Начало

Я не люблю мобильные телефоны, но вынужден признать, что с ними жить стало гораздо легче. Раньше, в пору моей молодости, можно было часами ждать человека «под часами», не подозревая, что тот о встрече просто забыл. А сегодня, один звонок с диким вопросом — «ты где?» ставит все точки над «i» и позволяет получить полную картину о том, с кем ты собираешься провести время, независимо от того будет ли это ближайший отрезок жизни в полчаса или несколько лет. И всё равно, когда этот карманный террорист начинает жужжать в самых неудобных местах, в переполненном троллейбусе, на совещании у шефа, в кресле у зубного врача, или, пардон, на горшке, поневоле проклянёшь всех на свете мобильных операторов, изобретателей, производителей и того, кто звонит в самое неурочное время. На это раз, хвала небесам, звонок прозвучал во время, я стоял на остановке, поджидая рейсовый автобус, в толпе таких же жаждущих скорейшего убытия домой. Сакраментальный вопрос:

— Ты где? — был задан любимой женщиной.

— Автобус жду, — ответил я.

— Когда будет?

— Минут через пять.

— Хорошо, мы с Мишкой и Машенькой ждём тебя в торговом центре, на третьем этаже, в отделе детской одежды. Пока.

— Пока.

Бесполезно твердить моей любимой, что минута разговора, и шестьдесят секунд и десять, оплачиваются одинаково. Она, со свойственной женщинам логикой, считает, что два слова стоят меньше чем сорок два, и, что, выпалив заготовленную фразу в режиме автомата Калашникова, она обязательно экономит целую кучу денег.

За те восемь лет, которые я провёл в тесном семейном союзе со своей милой, во всех отношениях, женой, неоднократно убеждался, что спорить с ней не только бессмысленно, но и вредно. У неё, как впрочем, я думаю, и у любой другой женщины, есть два мнения — своё и неправильное. В лучшем случае рискуешь нарваться на презрительный взгляд, говорящий о том, что она была лучшего мнения о моих умственных способностях. В худшем же можно было получить, как минимум, полдня холодного молчания, и никакие заверения в вечной любви и подсовывания под руку шоколадки, в купе с заискивающей улыбкой, не помогали ни как.

Тем не менее, эти годы были самыми счастливыми в моей жизни. Моя Лиза — это просто сокровище! Она умудрялась приготовить кулинарные шедевры из всего того мусора, который скапливался в холодильнике за несколько дней. Потом мы всей семьёй придумывали этим блюдам весёлые названия. А покушать в нашей семье любили. Я сам не страдаю от отсутствия аппетита, мамочка наша, тоже довольно уютная девочка.

Мишка, второй мужчина в семье, крепкий пацанёнок семи лет от роду, страшно гордый тем, что он уже закончил первый класс, почти отечески опекал нашу Манюню, белокурое и синеглазое существо, в свои три года свято верящее в Чебурашку и Деда Мороза.

Сейчас, как раз в канун первого сентября, Мишка страшно переживал по поводу того, что же он наденет на школьную линейку, какой у него будет ранец, какие цветы он подарит своей учительнице. Подозреваю, что он в неё тайно влюблён. «Растёт мужчина, — вздохнул я про себя, — гляди и женится скоро». Усмехнувшись своим мыслям, я полез в подошедший автобус.

Как раз сегодня нам на работе дали премию, что называется, по поводу, и мы решили, что, наверное, не вредно будет эти нечаянные деньги потратить на самое полезное на сегодняшний день — покупки к школе, ну и девочкам нашим не помешает кое какие полезные вещички приобрести. Мне, как всегда, отводилась роль носильщика, дающего бесполезные и бестолковые советы и предложения.

Ехать было не далеко, поэтому уже через пятнадцать минут я подходил к нашему новому торговому центру. В душе было предвкушение праздника. Как же, сынуля пойдет уже во второй класс, Машенька пошла в детский сад, Лизонька моя, после декретного отпуска, вернулась на работу, где её с нетерпением ждали. Она работала экономистом в крупной компании, где, в отличие от прочих апологетов дикого капитализма, существовал профсоюз, бдительно стоящий на охране интересов трудящихся. Меня, в моей фирме, ждало повышение. Дело почти решённое. Осталось дождаться визы генерального, а с ним я ещё не ссорился.

Вообще-то я тип не скандальный, но с обострённым чувством несправедливости, поэтому, довольно часто попадающий на зуб начальству. Как говорит моя любимая, рыцарь с картонным забралом и зубочисткой наперевес. Конечно, она права, иногда стоит поступиться принципами, особенно, когда речь идёт о семье. Каждый раз я обещал подумать, и каждый раз влипал в новую историю. Опять же, по словам Лизы, умный учится на чужих ошибках, дурак на своих, а я ничему не учусь. В общем, настроение было великолепное, его не смог испортить даже тип, с чемоданом, наступивший мне на ногу, и не подумавший извиниться. Я, было, открыл рот, но подумал, что не стоит портить, так хорошо начинающийся вечер. Хотя лицо нахала совершенно невыразительное, вспомнить не могу, но шрам над правой бровью, в виде буквы «V», я, думаю, запомнил хорошо. При необходимости, образ восстановить сумею.

Я решил задержаться немного у цветочного киоска, чтобы купить цветов своей любимой. Как всегда я потратил на это минут десять, ну не могу я дарить жене что ни попадя, для меня выбор цветов — это целый ритуал, доводящий, иногда, продавцов до исступления.

Когда до центра оставалось уже немного, в кармане зажужжал инквизитор:

— Да, Лиза.

— Ну, ты где?

— Да уже почти на пороге, потерпи чуток, сейчас буду к вам подниматься.

— Слушай, тут новый привоз товара, как раз к первому сентября, как ты думаешь…

О чём подумать, я не успел услышать, потому, что нас прервал страшной силы взрыв, поднявший в воздух весь торговый центр и взметнувший в небо чёрный столб дыма. Я замер прижав мобильник к уху, не веря своим глазам. Взрывная волна, хлестнувшая в лицо пылью и осколками, едва не размазала по асфальту.

Придя в себя лежащим на земле, попытался осознать происшедшее. В глазах стояла красная пелена, оказавшаяся всего лишь кровью с, посечённого мелкими осколками, лица. Протирая глаза, я обратил внимание на необычную тишину, то есть тишину абсолютную, если не считать оглушающего звона в ушах. В этой тишине я увидел, как вокруг ползали люди, разевая рты в беззвучном крике. Впереди, в пожарище, чернели воздетые вверх, словно в молитве, остатки стен того, что минуту назад называлось торговым центром.

Поначалу я не понял, что же всё-таки произошло. Подобного опыта у меня не было, да и, откровенно говоря, я не жаждал его получить. В армии я служил радистом, самое большее, чем мог похвастать, это стрельбой по мишеням из автомата. Но, постепенно, до меня стал доходить весь ужас происходящего. Всё, что осталось от торгового центра, возвышалось над землёй, максимум на полтора этажа. И в памяти всплыли слова, произнесённые Елизаветой — «Мы в отделе детской одежды, на третьем этаже».

Я стал на колени, прижав ладони к вискам. В голове набатом гудело — «Третий этаж. Третий»…

Но где же он, этот третий этаж? Выше первого начиналось небо, наполненное дымом и пламенем. Я понял, что произошло непоправимое. Случилось то, чего я всегда панически боялся. Лиза, за эти годы, уже перестала шутить по этому поводу, а просто качала головой и называла меня параноиком и мономаньяком. Мне, почему-то, всегда было тревожно на душе, когда любимых не было рядом.

Меня охватила чёрная паника. Я, вначале, даже не обратил внимания на то, что сам не могу стоять на ногах, и, что руки ничего не держат. Пытаясь ползти к пожарищу, я не обращал внимания на заливающую глаза кровь, на подламывающиеся руки, волочащиеся ноги и полную глухоту. В мозгу звенело — «Они живы, они конечно живы, я должен им помочь!»

Краем глаза я видел как, в общей панике и неразберихе, подлетел милицейский УАЗ, из него выскочили четыре милиционера. Сначала они бросились к взорванному зданию, но, как видно, поняв бесцельность этого, побежали помогать раненым. Один из них, сержант, подбежал ко мне и что-то спросил. Я его не слышал, мне было не до него, я упорно пытался ползти. Никак не хотелось думать о самом страшном. А пока верил, я боролся.

Сержант что-то кричал мне на ухо, показывая рукой на пожарище. Подбежали, неизвестно откуда взявшиеся, врачи. Они тоже что-то кричали, пытались остановить меня, уложить на носилки. Мне было не до них. У меня была цель, к которой я стремился. Но, похоже, мой организм исчерпал все свои ресурсы, и я потерял сознание…

Никогда не мог подумать, что бывает ТАКАЯ боль. Болело, практически, всё, что могло болеть. Но, постепенно, физическая боль перестала быть эпицентром сознания. Боль от утраты вытеснила всё. Я никак не мог себе простить того, что отпустил моих родных и любимых одних, без меня. Разум категорично утверждал, что помочь я им и так не смог бы, и, наверняка, лежал бы рядом, в руинах. А чувства кричали — «Пускай, но только с ними!»…

Руки кто-то коснулся. Открыв глаза, я сфокусировал зрение на мужчине в белом халате.

— Вы меня слышите?

— Да, — буквально выдавил я из себя и закашлялся. Боль с новой силой вспыхнула во всём теле.

— Спокойней, спокойней, Вы можете говорить? — голос врача гипнотизирующе успокаивал.

— Да, — вторая попытка была полегче.

— Тогда попробуйте ответить на пару вопросов товарищу из милиции, — отвернувшись, он грозно сказал, — Две минуты, учитывая его состояние, и этого много.

— Конечно, доктор, — ответил мягкий баритон, — буквально пару вопросов.

Рядом с моей кроватью присел дородный мужчина в белом халате, под которым угадывалась форма. Большие, слегка затемнённые очки, скрывали выражение глаз. В левом ухе — hand free:

— Здравствуйте, Илья Андреевич, меня зовут Владимир Вениаминович Кожин, майор Федеральной Службы Безопасности.

— А откуда… кх… — проскрипел я, — в общем, неважно….

— Вы правы, — кивнул Кожин, — Ваши документы у нас. Прошу ответить на пару вопросов, иначе наша медицина уже включила секундомер. — Вопрос первый, что Вы делали возле торгового центра?

— Мои жена… — горло сдавил спазм, — и дети… Они были там… На третьем этаже…

— Вот оно что! — майор откинулся на спинку стула, снял очки и стал их протирать их носовым платком. Глаза его, без очков, светло-зелёные, беспомощные, как у всех близоруких людей, излучали участие и понимание. Потянув, таким образом, немного времени, как, видно собираясь с мыслями, он спросил:

— В таком случае, быть может, Вы видели что-нибудь подозрительное, кого-нибудь, кто не вкладывается в привычные рамки поведения, что-либо слышали непривычное?

Я, конечно, понимаю, что непоправимое уже случилось, мне с этим жить всю оставшуюся, надеюсь, прости меня Господи, недолгую жизнь.

— Скажите, товарищ майор, а там, в центре, может… — я горел последней, сумасшедшей надеждой.

Майор смутился:

— Мы ищем, Вы только не теряйте надежды. Конечно, третий этаж, — он растерянно развёл руками, отводя глаза.

Я судорожно выдохнул. Всё было и так понятно, но… Я просто не представляю теперь, как смогу существовать в этом мире без моих Лизы, Мишутки и Машеньки. Жизнь для меня потеряла всякий смысл. Хотя…. Нет, что я теперь могу, лучше быть без рук, без ног, чем такое одиночество.

И вдруг я вспомнил! Собственно, это, конечно, полный маразм, но чем чёрт не шутит…

— Знаете, товарищ майор, был там один очень интересный субъект, только сейчас обратил внимание. — я перевёл дух, было очень больно, но во мне загорелся тот самый непримиримый дух законности, который, иногда так мешал мне жить. — Он был в хорошем костюме, в дорогих туфлях, я это заметил потому, что он ними мне на ногу наступил. Так вот, в руках он держал старый, вытертый чемодан, явно не гармонирующий с его гардеробчиком.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Кожин.

— Всё, — вмешался доктор, — заканчиваем, больному нужен отдых.

— Знаете, — перебил я его, — мне уже всё равно, поэтому дайте нам закончить.

— Вы сошли с ума, — безапелляционно заявил мой эскулап, — у Вас сотрясение мозга, компрессионный перелом позвоночника, контузия, множественные ранения кожных покровов…

— Плевать, — перебил его я, — ещё раз повторяю, мне теперь всё едино. Сначала мы закончим, а потом хоть потоп!

— А я Вам вот что скажу, я и только я несу ответственность перед Вашими… — внезапно доктор осёкся и покраснел.

— Да, дорогой мой целитель, — с горечью выдавил я, — теперь уже не перед кем нести Вам ответственность. Поэтому мне действительно всё равно, что будет со мной, поверьте. И, пожалуйста, не нужно говорить мне о том, что я ещё молод и, что жизнь не кончилась. Для меня она кончилась в момент взрыва, и, прежде чем идти дальше, у меня есть кое-какие незаконченные дела.

Доктор покачал головой:

— Понять я Вас могу, но запомните, время лечит независимо от желания человека. Поэтому, пожалуйста, не переусердствуйте. Я надеюсь, в основном, на Вас, — обратился он к Кожину. Тот кивнул, внимательно глядя на меня.

Я обессилено закрыл глаза. Мне, действительно, больше незачем было жить. Может быть это и неправильно, с точки зрения христианской морали, но это так. Больше не для кого было жить. Родители мои из жизни ушли рано, несчастный случай. Воспитывала меня, в основном, бабушка. Как могла, она вдалбливала в голову малолетнего хулигана десять заповедей Моисея. Наверное, у неё что-то получилось, во всяком случае, о бабулечке у меня сохранились самые светлые воспоминания.

Она успела женить своего внука, полюбить его фантастическую жену, насладиться рождением правнука и правнучки, и тихо, во сне уйти туда, откуда нет возврата. Лиза тоже очень любила мою бабушку, её родители жили на другом конце страны и были вечно заняты своими, возможно, важными делами. На нашу свадьбу они приехали с видом людей, насильно оторванных от чего-то жизненно важного, косо посмотрели на меня, пробурчали бабушке несколько дежурных фраз, и уехали. Навсегда. Даже рождение внука и внучки не вызвало никакой реакции с их стороны. Мне было жаль этих людей, спрятавшихся в своей раковине. Не знаю даже, будет ли какой отклик, когда они узнают о смерти дочери и её детей.

Как же они могли, без меня, пойти куда-то. Не зря, ой не зря меня раздирала паранойя. Если бы я только был рядом с ними, я бы, конечно, нашёл способ их спасти. Возможно, я бы погиб тоже, но это мне показалось настолько малосущественным, что даже не стоило обсуждения. А может, всё могло быть наоборот, я бы погиб, а они выжили. Вот такой вариант мог стать идеальным в этой ситуации. Но, увы, что случилось, то случилось, и ничего уже не исправить. Мелькнуло видение — я стою на перилах путепровода, держась рукой за ванту. Внизу, метрах в двадцати сплошным потоком двигаются автомобили. В голове загнанной птицей бьётся мысль — только между машинами, только в промежуток, не нужно больше смертей, моей будет достаточно. Но, как на зло, машины идут без промежутков.

Я заскрипел зубами в полном своём бессилии. Боже мой, взмолился я, ну что тебе стоит. Сделай так, чтобы там, на пожарище, среди развалин, огня и дыма остался я, я, Я! А они, мои любимые, они пускай бы жили! Господи, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого, и ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!

Молитва, которую каждый вечер читала моя бабушка. Молитва, которую я, по глупости своей, игнорировал, неожиданно всплыла в памяти, и я, неожиданно, ощутил какое-то непонятное облегчение в душе. Странно, подумал я, если учитывать всё произошедшее. Может именно поэтому столько людей, в минуты тяжёлого, душевного упадка, обращаются к Богу.

Я открыл глаза и упёрся ими во взгляд майора. Он с большим интересом рассматривал меня.

— Продолжим, Владимир Вениаминович, мне уже лучше.

— Да, — кивнул Кожин, — но прежде, чем мы пойдём дальше, ответьте мне на один вопрос. Только, Вы, наверное, будете удивлены.

— Даже так? — усмехнулся я.

— Даже так. — Подтвердил он, — Вы действительно хотите этого, я имею в виду того, о чём Вы думали?

Я, сначала не понял о чём это он. Соображать сил уже не хватало. Но когда понял, изумился:

— Вы что, мысли читаете?

Кожин усмехнулся:

— Судя по всему, Вы поняли, о чём я спросил. Ну, так как, Вы готовы, на то о чём просите?

У меня перехватило дыхание:

— Вы сумасшедший? Или садист?

— Ни то, ни другое. Просто хочу помочь. Я вижу, что эта потеря для Вас, сравнима, разве что, с концом света. Я чувствую, что дальнейшее Ваше существование в этой вселенной лишилось всяческого смысла. Не могу приветствовать такие мысли и порывы, но вполне понимаю. У меня есть возможность предоставить Вам шанс исполнить то, о чём Вы так горячо молили Господа.

— Кто Вы? — прошептал я.

— Это не важно, — ободряюще улыбнулся майор, — просто иногда очень хочется помочь хорошему человеку. Особенно, когда есть такая возможность.

От волнения я не мог дышать. Неужели у меня есть, пусть крохотный, но шанс спасти семью. Боже Всемогущий, я готов пройти через все муки ада, что бы это стало правдой.

— Через все не надо, — снова прочитал мои мысли майор, — но что-то подобное Вам предстоит.

— Что? Я готов на всё!

— Верю, — кивнул Кожин, — поэтому и ставлю на Вас. А теперь слушайте.

Только сейчас я обратил внимание на необычную тишину вокруг. Доктор, казалось, уснул на стуле в трёх шагах от нас.

— Не обращайте внимания, мне пришлось временно его нейтрализовать, что бы он нам не мешал. С ним всё в порядке.

Действительно, сработано было на совесть. Не знаю, как он это сделал, но даже секундная стрелка на настенных часах, и та прекратила свой бег. Честно говоря, мне стало страшно. Но через секунду, я отринул страх. Если он сделает то, что обещает, мне плевать, как он это будет делать.

— В общих чертах, ситуация такая. Просто вернуть к жизни умершего человека невозможно. Но! Как и все прочие законы, этот закон бытия, напоминает телеграфный столб. Перепрыгнуть его нельзя, да и не нужно. Тем более что есть возможность его просто обойти. Давайте рассуждать здраво. Диалектика гласит, ничто не берётся ниоткуда. Если откуда-то убыло, то где-то прибавится. Поэтому, чтобы вернуть одну жизнь, нужно одну жизнь отдать. Я понятно излагаю?

— Да.

— Хорошо, учитывая Ваше состояние, я не рассчитывал, что Вы меня быстро поймёте. Поэтому я предлагаю Вам, взамен тех жизней, которые Вы оплакиваете, отдать свою.

Умом я прекрасно понимал, что это полный идиотизм, но душа рвалась навстречу этому человеку, навстречу его предложению. Поэтому, как бы это не звучало дико, я решил поверить во всё, что он говорил. Однако меня смущал один момент.

— Простите, хочу задать вопрос. Я понимаю, что играть на чувствах убитого горем человека, тем более вселять в него надежду, проще простого. И тем не менее. Вы сказали, что по законам диалектики — жизнь за жизнь? Не так ли? На такой вариант я не могу согласиться. Мне нужно вернуть три жизни, иначе просто нет смысла всё затевать.

— А Вы действительно не так просты, как кажетесь вначале, и я откровенно рад, что не ошибся.

Только я хочу предупредить, что торговаться со мной нет никакого смысла. Хорош ли закон, или плох, но это закон, и нарушить его никто не в состоянии.

— Значит, я думаю, что сейчас мне предложат выбрать, вместо кого я хочу умереть? Наверняка Вы прекрасно понимаете, чего это будет мне стоить!

Кожин откинулся на спинку стула, снял очки и стал их протирать. Глаза его лучились умом и иронией:

— Я Вам уже говорил, что закон — он как столб, его придётся обходить. Поэтому Вам не нужно ничего выбирать. Просто Вы умрёте вместо каждого из тех, кого так жаждете вернуть к жизни. То есть, ровно столько раз, сколько понадобится.

Над этим не стоило даже раздумывать. Он предлагал неравноценную сделку. Мне нужно было — ВСЕГО ЛИШЬ — умереть три раза, и те, кого я любил и боготворил, по всей вероятности, даже ничего не заметят. Не знаю почему, но я ему верил. И ещё, мне кажется, что майор сильно продешевил. Но, в этом случае, я не собираюсь указывать ему на его просчёты.

— Я согласен, будь, что будет.

— Очень хорошо, — Владимир Вениаминович саркастически улыбнулся, — тогда приготовьтесь. Закройте глаза и сосчитайте до десяти.

Когда глаза были закрыты, и счет дошел до восьми, в голове вспыхнуло — «Он ведь читает мои мысли!», как бы не было какого подвоха. Нужно открыть гла….

 

1

— Шевелись, падаль! Я не собираюсь тут подыхать вместе с тобой! — очередной удар бича хлестнул по ногам, разрывая кожу в клочья.

Я, с великим трудом, удержал равновесие. Крик, готовый, было, вырваться, застрял в пересохшей глотке, превратившись в тихий стон. Сил, практически, не осталось. Избитое, нет, совершенно убитое тело, отказывалось подчиняться. Спину подминал плохо отёсанный брус, раздирая спину и грозя, при малейшем проявлении слабости, раздавить меня о пыльную, каменистую тропу, ведущую вверх, на холм Палатин, один из семи, на которых стоит Вечный город, прозванный в народе холмом «Пьяного гимназиста». На нём, суждено было мне закончить своё бренное существование.

С большим трудом, перебирая ногами, когда глаза уже не видят, уши не слышат, а тело молит только об одном — упасть, и умереть, я тащил огромный крест, на котором меня распнут. Сил добавляло только то, что я умру так же, как мой Господь, Иешуа, Царь Иудейский. Нет, я не одержим гордыней, я просил моих палачей умертвить меня как-то иначе, но они приравняли простого паломника и проповедника к ворам и разбойникам, решив, что казнь должна быть как можно более длительная и мучительная. Что я мог возразить на это? Всё равно меня ни о чём не спрашивали. Мысль о том, что мне предстоит пройти через всё то, через что прошел Иешуа, одновременно пугала и наполняла вдохновением, придающим сил там, где их просто быть не могло.

На вершине холма я с огромным облегчением сбросил свою тяжкую ношу. Вокруг стояла небольшая группа людей, может быть просто зеваки, а может кто-то из тех, кто хотел проводить меня в последний путь, не знаю. Возле сброшенного столба стояла плита алтаря, на которой с трудом угадывались истёртые буквы — «Богу или богине, мужу или женщине». В глазах солдат, оградивших меня от толпы, читалась смертная тоска и обыденность. Нынешним жителям Рима действительно было всё равно, кого сейчас распнут, бандита с большой дороги, отнявшего последний кусок хлеба у сироты, или малолетнего мальчишку, вся вина которого состояла в нескольких, может быть и необдуманных словах. Если у них даже боги, и те обезличены, то, что говорить о людях?

Всё началось чуть больше года назад. На улице шёл холодный, зимний дождь, пресекающий всякие мысли о прогулке в соседнюю деревню, где жила молодая хозяйка небольшого поместья, с которой я проводил свободные вечера, и которую имел большое желание весной привести к алтарю Венеры.

Мне только минуло шестнадцать лет, То ремесло, которым занимались мужчины нашей семьи, и позволявшее смело смотреть в завтрашний день, я освоил, конечно, в общих чертах. Но и это наполняло меня фамильной гордостью и позволяло смело смотреть в будущее.

Все мужчины моей семьи были золотых дел мастерами, проще говоря, ювелирами. Те, кто думают, что ювелир купается в роскоши благодаря прикосновению к драгоценным камням и благородным металлам, жестоко ошибается. Труд тяжкий, не оставляющий времени ни на что другое. Мой отец практически потерял зрение, спина его уже не разгибалась. В дождливые, холодные зимние дни, суставы рук наливались, и пальцы его совершенно теряли подвижность. Матушка, как могла, помогала его рукам. Она постоянно готовила различные растирки и подолгу массировала, прикладывала разные примочки, возносила молитвы, приносила жертвы Асклепию и Минерве на домашнем жертвеннике. Постоянно упрашивала ларов — духов — хранителей дома помочь в исцелении кормильца. Да, эти руки кормили нас. Мне, в мои шестнадцать, было совершенно некогда принимать участие в жизни семьи. В этом возрасте, все знают, учение идёт из-под палки, советы родителей кажутся стариковским бредом, а грядущее рисуется в розовых тонах. Все, кому когда-то было шестнадцать, прекрасно понимают, что родители совершенно ничего не знают о современной жизни, ведь жили они тысячу лет назад и нынешнее поколение молодых, по их мнению, в будущем не ждёт ничего хорошего. Получив какие-то знания, освоив пару основных приёмов в работе, я, естественно, возомнил себя самым большим знатоком ремесла, которому дальнейшая учёба ни к чему. В шестнадцать — мы самые умные и готовы в этой жизни на всё!

Сейчас, когда прошло чуть больше года, я многое стал понимать. Столько ошибок, сколько наделал я, иному хватит на несколько жизней.

Многое изменилось, когда я познакомился с Ведой. Эта девушка совершенно перевернула мой мир. Её с юных лет готовили стать весталкой, жрицей богини Весты. Веда была очень горда предназначавшейся ей ролью — неусыпно следить за поддержанием вечно горящего огня в жертвеннике богини. Её родители, провинциальные аристократы, чуть с ума не сошли, когда верховная жрица храма Весты объявила им о своём решении.

Но, в одночасье мир рухнул. Ей было всего девять лет, когда их садовник, в пьяном угаре, изнасиловал её. На крики девочки сбежалась вся дворовая челядь. Веду, слуги очень любили за её нежную красоту и доброе отношение ко всем, без исключения, людям. Она одинаково ласково разговаривала и с родителями, и с рабами, чистящими нужники. Пьяного садовника растерзали на месте, однако непоправимое уже произошло, потому, что весталкой могла стать только девственница. Исключения из этого правила не допускались.

Отца, от потрясения хватил удар, от которого он уже не оправился. Матушка, после смерти мужа и перенесённого позора, тихо угасла, оставив дочь сиротой на попечение старой няньки. Веда долгими неделями орошала слезами подушку, жалея родителей и себя. Горе, постепенно, отошло на второй план. Необходимо было, несмотря на юный возраст, поддерживать в порядке немаленькое хозяйство, приносившее, какой — никакой, доход. На виноградниках, в поте лица, трудились немногочисленные рабы, ухаживали за лозой, собирали тяжёлые гроздья. Перебродивший сок наливали в бутыли и прятали в огромных подвалах. Вино должно было вызреть.

Веда росла и училась жизни. Вместе с вином вызревал её характер. Если бы не случилось, то, что случилось, возможно, она стала бы хорошей жрицей Весты, лет через тридцать вышла бы замуж, родила бы детей и осталась бы той же мягкой и нежной Ведой, которая любила всех, и которую любили все. Но после всех потрясений нрав её заметно ужесточился. Внешне, однако, это было не заметно. Об этих изменениях знали только самые близкие ей люди, престарелая нянюшка, главный смотритель и, конечно, я.

Обо мне, вообще, нужно упомянуть особо. Мой отец постоянно покупал в этом поместье вино. Не то, что бы оно было каким-то, очень уж изысканным, однако пилось очень даже недурно. А после всех событий, он вообще считал своим долгом, хотя бы так, поддержать сироту. А за вином, конечно же, посылали меня. Начиналось всё с лёгкого флирта, который, постепенно перерос в настоящие чувства.

Вначале, Веда мне показалась немного странной. Временами, взгляд её останавливался на одной точке, как будто она к чему-то прислушивалась. Но, буквально через мгновение, всё приходило в норму. Она, в общем-то, была, вообще, не слишком весела, лишь изредка, робко улыбалась. Мои шутки понимала и принимала, но никогда не была от них в восторге. Короче говоря, учитывая то, что она пережила, ещё удивительно, как она вообще реагирует на моё веселье.

В ту пору ей едва минуло пятнадцать. Вполне сформировавшаяся девушка привлекала внимание молодых людей всех окрестных деревень. Конечно — сирота, которая владела небольшим, поместьем, приносящим, хотя и скромный, но доход. Что называется, завидная партия. Однако она, почему-то, обратила внимание именно на меня.

Мои родители благосклонно смотрели на то, как я ухаживаю за Ведой и как дело, постепенно, но неуклонно, идет к нашему с ней союзу. Я любил эту девушку, той восторженной, щенячьей, любовью, которая так характерна для юноши, впервые ощутившего это чувство. Мне кажется, она тоже любила меня, но её чувства были гораздо спокойнее, и, надеюсь, глубже. Однажды я задал ей совершенно дурацкий вопрос:

— Ты меня любишь?

На который она, с чисто женской мудростью, ответила:

— Не знаю, но ты мне нужен, мне с тобой спокойно и надёжно.

Конечно, для юношеского эго, такого утверждения, было мало, но я удовлетворился. Пока.

Но я дал себе обещание приложить все усилия, чтобы однажды услышать желанное — «Я тебя люблю больше всего на свете»!

В один прекрасный, тихий, летний вечер, я пришел в гости к Веде. Формально, что бы заказать небольшое количество вина, у моей матушки скоро должен был быть день её богини — покровительницы. Отмечали мы эти дни всегда скромно, но неукоснительно. Меня встретила её няня, ласковая, болезненная женщина. Она мне очень нравилась. Я ей, похоже, тоже был люб. Попечительница Веды весьма благосклонно смотрела на перспективы нашего союза. Как говорила она про меня — молодой человек не без недостатков, но достоинства, которого гораздо более заметны. Мне, не то, что бы льстила эта характеристика, просто этот факт указывал на то, что я мог бы понравиться и родителям моей любимой, если бы это было возможно.

Встретив меня в дверях, няня кивнула и, показав рукой на двери атриума, произнесла:

— Не удивляйся, у нас сегодня гость, я думаю, что тебе он тоже будет интересен.

Веда вышла ко мне навстречу и, поцеловав в щёку, сказала:

— Знакомься, Элоиз, это Фома, он странник и несёт людям Истину. Он был у меня уже пару раз. Я думаю, что некоторые его мысли тебя заинтересуют.

Передо мной, за столом возлежал пожилой худой, я бы сказал, измождённый человек в старой, но аккуратно заштопанной тунике и в рваных сандалиях. Его карие глаза, направленные на меня, буквально излучали кротость и смирение. Я кивнул ему:

— Добрый вечер.

— И тебе доброго вечера, юноша. Я вижу, тебе пришлось преодолеть длинный путь?

— Какой там путь, — смутился я, — всего-то пара десятков стадий.

Фома кивнул:

— Ты прав, для молодых на существует больших расстояний, особенно когда в конце пути их с нетерпением ждут. Побудь с нами, поговорим о вещах понятных и поучительных.

Я внутренне поморщился. О боги, как я ненавижу подобные нравоучительные беседы. Противно слушать нотации этих всезнающих стариканов. Как будто они сами никогда не были молодыми.

Совершенно ясно, что вечер, на который я возлагал определённые надежды, безвозвратно испорчен.

Правда, глядя на светящееся лицо Веды, я сказал сам себе — что бы не произошло, сделаю вид, что счастлив абсолютно! Подавив вздох, я возлёг рядом:

— Ну, и о чём будем говорить?

— Знаешь, Элоиз, Фома очень интересно трактует некоторые, общеизвестные постулаты.

В этом доме были хорошие учителя, особенно выделялся учитель риторики, весьма известный философ. Библиотека же славилась огромным количеством свитков, которые тщательно и скрупулезно собирал отец Веды. Поэтому с нынешней хозяйкой было очень интересно вступать в полемику и просто разговаривать, девушкой она была весьма умной и начитанной.

— Какие же, интересно? Всегда полезно послушать умного человека.

— Ты напрасно иронизируешь, мой юный друг. Мне кажется, что ты весьма неглуп, поэтому я хочу задать один вопрос, а ты попробуй на него ответить. Как тебе кажется, чего в мире больше добра или зла?

Я пожал плечами и уже готов был ответить, как внезапно понял, что мой собеседник совсем не зря спросил именно меня. Пронзительные глаза его, казалось, смотрели в саму душу и требовали не просто ответа, а именно аргументированного анализа проблемы. Раскрываться перед незнакомцем не было желания, и я решил ответить шуткой:

— Думаю, что зла на свете всё-таки больше. Если вдуматься, то можно даже предположить, что само добро существует только для того, чтобы зло могло временами отдыхать.

— Ты очень остроумен, мне это очень нравится, — усмехнулся Фома, — но ты даже не представляешь, насколько справедлива твоя шутка. Скажи, ты веришь в Бога?

— Ты имеешь в виду — богов? Конечно, верю, как же не верить, если всё, что происходит в мире, свершается по их воле и капризам.

— Именно, капризам! — Фома поднял вверх указательный палец. — Создаётся впечатление, что твои боги не руководят созданным ими миром, а развлекаются. Какие же это высшие существа, если они живут в совершенном беззаконии. Достаточно вспомнить Сатурна пожирающего собственных детей!

— На то они и боги, что им никто не указ.

— Вот то-то и оно, что никто. А ты никогда не обращал внимания на то, что все свои противные деяния, большинство людей, оправдывают происками и кознями богов? Не правда ли, очень удобно? К чему мораль и законность, когда можно сотворить любую мерзость и беззаконие, и оправдать их выдумками про зловредных богов? Так какой же можно сделать вывод, как ты думаешь?

Это действительно заставило задуматься. Собственно говоря, весь мой небольшой жизненный опыт подтверждал слова этого странного человека. И тут меня осенило:

— Ты хочешь сказать, что богов нет, — я суеверно оглянулся по сторонам и понизил голос до шёпота, — а всё, что происходит, происходит только по желаниям и капризам человека?

— Видишь, ты сам пришёл к этому выводу. Однако, ответь мне ещё на один вопрос, как быть с этим миром, населенным живыми существами, растениями. Миром, в котором всё так мудро устроено, миром, который, в общем, благосклонен к человеку, если только человек сам не уничтожает себя?

— Не знаю, — растерялся я совершенно.

— Не напрашивается ли совершенно очевидный вывод, что всё, что ты видишь, слышишь, чувствуешь и, даже, обоняешь, имеет таки своего творца. Творца бесконечно мудрого, бесконечно милосердного, бесконечно праведного?

— Вот, — обрадовался я, — а, по-твоему, получается, что богов нет!

Фома усмехнулся:

— Во-первых, не, по-моему, а по твоему. Во-вторых, ты прав, богов нет, но есть один Бог, всемилостивый и всемогущий. Он то и создал тот мир, который мы видим.

Я задумался. Определённое зерно истины в его словах было, не спорю. Однако, что-то не позволяло мне безоговорочно поверить этим рассуждениям.

— Ну, хорошо, допустим, что это правда. Почему же тогда всемилостивый и всемогущий позволяет твориться бесчинствам и беззакониям, которые мы видим каждый день? Или его это устраивает?

— То, что твориться сегодня в этом мире никак не может устроить Творца. Поэтому, по воле Его, чуть больше ста лет назад в городе Назарете, в земле Иудейской, родился человек по имени Иешуа. Сегодня он признан нами тем, кем и был на самом деле — Сыном Божьим. Он был послан Отцом Его на землю, во искупление грехов человеческих. И для того, чтобы искупить все грехи, всех людей, и каждого в отдельности, Он принял невероятные испытания, венцом которых стала Его мученическая смерть на кресте. Поэтому, совершенно справедливо, символом нашей веры и стал Крест.

О крестах я имел представление. Частенько, на просёлочной дороге ставили перекрещённые бруса, на коих распинали беглых рабов. К тому же, устные предании до сих пор, хотя и прошло около двухсот лет, вещали о восстании римских гладиаторов Спартака. Тогда, говорят, все дороги были истыканы столбами с перекладиной, на которых корчились в агонии сотни бунтарей.

Разговоры в тот раз затянулись далеко за полночь и оставили в моей душе неизгладимый след. Основательно пошатнулась вера многих поколений моих предков, но пустила всходы Вера Нового завета. Вера, которая, мне кажется, завоюет сердца очень многих своим милосердием и терпимостью. Вера, которая отвечала надеждам и чаяниям обездоленных. Хотя и культивировалась она, в основном, среди рабов, вселяя в их сердца надежду на лучшее, мне она тоже оказалась не совсем чуждой. Самое главное было в том, что эту веру приняла девушка, которую я любил всем сердцем, и готов был ради неё на всё!

Глядя на одухотворённое лицо Веды, я, в который раз давал себе клятву, что обязательно придумаю, что сделаю для неё. Что-то такое, за что она меня обязательно полюбит. И всё-таки я придумал.

В очередной раз, будучи в гостях у Веды, я произнёс роковую, для себя, фразу:

— Знаешь, мне хочется сделать для тебя нечто особенное. Я пойду в Рим, проповедовать. Мне кажется, я достаточно много знаю о том, что хочу донести до сознания людей. Тем более, что в искусстве риторики я, в последнее время, весьма преуспел.

Веда изменилась в лице:

— Ты сошёл с ума, немедленно выбрось из головы этот бред. Ты даже не представляешь, как это опасно.

Я удивлённо вытаращился:

— Ты что, против?

— Я не только против, я категорически запрещаю тебе даже думать об этом!

— А как же тогда Фома, он же проповедники твой кумир?

— Фома значительно старше тебя, он мудрее тебя и знает, что делает и во имя чего он это делает. Тем более что он никогда не был моим кумиром. Просто я бесконечно ему благодарна за то, что он разбудил мою спящую душу. Мне дорог ты, со всеми твоими недостатками и амбициями.

Во мне взыграла юношеская гордость, вернее, как я сейчас понимаю, глупость:

— Ты не права, любимая, мне просто необходимо это сделать для самоутверждения. Тем более, что я не собираюсь этим заниматься всю жизнь. Пару месяцев мне хватит, чтобы дойти до Рима, и вернуться обратно. А после этого я хочу попросить тебя стать моей женой.

Слёзы потекли из глаз Веды:

— Похоже, ты действительно сумасшедший. Ну, хочешь, мы прямо завтра поженимся? Что я ещё могу сделать, чтобы ты отказался от этой затеи? Разве ты не понимаешь, что это самоубийство!

Конечно, я слышал о том, что власти не жалуют проповедников новой веры, и что многие из них кончают жизнь в руках палача. Меня это не пугало. Со свойственным юности упрямством, я не верил в то, что со мной может произойти что-то плохое. Поэтому я, что называется, закусил удила:

— Прости, родная, но я принял решение и не отступлюсь от него. Так, что не плачь, я же не навсегда ухожу, а всего на пару месяцев.

Веда покачала головой:

— У меня такое чувство… — она тяжело вздохнула, — Впрочем, как знаешь, мужчина сам должен решать, что ему делать, а что нет.

Родители мои, не ведая всей подоплёки дела, недолго сопротивлялись. Отец, пожав плечами, сказал:

— Ну, что ж, рано или поздно птенцам приходится покидать родительское гнездо в поисках своего пути. Иди, сын, и да хранят тебя боги.

Матушка, с трудом сдерживая слёзы, собрала меня в дорогу.

Проходя мимо поместья Веды, я не мог не заглянуть к ней. Как ни странно, она была спокойна, и даже весела. Поцеловав меня в щёку, она сказала:

— Знаешь, лучший способ сделать так, чтобы тебе было не скучно в дороге, а мне спокойней, возьми себе спутника. — Она показала рукой на мужчину, стоявшего немного поодаль. — Его зовут Селестий, он был рабом в моём доме, но сейчас я даю ему свободу, чтобы он сопроводил тебя до Рима и обратно. Помог тебе в дороге, защитил от злых людей. Селестий — бывший гладиатор, поэтому военное искусство ему знакомо.

Мужчина подошёл к нам, приложил руку к сердцу и поклонился:

— Моя госпожа, я очень многим тебе обязан, поэтому не сомневайся, я сделаю всё так, как мне велят моя совесть и мой долг.

Я растерялся. С одной стороны мне так не хотелось делить свои лавры с кем-либо, а с другой…. Отказаться от помощи умелого слуги было бы неразумно.

— Хорошо, милая, я сделаю всё, как ты скажешь.

Селестий, крепкий мужчина, лет тридцати пяти, с совершенно невыразительным лицом. Такое увидишь в толпе и через миг забудешь. Что его выделяло — это шрам над правой бровью в форме цифры пять. Я усмехнулся:

— У тебя на арене был свой собственный номер?

Тот как-то странно посмотрел на меня:

— Трудно в моей профессии остаться красавцем, таким как ты, — он снова поклонился, как показалось, с лёгкой иронией. Мне это не очень понравилось, нужно будет поставить бывшего раба на место.

Впрочем, я тут же забыл об этом маленьком недоразумении, поскольку утро было свежим, воздух чистым, дали манящими, а будущее рисовалось самым радужным. Очень немного времени понадобилось, чтобы понять, что расстояние в несколько стадий сильно отличается от расстояния во много-много лиг. Уже к полудню я почувствовал, что дальше идти, сил уже нет. Селестий перехватил мой заплечный мешок:

— Давай, я понесу. Ты пока привыкнешь к долгому пути, пройдёт какое-то время. А мне труда не составит нести два мешка.

Я был ему очень благодарен за это проявление чувства товарищества. На время даже забыл о той неприязни, которая возникла к нему в начале. Когда солнце подобралось к зениту, Селестий предложил сделать привал в ближней оливковой роще.

— Нужно переждать полуденный зной, иначе мы останемся совсем без сил.

Мы расположились в тени, выпили вина, сильно разведённого водой, и перекусили.

— Позволь спросить тебя, — произнёс гладиатор, — зачем ты взял такой тяжёлый мешок? В пути это может оказать плохую службу. Мне показалось, что я возводил напраслину на него и, что он может оказаться совсем неплохим человеком и спутником, и можно было ему довериться:

— Всё очень просто. Мои родители не знают, с какой целью предпринято это путешествие в Рим. Отец думает, что я хочу попробовать открыть торговлю в столице. Поэтому он дал мне немного образцов своей работы, чтобы я их попробовал продать. Но ты сам понимаешь, что это не основная моя задача.

— Как же ты собирался идти один и с такой тяжестью? — Усмехнулся Селестий, — Неужели ты не представляешь, что такое, столь дальняя дорога?

Я прерывисто вздохнул:

— Честно говоря, нет. Я думал за неделю управлюсь.

Бывший раб расхохотался:

— О боги, неужели ты так наивен? Пешком до Рима придётся идти больше месяца!

Холодок пробежал по спине:

— Неужели это так далеко? — Прошептал я. — Мне казалось, что префект, указывающий каждый раз на Рим, на императора, имел ввиду что-то не очень далёкое.

— Эх, мальчик, — вздохнул Селестий, — неужели твои учителя так плохо тебя учили?

— Чему они меня могли научить, — пришлось каяться, — если я их почти не слушал. Мне казалось, что я и так всё знаю лучше, чем они. Они мне казались тупыми, узколобыми баранами, зазубрившими свои прописи на досках, и заставляющих и меня зубрить эти проклятые строчки. Если философию и риторику я как-то смог преодолеть, то к политике никакого влечения не было.

— Да, — кивнул гладиатор, — в шестнадцать лет мы все самые умные. Я сам убежал из дома в шестнадцать. Ушёл покорять мир, а в итоге попал в рабство. Хорошо, что хоть всегда был здоров и крепок, так хозяин меня определил в школу гладиаторов. Сколько лет ходил по лезвию ножа не зная, останусь ли, я жив после очередной схватки, на потеху жирной публики.

Он помолчал, заново переживая минувшее:

— Потом здоровье пошатнулось, драться больше не смог. Но, хвала богам, остался жив. Родителями моей хозяйки был куплен, что бы отвечать за охрану поместья. Впрочем, это уже неинтересно. Главное теперь то, что благодаря тебе, я получил свободу, и поэтому постараюсь тебя отблагодарить, по возможности.

Мне стало немного стыдно, за то, что я никогда не обращал внимания на этого человека. Как я уже упоминал, лицо его, совершенно невыразительное, заставляло пройти мимо без всякой реакции. Если бы не шрам над бровью, я бы его потерял, даже тут, в этой роще.

— Ну, хорошо, — продолжил Селестий, ты хотя бы представляешь себе направление, по которому пойдёшь дальше?

— Я думаю, что нужно идти в направлении на полдень, а там люди подскажут. — Апломб вернулся ко мне, — Тем более что я собираюсь проповедовать в городах и поселениях. Поэтому, надеюсь, недостатка в советах не будет.

Селестий загадочно улыбнулся:

— Что ж, дорогу осилит идущий. Вперёд, апологет новой веры!

Продолжить путь оказалось намного сложнее, чем начать. Болели ноги, спина, несмотря на то, что оба заплечных мешка взялся нести мой попутчик.

К вечеру, когда я совершенно выбился из сил, мы добрели до маленького приморского поселения под названием Римини. По этому поводу у меня даже нашлись силы пошутить:

— До Рима мы ещё не добрались, зато пришли в Римини.

Мы остановились в первом попавшемся постоялом дворе, наскоро поужинали и я, наконец, растянулся на ложе. Усталость была огромная, я так ещё никогда в жизни не уставал, болело буквально всё. Поэтому я долго не мог уснуть, найти положения для гудящих ног. Как всегда, мой неистребимый оптимизм, вернее сказать, как я сегодня это оцениваю, глупость, рисовал мне впечатляющие картины того, как я завтра, поутру выйду на центральную площадь, и начну свою проповедь, при огромном стечении народа, жаждущего Истины. А к вечеру уже я буду обращать десятки адептов, обучать и благословлять на их собственные подвиги во имя Веры! А когда Веда узнает о том, каких высот я достиг, она, конечно же, высоко оценит моё рвение и мой талант.

С такими мыслями я, наконец, уснул.

Пробуждение было ужасным. Мало того, что я просто не выспался, ко всему хорошему добавилось то, что каждый мускул, каждая клеточка моего тела болели и просили об отдыхе. Вошёл Селестий и насмешливо спросил:

— Ну, как, мы продолжим путь, или ты хочешь тут немного задержаться?

— Неужели у тебя ничего не болит? — с удивлением спросил я. Тот пожал крепкими плечами:

— А почему у меня должно что-то болеть? Мы с тобой прошли вчера, всего то несколько лиг. Как же ты собираешься прошагать до самого Рима? Тем более, что нам придётся идти не только по равнине.

— Что ты имеешь ввиду? — С ужасом спросил я.

— Я тут переговорил с местными жителями. Нам придётся пересекать реки, пройти через горы, но когда дойдём до Тибра, будет легче. Там мы купим лодку и не ней доплывём уже до самого Рима.

— О, Создатель, — простонал я, — зачем я только вызвался на этот путь.

— Ищите женщину, как говорят варвары-франки. — Отозвался Селестий.

— Да, ты прав, как всегда, — пришлось мне признать. — Но я всё равно дойду, чего бы мне это не стоило.

Гладиатор развёл руками:

— Всё в наших силах, любовь — она двигает горы, не то, что заставляет идти.

После завтрака мы собрались в дорогу. Вдруг в голове мелькнула мысль — «А как же проповедь? Как же толпы новообращённых? А, ладно, в следующем городке обязательно».

Впрочем, ни в следующем, ни в последующих городках и деревнях, я так и не сподобился выйти на торговую площадь, с тем, чтобы произнести проповедь, подобную Нагорной. Наверное, всё-таки, проповедником нужно родиться. Мне же, явно, это не дано. Какая-то внутренняя робость постоянно останавливала, не давала даже рта открыть, не то, чтобы ораторствовать перед толпой. Ну, да Бог с ним. Надеюсь, что и без меня найдётся достаточное количество желающих попасть на страницы Нового Завета.

Мелькали день за днём, неделя за неделей. Мы с каждым шагом приближались к Вечному городу. Постепенно я втянулся в ритм похода, что отметил даже Селестий. В его глазах стали всё чаще замечаться искорки уважения. Говоря по чести, мне было приятно.

Наконец наступил тот самый день, которого я так долго ждал. Мы вступили на знаменитую Виа Аппиа, дорогу, ведущую в Рим. Движение на ней было очень оживлённым. Волы, меланхолично тянущие тяжеленные телеги, возницы на ослах, всадники спешащие куда-то. Центурионы, неподражаемые в своих блестящих доспехах, охраняли ворота в столицу Империи. Нас они пропустили, не обратив внимания. Добравшись до ближайшего постоялого двора, мы расположились на ночлег. Селестий, сказав, чтобы я отдыхал, отправился навестить своих старых приятелей. Я проникался всё большей благодарностью к этому человеку. Он помогал мне во всём. То, что я преодолел этот путь, целиком и полностью его заслуга. Мысли были самые тёплые и благодарные, когда пришёл сон.

Утром меня разбудили легионеры. Грубыми тычками подняли с постели, связали руки и куда-то повели.

Шли не долго. Мне было страшно, во-первых, во-вторых, я был возмущён, но уверен, что произошла какая-то ошибка и сейчас всё выяснится. Мы пришли в большой, красивый дом. Тут то всё и выяснилось. В центре богато украшенного атриума возлежал дородный человек в пурпурной тоге. Рядом с ним, в полупоклоне, стоял… Селестий. Центурион, приложив руку к груди, поклонился:

— Сенатор, он доставлен.

Сенатор близоруко прищурился, потом приложил к глазу шлифованный сапфир, осматривая меня.

— Этот? — обратился он к Селестию.

— Да, господин.

— Так значит, ты говоришь, хула богов, порицание императора и проповедь богомерзких идей?

— Да, господин, — повторил Селестий. Я, в возмущении открыл рот.

— О чём тут, собственно, речь?

Последовал удар по почкам:

— Молчать!

— Ну, зачем же так, — лениво промурлыкал сенатор, — пусть говорит, обвинения против него тяжелы, поэтому пусть попробует оправдаться.

Внутри меня поднялась волна возмущения. И это сделал человек, к которому я отнёсся как к равному? За что же он так оклеветал меня?

— Сенатор, всё это неправда! Я действительно рвался в Вечный город, чтобы принести людям Истину, чтобы помочь людям разобраться в самих себе.

— И что же ты называешь Истиной, юноша? То, как умер твой кумир, Иешуа прозванный Царём Иудейским? Он умер как вор и разбойник, я знаю это. Я читал приговор, вынесенный от имени Императора благородным Понтием Пилатом. Он обвинялся в том же, в чём сейчас обвиняют тебя.

Неужели ты хочешь умереть так же как он? В твоём то возрасте?

Я горделиво вздёрнул подбородок:

— Это было бы высшее счастье для меня!

— Как же вы мне надоели, искатели дешёвых приключений. Неужели непонятно, чем это всё может закончиться. Впрочем…. Как скажешь, — пожал плечами сенатор, и указуя на меня, приказал, — этого распять на кресте.

Неожиданно до меня дошло, что всё это не игра, что всё это правда и меня сейчас поведут на казнь. Ошалевшими глазами я посмотрел на Селестия, губы прошептали:

— За что?

Тот насмешливо посмотрел на меня и, подойдя ближе, произнёс:

— Веда! Она будет моей! Щенок, как ты мог подумать, что эта девушка может быть достойна тебя? Но ты не переживай, я расскажу ей, что ты умер благородно, за веру, с её именем на устах!

Я не мог поверить:

— Как ты мог? Я считал тебя своим лучшим другом и соратником.

Бывший раб презрительно сплюнул мне под ноги. Сенатор как-то странно посмотрел на него:

— Кстати, — он обратился ко мне, указуя на Селестия, — кто он тебе?

Я презрительно пожал плечами:

— Иуда!

— Иуда? — Сенатор задумался на минуту, — Ах да, я вспомнил о ком ты. Один из апостолов Иешуа?

В таком случае ты тоже должен помнить, чем закончил этот «апостол».

И обратившись к бывшему рабу, он сказал:

— Ты достоин награды.

Селестий низко поклонился и довольно осклабился:

— Я выполняю свой долг, сенатор.

— Так я и понял. Поэтому, прими подарок от меня. — Ткнув пальцем в бывшего гладиатора, приказал центуриону — Этого — повесить. И немедленно!

У Селестия, от изумления отвисла челюсть, он выпучил глаза и хотел что-то сказать, но получил удар по голове и потерял сознание. За ноги его выволокли из зала.

Сенатор посмотрел на меня:

— Терпеть не могу сволочей и предателей-корыстолюбцев. Пусть получит то, что заслужил. А, глядя на таких как ты, у меня появляется предчувствие, что вы, с вашей верой в этого «Мессию», принесёте ещё немало неприятностей, и не только мне. Прощай, проповедник, иди на встречу со своим богом.

Он ещё раз улыбнулся, и мне его улыбка показалась до странности знакомой. Но обдумать это я уже не успевал.

Всё завертелось кровавой каруселью — пытки, избиения, раздробленные пальцы, сломанные рёбра, отрезанные уши. Долгая и тяжкая дорога на мою «Голгофу», привязывание и приколачивание к кресту, и длинные, мучительные часы под палящим солнцем в ожидании смерти.

«Веда, прости, я не смог. Даже любовь к тебе не сделала меня сильнее. Если бы только всё начать сначала, я бы всё сделал, конечно, не та…»

 

2

«Ave, Maria, gratia plena, Dominius tecum; benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui Jesus. Sancta Maria, Mater Deo, ora pro nobis paccatoribus, nune et in hora mortis nostrac, In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sanckti, Amen…»

— Сжечь его! — Ревела толпа. Я стоял на помосте, привязанный к позорному столбу, обложенный вязанками дров, щедро политых земляным маслом. Мне было стыдно. Стыдно за тех, ради кого я жил все эти годы, стыдно за то, что не успел сделать всего, что так хотелось сделать. Поэтому я молился, молился за все эти заблудшие души, чтобы смертью своей искупить малую толику грехов переполняющих чашу терпения Господа Нашего.

И, тем не менее, я ни о чём не жалел. Не жалел о том, что стал отступником в глазах многих тысяч людей, о том, что стал изгоем в собственном доме. Я не жалею даже о том, что сейчас палач бросит к моим ногам факел и меня, как человека мыслящего, просто не станет. Просто я перейду в другое состояние, стану пеплом, удобряющим растения, и, возможно, в одно из этих растений воплотится моя личность. Но это будет уже следующая жизнь. А пока просто необходимо достойно закончить эту!

Когда тебе уже двадцать пять, можно ни о чём не жалеть. Жизнь, почти, прожита, хорошо ли, плохо ли, но возврата уже не будет. Поэтому нужно просто принять этот постулат как непреложный. Существует, правда, ещё такое понятие как совесть. Однако кое-кто об этом нематериальном предмете уже не вспоминает. Падение нравов преследует нас повсеместно. Нынешней молодёжи совершенно не свойственны такие качества, которые были присущи нам — трудолюбие, целеустремлённость, вера в себя и в Бога. Нынешнее поколение, абсолютно уверен, ничего не создаст, им дано только разрушать. Я бы не удивился, если бы в скором времени настал конец света.

Собственно, что это я как старый брюзга, переваливший через пятидесятилетний рубеж. Если вспомнить собственную жизнь, можно, наверное, накопать целый ворох ошибок. Однако не могу не отметить, что ни одна из них не могла привести к необратимым, фатальным последствиям. В этом я абсолютно уверен. Но то, что творят нынешние представители рода человеческого из молодого поколения, ни в какие ворота не лезет. Мне уже абсолютно наплевать на мою жизнь, но ведь на кону стоит жизнь всего человечества! Как они могут не понимать этого в наш просвещённый шестнадцатый век! В век, когда человек, в научных преобразованиях, заглянул, собственно во владения Господа Бога! А эти, с позволения сказать, сливки рода человеческого, что творят они! О чём можно говорить, если они сожгли даже Жанну, ту, которая спасла Богом благословенную Францию от английского порабощения.

Нас было девять молодых людей, одержимых идеей спасти род людской от болезней, которые периодически просто выкашивали по пол Европы. Чума, холера, тиф, оспа, проказа, чахотка, инфлюэнца… Можно долго перечислять всю заразу, которая подстерегает человека в тот момент, когда он ни о чём не подозревает. В то время мы учились в богословском университете имени мсье де Сорбонна, духовника Людовика Святого. Помимо Слова Божьего нам, конечно же, преподавали много других предметом, в числе которых была и медицина. Именно медицина и стала тем краеугольным камнем, вокруг которого и сплотились те девять человек, в числе коих был и я. Мы были молоды, амбициозны. Не было задачи, которую мы не могли бы решить, не существовало вопроса, на который у нас не было ответа.

Молодости, вообще, свойственен максимализм. Поэтому мы замахнулись на глобальную проблему, а именно — уничтожить заразные болезни. Или, по крайней мере, найти возможность их предупреждать и лечить.

Наши преподаватели, в некоторой настороженности, смотрели на полусумасшедших юнцов, считая, что наказание Господа нужно принимать в том виде, в каком Он спускает его на землю. По этому поводу, со свойственной ему гениальностью выразился Петрарка:

Поэтому-то мы и считаем, и, скорее всего, небезосновательно, что Господь не может так измываться над чадами своими. И, по нашему мнению, все болезни, в миру — от Князя тьмы! А с ним-то уж мы как-то справимся!

Да, сколь иногда бывает, глупа и самоуверенна молодость. Откуда бы взяться мудрости, когда от нас, как от прокаженных, шарахались преподаватели, а брат Леже, духовник ректора, постоянно бегал за нами, как привязанный. Подозреваю, что здесь не обошлось без Святой Инквизиции, и что брат Леже один из них.

Нам тогда было наплевать на этих людей. Насколько страшна эта организация мы, конечно, слышали, но молодость, молодость. Всегда веришь в то, что с тобой, лично, никогда не произойдёт ничего плохого. А что могло произойти, если мы были, повторяю, сильны, умны, амбициозны и верили, по сути, только в себя. Тем более, что цель, которую мы поставили перед собою была самой, что ни на есть, богоугодной.

Прежде всего, необходимо было выработать план предстоящих действий. Схоластические догмы и методы работы нам не подходили, сколь ни модны они были в наше время. Необходим был, прежде всего, результат, а не рассуждения, поэтому во главу угла был поставлен практицизм и умение на деле доказывать свою правоту в диспутах. Однако не следовало допускать и перебора в практичном отношении к вопросам, требующим всестороннего теоретического осмысления.

Поначалу нас было гораздо больше. Лавры первооткрывателей никому не дают покоя. На первом же заседании, когда встал вопрос — как мы будем себя именовать, кто-то предложил весьма претенциозное название — «Орден Шарпентиеров». На мой вопрос, откуда взялось такое, необычное название встал брат Орест и с апломбом произнёс:

— Для почитания Господа нашего Иисуса Христа были организованы множество орденов. Ордена наших братьев, носящие имена всего, что связано с именем Господа. Достаточно вспомнить об орденах Гроба Господня, Пресвятой Девы Марии, Святого Грааля, Орден Копья и так далее. Я предлагаю почтить незаслуженно забытого человека, а именно земного отца Господа нашего — плотника Иосифа! Отсюда и название — charpentier — плотник.

После такой речи ни у кого, конечно, не возникло даже тени сомнения в правильности решения. На нашего ректора это решение произвело впечатление:

— Право, не знаю, по моему мнению, дело не плохое, но как я могу дать разрешение по, такому щекотливому вопросу? Нужно спросить брата Леже, — он подобострастно повернулся к своему духовнику.

Тот, благообразно сложив руки на животе, промурлыкал:

— Конечно, в таком важном деле необходимо знать мнение Святого Престола. Насколько я помню, ордена крестоносцев отошли в прошлое вместе с завоеванием Иерусалима. Поэтому, думаю, ничего крамольного не будет в том, что несколько молодых христиан хотят организовать новый крестовый поход для такого богоугодного дела, как искоренение заразы в нашем королевстве, и наш долг всемерно помочь им.

Брат Леже — фигура, совершенно замечательная, в том плане, что после разговора с ним очертания его лица забывались уже через мгновение. Наверное, таким и должен был быть представитель тайной организации. Однако впечатление совершено портил шрам над правой бровью в форме греческой буквы «ню». С таким клеймом, поневоле, станешь весьма приметным. Что, впрочем, совершенно не умаляло роли, какую играл этот человек при нашем ректоре. В лицо ему никто и никогда не смотрел, он же, напротив, так и выедал глазами собеседника, словно пытаясь отыскать крамолу в бегающих глазах или складках одежды.

