Лорд Леонидас и мисс Лайтвуд сошли с платформы и молча зашагали в направлении главного университетского здания.

Джеймс невольно оглядывался по сторонам. Не прошло еще и полугода, как молодой лорд покинул этот городок, но теперь чувство было такое, словно он не был здесь вечность. И в то же время, всё вокруг казалось ему знакомым и родным. Если вдуматься, большую часть своих лет Джеймс и его ровесники провели в частных школах, а затем в колледжах. Там нет титулов и особых привилегий, есть только младшие и старшие. Старшеклассники — как-бы младшие офицеры школы. Закон для младших учеников — безропотно подчиняться, а когда сами станут старшеклассниками, уметь повелевать. Но все воспитанники без исключения принимают холодный душ даже зимой, а окна открыты круглый год, и никому не разрешается укрываться более чем двумя одеялами.

Дисциплина — мать порядка и верности.

И в дальнейшей жизни, в любом обществе джентльмен тянется к «собрату по галстуку», то есть к своему однокашнику.

— Почему Вы решили, что стоит допросить Кейсмена? — поинтересовался Джеймс, когда они уже почти пришли.

Он хорошо помнил, как при упоминании Ренаты Лайтвуд эрландец потерял самообладание.

— Признаться, я давно веду расследование, связанное с «людьми Даны», — произнесла она, тоже оглядываясь по сторонам, — отслеживаю их финансовые связи в Лондониуме.

— То есть, мистера Кинзмана Вы разыскиваете именно в связи с этим делом?

Интересно, по чьей «просьбе» Банк Атлантии капается в делах своих клиентов? Тайная служба, правительство? Когда речь идет об Эрландии, можно ожидать любых гадостей.

— В общем, да… Но профессор Адамас и его алхимия ни причём, можете мне поверить.

— Что ж, не лишним будет услышать это от него.

«Dominus illuminatio mea» — гласила кованая надпись при входе в Университет. «Господь — просвещение моё».

— Послушайте, милорд, — мисс Лайтвуд вдруг остановилась на крыльце главного здания и обернулась к нему, — мне бы хотелось узнать… Узнать, что Вы на самом деле думаете обо всей этой истории?

— Прошу прощения…

— Я понимаю, то, что нам удалось выяснить, звучит и выглядит как чьи-то бредовые фантазии, — вдруг зачастила она, подойдя к нему немного ближе, чем предписывают правила, — но, по крайней мере, мистер Кинзман не был сумасшедшим, в этом я ручаюсь! И если вдруг нам на самом деле предстоит столкнуться с чем-то… с чем-то, что не может объяснить современная наука, что мы просто не ожидаем… Могу ли я рассчитывать в полной мере на Ваше участие? — при последних словах в её голосе промелькнули совсем хрупкие, слабые нотки, каких Джеймс от леди фининспектора никогда прежде не слышал.

— Мисс Лайтвуд, — произнес он, как можно более доверительно, и даже взял её за руку. Кожа девушки оказалась холодной, несмотря на довольно теплый день, — Вы, скорее всего, мне не поверите, но я обещаю сделать всё от меня зависящее, чтобы довести наше расследование до надлежащего финала.

На слове «наше» лорд постарался сделать особый акцент.

— Я Вам верю, — прошептала она, осторожно отнимая ладонь. Но было ясно — не верит, — что ж, пойдемте.

Они зашагали по древним университетским коридорам в направлении ректорского кабинета.

Студенческие воспоминания и размышления последних дней странно смешались в душе Джеймса. Сколько раз он проходил по этим коридорам, ведомый учебными заботами или ввязавшись в очередную гнусную затею Седрика? В самую гнусную его затею… Теперь Седрик вернулся и опять вовлекает его в авантюры. Или на этот раз Джеймс втягивает его в слишком опасную игру?

Сколько благородных предков лорда Леонидаса прошли под этими сводами! Университет в Атлантии — это воплощенная История, сама Традиция. Никогда «это не правильно, потому что глупо», всегда «это не может быть ошибкой, потому что все так делают уже триста лет».

Преподаватель университета может вызвать в свой кабинет студента и серьезно поговорить с ним о его поведении. Любого студента, с любым титулом. Но ни какому студенту не дозволяется при этом бить наставника по лицу. Даже если наставления ему не по нраву.

Итак, Посланник, мистер Ди, та вещь, мистер Кинзман, эрландец, профессор, переменчивое настроение мисс Лайтвуд…

Ректор оказался на месте и принял их сразу же. Джеймсу показалось, что Адамас даже не удивился их появлению, хотя лорд его не предупреждал.

— Чем могу быть полезен? — после натянутых приветствий спросил профессор.

Джеймс рад был бы уступить право начать разговор своей спутнице, но мисс Лайтвуд вдруг приняла вовсе равнодушный вид и молча уселась в кресло.

— Мы с мисс Лайтвуд ведем совместное расследование исчезновения мистера Карла Кинзмана, владельца антикварной лавки «Три кита», — терпеливо изложил Джеймс, усаживаясь во второе кресло, — Вы, должно быть, слышали об этом?

— Слышал.

