вместе, хором!

— закончили сестры.

Сияние камней увеличилось нестерпимо, и под торжественную музыку крыша башни откинулась на невидимых шарнирах.

Федя, так и не утоливший стариковскую потребность в ласке, бросился целовать девочек.

— У тебя, Лиза, — улыбаясь, объяснил Пиччи, — еще не хватает качеств старшего в роде — доброты, спокойствия, рассудительности. У Алены — опыта, настойчивости, знаний. А вдвоем — полный набор. Подрастете, все придет и к той и к другой. Важно, что вместе вы — сила! Никогда об этом не забывайте…

— Вспомнила! — закричала Лиза. — Это Пушкин! «Послание к декабристам.» «Во глубине сибирских руд…»

— Пушкин, Печенюшкин… — взволнованно говорил герой. — Даже фамилии похожи. Стихи растут, как звезды и как розы… Сам воздух полон идей и сюжетов. Конечно, — строго добавил он, — подлинный гений воплощает их в слова с несравненно большей силой.

— А что будет с нами? — робко нарушил молчание Косоголовый. — Если позволит господин волшебник, я хотел бы жениться на Полетте. Ведьма она, колдунья, фея — происхождение невесты не волнует меня, миллионера-интернационалиста!

— Неужели, милый Джон, вас не волнует возраст невесты? — нежно спросила красавица. — Я могла бы нянчить еще вашу пра-пра-пра-прабабушку. Взгляните на меня внимательней.

Локоны ее обратились в седые букли, глаза выцвели, покраснели веки, щеки и лоб покрылись морщинами. Перед бандитом, опираясь на зонтик, стояла величавая, невзирая на возраст, девяностолетняя примерно дама.

— Старуха!.. — прохрипел Косоголовый. — Ты?! Чего смеешься?!

Он отпрянул, ударился о стену, выронил автомат, потом другой автомат, потом четыре гранаты и бинокль, представляя собой абсолютно жалкое зрелище.

Тем не менее расстаться с мечтой гангстер никак не желал.

— Сойдут отеки, молодость вернется… — бормотал он с надеждой. — Слесарь… стихи… счастье… союз сердец…

Ум бедняги, безусловно, несколько помутился.

— Сон вылечит его, — фея (вновь прекрасное видение) легко прикоснулась губами ко лбу бандита. — А там, глядишь, и сбудется давнее желание — остров Косоголовых. Печенюшкин, друг мой, вы не против гаремов?

— Каждый народ живет по своим законам, — мальчик устало потер лоб. — Мое мнение не в счет. Но вот не хватит ли жить по законам неправедным? Ларион Александрович, — он вдруг живо обернулся к Люгеру, — вы не хотели бы вернуться в Россию?

Впервые Ларри растерялся.

— Я не думал об этом… — сбивчиво заговорил он. — Хотя… Сейчас там грандиозные перемены… Впрочем, что за чепуха? Зачем русским праведникам гангстер?

— Ура! — Лиза была в восторге. — Знаешь, Пиччи, он мне сразу понравился. Пускай откроет тысячу совместных предприятий, а всю прибыль отдаст детским больницам. — Точно?

— Не стоит торопиться, — Печенюшкин поднялся. — Волшебной силой можно склонить человека к чему угодно, только это будут фальшивые чувства и мысли. Однако знайте, граф, в добрых делах я вам помощник и друг.

Он подошел к Ужастику, стоявшему в тени. Шпага все еще висела на бедре у мальчишки. Клинок стремительно вылетел из ножен и солнечным росчерком коснулся страшной коричневой маски. Глянцевая шелуха отлетела, будто под струей ветра.

Даже картоморы с любопытством уставились на бандита. Рыжеватый кареглазый блондин с открытым симпатичным лицом, с веснушками на носу смотрел на собравшихся. Недоверчиво, испуганно улыбаясь, он ощупывал физиономию.

— Рольф Шмутке — жертва овсянки, — представил Ужастика Печенюшкин. — Гениальный повар и очень талантливый боевик-профессионал. Водитель-виртуоз на земле, на воде, в воздухе.

— Зеркало… — выдохнул Рольф.

Фея подала ему зеркальце.

Ужастик рухнул на колени. Поскольку Пиччи в этот миг ловко скользнул к сестренкам, гангстер оказался как раз перед своим рюкзаком.

— Мой господин… — шептал он. — Теперь я ваш раб на всю жизнь… — рюкзак попал в поле его зрения. — Торжественный ужин! Омары, дичь, рейнская лососина, — он лихорадочно отшвыривал жестянки. — Черт, все консервы!

— До торжественного ужина еще ох как далеко, — пророкотал Дракошкиус. — Главное, как всегда, впереди. Камни, я полагаю, стоит до поры переправить в Фантазилью?

— Согласен полностью! — Печенюшкин бодро подхватил рюкзаки сестер. — Но малую толику возьмем с собой. Иначе, кто нам поверит.

Он взлетел на вершину башни, спрыгнул внутрь и мигом вернулся с тяжеленным грузом.

— Сам понесу! — заверил он девочек. — Смотрите лучше — такое второй раз не увидишь.

Пиччи просвистел начало замысловатого мотива, и тут же подхватил его невидимый оркестр.

Часть свода исчезла вновь. Сверкающий бриллиантовый жгут в три обхвата потянулся из башни, словно кобра из горшка факира. Вот жгут выбрался весь. Свился наверху в непонятный вензель, махнул остающимся двумя хвостами и, вытянувшись, улетел к солнцу.