Быть может, это была наша роковая ошибка, когда мы стали действовать через представителя инквизиции, но, думаю, было бы гораздо хуже организовать как тайное общество. Слишком много было примеров того, как они действуют против действительных или мнимых врагов веры. Слишком часто горели костры, наполняющие окрест предсмертными воплями и смрадом жжёной плоти. Посему, выбора у нас не было. Сложно было доказать благие мотивы наших действий перед пристрастным судом, особенно, когда их никто не ищет.

Но, ещё раз повторю, в то время мы не думали ни о чём плохом. Души наши были полны творческого восторга перед новыми, неизведанными далями, открывающимися впереди. Руководством колледжа, с подачи того же мэтра Леже, нам был выделен небольшой домик, в котором мы и занимались своими изысканиями. На том же, первом собрании, были поставлены конкретные задачи — углублённое изучение человеческой анатомии, дабы иметь точные знания о предмете, с которым работаем. Странно, конечно называть человека предметом, но так уж пошло. После первого занятия в анатомическом театре, сразу же отсеялось четыре наших апологета. Первый просто потерял сознание при виде лежащего на столе расчленённого трупа какого-то пьяницы, умершего от перепоя. Второй вывернул содержимое желудка внутрь вскрытой брюшины. Мы на него наорали и выгнали. Ещё одному стало плохо, когда он пилил коленный сустав. Последний отключился в процессе извлечения мозга из черепной коробки.

Слабаки! Как же они собирались в дальнейшем помогать людям, не зная, что делать?

Преподаватель наш постарался сделать всё, что бы нас осталось как можно меньше. Я это чувствовал по тому, как сам, пару раз совал себе под нос нюхательную соль, и по тому, как дрожали колени.

Следующие несколько человек покинули нас только потому, что мы решили изучать заразные болезни с помощью «experimentum crisus». То есть, заражая себя — изучать течение болезни, её симптомы и методы лечения. Я не осуждаю своих братьев, человек слаб в своей сути, упорство и целеустремлённость удел не каждого. Так нас осталось девять. Девять апостолов нового течения в медицине.

Ближе всех мы сошлись с братом Орестом. Гениальный механик, он весьма помог нам во всех наших начинаниях. Его отец, мэтр Огюст, держал небольшую стеклодувную мастерскую на окраине Парижа. С его помощью брат Орест сделал очень любопытное приспособление, которое вывело наши изыскания на совершенно другой уровень.

Как-то раз наш брат принёс на собрание нашего ордена какую-то трубку. Ни слова не говоря, он поставил на стол коробку, на которую прикрепил эту трубку вертикально. Долго что-то колдовал, крутил, подтягивал, а затем сказал:

— Попрошу вас, коллеги, заглянуть в эту дырочку.

Мы переглянулись, ожидая какого-то розыгрыша. Орест загадочно улыбался. «Ладно, — подумал я, — будь, что будет». Пожав плечами, я подошёл к столу и осмотрел эту трубку. Сверху она закрывалась стеклянной чечевицей. Собравшись с духом, я заглянул в неё и отскочил, как ошпаренный. Мой Бог! Там, внутри, сидело чудовище столь уродливое, сколь и страшное!

— Что это там, Орест? — я буквально задыхался от ужаса и отвращения.

Тот рассмеялся:

— Ты, что, Жюльен, нежели испугался? Вот так-так! Наш несгибаемого магистра, оказывается, тоже можно удивить и обескуражить!

— Хватит! — Заорал я, — Что это за монстр, просто невообразимо!

— Успокойся, — миролюбиво произнёс Орест, — это простой клоп, который очень сильно увеличен с помощью этого прибора. Я, правда, ещё не нашёл ему название. Но работает он, судя по всему, не плохо, если даже наш неустрашимый магистр растерялся.

Я был ему очень благодарен за это «растерялся». В нашем сообществе я был самым возрастным, и большинство братьев смотрели на меня, чуть ли не как на старейшину, которому не знакомы слова «страх», «нерешительность», «невежество». С одной стороны мне это льстило, с другой накладывало определённые обязательства, через которые я не мог переступить.

Вся моя жизнь до колледжа Сорбонна сплошная череда попыток выжить. Родителей я не помню. Воспитывала меня бабушка, которая твердила, что самое важное в жизни — образование, без которого невозможно стать человеком. Она мечтала о том, что я когда-нибудь стану священником, буду иметь свой приход, а значит и свой, гарантированный кусок хлеба.

Бабушка моя была знахаркой из тех, которых любят все — и друзья и враги. Потому, что она им нужна! Независимо от сословного звания человеку свойственно болеть. А лечить, действительно лечить, может только человек, которому Богом это дано. Лечить — это Дар, который ценят все! Бабушка умела всё — принимала роды, вправляла вывихи, складывала сломанные кости, правила позвоночники, зашивала раны, словом, всё, что должен знать лекарь. Она никогда ничего не требовала за свой труд и была рада всему, чем платили ей благодарные пациенты. Поэтому жили мы небогато.

Мне было очень интересно и просто смотреть на то, что она делает, и, временами, помогать ей в несложных случаях. Я смотрел и учился, я впитывал всё, что умеет моя бабушка и душой и сердцем. Наверное, поэтому я кое-что и умею.

Единственное против чего бабушка была бессильна — это моровые болезни. Когда наступало лето, и была опасность нового мора, она редко выходила из дому, часто мыла руки щёлоком и уксусом и молилась. Но это её не спасло. Когда на город, в очередной раз свалилась чума, бабушку укусила крыса. Слава Богу, мучалась недолго. Так я осиротел совсем. Именно поэтому мне так хотелось победить именно эти болезни.

Я очень хотел учиться, но не было возможности. Работал я подмастерьем у сапожника, а жил в бабушкином доме. Мне было уже двадцать три, время, когда другие обзаводятся семьями. Мне же нужно было сводить концы с концами и содержать дом.

Всё закончилось, когда у моего хозяина из-за болей в спине отнялась рука. Я не мог без жалости смотреть на мучения этого, пожилого, сорока шести летнего человека. Поэтому попросил его разрешения помочь, вспоминая, что в этих случаях делала моя бабушка.

Я уложил его на пол на живот и стал прощупывать пальцами рук область его позвоночного столба.

Неожиданно под пальцами что-то хрустнуло, и старик вскрикнул. Я испуганно отпрянул. Но он вдруг зашевелился и сел. Пошевелил пальцами руки, затем рукой и сказал:

— Знаешь, а мне уже легче. У тебя, наверное, тоже дар, как у твоей бабушки. Такой талант в землю зарывать нельзя. Поэтому я тебе помогу.

На следующий день ему стало легче настолько, что он пошёл в городской магистрат к городскому голове. Не знаю, кому и сколько он заплатил, но через неделю я был принят в колледж мессира Сорбонна, причём абсолютно бесплатно. Поначалу молодёжь зубоскалила над «стариканом». Но по прошествии времени, приняла как своего, благодаря тому, что я не обращал внимания на подначки и добродушно реагировал на розыгрыши.

И тут этот клоп! Переборов себя я решил ещё раз посмотреть в эту трубку. Остальные испуганно жались у стены. Приблизив глаз к стеклянной чечевице, я с содроганием увидел… действительно, клопа. Да, клопа, но ТАКОГО огромного, что не понял, как он вообще смог там поместиться. Простые логические рассуждения доказывали, что такого не бывает, а глаза доказывали обратное. И тут я догадался:

— Я так понимаю, что эта трубка увеличивает в размерах предметы?

— Именно, — подтвердил Орест, — но только зрительно, на самом деле, они такие же маленькие, как были раньше.

— Забавная игрушка, — проворчал я, — был бы от неё прок. По-моему, Орест обиделся, но вида не подал.

Остальные, заинтригованные происходящим, потянулись к столу. То и дело слышались возбуждённые возгласы, а у меня в голове вертелась интересная идея.

— Так как, ты говоришь, называется эта штука.

— У неё ещё нет названия, может, ты поможешь? — Сказано было очень хитро.

Мне стало интересно. Придумать название новейшему прибору было лестно, поэтому я задумался.

Эта штука позволяла видеть маленькие предметы очень большими. Поэтому, я думаю, словосочетание «видеть маленькое» вполне подходило. По-французски «voir petit» не очень благозвучно. По-немецки — тоже не вариант. А если всевыручающая латынь? Как это будет? Micro — это маленький…

— Я думаю, что слово «Microscopus» будет в самый раз. — Мои коллеги одобрительно зашумели. Было видно, что название им понравилось. Впрочем, какая разница, как назвать тот или иной предмет. Главное, чтобы он приносил пользу. А наш микроскопус стал самым незаменимым инструментом. С его помощью стали доступными доселе неизведанные вещи. Мы смогли во всех подробностях рассмотреть строение и вид насекомых-паразитов. Догадки о том, что именно они переносили заболевания, стали подтверждаться, когда мы научились, по внешнему виду распознавать здоровых клопов, клещей, вшей и блох от здоровых. Жаль, конечно, что нельзя было заглянуть ещё глубже, узнать, в конце концов, из чего же состоит живой организм и почему он болеет.

Частенько к нам наведывался мэтр Леже. Создавалось впечатление, что он взялся нас курировать, потому, что любые препятствия, возникающие у нас на пути, устранялись в мгновение ока. Может быть, стоило ещё тогда задуматься, но, повторюсь, мы были молоды, и у нас впереди была ЦЕЛЬ! Именно с большой буквы, потому, что именно мы пришли в этот мир с миссией спасения человечества.

Давно было известно о том, что в периоды, когда на людей сваливалась моровая оспа, женщины доившие коров никогда не болели. Это было известно, но никто не знал почему. Мы поставили задачу брату Жан-Клоду, у которого родственники в деревне под Парижем держали большую молочную ферму. Через неделю он вернулся и рассказал интересные вещи. Как оказалось, коровье вымя зачастую покрывалось небольшими пузырьками, наполненными жидкостью. Эти пузырьки были весьма схожи с теми, которые покрывали больных людей, но меньше. Жидкость из них попадала на руки доярок, обветренные и покрытые трещинами. У женщин после этого поднимался лёгкий жар, небольшое недомогание и — всё. Потом они могли, сколько угодно долго находиться среди больных людей, на них это никак не сказывалось. Причину этого понять не мог никто.

Мы предположили, что коровы тоже могут болеть оспой, но не так тяжело как люди. Значит, та самая жидкость содержит определённые частицы, несущие в себе дух болезни. Доярки, переболев коровьей оспой, получают некое защитное благословение, позволяющее в дальнейшем не бояться смертельного заболевания. Кстати, замечено, что выжившие после оспенного мора люди, обезображенные и сильно ослабленные, второй раз никогда не заболевают.

Следовательно, мысли о защитном благословении имеют под собой веские основания. Это значит, что если человеку дать возможность перенести лёгкую форму болезни, он навсегда приобретает ангела-хранителя, который не позволит ему заболеть смертельно.

Вопрос о том, как это делать, не поднимался. Естественно, нужно жидкость, несущую болезнь, ввести в кровь через небольшой порез на руке или ноге. Что мы, собственно, и сделали, не откладывая в долгий ящик, себе. Всё прошло так, как и прогнозировалось — небольшой жар и недомогание прошли всего за пару дней.

За городом было небольшое поселение, которое охраняли солдаты. В нем жили больные оспой, которых изолировали от остальных. Периодически оспенные бараки сжигали вместе с умершими. Но эти убогие постройки возникали снова в другом месте. Мы прожили там, для чистоты эксперимента больше десяти дней, повергая в шок и обитателей и тех, кто их охранял. И никто, я повторяю — НИКТО из нас не заболел. Впору было обратиться к Папе, с предложением о поголовном заражении людей ослабленной болезнью, с целью искоренения с лица земли этой заразы. В этом вопросе, неожиданно вызвался помочь «наш инквизитор», как за глаза мы его называли. Мэтр Леже с интересом наблюдал за всем процессом нашей работы, ни во что, не вмешиваясь, ничего не комментируя. Собственно мы настолько привыкли к нему, что престали замечать.

Он предложил, по своим каналам, выйти на высшее руководство Церкви. По его словам, забота о здоровье народа первейшая задача и духовной власти и светской. Естественно, что мы с благодарностью приняли его предложение. Пока он решал организационные проблемы, мы спокойно занимались нашими делами.

Всё кончилось неожиданно, в одночасье. Ворвавшиеся в наш домик солдаты избили нас, связали и выволокли во двор. Стоявший там мэтр Леже состроил скорбную мину и, качая головой, произнёс:

— Мне очень жаль, мои юные друзья, я сделал всё, что мог. Но это выше моих сил, приказ епископа для меня закон! — Он резко повернулся к солдатам с вопросом — Все?

— Все, — вытянулся перед ним капрал, — все девять.

— Хвала Господу, хоть никого искать не надо. Всех в Тампль, этого — он указал на меня, — в отдельную камеру!

Весь путь к замку Тампль я пытался понять — за что нас арестовали? Почему епископ отдал приказание мэтру Леже схватить нас? Ведь ничего противу Бога и закона мы не делали и не собирались делать. Разговаривать между собой нам не давала охрана, но мне и так было понятно, по лицам моих братьев, что их волновал тот же вопрос.

Камера, в которую меня втолкнули, действительно была отдельной. Кроме крыс, бросившихся к своим норам, как только свет факела осветил внутренности каменного мешка, в ней были только пауки. На пол бросили охапку прелой соломы, указав этим моё «ложе для отдыха».

Тюремный кузнец заковал мою ногу в железное кольцо с цепью, закреплённой в стене.

— Какая забота, — с иронией произнёс я, — и это только ради того, чтобы я не сбежал? — Эти приготовления всё ещё забавляли меня.

Когда кузнец закончил свою работу, мэтр Леже отвёл меня от стены на длину цепи, определяя расстояние, до которого, при желании, я смог бы дотянуться. Определив его, они установили треногу с креплением для факела и поворотной полкой. Видимо так мне собирались передавать пищу. В проушины на ножках кузнец вбил по костылю, намертво прикрепив треногу к полу.

Кузнец, со знанием дела осмотрел свою работу и повернулся к священнику. Дождавшись от него кивка, поклонился и покинул темницу.

Я, всё ещё ничего не понимая, вопросительно смотрел на «нашего инквизитора». А тот, словно наслаждаясь моим непониманием, улыбнулся уголками рта:

— Я зайду к тебе, попозже. И мы поговорим. Ты умный юноша и поймёшь, что к чему… А пока посиди, подумай, может сам придёшь к каким-то выводам. — Его голос и взгляд были ласковыми и добрыми, но в них не было ни сострадания, ни милосердия. А взгляд, как обычно, пустой и безжизненный.

Леже резко развернулся и взбежал вверх по ступеням к открытой двери. Я был немало удивлён, ибо не ожидал от старика такой прыти. Странно…

Охранник закрыл дверь и я погрузился в полную темноту.

Темнота дарила мне милосердное забытье, иллюзию покоя, изредка нарушаемую тюремщиком, приносившим мне миску похлёбки и кусок чёрствого хлеба. Все попытки разговорить его были безуспешными. Поэтому я не ведал, сколько прошло времени.

Пока я «наслаждался» темнотой и тишиной, было много времени для переосмысления пройденного пути. Тем более, что Леже предложил мне самому догадаться о причинах нашего ареста. Но сколько бы я не думал, сколько бы не выдвигал предположений о преступности наших деяний и устремлений, никак не мог прийти к требуемым выводам. По всем законам — и мирским и Божьим мы не совершили ничего, что было бы непотребно и богопротивно.

Долго, очень долго тянется время, особенно, когда себя занять нечем. Я не привык вести праздный образ жизни, но, увы, меня к этому вынудили. Наконец, когда я уже отчаялся и решил, что проведу здесь остаток своих дней, за дверьми зазвучали шаги нескольких человек, идущих по тюремному коридору. Раздался скрежет ключа в замочной скважине, удар открываемого засова. Дверь отворилась, вошла охрана. От света факелов заслезились глаза. Внесли маленький столик и два табурета. Допрос будет, мелькнула мысль, вот только почему здесь? Почему не в допросной? Неужели всё уже решено и мне осталось лишь выслушать приговор? И где, в конце — концов, сам мэтр Леже, ведь он обещал прийти?

Леже вошёл в камеру степенной походкой, на ходу осенив меня крестным знамением. За ним семенил маленький, сгорбленный монах с писчими принадлежностями.

Писарь присел за столик и разложив на нём пергамент, перо и чернильницу кивнул мэтру Леже. Тот устроился на табурете напротив меня.

— Итак, сын мой, что ты можешь нам рассказать?

Мне стало смешно. Что я мог им рассказать, если я не знаю, что они хотят от меня услышать. Леже согласился с этим доводом.

— Хорошо, тогда расскажи нам о себе. — Попросил он.

— Зачем, — я пожал плечами, — вы и так знаете обо мне всё.

— Это для архива.

— Ну, разве только… — Я вкратце рассказал о своей незавидной жизни.

— Рассказ твой лаконичен и краток и из него не сделаешь вывода о том, что подвигло тебя начать исследования по лечению и предупреждению моровых болезней. Что стало первопричиной этого?

— Смерть и Бог.

— В каком смысле? Поподробнее.

— Во время последней вспышки чумы, умерли дорогие мне люди — бабушка и моя невеста. Этих людей я любил больше всего на свете. Кроме них у меня на этом свете больше не было никого. — Воспоминания накатили на меня с такой силой, что я не смог сдержать слёз. Душа стонала от боли и божьей несправедливости.

— Я понимаю, — мэтр Леже был сама участливость, — и что потом?

— Я проклял Бога!

— Вот как! — он вздёрнул брови. Повернувшись к писарю, попросил — Брат мой, прошу Вас последние слова не записывать.

Повернувшись ко мне, он мягко улыбнулся:

— Не стоит горячиться. Молодости свойственны категоричность и максимализм. Продолжайте, пожалуйста.

Я судорожно вздохнул:

— Мне повезло, и я попал в Сорбонну. Здесь хорошо учат, и я многое узнал о болезнях. А когда узнал, то понял, что не Бог повинен в них, а дьявол. И я простил Бога!

При этих словах Леже обернулся и легонько кивнул писарю. Что я такого сказал?

— Пойми простую истину, сын мой, мы не можем винить или прощать Бога, это не наша прерогатива. Только Бог может карать и миловать. Запомни это и больше не забывай. Каких успехов вы добились на этом поприще?

— Мы поняли, когда и откуда приходит болезнь. Как излечить болезнь — мы ещё толком не знаем, но вот как предупреждать моровые болезни — мы поняли.

— И как же, позвольте знать, их предупредить? — с усмешкой спросил Леже.

— Нужно через кровь заразить человека слабой формой болезни, а он, переболев ею, получит защиту. Будто Ангел будет охранять его от смерти. Но самое ужасное то, что мы не успели выяснить какая должна быть доза препарата и где брать эту слабую форму недуга.

— Вот это хорошо, — с вздохом облегчения произнёс Леже.

— Но почему? — Возмутился я. Он мне не ответил и, повернувшись к писарю, произнёс:

— Брат мой, подайте заключённому допросный лист на подпись. Он человек грамотный и сумеет написать там свою фамилию.

Сложив листы пергамента так, чтобы я мог видеть текст на верхней его части и место для подписи на нижней, монах подал мне перо. Я расписался.

— Всё в порядке, ничего не упущено? — Спросил Леже.

— Всё в полном порядке, мэтр, — поклонился писарь.

— Покиньте нас все!

Все присутствующие, включая стражу, вышли и закрыли за собой дверь. Леже молча смотрел на меня тем взглядом, каким смотрят на нашкодившего мальчишку.

— Что всё это значит, мэтр Леже, объясните мне! Что происходит?

— Не твоё это, сын мой, не твоё, мне очень жаль, но слишком рано. Всему своё время. Нельзя так…

— Что значит не сейчас, мэтр? Что Вы хотите этим сказать? Я не понимаю? — Кричал я в спину уходящего Леже.

Он задержался в дверях и, не оборачиваясь, сказал:

— Мне жаль тебя, мой мальчик, но всему своё время.

Дверь закрылась, и я снова остался в полной темноте…

Как мне показалось, я просидел в тёмной, сырой камере целую вечность, когда меня вытащили во двор. Солнечный свет надолго ослепил. Когда я проморгался, увидел стоящий в центре двора стол, за которым вальяжно расселся незнакомый, дородный монах, с пронзительным взглядом светло-зеленых глаз. Щурясь, он долго смотрел в мою сторону, затем достал стеклянную чечевицу в серебряной оправе, приложил к правому глазу и ещё раз внимательно осмотрел меня.

— Мишель Ломбер! — Звучным голосом произнёс он, — Ты обвиняешься в связи с дьяволом, колдовстве, в организации тайного общества, направленного на захват власти, умерщвлении младенцев, богохульствах и богомерзких деяниях.

— Кто меня обвиняет? — Странно, но я был абсолютно спокоен, хотя и знал, что и одного из этого букета обвинений достаточно, чтобы отправить на костёр.

— Кто обвиняет? — Иронично спросил монах, — Тебе недостаточно, что Я прочитал список твоих преступлений?

— Я не знаю кто ты. И только списка недостаточно для того, что бы человека обвинить в том, чего он не совершал.

— Позвольте мне, Великий Инквизитор! — Только сейчас я заметил за тем же столом мэтра Леже. Бог ты мой, какие люди пришли! Сам Великий Инквизитор!

— Прошу.

— Мишель Ломбер, тебя обвиняют твои же товарищи, — он положил руку на кучу пергамента, — все как один они утверждают, что ты продал душу дьяволу в обмен на его к тебе благосклонность. Тебе дана возможность говорить в своё оправдание. Впрочем, не вижу в этом смысла, слишком очевидна твоя вина!

Я прикрыл глаза, давая им отдохнуть. Ещё раз повторю, почему-то я был абсолютно спокоен, словно всё происходило не со мной. Последние дни работы измотали меня основательно. Мне было очень жаль, что всё, чего мы успели достичь, теперь погибнет безвозвратно. Было очень жаль всех тех, кто умрёт, в дальнейшем от заразных болезней, не ведая, что болезни эти можно было предупреждать.

Мне не было страшно, было противно, потому, что кучка мракобесов решала судьбы многих миллионов человек. Я знал, что все обвинительные показания мои друзья дали под пытками, и поэтому обиды ни на кого не держал. В подвалах Святой Инквизиции заговорит и трёхдневный покойник.

Открыв глаза, я упёрся во взгляд Инквизитора. Странно, но он улыбался. Я вздохнул:

— Понимаю, костёр мой уже сложили. Могу обратиться с последней просьбой?

Мэтр Леже скромно потупился:

— Я думаю, что последнее желание приговорённого — дело вполне законное.

— Тогда я попрошу тебя, мэтр Леже, подойди ко мне и пожми мне руку, как делал это раньше. Я не хочу уносить обиду на тебя, того, кто был нам добрым товарищем.

Сохраняя на лице глупую улыбку, Леже опасливо подошел ко мне, ожидая подвоха. Стражники, стоявшие по бокам угрожающе качнулись ко мне. Но я стоял абсолютно спокойно, протянув руку ему навстречу.

Крепко пожав ему руку, я несколько задержал её, а затем как бы в порыве добросердечной дружбы, обнял и крепко поцеловал его в губы:

— Благодарю тебя, брат мой, за всё, что ты для нас сделал. Возможно, мы несколько опередили время, но ты, в благородном порыве, нас остановил. Поэтому, позволь сделать тебе мой последний, предсмертный подарок.

— О чём ты говоришь? — Леже слегка побледнел.

— Всё очень просто, — победно улыбнулся я, — две недели назад я специально заразился одной болезнью, действие которой хотел проверить на себе.

— Ка-какой болезнью? — он стал даже заикаться.

— Проказой!

Великий Инквизитор покатился от хохота, а стражники отпрыгнули в стороны, яростно вытирая руки об одежду.

— А ты ведь не прост, магистр ордена Шарпентиеров, очень не прост! Жаль, что знакомство наше столь недолгое, я бы с тобою с удовольствием пообщался!

На мэтра Леже было жалко смотреть, он плевал на ладони и тёр ими о рясу столь сильно, словно хотел содрать с них кожу. Напрасно он сплёвывал и протирал губы — проказа болезнь крайне прилипчивая…

И вот апофеоз. Ноздри и глотку разъедал дым, уши терзали вопли толпы, ноги и тело лизало пламя, но мне было всё равно. У меня было впечатление, что я выполняю великую миссию, цель которой от меня пока скрыта. Но точно знаю, что жизнь свою прожил не зря и брошена она на жертвенный алтарь во имя чего то такого, что понять мне не дано, да и не нужно. Пусть всё идет, как идёт, я буду стоек до конц…

 

3

Последний рейс…. Именно — последний, возвращаться я уже не собираюсь. Собственно, даже выезжать я тоже не собираюсь. Надоело всё. Почти три года ненавидеть и быть ненавидимым. Думаю, что не всякий сможет выдержать такое. Я — смог. Смог, притом, что ненавидел всеми клетками своего тела тех, кто лишил мою жизнь смысла. Смог, несмотря не то, что все те, кто мог привнести в мою душу хоть какое успокоение меня ненавидели не меньше. Но — мне было всё равно, это был мой последний рейс, последний во всех отношениях. Слишком долго я ждал этого момента. Сегодня всё закончится, надеюсь сообразно моему изуверскому плану.

НЕНАВИЖУ!!! Именно она, благословенная ненависть давала мне силы переламывать себя через колено, сотни раз сжигать душу на костре, пылающем в сердцах тех, кого мог назвать своими товарищами. Вытерпеть все гневные взгляды, плевки в еду и спину и тысячи других, не менее страшных знаков презрения. Но я не мог ни словом, ни взглядом, ни каким-либо другим действием выдать себя. Страшно становится оттого, что может сделать человек во имя цели, которую перед собой поставил. Пусть боятся те, против кого я, собственно выступил. Против кого я объявил персональную войну. Не лично против каждого, против всей системы в целом, допустившей, чтобы человек перестал именовать себя высшим существом, венцом творения Бога и при этом по поводу и без повода провозглашать — «Got mit uns». Matka Boska!!! Если Бог может допустить то, что творят эти, с позволения сказать, твари Божьи, то каким же тогда должен быть сам Бог? Не верю, не верю я в то, что Он может благословить таких зверей и не помочь мне в моей благородной ненависти.

Моя внешность белокурого красавца, родившегося в еврейской семье, всегда была излюбленной темой для незлобных шуток и подначек. Действительно, когда у родителей евреев, не отличающихся друг от друга ни цветом волос, ни формой носа неожиданно рождается ребёнок совершенно славяно-арийского типажа, то это всегда рождает целую кучу пересудов и домыслов. И быть бы, наверное, крупному скандалу, перерастающему в Бог весть что. Ситуацию спасал один из прадедов — Збышек, белокурый гигант, очаровавший всё женское население нашей деревни и которого, в свою очередь, сумела околдовать прабабка Софья. Сама — как серая мышка, тихая и незаметная, вдруг стала единственной, кого увидел мой прадед. Их дети и внуки во всех чертах повторяли облик прабабки Софьи, и ни один не был похож на деда Збышка, что его, конечно, расстраивало, но, наверное, не очень сильно. И тут, наконец, что называется, прорвало. Родился я. Дед Збых был счастлив неимоверно. Именно поэтому родители и решили дать мне его имя. После этого события прадед был на вершине счастья.

Збых и Збышек всегда были неразлучной парой. Пока у деда были силы, а их у него всегда, до самой старости было с избытком, каждую минуту он посвящал мне. Всё, что я знаю и умею, я знаю и умею это всё благодаря моему прадеду. Впрочем, где-то я не прав, конечно, прадед прадедом, но ведь были и другие мои домочадцы. Нужно сказать, что мы жили очень дружной семьёй в большом, красивом доме в самом центре села у костёла.

Тема религии у нас никогда не обсуждалась, хотя, как и многие еврейские семьи нашей округи, мы соблюдали шабот. Однако же, мы жили среди поляков и, где то, были добрыми католиками, как и они. В этом смысле близость костёла была весьма удобна. Когда я был босоногим пацаном, службы весьма утомляли, всегда хотелось пораньше сбежать домой, где всегда была целая куча неотложных ребячьих дел. Иногда это удавалось, за что впоследствии приходилось выслушивать нудные нотации мамы и бабушек. Отец эти проблемы игнорировал, деды делали вид, что всё в порядке и только прадед Збышек, положив мне на голову огромную ладонь, говорил:

— Не могу сказать, что это правильно, но когда тебе всего четырнадцать, о Боге ещё не задумываешься. И, я думаю, так и нужно. Каждому овощу своё время. Не забивай себе голову. Придёт время и всё вернётся на круги своя.

Как жаль, что не всегда до конца понимаешь то счастье, которое тебе в жизни досталось. Осознавать это начинаешь лишь тогда, когда потерю уже не восполнить. Прадед Збых ушёл этим же летом, тихо и незаметно. Вечером, ложась спать он пришёл ко мне в спальню и, целуя на ночь, сказал:

— Запомни, Збышек, самое ценное, что у нас есть, это наша семья. Остальное, неважно что, это лишь составляющие этого понятия. Ради нашей семьи мы живём, ради неё несем самые большие тяготы. Всё сущее, будь то понятие Родина, патриотизм, и даже Бог — вторично. Когда ты проявляешь заботу о семье, ты заботишься обо всём остальном. Постарайся это запомнить.

Утром мы не смогли его разбудить.

Хоронить дедушку Збыха собралась вся деревня. Я сидел в костёле, совершенно ошарашенный. Органные хоралы выворачивали душу наизнанку. Я так и не смог до конца понять, как это так, ещё вчера, такой живой, тёплый и родной — сегодня холодный, чужой, лежит в гробу и не отзывается. Да, когда тебе всего четырнадцать, не принять несправедливости жизни. Непонятно, почему люди, которые особенно нужны в жизни, уходят, чтобы не вернуться.

Осенью меня отправили в город, учиться ремеслу. Нужно сказать, что как в нормальной еврейской семье меня, естественно, пытались научить тому, что в нормальной еврейской семье считалось престижным. Одно время я брал уроки игры на скрипке, но так как ладони у меня, как у прадеда были размером с лопату, а музыкальный слух отсутствовал напрочь, то после полугода регулярных «кошачьих» концертов родители, наконец, сдались и отдали меня в ученики к ювелиру. Тут дело шло немного лучше. Всё, что связано с механикой меня привлекало с детства. Но подвели опять же руки. Если бы серьги для девушек весили фунтов двадцать, то я смог бы сотворить шедевр, и не один. А так как ушки девичьи весьма и весьма нежны, то всё, что я смог сотворить — это полтора десятка совершенно запоротых заготовок из благородных металлов. За что, с позором был изгнан из мастерской.

Следующий этап моей карьеры были швейные мастерские. Здесь, тем более, говорить не о чем. Мой наставник заявил, что мне ничего, кроме мешков из грубой рогожи доверять вообще нельзя. После долгих споров совет семьи решил, таки, с тяжкими вздохами, отдать меня в ученики автомеханика в соседнем городе. Тем более, что помимо навыков ремонта автомобилей меня там ещё обещали научить и шофёрскому ремеслу. Да, это было не так престижно для чада из уважаемой еврейской семьи. Но, по большому счёту, я ведь тоже, можно считать, нетипичный еврей. Поэтому и профессию выбрал себе нетипичную.

Автомобильное дело мне нравилось. Мой хозяин и наставник Дитрих, плотный такой немец в очках, у него был целый гараж, в котором находились два легковых авто, мотоцикл и моя любовь — новенький, с иголочки, полноприводной трёхтонник Opel-Blitz. Не знаю, где хозяин умудрился его отхватить, но машина была зверь! Я её буквально вылизывал, залезая в самые недоступные места. Руководство по эксплуатации цитировал как главы из Торы. А когда хозяин доверил мне место за рулём моего Опеля, я понял, что больше не о чем мечтать.

Однажды, когда я, как всегда, копался в моторе, подошёл Дитрих и сказал загадочную фразу:

— Как ты себя чувствуешь, Збышек?

Я выпрямился, стоя на бампере:

— Нормально, а что случилось?

— Да, в общем-то, ничего, — пожал плечами Дитрих, снял очки и стал их протирать, глядя на меня светло зелёными газами, — как ты смотришь на то, чтобы съездить домой, на выходные.

— Так я же недавно ездил.

— Я думаю, что не вредно будет тебе побывать дома ещё раз. Лето заканчивается, работы у нас нет, поэтому будет не плохо тебе немного отдохнуть.

Я прикинул, что и верно, лишний раз порадовать маму, хотя она и не очень одобряла то, чем я занимаюсь, но каждый раз философски, со вздохом замечала, что нужно ведь кому-то это делать.

Дитрих, хоть и немец, относился ко мне по отечески, не слишком опекая, но и не давая спуску в моих просчётах. И вот сейчас я посчитал его предложение за причуду, хотя должен был смотреть немного дальше. Впрочем, в шестнадцать лет ещё не принято далеко заглядывать. А нужно было. Стояло лето тридцать девятого, самый его конец, а городок, в котором всё происходило, назывался Освенцим.

Не стоит описывать радость моих домочадцев. Пускай меня это немного утомляло, но, вместе с тем было очень приятно. А в этот раз как-то особенно. Собственно, всё было как всегда, может быть сейчас, сквозь призму событий, мне кажется тот приезд как что-то особенное, не знаю.

Возвращался я с тяжёлым сердцем, почему не мог понять.

А на следующий день пришли немцы. Всё, что было до этого, можно было забыть. Новый порядок, новая жизнь, новые люди и новые нелюди. Приказы комендатуры, обязующие всех евреев пройти обязательную регистрацию.

В один из дней Дитрих, пригласив меня к себе в кабинет и, убедившись в том, что двери плотно закрыты, сказал:

— Запомни, Збышек, отныне ты мой племянник, зовут тебя Михаэль, ты приехал ко мне из Кенигсберга. Твоя мама, моя сестра Магда, умерла, и ты остался совсем один.

Я вытаращился на него:

— Я конечно не против, но почему?

— Ты читал новый закон о регистрации евреев? — он снял очки и грустно посмотрел на меня подслеповатыми светло-зелёными глазами, — Так вот, я не хочу, чтобы ты канул в неизвестность. Поверь, я знаю, о чём говорю. Ты мне очень нравишься, я не прочь видеть тебя своим сыном, но все знают, что я никогда не был женат. А вот племянник в Кенигсберге действительно есть. И сестра моя, Магда, действительно умерла. Поэтому, будем придерживаться такого расклада.

Я почесал голову:

— И всё-таки я не понимаю, дядя Дитрих. Почему нужно всё так усложнять?

— Мальчик мой, — вздохнул Дитрих, — в этом мире всё так сложно. Ты узнаешь всё сам, и я надеюсь как можно позже. А сейчас доверься мне всецело, прошу тебя.

Не верить ему мне не было никакого резона. По немецки я говорил, как и по-польски, в совершенстве. Читал в подлиннике «Фауста» Гёте и «Иудейскую войну» Фейхтвангера. Так, что в этом плане нашему обману раскрыться было не суждено. Внешность моя, повторюсь, совершенно не соответствовала иудейскому идеалу. Была опасность, что соседи что-то сболтнут, но тут уж приходилось рисковать.

Впрочем, новым хозяевам было всё равно. Сильно не приглядываясь, они выдали нам аусвайсы своего образца, реквизировали всю технику вместе с гаражом и персоналом. Почти всех, при этом, быстренько призвали в ряды вермахта, меня же, как несовершеннолетнего, оформили как гражданского специалиста и отдали в попечение моего любимого Опеля-Блиц. Собственно, мне больше не о чем было мечтать. Начальником нам назначили офицера гестапо Шметцеля, совершенно оригинального типа. Нужно начать с того, что гауптман Шметцель обладал совершенно невыразительной внешностью. Такого увидишь в толпе и тут же забудешь, как он выглядит. Единственно, что его выделяло из толпы серых личностей — шрам над правой бровью в форме буквы «V». Совершенно отвратительный тип, вечно придирающийся по пустякам, и с совершенно идиотскими шуточками. В первый же день, глядя на меня рыбьими глазами, совершенно неожиданно спросил:

— Михаэль Вейсман, ты еврей?

— Да, — автоматически ответил я и покрылся холодным потом. Вот так, запросто он меня спровоцировал на откровенность. Интересно, где же я мог проколоться?

Но Шметцель неожиданно громко заржал и, показывая на меня пальцем, сказал:

— Смотрите, он еврей! Ха-ха-ха! Да ты такой же еврей как я китаец!

От сердца отлегло. Оказывается, он просто хотел пошутить, и даже не подозревал, насколько был близок к истине. И теперь каждое утро начиналось с дежурной шутки:

— Вейсман, ты еврей?

— Да, — с гордостью отвечал я. И каждый как этот тип заливался совершенно идиотским смехом.

Выезды в город стали ежедневными. Я возил всё, что только можно было возить, кирпичи, доски, цемент, железо. Шло бурное строительство. Как-то я спросил у Шметцеля, что тут строят. Как всегда, заржав, как конь, он сказал:

— Фабрику по переработке отбросов.

— Интересно, какие же отбросы собираются перерабатывать на такой территории?

— Мусор со всей Европы, братец, а то и из Азии тоже.

Странно всё это, думалось мне, огромные бараки, похожие на казармы, какие-то производственные строения, громадная котельная. И забор, высоченный, опутанный колючей проволокой, и воротами с надписью по верху — «Arbeit macht frei».

Прошло полтора года. За всё это время я ничего не слышал о своих. Пару раз я подходил к Дитриху с просьбой отпустить меня на выходные домой, на что он, грустно качая головой, отвечал:

— Нет, мой мальчик, давай этот вопрос мы с тобой решим попозже. Сегодня не время.

Я не мог понять, почему. В нашу деревню можно было доехать за три часа. И за все полтора года я так и не выбрал время, чтобы навестить родителей. Но скоро я получил ответы на все вопросы.

Утро началось с дежурной шутки. Затем Шметцель сказал:

— Сегодня мы с тобой повезём дрова.

— Дрова?

— Именно, никак иначе это назвать уже нельзя.

Мы въехали в ворота с надписью «Arbeit macht frei», и прокатили дальше, по направлению к одной из казарм. Я заметил, что народу стало очень много. Масса измождённого народа в полосатых робах и большое количество вооружённых людей в чёрной форме. Шметцель ткнул пальцем в какую-то бесформенную кучу:

— Подъезжай задом, повезём дрова в крематорий.

Сдав задом, я вышел посмотреть, что там грузят мне в кузов. Это были люди…. Нет, я не прав, это было то, что осталось от людей. Голые, словно высушенные, кожа и кости, мужчины и женщины вперемежку. Само по себе это уже было шоком, но тут я поймал взгляд мёртвых глаз. Наверху, глядя на меня ледяным немигающим взглядом, лежала моя бабушка Станислава.

Не знаю, как я выдержал. Эти глаза теперь мне будут сниться каждую ночь, и задавать всё тот же немой вопрос — почему?

Я её узнал сразу, не мог не узнать. Бабушка Стася, всегда гордившаяся тем, что года не были над ней властны, в чёрной, в руку толщиной косе — ни единого седого волоса. Прямая осанка так и подчёркивала благородство её происхождения. Её туалеты отличали утончённость и элегантность.

И вот — ОНА — нагая, наголо обритая, униженная в своей смерти. Не в том, что мертва, а в том, что умерщвлена именно так!

Кто-то хлопнул меня по спине:

— Чего остолбенел? Знакомую встретил? Ха-ха-ха!

Повернувшись к Шметцелю, я спросил:

— А волосы куда девают?

— Как куда? Солдатские матрацы набивают. На этой фабрике переработки отбросов человечества всё идёт в дело. Волосы — в матрацы, зубные протезы — в переплавку, а после того, как их сожгут, что останется? Правильно, пепел, зола. Они пойдут на удобрения. Учись, пацан! Стопроцентная рентабельность!

Гордый собой, он повернулся к узникам, грузившим в машину тела:

— Шевелись, немочь жидовская, я не собираюсь тут весь день с вами топтаться!

Не помню, как ехали к крематорию, как разгружали тела несчастных, как ехали обратно в гараж. Похоже, я впал в прострацию, из которой меня вывел только голос Дитриха:

— Что ты видел, сынок?

— Бабушку Стасю, — выдавил я из себя. Слёзы хлынули сами собой. Дитрих обнял меня и прижал к груди.

— Прости родной, прости меня за то, что я тебя не смог от этого оградить.

Следующая неделя отличалась особенной пустотой. Всё было, как и прежде, тошнотворные шуточки гауптмана, поездки на территорию концлагеря, работа в гараже, сочувственные взгляды Дитриха. Всё было, как и раньше, только в душе начало зреть новое чувство. Ненависть! Чувство это мне до сих пор было незнакомо, но я научусь.

В голове стал зреть план мести. Мести за поругание самого светлого, что у меня было. У меня не осталось никаких иллюзий на счёт того, что могло случиться с остальными членами моей семьи. Зная педантичность немцев. Меня спас мой прадед. Именно благодаря ему, я столь не похож на иудея. Именно благодаря ему, я имею сегодня возможность отомстить. И пусть простит меня Господь.

Хотя, за что я прошу прощения? Ведь ещё в священном писании у христиан написано — «Око за око, зуб за зуб». Никто не просил их приходить в наш дом, никто их не звал, никто ни о чём не просил. То, что они сотворили, не укладывается ни в одни рамки человеческой морали, и поэтому имею право не звать их людьми. А нелюдей нужно искоренять!

Свой план я строил долго и тщательно. Прежде всего, с началом восточной авантюры немцев, а то, что это именно авантюра я нисколько не сомневался. Дитрих рассказал мне, что многовековая история походов тевтонов на дикие орды славян всегда заканчивалась полным провалом. Понять этого не мог никто, почему организованные, вооружённые до зубов, несущие, как казалось, свет истины воины Христовы, с завидным постоянством бежали обратно, теряя подштанники. Я записался добровольцем в ряды вермахта.

Шметцель невольно с уважением посмотрел на меня.

— Ты, парень, явно решил меня подсидеть, — как обычно довольно тупо пошутил он. Конечно, ему не понять было, что происходило у меня в душе, а раскрывать её я не собирался ни перед кем. Тем более перед гауптманом.

Изощрённости моего плана могли позавидовать и инквизиторы и сам Мессалина. Прежде всего, мне нужно было завоевать полное доверие в той среде, в которую отныне я погрузился с головой. Постепенно зарабатывая себе репутацию служаки и стукача, я получил тот результат, которого, собственно добивался — полное доверие со стороны начальства и презрение, и бойкот от сослуживцев. Но мне было на это наплевать. Мой ПЛАН начал претворяться в жизнь.

Началось всё с того, что мне присвоили звание ефрейтора вермахта и перестали посылать в концлагерь. Вместо этого всё чаще и чаще я стал возить различные грузы со складов. Чаще всего это были поездки на склады обмундирования, перевозка раненных, волонтёров на восточный фронт. Всё это было не то, что мне надо.

Наконец произошло то, что произойти было должно. Утром одного не очень приветливого дня, Шметцель, после дежурной «шутки», произнёс заветные слова:

— Заводи коня, Вейсман, поедем сегодня на артиллерийские склады. Фронту срочно понадобились снаряды из НЗ.

Всю дорогу меня грели мои чувства, и пережигал страх, что что-то может не получиться. Однако при погрузке никто на меня не обращал внимания вообще, словно меня там не было вовсе. Я прошёлся между стеллажами, выбирая то, что мне было необходимо и стараясь никому не попасться на глаза. Мне и было то нужно всего ничего — противотанковая мина, с ней пришлось повозиться, тяжеленная, зараза. И ручную противопехотную гранату, вот, собственно, и всё. Как-то обидно даже, что всё прошло так гладко. Столько готовился, столько строил планов, столько нервничал, а тут — просто, как не бывает. Как-то не по немецки, что — ли… ну, да мне проще, слава Богу.

Вечером, под видом профилактических работ, немного задержался в гараже. Нужно было приводить мой ПЛАН в исполнение. Во первых, разместил я под пассажирским сидением противотанковую мину. Вот тут то и нужно понять, почему я так рисковал, воруя именно противотанковую — чтобы не вовремя не сработала. Далее открутил у гранаты её длинную ручку, с целью слегка её усовершенствовать. Дело в том, что запал стандартно горит от четырёх до шести секунд. Мне же нужно было секунд десять. В этом-то и заключалось всё изуверство моего замысла.

Вроде как получилось. Не желая рисковать, я приделал дополнительно ещё и запал с бикфордовым шнуром, мало ли что…. Едва я закончил, как подошёл Шметцель:

— Что ты его вылизываешь? Это же немецкая техника!

— Конечно, — ответил я, — всё немецкое — всё лучшее. И, тем не менее, чтобы быть уверенным, нужно всё проверить.

— Как знаешь, — пожал плечами тот, — мне то что? Короче, завтра в восемь едем снова на артсклады. Чтобы всё было без единой помарки.

Я вытянулся:

— Слушаюсь, господин гауптман, в восемь утра на артсклады!

Шметцель насмешливо окинул меня взглядом:

— Ну-ну. — И торжественно удалился.

Весь вечер меня не покидало чувство торжества. Наконец-то, наконец-то свершится возмездие!

Дитрих заметил, что у меня настроение резко переменилось, и с тревогой спросил:

— Мальчик мой, с тобой что-то не так. Что случилось?

— Всё хорошо, дядя Дитрих, всё просто замечательно.

Он с тревогой покачал головой:

— Я так понимаю, что ты что-то задумал, но не могу, да и не хочу тебе в этом мешать. Что бы это ни было. Просто надеюсь, что это поможет тебе избавиться от горечи утрат.

Он даже не подозревал, насколько был прав.

Я обнял его:

— Спасибо тебе, дядя Дитрих, за то, что спас мне жизнь именно в тот момент, когда она мне была нужна особенно.

Эту ночь я не спал. И как можно было заснуть, когда перебираешь мысленно светлые образы ушедших, разговариваешь с ними, делишься всем тем, что накопилось и некому выплеснуть. Как можно было спать, когда душа пела и рвалась ввысь, может быть навстречу тем, кто безмерно дорог.

Утром Шметцель заметил в моём лице что-то не такое как обычно, он даже забыл про свою дежурную шуточку:

— Слушай, Вейсман, ты никак переспал с такой фрау, о которой даже поделиться не пожелаешь, а?

Я понимал, что на моём лице совершенно дурацкая улыбочка, но ничего не мог поделать, тем более, что гауптман сам подсказал выход из положения:

— О! Это была фантастическая ночь, герр гауптман! Как-нибудь, при случае я Вам всё расскажу.

— Да ты у нас оказывается ещё тот баловник, герр ефрейтор, а?

Пока шла погрузка, я сидел в кабине и ждал. Что-что, а ждать я научился.

Странно, почему-то именно это пришло на ум: «АВИЙНУ, ШЭБАШАМАИМ, ИТКАДАШ ШЕМХА, ТАВО МАЛХУТЕХА, ЕАСЭ РЭЦОНЕХА, КМО БАШАМАИМ КЭН БААРЕЦ; ЭТ— ЛЭХЭМ ХИКЭНУ ТЭН — ЛАНУ ХАЙОМ; УСЛАХ— ЛАНУ ЭТ— ХОВОТЕЙНУ КААШЕР САЛАХНУ ГАМ-АНАХНУ ЛЭ ХАЙЯВЕЙНУ; ВЭ АЛЬ-ТЭВИЭНУ ЛИДЭЙ НИСАЙОН КИ ИМ-ХАЛЦЕЙНУ МИН-ХААРЭЦ КИ ЛЭХА ХАМАМЛАХА ВЭ ХАГВУРА ВЭ ХАТИФЕРЕТ ЛЭОЛМЭЙ ОЛАМИМ. АМЭН. А надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут — и не устанут, пойдут — и не утомятся».

Я уже почти не помню смысла этой молитвы, впитанной с молоком матери, но знаю одно — так легче. И не потому, что иврит, к слову, на нём, в нашем доме, почти не говорили. А потому, что это всё.

Наконец Шметцель хлопнул дверью:

— Всё, поехали.

Я повернулся к нему:

— Слушай, Шметцель, а как тебя зовут?

Тот вытаращился на меня. Такого нарушения субординации я никогда не допускал:

— Фридрих, а что?

— Да так, интересно стало. Вот ты всё спрашивал меня еврей ли я? Отвечаю честно и откровенно — я еврей. Еврей! И вся моя семья была евреи. Только волею судеб я родился не похожим на них. Но это ничего не меняет. Мою семью ты, и такие как ты, уничтожили в концлагере. Я остался один. Ты можешь понять — что такое остаться совершенно одному на всём белом свете? Вряд ли.

Шметцель совершенно обалдело смотрел на меня и слушал. Всё верно, ему нечего было говорить. А я продолжил:

— Всё, что я тебе хочу сказать — это то, что вы — нацисты, признающие право других народов только быть вашими рабами и умирать тогда, когда скажет хозяин. Я этого не признал и не признаю. Это, собственно, всё, что я хотел тебе сказать. А теперь прими от меня последний подарок.

Я засунул руку под сиденье, нащупал кольцо гранаты и с силой дёрнул.

— На, дружище, — протянул ему фарфоровое кольцо с обрывком вощеной верёвки.

— Ч-что это? — дрожащим голосом спросил гауптман.

— Кольцо гранаты, — улыбаясь, объяснил я, — под тобой ещё противотанковая мина и примерно пять секунд. Дарю их тебе, делай с ними что хочешь.

Шметцель дико заорал и судорожно стал дёргать ручку двери, а я устало лёг на руль. Я действительно устал, устал, прежде всего, так жить. А жить ещё было так долго…

На складе раздались вопли солдат, а я с тревогой подумал, что больно уж долго нет взрыва. Посчитаю до пяти и, если ничего не произойдет, придётся поджигать шнур.

Один… Боже мой, как же долго тянется время… Два… Воспоминания тянут далеко обратно. Чередой проходят мимо…Три… Мама, отец, прабабка Софья, бабушка Стася…Четыре… Дедушка Збышек, самый родной и близкий мне друг… Пя…

 

4

«Аллахумагофир лихаййина уа маййитина уа шахидина уа гаибиня уа кабирина уа сагирина уа закарина уа унсана… Мой Аллах! Прости грехи наши у тех, кто жив и кто умер, присутствующих и отсутствующих, больших малых, мужчин и женщин…», губы привычно нанизывали слова суры друг на друга. Я понимал, что молитва в неурочное время и с нарушениями привычных канонов шариата не может не вызывать порицание у правоверных, но…. Во время войны очень трудно соблюдать все законы. Тем более что это, я думаю, и не нужно. Так, вроде, говорил имам в школе подготовки шахидов.

Да плевать мне на всё! Я так устал и мне так страшно, что я даже уже почти ничего не боюсь. Мне уже просто противно — шёл за одним, а получил совершенно другое. Что ж, как говорят урусы: «за что боролся — на то и напоролся». За что боролся? За что? Во имя чего? Зачем мне всё это? Кто мне ответит на эти вопросы?

Нет меня больше в этом мире. Кто-то взял и вычеркнул моё имя из классного журнала. А может, меня там вообще не было, в этих списках?

Наверное, я не прав. Даже, скорее всего, не прав. Аллах простит меня. Аллах велик, он всех прощает. Только непонятно иногда как он это делает. По-моему, есть разница между шестнадцатилетним мальчишкой и огромным, волосатым ваххабитом, с вожделением смотрящим на этого ребёнка.

Я долго не мог понять причины этого взгляда, пока не прошёл этот мерзкий, отвратительный «обряд посвящения». Аллах милосердный!

Что они с нами вытворяли! Десять километров по горным склонам с мешком, полным камней, за плечами. Это было только начало. После пробега нас избили. Жестоко, зло. Это называлось «бой с тенью». Меня бил Исхак, боец с совершенно неприметной, даже, несмотря на бороду, физиономией. Всё, что его отличало от других это приметный шрам над правой бровью, наминающий арабскую букву «даль». Мне тогда показалось добрым знаком, что бил он меня не очень охотно. Просто я ещё не мог понять, что это значит.

Сейчас, сидя в салоне самолёта, я пробегал мысленно по всей своей жизни, пытаясь понять — в чём же была моя главная ошибка. Наверное, все-таки в том, что не послушал своего отца и сбежал в горы. Искать романтических ощущений.

Романтики мне хватило с головой. Война, если на неё смотреть со стороны, весьма романтическое занятие. Кто из нас в детстве не играл в войну? Как с придыханием мы смотрели фильмы про разведчиков, для которых не было невыполнимых заданий. И каждый из нас мечтал оказаться на их месте. Тогда я только и мечтал о том, чтобы оказаться в гуще каких либо событий. Пускай после этого я погибну, но обязательно совершу что-то ужасно героическое! И все будут мной гордиться.

Действительность оказалась немного другой. Вместо парадного блеска — грязь, кровь, вместо героических подвигов — унижения, голод, вместо почёта и славы — стыд и страх. Страх был постоянно, страх присутствовал во всём. И не зря. Мне и сейчас страшно, даже не понимаю, почему? Из меня уже выбили всё, что могло жить и бояться. То, что осталось способно лишь болеть и жаловаться. А жаловаться бесполезно. Просто некому, да и незачем.

Краем глаза наблюдаю за соседями, за их поведением. Они счастливы, я им завидую. Счастливы они хотя бы тем, что даже не подозревают, что это последний полёт в их жизни. А вот я? Во имя чего я ухожу из этого мира? Да ещё и собираюсь с собой прихватить пару сотен попутчиков. Кто теперь сможет мне всё это объяснить?

Я кабардинец. А кабардинцы — народ гордый. Собственно так может сказать и осетин, и ингуш, и чеченец, и любой другой представитель более чем ста пятидесяти наций, живущих на Северном Кавказе. Эта война, которая идёт у нас, на Кавказе, уже больше трёх сотен лет среди нас считается народно-освободительной. Мнения разные, но споры идут, в основном, за столом. Потому, что все всё давно понимают. Понимают, что спорить совершенно нет никакого смысла. Всё решается наверху. Все это понимают, и, тем не менее, все спорят. А кое-кто и с автоматом в руках.

Я, с недавних пор понял, что никому нет дела до простого осетина, чеченца, или кабардинца. У всех на уме только деньги. А денег много не бывает. А где деньги, там значит и власть. Не нужно быть очень умным, это и так понятно. Чтобы получить свою толику власти, нужно посеять в «стаде» страх. Чем больше страха нагонишь, тем больше вероятность получить своё тёплое место у власти. Жаль, что я стал это понимать так поздно.

Говорят, что в такие моменты человек начинает вспоминать самые лучшие моменты своей жизни. Детство, например. Я своё детство ненавижу! Нас в семье было девять. Девять детей — семь девочек, мой старший брат Сослан, и я. Вообще-то, это была далеко не вся семья. Нас, Ташуевых, было много, мы жили на одной улице, и, собственно, жили, как одна семья. Каждый из нас мог зайти в любой дом и получить всё, что необходимо, от еды до денег. Кому-то это покажется странным, но для нас это было естественно, как дышать. Наш старейшина, он же и мулла, Бада, говаривал и не один раз, что тем и сильны кавказцы, своим единением, клановостью, если можно так сказать. Что у нас действительно, один за всех и все за одного. Только сейчас я это стал понимать, а раньше я ненавидел всё, что было связано клановостью.

Моя мать, вся иссушенная родами, мелькала тихой, прозрачной тенью, изредка покрикивая на сестёр. Отец был вечно занят какими-то своими делами, в которые нас не посвящал. Дома его видели редко, зато, когда бывал, домочадцы ходили на цыпочках и, почти, не дышали. Отец в доме был полный властелин. Все вопросы решал только он. Его редко видели дома. В его отсутствие расправлял плечи брат, Сослан.

Сестёр он не трогал. Это была вотчина матери и старшей сестры Мананы. Зато на мне он отыгрывался, как мог. Это он называл «воспитание»! Тогда я его проклинал, на все лады. Да, всё познаётся в сравнении.

«Хашина», слабак, так он меня называл и постоянно давал пинки, тумаки с целью разозлить меня, чтобы я дал ему, в конце — концов, отпор. Однако, добивался прямо противоположного результата.

С детства я рос слабым, часто болеющим ребёнком, для которого привычные забавы. на улице были в тягость. Не успевал я за одногодками в играх и поэтому никто не хотел меня брать в свою команду. Да и мне не хотелось быть кому-то обузой. Поэтому, я часто прятался в сарае и уже в сотый раз перечитывал «Нартовский Эпос». Вот где я был настоящим!

Бадыноко — вот кто был мой герой. Ему в детстве предвиделось великое будущее, так же, я думал, и мне. Сосруко — предводителя Нартов, я не любил. Почему? Да потому, что мой старший брат был назван его именем. Жаль, как поздно приходит прозрение.

Между тем «обряд посвящения» продолжался. Тех, кто выдержал первые испытания, а нас таких осталось всего пять человек из восемнадцати малолетних дурачков — искателей приключений. Странно, но как мне удалось выжить — не представляю. Что стало с остальными, поначалу, хотелось спросить. Но, после того, как нас, нагими, закопали по шею в землю, желание осталось только одно — чтобы скорее всё это кончилось. Нет, в этот раз нас не били, всё было гораздо хуже. Земля в горах очень холодная, тело переставали ощущать уже через десять минут. Оставалась только боль. Дикая, страшная, пронизывающая мышцы, кости, душу. Если кто начинал плакать, его тут же успокаивали — один из боевиков становился над ним и мочился ему в лицо. Сначала это было как наказание, а потом просто так, потому, что физиология требовала. Стыдно, страшно, отвратительно, мерзко. Когда на следующий день нас откопали, то избили ещё раз. Как это назвали — «оздоровительный массаж». О Аллах! Как я хотел всё вернуть обратно и забыть тот день, когда меня шайтан занёс в горы. Зачем я сунулся в эти кусты орешника — сам не понимаю. Соответственно там и получил по голове. Когда очнулся, то уже был в лагере ваххабитов.

Это только наша молва рисует из них героев и мучеников. На самом деле — уроды, каких мало. Я это понял с первого дня, когда один из них подойдя ко мне, улыбнулся щербатым ртом, из которого дохнуло смрадом:

— Какой милый мальчик!

Я был напуган до коликов и не понял, чего он от меня хочет. Но тут рядом возник Исхак:

— Он мой, ты слышал, отродье ифрита!

Щербатый открыл, было, рот, но тут же заткнулся под взглядом Исхака.

— Всё самое лучшее тебе! — Злобно просипел он, отворачиваясь.

— Не переживай, мальчик, всё это, — Исхак повёл рукой вокруг, — ненадолго. Ты же пришёл к нам, чтобы стать героем, правда?

Я, судорожно сглотнув, кивнул. Боевики, стоявшие кругом, заржали.

— Тогда терпи, всё только для того, чтобы ты прославился!

И, правда, я терпел. Терпел всё — боль, унижение, стыд, страх. Особенно страх. Единственной отдушиной в череде унижения были занятия с имамом Абдаллой. Он давал нам зачатки закона Шариата, суры Корана. Только с имамом Абдаллой мы могли просто поговорить, спросить его, о чём-либо. Только он относился к нам как к людям. Близорукий, в больших очках, но его светлые зелёные глаза, казалось, могли заглянуть в самый дальний уголок души. Он часто говорил:

— Я не знаю, дети, зачем вы сюда пришли, но я должен сделать всё, чтобы перед Аллахом вы предстали идеально чистыми. Вы здесь затем, чтобы умереть за веру. И нет ничего чище этих помыслов. С другой стороны, от нас требуют, чтобы шахид отправляясь на свидание с Аллахом, захватывал с собой как можно больше неверных. Я уже стар, и мне разрешено рассуждать на эти темы. — Он усмехнулся, — Вернее не разрешено, а просто мне уже наплевать на запреты. Кто такой неверный, в нашем понимании? Человек не признающий Коран, которому наплевать на законы Шариата, у которого Ураза Байрам не вызывает никаких ассоциаций. И что? Казнить его теперь за это? Почти две тысячи лет христиане уничтожали тех, кто не верит во Христа, более полутора тысяч лет мы занимаемся тем же. Возникает вопрос — чего мы все достигли? И христиане и мусульмане? Абсолютно НИЧЕГО!

Мы молчали, ошарашенные услышанным. Я поднял руку:

— Простите, святейший, но как эти слова могут звучать в таком месте? И Вы не боитесь их произносить?

Имам грустно улыбнулся:

— Знаешь, Заурбек, мне отчего-то кажется, что нам ещё предстоит поспорить на подобные темы.

Я ничего не понял, но понимать что-либо было поздно. В палатку вошёл Ицхак. Поклонившись имаму, он произнёс:

— Нам пора, святейший.

Тот грустно покачал головой:

— Храни вас Аллах!