Стены кабинета украшали многочисленные портреты бывших ректоров, и взгляды их казались осуждающими.

— И Вы были знакомы с мистером Кинзманом лично, насколько я знаю?

— Был.

Джеймс внимательнее присмотрелся к бывшему наставнику. Выглядел тот как всегда здоровым и бодрым. Но при этом показался лорду каким-то необычно напряженным. В словах и движениях профессора не было знакомой быстроты и самоуверенности. Он как будто сдерживался, едва держал себя в руках. Даже бумаги на ректорском столе оказались в беспорядке, какого Джеймс не видывал за все годы учебы.

— И что Вы можете сказать по этому поводу? — настороженно спросил Джеймс.

— Да ничего, — хмыкнул Адамас, буравя его взглядом. Только сегодня это был не привычный надменно-брезгливый взгляд, а какой-то даже испуганный.

— Но вы были с ним знакомы, — начал злиться Джеймс, — как Вам кажется, что с ним могло случиться?

— Скажите, мистер Кинзман что-то рассказывал Вам о своих делах с эрландцами? — тихо, но твердо перебила Рената.

Адамас бросил взгляд на неё. Леди фининспектор лишь неодобрительно нахмурилась, от недавнего её волнения не осталось и следа.

— Представьте себе, да, — он кривовато усмехнулся, — говорил, что у него есть такой чудной покупатель, которому нужны оккультные штучки из разных стран, из Эрландии в том числе.

— Что за покупатель? — вскинулся Джеймс.

— Кинзман не рассказывал его биографию, а называл просто мистер Ди, — сообщил Адамас, бессмысленно переложив на столе бумаги, — говорил, что мистер Ди отыскал в нашей славной столице какую-то нечисть и намеревается её уничтожить. А с полгода назад этот Ди просто исчез, вот как сейчас сам Кинзман. Нравится Вам такой ответ?

— Пожалуйста, не валяйте дурака, — холодно оборвала его Рената, — Вам известно что-то по существу дела? Что-то, что можно внести в протокол и предъявить на суде?

— Увы, нет, — профессор церемонно развел руками, — то, что мне известно, на суде не предъявишь…

— А лично Вы имели какие-либо дела с эрланскими бунтовщиками?

— Увы, — повторил тот, — я могу им лишь сочувствовать.

— Я спросила всё, что считала нужным, — мисс Лайтвуд резко встала, — милорд?

— Мисс Лайтвуд, прошу прощения, — спохватился Джеймс, не ожидавший столь быстрого завершения беседы, — дело в том, что мне еще нужно переговорить с мистером Адамасом по другому вопросу… Это касается моего комитета. Если Вас не затруднит…

— О, разумеется, — быстро кивнула она, бросив на ректора еще один строгий взгляд, — я прогуляюсь по городку и буду ждать Вас на станции. Профессор, доброго дня.

Адамас не ответил, только скептически покачал головой ей вслед. Когда дверь кабинета закрылась, он опять уставился на Джеймса, казалось, еще более нервно.

— Что Вам еще?

— Ваше сочувствие, его у Вас в избытке, как всегда, — не сдержался от грубости лорд, быстро доставая из портфеля серую папку. — Эти вещества нужно предоставить агенту Тайной службы, он переправит их барейским революционерам.

Адамас молча, спокойно взял папку, вынул листки, просмотрел их с нарочитым вниманием.

— Я сейчас говорю с Вами от имени правительства, — добавил Джеймс, понимая впрочем, что такой аргумент профессора не впечатлит.

Молчание Адамаса становилось просто издевательским.

— Нет, — наконец изрек он, откладывая листки в сторону, — я в этом не участвую.

— Боюсь, Вы не поняли, — Джеймсу очень хотелось побыстрее выполнить министерское поручение, а потом задать профессору еще парочку вопросов касательно Кинзмана, — это распоряжение лично премьер-министра, речь идет о наших военных успехах…

— Что, мы опять с кем-то воюем? — он наигранно удивился. — И кого же, позвольте узнать, мы осчастливим своим визитом на этот раз? Уж не Барею ли, опять?

— Профессор, Вы не служили в Тасмании? — вопрос сорвался сам собой, Джеймс не собирался спрашивать об этом Адамаса. Ведь Адамас точно не был другом его отца.

— В Тасма-ании, — протянул тот, задумчиво приложив пальцы к подбородку, — нет, не служил. А что?

— Пока ничего, — нужно было выполнить задание премьера, а уже потом расспрашивать про Кинзмана! — Поймите, правительство всё равно получит эти вещества, даже и без вашей помощи.

— А для меня это принципиально, что без моей помощи. Принципы, понимаете?

Да, аргумент был воистину неотразимый.

Университет, по сути своей, есть наследственный клуб для политических деятелей, главная цель здесь — развивать у воспитанников профессиональный интерес к политике. Для этого студенты состоят в дискуссионных клубах — подобиях Парламента. Если за срок своих полномочий президент дискуссионного клуба сможет выиграть наибольшее число дебатов, это считается куда более надежным залогом будущей карьеры, чем диплом с отличием. Джеймс хотя и не всегда оказывался победителем в таких состязаниях, всё же считался способным к искусству спора. Но как прикажете вести спор с человеком, который руководствуется совсем иной, малопонятной вам, логикой?