Мальчуган хлопнул в ладоши. Тело колдуна поднялось в воздух, достигло отверстия в башне и медленно погрузилось на дно. Откинутая крыша цилиндра вернулась на место.

Печенюшкин скороговоркой пробормотал какую-то тарабарщину.

— То же заклинание, только наоборот, — пояснил он друзьям. — Теперь открыть башню может только Волшебный совет в полном составе. И все-таки я бы оставил сторожа. Федор Пафнутьевич, Мурлыка Баюнович, как вы на это посмотрите?

Старые кадры бросили жребий. Сторожить выпало Дракошкиусу. Лизе показалось, что Печенюшкин ощутимо обрадовался.

— Через день-другой мы вас сменим, Мурлыка Баюнович, — обещал Пиччи. — Пусть Глак решает судьбу негодяя — это дело картоморов. А нам пора покинуть пещеру.

— И куда теперь? — волновалась Лиза. Ей хотелось что-то предложить, но девочка не решалась.

Рыжеволосый герой хитро прищурился.

— Могла бы сразу сказать, о чем думаешь. Я чужие письма не читаю, только нехорошо заводить тайны от друзей.

— Ты все знаешь? — Лиза покраснела. — Я боялась, еще рассердишься, подумаешь — что она вмешивается… Не сердись.

— Глупенькая! На твоем месте и я бы беспокоился: смогут ли помочь всей Земле несколько волшебников из глубокой провинции…

— Ладно. Я сама расскажу, — девочка запнулась. — В общем, я в самолете в туалете написала письмо и в Рио тайком отправила. В Совет Объединенных Наций. Там было все про картоморов, как они Землю хотят сварить, и где у них столица, и чтоб их не убивали, потому что они тоже несчастные. Конечно, глупость. Решат, что у меня, как американцы говорят, летучие мыши в колокольне.

— Утешить тебя нечем, — сообщил Пиччи. — В секретариате СОН сильно смеялись над этим письмом. Зато сейчас им будет не до смеха.

— Так мы туда?!

— Именно! Завтра с утра заседание Секции Безопасности. И Генеральный Секретарь делает доклад.

— Неплохой масштаб! — Ларри присвистнул. — Можем помочь. У нас вокруг этой организации есть кое-какие связи.

— Не исключено, — заверил Печенюшкин. — Начнется наведение мостов между народами, правительствами, поднимется такая кутерьма… Ваши связи и опыт как раз пригодятся.

Очнулся Косоголовый. Туманными глазами он посмотрел на девушку своей мечты. Встал. Покачнулся. Подошел к фее. Нежно, едва ощутимо провел по ее щеке кончиками пальцев.

— Мама… — невнятно прошептал бандит. — Я плохо себя веду, мама, нарушаю законы… Белые мыши отшатнулись бы от меня…

Поток скупых мужских слез хлынул по небритым щекам.

— Клянусь Волшебной книгой, — вскочила Фантолетта, — я перестаралась!

Синим платочком она вытерла лицо бандита, привстав на носки, погладила по затылку.

Ужастику и Ларри почудилось, что голова их компаньона слегка изменила форму к лучшему.

— Полетта, я, кажется, вздремнул? — Косоголовый бесцеремонно чмокнул фею в щеку. — Какой очаровательный запах исходит от вас всегда! Прямо волной. Это баранье жаркое с луковой подливкой! Угадал? Еще бы! Ух, сколько я сейчас съем!

Ларри заслонил Ужастика.

— Не показывайся ему сразу, — быстро шепнул Люгер. — Еще одно потрясение бедняге не выдержать.

Троллейбус нетерпеливо приплясывал у пещеры, ожидая хозяина.

— Знаю, знаю, — успокаивал его Пиччи. — Все уже в порядке. Группа КУКУ расколдована. Те, что были здесь, и те, что ждали в блюдце, вместе летят домой, к законному королю.

Ларри исчез в вертолете, готовя последний в этой главе сюрприз.

Вот он появился опять вместе со смуглым худым стариком.

Глаза незнакомца, как два больных человека, скорбно оглядывали сборище. Перекованные гангстеры стыдливо повесили головы.

Лиза сразу узнала доброго рассказчика из своего двора, хотя и видела его год назад, к тому же совсем недолго.

— Где вы его держали?! — разгневалась она. — Наверное, в кандалах?! Голодом морили?!

— Хвостовой салон у нас по классу люкс! — Рольф Шмутке, бывший Ужастик, выглядел теперь милейшим человеком. — Два холодильника с деликатесами. Суперкомфорт. Только что не выйти. Хотя Косоголовый сам бы счастлив был запереться изнутри недельки на две.

— Ваши мучения кончились, доктор Брахнамур! — Федя и Печенюшкин бережно усадили индийца в троллейбус. — Клад найден, он будет служить всем людям Земли. И не только людям. Мы все вам расскажем по дороге.

— Счастливо, господин Печенюшкин! — Ларри готовился прикрыть дверцу вертолета. — До встречи в Нью-Йорке! В то время и на том месте, что вы назначили.

— Желаю удачи, граф, — сдержанно попрощался Пиччи.

Вертолет давно пропал. Вообще все пропало, кроме белого, как молочный суп, тумана за окнами — троллейбус проходил сквозь облака.

Лиза уже совсем была готова забыться в дремоте, но вдруг вскочила, хлопнув себя по лбу, и кинулась к водительскому креслу.

— Вспомнила! — объявила она. — Главное ты нам так и не рассказал! При чем же здесь все-таки старый перец?!

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