… Сначала меня отмыли в бане. Я уже потерял счёт дням и неделям, проведённым в горах, и действительно наслаждался горячей водой и мылом. Как-то странно было видеть постоянно рядом с собой Исхака. Но, услыхав однажды, что остальные курсанты систематически подвергались сексуальному насилию со стороны боевиков, я понял, что есть два варианта. Либо Исхак сохраняет моё достоинство как мужчины из солидарности. В это, почему-то, не верилось. Значит у него в голове что-то ещё более гнусное. В это верилось с большей долей вероятности. Значит надо держать ухо востро.

И, тем не менее, Исхак помог мне помыться, состриг завшивевшие волосы, подобрал по размеру гражданскую одежду.

— Ну вот, милый мой, — саркастически произнёс он, — ты и готов к подвигу.

У меня засосало под ложечкой:

— И что же дальше?

— А ты думаешь, для чего тебя тут кормили и воспитывали? Теряли время, наконец? Пора долги отдавать.

Я ждал, что всё это чем-нибудь должно закончиться, но всё равно его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

— Всё, поехали.

В сопровождении пятерых боевиков, мы полчаса продирались через «зелёнку». На разбитой горной дороге стояла замызганная легковушка.

— Садись, — скомандовал Исхак, когда все остальные растворились в кустах. — И молчок. Раскроешь рот — застрелю. И не надейся на быструю смерть. Я стреляю хорошо, мучиться будешь долго.

Ехали мы долго, часа три. Самое странное, что нас никто не остановил. По дороге не было ни одного милицейского поста!

Исхак начал притормаживать. Мелькнул указатель «Минеральные воды». Я решился подать голос:

— Мы, что, полетим куда-то?

— А ты умный парень, — усмехнулся Исхак.

— А чего гадать? Единственный в округе город, в котором есть аэропорт. Ума много не надо.

— Ну, раз догадался, тогда и говорить больше не о чем. — Отрезал Исхак.

Мы остановились на окраине города в неприметном домишке. Его хозяин встретил нас подобострастно:

— Как доехали, не голодны, ли, ещё чего не желаете?

Исхак прервал его:

— Всё готово?

— О да, конечно!

— Неси немедленно.

Хозяин вынес из дома большую сумку и портфель. Из сумки Исхак осторожно вытащил тёмно-зелёную спортивную куртку. Вопросительно посмотрел на принесшего:

— Работает?

— Да, конечно, достаточно застегнуть молнию до конца, и заряд становится на взвод. Если расстегнуть — бахнет, мало не покажется. На случай отказа — в портфеле дистанционное управление.

— А как насчет обнаружения?

Хозяин пожал плечами:

— Пока ни собаки, ни металл детектор не фиксируют.

Ицхак, казалось, был доволен. Достав из багажника «дипломат» протянул его собеседнику.

— Проверять, надеюсь, не надо, — хохотнул тот.

— Ты меня знаешь, — осклабился Исхак, — как в швейцарском банке.

Всё это время я сидел на пассажирском месте, и словно всё, что происходило, меня совершенно не касалась. Самое ужасное было в том, что я понимал, о чём идёт речь, но мне было абсолютно всё равно. Я впал в ступор. Исхак мне что-то говорил, я кивал, он помог мне надеть эту курточку. Очень аккуратно застегнув её на мне, сказал ещё что-то. Паспортный контроль прошли быстро, багажа у нас не было, только ручная кладь.

Только сидя в самолёте, сидя у иллюминатора, я начал что-то соображать. Я, наконец, понял, кто я и чего стою. Прав был мой брат Сослан, иначе как «хашина» — слабак меня и назвать нельзя. Ради чего я сейчас здесь и готов убить столько людей?

Лайнер набрал высоту и выровнял полёт. Да, я слабак, я не смог вовремя сказать «нет» и умереть, как положено мужчине — с честью и достоинством. Значит нужно искать другой путь, найти другое решение.

В этот момент Исхак поднялся со своего места и, улыбаясь, подошёл к стюардессе. Та тоже улыбнулась. Однако, чем больше она слушала, тем больше страха появлялось в неё в глазах. В конце разговора улыбки не было, лицо искажал бесконечный ужас. Повернувшись, она побежала к кабине пилотов.

А Исхак, спокойно вернувшись на место, достал из багажного ящика саквояж. Улыбнувшись мне, он сказал:

— Ну, вот и всё, мальчик. Не бойся, это не больно. Хотя… Кто может знать, каково оно, когда тебя разносит на куски?

Из динамиков донеслось:

— Внимание! Говорит командир корабля. В связи с метеоусловиями нам необходимо опуститься на нижние эшелоны. Поэтому попрошу всех пассажиров оставаться на своих местах и пристегнуть ремни.

Самолёт ощутимо накренился вперёд. Вытащив из саквояжа что-то похожее на рюкзак, Исхак стал в него облачаться. Необычно много в нём было ремней и замков.

— Это парашют? — Озарило меня. Исхак подмигнул мне:

— Не переживай, всё в порядке, если даже вдруг у тебя кишка будет тонка, то я включу дистанционно.

Так это что же получается? Я должен взорвать самолёт с целой кучей народа, да ещё и с собою вместе. А он хочет уйти??? Это же несправедливо. Я так не хочу. Мысли лихорадочно заметались в голове.

Незаметно я расстегнул свой пристяжной ремень. Я ещё не знал, что хочу делать, но что-то в голове зрело.

Между тем стюардесса подошла к нашему креслу и сказала, обращаясь к Исхаку:

— Три тысячи, как Вы просили.

— Спасибо, солнышко, теперь иди к своим, всё будет нормально.

Когда она ушла, Исхак оглядел салон, убедился, что все на местах, подошёл к двери аварийного выхода. Взявшись за ручку, под которой было написано «аварийный сброс», он весело подмигнул мне и, со словами:

— АЛЛАХ АКБАР! — Дёрнул ручку.

Раздался сильный хлопок, дверь вытянуло наружу. В салоне поднялись вопли, крики, свист уходящего воздуха. Исхак стоял в стороне, чтобы его не вытянуло с потоком воздуха, крепко держась за поручень. Когда давление выровнялось, он стал в проёме, что то выглядывая внизу. И тут что то или кто то рванул меня из кресла, я набросился на него как коршун на петуха и вытолкнул наружу. Левую руку, как можно плотнее запутал в ремнях парашюта, а правую запустил к Исхаку в карман брюк, где нащупал брелок с кнопкой.

Душа моя успокоилась. Я победил всех. Самое главное — я победил себя. Я был достоин предков. Внизу что-то дёргалось и рвалось. Я наклонился к его уху:

— Говоришь Аллах Акбар? Поверь, воистину Акбар! — и нажал кнопку…

 

5

Нам сегодня начальство отвалило премии — по целых полдоклада! Это событие просто необходимо как-нибудь отметить, тем более, что первое сентября было уже на носу, а Мишка, до сих пор, был без нового портфеля. Манюне нашей просто жизненно необходимо, по словам нашей мамочки, новое платьице. Ну, а без чего, на данный момент, не может жить наша мама — это пускай сама выбирает, премия, повторюсь, целых полдоклада!

Мобильник зажужжал в кармане:

— Ты где?

— Автобуса жду.

— Когда будет?

— Минут через пять.

— Хорошо, мы с Мишкой и Машенькой в торговом центре, на третьем этаже, в отделе детской одежды. Пока.

— Пока, — я не смог сдержать улыбки. Бесполезно было доказывать моей любимой то, что и девять секунд и пятьдесят девять — это всё та же самая минута на счётчиках мобильных операторов. Она свято верила в то, что чем меньше говоришь — тем меньше платишь.

С этими мыслями я полез в автобус. Прямо на входе мне на ногу, крепко так, наступил какой-то тип с бегающими глазами и даже не подумал извиниться. Странный, вообще-то, субъект, я его внимательно рассмотрел. Хорошие кожаные туфли, стильный костюм и галстук, а в руке потрёпанный фибровый чемоданчик, под тип тех, с которыми в шестидесятые ездили в стройотряды. И, как видно, тяжёленький. А ещё это шрам над правой бровью в форме ижицы. Так и подмывало протянуть руку в жесте хиппи и прокаркать «Pease, чувак»! Я спрятал улыбку, крайне невежливо пялиться на лицо человека и при этом ехидно ухмыляться. Тем, более, что тот, в принципе, ничего плохого мне не сделал. Или почти не сделал. Или, всё-таки сделал?

И тут в голове что-то зашевелилось, забрезжили какие-то воспоминания. Что-то такое, что, на первый взгляд, ко мне не имеет никакого отношения. Калейдоскоп какой-то. Перед глазами, явственно так, поплыло — сначала крест, потом костёр. За ними — решётки, самолёт. Само по себе, вроде бы, совершенно между собой не связано. Но везде этот «V» — образный шрам над правой бровью. Что-то во всём этом было до боли знакомо, но что? Странные штуки иногда выделывает с нами наше сознание. Смотришь на человека, точно знаешь, что никогда прежде его не видел и, тем не менее, точно знаешь, что он тебе знаком. И не просто знаком, а знаком, что называется, со всеми потрохами. Прямо, даже худо стало, как-то не по себе. Что-то было не так. Но что?

По дороге к торговому центру я завернул в цветочный ларёк. Не могу я идти к любимой женщине без цветов. Продавщица что-то там защебетала о свежем привозе, о новинках, разных там орхидеях и голопагосских ромашках. Мне это было, в принципе, до лампочки. Более того, внимание моё привлекло большое зеркало, в котором я увидел… самого себя. И тут я вспомнил всё!

Боже мой! Ну, конечно же! Сейчас рванёт! Я не хочу больше пережить то, что уже раз пережил, а поэтому нужно догнать этого урода.

Я рванул изо всех сил в сторону торгового центра, ощупывая взглядом каждого, идущего впереди. Его не было нигде. В какой-то момент внутри всё оборвалось: «Неужели опоздал?». Но нет, вот он, идет впереди, не торопясь, так, идет. Знает, гад, что никто ни о чём не подозревает и что сам он успеет сбежать. Ну, уж нет, тут то ты, родной, горько ошибаешься.

Первой мыслью было закричать, может быть, люди помогут, может он запаникует и допустит ошибку. Но, во-первых, часто паника может только ускорить развязку. А во-вторых, огромное количество помощников у героя бывает только в голливудском блокбастере, в остальное время обычные граждане, обычно, либо совершенно равнодушны, либо впадают в дикую панику. Мне не нужна была паника, кто знает, что у него в голове, возьмёт и взорвёт всё раньше времени. Лучше от этого не будет никому.

Я, не торопясь, но быстро, догнал этого типа. Время спортивного поведения прошло, поэтому я сделал ему жёсткую подсечку сзади. Пока он, взмахнув руками, падал, ногой оттолкнул тяжеленный чемодан в сторону, а сам упал сверху на «меченого» и постарался прижать его к земле, как можно сильнее.

— Вызовите полицию, — закричал я изо всех сил, — и уходите все, в чемодане бомба!

Подо мной рвался террорист, пытаясь развернуться. Постепенно у него это стало получаться. Силён, сволочь, мне уже не хватало сил удерживать его на земле. А он бился, плевался, скрежетал зубами, матерился, но всё в полголоса. Словно боялся привлечь ещё большее внимание. Народ, потихоньку, стал собираться вокруг нас. Я ещё раз заорал:

— Идиоты! Вызовите полицию! — Увидев, что кто-то наклонился над чемоданом, буквально завизжал, — Не трогай, придурок, там БОМБА! Бомба, ты можешь это понять?

Тот, повернув ко мне лицо, ответил:

— Да ладно врать-то, мы же не в Чикаго, каком-нибудь!

Мне захотелось заплакать от бессилия.

Внезапно раздался усиленный мегафоном голос:

— ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ И НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ! ЭТО НЕ УЧЕНИЯ! ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ АТАКА!

На нас, с «меченным» навалились трое спецназовцев. «Откуда они только взялись?» — мелькнула мысль, но быстро оборвалась, вместе с ударом под дых и щелчком застегнувшихся наручников. Увидев, краем глаза, что моего оппонента спеленали как младенца, я успокоился и, в изнеможении опустился на землю.

Я успел… Слава Богу, я успел. Теперь, наверное, всё должно быть хорошо. Передо мной остановились форменные брюки. Подняв взгляд, я встретился глазами с майором.

— Ты как? — Спросил он, снимая наручники.

Я пожал плечами:

— Нормально.

В кармане зажужжал телефон:

— Ты где?

Наверное, в этот момент я выглядел полнейшим дебилом. Потому, что так улыбаться умеют только «солнечные дети» — дети Дауна, открыто, счастливо, совершенно без всякой задней мысли, освещая этой улыбкой всё окружающее пространство. Я был счастлив!!!

— Любимая! Как я рад тебя слышать!

— Я тоже рада. Ты где?

— У входа в торговый центр…

— Ну, наконец-то. Мы на третьем, ждём только тебя. Всё!

Да, это была моя Лиза…

— Кстати, товарищ майор, так, между нами. Договор ведь шёл о трёх смертях, а я прошёл четыре? Как так?

Кожин в голос расхохотался:

— А ты сам-то, что, жить не собираешься?

 

Знакомство

— Как самочувствие? — Кожин встретил меня крепким рукопожатием.

— Спасибо, — осторожно ответил я, — Вашими молитвами.

— Ну, на счёт молитв, с Вами нам не сравниться. Спасибо Вам за содействие. Помощь Ваша просто неоценима.

Я ошалело посмотрел на него.

— Так кто кому помогал, я так и не понял.

Кожин улыбнулся:

— Вы решали свои задачи, попутно решая и наши общие.

— То есть?

— То есть, своими действиями Вы предотвратили крупный террористический акт и, попутно, спасая жизни своим домочадцам, Вы спасли жизни ещё более чем сотне людей. Правда, они об этом никогда не узнают.

Я задумался:

— Тогда, простите меня, я не совсем понимаю. У нас с Вами был договор на три жизни, в итоге, отработано на четыре. И тут я узнаю, что… — я помотал головой, — ничего не понимаю!

— Всё поймёте в своё время. А пока у меня к Вам есть деловое предложение. Предлагаем Вам работу.

— Но у меня есть работа.

— Да, я знаю. Но, то, что я хочу Вам предложить, во-первых, совершенно необычно в понимании простого обывателя. Во-вторых, всё, через что Вы прошли было, как бы, тестом на профессиональную пригодность. И, честно говоря, поначалу в Ваших действиях Вы поступали как совершенный дилетант. Однако с каждым разом рос профессионализм, и последняя акция была, практически, безупречна. Говорю как профессионал. При всём притом, что Вы даже понятия не имели о том, что надлежит делать, и какие поступки и деяния необходимы именно в этот момент. В-третьих, поверьте, пока, на слово, есть масса преимуществ работы в государственном учреждении.

Я, несколько скептически посмотрел на него.

— Да, да, уважаемый Илья Андреевич, можете думать всё, что угодно, но в нашем учреждении зарплаты высокие, да и льготы немалые.

Я не удержался:

— И сколько, если не секрет?

— Дадите согласие работать, узнаете. А пока, — он развёл руками, — государственная тайна.

— Так уже сразу и «государственная», — пробурчал я. Терпеть не могу, когда меня ставят перед выбором, когда приходится что-то менять в жизни. Тем более что выбор у меня невелик — что на что менять.

— Мне нужно посоветоваться с женой, — пустил в ход я последний аргумент.

Майор подошёл к двери:

— Я подозревал нечто подобное, и поэтому простите за мою небольшую самодеятельность. — Он открыл дверь, и, выглянув наружу, сказал — Проходите, пожалуйста.

В кабинет вошла Лиза. Собственно, я ожидал что-либо подобное, но готов к этому не был.

— Привет, — с глупой улыбкой произнёс я, — ты то откуда здесь?

Почему-то всегда, когда я вижу свою любимую, становлюсь маленьким, глупеньким мальчиком, и на лице появляется совершенно идиотская улыбка. Я не знаю, может быть это и нормально, потому, что в другое время считаюсь очень даже неглупым мужчиной. Лиза посмотрела на меня, тяжело вздохнула и, обратившись к Кожину, спросила:

— Что он натворил?

Майор рассмеялся:

— Ну что Вы, Елизавета Сергеевна, всё нормально. Ваш муж заинтересовал нас по другому вопросу. — Увидев недоверие в её глазах, закончил, — даю Вам честное слово!

— И что же за вопрос стал так интересен нашим любимым органам?

— Мы предлагаем ему работать у нас.

Лицо у Лизы вытянулось от удивления:

— Странно как-то, насколько я понимаю, чтобы работать в ФСБ необходимо закончить специальное учебное заведение, а профиль его института, ну никак не совпадает с вашими требованиями.

— Да, мы прекрасно знаем, что Илья Андреевич закончил факультет технологии обработки металлов. Но, поверьте, что в его случае это будет только плюсом. Ему совершенно не нужно знать принципы вербовки и пере вербовки агентов. Он будет занят немного другой работой.

— Интересно, и какой же?

Кожин рассмеялся:

— Знаете, что? Я знаю, что ваш сын сейчас в школе, а дочь в детском саду. Поэтому я предлагаю вам обоим маленькую поездку с экскурсией. Вы не против?

Мы переглянулись. Терять было нечего, у обоих, я так понимаю, в карманах лежали повестки, так, что полный рабочий день нам были обязаны оплатить…

— Поехали, — пожал плечами я, — партия прикажет, комсомол ответит — есть!

— Всё шутит, — оборвала меня Лиза, — считай, дошутился.

Я прекрасно знаю свою жену. Она никогда и ни в чем не видит хорошего. Особенно в том, чего не понимает. Тут я с ней был совершенно согласен. Я и сам ничегошеньки не понимал, хотя, что-то уже со мной происходило, что-то страшное и совершенно необъяснимое. Какие из этого делать выводы — я не знал, не хватало информации. Что же, как говорится, сам виноват, прописная истина — сначала получи информацию, потом делай выводы. Я сам про себя заткнулся, и целиком предался поездке.

Автомобиль был какой-то, то ли немецкий, то ли японский, я так и не разобрал, но очень удобный. Кожин сам сел за руль, а мы с Лизой расположились на заднем сидении. Жена моя о чём-то угрюмо думала, а я попытался сосредоточиться на поездке.

Из этого, правда, мало что получалось. В голове то и дело всплывали подробности тех, «фантомных», приключений. Я не удержался:

— Владимир Вениаминович, можно вопрос?

Кожин глянул на меня через зеркало заднего вида:

— Конечно.

— У меня из головы всё никак не выходит тот тип, со шрамом. Кто это?

Майор немного замялся:

— Это объяснить достаточно сложно. На нашем сленге его называют «Штучный». Он искусственный, сделанный человек. В разное время существовали различные названия для подобных организмов, это и «гомункулус», и «киборг», и ещё, Бог пойми как. В общем, искусственные люди. Мы их называем «штучные», собственно, на русском это и звучит, как штучный экземпляр. А вот на польском, украинском, на чешском, по моему, тоже — «штучный» — искусственный.

— А зачем они нужны?

— Расходный материал, пушечное мясо. Человек уже при зачатии одушевлён, то есть имеет душу. Это же создание без души, поэтому человеком называться не может. Поэтому, теоретически, живым может не считаться.

Лиза смотрела на нас широко раскрытыми глазами:

— О чём это вы?

— Подожди, милая, я тебе потом всё объясню. Так что же это, получается, где-то есть лаборатория, а то и целое производство этих, как Вы сказали «штучных», и они проникают в человеческое общество? С какой целью?

— Вот видите, Илья Андреевич, а Вы ещё сомневаетесь. Не успев дать согласие, Вы уже приступили к работе?

— Так, мужчины, — решительно вступила в разговор Лиза, — Я ничего не понимаю, поэтому, или, сначала, вы мне всё объясните, или прекратите эти ваши страсти! У меня, между прочим, тоже душа не на месте!

— Повинуюсь, мадам, — засмеялся майор, — Тем более что мы почти приехали.

Проехав мимо поста ГИБДД, на котором навытяжку и отдавая честь, стоял бравый полицейский, мы свернули в лес и, проехав около километра, остановились перед шлагбаумом.

— Кстати, — Кожин повернулся ко мне, — у Вас права есть?

— Нет, — растерянно ответил я.

— А водить машину умеете?

— В общем-то, да, — сдвинул я плечами, — Хотя…

— Нормально, — подытожил майор, и, увидев, что шлагбаум поднялся, надавил на газ.

Мы ехали ещё пару километров по очень хорошей брусчатке. Вскоре, за очередным поворотом показался небольшой посёлок, в который и направилась наша машина.

Аккуратные, на первый взгляд, небольшие коттеджи, выстроились в ряд. Однако, при дальнейшем рассмотрении, я понял, что они не такие уж и маленькие — два этажа, примерно метров по двести квадратных.

Душа моя заныла. Я всю жизнь мечтал жить в таком доме — два этажа, с большой гостиной, чтобы каждому по своей комнате, плюс кабинет. Но… Мечты, мечты.

В центре посёлка стоял большой одноэтажный дом, на крыше которого теснились антенны — спутниковые, релейные, сотовые и ещё не пойми какие. Похоже, было на поселковое управление. В дверях стояла дама, очень напоминающая директора сельской школы. Что её отличало от классной дамы — это широкая и совершенно искренняя улыбка.

Когда мы вышли из машины, она закричала куда-то внутрь дома:

— Эй, народ, шеф приехал!

На улицу высыпали люди. Их было немного, человек шесть или семь, но тот ажиотаж, который они подняли, был присущ, наверное, больше бразильскому карнавалу. Нас тоже захватил этот весёлый «сумасшедший дом». Всё дело было в том, что эти люди ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были нам рады, а не изображали восторг.

— Илюха, привет, чёртушка! — ко мне подбежал парень, лет тридцати и хлопнул меня по плечу.

— Эй, «критики», гляньте, кто к нам приехал!

Народ быстренько развернулся в мою сторону.

— Ба, да это же Илюша! Илья, привет! Какие люди нас посетили!

Я повернул голову к первому парню:

— Э-э-э…

— Ну да, конечно, ты же ещё ничего не знаешь! Ты у нас герой! Такие коррекции у нас редко кому удавались! Кстати, меня зовут Святослав, можно просто Сват. Я тут по технической части. Это — он указал на «классную даму» — Варвара Степановна, она у нас завхоз и старший аналитик. Это …

Дальше я всё равно не запомнил. Скосив глаза, я увидел улыбающегося Кожина и свою Лизоньку, у которой челюсть грозила пробить асфальт.

Майор пошёл меня спасать. Он поднял вверх руки:

— Ну, всё, всё, достаточно! У вас ещё будет море времени, чтобы выразить свой восторг. Давайте-ка, мои дорогие критики, по местам, дайте людям отдышаться.

Сбоку ко мне подкралась Лиза:

— Илья, немедленно признавайся, кто эти люди?

«Давай, Илья, увидимся, пока!» — неслось со всех сторон.

— Лизонька, зайка, честное слово, — заблеял я.

— Вы, Елизавета Сергеевна, не очень на него, — пришёл на выручку Кожин, — Он ведь и правда, ничего не знает.

— Чего он не знает!!! — Моя жена была близка к истерике. Про меня можно было не вспоминать.

— Спокойно, спокойно, — примирительно поднял руки майор. — Пойдёмте ка, я вам лучше ещё кое-что покажу.

О том, что с нами творилось в эти минуты, лучше не вспоминать. Мы с Лизой, в обнимку, пошли вслед майору, как на заклание.

Вскоре мы подошли к симпатичному коттеджу. Кожин открыл калитку, пропуская нас вперёд:

— Заходите, заходите, посмотрите, как мы тут живём, может понравиться.

Мощёная дорожка шла вдоль ухоженного газона. Там и сям были клумбы, на которых росли совершенно мне не известные цветы. Газон был того типа, как у англичан, который получается после ста лет тщательного ухода за ним. А дом… Я уже упоминал. Это не дом — это мечта! Поднявшись по ступенькам и взявшись за кованую ручку замка, посмотрел на нашего сопровождающего. Тот ободряюще кивнул.

Дверь открылась так, как и положено такой двери — медленно, с достоинством. Холл… Да, это был холл, не прихожая, нет, действительно холл. Справа был вход на кухню. Когда мы туда вошли, моя Лиза судорожно сглотнула. Я не очень разбираюсь в кухонных причиндалах, но тут я понял, что стою на пороге Лизиной мечты. С другой стороны холла за дверью был… кабинет. Книжные шкафы, письменный стол, стол под компьютер, с компьютером во главе, кресло. Короче, я больше не мог находиться в этом помещении.

Мы вышли в холл, и пошли по центральной лестнице наверх. Это добивало! Две детские спальни с мебелью для мальчика и девочки и спальня для взрослых.

У меня сжались кулаки:

— Зачем Вы это делаете? — С дрожью в голосе спросил я у Кожина.

— Зачем? — Тот исподлобья смотрел на нас. — Я знаю, что вы снимаете комнату у какой-то старушки? Я не ошибаюсь?

— При чём тут это? — Заорали мы на него в один голос.

— А при том, дорогие мои, что теперь этот дом ваш.

— ЧТО???

— Этот. Дом. Теперь. Ваш.

Дальше я ничего не помню. Лизонька оказалась покрепче. Пока я отсиживался в викторианском кресле в полуобморочном состоянии, она трясла майора, сначала за грудки, потом за руку, потом прижала его голову к своей груди и, в голос, по бабьи, разревелась.

Я, думаю, не нужно говорить, что это был за день. Стресс за стрессом. Но такие стрессы, по-моему, только продлевают жизнь. Когда я стал в состоянии что-либо соображать то встал, принял строевую стойку и отрапортовал:

— Товарищ майор, старший сержант запаса Авдеев, для дальнейшего прохождения службы прибыл.

Майор так же принял строевую стойку:

— Спасибо за службу, товарищ Авдеев, но это только начало. Дальше будет намного сложнее, но Вы справитесь, я в Вас верю! Вольно!

Лиза в восхищении переводила взгляд то на меня, то на Кожина.

— Ну, что, Илья Андреевич, пойдём, нам нужно кое-что закончить.

Лиза всполошилась:

— А как же я?

— А что Вы? — Улыбнулся майор, — Я же сказал, этот дом теперь ваш, Вы теперь в нём хозяйка, так, что исследуйте его. Единственное, что хочу сказать, это то, что холодильник полон. А погреба, продуктовый и винный достойны его хозяев. Если у Вас есть какие-нибудь пожелания, то я Вас слушаю.

— Скажите, а, сколько человек живёт в этом посёлке?

Майор на секунду задумался:

— Ну, если с вами и вашими детьми, то теперь ровно пятнадцать человек.

— Боже мой! — Всполошилась Лиза, — А как же дети?

Кожин посмотрел на часы:

— Через двадцать три минуты они будут дома. То есть здесь.

Елизавета моя уже уставшая сегодня удивляться приняла этот доклад как должное:

— В таком случае я приглашаю всех сегодня к нам на ужин! Нужно же нам всем познакомиться, правда?

— Я с Вами согласен, уважаемая Елизавета Сергеевна. Более того, беру на себя труд оповестить всех, что у семейства Авдеевых сегодня новоселье…

Обратно в управление мы шли не спеша.

— Ну, что, Илья, как настроение?

— Знаете, товарищ майор…

— Извини, что перебиваю, но тут у нас не армия и обращение «товарищ» не в ходу, поэтому лучше по имени-отчеству, а так как уж получилось у меня так громоздко, то все меня называют просто «шеф». Ага?

— Ну, я не знаю, попробую привыкнуть. А так, в общем, какое может быть настроение, если одномоментно, вдруг исполняются все желания.

— Ты очень удивишься, родной, когда узнаешь, что это ещё не все сюрпризы.

— Шеф, я Вас умоляю, не пугайте!

— Ладно, ладно, сюрпризы будут приятные, а кое-какие даже очень.

Когда мы шли до управления, я рассматривал прилегающие пейзажи. И скажу вам честно, был немало удивлён. Про дома я говорить ничего не буду, но вот, что поразило меня. Поселок со всех сторон был окружён лесом. И хотя до него было достаточно далеко, около километра, я смог увидеть, что лес этот, доложу я вам, был,… как бы это выразиться… странен. На дворе стоял май месяц, то есть самый разгар весны, а тут, слева, условно говоря, на западе лес был подёрнут желтизной. Чем дальше на север, тем желтее. Строго на севере он был белый, словно покрыт снегом. Чушь, конечно, но это факт. И далее на восток чем восточнее, тем белизны меньше. Строго на востоке — он чёрный, а далее, на юг, чем южнее, тем зеленее. Не знаю, ерунда полная, но вот такие у меня были наблюдения, пока мы не пришли в управление.

Заглянув в кабинет завхоза, шеф сказал:

— Варвара Степановна, у меня к Вам большая просьба. Авдеевы хотят сегодня вечером устроить небольшой вечер знакомств, поэтому, не сочтите за труд, с девочками помочь Елизавете Сергеевне. Познакомьте её с нашими традициями и привычками. А мы с мужчинами появимся часа через два, два с половиной.

В кабинете, с табличкой «Майор Кожин В.В.», шеф сел за стол. Я сел напротив. Открыв, какую то папку, которую он достал из сейфа, вынул из неё лист бумаги и протянул мне.

— Прочитай и распишись.

— Что это?

— Расписка в получении специального оборудования.

— А само оборудование?

— Не гони лошадей. — Кожин встал, подошёл к сейфу, открыл его и достал два пенала.

— Расписался? Получи.

Я открыл пенал, то, что потолще, и увидел там обыкновенный браслет, только уж очень толстый, а на нём часы. Тоже очень странные.

— А тоньше не было? — решил я пошутить.

Шеф улыбнулся:

— Это не часы, это УКС — универсальный корректор состояния. Мы, между собой, зовём его «Ганс».

Я пожал плечами:

— Ганс, значит Ганс.

Когда открыл второй пенал, настроение улучшилось. Там лежал суперсовременный hand free телефон. Но только наушник.

— А разве это не приложение к Гансу?

— Нет, родной, это Ганс сюда приложение. Это УК — универсальный коммуникатор. Между собою мы зовём его «Маруся». Носить его постоянно, снимая только на ночь, перед сном. Он пыле-водо-газо-и бог знает чего непроницаемый. Разрушить его практически невозможно. Украсть его у тебя невозможно в принципе. Собственно и УКС и УК настроены конкретно на тебя, на твои биологические параметры. Потерять их тоже невозможно. При отдалении от объектов более чем на тридцать метров раздаётся сирена, по мощности сравнимая с пароходной.

Теперь о назначении. «Ганс» выравнивает все твои биологические характеристики, то есть приводит в полный порядок твоё здоровье. Пока он с тобой ты никогда, ничем не заболеешь, все раны, нанесенные тебе, кроме несовместимых с жизнью, излечиваются в кратчайшие сроки. Кстати, как приложение ко всему, он ещё по ночам, когда ты его снимаешь, проводит диагностику и, если нужно, коррекцию здоровья твоих родных. «Маруся» никогда не позволит тебе получить рану, несовместимую с жизнью. Она всегда предупредит о предстоящих неприятностях, даст анализ событий, как в прошлом, так и в недалёком будущем. Кроме того, она может работать и как обычный телефон. Как ты, наверное, успел заметить, иногда она позволяет даже читать мысли собеседника. А это, порой, бывает совершенно неоценимо, хотя, может быть, и не совсем этично.

Вот такие вот пирожки, Илюша. Ты спросил, сколько ты будешь тут получать денег? Не дёргайся, я прекрасно понимаю, что у тебя семья. Отвечаю, от государства — ни копейки.

— Не понял?

— Всё дело в том, что наша программа не финансируется официальными структурами. Мы не получаем денег от государства.

— Как это? — Я получил почти нокаут.

— Вот так. Мы не получаем из бюджета ничего, мы сами себя финансируем, а попутно ещё кучу разных проектов. Поэтому и говорю, что официально в конторе — ни копейки. А как мы зарабатываем на жизнь, я тебе сейчас покажу…

Мы прошли в бухгалтерию. Кожин показал на стоящий в углу агрегат:

— Это наш Артефакт «Бездна», вернее он не наш, его нам подарили наши друзья. Сбоку у Артефакта есть дверца, которую мы раз в день открываем. Бывает, что приходится открывать и дважды и трижды.

— Зачем? — Не удержался я. Кожин улыбнулся:

— Артефакт «Бездна» имеет хорошую функцию. Он восстанавливает безвозвратно утерянные купюры любых валют и любых номиналов. Нашим бухгалтерам остаётся только их вынуть, рассортировать, съездить в банк и обменять их на рубли. Такая поездка, обычно бывает раз в неделю, но может быть и чаще. В зависимости от того, сколько валюты жители Земли безвозвратно теряют. Так, что, сам понимаешь, не Россия нам, а мы России финансово помогаем. Вопросы? — Я задумался. Вопросов был вагон и маленькая тележка.

— Вы хотите сказать, что это, нечто вроде, Философского Камня? — С лёгкой иронией спросил я.

— Можешь издеваться, можешь просто поверить, но так его тоже называют. — Я покрутил головой. Больно уж сегодняшний день был похож на сказку. А чудесное спасение моих родных, это не сказка? Кстати:

— А как заряжаются аккумуляторы у Маруси и Ганса?

— Питание приборов происходит за счёт твоего собственного биополя. Так, что в этом плане всё нормально, проблем нет.

— Уже легче, — пробормотал я. — А откуда, интересно, такие технологии, из каких лабораторий, ФСБ, КГБ или ЦРУ?

Шеф загадочно улыбнулся:

— Это наша самая охраняемая тайна. Эти разработки — подарок представителей внеземной цивилизации.

Я не слишком удивился, потому, что ожидал чего-то такого. Уж слишком всё это выглядело неправдоподобно для Земли и её обитателей. Но, всё равно…

— Как-то это всё выглядит слишком дико. Честно говоря, я ничего не понимаю.

Шеф усмехнулся:

— Ничего страшного, со временем всё станет на свои места. А пока прими всё на веру, тем более что допуск у тебя по максимуму и ты узнаешь все тайны человечества.

— Так уж и все? — Я всё ещё пытался иронизировать.

— Я тебя прекрасно понимаю, и ещё раз призываю всё принять на веру, а там посмотрим.

Тут меня пронзила мысль:

— Товарищ майор, а как же все стандартные процедуры, типа подписания договора, контракта, что ли, обязательств по секретной части и так далее и тому подобное?

Кожин пожал плечами:

— А зачем? Милый мой, все, что ты узнаешь здесь, настолько дико в человеческом понимании, что тебе, как минимум, никто не поверит. Представь себе, когда какие-то крохи информации просачиваются наружу, то никто, кроме жёлтой прессы не решается их напечатать. А каково доверие у нас к бульварным изданиям? Вот то-то и оно. Тем более что присягу преданности Родине ты однажды уже произнёс. А стандартная формула верности неоднократно проскакивала и в речах твоих и мыслях. Так, что мне, лично, просто не о чем беспокоиться. А наши работодатели нам доверяют полностью. Так, что не парься попусту, считай, что все формальности соблюдены.

— Да, кстати, а кто у нас работодатель?

— Формально, Федеральная Служба Безопасности России. Но они о деятельности нашего отдела имеют самое поверхностное представление. Ну а о настоящих работодателях тебе расскажу не я. — Он прижал пальцем наушник, — Виктор Иванович, зайди ко мне, пожалуйста. Сейчас я тебе представлю поистине уникального человека. А вот и он.

В дверь вошёл мужчина среднего возраста и атлетического сложения в тёмно-синем блейзере.

— Вызывали, шеф? Привет ещё раз, Илья.

Я уже почти привык к тому, что меня здесь знают все.

— Да, Витя, заходи, присаживайся. Вот, Илья, знакомься, это Виктор Иванович Сеничев, астронавт номер один.

Мы пожали руки друг другу.

— Знаете, шеф, я уже ничему не удивляюсь, но…. Насколько помню, первым в космосе был Гагарин…. Хотя я уже не знаю, кого слушать и во что верить.

— Ты меня плохо слушал, Илюша, первенство Юрия Алексеевича никто не оспаривает, а Виктор Иванович первый астронавт, то есть первый человек, ступивший на Луну.

Блин! Ему, наверное, нравится доводить меня до состояния шока. Я выглядел, наверное, так же как себя чувствовал. Это было настолько явно, что они оба расхохотались.

— Шеф! — Взмолился я, — Я всё понимаю, но как же быть с известным всеми постулатом, о том, что на Луне были американцы и что первого астронавта, всё-таки зовут Нейл Армстронг?

Мои собеседники переглянулись. Кожин чуть заметно кивнул.

— Понимаешь, Илья, самое мерзопакостное то, что американцы дальше павильонов Голливуда не летали, но раструбили на весь мир об экспансии нашего спутника. Мы же, конкретно я, — молвил Сеничев, — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был на Луне, но вынужден молчать об этом. И молчать только по одной простой причине — мне никто не поверит. Да и подтверждений пребывания ТАМ представить я не могу, опять же по простой причине. Те, кого я там встретил, очень просят не афишировать наше знакомство. Впрочем, это не выгодно и нам. Думаю, сам понимаешь.

Шоковое состояние не проходило. Я никак не мог переварить всё услышанное. Ну не переваривалось оно и всё тут! Это было сродни тому, как в детстве ты неожиданно узнаёшь, что Деда Мороза не существует, а под его бородой прячется воспитательница детского сада.

— А что, с американцами они в контакт не входят? Вроде бы тоже одна из лидирующих стран. — Сеничев тяжело вздохнул:

— Ты видел в интернете фотографию мёртвого инопланетянина?

— Да муляж какой-то. — Махнул я рукой, — Инопланетянин получился больно на игрушку похожий.

— А вот теперь, Илья, представь себе, что так выглядят наши друзья, а этот, как ты говоришь, муляж, есть их товарищ, которого американцы убили. Пару раз, через посредников, наши друзья пытались выкупить за любую цену своего товарища. Но американцы не удостоили даже ответом. Поэтому Эссентилы, или Эссы, кстати — Эссентила, так они называют свою планету, поэтому они полностью игнорируют американцев, и даже разумными не считают.

— Тут я с ними согласен, без вопросов. — Пробормотал я. — А скажите, Виктор Иванович, а как там на Луне? — Собеседники улыбнулись:

— Слетаешь сам и посмотришь. — Меня снова ввели в прострацию. Я — и на Луну?

— Шутите? — Кожин совершенно серьёзно так:

— Нет, родной, шутки кончились. Учёба будет проходить, в том числе и в космосе, на Луне, в частности. Минутку, — Он прижал наушник. — Да, я понял, спасибо, уже идём. Пошли, парни, девочки нас уже ждут с праздничным ужином.

Ужин получился на славу. В холле нашего (НАШЕГО!) дома был накрыт изысканный стол, на столе чего только не было. Я так понимаю, что наши добровольные помощницы приложили к столу не только своё умение, но и свои деликатесы. Сбоку стола стоял столик для детей. Наших Машеньку и Михаила (он так старался выглядеть взрослым) опекали ещё три девочки лет, примерно, двенадцати-тринадцати. Нужно сказать, что девочки вовсе не старались плотно опекать наших малышей, поэтому всем было весело. Вина на столе было немного, но то, что я попробовал, можно было назвать — шедевр.

Постепенно взрослая часть населения переместилась во двор, где стояли лёгкие и очень удобные кресла. Женщины дружно опекали Лизоньку, а та просто таяла от такого избытка внимания. А я просто взял стакан грушевого сока и присел чуть в сторонке от всех. Мне просто необходимо было всё обдумать, во всём разобраться. Рядом тоже молча, присел шеф. Помолчали, и тут меня озарило:

— Командир, вопрос можно? — Кожин усмехнулся:

— «Командир», так меня ещё не называли, но тоже неплохо. Слушаю?

— Я тут, ещё днём, обратил внимание на то, что здесь лето, а вот с четырёх сторон, как будто, разные времена года, это как понимать?

— А вот так и понимать, дружище, с северной стороны — постоянно зима, в любой момент бери лыжи и иди, катайся. Кстати, который час? Ага, нормально, просто в два часа ночи тут всегда идёт тёплый дождь. Примерно на полчаса. Так, что время у нас ещё есть. Да, с востока — вечная весна, кстати, там, на весенней стороне неплохая рыбалка. На юге — вечное лето, отдых, купание, опять же рыбалка, загар. Ну и на западе — осень. А это грибы. Сам понимаешь, грибная охота — лучшее лекарство от переутомления. Вот так. Всё правильно ты увидел.

— Но как? — Я снова был в прострации. Шеф посмотрел на меня, наверное, думал, стоит ли говорить мне это, пойму ли я?

— К твоему сведению, посёлок наш стоит в пространственно-временной складке. Как это сделано, боюсь, не знает никто. Но посёлок наш, кстати, он имеет название Мирный, так вот, наш посёлок нам подарили, опять же, наши инопланетные друзья. А Мирный он потому, что сюда просто так проникнуть невозможно в принципе. Мы проезжали шлагбаум, помнишь? Так это мощный сканер, который считывает информацию не только внешнюю, но и поверхностный информационный слой мозга. И сразу определяет кто, с какой целью едет к нам. Если этого человека нет в списках, мало того, даже если он и есть в списке, но везёт с собой негативные эмоции, шлагбаум пропустит. Но не в посёлок, а сквозь него. Человек проедет, ничего не заметив, и попадёт центральное шоссе и дальше. — Я сидел, молча переваривая полученную информацию. Да, пока всё было очень сложно. Но я сложностей не очень боялся, более того, сложности заставляли меня мобилизовать все свои силы.

— Спасибо Вам, Владимир Вениаминович. Я буду очень стараться, что бы оправдать доверие.

— Верю, — Сказал Кожин, подымаясь из кресла. — Внимание всем. Половина второго, давайте поможем навести порядок и будем готовиться к завтрашнему дню. День, возможно, будет не из простых. Илья, тебе советую до сна познакомиться со своими приложениями. И только потом — отдыхай. У нас рабочий день начинается в девять утра. Это если нет тревоги, а так — как и в любом спецподразделении, рабочий день не нормирован. Вы уж простите, Елизавета Сергеевна.

— Лиза, просто Лиза, — Сказала моя любимая, прижимая к себе детей. Шеф развёл руки:

— Ну, тогда и Вы меня просто Володя. Договорились? — Лиза кивнула. — Вот и чудно. Ну что ж, смотрю, порядок навели, давайте прощаемся до завтра. Да, Лиза, ещё момент. Автобус за ребятами заедет в половине девятого. Советую Вам съездить с ними и посмотреть, куда мы их устроили, чтобы сердце не болело.

Пока Лиза укладывала ребят, я попробовал примерить свои приложения, как их назвал Шеф. Браслет лёг на руку словно родной, что не могло не радовать. Для меня была вечная проблема с подбором ремешков и браслетов для часов. Ну не хотели они признавать меня и — точка! А тут, словно родненький. Полюбовавшись на то, как примостился на руку браслет, надел наушник. Поправив немного, был ошарашен голосом: «Носитель — человек, мужчина. Как Вас называть?»:

— Илья, — немного растерянно ответил я. Голос продолжил: «Носитель — человек, мужчина, имя Илья. Проба голоса — есть. Прошу пробу мысли». «Мысли, — подумал я, — а о чём подумать»? «Есть проба мысли. Прошу задавать вопросы». «А Вы, наверное, Маруся, как говорил шеф»? Ответ немного озадачил: «Вы можете меня называть так, как Вам будет удобно». «Спасибо, Маруся, я подумаю, какое имя будет красить Вас больше всего. А пока, идёт моя супруга, думаю, что нам пора отдыхать. Завтра рабочий день». «Спасибо, и спокойной ночи Вам, Илья и Вашей супруге».

Ночь прошла быстро, Лиза и я почти не спали. Всё обговаривали случившееся. Наконец, уставшие, до не могу, уснули, крепко обнявшись.

Утро провозгласил «Ганс» лёгкой вибрацией на моём запястье. Удивительно, но и Лиза проснулась вместе со мной.

— Доброе утро, милый! — Поцеловала она меня в висок, и, оставив в лёгком ступоре, пошла в ванную. Так она ещё никогда не приветствовала по утрам. Вот, что такое гнездо для женщины. Свой дом — для женщины, практически всё. А когда приходится часто менять жилище, тогда она всё чаще заглядывается на сторону, на самцов, готовых приютить её под тёплой и надёжной крышей. А тут уже слышу, как гремит посуда и доносится нежный голос моей любимой, поющей:

— Ах, как же долго я тебя ждала… — Дойдя до ванной, я увидел Мишу и Машу с широко открытыми глазками. В руках они держали щётки с пастой:

— Папа, а с мамой всё хорошо? — Шёпотом спросил Миша. Я улыбнулся и обнял обоих:

— Ну конечно, с мамочкой теперь всё хорошо. Человек поёт тогда, когда ему очень хорошо, понимаете? — Дети серьёзно кивнули, а Машенька добавила:

— Тогда и я буду петь. Мне тоже очень хорошо. Можно? — Мы с Мишкой расхохотались:

— Конечно, пой, тогда мы всегда будем знать, когда тебе хорошо.

Завтрак прошёл весело и вкусно. Ребята мои, под маминым руководством, собрались в садик и школу. А я в это время залез в платяной шкаф, что бы найти себе что ни будь, в чём пойти на работу. Но сначала, спохватившись, надел на ухо «Марусю». И сразу же: «Доброе утро, Илья. Как настроение?»

— Спасибо, — ответил я, — у нас всё хорошо. Посоветуй, что одеть на первый день работы.

«Смотрите, на вешалке висит камуфлированный костюм, под ним стоят шнурованные полусапоги, наверху кепи. Советую на первый день одеться так».

«Маруся, но тут на погонах лейтенантские звезды, а я только старший сержант» — Подумал я.

«Довожу до сведения, — Маруся была краткой, — приказом по ФСБ за номером 011\2-ОГ Вам от вчерашнего числа Вам было присвоено звание „лейтенант“».

«Ну, что ж, уже не плохо» — подумал я, примеряя костюмчик. А вошедшая Лиза только изобразила недоумение:

— Не поняла, у кого это ты форму одолжил?

— Не одолжил, Солнце моё, со вчерашнего дня я ещё и лейтенант. — На этот раз, к моему удивлению, Лиза поверила сразу. Обняла меня, поцеловала:

— Поздравляю, Кормилец! Ну, мы уехали, ключи на крючке возле выходной двери. Веришь, еле нашла. Ну, всё, пока! — Она махнула рукой и убежала. А я зашнуровал сапоги, надел кепи, глянул на себя в зеркало, отдал себе честь, сбежал по лестнице вниз. Закрыл дверь и пошёл на работу.

Возле дома с антеннами я остановился. Куда заходить? Маруся тоже молчит. И тут ближняя дверь открывается и оттуда выходит Кожин, тоже в камуфляже, с майорскими погонами. Тут уж я не ударил в грязь лицом. Сделав четыре строевых шага, остановился в двух шагах от Шефа, кинул ладонь к обрезу кепи:

— Товарищ майор! Представляюсь по случаю присвоения мне воинского звания лейтенант, а так же прибытия к новому месту службы. Докладываю, лейтенант Авдеев!

— Вольно, товарищ лейтенант! Ну, привет, Корректор. — Кожин пожал мне руку.

— Корректор? — Спросил я. Шеф кивнул:

— Да, это твоя должность. С особенностями и обязанностями будешь сегодня знакомиться. — Обернувшись к дому, — эй, критики! Живые есть? Поприветствуйте молодого офицера! — Как оказалось, в этом доме было много дверей. И все они почти одновременно открылись, выплеснув из дома кучу народа:

— О, Илья, привет! Привет офицерам! Когда звёзды обмывать будем, а Илюха? — Шеф поднял руку:

— Прошу тишину. Итак, товарищи Безопасники, или проще Критики. Знакомьтесь — лейтенант Авдеев, наш первый Корректор. А поскольку эта должность у нас введена с сегодняшнего числа, и, поскольку, что делать и как работать корректору ещё никто не знает, мы с вами всеми и будем строить эту должность. Давай, Илья, заходи, знакомься со своим кабинетом, с ребятами. Потихоньку вникай в специфику нашей работы, может сам, что подскажешь.

У меня свой кабинет! С ума сойти! Кстати, что я не понял, так это то, что домик этот внутри был намного больше, чем снаружи. Когда я спросил об этом ближайшего соседа, то тот просто махнул рукой:

— Про пятое измерение слышал?

— Разве только у Булгакова, Фагот упоминал, по-моему.

— Всё верно, тут у нас то же самое. — Я покрутил головой:

— Ладно, разберусь, надеюсь. — Собеседник улыбнулся:

— А что тебе остаётся делать. — Оставшись в кабинете один, я налил себе кофе и обратился к Марусе.

«Маруся, девочка моя, давай с тобой пообщаемся поконкретнее, не возражаешь?»

«Для Вас я всегда готова».

«Ну, давай решим вопрос обращения. Я хочу, что бы ты обращалась ко мне на „ты“, возражать не будешь»?

«В данном случае, воспринимаю как приказ»?

«Нет, просьбу».

«Хорошо, как скажешь».

«Вот и ладушки. Есть много вопросов и непонятностей, помоги, пожалуйста, разобраться».

«Готова ответить на все вопросы».

«Скажи, пожалуйста, каковы основные функции вашего тандема — Маруся-Ганс, кроме тех, что я уже знаю»?

«Я поняла. Кроме функций, про которые тебе уже сказали, я всё же их упомяну — чтение мыслей, доступно на расстоянии не более пяти метров, далее — остановка времени, в радиусе десяти метров, не более. Мониторинг здоровья, твоего и твоих близких. Он проводится только в пределах твоего дома и двора. Кстати, чтение мыслей. У своих родных ты мысли читать не сможешь. Эта функция для соблюдения корректности отключена. Ты можешь её включить, но не советую. По наблюдениям наших Критиков чтение мыслей у родных очень неприятное занятие». Я только подумал о том, что смогу читать мысли у Лизы или Мишки и Машеньки. Меня даже передёрнуло.

«Ничего включать не будем. Давай дальше, просвещай».

«Принято. Далее, функция молекулярного синтеза и молекулярного разложения. Что это такое? По команде любой объект, например камень, с помощью молекулярного синтеза превращаем, например в золото. Этот же камень, с помощью молекулярного разложения превращаем в песок, пыль, навоз, короче, во что угодно».

«Прости, перебиваю. Вопрос. Предмет действительно любой? Или металл в металл, кристаллы в кристаллы, дерево в дерево, и так далее»?

«Нет, имеется в виду любой в любой. То есть ты можешь превратить стакан воды в стакан песка, или в стакан свинцовой дроби. Надеюсь, что понятно. Но, тут свои ограничения. Синтез доступен на расстоянии не более трёх метров, а разложение — не более пяти метров. Пока вот так, слишком загружать сознание пока не будем. Всё постепенно. Вопросы есть»? Я задумался, кофе по глоточку проникал в желудок, в мозгах была каша, которая, впрочем, начала выстраиваться в стройные ряды.

«Вопрос. Есть ли возможность увеличить радиус действия функций»?

«Есть. Подойди к шефу и попроси для „Ганса“ блоки сведения серии „Б“, с первого по десятый». Я задумался.

«Интересно, а почему их сразу не поставили»?

«У шефа и спросишь». — Как мне показалось, с лёгкой издёвкой ответила «Маруся».

«Ладно, я всё понял. Пошёл к шефу».

Выйдя из кабинета, обратил внимание на появившуюся на двери табличку: «Лейтенант Авдеев. Корректор». «Здорово, — подумал я, — хоть кабинет без проблем буду находить», «Маруся» промолчала. Кабинет шефа найти было сложнее. Я уже говорил, что изнутри домик был намного больше, к тому же, не знаю во сколько этажей. Пока побегал, поспрашивал у народа. Все с улыбкой смотрели на меня, и показывали дорогу к кабинету шефа. Наконец, чуть лбом не въехал в дверь с табличкой «Майор Кожин В.В.». С облегчением вздохнул и постучался. Голос изнутри:

— Заходи, Илья. — Я сначала удивился, он что, сквозь двери слышит? — Нет, я мысли твои слышу, заходи. — Обалдеть. Захожу, красивый большой кабинет, за столом хозяин кабинета:

— Товарищ майор, разрешите обратиться, лейтенант Авдеев. — Кожин с иронией посмотрел на меня:

— Слушаю Вас, товарищ лейтенант.

— Товарищ майор, — я набрался духу, — мне нужны блоки сведения для «Ганса», серия «Б», с первого по десятый. — Тут уже Кожин широко улыбнулся:

— Молодец, обычно за серией «Б» ко мне приходят только через пару недель. А ты — глянь, в первый же день.

— Так, а чего тут гадать, если «Маруся» всё рассказала и научила, что делать. — Развёл я руками. — Гораздо сложнее тут по зданию гулять. Нас тут всего пятнадцать человек, а рабочий корпус как Пентагон, блин, огромный. Главное, что только изнутри. Снаружи — домик — как домик. — Кожин поднялся из-за стола, подошёл к сейфу и достал из него что-то похожее на хирургический бокс.

— Ну, подходи, будем твоего «Ганса» совершенствовать. — Я подошёл к нему:

— Снимать?

— Не надо, просто присядь и руку положи на стол. — Я так и сделал. Шеф открыл бокс. Там рядами стояли пластинки из…металла?

— Это не металл, хотя, похоже. Это биокерамический состав для ментальных преобразований. Понимаешь, о чём я? — Он достал одну пластинку, приложил к моему браслету. Пластинку, буквально всосало внутрь.

— Про ментальность — это я почти понял, почти. Но вот это! Честное слово, шокирует. — Майор достал вторую пластинку:

— Погоди, это был первый, а их десять. — Да, это было весело. Блоки один за другим всасывались в браслет. Вот втянуло десятый.

— Всё? — Спрашиваю. Кожин кивнул:

— Пока да.

— А почему, пока?

— По немного, не гони лошадей. Ты ещё к серии «Б» приспосабливайся. А там видно будет.

Странно, но свой кабинет я нашёл, буквально через три шага. Ничего не понимаю. Но тут включилась «Маруся». Не успел я зайти и присесть в кресло, в мозгах зазвучало:

«Серия „Б“, десять блоков. Начинаем процедуру слияния с разумом. Илья, будь добр, закрой глаза, процедура, несколько необычная». Я послушно закрыл глаза. Но даже сквозь закрытые глаза чувствовалось, как штормит в мозгах. Так и подмывало хоть на миг открыть хоть один глаз, но страх удержал веки крепко сжатыми. Я, вообще то труслив не очень, но тут просто не было сил преодолеть ужас. Наконец «Маруся» подала голос:

«Ещё тридцать секунд и можно будет открыть глаза». Я не утерпел и, все-таки открыл глаза, о чём тут же пожалел. Вселенная вокруг меня хаотически металась с одного края на другой.

«Этого делать не следовало, — тут же с ехидцей вмешалась „Маруся“, — слияние ментальных данных с мозгом штука не очень приятная». Я закрыл глаза, но мир и в темноте вращался так, как он хотел.

«Прости, Маруся, и спасибо, что попыталась меня уберечь от этих „американских горок“, я буду тебя слушать. Знаю, что ты мне зла не желаешь».

«Слияние завершено, глаза можно открыть».

Не знаю, что, но что-то изменилось. Немного, может быть, заострилось зрение, резче стали запахи, слух обострился? Или я всё это придумываю, чтобы немного отойти от той карусели?

«Всё верно, — Маруся успокаивает, — и зрение, и слух, и обоняние. Помимо того, добавилась функция „Телепорт“. Теперь ты может силой мысли перемещать предметы в пространстве».

«Извини, вопрос. Только ли предметы, или себя перемещать тоже могу»? «Вопрос понятен. Да, себя можешь, как и предметы, пока только массой не более тонны на расстояние не более одной тысячи километров».

«Ого, тоже дело. Я так понимаю, чтобы вырасти в своих возможностях мне нужно перейти на серию „А“, правильно»? Маруся помолчала.

«Вопрос не в моей компетенции, но ответить можно — да, нужна серия „А“. Соответственно, к ней нужно быть подготовленным. Чем мы с тобой и будет заниматься».

«Скажи тогда, раз уж ты первый запрет уже нарушила. Есть ли серии выше „А“?»

Маруся молчала.

«Спасибо, родная, я получил свой ответ».

В этот момент, в коридоре послышалось щёлканье соловья.

«Маруся, что это»?

«Перерыв на обед, всех приглашают в столовую».

«Понял, спасибо».

«Приятного аппетита».

Столовую я тоже нашёл буквально в трех шагах от своей двери. На раздаче стояла маленькая очередь, все с улыбкой повернулись ко мне. Тут уж нужно не теряться:

— Привет всем и приятного аппетита. — Все и у стойки и за столами в разнобой ответили. Вот только человек на раздаче никак себя не проявил. Даром, что лицом он мне был уж очень знаком. Вот только над правой бровью у него шрам был вертикальный прямой. Короче, единица. Вот, в чём дело, мысленно усмехнулся я. Подойдя к раздаче и опёршись на неё:

— Привет, Первый. Что у нас сегодня в меню? — Штучный, немного с удивлением:

— А откуда… — Тут же, собравшись, — Что будете заказывать?

— Интересный вопрос. — Я почесал в затылке, пытаясь глазами найти меню. — А что сегодня на обед? Что-то меню не вижу…

— Что пожелаете, то и будет. В запрете только алкоголь. — Мне стало интересно. И Маруся молчит. Снова тест. Ладно:

— Тогда, на первое — харчо, на второе шашлык и салат из овощей, на третье — мацони. Нормально? — Но Первый уже скрылся. Как мне показалось, пошёл докладывать о сумасшедшем, который заказывает грузинскую кухню. Однако я ошибся. Первый появился с подносом, заставленным моим заказом.

— Присаживайтесь за стол, — Первый увидел, куда я присел, поставил приборы около меня, — Приятного аппетита, — поклонился биоробот и с достоинством удалился.

— Спасибо, — Только и успел бросить ему в спину. Но, похоже, что напрасно. Первый никак не отреагировал. — Ну, как хочешь. — Сказал я и взялся за ложку. Однако, одна мысль грызла и не давала есть. Обернувшись, увидел рядом Виктора Ивановича:

— Виктор Иванович! — Полушёпотом крикнул я. Он обернулся:

— Илюша, не переживай, обеды у нас демократические, то есть бесплатные. Так, что, приятного аппетита.

— Спасибо, Вам так же. — Да, это действительно здорово. Интересно, подумал я, а если я закажу, что-нибудь, типа чёрной икры, или галапагосского омара? Тоже бесплатно?

— Представь себе, да! — Так шепнул мне на ухо Сеничев и понёс посуду к мойке. Да, обалдеть можно, так и растолстеть можно будет. Но тут включилась Маруся:

«Не переживай, не растолстеешь. Пока мы с Гансом с тобой, растолстеть ты будешь просто не в состоянии. К тому же, тут хороший спортивный зал и бассейн, и шеф поощряет тех, кто находит время для физ. подготовки и плавания».

«Тут есть бассейн? А где? И когда можно туда пойти?»

«Бассейн у нас на минус третьем этаже. Спортзал на минус втором, а заниматься в них можно в любое время, если нет ничего срочного».

— Ясно, — пробормотал я, допивая грузинский кефир. Только вот, так и не понял, в чём отличие мацони от кефира?

«В названии», — подколола Маруся.

— Ага, я так и понял.

Остаток дня мы с Марусей провели в испытаниях моих нынешних способностей. Как оказалось, теперь я способен молекулярный синтез проводить на расстоянии до пятидесяти метров и разложение — до ста метров. Думаю, что не плохо, для начала. Далее, мысли способен читать на расстоянии до тридцати метров, а паузу ставить в окружности в пятьдесят метров. Круто! Мне нравится. Что же будет с серией «А»? Или ещё дальше? Не знаю, как там будет называться та серия, ну, да доживём — узнаем.

Свой дом я чуть было не прошёл мимо, но Маруся, хорошая девочка, таким свойским тоном:

«И куда же это ты попёрся?» Я мигом встал, как вкопанный. Посмотрел налево.

«Спасибо, Маруся, действительно, куда я попёрся?»

Открывая тяжеленую и, такую полную собственной значимости дверь, я ощутил давно забытое чувство — «Я дома!!!» Действительно, я был дома. Не успел я снять сапоги, как меня атаковал маленький, разноцветный визжащий снаряд с косичками. Я только и успел, что подхватить это чудо — чудесное, подбросить к потолку, поймать и прижать к себе. После этого Михаил, с достоинством подошёл ко мне и, обняв за пояс, вздохнул с облегчением:

— Привет, папа!

— Добрый вечер, родные! — Я глаз не мог оторвать от Лизы. Боже, как давно я не видел это лицо таким счастливым. Она подошла к нам, обняла всех разом, меня поцеловала:

— Мой руки, ужинать будем. — Если бы вы слышали, сколько было вложено в эти четыре слова! За это стоило жить!