— У Вас будут большие неприятности, — только и мог хмыкнуть Джеймс.

Бессмысленное упрямство Адамаса просто раздражало. Чего он рассчитывает добиться? Что премьер оставит барейских подпольщиков без поддержки? Или, может быть, вовсе отменит войну?

Профессор Адамас, ректор Университета и глава Алхимического союза Атлантии, видимо, всерьез считает себя неприкосновенной фигурой. Но он же не дурак, в конце концов?

Джеймс уже собирался пустить в ход свою заготовку с рабочими алхимических фабрик, но не успел.

— Нет, это у Вас, мой юный герой, будут неприятности, — голос старого алхимика вдруг стал глухим и жестким, — сначала Ваши чертовы предки, потом Ваш папаша, а теперь и Вы связались с проклятой нечистью! И эта нечисть свернет Вам шею, не сомневайтесь…

— Что же это за нечисть? — также сквозь зубы перебил Джеймс, глядя бывшему учителю прямо в глаза. — Может, хоть Вы меня просветите, спасете меня?

— Нет, я Вас уже не спасу. — Отрезал профессор. — А такие бумажки, — он схватил листки мистера Смита, быстро разорвал их на десяток кусочков и подбросил над столом. Обрывки закружились как маленький снегопад, — больше мне не приносите.

— Это, пожалуй, государственная измена, — невыразительно произнес Джеймс, глядя на образовавшийся «снег».

— Что ж, если для верности нашему государству нужно уподобляться Френсису Дрейку, я согласен быть предателем!

— И поэтому Вы связались… с ними? — голос Джеймса прозвучал совсем неуверенно, да лорд и не был уверен.

Джеймс вдруг увидел старого ректора по-новому, образ словно раздвоился: если он так ненавидит атлантийское правительство, то вполне естественно ему заключить сделку с теми, кто угрожает жизни самой королевы. А вовсе не искать «магическое» оружие против них. Если, конечно, это он продолжает дело мистера Ди.

— Ни с кем я не связывался, — огрызнулся Адамас, но уже более мирно, — просто слышал… На самом деле об этих тварях многие слышали, не думайте, что Вам открылась величайшая тайна! Сплетни, слухи, городские легенды. Много кто о них знает, но никто не говорит вслух и громко.

— Опасаются их покровителей?

— Возможно. Да и кто бы поверил?

Джеймс, пожалуй, не поверил бы.

— А Вы знаете? — он едва удержался, чтобы не вскочить с кресла. — Кто им покровительствует? Где они прячутся?! И где мистер Кинзман?

— Ничего я не знаю, — устало буркнул профессор и потер лоб, — знаю только, что Ваш папаша собирался с ними воевать, да, как видно, они его опередили. Это мне Кинзман рассказал. А где теперь старый антиквар, сами догадайтесь.

— Он не рассказывал Вам еще, — Джеймс лихорадочно соображал, — еще что-нибудь о моем отце? Он собирался воевать один или ему кто-то помогал? Какой-нибудь друг?

— Не знаю. Ни о ком я больше ничего не знаю, — сухо отозвался Адамас и, немного помолчав, добавил: — дети Лилит, так он и Кинзман их называли.

— Лилит? — недоуменно переспросил Джеймс.

— Да, это демонесса из шумерской мифологии. Считается их прародительницей.

— Я слышал только названия вроде «духи ночи», «не мертвые» или просто вампиры, — немного растерянно ответил Джеймс, чувствуя себя опять студентом.

— Почитайте о Лилит и поймете, — посоветовал ректор. Он стал вдруг совсем грустным, — не скрою, я всегда терпеть не мог наше высшее общество и особенно таких крово… таких снобов, как Вы и Ваш отец, но если вы намерены уничтожить этих демоном, я всецело на вашей стороне.

Джеймс рассеяно кивнул.

— А эрландские сектанты?

— Люди Даны на нашей стороне, — очень жестко произнес Адамас и буквально вонзил в Джеймса взгляд, — поймите, этих тварей надо уничтожить! Они — зло. Их надо уничтожить, что бы они ни говорили, как бы ни угрожали, чего бы ни сулили, — в глазах профессора бывший студент заметил чувства, которых прежде никогда у того не замечал: отчаянье и мольбу, — если у Вас в руках окажется подходящее оружие, прошу, не сомневайтесь, воспользуйтесь им, во имя Бога!

— Если из-за этих существ погиб мой отец, — очень спокойно произнес Джеймс, — для меня это больше, чем дело чести. Вы сейчас еще упомянули каких-то моих предков… Вы имели в виду графа Ди?

— Дело чести, — бесцветно прошептал профессор, отведя взгляд, — да, именно графа Ди. Почитайте про Лилит и поймете.

Разговор можно было считать законченным.

— А что мне передать мистеру Смиту и премьер-министру? — спросил Джеймс, уже подходя к двери.

— Передайте, чтоб они проваливали к морскому черту. Или к какому угодно!