 

Коррекция

Утро. Никогда в жизни бы не мог подумать, что утро может быть таким радостным и безмятежным. Утро всегда было наполнено вечными проблемами наступающего дня, ворчанием любимой женщины, стоном Машеньки, которая никак не хотела идти в детский сад, хмурым молчанием юного бойца Михаила, и прочая, прочая… А тут и настроение, которым хочется поделиться со всем светом, и доносящиеся снизу пение моей Лизы, и воинственно-весёлые вопли обоих архаровцев. Эх, а я чем хуже? Подскочил, открыл окно, принимая порцию свежайшего воздуха. Заправил кровать, сделал пару махов ногами. Неожиданно вспомнился комплекс упражнений, который один из наших сослуживцев называл серьёзно — «Ката Школы Скорпиона»! Во, как! Теперь то я знаю, насмотрелся товарищ Брюса Ли, и давай изобретать нечто непроизносимое. Усмехнулся и давай вспоминать. Через пять минут понял, что при всём трагикомизме товарищ то наш, был не совсем уж чайником, а его комплекс под утреннюю зарядку очень даже катит. Водные процедуры я закончил вместе с криком Лизы:

— Эй, летёха, нам как, без тебя завтракать?

— Бегу уже, бегу, — на ходу подтягивая штаны, слетел я со второго этажа. Из-за стола, на кухне на меня смотрели с лёгкой укоризной три пары глаз. Сделав вид, что всё в порядке, я занял место во главе стола:

— Всем приятного аппетита.

Мамочка провожала всех нас, кого в школу, кого в детский сад, а кого и на работу. Но никого не забыла, всех наградила поцелуем. Не знаю, приметы гласят, если утро такое радостно — счастливое, жди обязательно подвоха. Так не хотелось в это верить, однако, примета — штука проверенная веками. Вот и здесь. Не успел я дойти до нашего рабочего домика, как в ухо постучалось что-то, и раздался голос Маруси: «Внешний вызов. Майор Кожин. Соединять»? От неожиданности я даже остановился: «Конечно же, соединяй».

— Илья? Доброе утро. Сразу, будь добр, зайди ко мне.

— Есть, командир, еще десяток метров.

— Жду.

Опять удивительное дело, только я открыл первую попавшуюся дверь, тут же глаза упёрлись в дверь с табличкой: «Майор Кожин В.В.». Ниччё не понимаю, чессное пионерское. Наверное, все-таки серия «Б», больше объяснений никаких нет. Постучав в дверь, услышал:

— Да, заходи Илья.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— И Вам не хворать, товарищ лейтенант, — улыбнулся шеф, протягивая руку. — Как спится на новом месте? — Наверное, моя улыбка что-то напоминала, потому, как Кожин просто расхохотался. — Ну и чудно. Ладно, настраиваемся на серьёзный лад. Для тебя есть работа.

— Снова нужно будет умирать? — Совершенно серьёзно предположил я. Но, как видно, ошибся.

— Нет, Илюша, умирать тебе больше не придётся, разве, что в определённое Господом время. А сейчас задание очень серьёзное. На карте стоит спокойствие и согласие нашей Державы. «Ничего себе!» — Подумалось мне. «А ты как думал? — Прилетела в ответ мысль от шефа, — Мы тут не в бирюльки играем».

— А если серьёзно и конкретно. Ты, наверное, обратил внимание на то, что я наших ребят называю «Критиками»? — Я кивнул. — А ты у нас первый на должности, которую мы назвали «Корректор». Так вот, в чём состоит работа «Критика». Вот, обрати внимание, — он кивнул на монитор своего компьютера. Экран светился цветными диаграммами непонятного назначения. Однако, приглядевшись, я заметил определённую закономерность в линиях. Линия определённого цвета была подписана аббревиатурой, каждый цвет — своей. Некоторые линии упирались в узлы, которые я бы назвал, распределительными. А назвал бы так оттого, что далее от узлов шли несколько линий, разных цветов. Что-то в голове крутилось, но вот в кучу никак не складывалось. Шеф усмехнулся:

— В верном направлении идёте, товарищ Корректор. Теперь смотри. Вот этот набор линий — это линии судеб определённых фигурантов. Те, что без подписи, нам, пока, не интересны, потому как идут ровно, без загибов и скачков. А вот те, что упираются в узловые моменты — вот это уже наша работа. Критики рассматривают вероятности событий на каждом ответвлении, дают ему оценку и дальше уже, что называется, как пойдёт. Старались, конечно, то один, то другой, так, слегка подтолкнуть фигуранта в нужную нам сторону. Если получалось, то было очень хорошо. Ну а если не получалось, то так и записывали — «Фигурант упрям». Шутка. Всё шло более или менее нормально, пока узлов не стало больше, чем хотелось. Поэтому, понадобился Корректор, то есть человек, который способен своим вмешательством в события изменить судьбу человека. Понимаешь? — Понимать то я понимал, вот только никак не мог себе представить, как я смогу вмешиваться в судьбы людей без их ведома. Так, или?

— Собственно говоря, так и есть, вернее — будет. Но тут тебе на помощь придут наши помощники. Маруся всегда подскажет, подправит твои намерения, Ганс всегда поможет, если тебе вдруг станет не по себе. Ну, ты понимаешь? — Я снова кивнул. — Ладно, не будем терять время. Пойдём к нашим критикам, они тебе объяснят, что от тебя требуется на данном этапе. — Мы вышли в коридор и через два шага открывали дверь с табличкой «Зал операторов».

Помещение было не просто огромным. Посреди зала, я сначала не поверил глазам, рос огромный, величественный дуб. Мелькнула мысль, когда задрал голову, пытаясь увидеть верхушку — «И где же этот исполин снаружи? Там только антенны»…

— Шеф, привет, Илья привет, — неслось со всех сторон.

— Всем привет! — Шеф поднял руку. Я постарался не отстать. — Кто работает с Сигаевым?

— Здесь, шеф, — донеслось из угла.

— А, Святослав, отлично, — шеф повёл меня в угол, в котором я увидел парня с широченной улыбкой:

— О, какие люди! Илья, привет! Шеф, мой поклон. — Кожин покачал головой:

— Так, Илья, Святослав, оставляю вас оценивать ситуацию. А я, пока, пробегусь, посмотрю, что другие критики нацарапали. — Я проводил шефа взглядом. Потом вопросительно посмотрел на Святослава:

— Что случилось, Сват? Что шеф такой дёрганный сегодня? — Святослав сразу стал серьёзным:

— Будешь тут серьёзным, блин. Вот смотри. — Он ткнул пальцем в монитор. Там светилась синяя линия, упирающаяся в оранжевый узел. На синей линии светилась аббревиатура «СигАП». А вот дальше, от узла линии разбегались, но не далеко. Через десяток сантиметров они снова сбегались в один узел красного цвета. А вот из этого узла не выходило ничего. «Убили, что ли? Или как?» Святослав вздохнул:

— Или как, Илья. Сейчас я тебе расскажу историю некоего Сигаева Александра Петровича, доцента и профессора химии, ректора Химико-Технологического. Так вот этот самый Сигай Петрович, как любовно зовут его студенты, кстати, подполковник в отставке, шестьдесят семь лет. Возраст, сам понимаешь, не больно-то творческий, но, однако же, родил идею, а нам головную боль.

— Что же такого страшного он мог изобрести, если даже в нашем отделе поселился головняк? — Мне действительно стало интересно. Святослав немного помолчал:

— Он изобрёл субстрат вольфрамоникелевого меланина. Я понимаю, что это тебя ни о чём не говорит, но эта эссенция имеет свойство уничтожать нефть и нефтепродукты. При чём, одна капля этой химии в нефти будет себя вести подобно вирусу биологическому и компьютерному. Разлагает нефть и нефтепродукты на воду, парафин, метан и сажу, причём всё, сколько бы ни было.

— Ну и что в этом страшного? — Не удержался я, — Отличное средство для очистки водоёмов. Вон их, сколько стоит загаженных, а тут, блин! Нобелевку давать надо. — Сват с жалостью посмотрел на меня:

— В чём действительно головняк, так это в том, что дед русофил в двести пятидесятом колене. Ненавидит всё западное, мечтает Россию — превыше всего!

— Ну, — развёл я руками, — а тут то, что страшного?

— Пока, что ничего. Но вот дальше. Смотри, — Сват ткнул карандашом в линию кроваво-красного цвета. — Это его намерения. Он собирается уйти на пенсию и поехать вокруг света и посетить все нефтедобывающие страны. — До меня что-то начало доходить:

— Ты хочешь сказать, что собирается уничтожить мировые запасы нефти, оставив её только в России? — Святослав кивнул. — Да он что, давно в жёлтом доме не был? — Меня прорвало. Не нужно быть яйцеголовым, чтобы понять простую истину — пока нефть, практически, единственный энергоноситель, то тот, кто ею обладает, всегда находится под прицелом. И нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, если нефть останется только у России, то Матушке придётся воевать уже со всем миром, у которого нефти уже не будет.

— Что я должен делать?

— А вот это мы с тобой сейчас обсудим, — подошедший сзади шеф кивнул Свату, взял меня за рукав и мы пошли к нему в кабинет. Мысли у меня были чернее чёрной ночи. Но главное:

— Шеф, сколько у меня времени? Когда этот пердун начнёт свою акцию? — Мы зашли в кабинет. Шеф включил чайник:

— Тебе кофе? А на счёт, как ты выразился, пердуна, немного времени у нас есть. Понимаешь, какая петрушка. У нас тут, в Мирном, время течёт постоянно в одном и том же русле. Фильм «День сурка» помнишь? — Я пожал плечами:

— А при чём тут «День сурка»? У меня, по крайней мере, ещё ничего не повторилось? — Кожин усмехнулся:

— Я, может, немного неправильно выразился. Просто у нас каждый день «Сегодня», то есть, по календарю одна и та же дата. Деяния могут быть разные, но день один. Поэтому на въезде в посёлок стоит шлагбаум, который выставляет снаружи заданное число и время. Понимаешь? — Кажется, я начал ещё что-то понимать. Закипел чайник, мы заварили себе кофе. Я всё обдумывал, как данное обстоятельство пустить себе на пользу. Шеф только улыбался, глядя на меня. А я всё тормозил и тормозил, пока — как обухом не огрело:

— Командир, так это же проще пареной репы!

— Вот видишь, и ты сам дошёл до этого. А теперь, родной, давай будем думать, как нам этого старого дурня остановить, а заодно и мировую войну. Заодно перебрасываю тебе мыслеформу. В ней кратко дана характеристика на Александра Петровича. — В мозгу что-то звякнуло, и Марусин голос произнёс:

— «Вам пришла мыслеформа от шефа. Открыть?»

— «Да, конечно». — И тут же я понял, что знаю про Сигаева Александра Петровича, шестидесяти восьми лет от роду. Скандального соседа, любителя выпить и подраться, хотя при полутора метрах росту имел сорок шесть кило веса. Подполковник в отставке, Ветеран Вооружённых сил, орденоносец. Служил в войсках РХБЗ (Радиационной, химической и бактериологической защиты), от командира взвода до начальника службы РБХЗ дивизии. Имеет пару ранений, очень вздорный характер. Живёт Нижнем Новгороде, соседей не жалует, а они просто не обращают на него внимания. На нынешней работе держится только благодаря интеллекту и нестандартному решению поставленных задач. Русофил и англо и американофоб. Живёт по принципу — «Россия — превыше всего!»

Я поднял глаза на шефа:

— Знаете, командир, тут всё не так просто, как я думал сначала. Этот парень мне даже начинает нравиться. В смысле, как человек, как патриот. Таких как он у нас, увы, немного. Поэтому, я считаю, что необходимо в обязательном порядке сохранить деду жизнь. А вот как сделать так, чтобы и волки целы и бараны сыты? Вопрос, конечно интересный.

— Вот и подумай Илья. Времени у нас немного есть, поэтому я тебя не тороплю, надеюсь, что успеем.

— Шеф, а можно мне не в кабинете сидеть, а вокруг нашего штаба прогуляться? — Кожин кивнул:

— Давай, сам знаю, насколько легче думается на свежем воздухе.

Действительно, когда вокруг не давят стены мысли бегут быстрее. Сделав круг вокруг дома, я обратил внимание на сидящего на релейной антенне филина и сильно удивился. Первое это то, что филин птица ночная, а тут вовсю светило Солнце. И эта птица, как мне показалось, очень внимательно смотрела на меня.

«Маруся, как тебе кажется, этот филин, не слишком ли непривычен для этого времени суток. И не слишком ли внимательно он следит за нами?» Маруся молчала пару минут:

«Я не наблюдаю поблизости никаких птиц, тем более что филины здесь не водятся».

«Ты уверена в этом?» Я оглянулся и посмотрел на другие антенны.

«Абсолютно уверена. Этой птицы в перечне обитающих тут пернатых отсутствует». И действительно, когда я вернул взгляд на релейку, там уже никого не было. Странно. Странно не то, что я видел филина, а то, что его не видела Маруся. Парадокс. Ладно, будем разбираться, а пока нужно что-то с дедом делать. Защебетал соловей. Ага, пойдём, пообедаем, может, что в голову придёт на сытый желудок.

На этот раз я выпендриваться не стал, заказал уху тройную, зубатку копчёную, салат из дальневосточного краба и кофе — глясе. Пообедав, я завернул в кабинет шефа:

— Командир, один вопрос. — Кожин поднял на меня глаза:

— Слушаю.

— Как может быть ситуация, когда я вижу совершенно реально нечто, а Маруся это нечто не только не видит, но и даёт справку о том, что данное нечто в этом месте просто не может существовать? — Майор нахмурился:

«Маруся, мыслеформу мне с описанием эпизода». Через пару минут Кожин с удивлением посмотрел на меня:

— Интересно, парень, что ещё в тебе сокрыто? — Мне было не до шуток:

— Шеф, кто из нас дурака включает? Маруся, я так понимаю, по определению не может этого делать. Но я же его видел, как Вас. Более того, он смотрел на меня. И, вспоминая этот момент, мне показалось тогда, что чем-то попытались коснуться моего сознания. Понимаю, что это маразм, тем более что мой УК ничего не почувствовал. — Шеф сидел в раздумьях:

— Ладно, сделаем так. Пока оставим как есть, но если повторится нечто подобное — будем бить тревогу. — Мне стало не по себе:

— Неужели всё так серьёзно, шеф? — Кожин промолчал, а потом спросил:

— Так, что с Сигаевым надумал?

— На когда планируем акцию?

— А сам что думаешь? — Прищурился шеф. Я набрался духу и выпалил:

— Сегодня, думаю, уже поздновато, а вот завтра с утра. Это же ещё до Нижнего добраться нужно. Да и денег немного было бы неплохо получить. На билеты, на расходы, там. Да и мало ли на что.

— На счёт Нижнего — не переживай, это не проблема. А деньги… Сто тысяч хватит?

— Сто тысяч??? — Его слова меня вогнали в ступор. Майор улыбнулся:

— Вижу, что хватит. Пошли, получишь.

В восемь утра, у калитки, стоял автомобиль с шефом на пассажирском сидении. Лиза помахала ему рукой, поцеловала меня и пошла, собирать детей. Единственный вопрос задала с утра — «Почему не в форме»? Я ответил коротко:

— Командировка.

Шеф вышел из машины, поклонился Лизе, со мной поздоровался за руку и показал на водительское место:

— Занимай и привыкай. — Сев рядом, достал из бардачка кожаную сумочку. — Тут все документы. Кстати, вот получи удостоверение личности и водительское удостоверение. Их всегда носи при себе. Остальное в сумочке в бардачке. Запомнил? — Мне оставалось только кивнуть.

Место водителя было очень удобным. Приложением к нему — коробка — автомат, просто песня. Завёл, толкнул ручку коробки вперёд, педаль газа, и только в зеркале заднего вида обеспокоенная Лиза. Не переживай, Солнышко, начальник со мной, если что — подстрахует.

— Куда ехать, шеф? — Тот пожал плечами:

— Сам же сказал, в Нижний Новгород, туда и едем. Пока рули к шлагбауму, а там видно будет. — Странно всё это, а чем дальше — тем страньше и страньше… Подъехал к шлагбауму, тормоз. В голове возник вопрос:

«Число, месяц, год, место и время прибытия»? Шеф с улыбкой смотрит на меня, а я давай вспоминать какое число там, снаружи… Ага.

«Апрель, двенадцатое, две тысячи шестнадцатый, Нижний Новгород, Россия, шесть утра».

«Принято, двенадцатое апреля две тысячи шестнадцатого года, Нижний Новгород, Российская федерация, шесть утра. На перекрёстке — поворот правый. Вопросы»?

«Вопросов нет».

«Счастливого пути»!

«Спасибо». — Газ, постепенно нарастающая скорость. Через пару километров — перекрёсток. Включаю правый поворот, лево — право чисто, напротив — бравый полицейский, отдающий приветствие. Киваем в ответ, выворачиваю вправо. И тут — маленький шок. Хотя я и был к этому готов, но! Въездной символ, с надписью: «Вы въезжаете в Нижний Новгород. Добро пожаловать»! Я покосился на шефа. Ноль реакции, только лёгкая улыбка. Ладно, едем. Ожил шеф:

— Львовская улица, дом тридцать шесть, квартира три. Жилище нашего фигуранта.

— Понял, шеф. «Маруся, веди».

«Принято, едем прямо, через триста метров поворот налево… Поворачиваем налево, есть, едем прямо. Через двести сорок метров поворот направо… Поворачиваем направо, есть, едем прямо. Через пятьсот двадцать метров — остановка, Львовская тридцать шесть».

Так, блин, приехали. Что дальше? Смотрю на шефа. Он смотрит на меня:

— Идёшь в квартиру номер три. Если надо, приводи в машину, только учти, меня здесь нет, то есть Сигаев меня ни видеть, ни слышать не будет. И ты забудь о том, что я здесь. Работаешь сам. Я включусь только в самом крайнем случае. Вопросы? — Хм…Вопросы, блин…

— Интересно, где тут ближайший продмаг? — Шеф похлопал глазами. Похоже, я сумел, таки удивить и его, а не только он меня:

— Обернись. — Оборачиваюсь. Да, точно, как раз напротив, отлично.

— Ладно, если что — считайте меня коммунистом!

— А если не что? — Решил и шеф подурачиться.

— Тогда не считайте! — Я захлопнул дверь и вошел в маленький подъезд, нашёл кнопку номер три, нажал, жду ответа.

— Кого там черти принесли в субботу, а, ёкарный бабай? — Ёлки-метёлки, про субботу то я и забыл, ну да ничего:

— Лейтенант Авдеев, Федеральная Служба Безопасности, к Сигаеву Александру Петровичу. Дело государственной важности.

— Итить-молотить, прямо таки и государственной? Заходи тогда, второй этаж. — Замок щёлкнул и я вошёл. На втором этаже стоял мелкий, как клоп, худой, словно вобла сушёная человечек:

— Ты, что ли из КГБ будешь?

— ФСБ, — машинально поправил я. Но дед только рукой махнул:

— А не одна ли ботва? Во! И я о том же. — Я, было, сунулся с удостоверением, так он:

— Верю, все вы на одну рожу. — Тут мне даже чуток обидно стало, чем это моя рожа на другие похожа? Ладно, пусть его. — Заходи, лейтенант, посидим, чаю попьём.

— Слушаюсь, товарищ подполковник! — Сигаев изумлённо вытаращился на меня:

— Орёл, итить-молотить! Молодец. Проходи, присаживайся. — Мы зашли на кухню. Присел я на ободранный солдатский табурет. Да, жизнь холостяцкая кого хочешь, на помойку выбросит. Жалко стало деда, ну да дело, прежде всего дело. А дедуля и сам в наступление пошёл:

— Тебя звать то как? Илья… Хорошее имя. Так ты, Илья, по делу, или как? — Тут уж пришла моя очередь:

— А Вам, Александр Петрович, как лучше, по делу или просто как к хорошему человеку? — Тут Сигаев задумался, не спуская с меня глаз:

— Комитетчики просто так, к хорошим людям не ходят. Значит, есть за мной грешок, а то и не один. Правильно я мыслю, а, товарищ лейтенант?

— Мыслите Вы в правильном направлении, уважаемый товарищ Сигаев. Грешок за Вами совсем не простой. Если говорить на официальном языке, то на Вас числится деяние, которое способно уничтожить такое государство, как Россия. — Тут Сигай Петрович побледнел аж до зелени:

— Ты что языком треплешь, — Зашипел он, — Да я за Россию Матушку готов на всё! Лишь бы цвела и процветала Русь моя! А ты… — Он уже начал приподыматься с табурета. Помня про его буйный характер, я просто тяжело вздохнул:

— Слушай, Петрович, ты выпить хочешь? — Пока Сигаев врубался в моё предложение, злость постепенно укладывалась спать:

— А что, есть? — С надеждой спросил он.

— Пять минут потерпишь? — Смотрю — в глазах огонь, ага, потерпит.

Я выбежал из подъезда в магазин. За прилавком — Символ Советской Торговли, необъятная во всех размерах тётка, с пронизывающим взглядом.

— Водка есть? — Спрашиваю. Вы бы видели, как её перекосило. Такой, мол, молодой — и уже водку:

— А куды ж она денетси, чтоб ею мужики подмывались, туды его в харю…

— Какая самая лучшая? — Тут уж она чуть посветлела:

— Дак, «Патриархальная», токка полтора литры.

— Нормально, давайте ящик. — Тут уж тётка прямо за сердце схватилась:

— ГРЫША! — Рявкнула она. Из подсобки:

— Чё надо, малахольная.

— Яшшик «Патриархальной», бегом токка! — А мне, уже улыбаясь во все свои четыре с половиной зуба, — А с Вас, уважаемый гражданин двадцать семь тыщщ.

— Это не всё, батон ветчины, копчёного судака, пару штук, большую банку кофе, конфет шоколадных, с арахисом, пару кило. Так, чего бы ещё? Ладно, пока хватит, если что, ещё прибегу. Сколько с меня?

Из магазина меня провожали как знатного родственника, тётка чуть ли не платочек к глазам прикладывала. А как уж Петрович встречал! Это стоит отдельного поэтически-матюгального сборника. Ещё в магазине я договорился с Марусей, что вся налитая мне водка трансформируется в берёзовый сок. Думаю, что меня на дольше хватит, чем Сигаева. Итак:

— Первую — за знакомство, до дна давай!..Между первой и второй…Третий стоя и не чокаясь. Ладно, лейтенант, выкладывай мне мои грехи, я готов, как пионер! — Так, клиент созрел, пора выносить дичь, но это так, к слову:

— Слушай, Петрович, сначала маленькая такая притча. Представь себе, живёшь ты в посёлке, в котором нет воды. Ну, просто нет — и всё. Вернее, не так. Вода есть, но только в одном колодце, а колодец этот в твоём дворе. Представил?

— Ну, — Глаза у Сигаева ещё вполне трезвые, несмотря на выпитые три стакана.

— А вот теперь представь себе, что каждый день, прямо с утра, к тебе очередь за водой, да очередь такая, что ты даже себе набрать не можешь. Представил?

— Ну, — Петрович откинулся на стену, в глазах зажёгся огонёк понимания.

— В один прекрасный день тебе это надоедает, и ты решаешь эту воду не давать, как ты делал всё время, а продавать. Представил?

— Ну, — Сигаев уже не на шутку обеспокоился.

— И вот настал день, когда односельчанам надоело платить тебе за воду, и они взялись за колья. Представил? — Александр Петрович глубоко задумался:

— Так ты думаешь…

— Именно, дорогой мой товарищ подполковник. То, что ты изобрёл, вещь полезная. Полезная в плане уборки и уничтожения грязи, а вот то, что ты задумал — грозит уничтожить Россию. Представь себе, если все эти архаровцы, которых мы терпеть не можем, вдруг останутся без топлива, что они сделают? Да что угодно, вплоть до полного уничтожения России вместе с её запасами. Принцип какой? Если нет у меня — значит не должно быть ни у кого. Понимаешь?

— Знаешь, Илья, а ведь в такой концепции я этот вопрос не рассматривал. — Сигаев помял свой подбородок. — И что теперь мне делать? — Он так жалобно посмотрел на меня.

— Да, товарищ подполковник, думаю так. Пока Вы не натворили непоправимых дел, сделаем следующее. Все данные по этой эссенции, где у Вас хранятся?

— Дома, где ж ещё. Разве можно такое кому-то доверить. Компьютер в комнате, мне он уже, я думаю, не нужен. Поэтому, Илюша, забирай системный блок. Бес с ним. — Я пошёл в комнату, на столе стоял старенький «Пентиум».

«Маруся, будь добра, просканируй у деда сознание, не упрятал ли он чего по данному случаю, и, заодно уж, заблокируй ему все знания по химии. Хватит ему вкалывать, пора на пенсию».

«Всё просканировано, все данные только на этом жёстком диске. А на счёт блока, то я ему поставила блок только на подобные химические реакции. Совсем блокировать знания считаю не этичным. Человек живёт, пока работает. Не лишай его последнего занятия, иначе он просто сопьётся. Да, кстати, я поставила ему ограничение по алкоголю. Теперь он будет просто по немного выпивать, но не больше».

«Маруся, ты прелесть, я тебя обожаю, почему то я об этом не подумал».

«Ничего страшного, — Ого, а ведь это шеф, — Учись, родной, у тебя ещё много ошибок будет. А эту акцию ты провёл на твёрдую четвёрку. Давай, заканчивай, пора домой».

С Петровичем мы тепло попрощались, я ему пожелал здоровья, а он мне генеральских погон. «На хрена они мне»? — Подумалось.

«А вот это уж не тебе решать», — с иронией промолчал шеф.

Дома было хорошо. Манюня с мамочкой что-то пели на два голоса, попутно колдуя на кухне. Михаил что-то конструировал из старой телескопической удочки. Я пошёл переодеваться. Снимая брюки, наткнулся на пачку денег. «Блин, — пронеслось в голове, — а как же финансовый отчёт? Да и деньги сдать нужно»… Прижал пальцем Марусю к уху:

«Слушаю, Илья».

«Маруся, шефа можно вызвать»?

«Да, Илья, что-то случилось»? — Это уже шеф.

«Командир, тут после акции деньги остались, Когда можно сдать и написать отчёт»?

«У тебя там, на кухне, твой финансовый директор, вот ей и сдашь. Как понял»?

«Эээ… Ну, не знаю…»

«Слышу, что понял, молодец. Благодарю за службу»!

«Служу Российской федерации».

«И передай своей любимой, что у нас завтра, в полдень, состоится выезд женского состава населения по магазинам. Как понял»?

«А по магазинам — это куда»?

«А куда выберут — туда и поедут. Хоть Жмеринка, хоть Париж. Давай, пока, передавай привет».

На кухне я немного замялся.

— Лиза, тут у меня, это… Как его… Короче, вот. — И я ей протянул нетолстую пачку пятитысячных купюр.

— Что это? — Глаза у девочки моей расширились.

— Аванс, — пожал я плечами, с отсутствующим видом. Пересчитав деньги, Лиза впала лёгкий ступор. Пересчитала ещё раз, пошуршала денежкой, подумала, и только после этого подняла на меня глаза:

— Это как, серьёзно? — Мне было забавно видеть её в этот момент. Обожаю, когда моим любимым хорошо. Тогда и мне втрое лучше:

— Абсолютно серьёзно. Да, Володя просил передать, что завтра в двенадцать часов дня планируется выезд женской части населения по магазинам. Ты не против? — Лиза завизжала и бросилась мне на шею. Короче, всё путём…

 

Коррекция 2

Утром, по дороге на работу я столкнулся с шефом:

— Привет, Илья. Как настроение? — Я улыбнулся:

— Как удачно вчерашняя копеечка улеглась в наш бюджет. Лизонька так любит ходить по магазинам. — Тут уже улыбнулся Кожин:

— Это она ещё не знает, что за всё, что купят наши девочки, платит Варвара Степановна из специальной кассы, которая и рассчитана на выезды по магазинам. Два раза в неделю. А перед праздниками, ещё дополнительные вояжики. Кстати, с ними поедут трое «Штучных» в качестве тягловой силы.

— Здорово, а то я уж подумал… — Тут я увидел нечто, что не укладывалось в рамки обычного дня. Чуть в стороне от дорожки, между двумя ёлками стоял… автомат для мороженого. Вернее не так. Что-то очень похожее на автомат для мороженого. — Шеф, а это что? — Я ткнул пальцем в сторону агрегата. Шеф внимательно посмотрел на меня, потом на то место, куда я тыкал пальцем и пожал плечами:

— Ты о чём? Я ничего не вижу.

— Ну, как же, — тут уж я завёлся. Как это я вижу, а он нет? Рядом стали останавливаться наши сослуживцы. — И что, никто не видит это??? — Я подошёл к этой конструкции и хлопнул по ней ладонью.

Тут уж удивляться пришлось мне. Все, как один, отпрыгнули назад. Потом шеф осторожно подошёл ко мне, слегка отодвинул меня назад, приложил руки к автомату и закрыл глаза. Через пару секунд, не открывая глаз:

— Илья, десять шагов назад, мужчины, все ко мне, взялись за руки вокруг этой железки. — Я понял, что что-то серьёзно и отошёл назад. Остальные парни подбежали к шефу, взялись за руки, головы закинули назад и закрыли глаза. Несколько секунд стояло полное молчание. А потом:

— На счёт три, — не открывая глаз, командует шеф, — телепорт, строго вверх, расстояние сто тысяч километров. Раз… Два… Три — оппа! — Агрегат исчез, а на его место вернулся воздух с громким хлопком. Все остались на местах, задрав головы в зенит.

— Шеф, я прошу прощения, — я хотел задать пару вопросов, но Кожин прижал палец к губам. Не отрывая взгляда от небес, он и мне показал строго вверх. Я пожал плечами и посмотрел на небо. Внезапно освещённое солнцем небо озарила сильнейшая вспышка света. Все облегчённо вздохнули и потянулись к нашей конторе. По пути каждый хлопнул меня по плечу и пожал руку, а я стоял, как оплёванный, так ничего не понимая. Подошёл шеф, тоже пожал руку:

— Теперь, уж не знаю, Илья. Как к тебе относиться.

— А что случилось, шеф, — я был близок к потере сознания, — Ничего не понимаю. И что значит, как относиться? Я что то не то из себя представляю?

— Ладно, Илья Андреевич, пойдём, кофейку попьём. Ну и заодно обсудим некоторые события последних дней.

— Помнишь, Илья, филина, которого не видела твоя Маруся.

— Ну, а то! Я до сих пор не могу поверить в то, что это не я сам его придумал. По крайней мере, так сказала бы моя Лиза. А ей я чаще склонен верить.

— Нет, родной, в данном случае и твоя Лиза, и твоя Маруся обе не правы. — Майор почесал кончик носа. — Тут ситуация настолько нестандартная, что я даже не знаю, какое ей дать определение.

— А что на счёт отношения ко мне? — Кожин кивнул:

— Это тоже очень интересно. До твоего появления в команде, подобных явлений мы не помним. Да, что не помним, их просто не было. Тут появляешься ты, и в первый же день тебя пытаются прощупать. При чём, даже не представляя себе твоих возможностей. Поэтому, эти некоторые силы решают перестраховаться. Знаешь, что было в том ящике? — Я помотал головой, — Тактический заряд, как поначалу показалось мне в пять килотонн. Однако, судя по вспышке, там было, как минимум пятьдесят, а может и больше. Так, что сегодня, родной, ты спас нам всем жизнь. — Наверное, меня в этот момент нужно было видеть, если даже шеф грустно улыбнулся. — Ты пей кофеёк, остыл уже, наверное. Вот такие вот дела, Илюша.

— И что делать будем, командир? — Мне хотелось, и орать, и плакать, закатить истерику, короче.

— Не знаю, — шеф старательно прятал глаза, — Одно, однако, могу сказать точно, эту твою способность нужно развивать. Мы свяжемся с нашими друзьями на Луне, может они что подскажут. А пока — работаем, как работали.

В конторе у нас царила непривычная тишина. Ну, действительно, попробуйте представить себе. Вас, человека, в принципе, неплохого, и вдруг — кто-то хочет убить. И не просто убить, а уничтожить все следы вашего пребывания на этой, да и не только на этой территории. Не представляете? Я тоже. Вот так и сижу у себя в кабинете, спасаясь от дикой депрессии. Голос в ухе заставил подпрыгнуть:

— Илья, будь добр, зайди ко мне. — Дверь, уже привычно, находится напротив моей:

— Шеф?

— Заходи, присаживайся. Знаешь, лучшее средство от депрессии — это работа. Поэтому лови мыслеформу, и думай, что делать. А я, пока кофейку заварю. В мозгу звякнуло:

«Мыслеформа от шефа. Открыть»?

«Да, конечно».

Итак, что мы видим. «Фигурант — Хамид Рустемович Коков, семнадцати лет от роду, осетин, второй ребёнок в семье шести детей. В пятнадцать лет увлёкся радикальным исламизмом, что привело его в подпольную секту, проповедующую главенство ислама над остальными религиями. Принцип: „Кто не с нами — тот против нас“, проявлен здесь в полной мере. Только джихад, только путь воина, моджахеда, положившего жизнь на алтарь победы ислама, может рассчитывать на райские кущи в загробной жизни. А все, кого он унесёт с собой, заберут суккубы в ад, на вечные муки». Так, это понятно, а что же требуется от меня? Я поднял взгляд на шефа.

— Семнадцатого апреля этот юноша в аэропорту «Минеральные воды» поднимется на борт самолета, рейс «Мин Воды — Москва», семнадцать тридцать, с поясом шахида. Соответственно, борт до Москвы не долетает, гибнут двести восемнадцать пассажиров и шестнадцать членов экипажа. Понимаешь? — Я кивнул, — В этом самолёте летела Котова Елена Игоревна, тринадцати лет от роду, человечек, которому в будущем суждено стать Министром здравоохранения России, разработать совершенно новую концепцию работы по охране здоровья. Более того, она изобретёт принципиально иную методу лечения раковых заболеваний. Если мы сохраним эту жизнь, то через тридцать лет люди забудут слово онкология.

Вот это было уже серьёзно.

— Товарищ майор, разрешите вопрос? — Шеф, кивая головой, положил передо мной нож в ножнах. Хорошо, когда не успеваешь выразить желание, как оно тут же исполняется. Нож был хорош! Чёрная, воронёная сталь, хищные обводы. Заточка — точно бриться можно. Только ножны, немного не понял.

— Ножны на бедро. Приложишь — станут, как надо. Сам не слетит, а только стоит пожелать — просто упадёт в руки. В общем, вижу, что тебе всё понятно. Иди в бухгалтерию, Варвара Степановна тебя уже ждёт, выдать тебе деньги. — Я, было, открыл рот, но он поднял руку, — На каждую акцию своё финансирование. Остаток — так же как и в прошлый раз. Вопросы? Ну и чудесно. С Богом!

От Варвары Степановны услышал только пожелание скорее купить себе портмоне. Спасибо, тётя Варя, где же взять такой портмоне, в который поместится столько денег? Степановна только захихикала в кулачок.

Долго думать над схемой проведения акции не пришлось. Как обычно, во многом решил положиться на импровизацию. В Минеральные воды решил ехать в форме. Помня из прошлой своей жизни, насколько трепетно у нас относятся к форме, особенно в местах скопления народа. На этот раз я поехал один, шеф остался разбираться с утренним инцидентом. Я бы тоже не прочь понять, что это было, но! — Приказ! Поэтому у шлагбаума: «Семнадцатое апреля, две тысячи шестнадцатый, Ставропольский край, Минеральные Воды, аэропорт Минеральные воды, шестнадцать тридцать по Московскому времени».

«Есть, принято, — после минутного размышления ответил шлагбаум, — На перекрёстке — поворот направо. Счастливого пути»!

«Спасибо, принято»! — Через пару километров — знак «Вы въезжаете в Минеральные Воды»!

«Маруся, веди».

«Принято. Через восемьсот метров — поворот направо… Поворот направо, триста метров — пункт назначения». — И действительно, прямо под носом табличка: «Аэропорт „Минеральные Воды“, добро пожаловать»!

Я заехал на стоянку, оставил машину и пошёл в здание аэровокзала. В справочном бюро, предъявив удостоверение, потребовал, чтобы меня проводили на рейс 2317, на Москву. Прибывший сержант полиции очень вежливо поинтересовался причиной моего требования попасть именно на московский рейс. Когда я кратко выложил ему, зачем я здесь, он не издавая больше ни звука, но движением стал напоминать робота. На электрокаре мы подъехали к Боингу, по моему 737-му. Далее, я попросил сержанта подежурить у трапа, чтобы его, пока, не отгоняли. А сам поднялся в салон. Там меня встретил Второй пилот, посмотрел моё удостоверение и выразил полную готовность помочь, чем только сможет. Я кивнул и стал в направлении рядов пассажиров.

«Маруся, на каком месте наш фигурант»?

«Место 17-Б»— Последовал немедленный ответ. Повернувшись к пилоту:

— Простите, как Ваше имя-отчество?

— Сергей Михайлович.

— Так вот, уважаемый Сергей Михайлович, первое, это освободите место 17-А, и, пожалуйста, случай очень сложный, прошу, пока мы не покинем лайнер, никаких действий. На нашей совести двести тридцать четыре, с моей — так двести тридцать пять жизней. Вопросы? Вопросов нет. Действуем.

Я стал в направлении пилотской кабины, видел, с каким трудом уговорили небритого мужика перейти в салон для ВИП пассажиров. Подойдя к месту 17-А, я постоял немного, осваиваясь с обстановкой. Рядом сидел юноша, отвернувшись к иллюминатору. В мозгу у него был полный хаос.

«Маруся, что на нём»?

«Восемнадцать килограммов пластида, взрыватель химический, рассчитан на наклон туловища вперёд, до тридцати градусов. Реакция мгновенная».

«Ага, даже так, — задумался я, — Ладно, сделаем так, Маруся. Из пластида сделай обыкновенный песок. А вот взрыватель можно не трогать. Думаю, сильно не бумкнет»?

«Нет, без взрывчатки никто вообще ничего не услышит».

«Вот и чудно», — подумал я и присел на место 17-А.

— Здравствуйте, Хамид Рустемович. Далеко собрались? — С лёгкой иронией спросил я у соседа.

«Кто это такой, и что ему от меня надо»? — Забилась в голове у мальчишки мысль.

— Кто я такой, спрашиваешь? — Улыбнулся я, — А сам что думаешь?

«Меня не могли вычислить, мы же всё делали так осторожно».

— Как видишь, есть такие силы, которым тебя вычислить легче, чем прутик сломать.

«Кто он такой»??? — В мыслях пацана нарастала паника.

— Меня зовут Ильяс, не удивляйся, но я один из Архангелов Аллаха. — Глаза парня полезли из орбит:

«Не может быть»!!!

— Может, очень даже может. Тебя не удивляет то, что я так свободно читаю твои мысли? А теперь подумай, почему Аллах присылает к тебе Архангела именно в тот момент, когда ты, как тебе кажется, ступил на дорогу джихада?

«И…Это…Я не знаю…»

— Вот видишь, ты даже не знаешь, зачем ты здесь. А я тебе скажу. Ты здесь затем, чтобы убить двести тридцать четыре ни в чём не повинных человека. И это вы называете подвигом во имя Аллаха? А вот как ты думаешь, Аллах, создавший жизнь, может позволить так просто прекратить более двухсот жизней? И это только ради того, чтобы такой раздолбай, как ты, попал в рай? И ты веришь в то, что убивая — станешь святым? А как же требование самого Аллаха — не убий? Не ты дал жизнь, не тебе её и прерывать.

«Но, они же неверные»?

— Неверные? То есть не творящие намаз трижды, которые не выдерживают уразу, и так далее? Ты это имел ввиду?

— Ну, да… — Прорезался голос, наконец.

— Скажи ка мне, кто такой Аллах? — Хамид вытаращился на меня:

— Бог!

— Вот, а теперь подумай, сколько на земле Богов?

— Как, сколько, один, конечно!

— И как же его зовут?

— Как это как? — Возмутился террорист, — Аллах, велик, могуч и един.

— Интересно, а почему его не зовут Саваоф, как у христиан, или Иегова, как и семитов? Или Будда, как у восточных народов. А буддистов, к твоему сведению больше чем вас, радикальных исламистов в тысячи, да где в тысячи — в миллионы раз. Я беру именно вас, радикалов, потому, что остальной исламский мир живёт по заветам Аллаха и Пророка Его Магомета. И только вы считаете себя самыми умными. Короче, я вижу, что ты многое понял, остальное тебе расскажет твоя мама и твой отец. Они тебя ждут и хотят видеть живым. Ты всё понял? — Парень крепко держался, но когда я упомянул о его матери, не выдержал, и слёзы градом покатились из глаз.

— А что мне делать с этим? — Он показал на пояс шахида.

— Это? — Небрежно так произнёс я, — Там уже ничего нет, я уничтожил взрывчатку сразу же, как только увидел тебя. Так, что сейчас выйдем наружу, снимешь его и — в помойку. А домой я тебя отвезу. Не против? — Вы бы видели, сколько счастья было на лице этого «воина». Сергей Михайлович! — Позвал я. Второй пилот нарисовался тут же.

— Будьте добры, этого молого человека проводите до электрокара, и дождитесь меня.

— Понял. Пойдём, сынок.

«Маруся, Котова Елена Игоревна, на каком месте у нас»?

«24-Б» — Ответ пришёл мгновенно. Подойдя к месту 24-Б, я увидел на нём симпатичного ребёнка, девочку, лет двенадцати-тринадцати, в наушниках. Слушала музыку. Легко тронув её за плечо, привлёк внимание. Она сняла наушники и вопросительно посмотрела на меня.

— Елена Игоревна? — Видно так, по имени-отчеству, к ней ещё не часто обращались.

— Да, — слегка удивилась она.

— Леночка, у меня к Вам будет огромная просьба.

— Слушаю Вас.

— Если Вам кто нибудь, когда нибудь, скажет, что медицина — это не Ваше призвание, просто плюньте ему в лицо. Поверьте, у Вас в медицине великое будущее. — Наклонившись к её ушку, я прошептал, — Я видел это будущее, оно великолепно, честное слово!

Возле трапа уже стоял целый конвой полиции, окруживший бедного парня. Протиснувшись между ними, я достал корочку ФСБ, и, голосом, не терпящим возражений, сказал:

— Товарищи, всё в порядке, борт можно отправлять. Этот юноша поедет со мной. Вам всем спасибо за службу, все свободны.

Пока мы шли к машине, я помог Хамиду избавиться от его сбруи. А когда я своим ножом надрезал оболочку и оттуда посыпался обыкновенный песок, парень встал передо мной на колени:

— Пресвятой Архангел Ильяс! Я навек запомню, как ты помог мне не совершить смертного греха и не убить столько безвинных людей. Более того, я клянусь всей своей дальнейшей жизнью доказывать, что Аллах велик и милосерден. И, однако же, буду всех призывать к терпимости в отношении людей иной веры, потому как Бог един, не важно, как его называют. Благослови меня, Святейший! — И спрашивается, что мне оставалось делать? Вот, и я о том же.

Я отвёз его домой. Тут уж мне помогла Маруся, с помощью телепорта, мы приехали к дому Хамида буквально через пять минут. У ворот нас встречала целая делегация. Когда Хамид вышел из машины, он тут же бухнулся на колени перед пожилой женщиной. «Мать», — подумалось мне. Маруся промолчала. Да, эту встречу стоило видеть. Как видно родственники уже распрощались с надеждой увидеть Хамида живым. Я вздохнул с облегчением, и уже собирался ехать домой, как ко мне бросился юноша и, снова бухнувшись на колени, прошептал сквозь слёзы:

— Святейший, благослови наш дом, наш род, мою маму, она так верила, что я живой. Благослови отца, он поддерживал маму. Благослови моих сестёр и братьев, пусть они не повторят моих ошибок, и изберут в жизни праведный путь. Благослови, Святейший! — Вот так…

Дома я был только через два часа. И то, если бы не Маруся! Вот кому я бы в ноги поклонился. У нашего корпуса меня встречали, по-моему, все, кто у нас числится. Шеф первым подошёл ко мне, пожал руку и обнял:

— Спасибо, Илья. Это было показательно! Как вы считаете? — Он обернулся к коллегам. Тут и началось! Меня даже умудрились подбросить и поймать (главное — поймать), аж три раза. Ну и каждый посчитал своим долгом пожать мне руку, которая после этого пару дней побаливала. Ну да ладно.

— Всё, коллеги, пора и честь знать. Тем более что завтра выходной, конечно если ничего экстремального. Прошу не забыть, завтра коллективный выезд в Одессу, Оперный театр, балет «Щелкунчик» Петра Ильича Чайковского. Выезд в двенадцать-ноль-ноль. Вопросы? Нет? Отлично, по домам.

 

Коррекция 3

Дома меня ждали мои родные и куча пакетов и коробок, Лизины покупки.

— Где хоть отоваривались? — Спросил я мамочку и был засыпан восторженными комментариями. А были они в Швеции, в Стокгольме. Обошли больше десятка супермаркетов. Сначала покупали то, что нужно, потом, то, что не нужно, потом всё что может пригодиться, а уж потом всё подряд. И главное!

— Представляешь, Илюша, за всё платила Варвара Степановна, — шёпотом поделилась со мной Лиза, — Даже не смотрела, что кто купил. Только деньги отстёгивала. Да и сама тоже набрала не мало, представляешь? А наши деньги, куда девать будем? — Я сделал вид задумчивости, залез в карман, вытащил ещё пачку купюр и отдал их Лизе. Любимая вообще впала в ступор.

— Нет, — помотала она головой, — так хорошо не бывает. Что ни будь, да будет не так. Так, — упёрла она руки в бока, — или ты мне рассказываешь, как ты сюда смог попасть, или все покупки будут лежать тут, пока не начнут обрастать плесенью.

Я горько вздохнул. Честное слово, я очень не хочу, что бы Лиза узнала все подробности. Однако рано или поздно нужно было решать эту проблему. Я только попросил, что бы дети этого не слышали. Она с пониманием отнеслась к моей просьбе. Дети были отправлены на улицу, погулять. Присев на кухне, я налил себе чашечку кофе и начал свой рассказ. Начав с взрыва в торговом центре, посетившего меня в больнице майора, и далее, по порядку. Когда я закончил задержанием террориста «штучного», Лиза рыдала в голос.

— Илюша, родной, ты столько пережил ради нас? А я то, ворона старая, всё тебя в чём то подозреваю. Ты уж прости меня. Мне всегда так хотелось, что бы у нас всё было хорошо, что я даже не заметила, когда стало действительно хорошо! — Наконец мы всё закончили долгим, сладким поцелуем. А когда к нам вернулась возможность соображать, то мы увидели на пороге кухни наших детей с широко раскрытыми глазами и ртами.

— Мама, папа, с вами всё хорошо? — Михаил, как обычно, мыслил трезво, и сообразил — если мама у папы сидит на коленях, и ещё, к тому же целуются, это значит, что перед этим они тихонько так скандалили. Почему тихонько? Наши дети ещё никогда не слышали, как родители кричат друг на друга. Мы с Лизой очень переживали, потому, как считали, что шумный скандал детям вреден, поэтому всегда ругались шёпотом.

— С нами всё просто превосходно, родной, — засмеялась Лиза, — Нам с папой очень хорошо. Честное слово!

— Честное — пречестное? — Это уже Машенька вставила свои пять копеек.

— Конечно, самое пречестное! — Тут уж мне пришлось отдуваться, — Пошли покупки разбирать. Потом ужинать и отдыхать. Завтра едем в Одессу, город моей мечты. Я слышал, что Одесский Оперный театр один из лучших в мире. А уж «Щелкунчик» — это просто нечто заоблачное. И вообще, Пётр Ильич, по моему мнению, величайший композитор всех времён и народов!

Покупки мы разбирали в три приёма. Разбирали, удивляясь маминой фантазии, потом захотели есть. Пошли, поужинали, продолжили возню с покупками. Прервались на «попить чаю». Закончили с третьего захода. Да, кто бы что ни говорил, но фантазия нашей мамочки просто не имеет ни границ, ни пределов. Если начать перечислять все её покупки, боюсь, ночи не хватит.

А ночь была уже на дворе. Поэтому, быстренько наведя порядок, приведя себя в порядок, мы разбежались по комнатам и попытались уснуть.

Примерно через полчаса, наговорившись всласть, я решил приоткрыть окно. Воздух был свежий и влажный. Бросив взгляд на часы: «Ага, половина третьего. Дождик, значит уже прошёл. Маруся, вопрос можно»?

«Почему нет комаров? Они запрограммированы, здесь, не попадаться на глаза человеку и держаться подальше от жилья. Кстати — мухи та же ситуация. Совсем убрать нельзя, как-никак они играют определённую роль в мировом обмене веществ. Вот так. Ещё вопросы»?

«Спасибо, нет. Спокойной ночи».

Утро выдалось хлопотным. Будить нас никто не будил — выходной, всё-таки, но просыпаться всё равно пришлось. Это был снаряд, с косичками который, с диким визгом ввинтился под одеяло между нами, прижался к маме и уснул. И суровый мужчинка, с одним открытым глазом, залез ко мне под бок и тоже уснул. Мы ещё около часа лежали, не шевелясь, с полузакрытыми глазами, улыбаясь друг другу. Это было просто сказочно. Все вместе и всем хорошо.

Выезд, как и планировалось, состоялся в полдень. В автобусе было весело и шумно. Детей усадили впереди. Три чуть старшие девочки, которых я уже упоминал. Кстати, забыл, как мне кажется упомянуть их имена — Катя, Настя и Алёна. Так вот Катя и Настя опекали Машеньку, по-моему, ей это нравилось, а вот Алёну опекал Михаил. Как мне показалось, Мишка стал к Алёне не ровно дышать с того самого первого вечера знакомств, который проводили у нас. Ну, что ж, нормально, растёт мужчина.

Ага, вот и Одесса. Медленно, в потоке машин, проехали Приморский бульвар, мимо Потёмкинской лестницы, знаменитого Дюка, который, вот подлец, так и остался стоять к нам спиной. Шучу. Потом потихоньку, дворами, подъехали к Оперному. Когда я спросил, а почему прямо не поехали, мне сказали, что уже столько лет Дерибасовская стала пешеходной зоной. Поня-ятно. Ладно, народа было немного, поэтому мы без труда взяли билеты в партер, прошлись по театру, полюбовались этим чудом архитектуры. Лучшее из мест, которые я видел в своей жизни — и живопись, и скульптура, и зодчество! Мечта. Зал, с огромной хрустальной люстрой, шикарным занавесом, (как шепнули на вахте, занавес весит шестнадцать тонн!!!). Врут, наверное, хотя, когда я его увидел, то сразу захотелось поверить.

Детей усадили в первый ряд, мы же сели кто куда захотел. Мне попались слева Лиза, справа шеф. Ладно, тоже не плохо. Постепенно в зале наступила тишина, и оркестр повёл вступительную часть. Медленно и торжественно разъехался занавес, и открылась сцена. Я был уже насладиться музыкой великого композитора, как вдруг…

«Шеф, слышишь меня»? — От волнения я стал звать его на «ты».

«Что случилось, Илья»?

«Справа, при входе на сцену ничего не видишь»?

«Внимание всем! „СТАЗИС“!!!» — Перед глазами что-то моргнуло. Шеф взял меня за рукав. Я даже не заметил, как замолчал оркестр, и перестали шевелиться зрители.

— Илья, пошли. — Мы с шефом, тихонько, стараясь никого не коснуться, сбежали к сцене. На самом краю, справа, стоял газовый баллон ядовито-зелёного цвета. Когда я его коснулся, то шеф его тоже увидел.

«Ну-ка, Илья, продиагностируй объект».

«Есть, шеф. — Я положил ладони на поверхность баллона. — Маруся, солнце моё, что внутри»? — Небольшая пауза и ответ:

«Иприт, боевой отравляющий газ, в жидком состоянии, химическая формула S(CH2CH2Cl)2. Запрещён всеми странами. Применение газа приравнивается к преступлениям против человечества. Выпуск газа в зал запланирован одновременно с „Маршем оловянных солдатиков“». — Я бросил взгляд на шефа. Тот пожал плечами, действуй, мол.

«Маруся, газ разложить на безвредные составляющие. А баллон с содержимым забрось, пожалуйста, в самое глубокое место в Чёрном море. Насколько я помню, в нём, на глубине более двух с половиной тысяч метров насыщенный раствор сероводорода? Или я не прав»?

«Прав абсолютно. Выполняю. Газ… Разложен на хлористую и сернистую кислоты, плюс углеродисто-водородный компонент. Телепортирую ёмкость на восемьсот двадцать три километра на юго-юго-восток. Глубина захоронения — семь с половиной тысяч метров. Задание выполнено».

«Спасибо, родная»! — Взгляд на шефа. Тот только двинул плечами и крепко пожал мою руку. Аккуратно вернувшись на места, командир дал команду:

«СТАЗИС отбой». И мы продолжили наслаждаться музыкой Петра Ильича и хореографией Мариуса Ивановича Петипа.

Балет — балетом, всё это прекрасно. Но меня всё грызла мысль о том, что кто-то не угомонится, пока не убьёт меня, а со мной всех, кто будет рядом. Что делать? Что делать? Если они хотели меня перепугать, то они уже этого добились. Я перепуган до дрожи в коленках. Однако они забыли один постулат. Русский — это русский, и чем больше он испуган, тем на большее он способен. А вот то, что они пытаются меня запугать гибелью моих родных и друзей, то вот им кукиш! Большой и вонючий. Зубами грызть буду!!!

Я, наверное, мыслил слишком громко, потому, как на меня стали оборачиваться мои коллеги, с озабоченными взглядами. Шеф положил мне руку на плечо:

«Спокойно, Илья, разберёмся. Мы тебя на произвол судьбы не бросим».

До самого возвращения домой настроение никак не хотело становиться лучше. Более того, возникали совершенно ни откуда вопросы:

«Шеф, можно вопрос»?

«Давай».

«Ну, во первых. Сначала был ядерный заряд, сейчас химическое ОМП (оружие массового поражения), следующим, думаю надо ждать биологическое оружие? Или не так»?

«Скорее всего, прав. Поэтому будь внимателен. Я вчера проконсультировался с нашими друзьями, они тоже долго думали, как это может быть. Пришли к выводу, что ты способен проникать взглядом сквозь двойные, а то и тройные складки пространства. Сейчас они обдумывают, как сделать так, чтобы и мы, то есть все остальные, смогли обрести подобную способность».

«Понятно. А почему тактический заряд нельзя было просто трансформировать, во что ни будь безопасное? Почему обязательно нужно было взрывать»? Шеф помялся немного:

«Понимаешь, Илья, честно говоря, когда я услышал, что до взрыва тридцать секунд, то я испугался. И первое, что пришло в голову — телепорт и взрыв». Я кивнул головой:

«Это я могу понять. Сам, бывает, со страху такого нагорожу! Долго потом разбираюсь».

«Ладно, приехали, давай отдыхать. А завтра будет день — завтра будет пища».

Утро провозгласил Ганс. Вибрация тихая, но сейчас не прекратилась, когда я проснулся. Так, думаю, не комплект. Нацепил Марусю:

«Внимание! Тревога! Сбор через пятнадцать минут»! Лиза приподнялась на локте:

— Что случилось, Илья?

— Тревога. — Тут же взлетело одеяло, и Лиза исчезла. Пока я одевался, умывался, обувался, девочка моя приготовила несколько бутербродов и термос с кофе. Поцеловав меня прошептала:

— Будь осторожен.

Выскочив из дому, я увидел машину, за рулём сидел шеф:

«Илья, в машину»! — Я вскочил на пассажирское место.

— Доброе утро, шеф, куда едем?

— Доброе, если оно действительно доброе. А едем, как обычно, Северный Кавказ, город Черкесск, Карачаево — Черкесская республика. Школа номер четыре. Захват заложников. Командует захватом некто Шогенов Закир Халисович, тридцать два года. Остальные — сопляки от пятнадцати до семнадцати лет. Воины джихада, что б им пусто… Узловая личность — Хаконов Мирза Бикудович, восьми лет. По нашим данным, будущий Президент Карачаево — Черкесской республики, которому удастся объединить весь Северный Кавказ под единым руководством. Ну и, конечно же, просто дети, сам понимаешь.

— Много их там, детей, в смысле.

— Более пятисот человек, а террористов тридцать шесть.

— Ясно, — я всё больше наливался чёрной злобой. Ненавижу тех, кто прикрывает свою задницу детьми.

«Илья, аккуратнее там — забеспокоился шеф».

«Не переживай, командир, всё будет путём». Тут как раз мы подъехали к зданию школы, оцепленную по периметру. Я вышел из автомобиля и пошёл к входу. Дорогу мне преградил бравый спецназовец, в балаклаве и защитных очках. Я вынул удостоверение:

— ФСБ, девятый отдел. — Боец внимательно осмотрел удостоверение, вернул и отдал честь. Обойдя его, я поднялся по центральной лестнице. На входе стоял пожилой полковник. Ему я тоже показал удостоверение.

— Скажите, где дети?

— Все собраны в спортзале. Террористы — там же.

— Всё понял, прошу пропустить меня.

— Вы что, один будете проводить операцию? — Полковник смотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Да, один, прошу мне не мешать. Если через десять минут я не выведу детей, проводите штурм. Всё, все свободны!

«Маруся, СТАЗИС!»

«Есть СТАЗИС!» — всё вокруг замерло. Я проскочил мимо всех и взял направление на спортзал. Хорошо, что все школы одно время строились по одному проекту. Я учился в такой же, так, что найти спортивный зал проблем не составило.

Войдя, я осмотрелся. С правой стороны большой толпой стояли дети, слева — тоже дети, но с оружием.

«Маруся, внимание. Всю взрывчатку трансформировать в песок. Все огнестрелы — спилить бойки, в патроны вместо пороха натолкать асбестовой пыли. В гранатах — бризантное вещество переделай в каменную крошку. Ножи, стилеты, штыки, короче всё режущее и колющее оружие превратить в ржавую пыль. Я ничего не пропустил?»

«Всё выполнено, ничего не пропущено». Я подошёл к застывшим школьникам. Впереди стоял мужчина, возраста, примерно, как мой Михаил. Что меня в нём купило, так это лютый взгляд, направленный на боевиков и крепко сжатые кулаки. Я коснулся его плеча. Он вздрогнул и посмотрел на меня как на привидение. Уже открыл рот, но я прижал палец к губам, тихо. Малец понятливо кивнул.

— Тебя как зовут?

— Фурхад.

— Слушай, Фурхад, ты среди школьников всех знаешь?

— Ну… Да, а что?

— Посмотри внимательно, лишних нет? Только ни до кого не дотрагивайся, ага? Парень серьёзно кивнул и, на цыпочках, прошел мимо всех своих товарищей по несчастью. Через пару минут подошёл ко мне:

— Там, у окна, на скамейке, сидит мальчишка, я его не знаю. — Я посмотрел на того, на кого указал Фурхад. Пацан, как пацан. Ладно, идём дальше:

— Скажи ка мне, Фурхад, который из бандитов тут главный? — Парень уверенно показал на небритого громилу с зелёною повязкой на голове. — Понял, спасибо. И последнее, ты Мирзу Хаконова знаешь? — Собеседник уверенно кивнул.

— Значит так, подойди к Хаконову, легонько коснись его плеча и, если, что прикрой ему рот. А дальше — возьми его за руку и спокойно, не спеша, идите на выход. А я займусь остальными. — Проследив за мальцами, и увидев, что они ушли из зала, я подошёл к незнакомому мальчишке.

«Маруся, считай у мелкого информацию. Кто он, откуда, как сюда попал и что здесь делает».

«Рашид Бейтуганов, одиннадцать лет, только сегодня переведён в эту школу. Не повезло мальчику».

«Да уж, повезло, как утопленнику, блин». Я коснулся парня, дал сигнал «тихо», указал на выход и показал, что на цыпочках. Он понятливо кивнул, и тихо — тихо пошёл на выход.

Постепенно, таким образом, я указал пути к отходу всем школярам. Как только последний школьник скрылся за дверью, я подошёл к главарю.

«Хм… Закир Шогенов, что же с тобой сделать»? Я достал нож.

«Маруся, сделай из этого джихадиста полного дебила на три дня. Сейчас я коснусь его, и очень не хочу, что бы он хоть что-то понимал».

«Принято». Маруся, как всегда была краткой. Я толкнул нашего дебила пальцем в лоб. Пустой взгляд, улыбочка идиота, у края рта собирается слюна. Отобрав у него оружие я взрезал ножом брючной ремень и резинку трусов. Всё сразу упало на сапоги. Показал на дверь, мол, иди. Он и пошёл, по ходу, гордо покачивая своим достоинством. Пора было заканчивать.

«Маруся, СТАЗИС — отбой». Все сразу зашевелились, но увидев, как изменилась обстановка, снова впали в ступор. Только один, самый отчаянный, или самый дурной, выхватил из кармана гранату, вырвал стопорное кольцо, и с криком «Аллах Акбар»! задрал руку высоко вверх и крепко зажмурился. Все попадали на пол, и в тишине чётко прозвучал щелчок капсюля и шипение замедлителя. Я с иронией посмотрел на этого воина, лет тринадцати, подошёл к нему:

— Воистину Акбар! Отдай железяку. Остальные, будьте внимательны. Этому придурку три дня неудержимого поноса и недержания мочи. — Тут же раздались характерные звуки и очень характерно завоняло.

— Кто ещё хочет так выйти отсюда, как этот обосраный вояка? — Желающих не было. — Поэтому, всё оружие сложить сюда, в кучу, оно всё равно не работает, можете проверить. — Что интересно, мне все сразу поверили. Быстро выросла куча оружия, автоматов, пистолетов, ножей, правда только рукояток. Гранаты, брикеты взрывчатки.

— А теперь, слушать меня внимательно! Обосраный идёт впереди, за ним, на четвереньках, все остальные. Предупреждаю, я шутить не умею, кто дёрнется — будет носить полные штаны дерьма. Вопросы? Вопросов нет. Отлично. Шагом, марш!

Выходил я последним, чувствуя огромную усталость. Да, работка у меня — никто не позавидует, факт!

«А это ты зря, — О, шеф, — Правительство республики решило наградить тебя медалью „За боевые заслуги“, а от нашего ведомства — ещё одну звёздочку. Так, что, давай старлей, перекусим и домой».

 

Коррекция 4

Дома нас встречали с триумфом. Откуда они всё узнали — вопрос, но факт остаётся фактом. Все уже всё знали. Прямо на улице были накрыты столы, я просто не мог удержаться от хохота. Наверное, нервная реакция. Но когда увидел Лизу и ребят, смех сразу пропал, осталась только улыбка, зеркальное отражение улыбок моих ребят. Пока мне пожимали руки и хлопали по плечам, Лиза и дети стояли и ждали. А когда я упал перед ними на колени, тут уж и они не выдержали. Машенька уцепилась мне за шею и обхватила ногами, а в голос:

— Папка, родной, как я тебя люблю!!! — Не знаю, как кто, но я не выдержал и тоже захлюпал носом. Мишка, настоящий мужчина, дрожащим голосом:

— Папа, я буду таким как ты, можно? — Сзади меня обняла Лиза и просто молча поливала слезами.

На глаза попался шеф, он зачем то протирал носовым платком очки, мужики отвернулись, а девочки тоже просто молча плакали.

— Внимание всем, — голос взял шеф, — Сегодня у нас не просто событие. Сегодня у нас праздник. Сегодня наш сослуживец, наш Корректор совершил нечто достойное быть вписанным в анналы истории. Не смотри на меня так, Илья. Да, мы понятия не имеем, кто такой Корректор, в чём его функции, в чём его права и обязанности. НО! Тем не менее, то, что ты совершил за эти дни, уже достойно внесения в материалы для изучения работы корректора. Наверняка, ты первый, как Гагарин, но, как и у Гагарина у тебя будут последователи. Так, что, дорогие мои, запомним этот день, для того, чтобы рассказывать о нём нашим внукам.

Разрешите от вашего имени и по поручению Президента Карачаево-Черкесской республики наградить старшего лейтенанта Авдеева медалью «За боевые заслуги». Поздравляю тебя, Илья, носи с гордостью. Итак, поднимем бокалы за нашего героя, Героя с большой буквы.

Честное слово, я не знал куда деваться. Мне было стыдно. Ведь я практически ничего не сделал, а тут сразу столько, что и убежал бы, но…

«Илья, расслабься, — это шеф, — всё нормально. То, что ты сделал, и, главное, КАК ты это сделал! Молодец! Мы гордимся тобой».

Ладно, Слава Богу, всё это скоро кончилось. Хорошо ещё, что не заставили пить водку со звёздочкой на дне, а то с них бы стало! Дождь разогнал всех по домам. Просто сказка, когда постоянная погода на улице, в одно и то же время идёт дождь, да и всё прочее… Сказка!

Утром, уже как обычно, доносится из кухни песня, но уже на два голоса. Машенька помогает маме. Мне даже стыдно стало, вот так просто валяться в кровати, когда мои девочки готовят завтрак. Интересно, а где Мишка? Ладно, проверим. Заправил кровать, сделал несколько разминочных упражнений, залез в душ. Чудесно!

Зайдя на кухню, буквально обалдел. Михаил нарезал хлеб, и, причём делал это так сосредоточенно и внимательно, что чувствовалось сразу — работает мастер!

— Доброе утро, родные!

— Папка!!! — Манюня мгновенно повисла у меня на шее. Лиза тепло улыбнулась:

— Доброе утро, милый. — Миша, не прерывая своего занятия, с достоинством кивнул:

— Доброе утро, папа. Проходи, завтракать будем.

После завтрака пошёл одеваться. Сначала всё было как обычно, пока не посмотрел в зеркало. Оттуда на меня смотрел о боли знакомый старлей. Блин, когда только успевают эти звёзды прилипать к погонам. Да, а вот это что? Потрогал пальцем. Колодка медали «ЗаБЗ». Ладно, нормально, самому не нужно будет мучиться и подгонять. Настроение боевое, поцеловал родных, вышел из дома. Погода… А что погода? Как всегда, чудесная. Иду, киваю, приветствую, пожимаю руки, и тут…

«Маруся, что ты видишь на дороге»?

«Ничего, дорога пустая».

«А вот так, — я представил себе, что делаю руками действие, подобное тому, когда откидываешь одеяло».

«Есть, вижу, кожаный мешок, в нём кто-то шевелится. Не трогай руками, так просканирую… Шесть крыс, заражение бубонной чумой. Команда СТАЗИС!» Вот так, накаркал, только не хватало нам биологического оружия. Это меня уже стало просто доставать.

«Шеф, слышишь меня»?

«Да, я сзади, что случилось?»

«Иди и смотри». Шеф обошёл меня, присел у мешка, тоже не касаясь:

«Что будем делать»?

«Шеф, а почему у нас в посёлке нет собак? Как то немного пусто без животных, как считаешь»? — Майор пожал плечами:

«Знаешь, как то не подумали, а ты что-то хочешь предложить»?

«Маруся, во первых, с Гансом полностью уничтожьте все болезнетворные бациллы в этом мешке, в его обитателях и вокруг». Пауза.

«Выполнено, всё на мешке, в мешке и на его содержимом — стерильно».

«Отлично, ни и во вторых, преврати крыс в щенков собак. Такое возможно»?

«Порода, размер, возраст, масть, пол»?

«Лабрадор, средний, три месяца, палевые, мальчики и девочки пополам».

«Выполнено»! — Я развязал мешок, и на меня выскочили шесть весёлых щенков. Весело тявкая и виляя хвостиками, он окружили меня. Мол, что дальше то? Вот тут я уже посмотрел на шефа. Тот, прижав ухо объявил общий сбор, а пока никто не прибежал, быстренько выхватил из кучи самого громкоголосого кобелька и прижал к себе. «Мой!» И всё тут. Я тоже, не теряя времени, поднял к себе девочку, которая не лаяла, а с интересом смотрела на меня. Эта — будет наша.

Прибежавший народ, сначала не очень понял, что происходит, а когда дошло! Кто был не слишком быстр и ухватист, остался без собаки, и, посему сильно обиделся. Зато остальные были просто счастливы. Шеф объявил час на благоустройство наших четвероногих друзей.

Маша и Миша уже уехали, но Лиза то было дома! Вы бы видели, как этот взрослый ребёнок обрадовался собаке! Я понял, что мне тут делать больше нечего, и я пошёл на работу. По дороге мелькнула совершенно сумасшедшая мысль, а может нам «купить» ещё одного маленького? А может не одного? Нет, я точно сошёл с ума.

В кабинете я присел в кресло и стал обдумывать всё то, что произошло с нами за последние несколько дней. Чувствую, чего-то мне не хватает. Знаю чего. Прижал наушник:

— Шеф, на месте? Разрешите войти? Есть, понял. — Постучал в соседнюю дверь:

— Заходи, Илья.

— Товарищ майор, старший лейтенант Авдеев. Разрешите обратиться? — Кожин округлил глаза:

— Обращайтесь, товарищ Авдеев.

— Мне нужны блоки сведения для Ганса, серия «А». — Майор присел в кресло и указал мне на кресло напротив:

— Уже? Не рановато ли, Илья?

— Думаю, что нет. Иногда не хватает чего-то, вот просто не хватает и всё. А чего, понять не могу.

— Слушай, Илья, а почему ты представляешься «ФСБ, девятый отдел»? — Я пожал плечами:

— Хрен его знает, товарищ майор, но, по-моему, так звучит солиднее. — Кожин пожевал губами, прикинул и так, и эдак:

— Ладно, может так оно и действительно солиднее. А теперь скажи мне одну вещь. Как ты, не касаясь мешка, сделал так, что его увидели все? — Я объяснил. Он покачал головой, — Знаешь, я бы веком не додумался. Ну да ладно. Серия «А» — значит серия «А».

Он встал, подошёл к сейфу, достал коробочку, в которой лежали пять пластинок.

— Теперь пять? — Не удержался я.

— Да, пять. Процедура слияния будет выглядеть несколько необычно, так, что не удивляйся. — Вытащив первую пластинку, он приложил к моему Гансу. Вспышка радуги на весь кабинет действительно вогнал в лёгкий ступор. Остальные пошли уже привычно.

— Вот, пока всё, иди, адаптируй разум к серии «А». Потом нужно будет потолковать. Вопросы? Вот и чудно.

Процедура слияния серии «А» с разумом прошла без эксцессов. Памятуя прошлый раз, я держал глаза плотно закрытыми. И всё равно, чего только не было — и перегрузки, небольшие, но были. И невесомость, так, что приходилось хвататься руками за кресло. И снова американские горки. Наконец всё закончилось. Только через пару минут после разрешения я осмелился открыть глаза. Всё было и так и не так. Что-то изменилось, то ли в мире, то ли во мне, не знаю. Ладно, разберёмся.

«Внимание, Илья. К тому, что уже есть, добавились функции: Круговой обзор. То есть, не поворачивая головы, ты будешь видеть всё, что происходит вокруг тебя, сверху и снизу. Далее: Проникающий взгляд. По своему желанию ты сможешь видеть всё, что находится в сумках, портфелях, за деревянным щитом любой толщины, под землю, на глубину до двух метров. Только под землю на грани — видимость условная, придётся либо растолковывать, либо просто догадываться. А так же за слоем стали не более ста миллиметров. Далее: Приближение видимости. Объект, находящийся на грани видимости сможешь визуально приблизить до уровня восприятия. А то, что уже есть — увеличение в десять раз. И, главное, теперь ты будешь понимать все языки народов Земли и говорить на них».

«Ого, ни хрена бы себе бы!!! Спасибо, Маруся, ты просто бесценное создание. Я к шефу, вызывал»…

— Заходи Илья. Есть дело.

— Что-то случилось, шеф?

— Случилось, правда, не у нас, но уж очень не стандартный случай. В бригаде связи, под Петербургом застрелился молодой лейтенант. Зверев Виталий Петрович. Что интересно, перед самострелом он шумно поскандалил с соседом по общежитию, лейтенантом Соломиным Геннадием Сергеевичем. Многие свидетели слышали, как Зверев кричал на Соломина, что, мол, он выведет эту лавочку на чистую воду. В этот же вечер Зверев застрелился в своём служебном кабинете из незарегистрированного пистолета, марки ПМ. Год выпуска 1978. Звука выстрела никто не слышал, хотя самоубийство произошло в разгар рабочего дня, примерно в половине четвёртого, по заключению медиков. Казалось бы, мало ли чего не поделили два молодых лейтенанта, но! Лейтенант Соломин Геннадий Сергеевич, этим же вечером был найден у себя в комнате с огнестрельным ранением правого виска. Интересно что. По жизни Соломин был левшой, и на стрельбище всегда отстреливался с левой руки. Вот такая хрень… — Я покрутил в мозгах информацию, кроме левой руки, всё было, в принципе, делом военной прокуратуры. Да и рука, сама по себе, просто как дополнительная улика.

— Чую я, командир, что ох, как не просто всё. Да и то, что это отдали нам, уже о чём то говорит. Или я не прав?

— Ох, как прав, Илья Андреевич. Тут вот какая закавыка. Эти смерти, в перспективе тянут за собой ещё больше двух десятков покойников, которые, на первый взгляд никак не касаются этих ребят. Но на самом деле очень тесно завязаны, мало того, что между собой, но и на 80 процентную вероятность теракта на территории части. Между нами, сто пятьдесят вторая бригада связи, как её между собой кличут — «Придворная», всегда служила для обкатки новейших образцов военной техники связи, и то, что сейчас там происходит, бросает тень на весь Западный Военный округ. — Я ещё раз прокрутил в голове монолог шефа. Что-то было ясно, что-то — нет. Но делать нечего.

— Товарищ майор, разрешите убыть в расположение сто пятьдесят второй бригады связи? — Кожин кивнул:

— Адрес — Ленинградская область, Приозерское шоссе, 200. Командир части полковник Ракицкий, Станислав Николаевич. Мужчина серьёзный, грамотный. Как командир очень ценится личным составом. Шуток не любит, так, что аккуратнее.

Не дожидаясь обеда, я выехал в Питер. Приозерское шоссе было рядом с выездом с нашего тракта. Проехав мимо автозаправки, увидел поворот направо с подъёмом. Через метров двести — ворота КПП и рядом стоянка. Поставил машину, подошёл к КПП. Дневальный боец выглядел так, словно всю ночь его допрашивали, а потом, без отдыха поставили на пост.

— Старший лейтенант Авдеев, ФСБ, 9-й отдел, — показываю ему удостоверение. Он кивнул и взялся за трубку телефона:

— Товарищ майор, тут из ФСБ, старший лейтенант Авдеев… Есть, понял. — Положив трубку, — Товарищ старший лейтенант, проходите, пожалуйста, здание штаба — налево.

— Понял, спасибо. — Я вышел из здания КПП, прошел метров двадцать, «СТАЗИС!!!», Маруся не спит. А сзади меня висит что-то. Медленно поворачиваюсь. В сантиметрах двадцати, направлением в мой затылок висит пуля. Калибр девять миллиметров. Кто-то крепко не любит меня.

«Маруся, пулю останови, что бы я мог её взять. Дальше — по траектории видишь кого?»

«Нет, никого не вижу».

«Понял, будем пробовать возможности серии „А“». — Я прищурил правый глаз в направлении, откуда прилетела пуля. Ага, лежит, красавец. Ждёт, когда пуля прилетит. Хрен тебе, а не Илья Авдеев. Сделав пару сбрасывающих движений.

«Маруся, видишь этого молодца в Натовском камуфляже»?

«Вижу, какие действия предпринимаем»?

«Зверька этого в ступор, до дополнительной команды. Самого орла вместе со всем содержимым, гильзу не забудь, сюда, ко мне, к ноге. Чтобы ходил за мной, как привязанный. Кстати, сними у него информацию, как скажу — перебросишь мне. Вопросы? Вопросов нет. СТАЗИС отбой». Когда я подходил к штабу, рядом со мной, высунув язык и прижимая к себе RPA— британскую снайперскую систему, калибр девять миллиметров гусиным шагом ковылял мой несостоявшийся убийца.

Майор, оперативный дежурный только раскрыл рот и вытаращил глаза.

— Где кабинет командира? — Спрашиваю. Он только и смог, что махнуть рукой, там, мол. Ладно, сами найдём. Вижу дверь, на ней табличка: «Полковник Ракицкий С.Н.»

— Разрешите войти, товарищ полковник, старший лейтенант Авдеев, ФСБ, девятый отдел? — Из-за стола поднялся невысокий, крепкий полковник:

— Это что за цирк, товарищ старший лейтенант? — Спросил он, указывая на чудика у моих ног.

— А вот этот вопрос, товарищ полковник, я хотел бы задать, кому ни будь из вашей части. Потому как не успел я пересечь линию КПП, как мне в голову прилетает пуля. Как не попали, я потом расскажу, уж больно неправдоподобно звучит. Вот я и хочу спросить, что делает здесь британский снайпер? «Маруся, сбрось мне мыслеформу по этому лягушонку». Ага, всё понятно.

— Британский? — Командир посмотрел на дурика у моих ног, — Откуда Вы знаете, что именно британский.

— Стивен О,Хара, снайпер, шестой колониальный полк, Шотландская дивизия охотников за головами. Всё это сможет подтвердить он сам, но пока я его держу на коротком поводке, для безопасности.

— Ну, хорошо, старлей, — полковник пожевал нижнюю губу. — Если ты прямо сейчас докажешь мне, что сумел увернуться от пули британского снайпера, дальше будем говорить по другому. Согласен? — Я усмехнулся:

— Где Ваш пистолет?

— Там где ему и положено быть — в кобуре, на поясе.

— Тогда давайте, я громко сосчитаю до трёх, не сходя с места, а после счёта три — попробуйте меня застрелить. Согласны? — Тут уж усмехнулся полковник.

— Стрелять я в тебя не буду, я не такой идиот, чтобы палить в гебиста, просто обозначу.

— Дело Ваше. «Маруся, на счёт три — СТАЗИС. Понятно»? «Принято». — Итак. РАЗ. ДВА. ТРИ! — Вокруг всё застыло. Я, не торопясь, подошёл к командиру, аккуратно вынул его пистолет из кобуры, вытащил обойму и понял, почему он не хотел стрелять. В обойме не было патронов. Ну, что же, и мне так проще. Я аккуратно разобрал пистолет, разложил на столе, аккуратно застегнул кобуру. Стал на своё место: «СТАЗИС — отбой».

Полковник схватился за кобуру и застыл в непонимании. Я кивнул на его стол. Увидев своё оружие в разобранном виде, полковник покачал головой:

— Да, товарищ старший лейтенант, умеете удивлять. Теперь верю, что смог увернуться от пули снайпера.

— Всё это красиво, товарищ полковник, однако, как Вы выразились, цирк. А нам нужен результат. — Ракицкий подтянулся:

— Что требуется от меня?

— Сейчас, Станислав Николаевич, я переброшу Вам некую информацию, которую снял с мозга этого снайпера. Вы в этой части знаете всё и всех, Вы скорее поймёте кто, зачем и по каким причинам убил лейтенантов Зверева и Соломина. Ощущение немного непривычное, но я думаю, Вы справитесь.

«Маруся, мыслеформу в полном объёме полковнику».

«Отправлено». Ракицкий поморщился, потом задумался, присел за стол, обхватил голову руками. Прошло минуты три. Он встряхнулся, схватил трубку телефона:

— Оперативный? Подполковника Симонян ко мне. Срочно. — Дальше он так и сидел, обхватив голову руками. В дверь постучали:

— Разрешите, товарищ полковник. — Зашедший, типичный кавказец, — Товарищ полковник, подполковник Симонян… — Тут он увидел сидящего на корточках британца и шарахнулся к двери. Однако я её уже закрыл собой.

А Ракицкий вышел из-за стола, подошёл к Симоняну:

— Что, Ашот Вазгенович, знакомого встретил?

«Маруся, срочно просканируй Симоняна. Данные — мне».

«Принято».

— Так, что, Ашот Вазгенович, знакомый твой нам всё рассказал…

— Он не говорит по-русски, — Автоматически произнёс подполковник.

— Ну, видишь, ты и это знаешь. А мы, вот не знали, с нами он так щебетал, заслушались просто. — Тут я вклинился в беседу:

— Товарищ полковник, есть ещё информация. Только очень страшная.

— Давай, дальше смерти не пошлют. «Маруся, всё, что есть — полковнику». «Принято. Передано».

На командира было страшно смотреть. Он подошёл к Симоняну, внимательно посмотрел ему в глаза:

— И ты — с этим сможешь дальше жить? — Тут уж я еле уследил — левый полу крюк в печень и правый прямой в челюсть. Симонян закатил глаза и рухнул на пол. Нокаут!

— Браво, товарищ полковник! Настолько профессионально!

— Мастер спорта, был, когда то. Ты представь себе, старлей, эта гнида, мало того, что убил двух пацанов, он три с лишним года передавал натовцам ключи ЗАС и на телефон и на телеграф. Уже денежек подкопил, хотел купить дачу на озере Севан. СУКА! Очнётся — добью! — Подойдя к телефону:

— Оперативный? Начальника особого отдела ко мне. — Повернувшись ко мне:

— У вас в отделе кто-то тоже стучит. Про тебя стуканули перед самым твоим приездом. Так, что у себя там тоже разбирайтесь. А мы, с особистом, подключим военную прокуратуру. Размотаем этот клубок, не переживай. Кстати, что делать с этим снайпером?

— Ну, пока он в состоянии ступора, с ним можно делать что угодно. Он ничего не скроет. Только то, что он русского языка не знает, это факт. Как он тут обитал? У Симоняна в будке жил, наверное.

— Наверное, — улыбнулся Ракицкий, — И сколько он будет в этом состоянии?

— Да я могу снять хоть сейчас, но думаю, что не стоит. Недели Вам хватит раскрутить по полной?

— Хватит, спасибо тебе, старший лейтенант! Как хоть зовут то тебя, а то, как не люди?

— Илья, Станислав Николаевич.

— Ну, вот и чудно.

Когда приехал сюда, помню, поворачивал вправо, а дай, думаю, пошалю. И повернул опять вправо, в сторону, как помню, финской границы. Однако же — шиш. Снова бравый полицейский, поворот на брусчатку, шлагбаум — и я дома.

 

Возвращение

После доклада командиру по сто пятьдесят второй бригаде, мы немного обсудили детали будущих действий по предотвращению возможных событий. Потом шеф внимательно так посмотрел на меня:

— Иди ка ты, Илья домой, отдохнуть тебе нужно. Иначе ты себя так просто загонишь. Давай, привет Лизе.

Дома первой меня встретила наша новая жительница с симпатичной мордочкой и вертлявым хвостиком. Я взял её на руки. Смешно, но выражение этой мордашки выражал полный экстаз. Подошла Лиза:

— Уже познакомились? Это, папочка, наша девочка, её зовут Сима, Симочка. А это, Сима, наш папочка, наш герой и кормилец. — Я уже не обращаю внимания на все эти лестные эпитеты. Однако один вопрос остался:

— А почему Сима? Какое-то имя…как бы это сказать…

— Никак не надо говорить, — отрезала Лиза, — Сима — это Симфония. Ты ещё не слышал, как она поёт!

— Поёт? — Я обалдел, — Как это поёт?

— А вот так, смотри. — Лиза взяла у меня Симочку, поставила на пол, подняла пальчик. — Симочка, внимательно:

Я уже хотел выдать шуточку, типа, что-то с голосом, типа, НО! Собака ЗАПЕЛА!!! Нет, без слов, конечно, но явно попадая завыванием и писком в ритм, размер и, главное, в мелодию!

«Маруся, просканируй это чудо природы. На что она ещё способна»?

«Я хотела попросить прощения, когда я создавала этих животинок, то подумала, а не сделать ли их немного усовершенствованными. Ваша Симочка умеет петь, и так каждый из этого выпуска на что-то способен. У шефа его Рекс может развить феноменальную скорость, под сорок километров в час. И так все остальные. Кто-то из них акробат, кто-то футболист, кто-то может лапкой на песке рисовать. Но в чём все собаки едины, так это в том, все они понимают человеческую речь. Вот так. Я сделала что-то не так»?

«Маруся, я тебе говорил, что ты прелесть? Так я ещё сорок раз повторю! Ты всё сделала, как всегда правильно и умно. Спасибо»!

— Илья, извини, пожалуйста, — Это уже Лиза.

— Да, Солнце моё.

— Пока ребята не приехали домой, хочу тебе кое о чём доложить.

— Доложить? — Вытаращился я.

— Да, именно доложить. Давай, пока переодевайся, мой руки, я приготовлю поесть, ну и доложить. — Умеет моя девочка ставить меня в позу «Ниччё не понимам»! Ладно, разберёмся. Пока я приводил себя в домашний вид, Лиза на кухне накрыла стол. Жаркое на бараньей косточке! Мммм, обожаю, жаль, что Лиза не часто его готовит, а тут!

— Понимаешь, Илюша, сегодня меня к себе пригласила Варвара Степановна. — Я пока уплетаю жаркое, киваю, с важным видом, ещё ничего не понимая, — Так вот, она выдала мне твои деньги и всё остальное. — И, с каким-то виноватым видом стала доставать из сумки пачки денег.

— Это твои командировочные, за три выезда, это оплата сверхурочных, — Рядом легла ещё пачка. — Дальше, надбавка за звание, это наградные, а это — медаль «За боевые заслуги» и удостоверение к нему. Вот, вроде всё доложила. Мы с Машенькой решили для твоей первой медали пошить бархатную подушечку и поместить её в серванте холла, что бы все могли видеть. Ты не возражаешь? — Когда она смотрит на меня ТАК! — Я в полном бессилии, я не могу ни возражать, ни протестовать. Честно говоря, я хотел эту медалю спрятать подальше, но женскую логику не перешибить. Поэтому я просто кивнул, запивая всё кружкой кофе. — Да, чуть не забыла самое главное. Хочу и требую, чтобы у тебя в каждом кармане одежды, независимо, рабочая или выходная, всегда лежали деньги. Понимаешь меня? Ну, это я возьму на себя. Теперь всё.

Когда приехали дети, оказалось, что снаружи весенние каникулы, поэтому радости наслоились одна на другую. Тут и поющая собачка, и каникулы, и поход на рыбалку (обещал!), девочки настаивают на грибном сафари, изредка проскакивает лыжный марафон, но как-то вяло и не настойчиво. Поэтому слово взял я:

— Девочки и мальчики, поздравляю вас всех с заслуженными каникулами. Прошу, однако, не забывать, что ваш папка работает. Поэтому, как только я смогу — я буду весь ваш.

Вечер был занят благоустройством нашей новой общей любимицы. Честное слово, был небольшой страх по поводу того, что Машенька взревнует, однако всё прошло настолько гладко, как в жизни не бывает. Маруся и Ганс старательно выглаживают наше не только физическое, но и психическое здоровье. По общему соглашению корзинка с подушечкой была поставлена в комнате у Михаила. На вопрос, всё ли Миша понимает и принимает в содержании домашних питомцев? Что домашний любимец — это не только удовольствие в играх, но и, порой неприятные обязанности, такие, как выгул и уборка продуктов жизнедеятельности? Михаил важно кивнул и объявил, что в полной мере понимает и принимает ответственность, поэтому, за него могут не переживать. А Машенька может в любое время приходить к Симочке и играть с ней. Возражений не будет.

Ну, Слава Богу, вроде разобрались. Звякнул шефу, но тот был дико занят благоустройством своего отпрыска королевской фамилии. Ну и ладно. Я — мыться и спать.

Что день грядущий нам готовит?

Утро, уже как обычно, началось с песен. Правда, песенный дуэт превратился в трио, но хуже не стал, честное слово! Я даже замер на какое-то мгновение, слушая это необычное сочетание голосов. Блин! Это даже красиво, и не просто красиво, а волнующе. Долго стоял в холле, слушая это волшебное трио и не решаясь их прервать. Однако — работа. Пришлось заходить, ловить на шею Машеньку, брать на руки Симочку, получая от неё поцелуй в нос. Миша, подмигивающий одним глазом и так заговорщицки улыбающийся. И наконец, Лиза, просто сияющая, обнимающая и целующая в губы. Боже милосердный! Пусть эти моменты никогда не кончаются! Но… Нужно идти на работу.

Погода, как всегда, просто как на заказ. Свежий, пряный, пахнущий цветами и хвоей воздух! Эх, как здорово! Так… Не понял, а это кто? В шагах десяти от дороги стоял… Стояла…. Стояло? Вспомнил, похож на фото инопланетянина из интернета. Так вот ты каков, друг наш внеземной. Я оглянулся по сторонам, вроде пока никого. Сошёл с дороги и медленно пошёл в сторону пришельца. Метров за пять:

«Ты меня видишь»? — Я остановился и сел на траву:

«Да, а что, что-то не так»?

«Но ты не можешь меня видеть! — В голосе существа явно послышалась паника, — Мы же точно всё просчитали»!

«Значит, просто не приняли в расчёт меня, Илью Авдеева, Корректора, и моё умение видеть сквозь несколько слоёв пространства. Не переживай, кроме меня тебя больше не видит никто из наших».

«Я переживаю не за то, что меня ещё кто-то увидит, меня тревожит сам прецедент. Сам понимаешь, если есть один, то могут быть и ещё. Или я не прав»?

«Прости, уважаемый, я не знаю, как к тебе обратиться»?

«Моё имя ты не сможешь произнести, поэтому мы, находясь среди вас, берём имена людей. Поэтому, ты можешь называть меня Гомер».

«Симпсон»?

«Что, прости, не понял»?

«Ничего, извини, вырвалось. Итак, я слушаю тебя».

«Сюда идёт ваш начальник. Можешь сделать так, что бы он тоже меня видел»?

«Могу, но тогда тебя будут видеть все».

«Это уже не имеет никакого значения». Я пожал плечами и перелистнул несколько слоёв пространства:

«Ого, — это уже шеф, — А я-то думаю, с кем это наш Илья беседует. А тут, оказывается Его Высочество Контролёр! Рад тебя приветствовать Гомер Высокородный»! — Без тени иронии произнёс Кожин и поклонился.

«И тебе привет и пожелания благ, Владеющий Миром»! — С достоинством ответил Гомер. Тут уж я затормозил, а шеф продолжил:

«А человека-феномена, с которым ты беседовал, зовут Илья Архангел. И я так понимаю, вас интересует именно он. Или я не прав»?

«О да, Владеющий Миром, ты как всегда знаешь уже то, что я только подумал. Да, Илья Архангел нас интересует как человек, как личность, как боец, как друг, в конце концов». Мне пришлось вмешаться в их диалог:

«Прошу меня простить, о Гомер Высокородный, но, если я правильно истолковываю причину твоего визита к нам, то это не иначе как ваш собрат, упрятанный в недрах исследовательских Пентагона. И я, так понимаю, вам нужна моя помощь в возвращении его телесной оболочки, для выполнения долговых обязательств перед покойником. Я поддерживаю это ваше стремление и сделаю всё, на что только у меня хватит сил». Гомер обратил взгляд своих громадных тёмно-лиловых глаз на шефа:

«Владеющий Миром, ты был абсолютно прав на счёт этого юноши. У него великое будущее. Илья Архангел, мы очень надеемся, что ты сможешь вернуть нам нашего друга. В знак полного доверия, я оставляю тебе это — Он вынул какую-то коробочку и поставил её на траву. — А сейчас, позвольте, я попрощаюсь с вами. Надеюсь, что ненадолго». — Гомер поклонился и исчез.

Я поднял из травы небольшую металлическую коробочку:

— Шеф, что это? — Кожин, загадочно улыбнулся:

— А сам не догадываешься? — Я задумался. Нет, то, что там лежит я понял сразу, просто наша литера «А» — высший приоритет. Но, то, что в коробочке имеет приоритет ещё выше. Думай, Архангел, блин. Это должно быть очень просто… Точно, сразу должно было дойти:

— Я, так понимаю, там блоки сведения для Ганса, серия Эпсилон, а может даже Дельта? — Майор покачал головой:

— Ты не устаёшь меня удивлять, Илья. Единственное, что ты не угадал — это серия. Здесь серия «Бета». — Ох, ну и ни хрена себе! Это что же я смогу ещё делать?

— Ладно, шеф, пошли разбираться.

Процедура слияния с разумом прошла, на удивление, легко и, даже где-то приятно.

«Процедура слияния блоков сведения серии „Бета“ завершена. Все имеющиеся возможности усилены в десять раз. Добавлена возможность перемещения личности в другое тело, на время. Максимальное время перемещения — сутки, двадцать четыре стандартных часа».

«Спасибо Маруся. Ну, что, будем хулиганить»?

«Ответ стандартный — запросто»! — Маруся у меня бой девонька! Нужно к шефу зайти.

«Да, да, зайди, не забудь, — это шеф. — Нужно кое-что провентилировать».

— Да, командир, Владеющий Миром?

— Не подкалывай, Архангел. Присядь, кофейку себе налей. Я так понимаю, ты собираешься брать приступом Пентагон?

— А чего его брать? Сам приползёт, — Говорю я, наливая кофе. — Если серьёзно, то мне интересна бы была информация, в которой обозначится отдел, где хранят нашего друга, кто начальник этого отдела, его расписание работы. Когда, куда и насколько имеет привычку выезжать.

— Я тебя понял, лови мыслеформу. — В голове щёлкнуло:

«Пришла мыслеформа от шефа. Открыть»?

«Да, конечно». И тут на меня скатилась лавина информации. Ага, ясненько. Сколько время? Да сейчас соловей запоёт. А вот и он.

— Пошли Илья пообедаем, а там и дальше думать будем.

После обеда обсудили с шефом, что и как будем делать. Договорились выехать пораньше, пока я буду чихвостить америкосов, шеф будет следить за моим безмолвным телом. И заодно отгонять всех любителей откусить кусочек меня на дармовщинку. Шутка. Ладно, пока пошли по домам.

Дома я сказал Лизе, что рано утром еду в командировку. Но разве любящее женское сердце обманешь? Узнав, что еду в гражданской одежде она всё поняла. Ничего не спрашивая, она уложила меня спать, утихомирила мелкоту и скрылась на кухне.

В пять утра она уже была на ногах. Помогла подобрать костюмчик. В принципе я и сам бы выбрал этот спортивный покрой, плюс кроссовки. Но я решил, что Лизе будет приятней думать, что это она меня одевала. Сунув руку в карман, я вытащил оттуда пачку рублей.

— Лиза, а долларов у нас нет? — И тут же понял, что совершил роковую ошибку. Девочка моя покачала головой, а глаза налились слезами. Я тут же попытался исправить ситуацию. — Понимаешь, там будут магазины «Дьюти-Фри», может, чего приобрету для вас?

По моему, она мне не поверила, ну тут уж не исправить. Можно, конечно Марусю попросить сделать так, что бы Лиза этот момент забыла… Но нет, никогда не буду вмешиваться в умы любимых.

— Блин, — Сделал я ещё попытку, — там сейчас за рубли тоже продают. — Быстро поцеловал свою девочку, схватил собранный ею пакет, и — в машину, на место водителя. Шеф вышел из машины, поклонился Лизе и сел обратно.

— Ты что, сказал ей куда едем?

— Нет, — покаянно ответил я, — она сама, по-моему, о чём то догадывается. Ну да даст Бог, всё пройдёт как надо.

Подъехав к шлагбауму:

— Арлингтон, штат Вирджиния, 22202, Соединённые Штаты Америки. Второе мая две тысячи шестнадцатый, восемь утра.

— Есть, принято. Арлингтон, штат Вирджиния, 22202, США. Второе мая, две тысячи шестнадцатый, восемь утра. На выезде — поворот направо. Счастливого пути!

— Спасибо. — На выезде, как всегда, бравый полицейский. Интересно, он, когда-нибудь, отдыхает? Или у них участок близнецов? А, впрочем, мне то какая разница? Рядом хмыкнул шеф. Повернули направо.

«Маруся, веди».

— Ну, что мы имеем, шеф? — Майор почесал в затылке.

— Иметь, то мы имеем много чего. Вот только что с этим всем делать? — Я задумался. Хотя думать и вести машину одновременно я ещё не очень научился. Наконец — вот и он, Пентагон. Мы припарковались как можно ближе к центральному входу и начали мыслить. А заодно ели лизины пирожки (обалденные, честное пионерское!) и запивали горячим кофе из термоса. Тут вроде, что-то в голову стукнуло. Нет, не подумайте, просто мысль пришла:

— Шеф, а сбрось ка мне всё, что имеешь по этому вопросу. — Майор пожал плечами. В голове щелчок.

«Мыслеформа от шефа. Открывать»? — Для Маруси нет авторитетов.

«Да, конечно». И тут я понял, что имею море информации по отделу изучения НЛО США, но вот даёт ли мне это хоть что-то? Вопрос… Так, а вот с этим можно поработать.

— Шеф, начальника отдела по изучению НЛО в морду помнишь? — Тот скривился:

— Учитывая то, что адмирал — командор Редли Смит, чуть ли не каждый день в сосиску надирается, а утром его вряд ли родная мать узнаёт.

— Давай, шеф, попробуем его всё-таки опознать. Затем привлечём внимание простым, естественным вопросом…

— Как пройти в библиотеку, типа?

— Во, то, что надо, приводим его сюда, ну и так далее, ага? — Кожин покрутил головой.

— Всё, таки ты, Илья, немного сумасшедший.

— Немного, шеф, совсем немного.

Нам повезло. Первый же военный в соответствующем звании оказался именно Редли Смитом. Простым вопросом:

— Are you want to drink? (Выпить хочешь?) — Его ноги завернуло в сторону нашей машины. Не знаю, как, в первый раз, всё-таки, но я смог занять его тело, придавив его личность где-то в районе левой пятки. Подвигав телом, конечностями, я понял, что всё, вроде бы не плохо. Одно донимало — дикая головная боль. Но достаточно было снять Ганса с себя уснувшего, и надеть на новое тело, как боль потихоньку начала уходить. А когда повесил на правое ухо Марусю, то совсем избавился от дискомфорта.

— Chief, do you understand me? I look like? (Шеф, ты меня понимаешь? Как я выгляжу?)

— Всё нормально, только не забывай, что ты вчера слегка перебрал. Окей?

— Okay, I try to work beautifully! (Понял, постараюсь сработать красиво).

На входе меня попытался остановить какой-то сержант морской пехоты:

— Простите, сэр, но Вы не показали нам свой пропуск. — Я напустил на себя вид «Мыслителя» Родена, а сам лихорадочно копался в закоулках памяти этого алкоголика в поисках пропуска. А, ну конечно, где же ему ещё быть, как не в заднем кармане брюк. Сержант милостиво помог пристегнуть бэйджик пропуска на карман на груди. А за это я ему сделал милость. Дыша на него свежайшим перегаром:

— Сержант, ик… я дам Вам бесплатный совет, ик… Никогда не пейте русскую водку под названием «Samogon». Поверьте, ик… легче пережить термоядерный взрыв…

Дальше было легче. Я без труда нашёл свою лабораторию. Заместитель был уже на месте. Стараясь быть самим собой, я, едва открыв дверь, заорал:

— Фландерс, что у нас новенького в богословии? — И громко и гнусно захохотав, я хлопнул по плечу своего заместителя. Тот скривился и громко зашептал:

— Господин адмирал, моя фамилия Блаундер. Сколько раз я просил Вас запомнить это. — Я дохнул на него перегаром и зашептал, так же громко:

— А мне ты больше нравишься как Фландерс. Как тебя Симпсоны, ещё не сожрали? — И расхохотавшись своей, откровенно тупой шутке, я пошёл в свой кабинет.

В кабинете, как, впрочем, и всегда, царил бардак. Но мне было до лампочки гигиеническое состояние этого помещения. Я залез в стол и из потайного угла вытащил связку ключей и ещё один пропуск. Смит, внутри меня попытался что-то вякнуть, но я пригрозил ему полгода без алкоголя и он затих.

Я шёл по коридору, в направлении лаборатории нетвёрдой походкой алкоголика, а сам был напряжён до предела. Лаборатория встретила меня полной тишиной, что меня не только удивило, но и обрадовало. Обычно, по воспоминаниям Смита, здесь бывало довольно людно. Стоп! Какой сегодня день? Маруся подсказала — второе мая. А на второе мая, по воспоминаниям Смита, планируется приезд Госсекретаря США и общее собрание. А время? Что? На десять тридцать. А сейчас? Сейчас десять десять. У меня есть ровно десять минут на проведение мероприятия. Быстро, мобилизовался, открыл секретный угол. Там быстро вскрыл холодильник. Ёмкость номер четыре. Вытащил носилки. На них, в чёрном мешке, лежит наш друг. Расстегнул молнию — точно, он. Так, дальше то что? Приподнял гуманоида. Блин, да он легче замороженной курицы. Идём напролом. В наглую, быть может, всё и проскочит. А Госсекретарь мне в этом поможет. Итак — вперёд и с песней.

С гуманоидом под мышкой, холодный же, бедолага, позакрывал все двери, поставил все секреты и тут в лабораторию входит Мэри Стокуэлл. Не успела она открыть рот, как я коснулся пальцем её лба и вбросил мысль: «Мы тут, тобой, занимались сексом. Тебе очень понравилось»! Мэри тут же застонала, присела на край стола и облизала губы. Нет, девочка, это без меня!

Я уже бежал по коридору с чёрным пакетом под мышкой, напевая «I am simply the best»! На посту охраны давешний сержант тоже, было, хотел что-то спросить, но я и его лба коснулся пальцем: «Ты ничего не видел»!

Выскочив на улицу, увидел Кожина, который махал рукой. Не торопясь, но и не с ленцой, я подошёл к нашей машине:

— In the car has a fridge? (В машине есть холодильник?)

— Есть, не переживай, клади в багажник. — Когда багажник открылся, оттуда явственно дохнуло холодом. Ого! На что ещё, интересно, способны наши авто? Ладно, всё это, конечно интересно, но пора и возвращаться в родные пенаты.

«Маруся, на счёт три перебрось мою сущность обратно».

— Chef, catch this body. One, two, three… (Шеф, лови это тело. Один, два, три).

Обратный переход был намного легче, только есть хотелось. Так, быстренько, пока это чудо адмиральское не очухалось, забрать Ганса и Марусю. Есть, всё на месте. Пальцем в лоб адмиралу: «Ты ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаешь. Тебе очень хочется выпить. К дьяволу Госсекретаря, иди лучше выпей. Окей»? Адмирал только кивнул, глядя на меня пустыми глазами.

«Всё. Маруся, веди».

«Ближайший выезд через двести метров на запад… Есть, поворот налево. Едем шестьсот метров… Есть, поворот направо, едем прямо, через полтора километра — поворот направо… Есть, поворот направо, мы дома, с приездом». Я поставил машину на стоянку и, глядя на шефа:

— Как сегодня сработали? — Кожин усмехнулся:

— Знаешь, я трижды успел сменить подгузники. А если серьёзно, то жаль, что я не курящий. Так хотелось закурить… Молодец, Илья. Я не знаю, как тебя отметят наши друзья, но премию в размере годового оклада заслужил! — Тут уже я расхохотался:

— Шеф, а куда мы эти деньги девать то будем? И так на полном обеспечении.

— Ты, Илья, особо не переживай, денег много не бывает. Найдём куда потратить. Лизонька твоя девочка умная, придумает. — Тут меня словно по голове шарахнули:

— Знаешь, Володя, командир сто пятьдесят второй бригады предупредил, что у нас крот сидит. Так, по мелочи, но постукивает. Кто знал, что я поеду в эту бригаду? Как по заказу ждал там меня снайпер. И ждал он именно меня, понимаешь? — Кожин сидел в полной прострации. Я его понимал. В его понимании такого просто не могло быть никак и никогда. Он же здесь знает всех.

— Ладно, Корректор, не переживай, найдём мы того, кто на нас капает. А пока, извини, мне нужно связаться с нашими друзьями и сообщить интересную новость. Ты, пока, отдыхай. Как только понадобишься — найдём. Далеко не пропадай.

 

Ознакомление

Ночью меня что-то разбудило. Пока я соображал, что это было, зов повторился. Интересно, что звук напоминал волчий вой где-то очень далеко, но то, что зовут именно меня, сомнений не было. Очень тихо, стараясь не разбудить Лизу, я поднялся, оделся в домашнее, Ганса и Марусю на места. Так, три часа утра:

«Маруся, ты слышишь, меня кто-то зовёт»?

«Да, какие будут распоряжения»?

«Ну, во первых, заблокируй мой мозг от глубокого внедрения. Так, отрывки на поверхности, как будто я в панике. Во вторых, если ты не увидишь, с кем я буду разговаривать, скажи просто „Нет“, я пойму. Весь разговор — под запись».

«Принято».

Зевая и почёсывая подмышками, я на цыпочках спустился вниз. Открыв дверь, я сразу увидел того, кто меня вызывал. Такой же, как и знакомый, мне «Грек», только чуть повыше и другой масти. Если Гомер сине-зеленоватый, то этот бордово-синий. Сделав вид, что я его не вижу, присел на ступеньку.

«Маруся».

«Нет». Я сделал лёгкое движение пальцем, перелистывая страницы.

«Есть, вижу, работаем». Молодец, Маруся.

Я поковырял в носу, сморкнулся, и тут в ногу ткнулось что-то мокрое и холодное. «Сима» — проскочила мысль. Я взял девочку на руки, та явно старалась мне на что-то указать. Когда я ей шепнул на ушко, что всё вижу, успокоилась, прижалась к ноге и приподняла шерсть на холке. В этот момент пришелец решил себя обозначить. Отбросив защитные складки, он восстал, что называется, во всей красе.

Я даже умудрился подпрыгнуть, обозначив испуг.

«Твой зверь умнее тебя, — с холодной издёвкой отметил собеседник, — А ты меня не видел до последнего». Это был не вопрос, это было утверждение. Ну, что же, пусть будет так, стратегическое преимущество у меня.

— Кто ты? — Дрожащим шёпотом произнёс я.

«Не кричи, думай, мыслями можно выразить гораздо больше, чем словами. — Он поморщился. — Как сложно общаться с отсталыми расами. Но нужно же это кому то делать? Правильно»?

«Кто ты? — Я изобразил состояние, близкое к панике. — Говори, а то я включу тревогу»! — Пришелец поморщился:

«Не будь идиотом, если бы я хотел сделать что нибудь экстраординарное, я бы не стал с тобой вообще разговаривать». — Я сделал вид, что задумался.

«А зачем тогда вы делали попытки покушения на нас»? — Головастый усмехнулся:

«Ну, надо же было показать вам всем, что вы имеете дело не просто с какими-то „лягушками“, — Тут он приосанился. — Мы трижды показали вам всем, что обладаем всеми видами оружия массового поражения, и если вы будете сотрудничать с нами — то это оружие вас не коснётся».

«Не трижды, а четырежды, — машинально поправил я собеседника, — а под „лягушками“, я так понимаю, ты подразумеваешь тех, кто живёт на нашем спутнике»?

«Трижды, я не собираюсь с тобой спорить, потому, как считаю лучше тебя. А то, что ты понял, кто такие „лягушки“, даёт тебе определённый балл тебе характеристику. Всё это будет учтено, когда мы будем строить ваше общество заново. А это будет скоро, и „лягушки“ вам уже ничем не смогут помочь».

«Вы собираетесь нас уничтожить»? — Как можно более дрожащим голосом спросил я.

«Ну, что ты, нет, конечно, — саркастически усмехнулся этот недоросток кролибегемота. — У вас разве убивают скот, который приносит пищу? А вы у нас именно такими и являетесь». Тут уж мне пришлось, даже не напрягаясь выдать удивление:

«Чем это мы вас питаем, интересно»?

«Если хочешь понять — слушай внимательно. Мы — раса Шо — Тан насчитываем больше двух миллиардов ваших лет истории. За это время мы эволюционировали настолько, что смогли оказаться от материальной пищи. Затем мы отказались от чистой энергии, как пищи. И вот, теперь, мы дошли до высшей степени эволюции, пища, как таковая, нам не нужна. Но подпитывать себя чем-то нужно. Не правда ли? И мы нашли такой источник, который питает нас лучше, чем даже энергия в чистом виде. Это эмоции. А Земля и общество на ней является неисчерпаемым источником эмоций. Нужно только в нужном месте, в нужное время просто подтолкнуть — и вот тебе выплеск чистейших эмоций. Вот такой вот проект. И с тобой я решился связаться по простой причине, нам нужен будет здесь, на планете помощник. Даже не столько помощник, — он усмехнулся, — а тот, кто будет руководить этим стадом, в нужный момент, выжимающий из него нужные нам эмоции».

«Интересно, — попробовал я закинуть удочку, — а почему бы не сделать заповедник положительных эмоций и наслаждаться счастьем, радостью и им подобным всё время»?

«Ты, вроде бы, не совсем тупой, а не понимаешь. Положительная эвольвента коротка, часто прерывается, надоедает. И надоедает, в первую очередь тем, кто эти эмоции выдаёт. Или я не прав? Зато отрицательные — злоба, ненависть, жадность, зависть, и много ещё чего, можно культивировать вечно. Загляни в свою историю — вся ваша цивилизация построена на отрицательных эмоциях. Или я не прав, хочешь сказать»? — Да, уж, тут мне пришлось крепко призадуматься. И всё-таки:

«Если ты такой уж грамотный, ответь мне на простой вопрос. Ты утверждаешь, что покушений было три, и все из разряда ОМП (Оружия массового поражения). Откуда, тогда появился снайпер, который хотел убить именно меня? Я так понимаю, что тебе меня убивать совершенно не выгодно, что я вам могу не только пригодиться, но и постоянно помогать. Не так ли? Может, подскажешь, кому тогда выгодна моя смерть»? — Тут уж пришельцу пришлось напрячь мозги, или что у него вместо мозгов. Он довольно долго чесал то лысину, то место, где у нас, обычно, растёт нос. В итоге, он просто развёл руками:

«Я даже представить себе не могу, кому выгодна твоя смерть. Но я могу проконсультироваться с нашими специалистами. Сам понимаешь, они у нас самые лучшие. Я думаю, что мы найдёт этого мерзавца и заставим съесть живьём дикобраза! — Тут я изобразил дикий восторг, — Ладно, думаю, что тебе понравится должность, на которую я тебя готовлю. А пока — я убываю». — И он исчез.

Я ещё посидел на крылечке, переваривая разговор с этим, как его?

«Шо-Тан». — Подсказала Маруся.

«Спасибо, — автоматически поблагодарил я своего УК. — Маруся, а ты что по этому поводу думаешь»?

«Случай сложный, — задумчиво так произнесла моя девочка, — думаю, что в первую очередь нужно оповестить наше руководство, а затем и наших друзей с Луны».

«Так и поступим. Сколько сейчас времени»?

«Три часа две минуты утра».

«Блин, это что мы с этим обормотом болтали в состоянии стазис? Тоже не плохо, можно ещё пойти и поспать. Никто не возражает»? — Все молчали, и только Симочка настойчиво просилась на руки. Я поднял её на уровень головы:

— Ты хочешь сказать, что будешь меня охранять? — Сима явно кинула головёночкой. Боже, прелесть какая, у самой ещё молочные зубки не выпали, а она уже в бой! — Значит так, Симочка, спишь на своём месте, у Миши, но если что-то не так — сразу поднимаешь тревогу. Такой вариант тебе нравится? — Наш боевой щенок только кивнула и оскалила зубки. Отлично, есть ещё один, прошу прощения, одна единица защиты. И не только меня. Вот и хорошо, а сейчас тихохонько в постель, и досматривать сны про ёжика в тумане…

Утро, уже привычно так, хорошо, когда привычно. Люблю стабильность и порядок. По дороге на работу обошлось без посылок и других неожиданностей. Поздоровавшись со всеми, кого увидел, направил стопы прямо в кабинет шефу. Поздоровавшись, я уже открыл рот, но вижу, что шеф тоже что-то хочет сказать. Ладно, по старшинству:

— Илья, наши друзья приглашают тебя на процедуру прощания с их другом и братом. А так, как именно ты вернул им их друга и брата, то тебе забронировано почётное место при проведении процедуры прощания. Сама процедура запланирована на завтра, а сегодня мне поручено от имени цивилизации Эссентилов вручить тебе Знак Почётного Эсса. — Командир достал коробочку из, как мне показалось, чистого изумруда, открыл её и показал значок из алого рубина, как мне показалось, опять же. — Нет, Илья, не показалось. Рубиновый знак в изумрудной шкатулочке. Высшая награда для представителя другой цивилизации, не Эссентилов. Надевается в особо торжественных случаях. Завтрашний — один из них. — Обалдеть можно! Наверное, у меня был такой вид, что даже шеф не удержался от улыбки.

— Спасибо, шеф. Честно, даже не думал о наградах, когда выручал приятеля. Интересно было — да, не скрою. Но, что закончится так! С ума сойти… Да, кстати, от меня тоже примите посылочку:

«Маруся, мыслеформу шефу».

«Есть, отослано». — Судя по тому, как побледнел майор, это был удар для него. Я уже бросился его поддержать, но он отстранил меня рукой, мол, всё в порядке. Я включил чайник и, пока он переваривал информацию, приготовил два кофе. Пока мы пили горячий напиток, цвет лица шефа постепенно приходил в норму.

— Завтра я еду с тобой. Думал, без меня отстреляешься, однако мы предполагаем, а нами располагают. — Я посмотрел на шефа:

— А как ты думаешь, Володя, кто это, вообще, такие? — Он сдвинул плечами:

— Понятия не имею. Честно говоря, вот такого, синюшного, вижу в первый раз. И на что он способен, тоже не знаю. Может наши друзья знают их. Короче, давай, сегодня выходной сообразим, а завтра уж будем всё решать. И, будь добр, не забудь взять с собой «Знак Почётного эсса».

— Лады, командир, во сколько выезд? Понял, в восемь утра. Тогда я пошёл. — Выйдя в коридор, я задумался. В принципе, если командир не в курсе, то навряд ли кто-то из наших знает больше. И тут неожиданно:

«Есть попытка сканирования сознания. Поставлен блок».

«Направление, откуда идёт сканирование, какой вид сканирования, только ментальный или ещё и визуальный, и с какого направления»?

«Только ментальный, сверху, с кабельного канала.».

«Спасибо, понял. — Я поднял голову, — Так, а вот это что такое»? — На потолке, маскируясь цветом, прижалось что-то на кабель не похожее совсем. Приблизим взглядом. Ага, интересно, такое впечатление, что к потолку приклеили краба, и он проводит активное сканирование не только мозгов, но и проводов во всех направлениях. Так, обратно к шефу. Зашёл без стука, приложив палец к губам. Обернув руку вокруг головы, показал блок. Шеф кивнул. Поманив его в коридор, показал крабика на потолке. Володя был сильно озадачен.

— Да, сегодня день сюрпризов, — Усмехнулся майор, — Пойдём к нашим.

В операторском зале царил обычный для этого времени суток управляемый хаос.

— Святослав, — негромко позвал шеф.

— На месте, — тут же отозвался наш технический гений.

— Поставь себе ментальный блок и иди за нами.

— Понял, шеф, иду. — Мы вышли в коридор. Майор ткнул пальцем в краба на потолке.

— Убрать? — Святослав уже хотел принести стремянку, но тут мне пришла в голову идея.

— Выйдем на улицу. — Когда дверь за нами закрылась, я, таким, тихим тоном заговорщика, — Сват, а можешь сделать так, что бы эта животина гнала своим заказчикам сплошную дезинформацию, ну, для достоверности изредка вставляя какую нибудь реальную фишку? — Майор с улыбкой посмотрел на меня:

— Хорошая мысль. Ты как, Сват, справишься? — Тот почесал в затылке:

— Смогу — не смогу, а делать надо.

— Ну и чудно. Давай, Святослав, эта задача высшего приоритета. Оказывается, от нас постоянно уходит информация налево. Теперь этот недостаток нужно превратить в достоинство. А мы, пока, будем разбираться, кого это так интересуют наши секреты.

Дома встречали уже как всегда, только теперь впереди всех бежала Симочка. И, что интересно, какая смелая девочка — с разгона делала прыжок мне на руки. И главное — ни секунды не сомневаясь, что я её поймаю. Поэтому приходится бросать всё и ловить этого полоумного ребёнка. После того, как мой нос был тщательно облизан, Сима спущена на пол, на руки взлетает чудо с косичками. А мамочка с Михаилом стойко ожидают своей очереди.

— Ты чего так рано сегодня? — Лиза, как обычно, ничего хорошего не ждала.

— Завтра в командировку, шеф отпустил пораньше. Побыть с семьёй, ну и так, отдохнуть. Да, кстати, поглядите, какую приятную побрякушку мне вручили! — Я совершенно без задней мысли, достал из кармана изумрудную шкатулочку. И только после этого понял, какую ошибку совершил. Вот, вот, в присутствии Лизоньки я становлюсь глупым маленьким мальчишкой.

— Что это? — Строго спросила мой финансовый директор. Мне ничего не оставалось делать, как признаться:

— Знак почётного Эсса. — И далее, слово за словом, Лиза вытянула из меня всё. О, Боже! Но я же не хотел, чтобы она плакала. Я хочу, чтобы моя Лиза мною гордилась, а она переживает. Это ещё хорошо, что она не знает, пока, что завтра мы с шефом летим на Луну. Тут бы я сам себе не позавидовал…

 

Прощание

Утром, по дороге на работу я всё гадал, как это мы с шефом сможем так подпрыгнуть, чтобы оказаться прямо на Луне. Блин, шутки — шутками, а космодрома то на нашей территории не было. И тут меня как по голове шарахнуло — телепорт. Ну, конечно же, как иначе. На душе сразу стало легче, хотя вопрос номер два так и остался без ответа — в чём мы гулять по Спутнику? Форма — дело, конечно хорошее, но не всё спасающее, явно. Ну, да у меня на это дело есть начальство, пусть думает.

Войдя в кабинет, к начальнику я уже собрался, как обычно доложиться о прибытии, но шеф приподнял палец. Он с кем-то общался. Ага, вот, закончил:

— Ну, что, Архангел Илья, готов к подвигам?

— И не только к подвигам, о Владеющий Миром, но и ко всему остальному. — Шеф, так внимательно посмотрел на меня, о чём-то подумал:

— Ладно, об одном прошу, ничему не удивляйся. Будут моменты, которые в наше, материалистическое воспитание никак не укладываются. Так, что ты постарайся принять всё так, как оно есть. Договорились? — Я пожал плечами:

— Шеф, дружище, извини, что так обращаюсь, но за то небольшое время, которое я здесь провёл, у меня успели, как минимум трижды рухнуть все мои материалистические представления о вселенной и её обитателях. Так, что, я думаю, если они рухнут ещё раз несколько, то от меня не убудет. — Володя саркастически так улыбнулся, типа, ну-ну, поглядим, что ты дальше запоёшь.

— Ладно, — вздохнул он, — нам дали добро на посещение базы Эссентилов. Сейчас мы с тобой переоденемся. Сам понимаешь, что наша форма для посещения Луны не очень приспособлена. Сейчас пойдём на склад, подберём всё, что потребуется. Да, кстати, знак не забыл? Ну и молодец. Всё, пошли. — Если я что-то в чём-то понимаю, то шеф наш тоже человек, и его сейчас просто не по детски трясло. Я уже подумывал, а не пройти ли нам через мед кабинет, пусть ему там валерианки накапают. А потом вспомнил про Ганса и Марусю и понял, что всё сейчас наладится.

В это время мы опустились до нижнего этажа, где находился бассейн. Да, скажу я вам, это не бассейн, это больше похоже на лагуну атолла. Тем более, что везде вместо кафеля был белый, мелкий песок. Сам бассейн, правда, был чётко обозначен краями и дорожками. Зато по углам, тоже обозначенные, как я понял, «лягушатники» для детворы. В общем, всё шикарно. Остаётся одно непонятно, что мы тут делаем? Впрочем, все эти мысли проскочили со скоростью выстрела из карабина. Мы с шефом шли еще ниже.

Пройдя ещё три этажа, мы оказались у массивных дверей. Как только мы перед ней остановились, так раздался предупредительный сигнал и дверь медленно и торжественно так отворилась.

— Заходи, Илья. Будешь знакомиться с новыми для тебя предметами и функциями. — Интересненнько, чем же это командир меня может ещё удивить. Небольшое помещение, под тип спортивной раздевалки. У стен стояли блоки, разделённые на шкафчики.

— Так, Илья, у тебя размер формы 48–50? Обувь — 43. В общем — стандарт. Шкафчик номер семнадцать. Всё, что там находится — всё надевать на себя. Если что-то неясно — я рядом, подскажу, помогу, посоветую. А лучше прислушивайся к советам Маруси. Она девочка умная, всё знает. Давай, времени не так много. — Я пожал плечами, распахнул шкафчик номер семнадцать… Да, это было то — что нужно. В шкафчике находился серебристый скафандр. Подумалось — не легковат ли? Ответ Маруси был чёток и конкретен: «То, что нужно». Ладно, послушаем мудрых, тем более что шеф уже стоял наполовину в скафандре.

Я быстренько снял форму, надел комбинезон — подскафандрник. Далее пошло увереннее. Ноги в сапоги встали как в родные, перчатки тоже, будто на заказ шились. А вот со шлемом никак не мог понять. Как-то он не уверенно садился мне на шею. Но подошёл командир, парой кнопок, которых я не видел, щёлкнул, и шлем стал, как родной. Вроде всё? Осталось лицевое стекло опустить, но:

— Илья, где знак?

— Здесь, командир. — Я достал изумрудную шкатулку.

— Илья, запомни. Это твой знак, так же как и Ганс с Марусей, он только твой. Аккуратно вынь его из пенала, и приложи к тому месту, где, по твоим расчётам, должно быть сердце. Вот. Теперь он не оторвётся никакой силой, пока ты сам не дашь команду на снятие. Я понимаю тебя, что заставляют носить всякие цацки. Но поверь, этот знак, и то, что ты его носишь, указывает на то, что ты в самой полной мере осознаёшь доверие Эссов, и, что ты истинно гордишься этим. Ну, что, ещё не сильно измордован?

— Всё нормально, шеф, — я, в этот момент любовался знаком у себя на груди. Что интересно, он ведь не просто так висел себе, да и всё. Нет, он переливался всеми оттенками алого и изумрудного. Красиво, блин, жаль, что Лиза не видит, ей бы понравилось.

«Не переживай, ещё увидит и не раз, — это шеф, — Она ещё не то увидит. У нас возможностей много, всё будет как надо».

— Ну что, Илья Андреевич, или Илья Архангел, готов ступить на поверхность естественного спутника Земли? — Я ответил в тон ему:

— О да, Владеющий Миром! Веди же, просто уже не терпится, скоро памперсы будут полные. — Шеф усмехнулся:

— Ну-ну, — затем он подошёл к дальней стенке, нажал на ней какую-то кнопку. Открылась ещё одна дверь. Странная немного дверь, такая. Что в ширину, что в толщину, размер, похоже один. Открылась кабина, отделанная блестящим металлом. То, что это не стекло, я понял сразу. Было много микро искажений, не характерных для зеркальных поверхностей. Ну да мы сюда пришли не собой любоваться. Медленно и, опять-таки торжественно закрылась дверь. Из стен выдвинулись поручни. Я, поэтапно соображая, понял, возможно, будут перегрузки, возможно, будет невесомость. Короче, нужно быть готовым ко всему. Под одобрительным взглядом шефа я стал в угол, чтобы ухватиться за два поручня.

Я всё ждал каких-то деяний, чего-то нестандартного. Всё-таки, как-никак полёт на Луну, а не поездка на телеге. Однако же пришлось разочароваться, всё прошло тихо, спокойно, я бы сказал — скучно. Но вот — лёгкий толчок. Неужели только стартовали? Нет, дверь открывается — а там… Там, дорогие мои, Лунная база, классический вариант. Спросите, откуда я знаю про варианты Лунных станций? Отвечу. А я и не знаю. Просто взглянул — и понял, что это самый, что ни на есть классический вариант, и — точка.

Нас встречали трое. Один, как я понял, Гомер. Кто остальные двое, думаю, представит шеф.

— Разрешите вас поприветствовать от имени всех Эссентилов, находящихся на Луне и вне её пределов. Тебя, о Владеющий Миром, лучшего друга Эссентилов. Тебя, о Архангел Илья, почётный Эссентил и один из друзей нашего народа. — Инициативу взял командир:

— Позвольте и нам, от имени большей части человечества поприветствовать тебя Гомер Высокородный, Ваше Высочество Контролёр. Тебя Платон Мудрейший, Ваше Высочество Классификатор, и тебя, Сократ Наимудрейший, Ваше Величество Аналитик. Мы прибыли к вам для выполнения наиважнейшей миссии в обычаях планеты Эссентилы — это проводить в последний путь одного из ваших друзей и братьев. Мой друг и брат Архангел Илья готов выполнить эту миссию не нарушая ваших обычаев и традиций. — Тут он отступил на шаг, поклонился, подтолкнул меня чуть вперёд, чтобы я тоже поклонился. Да, конечно. В момент моего поклона знак на груди засиял особенно сильно, что заставило Эссов переглянуться и ещё раз поклониться, но уже только мне.

Мы шли по станции и все, идущие нам на встречу, обращая внимание на мой знак на груди, делали поклон. Я, естественно, отвечал им тем же. Хорошо размял поясницу, честное слово. Лицевое стекло на шлеме командир поднять не разрешил. Я так понял, что на станции атмосфера была более разряжённой, чем у нас. «Примерно высота Эвереста», — ответил Володя. «Восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров. Да, сильно не побегаешь»…

Шли не долго, минуты полторы. Затем остановились возле металлической двери, на которой были начертаны какие-то каббалистические знаки. Как я понял, Сократ стал перед этой дверью и что-то проскрипел и прокашлял. По-моему, так звучит их язык, нужно запомнить. Затем Эсс повернулся ко мне:

«Далее нам хода нет. Туда может пройти только тот, кто провожает друга в последний путь. Не сомневайся, заходи, ты всё поймёшь, всё, что будет происходить. Отринь сомнения и вбери в себя всю силу»!

«Вбери в себя всю силу»!!! — произнесли все Эссы, и, по-моему, шеф. Наверное, формула пожелания успеха. «Ты прав, — О, это Маруся, — так Эссы желают успеха, типа — доброго пути».

«Спасибо, Марусенька, я всё понял». Каббалистическая дверь открылась так же торжественно, но только сверху — вниз. Странно. Если бы я знал, что странности только начинаются…

Комната, стены которой визуально убегали в перспективу. Создавалась иллюзия необъятности помещения. Посредине стоял стол, на котором лежал наш покойный друг. Я подошёл к нему и, не зная, что делать, положил руку ему на лоб. БЛИН!!! ОН ЖИВОЙ!!! Как же это, я точно помню, что привёз замороженное тело, которое в принципе, жить не могло. Тем более что находилось это тело у америкосов почти семьдесят лет. Я стоял шокированный этим открытием, пока в моей голове не прозвучал звучный, завораживающий голос:

«Не удивляйся, дорогой мой друг Архангел Илья. Да, я жив. Но это, сам пойми, жизнью назвать нельзя. Я мог свободно проспать в анабиозе и сто лет и тысячу. Но после того, что сотворили со мной те, кто имеет совесть называть себя Homo Sapiens, увы, меня хватит только на процедуру ухода. Ты извини, но это я попросил, чтобы меня провожал именно ты. Я, случайно, не нарушил каких нибудь табу или запретов»?

«Нет, что ты, — поспешил заверить своего собеседника, — Я сделаю всё, что надо и всё, как надо. Прости, один вопрос, как мне тебя называть»?

«Спасибо тебе. А на последний путь я выбрал себе имя Харон. Думаю, ты понимаешь, почему»?

«Мне очень жаль, но я понял. Как бы я ни хотел дать тебе другое имя, но мне это уже не по силам. Говори, что я должен делать»?

«Обернись. Позади тебя обозначилась световая дорога, по ней мы и пойдём туда, откуда вернёшься только ты один». — Я обернулся. Световая дорога уходила далеко, мелькнула мысль, что придётся идти долго.

«Не переживай, Илья Архангел, сколько бы там ни было — этот путь я пройду». Конечно, Харон мог быть уверенным во всём, чём угодно, но я уже принял решение. Подойдя к столу, я приподнял Эсса на руках. Я уже упоминал про его вес, сейчас он был не тяжелее:

«Извини, друг мой Харон, я сейчас не нарушаю никаких правил»?

«Ты хочешь меня донести до самых врат? — В его мыслях было сильное удивление. Как только сил хватает, — Подобного прецедента в нашей истории ещё не было, но, думаю, правил ты не нарушаешь».

«Я всё понял. Тогда, как у нас говорят — С Богом!»

«Вбери в себя всю силу, брат мой»!

Дорога шла немного уклоном вверх, но я этого почти не замечал. Мы совершенно не помнили, куда и зачем идём, болтали о разных пустяках, вспоминали смешные истории из жизни. Харон частенько кашлял. Сначала я обеспокоился, но он объяснил, что так Эссы смеются. Тут я почти совсем успокоился.

Почти, но не совсем. Скоро из лёгкой дымки выступили ВРАТА. Да, именно с большой буквы, да и остальные буквы тоже большие. Метров тридцать, что в ширину, что в высоту. Охраняли врата Архангелы. То, что это Архангелы не было ни крохи сомнения. Острые, кинжальные взгляды нас буквально препарировали. Однако уже через мгновение ощущение пронизания пропало, осталось только тепло и милосердие:

— Здравствуй Илья, прозванный Архангелом, и, судя по всему, заслуженно. — Заговорил один из стражей, — Меня зовут Архангел Гавриил, это мой собрат и напарник Архангел Михаил, как твой сын, — Гавриил усмехнулся и подмигнул.

Я, с ношей в руках, умудрился изобразить поклон.

— Ты можешь поставить на ноги своего друга. — Это уже Михаил, и чувствуя моё беспокойство, — Поверь, остальное он уже сможет пройти сам.

Не теряя концентрации, я поставил Харона на пол. Он стал вполне уверенно. Оглянувшись на стражей, он спросил:

— У нас есть ещё пара минут? — Архангелы улыбнулись:

— Да, конечно. — Харон повернулся ко мне:

— Друг мой, я хочу сделать тебе пару подарков, для того, чтобы ты меня не забывал. Не подумай ничего плохого, но я пока ждал тебя на церемонию прощания, собрал все свои знания, за все годы, которые я прожил. А прожил я немало, поверь. В пересчёте на ваши года, то почти полторы тысячи лет.

— Ого! — Тут меня чуток переклинило. — Сколько же ты ещё мог прожить, если бы…

— Много, ещё пару раз по столько. Но дело не в этом. Дело в том, что я собрал все свои знания, классифицировал их, и, в зависимости от сложности, направления, и так далее и спрессовал их в капсулы. Сейчас я тебе их передам, твой УК их рассортирует, и в зависимости от необходимости будет выдавать. Я понятно выражаюсь?

— Да, конечно, — я был совершенно обалдевший, — А это не слишком щедро?

— Ну что ты, брат мой! Это ещё не всё. В жизни я был хорошим лекарем и сейчас я хочу этот дар передать тебе. А когда придёт твой черёд — ты сможешь его передать тому, кому пожелаешь. Наклонись ко мне и приоткрой стекло. Открыв стекло, я ожидал свиста воздуха, но нет. Давление было нормальным, как — никак Врата Рая. Харон, по очереди коснулся руками моих висков, а затем крепко приложил ладонь к моему лбу и крепко держал минут пару. За это время в меня влилось столько горячей энергии, что Маруся даже стала немного заикаться. Думаю, что пройдёт.

После этого Харон молча отступил на три шага и глубоко поклонился мне. Я, хотя и был в полу прострации, тоже смог изобразить поклон, и даже прошептал:

— Прощай, брат, и да Святится Имя Твоё, и вбери в себя всю силу! — Когда Харон скрылся за Вратами, я почувствовал себя опустошённым. Чувство было сродни тому, когда мы потеряли мою бабушку.

Не знаю, откуда, но появилась скамейка, на которую я присел. Да, тяжело терять друзей, даже тех с которыми был почти незнаком. Можно только представить себе, сколько умного и полезного я бы мог узнать у этого своего друга.

Ладно, думаю, что пора освобождать добрых Стражей от своего присутствия.

— Погоди ка, Илья. Мы тут посоветовались и между собой, и связались с Высшей Инстанцией и решили. Илья Архангел — как прозвище может и неплохо, однако, в связи некоторыми обстоятельствами, а именно — падением Люцифера, мы тебя назначаем Архангелом Ильёй, со всеми правами, обязанностями и, — Архангел Гавриил усмехнулся, — так как Илья появился среди нас впервые, то с расширенными полномочиями. В рамках добра, конечно. Твоему УК даны координаты связи со мной, Михаилом и вообще с любым из Архангелов или Ангелов. А там ты сможешь получить любую консультацию. Сейчас дай команду своему УК — «Архангел».

«Маруся — Архангел»!

«Выполнено, повернись к зеркалу»! Позади, откуда-то появилось огромное зеркало, из которого на меня смотрел трёхметровый гигант, снежно-белого цвета весь от хитона с сандалиями и до огромных, метров по пять, крыльев.

Вот так, блин, сходил за хлебушком.

 

Непредвиденная коррекция

Встречали меня уже, наверное, всем населением станции. Когда я вышел из каббалистической двери, то все, кто встречал меня, отметились глубоким поклоном. В ответ мой знак на груди запылал нестерпимыми сполохами алого цвета. Я тоже поклонился. Да, я ощущал тепло и радость к этим людям, да — именно ЛЮДЯМ, другого определения у меня для них нет. Когда руководящая троица подошла ко мне, я неожиданно вспомнил про ночную встречу с багряно — синим, и бросил мысль шефу. Но тут пришлось мне удивляться. Шеф улыбнулся, а все Эссы, которые были рядом, закашляли. Вот, ёлки-метёлки, и что тут смешного?

«Не переживай, Архангел Илья. — По-моему, это был сам Сократ Наимудрейший, Его Величество Аналитик. — К тебе обратились наши, давно потерянные братья. Им, понимаешь, не нравилось, как мы общаемся друг с другом, с представителями инопланетных цивилизаций. По их мнению, мы слишком мягкотелы и добры. В итоге они даже решили поменять расу, за что получили прозвище „Гематомы“. Да, как они называют нас, мы знаем, но нам наплевать. А вот то, что они нашлись, это очень хорошо. Их больше двух миллионов человек, и они будут совсем не лишними на Родине».

«А как быть с утверждением, что они питаются только эмоциями»? — Сократ покашлял:

«Поверь мне, что каждый из них, втихомолку, типа — под подушкой, очень любит закусить засушенным насекомым. Мы займёмся ими, как только найдём. А ты, друг наш, за сегодняшний твой подвиг получи от Эссентилов ещё один почётный знак — Знак Высшего Эсса. — О протянул мне шкатулочку из сапфира, внутри которого играл всеми оттенками жёлтого золотой знак. — А в дополнение к почётному званию, позволь вручить тебе так же Блок Сведения серии „Альфа“». — Он протянул мне небольшой бокс, в котором лежала всего одна пластиночка золотого цвета.

«Простите, Сократ Наимудрейший, Ваше Величество Аналитик, разрешите вопрос»?

«Да, конечно, друг мой».

«Прошу меня простить, но я хочу понять, что может добавить блок „Альфа“ ко всему тому, что во мне уже заложено»? — Сократ кивнул головой:

«Блок „Альфа“ добавит тебе всего одну функцию. Но эта функция, поверь мне, стоит многого. В твой разум добавляется знание физики пятого измерения, а так же полная возможность работать с пластами пространства во всех пяти измерениях. И, кроме того, все твои знания и умения увеличивают свою силу сто тысячекратно». Ого! Вот это подарочек! Я, как смог низко, склонился перед Сократом, а затем перед всеми остальными. Не сходя с места, я достал золотой Знак Высшего Эсса и прикрепил его рядом с алым знаком. Все присутствующие поклонились, а в голове так и зазвенело:

«Спасибо тебе, Высший! Вбери в себя всю силу»!

Возвращались мы с шефом буквально измочаленными. Приняв душ в раздевалке, я надел форму. Сначала, вроде бы всё было нормально. Сняв знаки и положив в шкатулочки, я заглянул в зеркало, пригладить волосы, и вдруг:

— Шеф!!! Это не моя форма!!! — Володя, выглянув из-за дверки, с лёгким сарказмом так:

— Твоя, не переживай. Вся информация у Маруси.

«Маруся! Ёшкины прибамбасы! Что за информация, о которой я ничего не знаю»?

«Докладываю, приказом номер 018\131-ОГ от сегодняшнего числа старшему лейтенанту Авдееву Илье Андреевичу присвоено очередное звание — капитан. Приказом Министра Обороны Российской Федерации за номером 1789\2016 капитан Авдеев Илья Андреевич, за умелое проведение операций специального назначения и проявленное при этом мужество и героизм, наградить орденом Святого Георгия четвёртой степени. Подпись — Министр обороны». — Это меня добило окончательно:

— Шеф, я ведь не заслужил…

— Это ты так считаешь. У нас в Управлении считают иначе. Давай, не прибедняйся, а носи с гордостью! Это тебе мой приказ! — Я вскочил по стойке смирно:

— Есть не прибедняться! Служу Российской федерации!

— Вот, молодец! Так держать! Кстати, подойди, я поставлю блок «Альфа». Не переживай, слияние с сознанием пройдёт незаметно… Ну, вот и всё.

Дома меня встречали уже привычно, с одним исключением — Лиза стояла, открыв рот, явно ничего не понимая.

— Илья, что это? Когда тебя успели повысить в звании? И что это за крестик на груди?

— Милая, честное слово, я сам об этом узнал полчаса назад. А крестик…Крестик это орден Святого Георгия, четвёртой степени. — Лиза, не выходя из ступора, подошла ко мне, обняла за шею:

— Орден, говоришь? — И впилась поцелуем в мои губы. — Мой герой! — С гордостью произнесла она. Дети и Сима всё это время стояли, разинув рты, явно ничего не понимая.

Поужинав, поиграв с Симочкой и Машенькой, побеседовав с Михаилом, на тему — за что дают ордена. Это было очень сложно, объяснить моему ребёнку, что я свой орден получил за просто так. Он иронично так улыбнулся, типа, всё понимает, секретность и всё такое. Наконец, наступило время покоя. Нет, честно, устал до потери внешнего вида. Поэтому, когда я уже засыпал, вдали раздался волчий вой, то сначала я просто не обращал внимания, пытаясь заснуть.

Но тут вспомнилось, что это за вой и кто меня, таким образом, вызывает. Быстро надев форму. Поставил на дом дополнительный стазис, рванул в направлении к «Гематому». Тот, как я понял, ничего не успел сообразить, как я его схватил:

«Маруся, считай координаты планеты, откуда он прибыл и выбрось нас туда».

«Принято, выполняю»! — На какой-то писк у меня под мышкой я не обращал внимания. Единственное действие в его сторону — предупредил, что если будет дёргаться — оторву ему голову. Тут он и затих.

Когда мы очутились на поверхности планеты, где мела красноватая пылевая позёмка. Дышалось тяжело, но возможно.

«Маруся, где мы»?

«Четвёртая планета Солнечной системы — Марс, местность „Равнина Хриса“».

— Так, говоришь, Марс. Чудненько. Слышишь меня, Гематом? — Неожиданно, эта мелочь головастая, встал в позу:

«Не смей меня называть этой мерзкой кличкой»! — Мне стало смешно:

«А как мне тебя называть, если при первой встрече ты мне не представился»?

«Я — Он отставил в сторону ногу — Шо-Тан»!

«Это вы все себя так называете, своего имени ты мне не назвал, поэтому я буду тебя звать Синяк на Заднице».

«Да как ты смеешь, ты отсталый человечишка»! — Стало ещё смешнее:

«Говоришь, отсталый. Ну-ну. Маруся, понизь его интеллект по десятибалльной шкале до двойки. Главное, чтобы штаны не марал, остальное потом добавим, если будет надо. Где их колония, Маруся, прочитай и перенеси нас туда».

«Принято, перемещаю».

Колония беженцев находилась в глубокой пещере. Не знаю, как миллионы, про какие говорил Сократ, но их здесь было очень много. Я стоял перед ними с Синяком на поводке (виртуально). Толпа вытаращилась на нас. Все молчали, пока один из Гематомов громко так подумал:

«Так кто у кого рабом, что-то я не понял». — Мне стало весело:

«Этот Синяк обещал вам большое количество рабов? И вы поверили? Он же тупой, как деревянный метеорит».

«А что, бывают такие метеориты»? — Кто-то так недоумённо вытаращил на меня сиреневые глазищи. Вот тут уже мне стало смешно. Отхохотавшись, я оглядел это огромное сборище. Да, очень похожи на армию КНДР. Ту, которой руководят товарищи Кимы. Худющие, даже светятся, голодный блеск в глазах. А ведь им жить пару-тройку тысяч лет.

«Короче, беженцы. У меня для вас хорошие новости. Вас нашли ваши братья Эссентилы. Я так понимаю, что с их, а также нашей помощью вы будете осваивать эту планету. Кстати, называется она Марс, а два его спутника Фобос и Деймос. Когда-то давно, очень давно тут была жизнь, возможно даже цивилизация. Так, что ребята, если вам не сиделось на родной планете — осваивайте эту».

«А если мы не хотим работать. Нам обещали рабов, вот мы и хотим, чтобы за нас всё делали рабы». — Я обвёл всех их тяжёлым взглядом:

«И много таких, желающих стать рабовладельцами? Становись по правую руку». — Ну, много — не много, а пара сотен набралась. Так, что же с вами делать? Блин, и о чём я думаю:

«Маруся — Архангел»!

«Выполнено»! — Раздался грохот падающих на колени Гематомов.

«Прощу простить, я не представился. Архангел Илья! Так что будем делать, люди вы мои дорогие. Вы думаете, что мне так просто вот так бросить вас всех на голодную смерть и на обещания этих демагогов про питание эмоциями? Вы же и мои дети тоже. Вот те, которые желали быть рабовладельцами, им понизим интеллектуальный уровень, лет на десять, пока не поймут, что только труд приносит пищу и самоудовлетворение. Есть несогласные? Вот и хорошо. Маруся, мы можем связаться с кем нибудь из Эссов»?

«С любым». Маруся, как всегда была краткой.

«Тогда вызови Сократа… Я приветствую тебя, Сократ Наимудрейший, Ваше Величество Аналитик, тебя беспокоит Архангел Илья. Хочу сообщить тебе радостную новость. Ваши потерянные братья нашлись… Сколько вас? — Я обратился к ближайшему Шо-Тан. — Да, Сократ Наимудрейший, два миллиона триста восемьдесят шесть тысяч двести двадцать пять человек… Сейчас они стоят передо мной, а находимся мы на Марсе, Равнина Хриса. Маруся, сбрось Его Величеству координаты…Есть, я тебя понял, ждём появления Эссов. Все всё слышали? Вот и чудно, ждём».

Эссы стали появляться, буквально через пару минут. Один из них подойдя ко мне, поклонился:

«Сократ Наимудрейший просил передать тебе огромную благодарность и что всё остальное мы сделаем сами».

«Спасибо, — поклонился я, — Маруся, нормальный внешний вид и — домой».

«Принято, выполняю».

 

Непредвиденная коррекция 2

Утро началось, как положено, с доклада командиру:

— Товарищ майор! Представляюсь по случаю присвоения мне очередного звания — капитан и вручения мне ордена Святого Георгия четвёртой степени. Докладывает капитан Авдеев.

— Спасибо за службу, товарищ капитан, — на лице Кожина ни тени улыбки.

— Служу Российской Федерации! — Командир пристально посмотрел мне в глаза:

— Илья, а ведь ты этой ночью почти не спал, так? — Я усмехнулся:

— Что, товарищ майор, уже успели доложить?

— Илья, — возмутился Кожин, — ну как я могу не быть в курсе того, что ты этой ночью спас от глупой смерти почти два с половиной миллиона человек? Как я могу быть не в курсе, когда мне с утра, с поклонами и слезами на глазищах является сам Сократ, Его Величество, с рассказом, о том, что и как сделал Архангел Илья для спасения его братьев? И как я могу этого не знать? Ладно, вижу, что ты на грани срыва. — Он поднял руку, — Не спорь, я всё вижу и слышу. Давай лучше пойдём, познакомишься с нашим бассейном. Поплаваешь, расслабишься, отдохнёшь. А после полудня у нас запланирован выезд по магазинам. Бери Лизоньку под руку — и на шопинг. Вопросы? — Ну, и что я мог спрашивать после всего этого? Кивнул, и мы пошли вниз, в бассейн.

По дороге шеф провёл маленький инструктаж:

— Не смотри на то, что вода чистая и дно, кажется рядом, не пытайся достать дна без акваланга. Глубина бассейна двенадцать метров. Акваланг, маска, ласты, пояс — утяжелитель всё в шкафчике. Твой шкафчик номер семнадцать, привыкай к этому номеру. Везде шкафы с одеждой, снаряжением, кстати, на рыбалке тоже твой номер семнадцать, и лыжный, да и все остальные. — Ну, что ж, семнадцать — мой любимый номер, число моего дня рождения, да и номер Великого Валерия Харламова тоже семнадцать. Всё нормально. Открываем шкафчик. Ого! Плавки, я так понял, одноразовые, «Правильно понял, — это шеф». Акваланг, судя по манометру, заряжен под завязку. Так, маска — мой любимый размер. Да, кстати:

— Шеф, а как же водоёмы для детей? Как быть с метражом?

— Обрати внимание, «лягушатнички» по углам нашей лагуны. Глубины, соответственно — полметра, семьдесят пять сантиметров, метр и полтора метра. От бассейна отделены силовым барьером, который ни один ребёнок не сможет преодолеть. Если вдруг, каким то чудом дитя окажется на глубоком месте — снизу всплывает звездчатый скат, там живности много, даже риф коралловый имеется. Так вот этот скат будет поддерживать ребёнка до тех пор, пока взрослые, наконец, додумаются, а что же им делать? — Понял. Пока шеф всё рассказывал и одевал экипировку, я тоже время не терял. Надев пояс — утяжелитель посмотрел на шефа. Тот спокойно кивнул, давай, мол, с Богом!

В воду соскользнули по направляющим. Вода — просто чудо! Не слишком тёплая, такая, чтобы бодрить сознание. Рядом шеф большой палец правой руки опустил вниз. Понял, пошли на глубину. А водички то действительно много! На уровне около шести метров пришлось продувать уши, но ничего, нормально. Вот и дно. Блин, а ведь точно коралловый риф, вдоль которого вьются стайки разноцветных рыбок. Некоторые подплывают прямо к маске и тыкаются в неё. «Илья, — это шеф, — там, на плавках, справа, пакетик с разной мелкой вкусностью. Это специально для угощения этой мелочи».

Я достал из кармашка пакет, открыл его… Видели бы вы, как эта мелочь пузатая в момент схарчила содержимое пакетика. Я даже растерялся, а эти рыбёшки потыкались мне в щёки и в лоб, типа, спасибочные поцелуйчики. И тут, со дна, величаво так, по-королевски, поднимается, я так понял, звездчатый скат. И тут я растерялся. Всё угощение мелочь сожрала, чем теперь Его Величество угощать? «Не переживай, Илья, — шеф, как всегда вовремя. — Слева, на плавках, такой же карманчик, побольше, правда. Там угощения для нашего спасателя». — И точно, слева, в кармашке пакетик, а в пакетике хор-роший такой кусок рыбного филе, который я с удовольствием отдал, а скат с удовольствием принял его у меня. Вильнув в конце, совсем по-собачьи своим игольчатым хвостом, типа — спасибо, уплыл к шефу, у которого тоже получил свой кусок лакомства.

Да, ребята, тут так было здорово, просто хотелось висеть в воде, среди разноцветной мелочи ещё и ещё, но… Шеф поднял большой палец руки вверх. Да, всё хорошее, когда нибудь кончается. Медленный подъём. Где-то посредине снова продувание ушей. Поверхность, снимаем ласты, складываем на песок, поднимаемся по лесенке. Хорошо, просто хорошо.

Сложили экипировку в ящики, приняли душ, обсохли под феном, оделись.

— Давай, Илья домой, обедай и готовься на выезд по магазинам с нашими девочками. Окей?

— Орр лайт, мой командор!

Дома уже всё стояло на ушах. Лизонька готовилась к шопингу. Когда она узнала, что я еду с ними, завизжала, зацеловала до потери себя, затискала. Потом вспомнила, что я у неё не кормленный. Шторм развернулся в другую сторону. А мы с Симочкой, пока, неспешно так общались, на ментальном уровне. По докладу нашего Хранителя Очага утро прошло без происшествий, за исключением того, что она снова слышала зовущий вой, но не успела доложить, как опять уснула. Я за это нашу любимицу поцеловал в лобик и сказал, что этого воя больше не будет. Сима надолго задумалась, даже попыталась задней лапкой почесать за ушком, но лапка зависла. И тут её озарило:

«Ты его прогнал? — Я кивнул, — Насовсем? — Я кивнул, — Далеко»?

«Не переживай, очень далеко»!

«Какой ты смелый»! — Глубоко вздохнула Симочка и прижалась ко мне.

После обеда мы собрались и вышли на дорогу, где нас уже ждал автобус. А в автобусе… Я не поверил своим глазам:

— Пятый! Морда твоя неудобная! Как я рад тебя видеть! — Штучный всем своим видом пытался показать, что он со мною не знаком, и вообще его тут нет. Ну просто нет совсем. Но после пары дружеских пинков, он понял, что я на него зла не держу и тоже заулыбался.

— Ну, ты как? Я же понимаю, что после каждой нашей встречи тебе было тоже не очень хорошо? — Спросил я его. Он махнул рукой:

— Не переживай, у нас на эти темы всегда по нескольку дублей припасено, так, что, всё нормально. Одно не очень приятно, каждый раз загрузка воспоминаний ликвидированного дубля. А так, — Он пожал плечами, — всё в норме, жизнь как жизнь. Не лучше, но и не хуже, чем у других.

— Ну и, Слава Богу! — Я повернулся к девочкам, — Девчата, а куда едем то, и почему без командира? — Варвара Степановна ответила так, как может ответить, наверное, только она:

— Мы бы и тебя не взяли, но приказ — капитану Авдееву развеяться, и, главное, ни о чём не думать. Приказ понятен, товарищ капитан? — Я пожал плечами:

— Приказ понят, принят, выполняется!

— Вот и чудно. А едем мы в Японию, Токио, Киото, и так далее.

Моё отношение к шопингу, как и любого нормального мужика, такое — тяжко, нудно, иногда противно, но от этого никуда не деваться. Пока девчонки бегали по отделам, Штучные принимали и укладывали покупки, мне оставалось только стоять, зевать, засунув руки в карманы. Скучно, честное пионерское. Правда, когда прошли в отдел бытовой электроники, там я откровенно завис. Блин, Япония, не просто так.

Неожиданно я увидел их. Нет, не подумайте чего, у меня нет знакомых в Японии, просто я увидел измученную, из последних сил держащую себя в тонусе мамочку, а с ней, коляске дитя, измученное жизнью и болезнью. Детский Церебральный Паралич. Думаю, этим всё сказано.

— Варвара Степановна.

— Что, Илья? Что нибудь случилось?

— Да, тётя Варя, случилось. Видишь этого ребёнка?

— Конечно, а что не так?

— Да всё не так, поймите, ребёнок не должен так страдать, и мама рядом, страдающая не меньше. — Варвара остановилась, глядя на меня:

— Ты что-то хочешь сделать?

— Я хочу им помочь. Думаю, не нарушу ли я какие нибудь запреты, табу? — Степановна так странно посмотрела на меня:

— Погоди немного, я спрошу. — Я её уже почти не слышал, во мне кипел адреналиновый водоворот. Единственное, что я зафиксировал это кивок Варвары Степановны, можно, мол.

Подойдя к маме с дочкой, я видел только их ауру. Всё остальное просто перестало для меня существовать. Внимательно вглядевшись в ауру мамы, я увидел большое кроваво-красное образование в районе левой височной доли. «Как Вас зовут»? — Я поклонился им, вовремя вспомнил, что у японцев без поклонов разговоров нет, впрочем, как и у Эссов.

«Акеми, а дочь Амико». — И женщина поклонилась.

«Яркая Красота и Умный Ребёнок. Прошу меня простить, но сначала я займусь Вашими проблемами, у Вас они более серьёзные» — Не обращая внимания на до предела раскрытые глаза и мамочки и окружающих, я стал, руководствуясь теми знаниями, что дал мне Харон, проводить процесс лечения. Для начала, я создал видимый только мне, вихревой микро портал над головой Акеми. Вихрь портала приобрёл чёрный цвет. Это означало одно — ещё чуть — чуть, и я бы уже не успевал. Постепенно подгребая кровавые связки в кучу, для того, чтобы эту кучу, затем вогнать в портал и выбросить на другой конец вселенной. Лучше в центр какой нибудь звезды. Но самое главное на сию минуту — это собрать всё кроваво-красное воинство, не оставив ни одной клетки. Как вы сами понимаете, клетки рака мозга исключительно живучи.

Ну вот, кажется, получилось. Аура Акеми сияет всеми оттенками бирюзового, а что это значит? Думаю, что каждый поймёт. Теперь очередь Акико.

Неожиданно мены кто-то толкнул в бок. Я выполз из своего состояния и не поверил своим глазам. Мы, трое, Акеми, Амико и я стояли в окружении десятка полицейских, каждый из которых направлял мне в голову пистолет. И что мне оставалось делать? Так, как в Ингушетии нельзя, здесь другие законы, другие традиции, другая вера. О, Вера! Посмотрим, насколько она здесь другая.

«Маруся, Архангел»!

«Есть, выполняю»! — вокруг послышался грохот падающего на пол оружия и падающих ниц тел.

«Я Архангел Исии! Кому из вас мешает то, что я сейчас делаю»? — Один из полицейских, подползая, пролепетал:

— Прости нас, Святейший, просто всё было так необычно, мы просто не могли себе представить присутствия здесь у нас Божественной Силы. Мы униженно просим прощения. Мы будем делать всё, что ты скажешь.

— Подойди ко мне, Накамура, я не ошибся?

— О, нет, Святейший! — В экстазе произнёс полицейский, и встал передо мной на колени. Я положил ему руки на голову. Да, парень курит много, и все его проблемы от табака.

— Накамура, ты слишком много куришь. Я сделал так, что запах табачного дыма будет вызывать у тебя позывы к рвоте. Через полгода пройдут твои головные боли, уйдут лёгочные спазмы, растворятся жёлчные и почечные камни. А ещё через полгода ты будешь снова лидером своей секции дзюдо и получишь, наконец, чёрный пояс. — Полицейский встал, не сводя с меня сияющих глаз:

— Святейший Исии! Свет твоего учения раскрыл глаза не только мне. Клянусь, я до конца жизни буду повторять твои животворящие слова всем, кто будет меня слушать. А сейчас, — Он глубоко поклонился, — продолжи дело, от которого мы тебя оторвали. — Ну, Слава Богу, можно к ребёнку вернуться.

«Маруся, в норму».

«Есть, сделано». — Я положил руки на голову девочки. Да, ребята, одним порталом тут не отстреляться, нужно минимум пять — руки, ноги, тело с головой. Но светлая память другу моему Харону. Оказывается, такие случаи у него предусмотрены. Первое, что я сделал, даже не понимая, что я делаю, я полностью обезболил тело ребёнка. Затем, уже собирая все очаги из этого букета болезней, обратил внимание на то, что в районе солнечного сплетения формируется чёрный вихрь. Так, просто замечательно, вся грязь в одном мешке, так одним мешком и отправим. Единственный нюанс состоит в том, что тут, в основном, кости. Хорошо, что детские. А на кости нужно время. Не знаю, сколько, да и насколько это болезненно, но делать надо. Кроме меня этого не сделает никто. Какая-то странная мысль в голову залезла…Я что, исключительный какой? Да ну, чушь подзаборная. Однако, косточки становятся всё прямее, мышцы набирают протеин, растут в объёме. Внутренние органы уже восстановились полностью. Ещё минут пять, косточки и мышцы. Так, а мозг? Сияет ярчайшей бирюзой.

«Маруся, похулиганим»?

«Ответ положительный — запросто»!

«Будь добра, поставь девочки капсулу памяти по биологии и медицине. Сделаем из Амико величайшего врача современности. Не возражаешь»?

«Исполнено, шеф. Всё в лучшем виде».

«Умница, Маруся». Когда я смог оторвать руки от девочки, то на меня смотрели огромные, осмысленные карие глаза, (теперь я точно знаю, откуда японские аниматоры украли эти их взгляды).

— Акеми, как самочувствие? — Судорожный глоток:

— Святейший, я никогда не чувствовала себя лучше! — Я наклонился и шепнул ей на ухо:

— У тебя был рак мозга. Сейчас твой мозг — как у младенца.

— Святейший! — Ещё одни горящие глаза, — Я всю свою жизнь буду благодарить тебя за спасённую жизнь моей дочери и мою! — Поклон в мою сторону. И неожиданно голосок из коляски:

— А я буду врачом и буду лечить больных детей. Мама, я хочу встать. Можно мне встать, Исии-сан? — Что мне оставалось делать?

Как мы возвращались — я не помню. Рак мозга и ДЦП высосали меня досуха. Непростое это дело — людей лечить, ох не простое. Ну да ладно, пооботрёмся, приспособимся. Учиться ещё надо, Харону было проще, полторы тысячи лет — это всё-таки срок, за который можно получить десяток высших образований. Вот он, видно и старался. Очнулся я уже дома. Странный взгляд Лизы я могу понять, но что в нашем доме делает Варвара Степановна и… Пятый? Степановна подошла ко мне, внимательно посмотрела мне в зрачки, кивнула:

— Порядок, Лизонька. Если что — зови. Штукин, пошли, у нас дел много.

Я не мог понять, где я нахожусь. Потихоньку начало доходить. То, что это наш дом, я понял сразу, а тут дошло. Это же наша спальня, значит Пятый, дружище, занёс меня на второй этаж и уложил на кровать. Теперь всё понятно. Лиза сидит рядом, глаза внимательно-испуганные:

— Кто ты? — Вопрос, конечно интересный.

— Что ты имеешь ввиду?

— Кто ты? — Повторила она, уже не сдерживая слёз.

— Авдеев Илья Андреевич, твой муж, — улыбнулся я.

— Это я знаю, — Через силу произнесла Лиза, — а дальше, кто ты?

— Родная, тебе это обязательно знать?

— Конечно, — всплеснула руками Лиза, — мне же нужно знать, как жить дальше.

— В смысле, со мной? — Тут уже удивился я.

— С тобой — в любом случае, — Это Лиза произнесла, как отрубила. Уже хорошо. — Но я должна знать о тебе всё, понимаешь? Я же тебя люблю, чудовище ты моё, ласковое. — Тут уже я растаял и растёкся. Как можно спокойно относиться к таким словам любимой женщины. Я притянул её к себе, просто млея от тепла любимого человека.

— Я должна тебе кое-что сказать, но не знаю, как ты к этому отнесёшься. — Мне стало очень интересно. Ещё не было такого момента, когда моя жена что-то бы мне говорила и интересовалась, как я к этому отнесусь. Обычно — сказано — как вбит гвоздь. Всё, без вариантов. А тут…

— Слушаю тебя, моя родная, — Лизонька тяжело вздохнула:

— Что ты скажешь на то, что у нас будет ещё один ребёнок?

 

Непредвиденная коррекция 3

Да, это новость — всем новостям новость. Пока я лежал и переваривал информацию, Лиза пошла на кухню. Ну да, пообедать не помешало бы. А потом уже будем обдумывать все новости. В дверь раздался стук:

— Да, кто там? — Вошёл шеф. Вот уж не ожидал, честное слово. Володя, пряча саркастическую улыбку:

— Ну, как же не навестить нашего героя? — Я махнул рукой:

— Ты-то хоть не издевайся. Тут новости такие, — я глянул, где там Лиза, — у нас будет ещё ребенок. — Видели бы вы, как расплылся в улыбке шеф:

— Это же прекрасно! Дети это всегда хорошо.

— Я о том же, — я тяжко вздохнул, — ребят то добавится, а спален так и останется три… — Володька, змей целлофановый, расхохотался:

— И это говорит мне человек, который в совершенстве владеет физикой пятого пространства? Да при твоих возможностях в этот домик свободно можно втиснуть хоть Зимний Дворец. — А ведь он прав, ёлки-зелёные, как я сам не допёр. «Практики ещё не было, — это шеф, — вот на своём доме и тренируйся, ага»?

В дверях появилась Лиза.

— О, Володя, ты вовремя. Давай тоже мой руки, обедать будем. — Мы с шефом переглянулись. Ну, разве можно возразить этому командному голосу. Вот мы и поплелись мыть руки.

Ребята уже сидели за столом. Чинно поздоровавшись с гостем, все взялись за ложки. На первое был украинский борщ, который Лизу научила варить моя бабушка. Борщ, я вам честно скажу, от бабушкиного, не отличается совершенно. На второе у нас было жаркое из рябчика. Странно, но где Лиза взяла рябчика? «В холодильнике, — ответил шеф». Я немного призадумался. Продукты в холодильнике всегда были свежими, хотя в посёлке магазина не было. Да и периодически в нём появлялись продукты, которые просто с вечера захотел. Утром — он уже в холодильнике. Не исключаю, что, если не вся техника, то холодильник у нас точно с интеллектом. «Ты абсолютно прав — снова шеф». Запив всё это роскошество айвовым компотом, ощутил себя почти счастливым. Чего-то, всё равно не хватало.

— Ребята, — заполнил паузу Володя, — а не хотите сходить на рыбалку? — Тут снялся шторм. Мишка принёс удочку, которую сам сделал, Машенька с мамочкой начали срочно подбирать себе шляпки и платьица для рыбалки. Ну, а мы с Володей сидели и наблюдали за этим весёлым хаосом.

«Кстати, Илья, сегодня утром из японского посольства прислали просьбу, организовать встречу с Архангелом Исии. Разговор пойдёт о жизненно-важных делах. Ты как, не против»?

«Володя, ну как я могу быть против, если это мой крест, который мне вручали доверенные лица Господа Нашего. И мне его нести далеко и долго. И я буду его нести, как бы не было мне тяжело».

«Хорошо, так им и передадим. Думаю, послезавтра, если, конечно, не случится что нибудь экстремальное. Не возражаешь»?

«Нет». Вот вошли наши девочки. Мы с Володей были одеты в форму, правда, без отличительных знаков. Миша тоже с превеликим удовольствием ощущал на себе полевую военную форму, берцы, кепку со звездой и ножны на бедре. Нож, правда, был учебный, но стальной и это Михаила наполняло гордостью.

— Удочку с собой брать? — Спросил Миша. Я уже хотел ответить, однако вмешался командир:

— Нет, Миша, все снасти, а так же наживки, блёсна, да и всё остальное, всё там, на месте рыбной ловли. Мы берём только велосипеды, потому как идти далековато. — Мы все вытаращили глаза:

— Велосипеды?

— Ну, конечно, а как в доме жить без велика? — Он подмигнул Мишке. Открыв дверь гаража, которую ещё ни разу не открывали, шеф начал, по очереди, выкатывать велосипеды. Первым выкатился розовый в ромашечку, агрегат. Ясное дело — для девочек. Позади, вместо багажника было очень удобное детское креслице, в которое, с визгом ликования влезла наша Манюня. Далее выехал полуспортивный, многоскоростной, горный байк. Мишаня, глядя на него голодными глазами, раза четыре переспросил — этот велик точно его? У Михаила вместо багажника клетушка для Симочки, обложенная поролоном, для удобства. Ну и, наконец, два обычных дорожных велосипеда. Правда очень престижных марок, так, что и мы с Володей тоже остались довольны.

Ехали не долго, но весело. Приехали на место рыбалки в весеннем секторе. Погода было отличная. Мосток, сделанный для рыбаков, поразил меня продуманностью и законченностью. Шкафчик номер семнадцать был аккуратно, под завязку заставлен удилищами и прочими аксессуарами. В шкафчике, помимо стойки для удилищ была ещё целая куча разнокалиберных ящиков, ящичков и просто вкладышей. Пробежав по содержимому быстрым взглядом, я оценил всё по высшему баллу. Пусть я и не считаю себя рыбаком-специалистом, но в рыбалке кое-что понимаю.

Рядом с домом, где мы жили с бабушкой, был большой пруд, в котором я успешно ловил плотвицу, краснопёрку, небольших карасей и карпов. Однажды мне просто повезло. На мою бамбуковую удочку, но, главное, на крючок номер пять, на хлеб клюнул карп-монстр. Четыре с половиной килограмма!!! Как это тело смогли выдержать и удочка и леска, ноль-два и, главное, крючок! Когда я его приволок домой, бабушка устроила целый праздник из этого события. Карп был запечён в духовке, в картошечке с луком. И сверху посыпан тёртым сыром и запечён. Да, ребята, в жизни не ел ничего вкуснее! Посмотрим, а кто же здесь может водиться? Водичка чистая, чуть с прозеленью, то тут, то там мелькают тени.

Так, а это зачем? Через каждые три метра торчит мощный, сантиметров двадцать, невысокий, метра полтора, столб. В него намертво вделана цепь, нетолстая, но порвать её, думаю, можно только танком. К цепи приделан мощный пояс. А рядом ещё вбиты сапоги семьдесят — последнего размера.

— Володя, а зачем эта система? — Шеф усмехнулся:

— Дело в том, что здесь водится много разнообразной рыбы. Например, нельма, её вес может достигать тридцати килограммов. Далее, таймень, его вес может достичь восьмидесяти килограммов. Это из семейства красной рыбы. Ещё не устали? Едем дальше. Шип, такое вот название этой рыбы семейства осетровых. Может достигать ста десяти килограммов. Осётр, как понимаете, из осетровых. Вес может достигать ста тридцати пяти килограммов. Ну и чтобы вас совсем не отпугнуть, есть ещё белуга, тоже из осетровых. Очень редко, но может проскочить особь в полтонны. — Мы, хором:

— Ого!!! — Я вставил свои пять копеек:

— Надеюсь, что этих монстров мы сегодня ловить не будем? — Володя усмехнулся:

— Нет, конечно. Наша задача на сегодня простая — поймать пару-тройку хороших рыбин, кил по пять-шесть. Это для засолки. Кстати, очень часто попадаются рыбёхи с икрой, прошу учесть. Поэтому, я сейчас каждому выделю соответствующую снасть, укрепимся на отведённом месте, и — вперёд, ни чешуи, ни хвостика!

Первый столб Володя оставил за собой, снасть он взял до тридцати кило, да уж, от скромности не страдает. Мне выделено удилище до пятнадцати кил, Мишане — до пяти, и то, я так думаю, многовато. Лиза приняла к ознакомлению снасть весом до трех кило, а Машенька приняла тростиночку, ну максимум до килограмма.

— Теперь внимание, ребята. Машенька, вот смотри. — Володя закрепил недалеко от края небольшое креслице. — Сидишь тут и смотришь на свой поплавочек. Клевать будет часто. В основном пескари, ерши, иногда может плотвичка клюнуть. Поверь, твоя рыбка будет очень нужна, а зачем, — Он подмигнул Манюне, — я чуть позже расскажу. — Дальше, он повернулся к Лизе:

— Елизавета Сергеевна, у Вас тоже очень ответственная миссия. Заряжаете свою удочку опарышем, Глубина — у самого поплавка. Вы ловите мелкого хариуса. Зачем он нам? Об этом тоже расскажу. Дальше — Михаил. Становишься в бахилы, надеваем на тебя пояс. На удочку ставим малого воблера. Потренируйся забрасывать, и как забросишь — медленной проводкой ведёшь воблера к себе. Как только услышал, что твоего воблера кто-то ухватил — сразу подсекай. Если чувствуешь, что тянешь рыбёху — говори нам, чтобы мы приготовили подсачек. Всё понятно? Вперёд, и с песней. — Я стоял с одним вопросом:

— Шеф, какую блесну мне лучше взять, учитывая снасть? — Володя пожал плечами:

— Бери любую колебалку, только среднюю, и тоже вперёд. А я попробую, что нибудь повкуснее, — и он выбрал себе блесну, по моему из резины, нет?

«Это не резина, это пластик специальный, износоустойчивый. А блесна называется „Твистер“. Пока мы собирались да обряжались, у нас раздались первые взвизги. Машенька вытащила здоровенного пескаря! Честное слово, я таких ещё не видел. С мою ладонь! Если здесь вся рыбка подобна этому пескарю… Новый взвизг! Это уже Лиза вытащила „маленького“, грамм на триста, хариуса. Так, пока буду зевать — всё выловят».

Метнул блесну, подождал, пока опустилась пониже, начал проводку. Не успел даже как следует освоиться в бахилах — как рванёт! Оппаньки! Это не четыре с половиной, как мой карп, это посерьёзнее. Хорошо, что успел пояс застегнуть. Удочка в дугу, все сбежались ко мне. Стоят рядом и все, как один дают советы, и что главное — все разные. Тут даже Маруся включилась:

«Помочь»?

«Нет, милая, это я сам должен сделать»! Не слушая никого, потихоньку подтягиваю удилищем, потом резко вниз, быстро подматываю катушкой, и процесс повторяется. Увидев, что я никого не слушаю, все разошлись по своим местам и только Володя с подсачком остался рядом. А я всё тяну и тяну. За это время девочки успели надёргать кучу рыбы, Михаил зацепил и вытащил горбушу килограмма на два. А я всё мучаю рыбину, или она меня мучает. Наконец показалась из воды голова:

— Сёмга! Ну, ты везунчик, Илюха, — говорил шеф, подводя подсак под рыбину.

— А что, — спрашиваю, задыхаясь, — она здесь редкость?

— Нет, конечно, но такой размер! Я тебя поздравляю!

Сёмгу взвесили. Одиннадцать килограмм, восемьсот тридцать граммов. Новый, неофициальный рекорд посёлка! Во как! Володя тоже смог зацепить нельму на шесть с половиной кило. Сдается, и хватило бы. Но ещё одну горбушу зацепил Миша. Вытаскивали всем колхозом. Даже Сима, которой вначале было скучно, и она спала. А тут она схватила зубками за Мишин пояс и, изо всех щенячьих сил помогала Мише тянуть рыбу.

Вытянули горбушу на четыре с половиной килограмма! Это уже Мишин рекорд. Такую горбушу тут ещё никто не ловил! Вот!

Ну, ладно, начали сворачиваться. Подсчитали улов наших девочек. Володя покачал так головой, покривил губами:

— Да нет, всем хватит.

— Кому хватит, — Тут уже не выдержала Лиза.

— Кому? А сейчас увидите. Миша, пожалуйста, подержи Симочку на руках. — Упаковав основной улов, Володя отошёл от мостка вглубь леса, метров на десять. Высыпал мелочь в траву, аккуратно разделил их на несколько кучек и тихонько свистнул. Неожиданно на полянку выскочили две лисички-сестрички.

— Знакомьтесь, — Володя показал на них рукой, — сестрички: Алиса и Мелисса. А где же ваша мама, девочки, где же Лиса Патрикеевна?…Ага, понятно, увидела много народа и застеснялась своей седины.

«Разрешите мне вмешаться. — Тут я снова не выдержал, — Девочки лисички, пусть ваша мама подойдёт ко мне, я посмотрю, чем можно вашей маме помочь».

«Да, девочки, — это уже шеф, — кстати, перед вами лучший в мире лекарь. Уж он-то вашей матушке поможет точно». — Это была последняя капля и сестрички умчались к мамочке. Тут, на руках у Михаила заволновалась Сима. Из леса вышел… волк. Ни на кого, не гладя, он почесал бок и лишь после этого взглянул на Володю.

— Знакомьтесь. Это волк Вовчик. Его тут все любят, потому, что он настоящий. Правда, Вовчик? — Волк с достоинством кивнул, подошёл к куче, выбрал, на его взгляд, самого крупного хариуса, и неспешно потрусил обратно. Сима успокоилась. А тут появились сестрички, и там, в стороне закружили хоровод.

— Знаешь, Илья, по-моему, они тебя зовут. — Шеф подмигнул. Ну что ж, если гора не идёт, то её ведут. Подхожу к плясуньям:

«Ну, где ваша мамочка, плясуньи»?

«Я здесь, незнакомый человек. Просто я тебя не знаю, потому стесняюсь».

«Всё нормально, уважаемая Лиса Патрикеевна. Меня зовут Илья, я здесь недавно. Вы только разрешите мне Вас осмотреть, и тогда мы с Вами вместе будем решать, что дальше делать. Вы не против»? — Через несколько вздохов из кустов вышла когда-то, видно, очень красивая лисичка. Но сейчас, увы, её время закончилось. Хотя… Я подошёл к ней, положил руки на её голову.

«Хорошо, тепло как»! — Первая реакция. Я включился к ней в ауру. Уже, почти, привычно собрал все красные линии в одну кучу, создал чёрный вихрь, всю гадость затолкнул в вихрь, а его — на другой край вселенной. Отведя руки, спросил:

«Как самочувствие, уважаемая Лиса Патрикеевна»? — Та стояла, с закрытыми глазами и чуть покачиваясь:

«Хочется за зайцем погоняться, честное слово»!

«Вот и хорошо, через недельку старая шерсть сойдёт, а новая засияет пуще прежней. Сейчас идите, там вас рыбка ждёт». Когда я вернулся, все, с кем я мог познакомиться, уже разбежались. Рыбку съели всю. Ладно, думаю, не последний раз на рыбалку вышли.

Вечерело, дома пока почистили рыбу, кстати, почти вся рыба была с икрой! Во как, блин. Ладно, пока почистили, разделали, посолили. Икорочку отдельно, в рассоле, иначе испортить могли. Наконец добрались до спальни. Пока Лиза принимала душ, я решил открыть окно.

«СТАЗИС»!!! Как гром среди ясного неба. И что же к нам прилетело на этот раз? Присматриваюсь — маленький такой дротик, правильный такой, острый, с утяжелением и пёрышками. Только хотел его взять, как:

«Не советую, яд болотной кобры. Противоядий нет».

«Ясно, спасибо. Никого не видишь на траектории»?

«Нет». А я-то вижу, интересный такой типчик. Немного похож на кенгуру, но когда приблизил взгляд… Нет, не кенгуру, больше похож на ТиРекса, только уж очень маленького, немного меньше человека. Откинув пару слоёв:

«Вижу! Сейчас считаю информацию… Есть, можно отпускать».

«Минутку». Я взял, какую то коробочку, аккуратно уложил в неё дротик и, вместе с командой «Отбой СТАЗИС» сделал вид, что падаю.

— Что с тобой? — Это уже Лиза.

— Так, ерунда, запнулся, когда окно закрывал. — Быстро я начал искать, куда засунуть коробочку.

— Оно было закрыто, — с подозрением продолжала Лиза.

— Ну, значит открывал. — Я уже не знал, что говорить. А Лиза девочка такая, что пока не выбьет правду — не успокоится. Ладно, будь, что будет:

— Иди сюда, ко мне, под окно. Вот, смотри, только не трогай руками, ни в коем случае. — Лиза посмотрела мне в глаза:

— Тебя опять хотят убить? — Я вздохнул:

— Боюсь, Солнышко, что не только меня, а всех нас и не только в посёлке, но и на Земле. А меня первым, потому, что я обладаю некоторыми качествами, которых нет у нас ни у кого больше. Да, видно и у них тоже.

— Я могу тебе, чем нибудь помочь? — Обожаю этот взгляд — моя Малышка рвётся в бой.

— Да, можешь. Понимаешь, они как то умудрились устроить в нашем штабе прослушивание и переговоров и даже мысленных передач. И вот, пока, как я думаю, он, тот, кто стрелял, ещё следит за окном, сбегай к Володе. Это будет нормальная реакция женщины, у которой убили мужа. А я пока побуду тут. Послежу. А Маруся меня предупредит, когда наблюдение будет снято. Да, Маруся?

«Да, пока наблюдение ведётся».

— Ну, вот, пока ещё этот ящер там сидит, хочет убедиться в том, что убил меня.

— Я убежала! — Вскочила Лиза, зашла к детям, строго-настрого наказала сидеть по комнатам и не высовываться.

Я сидел под подоконником и пытался построить в голове комбинацию.

«Маруся, девочка моя, ты координаты их нынешнего местонахождения считала»?

«Да, и не только координаты. Сейчас я тебе сброшу мыслеформу, а после этого уже будем думать, что с ними делать».

«Давай» — Тут на меня хлынул поток информации, из которой мне удалось вычленить несколько фактов. Первое — эта цивилизация ящеров развивается на Земле, несколько в другой реальности. То есть, если сместить реальность на несколько слоёв, я даже могу высчитать, на сколько. Но не сейчас. Второе. Несмотря на то, что мы, в своей вселенной их не касаемся никаким боком, тем не менее, они считают нас угрозой своему существованию. Более того, они вычислили, почему на нашей Земле развилась цивилизация Homo Sapiens, а почти все ящеры вымерли. Причиной этого стал гигантский катаклизм 155–160 миллионов лет назад — метеорит Чиксулуб. Какова должна была быть мощность взрыва, если вес этого метеорита более ста терратонн, размер небольшого города. Именно из-за этого катаклизма произошло смещение земной оси, увеличение гравитационной постоянной, и, главное — глобальное изменение климата. И теперь они хотят, заметьте, с нашей помощью сделать так, чтобы Чиксулуб пролетел мимо, а хомо сапиенс никогда не развился. Ну, что ж, я всегда говорил — не зацепляй моих родных и меня, иначе я сделаю так, что про тебя вспомнят только в морге.

«Итак, Маруся, Солнце моё, ставлю тебе задачу. В этих временных пределах — 155–160 миллионов лет назад ищи метеорит Чиксулуб, после столкновения с оным образовался Мексиканский залив, увеличилась гравитационная постоянная, и главное — изменился угол наклона земной оси — 23,5 градуса. Вопросы»?

«Вопросов нет, работаю… Наблюдение снято. Ментальный фон исчез».

«Ну и бес с ним, отыщем, когда нужен будет».

«Искать не нужно, он снова здесь. Раскладывает по территории бомбы».

«Разъетит твою, да поперёк борозды! Какие бомбы и сколько»?

«Тактические заряды, мощностью — более пятидесяти килотонн каждая, сколько — сейчас разложит — посчитаю… Есть, двенадцать штук».

«Маруся, СТАЗИС на весь городок»!

«Есть, выполнено».

«У них, что, совсем крышу сорвало, — О, шеф появился, — Илья, что делать то будем»?

«Щас, шеф, есть одна мыслишка. Маруся, собрать все бомбы сможешь»?

«Да, конечно».

«А сделать нас с шефом невидимыми для ящеров»?

«Да, без проблем».

«Шеф, на тебе холодное оружие, типа катана, по паре на каждого». Что-то двинуло по спине. Протянул руку — шеф, красавец, пара мечей в ножнах, за спиной. Можно и выдвигаться.

«Володя, глянь, где там Лиза»?

«Внизу, в состоянии СТАЗИС».

«Отлично. Делаем вот что. Маруся — все бомбы в одной упаковке — с нами. Володя, мы с тобой прыгаем вниз. Не высоковато? Маруся, подстрахуй. Для Раптора мы невидимы. Перемещаться будем вместе с ним. Кстати, Маруся, бомбы в ступор, включать будем только там, откуда их принесли. Да, чуть не забыл. — Я поднял коробку с ядовитым дротиком. — Отнесу подарок обратно, мне он не нравится. Всё, ребята и девочки, стартуем»!

Добежав до ящера, Маруся сняла СТАЗИС, и Раптор тут же исчез. Мы, не теряя его из виду, рванули вдогонку.

Интересное ощущение, впечатление, как будто перелистывающие слои реальности ласково так касаются сознания, оставляя после себя определённую информацию. Скоро и я знал координаты цивилизации Рапторов. Очень аккуратно Маруся поставила нас на поверхность планеты. Должен вам сказать, что это место на планете было выбрано кем-то, явно не терпящим чистоты. Подболоченная поверхность, жара несусветная, влажность воздуха явно выше ста процентов, кошмарное количество насекомых.

«Володя, быстро снимаем информацию и делаем ноги. Мне тут не нравится».

«Встречный вопрос, на хрена нам информация места, которое мы собираемся уничтожить»? — Я задумался:

«Шеф, ты как всегда прав, просто я хочу, чтобы эти ящеры видели, кто их убивает, а не так, как они. Кстати, у них, по-моему, идёт разговор? Вон там, в луже валяется похожий на крокодила, только уж больно длинный, метров тридцать. Наверное, у них тут офис»…

«Зелёный, ты всё сделал»?

«Да, мой Господин».

«И бомбы поставил? Сколько»?

«Двенадцать, мой Господин».

«А почему так мало»? — Мы с шефом переглянулись. Шестьсот килотонн — это мало??? Они явно с головами не дружат.

«Больше не смогли украсть, мой Господин». Да, смешно. Взглядом спрашиваю шефа — мол, что будем делать? Он пожимает плечами. Ну, значит, я беру инициативу в руки.

«Маруся, включай видимость, бомбы на взвод, взрыв после нашего убытия».

«Принято, выполняю».

— Банзай, вы лягушко-образные, ни хрена у вас не получилось, а вот мы сейчас сделаем тут всё, как надо, — Быстро пробежав мимо открывшего пасть Раптора, по дороге смахнув ему голову. Да, японские кузнецы — одни из лучших в мире. Далее, протоптав дорожку по спине монстра-крокодила, по пути отрубая ему конечности. Возвращаясь обратно, не обращая на то, что крокодил плачет. Знаем, чего стоят крокодиловы слёзы. Я аккуратно достал дротик, который они предназначали мне, и, со словами:

— Это украшение мне не нравится, тебе оно больше подойдёт! — Воткнул дротик ему в глаз.

— Всё, Володя, домой, я тут уже нагулялся. Маруся, всё согласно командам.

«Принято, выполняю». На дорогу нас, ласково так, толкнуло в спины ударной волной, но уже явно на излёте. Всё нормально.

Дома мы оказались как раз напротив моего жилища. А уж видок у нас с Володей был ещё тот. Я, по самую маковку, забрызган кровью. Эти твари, хоть и холоднокровные, но кровь-то у них красная. Володька выглядел не лучше меня. Пока я разбирался с «Зелёным» и его господином, шеф тоже успел намахаться мечами по самые не балуйся! Вылазили там какие-то, не пойми какой масти и популярности, но явно, что рептилии. Когда мы пришли в себя, то увидели вокруг почти весь посёлок. Все стояли и молчали. Нам тоже нечего было сказать. Только Лиза подошла сначала к Володе, двумя пальцами вынула из его рук мечи и бросила в траву. Потом подошла ко мне. Но тут уж я, как истинный самурай, блин, не просто так, вытер мечи от крови о траву и вставил их в за спинные ножны. Варвара Степановна взяла за руку Володю, а Лиза меня и повели отмывать от грязи, крови и вони. А вонища стояла! И это цивилизация, кирпичом бы её, да об угол!

«Маруся, будем проектировать метеоритную катастрофу в двух измерениях, нашем, и у них. И сделать это нужно сегодня же, иначе…»

«Я всё поняла, Илья, всё будет сделано, отдыхай».

«Да, Илья, сегодня отдыхаем. Ни ты, ни я сегодня, уже ни на что не годимся».

«Есть шеф, принято к исполнению»!

 

Непредвиденная коррекция 4

До чего же приятно просто так лежать, расслабившись, без единой мысли, без единой проблемы…Стоп. Как это без проблем? Это у меня то и нет проблем? Ха-ха. Смешно, правда?

«Маруся, радость моя, дай мне какое-нибудь более или менее понятное объяснение, как работать с этим пятым измерением. А то вроде в голове сидит полный расклад по физике пятого измерения, а я как был тупым пустышкой, так и остался».

«Все проблемы, Илья, состоят только в том, что капсула с этими знаниями для тебя ещё не открыта. Открыть»? — Я даже подскочил:

«Ну конечно, открывай, жду». И тут мне в голову хлынул такой поток информации, что по сравнению с ним Ниагарский водопад покажется струйкой из крана в период массового забора воды. Я ждал, что голова сейчас лопнет, однако нет, выдержала. Более того, я начал что-то понимать в теории пятого пространства. Так, теперь не плохо бы на практике что-нибудь простенькое отработать.

«Простенькое, говоришь? — Это Маруся. — Встань на выходе из своей комнаты. Встал. Теперь просто представь себе, что на стене, которая смотрит на улицу, появилась дверь. Просто открывай эту дверь, одновременно представляя себе, что ты увидишь за нею. Так, в первый раз не очень получилось, видишь — всё кривое и косое. Закрывай дверь и пробуй ещё раз. Вот, видишь уже лучше. Слева, на стене представь окно, такое же, как в вашей комнате. Отлично. Ты быстро учишься. Теперь представляй себе отделку комнаты, я тебе мешать тут не буду». Ну, на счёт отделки я уж разошёлся — и натянул потолки самых весёлых расцветок. Сами понимаете, готовлю комнатку для малыша. Ждать, правда, ещё довольно долго, но нужно всегда быть готовым вовремя. Или я не прав? Вот, то-то и оно. На стены приклеил фотообои коралловых зарослей вместе с обитателями, которые, к тому же ещё и подмигивали, нескромно двигали хвостами и плавали по своим глубинам. Пол застелил буковым паркетом. Повесил скромную, хрустальную люстрочку, поставил кроватку, скромненькую такую, с хохломской росписью. Не знаю, одобрит ли это всё Лиза. А кстати, где она? Дома её не слышно. Может Маруся в курсе. А то ну совсем никого, Симочки и той не слышно.

«Твои родные сейчас у Варвары Степановны. Вас с Владимиром развели по домам, отдыхать, а сами сидят, пьют кофе, болтают о жизни. У Степановны тоже есть собачка, Фрося, девочка, как и ваша Сима. Вот, собираются домой».

«Спасибо, Маруся, ты просто прелесть». Кстати, где мои мечи? Из какой стали куется, катана, не знаю. У нас на факультете такие древности не разбирали. Но, если это булат, то его нужно срочно вычистить и смазать оружейным маслом.

Мечи валялись, как что-то ненужное, возле камина, в холле. Быстренько сочинил себе ветоши средней жёсткости, бутылочку оружейного масла, вышел во двор, присел в кресло, ну и пошла работа. Кровь рептилий успела крепко прикипеть к стали. Кстати, поглядев на изящные разводы на клинке, понял, что это булат, и булат из лучших, как японцы сами называют его — алмазной сталью. Нужно будет чем-то Володе отдариться. Вот только что придумать? На дороге показались мои девочки и Миша. Это хорошо. А вот интересно, почему Володя, нормальный мужик, без перекосов — и один? Маруся, а ты не в курсе?

«В курсе. Только этот ответ даёт только сам Владимир. Без ретрансляций».

«Я понял, спасибо».

— Что, шпаги свои чистишь? — Улыбнулась Лиза. На такой вопрос нужно отвечать:

— Во первых, милая, это не шпага, это катана. Боевой меч самурая. Тот, что побольше — катана, поменьше — вакидзаси. А так, как катана и вакидзаси куют из многослойной стали, называемой булат, или, как японцы называют её сами — алмазная сталь, то и уход за ним за ним особенный. Ежедневная чистка и смазка — в обязательном порядке. Но так, как боевые действия у нас крайне редки, то после чистки и смазки оружейной смазкой ещё нанесу слой потолще солидола и спрячу в самое сухое место — над камином. Не возражаешь? — Лиза улыбнулась, глядя, как Михаил жадными глазами, буквально поедал парные самурайские клинки.

— Папа, а у меня такие будут?

— Ну, конечно, родной. Немного подрасти — начнём занятия на бамбуковых мечах. Их называют — синай. Но нужно подрасти.

— Ну да, мальчишкам бы только об оружии, остальное думают девочки. Да, девочки мои? — Обняла она Машу и Симу.

— Да, Лизонька, я там кое-что сотворил, не могла бы ты пойти и оценить мои труды.

— Что ещё за труды? — Сразу напряглась Лиза.

— Там, на втором этаже, — небрежно так сказал я. Интересно было послушать топот сразу трёх пар ног и четырёх лапок. Странно, но было тихо, а потом меня позвали наверх. Я шёл как на Голгофу. Сейчас критики будет, ох и будет. Нужно готовиться. Но, Лиза смотрела на меня с восхищением:

— Илюша, как ты смог сделать ещё одну комнату? И так сделать, что я просто придраться не могу. Признавайся, или укушу! — А ведь укусит, я её знаю, нужно признаваться:

— Комнат, родная, я могу сделать столько, сколько твоя душенька пожелает. Как говорит Володя, при желании в этот домик можно втиснуть Зимний Дворец. Как? Не спрашивай, пожалуйста, физика пятого измерения — штука довольно сложная, я сам её пока не понимаю. Всё делаю методом научного тыка. Вот такие дела.

— Нет, Зимний Дворец нам тут не нужен, на одной уборке разоримся, — задумчиво так произнесла Лиза, — А вот, по необходимости, ещё парочку комнаток сможешь?

— Ну конечно, родная, сколько скажешь — столько и будет.

— Договорились. — Лиза пошла на кухню явно довольная. Ребята ещё немного попробовали половить рыбок на стенах, тоже остались довольными. Но самой счастливой осталась Симочка. Уж набегалась, гоняясь за плавающими рыбками, налаялась до того, что еле приползла в Мишину комнату и просто рухнула к себе в кроватку. «Ничего, в следующий раз поймаю»… успел услышать я мыслишку, перед тем, как хвостатый ребёнок уснул.

Ладно, главное, что Лизе понравилось, значит не совсем я у неё никчёмный. Кстати:

«Маруся, что у нас там с Чиксулубами»?

«Порядок, вычислено время, способ коррекции астероида. Как только дашь команду — сразу начнём бомбардировку».

«А скажи ка мне, родная, есть ли возможность вывести эту страсть на телевизионный экран»?

«Запросто, с любого ракурса».

«То есть, можно при просмотре менять виды»?

«Да».

«Тогда вызови мне шефа».

«Да, Илья, что случилось»?

«Шеф, у тебя есть возможность сейчас подойти к нам»?

«Через пять минут».

«Ждём». — Я пошёл на кухню. Лиза с детьми что-то стряпали на ужин:

— Ребята, ужастики посмотреть не хотите? — Лиза напряглась:

— Что за ужастики? — Я успокаивающе вскинул руки:

— Всё будет нормально, просто посмотрим, почему на Земле вымерли динозавры. Сейчас Володя ещё придёт смотреть. Вы как? — Лиза, глядя на ребят, пожала плечами:

— Ладно, крути кино. А вот и Володя. Привет, Володя, есть будешь?

— А как же, — потёр ладони шеф, вот только сначала узнаю, чего от меня хотел Илья, а там — и пообедать будет недурно.

— Тогда пошли все в холл. — Я включил висящий на стене телевизор.

«Маруся, какой канал»?

«Любой цифровой, сама найду».

«Понял, поехали». — Все разместились на диване, в креслах, креслицах, на коленках. Засветился экран телека, показывая перспективу Земли из космоса. То, что это Земля можно было только догадаться, потому, что очертания материков совершенно были иными, нежели сейчас, облачные массы были гораздо массивнее нынешних, в них бушевали, просто термоядерные грозы, главное — не было Луны. И всё-таки это была Земля, Земля, к которой приближался огромный, размером, наверное, с десятую часть Луны, астероид. И летел он, явно на столкновение с Землёй. Думаю, Маруся подправила немного репортаж, потому, что прошло всего пара минут, как астероид почти под прямым углом столкнулся с Землёй. Катастрофа, достойная кистей художников не одного поколения. Не знаю, как кто-то вообще смог выжить на Земле после такого Армагеддона, но это действительно было страшно! Лиза повернулась ко мне:

— Илья, что это было?

— Астероид Чиксулуб, катастрофа, которая почти уничтожила динозавров, и помогла развиться цивилизации человека, виду Homo Sapiens.

— А Луну куда подевали? — Тут вступил Володя:

— Луна, девочки и мальчики, появилась у нас только через два миллиона лет после катастрофы. Когда наши друзья заметили признаки зарождения цивилизации на Земле, вот тогда они притащили бесхозную планетку, заметьте, что Луна обращена к Земле только одной стороной. Труд, согласитесь, колоссальный. Но это того стоило. Вот, теперь на обратной стороне у нас база Эссентилов, они же, вот уже, сколько миллионов лет наблюдают за развитием нашей цивилизации. Кстати, довожу до вашего сведения, что завтра к нам, с официальным визитом прибывает делегация Эссентилов. Причина прибытия не разглашается, но я скажу вам шёпотом и по секрету — кого-то из наших хотят наградить орденом. Только — тссс. — Он подмигнул Лизе, — Великая тайна!

Да, уж, тайна, блин. Неделю всего отработал, и — на тебе, офицерское звание на две ступени, орденов — коробка из-под монпансье, блин. Как дальше быть?

«Илья, не гноби себя, — это шеф, — ты всё правильно делаешь и совершенно справедливо за э то получаешь вознаграждения».

«Да, а если мне майора присвоят — как делить полномочия будем? А судя по всему до этого не так уж и долго».

«А вот об этом мы с тобой на работе поговорим. Конечно, когда доберёмся до работы. Ага»?

«А куда деваться»? Володя поднялся:

— Всё, мальчики, девочки, всем за всё спасибо, но мне пора домой. Завтра будет трудный день, советую выспаться. Всё, всем пока и спокойной ночи.

— А как же ужин? — Растерянно спросила Лиза.

— Елизавета Сергеевна, в следующий раз — обязательно, а сейчас меня Рекс ждёт, мы ещё не гуляли. — Володя ушёл, а мы все сели в кружок, каждый думал о своём. И тут Миша, вижу, что хочет что-то спросить:

— Да, Мишаня, спросить хочешь? — Сын помялся немного, а потом:

— Папа, а ты можешь сделать мне мастерскую, в которой я мог бы делать свои поделки? — Я задумался. Краем глаза вижу, как напряглась Лиза.

— Мастерскую, говоришь? Ну, что ж, давай попробуем. Тут у нас холл, так? Так. Вот тут, слева, в паре метров от моего кабинета давай представим себе дверь. Крепкую, такую, из дуба. Представил? Ага, а вот и она. Попробуй её открыть. Получилось? Отлично. Становимся на порожке и представляем себе мастерскую. Пока только помещение. Какой размер ты себе представляешь? Ну, как не знаю, это же ты строишь, давай, представляй, какого размера у тебя будет мастерская. Вот, видишь, не так всё сложно. Входим вовнутрь, проходим вперёд на три шага, поворачиваемся назад, и представляем себе небольшой коридор, шириной и длиной два на два метра. Это у нас будет раздевалка, переобувалка. Ты же не собираешься, отработав среди стружек и пыли, в этой же одежде и обуви заходить в дом? Что говоришь? Умница. Тут, в уголочке представь себе душевую кабину. Стекло небьющееся, душевые краны неломающиеся, слив воды незасоряющийся. Пол в кабинке нескользкий. Ну вот, с входом, вроде разобрались. Что дальше? Правильно, отделываем мастерскую. Пол из небьющейся и нескользящей керамики. Рисунок на полу? Предлагай. Правильно, тигр в прыжке. Стены? Ну, и сразу потолок. Стойкая краска бежевого цвета. На стенах эмблемы Российских хоккейных команд. Верно? Так, отделку завершили. Дальше что? Ну, подумай. Вот, совершенно верно, стол-верстак, с тисками, сверлильным станком и точилом. Дальше, думаю, поставим дубовую колоду с наковальней. Над ней мощная полка с ящиками, где храним инструмент для ковки металла. Верно? Рядом поставим газовый горн. Что такое горн? Это такой агрегат, для разогрева металлических заготовок, перед ковкой. Далее. На торцевой стене делаем окно, открываем окно. А, дождь идёт, ничего страшного, у вас каникулы, выспитесь. Так, под окном представляй крепкий, дубово-металлический рабочий стол. В столе куча ящиков. А в ящиках — электроинструменты, дрель, электролобзик, дисковая пила. Пока хватит. Возле окна — куча полок и полочек, на которых столярные и слесарные инструменты. Справа у тебя будет испытательно — сборочный угол. Тут ты будешь собирать свои творения. Вроде бы всё? Или… Нет, ещё. В самом уголочке, представь себе место, выделенное под уборочный инвентарь. Ну, вот теперь, по-нашему, вроде, как и всё. Или нет?

— Нет! — Прозвучало неожиданно. Это наша мама решила вмешаться. Интересно, что, по её мнению я тут сделал не так?

— И что не так, Солнышко?

— А не так, только один момент. Пока для нас с Машенькой и Симочкой не будет сделана такая же, или подобная мастерская, всё будет не так. Я понятно выражаюсь? — Ну, как можно спорить с такой аргументацией?

Утром, удивительно даже, все выспались, хотя с девичьей мастерской мы провозились почти до пяти утра. Главное, что все, кроме Симочки, участвовали в процессе творения. Сима убегалась за рыбками в детской аж до потери хвостика. Поэтому сейчас заслуженно отдыхала, пока мы творили девичью мастерскую. Наконец, мама наша устала, а когда посмотрела на часы, то схватилась за голову и погнала всех умываться и спать.

Ничего, все вроде, выспались. По крайней мере, утро началось как обычно — с песен. Наше вокальное трио выдавало сегодня что-то невообразимое. Названия не знаю, но красиво! После душа, надевая форму, вдруг вспомнил про знаки. Нет, думаю, шкатулки в карманах таскать не буду, уж больно выпирают. Надену знаки, они не такие уж и заметные, всё будет в порядке. Знал бы я, как я ошибался. Когда я вошёл на кухню, знаки мои засияли таким пересветом сказочным, что все мои ребята, и Сима в том числе, просто застыли с открытыми ртами. Я попытался прикрыть их ладонью, но Лиза мягко так опустила мою руку:

— Дай хоть полюбоваться на твои регалии, Герой ты наш! — И крепко — крепко поцеловала меня. Да, ребята, за такие поцелуи я готов гирю на шее носить. Уже на выходе из дома меня догнал звонок:

«Внешний вызов. Вызывает Архангел Гавриил. Соединять»?

«Да, Маруся, соединяй, — я уже на ходу, завязывая второй шнурок, — Я слушаю»?

«Здравствуй, Илья, Брат мой. Это Гавриил тебя беспокоит».

«Здравствуй, Гавриил, Брат мой. Что-то случилось»?

«Ещё не случилось, но без твоей помощи обязательно случится. Город Воронеж знаешь? Гимназия номер семь. Там учится Петров Сергей, двенадцати лет, сегодня, если не будет вмешательства, он покончит собой. А перспективы у мальчика колоссальные. В будущем премьер-министр России, автор новой перспективы экономического развития России. — Пока Гавриил говорил, я успел добежать до работы, поймать шефа и сбросить ему мыслеформу. Тот только успел пожать мне руку. А Гавриил продолжал, — Эта новая концепция поможет не только России, но и всем остальным странам. Понимаешь, о чём я»?

«Да, Брат мой, я всё понимаю, более того, я уже в Воронеже, ищу улицу Ростовскую, дом тридцать шесть. А вот, кстати, и он. Извини, Брат мой, как закончу — я доложу».

«Ну, ты просто красавец, Брат мой! С Богом»!

«Спасибо». Слава Богу, знаки мои попритухли. Вбегая в гимназию, увидел дежурного полицейского, старшего сержанта:

— ФСБ, девятый отдел, у вас всё в порядке? — Полицейский даже подлетел:

— Так точно, товарищ капитан, происшествий не случилось.

— А вот мне так не кажется, товарищ старший сержант. Где у вас спортзал?

— Пойдёмте, провожу.

— Нет, старшой, ты мне покажи куда, а сам вызывай скорую помощь. Причина вызова — попытка самоубийства. Вопросы? — Старший сержант сглотнул и показал в сторону спортзала, а сам схватился за трубку телефона.

На входе в спортзал стояла толпа. Протиснувшись сквозь толпу, я увидел мальчишку, стоящего на гимнастическом козле, на шее петля, привязанная к гимнастическому кольцу. Увидев меня, он закричал, с нотками истерии:

— Не подходите ко мне, иначе я спрыгну!!! — Я остановился:

«Маруся, верёвку — в пыль. Мальчика мягко опусти на пол».

«Выполнено». Я подошёл к сидящему на полу и плачущему навзрыд Серёже. Погладив его по голове, снял истерические блоки, успокаивающей волной прошёл по всему организму.

«Маруся, считай информацию, кто его довёл до этого состояния».

«Семисорокин Василий, четырнадцати лет, стоит прямо напротив тебя и смотрит на всё то, что ты делаешь». Ясно. Серёжа, побудь немного в ступоре, отдохни и успокойся. А я встал с Василием глаза — в — глаза. Крепкий парень, видно, что нравится слабых обижать. Думаешь, я с тобой так же? Ошибаешься, родной:

«Маруся, Архангел»!

Первыми на колени упали преподаватели, за ними врачи скорой помощи, за ними все остальные. Василий стоял до последнего, с гордо поднятой головой. Я подошёл к нему мягко положил руку ему на голову.

— Что же ты, сынок? Как ты мог довести своего товарища до самоубийства? Разве это ты ему дал жизнь, чтобы её отнимать? Сам Господь Бог, Творец Всего Сущего послал меня для того, чтобы двое молодых детей Господа не наложили на себя несмываемое клеймо смертного греха? — Пока я что-то говорил, Маруся сняла кучу блоков у этого юноши. Постепенно черты его лица смягчались, капнули первые слёзы. Василий схватил меня за руку:

— Скажи мне, Святейший, почему он умный, а я такой глупец?

— Ну, во первых, меня зовут Архангел Илья, а во вторых, это кто же тебя назвал глупцом? Я, например, вижу перед собой человека незаурядного ума и интеллекта. Более того, я знаю твоё будущее, и там, в твоём будущем ты прославлен будешь как защитник и попечитель слабых и убогих. Понимаешь, о чём я?

— Нет, — помотал головой Василий. Я улыбнулся.

— Это ты сейчас не понимаешь, потому, что ещё полчаса назад мысли твои текли в обратную сторону. Но я, Архангел Илья, от имени Господа Нашего Вездесущего, благословляю тебя на богоугодное дело — защиту слабых и убогих. И сейчас, ты, не говоря ни слова, поклянись в сердце своём нести на себе этот Крест, возложенный на тебя Самим Господом! — Да, Василий промолчал, но все присутствующие услышали громовые слова, которые были сказаны душой и сердцем:

«Я клянусь тебе, Милосердный Архангел Илья, перед лицом всех присутствующих, перед Ликом Господа Вездесущего, оборонять и защищать от кривды и несправедливости всех слабых и убогих. Я, КЛЯНУСЬ!!!»

Серёжа, которого я вывел из ступора, подошёл к Василию и крепко его обнял:

— Спасибо тебе, брат!

— Тебе, брат спасибо, за то, что спас мою душу. — Тут они уже вдвоём обратились ко мне:

— Спасибо тебе, Архангел Илья, спасибо Господу нашему за то, что спасли наши души. — Я вынул из крыльев два пера и отдал их мальчишкам:

— Это вам не только на память. Если срочно понадобится помощь моя, ли, моих Братьев, потрите перо рукой, и мы будем знать, что нужны вам. Ну, а сейчас, родные мои, мне пора. Всех в этом зале благословляю на душевный покой и на исполнение ваших самых благостных желаний. «Маруся, в норму».

«Принято, исполнено». Провожали меня всей гимназией, наверное, каждый хотел прикоснуться ко мне. Это я, конечно же понимал, поэтому шёл как можно медленнее. Каждому, коснувшемуся меня постарался передать частичку тепла и доброты. Старший сержант, отдавая честь, смотрел восхищённым взглядом. Типа, вот кто у нас в ФСБ служит. Так ведь, правда, чего скрывать. Ему я крепко пожал руку. Хороший парень. Вот бы все у нас в полиции служили.

Не успел я завести машину:

«Внешний вызов. Архангел Гавриил».

«Соединяй».

«Илья, Брат мой, не буду скромничать, но ты сотворил Чудо. Да, именно с большой буквы. Тебе передаёт благодарность Сам Господь и желает тебе благости и милосердия».

«Спасибо и тебе, Брат мой, и Господу Вездесущему передай мою благодарность».

«Обязательно передам. Храни тебя Господь и до встречи, Брат»!

«До встречи, Брат»!

Дома меня встречали уже, почти привычно. Видно было, что всё уже доложено, поэтому столы накрытые на улице и занятые почти под завязку. Все стояли и аплодировали, пока я вылезал из машины. Даже наши друзья Эссы и те пытались аплодировать. Было видно, что эта процедура для них непривычна. Ну, да ладно. Они ещё не знают, что я им приготовил. Мысль эта меня огрела на выезде из Воронежа. Даже пришлось припарковаться на обочине и постоять и подумать, минут пятнадцать. Выходило, ребята, очень некрасиво. И если Эссы сейчас, или пусть попозже, не дадут нам ответа, получится большая такая бяка. Чего ни мы, ни они не хотят.

Поэтому, когда мы прошли церемонию приветствия, я обратил внимание на свои знаки, которые еле-еле светились. Эссы, как и Володя, это тоже заметили, но, пока решили промолчать. Я тоже решил пока не светиться.

Началось всё с пространной речи, которую нам переводил Володя, речи, в которой Сократ в самых выспренних выражениях обрисовал мою роль в спасении более двух миллионов человек из расы Эссентил, на что коллегиальным решением было принято наградить меня высшим знаком Империи Эссов — Бриллиантовым Знаком Покровителя Эссов. Во как! Ни хрена бы себе, а? Вот ведь пряники. В рубиновой шкатулке, уже чувствительного веса, лежала бриллиантовая (раз, два, три…), в хрен его знает, сколько лучей звезда, потом посчитаю. А сейчас:

— Дорогие мои друзья, любимые мои родные, уважаемые наши покровители. Хочу выразить огромную благодарность за этот, несомненно, высокий знак почёта. — Я наклонил голову и немного помолчал. Знак Покровителя Эссов я не спешил надевать. И я так понял, что все обратили на это внимание. — А сейчас, уважаемые наши покровители, Гомер, Платон, Сократ, прошу вас ответить на пару неприятных вопросов. Если я нарушаю сейчас какие-то правила, то прошу меня остановить. Но вопросы слишком сложные и касаются всех живущих в нашем посёлке, который кто-то по ошибке назвал «Мирный». Может он и был Мирным, пока не взяли сюда на работу меня. Я узнавал, до моего прихода подобных инцидентов не бывало. Итак, первое. Как говорил мне мой друг и начальник, Владимир, Владеющий Миром, этот посёлок получил своё имя потому, что он стоит в складке пространства, и проникнуть сюда сможет только тот, у кого чистые помыслы, тот, у кого нет агрессивных планов, просто тот, кто знает, как сюда проникнуть. И буквально в первый же день, на территории посёлка появляется организм, который, по словам моего УК просто не может существовать на этой территории. Сейчас примите мыслеформы: «Маруся, мыслеформу с филином, всем, кто способен принять».

«Отправлено».

— На следующий день я обнаруживаю на территории, в складке пространства ядерный тактический заряд. Если бы не героические усилия наших мужчин, на месте нашего посёлка была бы огромная радиоактивная яма. Далее, культпоход в Одесский Оперный театр, в котором нас встречает баллон с ипритом, который мы успешно уничтожили. Далее, обнаруживаю на дороге на работу кожаный мешок, в котором шесть крыс, зараженных бубонной чумой. Тут мы немного пофантазировали. Стерилизовали чуму и всё, что к ней прилагалось, а крыс мы превратили в щенков лабрадора. Вот они, среди нас, можете полюбоваться на них. Мы их очень любим. Маруся, мыслеформы со всем, что я рассказал всем, кто сможет принять. Итак, вопрос. Кто уложил оружие массового поражения, я знаю. Это ваши братья Гематомы. Но вопрос: Почему оружие было завёрнуто в несколько слоёв пространства? Кто у них такой грамотный, что владеет физикой пятого измерения? Тот, кто приходил ко мне, он не знал, что вижу через несколько слоёв. Он бахвалился тем, что хотел нам показать, что владеет всеми видами ОМП (оружия массового поражения), о том, чтобы применить их речи не шло, хотя и заряд, и баллон с ОВ (отравляющим веществом), всё стояло на взводе. Я так понимаю, что этот Гематом, который не соизволил назвать своего имени, поэтому я его называю «Синяк на Заднице», — Эссы закашляли, — А что было делать, если он не хочет себя называть. Так вот, я так понимаю, что этот Гематом служил орудием, в чьих то, нечистых руках или лапах. Почему я так решил? Смотрим дальше. Сват, ты здесь? Будь добр, сходи, сними того краба на кабелеводе. Внимательно просканируй, он может взорваться. И умоляю тебя, надень защитный скафандр. Боюсь, что этот членистоногий висит там не только для прослушки. А я пока сброшу вам наши последние события. Маруся, начиная с дротика и заканчивая обоими астероидами. Мыслеформа всем, кто способен принять.

Эссы и не только они, долго сидели в состоянии грогги, пока не появился Святослав. Аккуратно положив прозрачный пакет с прибором, он ещё долго ворчал. Я прислушался: «Блин, если бы не Илья, быть бы мне без головы. Это же надо додуматься смесь серной и плавиковой кислот. Как я буду перед Ильёй отспасибиватся?».

— Итак, друзья мои, попечители наши, ваше мнение по этому поводу? — Сократ поднялся, кивнул Володе:

— Уважаемый Покровитель Эссов, — Тут меня буквально осенило: Он же ждёт. Я достал шкатулку, вынул из неё восемнадцати конечную (успел, таки, посчитать) звезду и прикрепил её напротив своего сердца. Это надо было видеть!!! Китайские фейерверки — так, пук против ветра. А тут — все три знака выдали такой концерт из полыхающих звёзд и созвездий, что даже наши собаки разинули свои глазёнки на ширину тарелок, из которых ели. А про людей я уж ничего не говорю. Зато Эссы были явно довольны. Тут Сократ повторил:

— Уважаемый Покровитель Эссов! Даю тебе торжественное обещание разобраться во всех инцидентах и доложить о результатах. Дополнительно ко всему мы разработаем новые, более эффективные методы защиты вашего посёлка и лично каждого жителя посёлка «Мирный», для того, чтобы он оправдывал своё название.

 

Проблемы

— Исии-сан!!! — Сзади раздался радостный вскрик. Едва я успел обернуться, как на моей шее повисло такое же чудо с косичками, как у меня дома.

— Амико-тян, Солнышко, как я рад тебя видеть такой весёлой и здоровой. А как ты тут оказалась?

— Тут работает мой дедушка, мамин папа, мы у него в гостях. А вот и мама, — На тротуаре, сложив ручки впереди, на сари, улыбаясь счастливо и радостно, стояла Акеми, женщина, которая буквально ещё вчера готовилась к встрече с Богом. Для меня это были самые лучшие новости. Амико, сидя у меня на руках, что-то щебетала о том, что она скоро пойдёт в школу, что её записали в спортивную секцию плавания и ещё много-много чего. Она, наверное, могла ещё говорить и говорить, но подошёл представительный господин и, с поклоном пригласил нас с Володей к Его Превосходительству послу Японской Империи в России, дедушке Амико.

Нужно, наверное, внести некоторые ясности. Со времени нашей последней встречи с друзьями Эссами, как раз подошло время договорённой встречи с японцами. С того памятного шопинга, когда я так невольно засветился на все Японские острова и не только. В сети несколько дней видео, когда после моих манипуляций скрученная параличом девочка вдруг встаёт и делает свои первые в жизни шаги, держало первое место по популярности. После этого нас пригласил Посол Японской Империи в России господин Иши Каташи (Твёрдый, как камень, автоматически я перевёл для себя). Нас долго собирали наши девочки, Лиза меня, Варвара Степановна Володю. Ну, в общем, собрали. Официальные костюмы, на пиджаках колодки орденов, медалей и знаков. Кстати, ни я, ни Володя не заметили в Знаковых шкатулках от Эссов, скромно, в уголочке, примостились дублёры Знаков. Видно, что для не очень официальных церемоний. Ну, мы встречу с японским Послом таковой и посчитали, поэтому надели дубли.

До самой двери посольства Амико никак не хотела слезать с моих рук, а Акеми и Володя шли позади нас, под руку, чём-то негромко беседуя. В приёмной Посла девочки отпросились в туалет, привести себя в порядок. И тут шеф меня слегка удивил:

«Илья, это та самая японочка, которую ты вытащил с того света»? — Я пожал плечами:

«Можно сказать и так. А что»? — Смотрю — а его даже колотит от волнения:

«Как ты думаешь, я смогу ей понравиться»? — Тут я понял, что всё очень серьёзно.

«Конечно, Володя, забирай обеих девочек к нам, будет у тебя нормальная семья. Кстати, Посол Каташи — отец Акико и дедушка Амико. Мне они тоже очень нравятся, имею ввиду характером. А тем, что обе пережили…Тут вообще можно не заикаться».

«Илья, как я выгляжу? Не будет слишком нахальным, в таком виде общаться с этой красавицей»? — Тут вышли девочки и Амико тут же влезла ко мне на руки. «Маруся, девочка моя, сделай так, чтобы этот милый ребёнок обратил внимание на Володю. Постарайся сделать так, чтобы и мама Акико тоже остановила свой взгляд на Володе. Попробуй, а»?

«А и пробовать нечего, Акико уже глаз не сводит с Владимира, а ребёнок…Сделано». — Амико поцеловала меня в щёку и попросилась на пол. Оказавшись на полу она, так, несмело подошла к шефу, взяла его за руку, и он тут же подхватил её к своей груди. Бросив на меня благодарный взгляд, он тут же начал перешёптываться с ребёнком. Ну, Слава Богу, если всё пойдёт как надо, будет и у Вовки семья, а не огрызок человека. Прости, Господи.

А тут нас пригласили в кабинет Посла. Мы, вот таким колхозом и ввалились к нему в кабинет. Посол сначала с непонимающим выражением лица переводил глаза, пока я не сделал шаг вперёд, поклонился и произнёс:

— Господин Посол, разрешите представиться, Архангел Илья, или в Японии — Исии, а это мои друзья. Амико-тян, ребёнок, который страдал детским церебральным параличом. В данный момент — абсолютно здорова, что подтверждается множественными анализами. Акико-сан, мама Амико-тян, была обречена, диагноз: Обширный рак центральной нервной системы. Сейчас абсолютно здорова, что подтверждается множественными анализами. Впрочем, о чём это я? Ведь они Ваши дочь и внучка. А вот это мой друг и начальник Владимир Кожин-сан, прибыл со мной для помощи и поддержки. — После этого монолога и поклонился и сделал шаг назад. Посол постоял пару минут, переваривая информацию, которую получил. Затем поклонившись нам, он нажал кнопку на столе:

— Прошу всех присаживаться. Сейчас подадут чай, кофе, — бросив взгляд на ребёнка, — а так же соки и колу. Уважаемый Архангер Ирия (он попытался произнести по русски моё имя, но…), я прекрасно понимаю Ваши трудности и Вашу занятость, но прошу понять и меня. У нас, так же, впрочем, как и у вас в стране большие проблемы с детской смертностью. Я не говорю про несчастные случаи. В данном случае речь идёт о смертности из-за заболеваний, с которыми мы не в силах справится. Уточню вопрос. Речь идёт только о детях, и за лечение наших детей мы готовы платить столько, сколько Вы затребуете…

— Нет! — В нарушение всех этикетов, я прервал Посла. — Прошу простить, господин Посол, но я нарушаю этикет лишь по одной причине. За детей даже не будем вести разговор. Дети — это святое. Но, пожалуйста, не забывайте про взрослых, несущих на себе такое же тяжкое бремя. Не забудьте и о стариках, о людях, которые нас родили, воспитали, выходили в дни наших болезней. Поэтому, господин Посол, я говорю — НЕТ! Нет, тем условиям, которые Вы предлагаете мне. Я буду лечить всех, независимо от их возраста, социальной принадлежности, вероисповедания и всего прочего. Единственное, о чём я хочу попросить Вас и согласовать это с моим начальником, это как часто, когда и какое время будут занимать эти сеансы. А насчёт оплаты, насчёт оплаты, я думаю, разговор ведите с моим начальством. — Тут я поклонился и присел на стул. Володя незаметно подсунул мне в руки запотевший стакан с соком манго. Я благодарно ему подмигнул, потому, как в горле пересохло и от речи и от волнения.

Пока посол переваривал, мы сидели за столиком, и пили кто чай, кто кофе, а мы с Амико пили холодные фруктовые соки.

— Уважаемый Исии-сама, (Устал, наверное, на русском язык ломать.) уважаемые гости. Ваши слова, Исии-сама, как я считаю, больше подходят к той миссии, которую мы хотим взвалить на Вас. Вы очень благородный человек, я преклоняюсь пред Вами. — Посол низко поклонился. — Уважаемый Кожин-сама, что можете Вы сказать по этому вопросу? — Володя поднялся, сняв со своих колен Амико:

— Уважаемый господин Посол, я полностью поддерживаю слова своего друга, Архангела Ильи. Думаю, если вам это будет удобно, то по субботам, в Токио, в центральной больнице, если нам там выделят место, после обеда, после двух часов пополудни можно будет принимать больных и страждущих.

— Господин Кожин-сама, а как же вы будете добираться до Токио в такое сложное время?

— Прошу простить, Ваше Превосходительство, но это уже будет нашей проблемой. — Посол только руками развёл, — Кстати, завтра у нас суббота. Я хочу попросить Вашей помощи, оповестить руководство центральной больницы Токио о нашем приезде.

Прошла небольшая пауза, потому как всё важное было сказано, вопросы безотлагательные решены. Казалось, пора и откланиваться, но тут Володя сделал шаг, достойный Русского Офицера:

— Уважаемый господин Посол, Глубокочтимый Каташи-сама! Прошу меня простить, может быть, я нарушаю каноны и правила, принятые в Японии, но я, — и Володя встал на колени перед Послом, взяв за руку Акико, — Я, Владимир Кожин, Офицер Русской Армии, прошу руки Вашей дочери. Клянусь хранить и оберегать её и дочь её, которую назову своей, быть вместе с ними, пока смерть не разлучит нас. — Тут уже и Акико стала на колени перед отцом. Я быстренько смастерил букет алых роз, побольше и без колючек, и подсунул невесте в руки. По-моему, это был последний аккорд. Старик Посол упал на колени, обнял всех и, рыдая, дрожащим голосом:

Дети мои, эту танка я посвящаю вашей любви, будьте счастливы и хранят вас Боги!

Домой мы возвращались счастливыми. У Акико просто сияли глаза, и она прижималась к Володе. Амико, умаялась за день и уснула у Володи на руках. Я был счастлив, наблюдая, как они на заднем сидении грели друг друга и от того, что, частично благодаря и мне собралась вот такая красивая семья. Дорога, правда была не слишком длинной, Но малышка наша успела выспаться. И теперь с любопытством разглядывала дорогу, по которой мы ехали, ни на минуту не отпуская шею своего папы. Постоянно что-то спрашивала, Володя отвечал, Акико сияющими глазами, обожающим взглядом смотрела на своего жениха, хотя и несколько тревожно поглядывала по сторонам. Проехав шлагбаум, мы вкатили в посёлок. Откуда они всё узнают? Я так до сих пор не знаю, но нас встречал весь посёлок цветами и игрушками.

Впереди всех, на рушнике, с хлебом и солью стояла Варвара Степановна. Когда Акико вышла из машины, к ней, с поклоном подошла наша мама Варя:

— Добро пожаловать, доченька. Пусть наш дом станет твоим, и пускай в нём не переводится хлеб да соль!

— Хлеб да соль! — Хором проскандировали все наши. Акико, не скрывая слёз, отломила кусочек хлеба, макнула в солонку и съела, а потом крепко обняла нашу мамочку, что-то шепча ей по японски, не понятно, но ласково и с любовью.

Амико окружили наши девочки вместе с Машенькой. Конечно, она же уже давно здесь была своя. Девчонки побежали показывать своей новой подруге свои достопримечательности. Женщины, смотрю, Лизонька моя тут тоже уже своя, окружили Акико, и повели по своим, женским кругам. С гордостью обратил внимание на то, Лиза повела Акико показывать свою новую мастерскую. Присмотрелся и понял, что мастерская Лизина то маловата будет, когда все захотят туда войти. А там, как раз все и собрались. Оказалось, что, то, что мы с Лизой ночью натворили, понравилось поголовно всем. Вот ёлки-метёлки, нужно ждать теперь новых заказов. Да, умение работать с пятым измерением — специальность дефицитная.

Пока я о чём-то размышлял, Акико присела за вышивальную машину, и, быстренько так вышила на атласной основе котёнка, ловящего бабочку. Девочки наши впали в ступор. И тут началось: А меня так научишь? Лиза, а где вы взяли эту машину? Илья! Илья! Туды его через веник! А как ты умудрился сделать ещё одну комнату там, где уже и норы не прокопать?

Я пожал плечами и показал им дверь напротив. Когда они туда вломились, то почти совсем окосели. Мастерская нашего Миши их почти добила. А когда я их пригласил на второй этаж и показал комнату с плавающими по стене рыбками, то это их добило окончательно.

Тётя Варя, уперев кулаки в бока, прищурив взгляд:

— Ну, ка, признавайся, герой, носки с дырой, как ты это всё сделал? Только мне не врать, не то выпорю! Ты меня знаешь! — Я сделал плаксивое выражение лица:

— Мама Варя, я больше не буду, честное пионерское! Я не хотел, меня заставили, честное октябрятское! — Тут все и грохнули, смеялись до коликов. А потом мужчины и женщины не могли меня поделить и договориться, кому, что первым делать. Тут уж за меня вступились и Лиза и Володя, и, что удивительно, Акико с Амико стали за меня стеной. А я подошёл к Варваре Степановне и, так, на ушко:

— Что бы тебе, мамочка, хотелось бы ещё? Я всё сделаю, ты только скажи. — Но, неожиданно Варвара Степановна разрыдалась в голос, уткнулась мне в грудь:

— Илюша, родной, ты первый, кто назвал меня мамой. У меня ведь никогда не было детей, и тут ты, мамочкой назвал. Свет ты мой! Да за это я за тебя…

Да, вот так бывает, наверное, только у нас, у русских. Праздник, плавно перетекающий в слёзы. И это, прошу заметить, без грамма спиртного.

Ну, пока мы все тут потихоньку обряжались, смотрю Акико уже в русском сарафане, кстати, ей очень идёт, и все остальные начали ставить и накрывать столы, вот так, прямо на улице. Надолго, правда, не засядем, но часика четыре нам хватит. Тут ко мне подходит Амико:

— Исии-сан, можно Вас спросить? — Я присел перед нею:

— Слушаю тебя, лапушка.

— Скажите, а тот дом, который нам показал папа Вова, он теперь и наш с мамой тоже?

— Конечно ваш. А что случилось? — Амико слегка помялась:

— Нет, ничего, просто тот папа, который был у нас раньше, когда увидел, что я больная, а мама тоже больная он нас выгнал из своего дома и мы жили у дедушки. Здесь так не будет? — У меня даже почернело в глазах.

«Маруся, ты всё слышала»?

«Да, и записала».

«Спасибо». Я нашёл Володю. Ну, где его искать? Конечно, рядом с невестой. Подойдя к нему, я попросил его на пару минут в сторонку. Акико, как видно что-то почуяла, провожала нас тревожным взглядом. Когда мы отошли я сбросил Володе мыслеформу нашего с ребёнком разговора. Володя даже побелел, сжал кулаки, но взял себя в руки, улыбнулся и пошёл Акико. Поцеловав её в губы, сел рядом, как будто ничего не случилось. А я, проходя мимо, попросил Марусю считать данные у Акико о её первом муже. Так, ненавязчиво, но через пару минут я знал всё о Тадаши Кидзуми, менеджера компании среднего звена. Человека среднего достатка, не бедного, можно так сказать. Живёт в пригороде Токио, в таун-хаузе. Словом, не бедствует. И хотя Акико всеми силами его мысленно защищает, я так понял, что сволочь он порядочная. Выгнать больных жену и дочь на улицу… Это же нужно быть каким себялюбом, обожателем себя. Короче, с ним нужно что-то делать.

Мы посидели на улице, в тесной компании, я, например, поужинал, есть хотелось почему-то. Нервная энергия, как видно, тоже питается из желудка. Женщины наши что-то всё спрашивали у Акико, Володя переводил, не выпуская рук невесты. Ребятишки напропалую угощали свою новую подругу сладостями и учили произносить русскую букву «Л». Мужчины обсуждали последнюю новость от Святослава. Виктор Иванович подсел ко мне:

— Илья, а как ты понял, что эта зараза не просто так, а с секретом?

— А чего тут думать. Если бы я ставил нечто подобное, поставил бы растяжку. Ты, Виктор Иванович, думаю, тоже всё сделал с маленьким, но секретом. — Смотрю, мужчины подтягиваются к нам, интересно стало. — Вот скажи мне, Виктор Иванович…

— Илья, иди в болото, зови просто Виктор, не такой уж я и старый, — Я пожал плечами:

— Так вот скажи мне, Виктор, кого ещё, кроме Homo Sapiens и Эссов, ты знаешь, кто способен сотворить такую гадость? Как ты говоришь, Святослав, серная и плавиковая кислоты? «Царская водка». Смесь, правда, другая, азотная и соляная, но вкуснее он от этого не становится. От защиты, что нибудь осталось?

— Ага, осталось, — проворчал Сват, — еле успел из этих остатков выпрыгнуть.

— Слава Богу, что так всё закончилось. И всё таки, Виктор, Володя, кого ещё вы знаете, таких, хитро-мудрых? — Мужики впали в ступор. — И, кстати, кто мог снабдить и Синяков и Рапторов таким оружием, до которого те никогда в жизни не дорастут? А я вот, что думаю. «Маруся, скажи, ты видела, как второй Чиксулуб посетил Землю»?

«Да, наблюдала, второй удар был идентичен первому… — Тут Маруся замялась, — За исключением того, что угол удара отличался от первого на пятнадцать градусов. Я посчитала это различие несущественным».

— Все слышали? Даже УК посчитала несущественными пятнадцать градусов. — В разговор вмешался Володя:

— Витя и ты Сват, ставлю вам задачу. Получите от УК Ильи координаты Земли в этой, параллельной вселенной, аккуратно и тщательно прозондируйте её на предмет разума. Мы, с Ильёй завтра заняты, к вечеру будем дома, вот вечером снова соберёмся в этом составе и будем думать дальше. О, через десять минут дождь пойдёт. Давайте, друзья мои, убираем всё и отдыхать. Завтра будет день — завтра будет пища.

Утро наступило, как уже стало привычным, мягкое, тёплое, бодрое. На кухне привычное трио ласкало слух, я поднялся, заправил постель, несколько раз махнул конечностями, принял душ. Хорошо. Надел своих друзей, Ганса и Марусю, от которой сразу же получил пожелание доброго утра. Спустился на кухню, меня там уже поджидали. Всем — Доброе утро и приятного аппетита. Пока завтракал, не выходила из головы мысль о разнице во времени. А когда вспомнил, что это я, на выезде, сам ставлю время в пункте прибытия, повеселел. Немножко было неприятно от того, что за своими мыслями я не обращал внимания на родных, но у них, похоже были свои проблемы. Маша и Миша готовились к отъезду к своим местам работы, Сима и мамочка, чувствовал просто, рвались в мастерскую. Невольно улыбнулся. Ладно, нашли для мамочки занятие, пускай развлекается. Ладно, одеваю свой любимый светлый полуспортивный костюм, кроссовки. Оделся, готовность номер один. Звоню шефу, а он уже устраивает Амико в гимназию. Разбирайся, типа, сам. Понял, вопросов нет. Пошарив по карманам, обнаружил в каждом пачечку денежек. Что ж, будем исходить из того, что имеем.

Придя на стоянку, сел в машину, проверил наличие всех документов, глубоко вздохнул, завёл двигатель, снял со стояночного тормоза — поехали. Возле шлагбаума остановка:

— Япония, Токио, два часа пополудни.

— Принято, Япония, Токио, два часа пополудни. На выезде — поворот направо. Счастливого пути.

— Спасибо. — На выезде бравый полицейский, с отданием чести, мой поклон. Лево — право чисто, поворот на право, через пару километров плакат с иероглифами. Токио. «Маруся, веди, центральная больница».

«Принято, не забудь о левостороннем движении. — Ого, а я ведь даже и не вспоминал, перестраиваемся… перестроился. — Едем прямо восемьсот метров… Есть, поворот налево, едем прямо шестьсот пятьдесят метров… Есть, поворот направо, осторожно, пешеходный переход, уступи пешеходам. Двигаемся прямо сто пять метров и поворот налево. Стоянка, ищем место, находим, паркуемся. Есть, прибыли». Не успел я выйти из машины, как ко мне подскочил мелкий, вертлявый тип, с квитанционной книжкой. Увидел, наверное, российский флаг на номере и решил подзаработать:

— Уважаемый автомобилист, в какой валюте будете платить за стоянку? Полчаса стоянки оплачиваем по сто долларов США. — Я внимательно посмотрел на него, вынул из нагрудного кармана удостоверение ФСБ России и на чистом японском языке задаю вопрос:

— Представьтесь, пожалуйста, покажите Вашу лицензию на право взимания стояночного сбора, и сбора именно в сумме ста долларов США за полчаса? — Больше я этого типа не видел.

Зайдя с центрального входа, я обратился к полицейскому, несущему службу на вахте:

— Уважаемый страж, прошу Вас сообщить руководству, что прибыл из России Архангел Исии, по взаимной договорённости. Спасибо. — Пока вахтёр звонил, я огляделся. Чисто, аккуратно, современно, людей не много. Япония. Когда же у нас всё будет таким? Пока я размышлял на, не очень, для себя, весёлые темы, по лестнице спустился представительный мужчина, в белом халате. Для японца довольно высокого роста, более ста восьмидесяти. Глянув на стража, который указал на меня, обратился ко мне:

— Я Вас слушаю, прошу простить, не совсем понял Ваши имя и фамилию? — Я поклонился врачу. Что ж, я его понимал:

— Господин Иши Каташи, посол Японской Империи в России должен был созвониться с руководством Центральной Больницы Токио, и договориться о моём приезде к вам. — Доктор довольно долго смотрел на меня:

— Да, у меня утром был звонок, который я счёл глупым и жестоким розыгрышем. Теперь я вижу Вас. Простите мой врачебный маразм, но я бы хотел, чтобы Вы привели какое нибудь доказательство того, что мне наговорил Каташи-сама. — Я внутренне усмехнулся, что ж, это нормально, это врач, он лечит людей и допускать к больным людям абы кого не позволяет.

Я выпрямился: «Маруся, Архангел»! «Есть. Исполнено». Охранник, бедолага, начал икать от волнения, а доктор подошёл ко мне, ощупал мой хитон, попытался достать до кончика крыла. А когда я крылья развёл, он сложил ладони перед грудью, глубоко поклонился и произнёс:

— Добро пожаловать, Посланник Господа! — Я вынул из крыла перо, вручил доктору:

— Это не просто пёрышко, когда я понадоблюсь срочно, потрите его, и я буду знать, что нужен Вам. Прошу простить, но я не расслышал Вашего имени. — Доктор покраснел:

— Прошу простить, Исии-сама, моё имя Собуру Маваши, и прошу Вас пройти со мной.

— Минутку, — «Маруся, норма», «Есть норма», — Пойдёмте, господин Маваши-сама.

По моей просьбе к особенно тяжёлым больным я шёл сам, в сопровождении Главврача. Первым был мальчик, лет пятнадцати, ребёнок, которого вытащили из пожара. 67 процентов ожогов третьей степени, выжгло глаза, сожжены трахеи, вместо них стоят фибровые трубки. Дышит крайне тяжело, потому что и лёгкие на 30 процентов сожжены. Да, ребята, это нужно видеть, представить такое невозможно. Я глубоко вздохнул: «Маруся, Ганс, поддержите», «Не волнуйся Илья, всё будет в порядке».

— Работаем, — я присел я на стул, рядом с кроватью. Положил левую ладонь ему на лоб, правую — на сердце. Сначала нужно стабилизировать ауру мальчишечки, а дальше — как Бог даст.

Начало было тяжёлым. Такого обилия алого цвета в ауре больного я ещё не видел. Подозреваю, что Маваши поставил меня на этого малыша, потому, что надежды на его исцеление не было ни у кого, а у меня вдруг — да получится. Так, ага, начала пробиваться бирюза. Держись, парень, нас так просто не одолеть! Пошли в рост альвеолы лёгких:

— Маваши-сама, снимайте трубы на трахеях, через пару минут парень сам начнёт дышать. — Вокруг нас закружила-завертела метель из белых халатов. В районе солнечного сплетения начал формироваться чёрный, ого, какой чёрный смерч. Не обращая внимания ни на что, я начал сгребать алые прожилки и комки в этот смерч. Постепенно, алого становилось всё меньше. Больше всего напрягали кроваво-алые пятна на месте глаз, но и они тускнели, наливаясь сначала зеленью, а потом, постепенно бирюзой. Так, вроде бы всё восстановлено. Сейчас, ещё раз проведу по телу руками, нет, порядок, везде кристальная бирюза. А вот чёрный смерч скатаем в шарик и — на другой конец вселенной, в середину какой нибудь звезды.

— Всё, доктор, можете проверять, — я, не открывая глаз откинулся на спинку стула, — Если кто-нибудь даст мне стакан воды, буду благодарен. — Мне в руку ткнулся стакан ледяной воды. Вот спасибо. Я, с наслаждением выпил, и только после этого смог открыть глаза. Боже мой! Откуда их столько набежало. Ну их, вы мне парня покажите. Ага, дышит носом, спит, похоже. Глаза закрыты, на веках — пышные ресницы — мечта любой девчонки. Извини, парень, хуже сделать не мог. Приподняв веко, увидел, как отреагировал зрачок. Нормально. Осмотрел тело. Да, парень, придётся тебе в солярий походить, много новой, светлой кожи. Ну, да тоже не проблема. Парень — не девушка, справится.

Поворачиваюсь к доктору:

— Анализы, когда будете делать? — Тут и доктор не выдержал, и, вместе со всеми, уже стоящими на коленях, тоже бухнулся на колени:

— Простите меня, Исии-сама, я ведь до последнего не верил в то, что у Вас что-то получится. А тут! — Я стал на колени рядом с доктором:

— Маваши-сама, давайте на коленях будем дома, перед алтарями стоять, а сейчас, если можно, конечно, попьём кофе и пойдём к следующему пациенту. — Доктор подхватился:

— Конечно, конечно, Исии-сама, а может пообедать не против? — Я прислушался к себе:

— Вы правы, уважаемый доктор, я не прочь пообедать.

Обед прошёл, как пишут, в тёплой и дружественной обстановке. Пока мы ели, рыба, в основном, Япония, понимаешь. Тут к доктору подошла немолодая медсестра и что-то ему прошептала. Доктор закаменел лицом.

— Доктор, что случилось? — Я отложил в сторону палочки. Еле-еле приноровился к ним. Доктор опустил взгляд:

— Мне, право, неудобно просить Вас, Исии-сама…

— Доктор, прошу Вас.

— У нас, в родильном отделении, позавчера родилась девочка…

— И что с ней? — Доктор Маваши поднял на меня страдающий взгляд:

— У неё нет сердца. — Я был ошарашен:

— Что, совсем нет сердца?

— Да, Исии-сама, только зародыш. И вот сейчас она на аппарате «Искусственное сердце», и специалисты предупреждают, что кровоток слабый, питание мозга слабое. Ребёнку осталось жить, от силы, два часа. — Я сорвался с места:

— Ведите.

В палате родильного отделения, в боксе для недоношенных деток лежала маленькая, синенькая лапушка, у которой, по всей вероятности, даже не было сил просто пискнуть, не то, что закричать. К ней был подключён аппарат «Искусственное сердце». Рядом с боксом, похоже, лежала мамочка, у которой тоже уже не было сил просто плакать. Ладно, работаем.

Просканировав младенца, был удивлён, как это создание ещё имеет силы бороться за жизнь. Раз борется человечек — ему надо помочь. Первым делом приложил силы и дал команду «В рост» зародышу сердца, заодно убирая все алые прожилки. Пока сердечко росло, проверил мозг лапушки, почистил от спазмов и тромбиков. Вот, мозг засиял первозданной бирюзой. А тут и сердечко подоспело.

— Отключайте аппарат, вынимайте катетеры.

— Но, Исии-сама…

— Я сказал! — Зашевелились, забегали, отключили, вытащили, заклеили. А деточка губёночками своими, взяла и надула пузырёк. Я открыл бокс и вынул девочку. Умостив её на руках, вдруг почувствовал, как по левому боку потекло что-то горячее. Ещё не во всё веря, взял жидкость на пальцы, осмотрел, понюхал, лизнул даже. Это же надо! Описала меня! Хорошая примета, а когда открыла ротик и выдала крик на три квартала, я понял — будет оперная певица! Положив младенца под мышку маме:

— Кушать просит, и переодеться. Мне бы тоже не помешало. — Тут снова завертелась карусель, а я совершенно без сил присел в углу, в кресло и отрубился. Снилось мне ширь широченная, бирюзового цвета, и было мне так хорошо, как не бывает в жизни.

Очнулся я резко, в кровати, больничной пижаме, а рядом сидит сияющий доктор Маваши. Увидев, что я очнулся, он поднялся, поклонился:

— С пробуждением, Исии-сама. — Мне было не до улыбок:

— Как ребёнок: Кардиограмму сердца сняли?

— Всё сделали, уважаемый Целитель. Сердце совершенно здорового ребёнка. А аппетит какой! Мамочка просто сияет от счастья. — Я присел на кровати:

— Ну и, Слава Богу! Надеюсь, что сегодня Вы от меня уже ничего не ждёте? По субботам, в это же время ждите меня. Будем снова спасать кого нибудь, неважно кого. — Вижу, доктор мнётся, видимо не знает, как сказать. Тогда я скажу первым:

— Простите, уважаемый Маваши-сама, у меня к Вам вопрос есть, может, Вы мне поможете?

— Я Вас слушаю, уважаемый Целитель?

— Понимаете, доктор, мой старший сын, ему девять лет очень любит сам собирать различные механизмы, ну, типа велосипеда с мотором, или картинга. Но вот беда. У нас это, возможно и можно купить, но вот где? А уж в Токио, я подозреваю, купить можно наверняка. Вы не сомневайтесь, деньги у меня есть, мне бы только кто подсказал, где можно купить ребёнку такой подарок. — Доктор улыбнулся:

— А сколько у Вас детей?

— Ну, если реально, то трое. Мальчик, девять лет, девочка, три с половиной года. Ждём ещё ребёнка, но это ещё не скоро, почти восемь месяцев. Но у нас есть ещё ребёнок, щенок лабрадора, девочка, ей три месяца. Зовут её Сима, и она наша общая любовь. — Доктор развёл руками:

— Ну, если собак вы тоже за детей считаете, то я не удивляюсь Вашей самоотверженности при спасении наших детей. Кстати, сейчас Вам принесут Вашу одежду. Её постирали, погладили. Всё нормально. Содержимое всех Ваших карманов тут, — он стукнул ладонью, — в тумбочке. Я сейчас схожу, посмотрю на наших пациентов, а потом приду и мы с Вами попьём кофе, поболтаем. А когда будете чувствовать в себе силы — проводим домой. А пока, как врач, рекомендую Вам ещё полежать. — Я кивнул. Действительно, силы были ещё не те. Так, тихонько прикрыв глаза, я не заметил, как уснул.

Проснулся и чувствую — вот это то, что надо. Поднялся, вижу на стуле сложенный мой костюм. Постепенно поменял пижаму на костюм, надел кроссовки. Залез в тумбочку. Да, всё на месте, как и положено. Удостоверение, права по карманам, деньги — по карманам. Опять не потратил. Ну и ладно, целее будут. Ну, что убегать, не попрощавшись, как то не красиво, а идти искать кого надо. Где искать? Больница большая.

Неожиданно распахнулась дверь и ко мне в палату вломилась целая делегация. Впереди всех доктор Маваши, с улыбкой на ширину приклада, за ним двое мужчин и три женщины.

— Дорогой наш Целитель, позвольте представить Вам родителей Судзи, мальчика с ожогами, а это тётя и бабушка нашей Юми, девочки, которой Вы сегодня подарили сердце. Я не знаю обычаев России, но у нас, в Японии, человек, который спас жизнь твоему ребёнку становится твоим лучшим другом, братом, который в любой момент придёт тебе на помощь, если ты в ней нуждаешься. И чем бы он ни был занят, он бросит всё и придёт к тебе на помощь. А женщины, человека спасшего его ребёнка постоянно прославляют и в словах и в молитвах. — От этих слов мне стало на душе настолько тепло, что я обнял всех, кого смог достать и постарался передать им всем частицу своего целительского дара, для того, чтобы они могли помогать своим детям, если тем станет плохо.

Провожали меня, по-моему, всей больницей, конечно, я не имею в виду больных. Нет, ребята, приносить людям радость, в этом есть смысл жизни. Кто со мной не согласен? Подняли руки? Ну, вот видите, все со мной согласны.

Ехал наобум, Маруся молчит, движение левостороннее, и вдруг — наш знаменитый, бравый полицейский, с отданием чести. Поклон, поворот налево, шлагбаум, который, почему-то не открывается. Странно. Вдруг:

«Будете парковаться — не забудьте проверить багажник». Оппа! Такое мне не нравится.

«Маруся, что у нас в багажнике»?

«Не переживай, тебе понравится, японцы расстарались». — Ну, блин, погодите… Остановившись у своего дома, я открыл багажник… Так, два пакета, один огромный, сам я вряд ли подниму, прищурился сквозь пакет… Не понял, механизм какой-то. Второй тоже объёмистый, но лёгкий, сравнительно, конечно. Смотрю — откуда ни возьмись, наши бегут. Ага, уже доложили, наверное. Ну, хоть донести помогут. Пригляделся — на большом пакете карман, а в кармане небольшая книжица. И, пока наши бежали ко мне, успел ухватить кусочек текста и фотографию на титульном листе. Ну, японцы! Дай им Бог здоровья и всего того, что они сами себе хотят! Квадроцикл! Для Мишки. Комплект для полной сборки! С ума сойти! Тут подбежали наши мальчики и девочки. Впереди, на лихом коне, с шашкой наголо, мама Варя. С некоторых пор, прошу прощения, но иначе её называть я не могу. Подбегает, в щёку — чмок, и темпе пулемёта «Максим» начинает мне выкладывать, как им позвонили, как им рассказали, как меня описывали и опИсали тоже, просили мне не говорить, но перевели на наш счёт определённую сумму денег. Тут мне стало стыдно.

— Мама Варя, ну как они могли ещё переводить деньги, когда, вот смотри, подарки какие в багажнике. Витя, Сват, помогите вытащить. Вместе мы достали квадроцикл, занесли его в мастерскую. Глянул на часы — скоро приедут дети.

— А Володя то где? — Девочки засуетились:

— Он с дочкой, в гимназии, помогает ей пройти курс адаптации. — Я улыбнулся:

— Молодец, Вовка. А как Акико? — Девочки с, деланно-недоумённым видом, переглянулись:

— Мы такой не знаем. — Тут уж я не знал, то ли волноваться, то ли идти на поводу у девчонок. Я понял, что меня разыгрывают:

— Ну, ка признавайтесь, куда спрятали Володину жену?

— А, так ты имеешь ввиду Надю Кожину? Никуда она не девалась, сидит дома, ждёт дочь Алису и мужа и готовит им обед. Кстати, твоя Лиза ей активно помогает. Так, что не переживай, все на месте. — Вытирая рукавом лоб, я присел на задний бампер. Да, вторая коробочка легко выпорхнула из багажника. Интересно, а что же там?

— Между прочим, сынок, — это мама Варя мне на ушко, — Надя, Алиса и Володя приглашают всех сегодня к ним на официальное сватовство. Конечно, нужны родители с обеих сторон, но я думаю, что за всех управлюсь. Ты как? Не возражаешь? — Я крепко обнял Варвару Степановну:

— Ну, как же я могу возражать, если процедуру будет проводить наша мамочка? Конечно, я за! — Наконец меня отпустили, я поставил машину на стоянку, и — бегом домой. Дома я быстро занёс пакет полегче к себе в кабинет. Распаковал. Первая же подарочная коробка поставила меня в ступор. Да, это японцы! Комплект — серьги, браслет и кулон на золотой цепочке (сорок сантиметров) из изумруда. Я долго приглядывался, принюхивался, пытался укусить, поцарапал стекло. Настоящие! Следующая коробка — комплект — серьги, браслет и кулон на золотой цепочке (20 сантиметров) — изумруд, настоящий. Дальше пара комплектов из рубина, пара комплектов из прозрачного бриллианта. Пара комплектов просто из золота, просто из платины. Блин!!! Я же с ними вовек не рассчитаюсь! А ещё квадроцикл, а ещё денег перевели. Я был на грани истерики. Но на улице послышался шум автобуса, и я быстро выскочил из кабинета.

Выйдя на порог, я с улыбкой наблюдал, как бежит домой Сима, за ней Лиза. Удивлённо глядя на них, идут домой дети. Быстро чмокнув меня в щёку, Лиза скрылась на кухне. Поздоровавшись с детьми, я быстро шепнул Мише, что у меня для него есть сюрприз, на что глазёнки его загорелись интересом, а зайдя на кухню, шепнул на ушко Лизе, что для неё тоже есть сюрприз. Тут уже и Лиза заинтересовалась. Но сначала всем переодеться и пообедать, (я, правда, уже обедал, но теперь я понимаю, почему японцы такие маленькие), есть хотелось неимоверно.

Обед пролетел незаметно. Все были в предвкушении.

— Пообедали? — Я попытался немного поёрничать, — Все наелись?

— ПАПА! — Хором на меня. Я поднял руки, сдаюсь.

— Пойдёмте, для начала, в мастерскую к Михаилу Ильичу. Никто не против? — Лиза начала терять терпение:

— Поколочу! — И ведь поколотит, я её знаю. Поэтому мы все, по быстрому зашли к Мише в мастерскую и замерли возле пакета.

— Папа, что это? — Прошептал сын. Не говоря ни слова, я запустил руку в карман пакета и достал оттуда буклет, в котором на русском (НА РУССКОМ!!!) языке была напечатана полная инструкция сборки квадроцикла на аккумуляторных батареях. Правда, это всё, что я успел вычитать, пока была возможность. Мишка тихо присел в уголочке и начал штудировать инструкцию.

— Миша, прошу у тебя внимания! — Я был строг, словно учитель труда.

— А? Что? — Мой ребёнок с трудом оторвался от буклета и сосредоточил внимание на мне.

— Значит так, конструктор ты наш. Прежде чем ты приступишь к сборке данного агрегата, ты, в обязательном порядке сдашь мне и маме зачёт по правилам Техники Безопасности при проведении монтажно-сборочных работ. Вопросы? Где их взять? Там, в дальнем уголочке, висит полочка, на которой стоят несколько книг. Все эти книги, как раз, по Технике Безопасности при проведении различных работ. Это первое. Второе. Согласно Закону о Труде в Российской Федерации, ты, как лицо, не достигшее совершеннолетия, имеешь право работать не более четырёх часов в сутки. А учитывая то, что ты тратишь, как минимум два часа на выполнение домашнего задания, то значит, на механосборочные работы тебе остаётся два часа в день. Всё остальное время можешь тратить на изучение особенностей агрегата, проверять комплектность, ну и так далее. А в выходные, в выходные — уж как получится. Сам понимаешь, мы на службе. Ты всё понял? — Миша молча подошёл и крепко обнял меня:

— Папка! — Прошептал он мне на ухо, — Ты самый лучший!

— Спасибо. Теперь займёмся девочками. Так, мои самые красивые, пойдёмте к вам в мастерскую. Запустив девчонок в мастерскую, я быстро метнулся в свой кабинет, аккуратненько так подхватил пакет и понёс его к девчонкам.

Здесь тоже царило молчание. Девочки не верили своим глазам, шёпотом задавали вопросы, я кивал в ответ. Примеряли всё, что можно было померять. Под ногами крутилась, попискивая, Симочка. На неё никто не обращал внимания. Но я увидел в самом низу необычной формы пенал. Тихонько так вытащив его из общей кучи, открыл… Ну да, три, нет, ТРИ! шикарных ошейника для нашей Симы. Выбрав, на мой взгляд, самый красивый, я надел его нашей собачке, немного подрегулировал и отпустил её перед зеркалом. Сначала Сима не поняла, что это на шейке стало немного не комфортно, но когда увидела себя в зеркале! Да, это истинная дама! И так покрутится, посмотрит, и так. Потом повернулась ко мне:

«Мне нравится, спасибо. Ты самый лучший»! — Подошла, потёрлась бочком о ногу, лизнула руку, вздохнула и пошла в отведённый ей уголок, отдыхать.

«Симочка, ты ещё не всё померяла, девочка моя»!

«Потом померяю, оно же не убежит»… Эта мысль пришла уже на грани засыпания. Устал ребёнок, пусть отдыхает. Лиза повернулась ко мне:

— Это всё наше? — Я кивнул, — Это точно всё наше? — Я снова кивнул. — Тогда так. Вот этот рубиновый набор я хочу подарить Наде Кожиной на свадьбу. Не возражаешь? Дальше, вот этот изумрудный набор я хочу подарить маме Варе, она так много делает для нас всех. Не возражаешь? Себе я возьму бриллиантовый набор, Машеньке — маленький из платины, а маленький золотой — для Алисы Кожиной. Не возражаешь? Вот. Остальное пусть, думаю, полежит. Ведь не испортится, как думаешь?

 

Ещё проблемы

— Господин Тадаши Кудзума? — Двое, в полупоклоне, прижав к груди шляпы, стояли на пороге дома, в котором ещё недавно жили Акико и Амико.

— Да, — молодой, но уже слегка обрюзгший мужчина с неприязнью посмотрел на ранних посетителей.

— Разрешите представиться, я — Садако Окимура, следователь криминального отдела префектуры Токио, а рядом со мной — господин Мико Акира, судебный исполнитель префектуры Токио. Разрешите нам войти?

Хозяин дома, услышав, кто к нему пришёл с утра, был на грани потери сознания. Согласно кивнув, он указал гостям дверь кабинета. Гости, войдя в кабинет, присели у стола, раскрыв портфели, обернулись к хозяину. Готов ли он их слушать. Ну, готов — не готов, первым начал следователь. Он демонстративно положил на стол диктофон, включил его и начал:

— В две тысячи четырнадцатом году были зафиксированы три сделки по продаже строительных материалов, не прошедших сертификацию. Общая сумма сделки составила более трёх миллиардов иен. Ваша доля в этой сделке составила пятнадцать процентов. Ваша подпись стоит под всеми договорами. В две тысячи пятнадцатом году таких сделок зафиксировано уже шесть. Ещё четыре готовятся на подпись уже в этом году. Я Вас ни о чём не спрашиваю, потому, что все данные мы получили от Вашего главного бухгалтера. Я даже не буду спрашивать Вас о налогах, с полученных прибылей, потому, что они получены незаконным путём. Вопрос один. Насколько нам известно, в Вашем владении, кроме этого таун-хауса имеется особняк на острове Окинава и ещё два коттеджа в Сеуле и Пусане, в Южной Корее. На данный момент, пока продолжается следствие, Вам предписано, не покидать пределов Токио. Для того чтобы у Вас не возникло соблазнов, — Окимура вынул из портфеля электронный браслет на ногу, специально сделанный для того, чтобы постоянно отслеживать местонахождение человека, — этот браслет. А чтобы не возникало вопросов — вот предписание, за подписью Прокурора Токио. — Застегнув браслет на ноге Тадаши, следователь поклонился и присел. Слово взял судебный исполнитель Мико Акира:

— На вчерашнем заседании суда, кстати, Вам высылались повестки, с предложением посещения суда, где слушалось Ваше дело о законности приобретения Вами всей недвижимости, что в Токио, что на острове Окинава, что в Южной Корее. Вы, однако, проигнорировали наши приглашения. — Тадаши облился холодным потом, потому, что он сам никогда не проверял почтовый ящик. На это у него была служанка, которая неделю назад исчезла. Теперь он понимал, почему. — Так вот, согласно принятого решения вчерашнего судебного заседания, Вы лишаетесь всех прав на все единицы недвижимости, и в Токио, и на острове Окинава, и в Сеуле, и в Пусане. Согласно того же решения суда Вам предлагается в трёхдневный срок освободить все эти единицы недвижимости. Вам разрешено взять с собой только то, что Вы сможете унести в руках. Подпись — Верховный Судья префектуры Токио. Вот, пожалуйста, приговор, а вот здесь прошу расписаться в ознакомлении. — Тадаши сидел в полном ступоре:

— А где я буду жить? — Жалобно спросил он. Следователь, поднявшись, демонстративно выключил записывающее устройство, и брезгливо скользнув по этому, размазанному подобию человека:

— А когда ты выгонял смертельно больных жену и дочь на улицу, ты думал о том, где они будут жить?

— Так это всё эта сучка наговорила на меня! — Глаза у Тадаши запылали, — найду — убью! — Следователь с жалостью посмотрел на дурака:

— Она, между прочим, до последнего защищала тебя, хотя не стоило. Но не надейся, тебе их не найти. — В разговор включился судебный исполнитель:

— Нашёлся Целитель, который смог вылечить обеих девочек, и теперь мама вышла замуж, а дочку удочерил её нынешний отец. Их нынешний отец тебе не чета. Попробуй сунуться — оторвёт голову. А девочки. Девочки обе счастливы, чего и тебе желают. Вот, пожалуй, и всё. Позвольте откланяться. Да, и не забудьте, три дня. В этот дом уже ждёт вселения нормальная семья. Три дня, иначе выселять Вас придут судебные исполнители.

Сватовство шло своим порядком. Надю спрятали в нашем доме, выкуп требовала Лиза, помогали ей все девчонки, начиная от Машеньки и Алисы, заканчивая Катей, Настей и Алёной. Что интересно, мы тут живём уже, Слава Богу, третью неделю, но я только в первый раз обратил внимание на серенькую, словно мышка, маленькую женщину, которую пару раз, может быть, и видел, но не помню!

— Витя, извини, пожалуйста, может нескромный вопрос. Эта маленькая, как девочка…

— И серенькая, как мышка, — с улыбкой добавил Виктор, — и, главное, ты её только что заметил, так? — Я покраснел, как свекла и кивнул, — Это моя жена, Леночка. А то, что ты её не видел, так это нормально. Она педагог в гимназии. Рано уезжает, поздно приезжает. — Тут он вздохнул. Дал паузу.

— А вот Катя, Настя и Алёна — наши дочери. Тройняшки. Не близнецы, просто вместе родились. — Я выдохнул:

— Ну, Слава Богу, а то уж чего только не подумаешь. Как там, выкупили?

— Нет еще, хорошо девоньки торгуются, особенно Алиса, на своём, полу японском, но самое главное, всё понятно! — Я попытался встать на цыпочки, но вспомнил, что умею левитировать. И как только я об этом вспомнил, что-то защекотало между лопатками. Я уж подумал, что это кто-то из моих ребят через перо меня вызывает. Обернулся, и…На меня смотрит черное, крутящееся дуло смерча. Такого я ещё не видел. Интересно:

«Маруся, видишь»?

«Нет, но чувствую что-то незнакомое».

«А где у нас Володя»?

«Как где? Как положено, дома, сидит, ждёт результатов выкупа».

«Понятно. Виктор, ты здесь что-нибудь видишь»? — Витя обернулся, пошарил глазами:

«Ничего не вижу».

«А так»? — Я уже привычно сделал переброс пальцами.

«Нет», — И Виктор, и Маруся в один голос. Тут уж меня достало. Сделав движение обеими руками, словно отбрасываю шторы на окне.

«Ого, вижу»! — Снова хором, Маруся виновато добавила:

«Я такое не знаю»… А Виктор подошёл поближе, хмыкнул:

«Да, Илюша, кому-то ты крепко мешаешь жить».

«Прости, Витя, не понял».

«Это очень редкий элемент шестого уровня, между собой мы его зовём „Четыре Т“, Тяжёлый Транспортно — Телепортационный Тоннель. Изделие очень дорогое, делают его специалисты с задатками знаний шестого уровня, не менее четырёх человек. Делается долго, ошибки постоянны. Но если получается, то через него в секунду может проскочить танковая дивизия. Остаётся надеяться, что там, на той стороне не такие уж специалисты». — Я почесал в затылке:

«Маруся, девочка моя, я понимаю, что это невероятно сложно, но попробуй считать координаты того конца тоннеля».

«Приято, пробую». Через пару минут:

«Есть координаты. Снова параллельная вселенная». — На нас уже стали обращать внимание девочки, торг у них закончился, невесту выкупили, появилось время глянуть, чем там мужики занимаются.

— Что это у вас? — Мама Варя, с обеспокоенным видом. Пришлось выкручиваться:

— Это, что ли? Да, так, мелочь пузатая, приблудилась нечаянно, сейчас выгоним. — Я подошёл к тоннелю, краем глаза вижу, как Виктор и Сват дёрнулись в мою сторону, но промолчали. А я хлопнул ладонями по краям овала, слепил его в линию. Эту линию попробовал начать сматывать. Получилось. Сматывал довольно долго, получилась толстенькая такая колбаска. Ага, что дальше? А если концы свести? Получился тор, в котором просто чувствовалась силища, распирающая его. Погоди, я еще не закончил. Пробую смять, взять на излом. С трудом, но получается. Давай я его месить, как тесто, вылепил из него шар. Просто чувствую, что медлить нельзя:

«Маруся, давай эту лабуду в центр Солнца, со всей возможной скоростью».

«Принято, отправляю». — Шар, размером с футбольный мяч просто исчез из моих рук. Смотрю, мужики наши осели. А девочки так ничего не поняли, Слава Богу. Я тоже, чувствую, что по спине просто течёт. Нужно пойти душ принять, сватовство закончилось, вход свободен.

«На Солнце зафиксирован протуберанец мощностью около ста мегатонн». Мы переглянулись. Да, ребята, похоже на то, что шутки кончились. Но, пока у нас есть время, нужно помочь Володе сформировать семью. В смысле, сначала проведём свадьбу, а уж потом будем мечи точить. Мужики согласно кивнули.

— Да, Витя, ты не будешь против, если я поработаю с Еленой, прости, как её отчество?

— Игоревна, а что ты хочешь сделать?

— Ну, я думаю, что каждая женщина, на свадьбе, пусть и не на своей, должна выглядеть самой красивой? Как ты считаешь? — Виктор обалдело посмотрел на меня, потом уже собрался звать жену, но я попросил пять минут, принять душ. Ну, нельзя таким вонючим приближаться к женщине.

Через пять минут Виктор и Елена были в моём кабинете. Тут же были и Лиза, и мама Варя, и Надя с Володей (ну, не смогли мы его вытолкать, куда он теперь без своей Надежды), ну, конечно же, все наши девчонки (собачки тоже). Леночка очень стеснялась, прятала лицо, не знала, куда девать свои руки. Удивительно, замужняя женщина, мать троих детей… Ладно, работаем. Первым делом проверяю ауру. Понимаю, конечно, что Витины Ганс и Маруся держат здоровье Елены в тонусе, но тут нужно немного не то. Вот, обращаем внимание на голову, вроде бы всё в порядке, но сквозь сапфировый туман пробиваются коричневые жилочки. Вот это не порядок, из такого оттенка может выползти всё, что угодно, поэтому убираем, формируем смерч. Ого, а смерч то с чёрными полосами. Следовательно, необходимо незаметно продиагностировать весь организм. Так, суставы — коричневый оттенок, убираем. Бирюза, порядок. Внутренние органы. Шейка матки — оранжевая! Ганс, как ты это просмотрел? Ладно, работаем. Все горячие тона постепенно изгоняем. Ещё минут несколько — бирюза по всему организму. Ну, Слава Господу.

— Девочки, — я обернулся к присутствующим, — не сочтите за труд, помогите Елене Игоревне привести себя в порядок. Ну, а мы с мужчинами пойдём на перекур. Не возражаете?

Через полчаса из нашего дома вышла незнакомая дама, с пышной причёской, огромными, зовущими глазами и в японском сари. Вот чего не ожидал, так это того, что японский стиль так удачно ляжет на эту, ранее незаметную женщину. Теперь она сияла звездой. Виктор, с восхищением в глазах, стал на колено перед женой.

— Леночка, я в восхищении! — А дочери, с открытыми ртами следили, как их мама вновь очаровывали их отца. А затем с визгом бросились обнимать и целовать мамочку.

А Виктор, подойдя ко мне, крепко пожал мне руку.

«Ты волшебник»! — Я скромно пожал плечами.

Дальше всё пошло, как положено. Святослав привёз из Соловецкого монастыря дьякона, Отца Варлама, который окрестил Акико русским именем Надежда, а Амико русским именем Мария (Ну нет в Святцах имени Алиса, будут с Машенькой тёзками), затем и обвенчал раба Божьего Владимира с рабой Божьей Надеждой.

Неожиданно для всех подъехал ещё один автомобиль, самое странное, не наш! Как шлагбаум пропустил? Из машины вышли двое нам совершенно не знакомых мужчин, но перед которыми Отец Варлам стал на колени. Благословив священника, они подошли ко мне с улыбками и взглядами, в которых светились кротость и милосердие. И тут меня как что-то в сердце толкнуло:

«Маруся, Архангел»! Да это были мои Братья, Брат Гавриил и Брат Михаил. Они прибыли к нам освятить нашим присутствием эту одобренную Господом, свадьбу. Они побыли у нас недолго, благословили каждого, поцеловали всех детей, каждому подарили по перу из крыла Архангела и, забрав Отца Варлама, уехали.

Тут мама Варя, отойдя от экстаза, взяла бразды правления в свои руки. Свадьба потекла своим чередом. Хорошо, когда народу не много, большая часть из них дети. Спиртного на столе почти не было, а то, что было, не особо пользовалось популярностью. Гуляли до утра. Даже получасовой дождик никого не смог загнать под крышу.

Следующий день был объявлен выходным.

 

Снова проблемы

Утро. Если раньше это слово вызывало нервно-психическую аллергию, то сейчас утро для нас — самое радостное время суток. И особенно по выходным. Утро выходного дня начинается с полу приглушённого взвизга, маленький, такой симпатичный снарядик, с косичками, вкручивается между родителями и сладко так засыпает. Затем такой сердито топающий, с одним открытым глазом влезает ко мне, с краю, закутывается в одеяло и тоже засыпает. И с недавних времён это четырёхлапое чадушко научилось запрыгивать к нам на кровать, пару минут укладывается в складках одеяла и тоже засыпает. Нам с мамой только что и остаётся, что смотреть друг на друга, а мамочке нашей ещё поглаживать свой животик и слегка жмуриться в предвкушении. А мне? Что остаётся мне? Только представлять, как на нашей кровати, по утрам их будет куча-мала… Э-эх, а что? Недурно будет смотреться, скорее всего, со стороны, а вот изнутри? Вопрос… Не, ребята, всё будет в порядке, за это я вам отвечаю. Сейчас ещё подремлем и…

Все уснули. И спали, пока нашей Симфонии не приспичило. Тут уж она никому спать не даст, такое запоёт, типа «Марсельезы», приходиться подниматься. Но настроение уже хорошее. Миша быстренько набрасывает спортивный костюм и — с Симой на улицу, мама и Машенька в душевую, ну а мне, как обычно, всё самое ответственное. Сейчас надену наушник и браслет, «Привет, ребята»! Открываю окно, Боже, какой же тут вкусный свежий воздух, заправляю кровать. Пока всё это делал, девочки освободили душевую, пойду и я. Пока я умывался, пришли Миши и Сима. В общем — утро, как утро. Хорошо, что никаких неожиданностей. Так, накаркал. Маруся:

«Внешний вызов, доктор Маваши».

«Соединяй, конечно».

«Исии-сама, это доктор Маваши, с наилучшими пожеланиями».

«Здравствуйте, доктор Маваши-сама, и Вам всего хорошего. Что у Вас случилось»?

«Понимаете, Исии-сама, у нас на соревнованиях по картингу случилась страшная авария. — Доктор замялся, я терпеливо ждал, — Молодому человеку, десяти лет оторвало руки и ноги».

«Когда это произошло»? — Перебил я его.

«Два часа назад»…

«Вы молодец, доктор. Сколько у вас, в Японии, сейчас времени»?

«Семь часов вечера».

«Я всё понял, уважаемый доктор, пока поддержите малыша, через час у вас буду».

«Как»… Я не стал слушать дальше, переключился на Володю:

«Володя, в Токио страшная трагедия, им нужен я. Я обещал через час там быть. Ты как, со мной? Ах, извини, у тебя же брачная ночь… Что, куда сбегать? Я понял, через полчаса на стоянке». — Вхожу на кухню:

— Лизонька, ребятки, я прошу меня простить, но у меня срочное дело, через полчаса я должен выехать вместе с Володей. — Лиза, было заговорила:

— А как же, у него… — Прикрыла ротик ладошками. Показывает — быстро за стол. Пара пирожков и кофе. Ребята на меня с жалостью, но наворачивают завтрак за троих. Молодцы. Всё, всех целую, хватаю привычный пакет из рук Лизы, поцелуй на дорожку — и на стоянку.

На стоянке — Володя, с таким же пакетом. Мы только улыбнулись друг другу, пожали руки. Я за руль, у шлагбаума:

«Япония, Токио, сегодня, восемь вечера».

«Есть, принято, счастливого пути».

«Спасибо». — На повороте терпеливый полицейский, специально, наверное, ждёт нас, чтобы поприветствовать. Киваем в ответ. Транспарант с иероглифами, блин, когда я научусь читать по японски?

«Когда я открою соответствующую капсулу», — Ехидно так Маруся.

«Ну, так открой»! — Чуть не закричал я, и, в тот же момент стал понимать все надписи. Ёлки-метёлки! Зачем мы это сделали? Тут же сплошная реклама!!! Ладно, хорошо, что не забыл про езду в левом ряду. А Маруся ехидненько так молчит, блин. Запомним. Так, стоянка, то же место свободно, и тот же типчик, невдалеке. Только я вылез, он — тут как тут. Уже даже рот открыл и чековую книжку, как я на него глянул. Он сглотнул, побледнел, спрятал книжицу. Только не тут то было:

— Стоять, морда! За то, что второй раз меня попытался развести на баксы, за это тебе полный штаны дерьма. — Раздался характерный звук, с характерным запахом, — И с этой минуты, как только ты попытаешься обмануть честного человека, у тебя будет каждый раз полные штаны дерьма. А теперь — пошёл вон, о тебя воняет. — Володя с удивлённым видом проводил еле передвигающего ноги, вонючку:

— За что это ты его так?

— За полчаса стоянки, у городской больницы — сто баксов! Как тебе нравится?

— Ни хрена бы себе бы! — Обалдел Вовка, — Нужно было и от меня чего добавить.

— Ладно, добавим, успеем, а сейчас нас ждут.

Нас действительно ждали. Не успели мы переступить порог, как выскочил старший охранник:

— Господа, Хвала Богам, мы вас дождались. Идёмте, я вас провожу.

На первом этаже, палате, как я понял, интенсивной терапии, нас действительно ждали. Доктор Маваши лично выскочил нас встречать:

— Исии-сама, — Доктор поклонился, затем перевёл взгляд на Володю. Я поспешил представить его, пусть не обижается, но японцы букву «л» не проговаривают:

— Мой помощник и правая рука Вова-сама, прошу любить и жаловать. Где ребёнок?

— Здесь, в палате, прошу Вас, Исии-сама. — Да, зрелище, сразу скажу вам, шокирующее. Обе руки по локти, и обе ноги по колено были просто оторваны. Кости суставов были уже обескровлены и, практически сухи, хотя на них и лежали толстые увлажняющие повязки, но я видел сквозь них. Только после этого я обратил внимание, сколько народа в палате:

— Почему столько людей в палате? Они что, надеются, что смогут вылечить Сейко? (имя я считал с одного из мозгов, пусть думают, что я волшебник). Прошу остаться только близких родственников. А Вы, — я указал пальцем на одного из мужчин, — Вы инженер, Вы тренер Сейко, как Вы могли такое допустить? Ладно, я Вами позже разберусь, а пока все ждите в коридоре.

— Володя, прошу от тебя под обрубки эмалированные лотки по форме рук и ног. Есть. Сейко, ты самурай? — Малыш с трудом еле кивнул головой. — Тогда, родной, может, будет немного неприятно, ты, пожалуйста, потерпи.

«Маруся, обезболиваем тело и мозг. Дальше, сформируй гелиевый состав, в котором будут все компоненты, входящие в здоровые руки и ноги. Есть. Так, вылепливаем приблизительные форму и размеры. Снимаем бинты. Есть. Укладываем матрицы на место. Ножки не длинноваты, Володя? Считаешь нормально, тогда поехали. Формируем суставчики, связки, суставные диски, мозговую ткань, нервное переплетение, костная ткань. Придётся немного подождать, ещё немного, а пока начинаем формировать кровяную и лимфосистему, потихоньку начинаем растить мышечную ткань. Так, кости есть, суставы и суставчики — на месте. Мышечная ткань, пронизываем кровяной, лимфой и нервными волокнами. Привязываем всё к центральной нервной системе. Начинаем растить кожный покров и ногти… Ещё немного времени… Есть. Готово».

— Доктор Маваши-сама, пожалуйста, дайте мне молоточек невролога. — Минутная заминка, и мне в руки всунули неврологический молоточек. Я открутил гаечку внизу ручки. Знаю, что там специальная игла для тестирования чувствительности кожных покровов. Влажной салфеткой снял остатки геля на конечностях. Иголочкой потыкал тут и там, провёл иглой по внешней и внутренних поверхностях рук и ног. Реакция в норме.

— Доктор Маваши-сама, уважаемые родители, прошу вас принять работу. — И отключился.

Очнулся снова на больничной койке, (привыкать к ней, что ли?). Рядом сидит Володька, улыбка на ширину плеч:

— Кофе будешь?

— А то! — Пробурчал я, вылезая из койки. Когда ещё раздеть успели? — Я долго тут, в откате валялся?

— Нет, не очень, — Сказал Володя, подавая кофе, — Около трёх часов.

— Так это что, — я поперхнулся кофе, — здесь уже полночь? Сколько же у нас дома?

— А у нас дома мы, сколько захотим — столько и будет.

— Тогда ладно. Володя, нужно убегать, пока опять полный багажник не напихают.

— Опоздал, родной, багажник уже полный, как бы тебе не хотелось — а это японцы. Щедрее японца только русский. Это первое. И потом, ты разве не хочешь посмотреть на то, что у тебя получилось?

— Что там могло получиться у такого бесталанного, как я? — Пробурчал я, — Живой? И, Слава Богу! — Володя внимательно посмотрел на меня:

— То, что сегодня сделал ты, ещё никому не удавалось. Так, что не такой уж ты и бесталанный. — Тут я вспомнил:

— Всё это ладно, Бог дал — Бог взял. У меня есть очень неприятная информация, ты уж прими, как она есть и вынеси решение. — Володя серьёзно посмотрел на меня и кивнул. — У Виктора, жена Елена, когда я вчера приводил её в порядок, то обнаружил очень неприятную вещь. У Елены Игоревны развивался, и очень активно, рак шейки матки. И это при наличии у Виктора УКС, который работает на всю семью. Теперь думай, шеф, как помочь тем, у кого УКСы работают не очень добросовестно. А я, со своей стороны обязуюсь незаметно так провести общую диспансеризацию. Ты как? Не против? — Володя ответить не успел, дверь в палату открылась и зашёл улыбающийся доктор Маваши а рядом с ним…Обалдеть!!! Опираясь на налокотные костыли, но САМ!!! Идёт Сейко, за ним, расставив руки и готовая в любой момент его поймать, наверное, мама. Уж больно любяще она смотрит на нашего гонщика. Я, не веря своим глазам, спросил:

— Вы хотите сказать, что через три часа он сам ходит и опирается на руки?

— Это означает только одно, Великий Исии-сама, — с поклоном провозгласил доктор, — То, что Ваша работа приравнивается к работе Создателя, и с этим никто не будет спорить. — Мне стало неудобно:

— Уважаемый доктор Маваши-сама, я Вас очень прошу не делать из меня чудотворца. Просто в этом случае всё случилось очень быстро, поэтому я что-то смог сделать. Здесь нужно низко поклониться самому ребёнку, за его мужество и стойкость самурая. Согласитесь, ведь это так? В общем, я прошу прощения, может, есть ещё кто-то, кому нужна срочная помощь? Я, пока здесь, постараюсь помочь. — Доктор на секунду задумался:

— Есть у нас один человек, он очень старый, ему девяносто два года. Сейчас он в состоянии диабетической комы. Я прекрасно понимаю, что подарить ему жизнь во всех её проявлениях уже нельзя, но может, Вы сможете привести его в сознание хотя бы на сутки. Дело в том, что у него осталось пара незаконченных дел. — Моляще смотрел на меня доктор. Мы с Володей переглянулись. Володя еле заметно кивнул.

— Хорошо, покажите нам этого дедушку.

Маленький, худой, чем-то мне напомнил подполковника из Нижнего Новгорода. Лежал бедный дедушка с кислородной маской, дыхание прерывистое. Оттянул веко — зрачок не реагирует. Присел рядом, положил ладонь на лоб, вторую на солнечное сплетение. Такого я ещё не видел. Ауры нет. Нет, не правильно. Обычно аура у человека состоит из многих цветов — холодных и горячих, а здесь сплошной серый цвет. Даже сердце, выдающее около пятнадцати — двадцати ударов в минуту, оно тоже серое. А что это значит?

— Уважаемый доктор Маваши-сама, мне очень жаль, но, не смотря на редкие пики на кардиограмме, ещё более редкие на энцефалограмме, этот человек уже умер. Душа его мечется. Её отсюда не отпускают, а там не могут принять.

— Что же делать, Исии-сама? — Доктор был на грани истерики.

— Если Вы не возражаете, доктор, я могу позвонить своему Брату Архангелу Гавриилу и спросить у него совета, как поступить в таком случае? — Доктору хватило сил только кивнуть. — Наш разговор Вы услышите, чтобы потом не было вопросов. Согласны? Кстати, как зовут несчастного?

— Амаши Окидзума.

«Маруся, вызови, пожалуйста, Архангела Гавриила. И сделай так, что бы наш разговор слышали все присутствующие».

«Принято, вызываю».

— Гавриил, Брат мой, — начал я по японски, — здравствуй. Прости за звонок, но у нас возникла проблема, решить которую может только кто-то из моих Братьев. Я решил обратиться к тебе.

— Здравствуй, Илья, Брат мой, — по японски же ответил мне мой Брат, — Я так понимаю, что проблема стала с душой Амаши Окидзума? — Присутствующие повалились на пол. — Я не могу приказывать, но то, что делают с душой несчастного Амаши и не по человечески, да и просто грешно. Поэтому, мой совет. Я думаю, что они меня слышат. Мой совет — отпустите душу Амаши Окидзума, а мы его примем и определим в раю, на то место, которое он заработал своей праведной жизнью.

— Спасибо тебе, Брат мой, все всё слышали. Сейчас, пару минут на прощание и — принимайте дорогого гостя. Храни тебя Господь, Брат мой!

— Храни тебя Господь, Брат мой! «Маруся, отбой». «Есть, принято».

— Все слышали? Кто имеет возражения? Прощайтесь, а потом я помогу Амаши-сама без проблем дойти до врат Рая.

Домой мы приехали к самому обеду. Просветив кульки и свёртки, я так и не понял, что нам такого, на этот раз натолкали, что крышка багажника закрылась с трудом. А Володька только нахально улыбался. Да и идут они лесом! Пойду я домой, есть хочу, а багажник пусть Вовка разбирает.

Придя домой, посмотрел на часы. Блин, а времени то тринадцать тридцать. Как раз обедать. А потом — на работу, рабочий день ещё никто не отменял. Дома встретила Лиза и Сима. Целовался на кухне с обеими, как в песне. Пошёл мыться и переодеваться. Помылся, надел форму, пришёл на кухню и даже не обратил внимания на то, как на меня смотрит Лиза. Смотрит, ну и смотрит. Устал, если честно. Поел, мало глядя на то, что я ем. Плов, по моему, запил компотом, поцеловал Лизу, надел берцы, кепи, глянул в зеркало, всё ли в порядке. Сначала, вроде бы, всё было в норме. А потом я просто застыл на месте:

«Маруся! „Ёлки метёлки“!»

«Приказом Министра обороны за номером 028-ОГ от сегодняшнего числа капитану Авдееву Илье Андреевичу присваивается очередное воинское звание майор. Так же, приказом Министра обороны за номером 16\309-12 от сегодняшнего числа за отличное выполнение воинского долга и проявленные при этом мужество и героизм, награждается орденом Святого Георгия Третьей степени. Подписи: Министр обороны, Начальник Генерального штаба». Я схватился за голову и присел на пороге. Рядом присела Лиза. Несмело так подошла Симочка, опёрлась на мой локоть и лизнула меня в нос. А Лиза преклонила голову мне на плечо:

— Зайка, ты чего? Тебе плохо?

— Лиза, сама подумай. Двух недель не прошло, а меня из сержанта майором сделали. Дальше то что? — Лиза удивлённо так на меня:

— Что ты расстроился? Вот если бы тебя из майора сержанта сделали, вот тут надо было бы расстроиться, а тут. Глупый ты! — Кто-то постучал в двери, и Лиза пошла отворять.

— Илья, это к тебе, — Хитровато так. Я уже не знаю, как быть, что думать, что делать. Выглядываю за порог, а там делегация, ёрш его в корыто! На коленях передо мной стоит Акико (или Надя?), в кимоно, как понимаю, парадной причёске и, склонив голову, протягивает мне что-то не очень лёгонькое. Принимаю эти свёртки, а ведь действительно тяжёлые и слышу, по японски:

— Прими эти символы самурая, о воин, ревнитель справедливости и защитник покоя сердца и души. — Не знаю, что меня заставило тоже стать на колени и ответить, тоже по японски:

— Благодарю тебя дева пречистая и клянусь отныне и до конца веков быть ревнителем справедливости и защитником покоя души и сердца. — И тут все бросились меня поздравлять. Ну, как же, свой самурай появился. Ну, это ещё доказать надо. И тут, как по заказу Володя протягивает мне красиво украшенную папку, а в ней… Да, вот и доказали. Приказ Императора Японии Акихито о возведении меня (Авдеева Илью Андреевича), Архангела Исии в ранг самурая с почётным наследованием этого титула. Но, насколько я помню, самурай не японец именовался «Ронин», то есть, ну типа ещё не совсем самурай, так, недоделанный. А тут — на тебе, полный титул, с почётным наследованием. Я вообще одеревенел. Дальше то что?

Пакеты забрала Лиза, а все остальные пошли в сторону нашего штаба. Я шёл и ждал, что ещё не всё кончилось. Дождался. На дверях штаба — табличка, на которой золотом написано: «ФСБ. Отдел?9. Начальник отдела майор Кожин В.В.», ладно, с этим разобрались. Что за этими дверьми? Открываем, дверь прямо: «ФСБ. Отдел?9 Группа вероятностного анализа. Начальник группы подполковник Сеничев В.И.», ого, а я его Витя. Слышу, на ухо:

— И только так. Понял?

— Так точно!

— Орёл! — Читаю дальше: «ФСБ. Отдел?9. Финансово-аналитическая группа. Начальник группы полковник Тарасова В.С.». Мама Варя — полковник? А я к ней в сыновья набиваюсь. Тут же на ухо, шёпотом:

— Не набиваешься, а уже сын. Понятно?

— Так точно!

— Вот у меня какой сынуля! Орёл, горжусь! — Читаю дальше: «ФСБ. Отдел?9. Группа коррекции вероятностей. Начальник группы майор Авдеев И.А.» Так, значит, дослужился до начальника группы, в которой сам же группу и составляю. Тоже не плохо. Но тут уже вступился Володя:

— Главное начать. А начало у тебя — всем на зависть. Пока учись, будем составлять правила работы корректора, его права и обязанности. Ты — зачинатель великого дела. Мы тобой гордимся.

Короче, рабочий день ушёл насмарку. Пока мы сидели, обсуждали, что там японцы набросали в багажник в этот раз. Если честно, я прямо не знаю, как дальше там работать. Ну ладно, мы с Володькой сотворили чудо, спасли ребёнка, а нам за это сборную модель одноместного вертолёта? Охренеть — не встать! Бижутерии высшей категории — килограммов десять! Ну, не могу я это считать иначе, как на килограммы. Косметики!!! И почему-то вся французская. Нужно будет в Париж скататься. Тут ещё мама Варя, подкрадывается так, манит к себе, секрет, мол. Слушаю, мамочка, а она мне:

— Ты не будешь возражать, если я к себе в группу устрою нашу Лизоньку? Понимаешь, ей в декрет, а мы её оформим лейтенантом. У неё высшее? Правильно? Вот, а у военнослужащих, офицеров, тем паче, и декретные, и материнский капитал выше. Третий же ребёнок? — Я нежно обнял Степановну:

— Мамочка, как же мы все тебя любим! Понимаешь, в чём штука. У тебя не было детей, а у меня мамы и папы, они погибли. Я жил с бабушкой. А у Лизы — ещё смешнее. Её родители живы, но знаться с нами не желают. Один раз, когда бабушка сделала нам с Лизой свадьбу, приехали, помялись — и пропали. Рождение внука — игнорировали, рождение внучки — игнорировали. Это родители? И тут нам подарок небес — и мама и бабушка. Ну что мы ещё могли желать в этой жизни? — Пока я рассказывал, мама Варя тихо плакала. А когда я закончил, обняла, прижала к себе:

— Бедные дети… В общем, сынок, ты не возражаешь, если я устрою свою дочку к себе в группу?

 

Ещё проблемы

Как я добрался до постели — не помню, главное то, что утром с кухни доносилось на четыре (ЧЕТЫРЕ!!!) голоса:

Неужели это мне? Да нет, не верю. Отставим самолюбование, всё по графику. Надеваю друзей, «Всем привет», открываем окно, вдыхаем порцию ароматного, свежего воздуха. Заправляю постель, делаю несколько махов ногами, несколько блоков руками, удар-блок, ещё блок-удар. Нормально. В душ. На завтраке мамочка всех наградила поцелуями и вогнала в ступор:

— Дети, в садик и в школу едете сами, я сегодня с папой иду на работу. — Я обречённо кивнул головой, потому, что знаю, что этот тандем Лиза плюс Степановна можно приравнять к Министерству финансов России в полном составе. Вот кто у нас новый герой — Лиза. А я-то губу раскатал. А дети, те вообще аппетит потеряли:

— Мама, ты серьёзно? — Вместо ответа Лиза показала всем браслет и наушник. У меня только и хватило сил спросить:

— И как твоя Маруся?

— У меня — Лапушка! — Отрезала Лиза.

В половине девятого пришёл школьный автобус, мы усадили туда детей, удобно устроили Симочку, наказали ей охранять дом и потихоньку пошли на работу. У Лизы срок беременности был ещё совсем небольшой, поэтому в форме, с лейтенантскими погонами она смотрелась просто чудесно.

У дверей штаба нас ждала первая неожиданность. Навстречу, строевым шагом, подошёл Штучный номер один:

— Товарищ майор! За время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по штабу рядовой Первый!

— Здравствуйте, товарищ Первый. — Мы пожали друг другу руки. Затем он сделал четверть оборота:

— Товарищ лейтенант. Дежурный по штабу рядовой Первый!

— Здравствуйте, товарищ Первый! — Лиза быстро сориентировалась, пожала руку дежурному, и мы пошли в штаб. Лиза исчезла в бухгалтерии, а я постучался к командиру:

— Заходи, Илья, привет. Как на новом месте, Елизавета Сергеевна?

— Ещё не знаю, шеф. Так, перетопчусь пол часика, потом наведаюсь.

— Ну и правильно. Постарайся к двенадцати освободиться, ребята — аналитики обещали массированное видео про параллельный мир.

— Я понял, шеф, это, думаю, будет интересно.

Полчаса я у себя в кабинете переставил с места на место разные вещи. Задумался, что в кабинете повесить, Володькин подарок, мечи из алмазной стали, или Императорские регалии, которых ещё даже не видел? Ладно, будет время — подумаем. Придумал причину — попить кофейку, пошёл к моим девочкам.

Постучался в дверь:

— Заходи, сынок, — мамочка тоже мысли слушает. «Ну а как ты думал»?

— Хорошо, что ты зашёл, Илюша. Пока мы с Лизой по своим, женским делам сбегаем, ты, будь добр, проследи за нашим артефактом. Сегодня ожидается небольшой выброс денег, так, что будь внимательным.

— Мама Варя, я, что хотел спросить. «Бездна», он как, выкачивает только сегодня пропавшие деньги?

— Ну почему же только сегодня, — Степановна поднялась и подошла к артефакту, — Вот тут, смотри, есть клавиатура, как на калькуляторе, на ней можно набрать любое число, любого месяца и любого года. Понял?

— Чего ж тут понимать, то? — Я посмотрел на маму Варю, вижу, она мне подмигнула. Ага, значит можно пошалить. Дождался, пока они выйдут, набрал на клавиатуре 11.09.2001 и нажал кнопку «Ввод». Боже, что я натворил!!! В приёмный ящик просто посыпались пачки сто долларовых купюр, а потом веером, по всей комнате банкноты долларов различного достоинства. Пока я приходил в себя, пачек насыпалось метра на полтора, а одиночные купюры лежали по всему кабинета уже в десяток слоёв. Услышав, как за моей спиной кто-то ахнул, я быстро повернулся:

— Это не я, меня тут не было, меня заставили!!! — У Лизы в глазах был ужас, а у Степановны — восхищение:

— Я так и знала, что нашкодит, — Расхохоталась она. — Это мой сын! — Приоткрыв дверь в коридор, она крикнула, — Штукин! Иди сюда. — Потом посмотрев на порядок в кабинете, покачала головой, — и веди ещё пару. А посмотрев на меня:

— Да, сынок, я бы до такого не смогла допереть. Так, дети мои, идите к Илье, пейте кофе, в двенадцать шеф обещал маленькую сенсацию, а мы, со Штукиными быстренько наведём тут порядок. — Первый, зайдя в кабинет финансистов, поначалу впал в ступор, но под чутким руководством полковника Тарасовой он быстренько включился в работу.

— Илья, что ты там такое сделал, что у нас теперь неподъёмная масса денег? — Я пожал плечами:

— Особенного ничего, просто поставил день прибытия денег на одиннадцатое сентября две тысячи первого. — Лиза привстала на цыпочки и поцеловала меня в губы:

— Какой ты умный! — Где то я уже это слышал…

Через полчаса нас выловила в моём кабинете мама Варя, крепко поцеловала меня в обе щеки:

— Сорок два миллиона семьсот пятьдесят три тысячи пятьсот тридцать пять долларов! Умница! — И убежала. Да, уж…

В двенадцать часов все собрались в комнате аналитиков, у знаменитого дуба. На стене висел телевизор, метров трёх, по диагонали.

— Внимание, друзья мои. Есть несколько новостей. Есть новости хорошие, однако, есть и не очень. Начну с новостей хороших. Нашему товарищу, Авдееву Илье присвоено звание майор с вручением ордена Святого Георгия третьей степени. Кроме того, из семьи Авдеевых на военную службу призвана Елизавета Сергеевна Авдеева. Ей присвоено звание лейтенант, и определена она, так как по образованию она финансист-экономист, в финансово-аналитический отдел. Под надёжное крыло полковника Тарасовой Варвары Степановны. — Все заговорили, начали поздравлять, и Лизу, и мамочку нашу. Но командир не закончил:

— Однако, это ещё не всё. Есть новости и не очень приятные. По данным нашего Лекаря некоторые УКС работают не достаточно эффективно. Виктор Иванович, когда Илья работал с Еленой Игоревной, он обнаружил у неё, Илья, произнеси лучше ты. — Я поднялся:

— Витя, прошу меня простить, но у Леночки был быстро развивающийся рак шейки матки. — Раздался дружный вздох. — Я не знаю, может быть, длительное отсутствие Елены Игоревны настолько влияет на её здоровье, что даже Ганс не справляется? Не знаю. Убрать всю гадость — я убрал, но теперь я хочу провести нечто вроде диспансеризации. Проверить всех, — я усмехнулся, — включая диких и домашних животных. — Вмешался Володя:

— Подтверждаю, Илья поработал с Лисой Патрикеевной и, если кто-нибудь видел её в ближайшие дни, подтвердит, насколько помолодела и похорошела старая лиса. — Виктор поднял руку:

— Я подтверждаю. Был вчера вечером на рыбалке, так не узнал её. Думал, новенькая какая. Просила передать привет, благодарность, а в благодарность передать мышку. Правда, я сказал, что Илья мышей не ест, так она сама съела и ещё спасибо сказала. — Грохот хохота сопровождал рассказ Виктора, — А на счёт Леночки… Ребята, я не знаю, мы зарабатываем столько, что на десять семей хватит. А лишить её любимой работы? Я не смогу, честное слово.

— Ладно, — хлопнул по колену ладонью шеф, — разберёмся. Давай, Святослав, запускай ваше кино.

На стене загорелся экран. Показывалась планета, чем-то напоминающая Землю. Такая же голубая, со строчками и шапками облаков. Кое-где действовали вулканы, причём вулканы гораздо более большие, чем Фудзи, или Ключевская сопка. Так, навскидку, высота этих вулканов не меньше пятнадцати, а то и двадцати километров. Да, уж, сильно не разжируешь при такой-то вулканической деятельности. Материков было всего два. Я так понимаю «Гондвана» и «Атлантида». Мужики закивали головами. Объектив приближал нам, для начал тот, который я назвал «Гондвана». Наклон земной орбиты составлял максимум пять градусов, поэтому разделение на климатические зоны не было так размазано, как у нас. Камера подводила нас всё ближе. Наконец, показалось что-то похожее на человеческое поселение. Из ближайшего дома вышел гуманоид, очень похожий на человека, однако, так же сильно от человека и отличающийся. Волос ни на голове, ни на теле не было. На голове был кожистый гребень, одежды не было никакой, а половые органы спрятаны под кожистой складкой. В руке что-то напоминающее копьё, нет, просто заточенная палка, кол. А на руке пять (ПЯТЬ!!!) пальцев, на ногах также пальцы и так же пять. Как теперь понимать? К какому классу относить данного гуманоида? Назову я их «Кариатидами». Технически, смотрю, развиты они не сильно, поэтому работать с пространственными координатами, они научаться ещё не скоро. Интересно, а кто у нас живёт в «Атлантиде»? Скорее всего «Атланты», или я не прав? Сват усмехнулся:

— Сейчас плавно пересекаем мировой океан. Следите внимательно, в воде есть тоже много интересного. Кстати, к сведению, весь океан с пресной водой. — Да, вот это действительно интересно.

Камера полетела через бурные волны. Вначале скорость была хорошей, всё равно ничего не просматривалось. Вот началось торможение. Внизу, четверо плезиозавров набросились на огромного мегалодона, гигантскую белую акулу. Кровищи!!! Постепенно, теряя бойца за бойцом, плезиозавры уходили в сторону, а мегалодон, зверея на глазах, рвал обнаглевших динозавров, как Тузик тряпку. Итог: мегалодон, сытый до отвращения, поплыл переваривать мясо, а на раненых напала свора ихтиозавров и, буквально за минуты оставили от бойцов одни воспоминания. А мы полетели дальше. Через пару минут показался берег. А на берегу, блин, на берегу порт! Стоит, покачиваясь на волнах целый флот кораблей, лодок, лодочек и просто тазиков. На мостик одного из кораблей поднялся… Так хотелось, чтобы это был Атлант, высокий, стройный, белокурый, но… Это чудо сильно напоминало саламандру, стоящую на задних лапах. Правда, без хвоста, с длинной причёской, сильно напоминающей негритянские дредды. Глазищи огромные, заметил нашего видео летуна и уже хотел его просто языком слизнуть. А язык! Извините меня, длиною с самого хозяина. Промахнулся, или не достал. Но, похоже, что ему было абсолютно до лампочки. Перевёл взгляд в океан. Вперёдсмотрящий, блин. Пальцы на руке с перепонками, на бёдрах что-то вроде набедренной повязки. Ясно, Атланты, блин. Кино закончилось. Заговорил Виктор:

— Отснятого материала много, только смотреть там есть мало чего. Вот такие две расы, коктейль, если можно так выразиться из приматов и динозавров. Причём, приматов в чистом виде мы не увидели, только вот такие два типчика. Техническое развитие, как вы сами видели, отставание колоссальное. Чтобы дойти хотя бы до нашего уровня, должно пройти ещё не менее двух — трёх миллионов лет. Почему я так говорю. Вымерли все крупные динозавры на суше, но в воде то остались. Вы видели мегалодона. Вот представьте себе крайне агрессивную акулу, длиной до двадцати метров и весом до пятидесяти тонн! Да такое существо, если дать ему расплодиться, а естественных врагов, я так понимаю, не осталось, дайте ему пару тысяч лет и в этих океанах не останется никого, крупнее бычка. А вот как они могли работать с пятым измерением? Это уже, извините, кто-то руководил. А кто строил «Четыре — Т»? Там же шестое измерение. Я, прошу прощения, выпадаю в осадок. — Виктор присел. Наступила минута молчания. Зато поднялся я:

— Прошу меня простить, но до войны с параллельной вселенной у нас есть немного времени, думаю, лет пару миллионов. — По-моему, поднял всем настроение. — Поэтому попрошу всех расположиться в своих креслах поудобнее. Сейчас я попробую по быстрому провести проверку вашего здоровья. Те, кто не присутствуют, а это Надя и Алиса Кожины, — Поклон в сторону шефа, — мною полностью обследованы и вылечены. Далее, Елена Игоревна, — Поклон в сторону Игоря, — предварительно осмотрена и подлечена. Тревогу могут внушать, Виктор, только твои дочери, но на них, я думаю, мы найдём время. Итак, максимально расслабились в креслах и закрыли глаза. — Я тоже закрыл глаза и начал прослеживать горячие тона красок аур своих собеседников. Так, в основном — холод, но… Виктор… Урология на грани краха. Камни в почках, песок в мочевом пузыре, аденома простаты, плавно текущая к онкологии. Остальные… Мама Варя, небольшой мастит левой груди. Даже не особо задержимся, сейчас, вот так, этот жёлто-розовый катышек в вихрь и — на тот конец вселенной. Дальше. Сват. Этому срочно жениться нужно. Гастрит желудка, грозящий перейти в язву. Блин, чем Гансы занимаются? Лечим. Язвочки затягиваем, укрепляем стенки желудка, понижаем кислотность, всю гадость в вихрь и на тот конец вселенной. Володя. У него в последнее время только положительные эмоции, а это бирюзовые тона. Лиза. Лиза? Ах да, прости, нет, не хочу знать кто у нас будет. Кто будет — того и любить будем. В остальном — изумительная бирюза.

— Ну, что? Все всё слышали? Прошу всех на обед, пусть нам с Виктором оставят порции, а мы пока займёмся здоровьем.

С Витей работать пришлось довольно долго и трудно. Да, видать УКС у него не работает совершенно. Полчаса пришлось потратить, там же ещё угроза онкологии была, но зато сейчас Виктор просто сияет бирюзой.

— Обедать? — Это Витя. У меня сил хватило только кивнуть. Тяжёлое это дело — людей лечить, особенно, если по-настоящему. До столовой дошли в обнимку. Все так в столовой и сидят.

— Володя, Ганс у Виктора не работает, и, главное, что УК не подаёт никаких сигналов. У Святослава тоже не корректная работа УК. Поэтому с Виктором решай, или давай ему новый комплект, или пускай наши друзья выкручиваются. А за Святославом ещё понаблюдаю. Гастрит я ему залечил, но ему нужно регулярное питание, а это значит?

— Женить его надо. Больше вопросов нет, — шеф был, как всегда, краток, — Витя, пообедай и зайди ко мне, будем переставлять и Ганса, и Марусю, и все блоки сведения на Ганса, не переживай, всё исправим. А Илье, от имени командования и от нашего общего имени — спасибо, родной! — И тут все зааплодировали, мне даже неудобно было видеть, с каким выражением лица аплодировала Лиза.

 

И ещё проблемы

Ну, вот и конец рабочего дня, с Лизой, под ручку (ну когда ещё я мог мечтать о таком?), подходим к дому, и тут Лиза выдаёт:

— Илья, конечно в доме ты хозяин, — А взгляд такой лукавый, я сразу напрягся, — Но я вот что подумала. Если уж у нас нежданно появилась мама и бабушка, в одном лице, так может нам её спросить — а не переселится ли она к нам? Я понимаю, одинокий всю жизнь человек, адаптироваться ей у нас будет нелегко. Ну а вдруг согласится? Представляешь, это же и для детей пример какой — бабушка-полковник, и для неё — какая-никакая, а семья. Как ты думаешь? = Если честно, я давно об этом уже подумываю, вот только не знал, как с Лизой об этом переговорить. Поэтому, делая серьёзное лицо, прижимаю Марусю:

— Варвару Степановну, пожалуйста, вызови.

«Принято. Вызываю».

— Мама Варя, мы с Лизой хотим тебя позвать к себе в гости. Не возражаешь? Когда? Да как будешь свободна — так и приходи, мы ждём. — Лиза поцеловала меня и побежала скорее домой. Я тоже прибавил шагу. Первым, естественно, встречает четырёхлапое чадушко. Уже привычный, смелый прыжок на руки, облизывание носа, сразу за этим чудом — чудо с косичками, и тоже прыжок! Еле поймал, у Симы научилась, ёлки-метёлки. Ладно, что-то не вижу нашего мужчинку? Делаю шаг налево, приоткрываю дверь. Ага, в мастерской, на табуреточке, штудирует правила ТБ. Молодец, мне его даже жалко стало, немного. Пусть учит. Больше будет знать — меньше шансов получить травму. Пошёл я переодеваться. Только-только успел надеть домашнее — звонок в дверь. Неужели уже? Нужно бежать встречать.

Опоздал маленько. С диким визгом «Бабушка приехала»!!! Вылетела Машенька, открыла дверь и повисла на шее у Варвары Степановны.

— Бабушка, — с укоризной шепчет ей ребёнок, — где ты так долго пропадала? Я так долго тебя ждала. Вон, и Мишка тоже, и Симочка тебя ждала, а ты всё не приезжала. Так нечестно! — Мама Варя, сквозь слёзы:

— Я больше никогда и никуда не уеду, честное слово!

— Честное бабушкино? — Откинулась Маша.

— Честное бабушкино! — Миша, конечно, всё понял, но кто из детей не хочет сказки? Поэтому он подошёл к Тарасовой, крепко обнял за шею:

— Здравствуй, бабушка! — Тут уж мама Варя не выдержала, прижала к себе и Лизу и детей и собак (Фрося, кстати, тоже в гости пришла), и зарыдала. Один я стоял, как не пришей к пальто рукав, не зная, куда себя девать. Короче, дождался я окончания излияния слёз, помог всем подняться:

— Здравствуй, мама! — Чмокнул нашу мамочку в щёчку, и мы пошли на кухню. Там мама Варя просто поразила всех, выставив на стол огромный в диаметре и пяти этажей в высоту торт! Вот это — настоящая бабушка! А сколько восторга было у детей и собак, потому что Сима и Фрося тоже были обрадованы кучей собачьих радостей. Вечер был по настоящему, семейным. А когда дети и собаки разбежались, кто играть, кто учить Технику Безопасности, вот тут мы и сделали полковнику Тарасовой Варваре Степановне предложение стать нашей мамой и бабушкой. Мама Варя долго и задумчиво смотрела на нас, потом тяжко вздохнула:

— Дети, мы с Фросей стесним вас. Мне, право… — Вот тут расхохотались мы с Лизой:

— Мамочка, дорогая, — это Лиза, не утерпела, — ты только скажи, сколько комнат тебе нужно и Илюша сделает тебе ровно в два раза больше! — Тут уже мама Варя открыла рот:

— Как это?

— А вот, пойдём, ты ведь ещё не видела наших мастерских? — Степановна пожала плечами:

— Так, краем глаза, когда сватали.

— А теперь посмотри внимательно. Миша, солнышко, покажи своей бабушке мастерскую. — Михаил степенно поднялся, взял бабушку за руку:

— Вот, бабулечка, это наша с папой мастерская. Тут у нас рабочий верстак, на нём сверлильный агрегат, точильный станок и тиски. Дальше идём — тут у нас наковальня с инструментами…

Пока Миша рассказывал бабушке о своей мастерской, мы только любовались, как они рука-об-руку ходили и наслаждались друг другом. Следующей была Лиза. Она показывала Степановне свою мастерскую. И если по нашей и Мишкой мастерской Степановна ходила, словно выполняя обязанность, то увидев мастерскую Лизы, глаза её загорелись. Чувствую, что просто так их отсюда не вытащить. Думаю, нужно попробовать приманить новой комнаткой.

Но тут Степановну нашу кто-то вызвал. Она ответила, выслушала и перевела взгляд на меня:

— Илюша, у замминистра обширный инсульт. Счёт пошёл на минуты. — Я быстро вскочил, хорошо, что не успел разуться, и так как был, в форме побежал на стоянку. По пути звоню Володе:

«Вова, у Замминистра инсульт. Я выезжаю».

«Помощь нужна»?

«Со мной Степановна».

«Ну, тогда, помогай вам Бог»!

«Спасибо». — Подъехав к дому, вижу — мамочка Варя с дежурным пакетом. У шлагбаума:

«Москва, Медакадемия ФСБ, час назад».

«Принято, час назад, поворот направо, счастливого пути».

«Спасибо». Восторженный взгляд мамы:

— Какой ты умный! — Где-то я это уже слышал, не помню только где. Поворачиваю направо, через пару сотен метров — стоянка. Быстро выскакиваем и в приёмный покой. Вылетаем из машины. Мама Варя с удостоверением к дежурной службе:

— Полковник Тарасова. Замминистра привезли. — Дежурная медсестра ошалевшим взглядом:

— Только что позвонили, минут через пять-семь будут.

— Ясно, где готовят палату?

— А Вам зачем?

— Вопросы буду задавать я! Какая палата? — Ого, мама Варя вон как может! Я у такой мамы как у Христа за пазухой. «А что ты думал? — Это мамочка, — я за своих всех порву на тряпки»!!! Мне даже стало немного страшно. «Не боись, сын, я своих не трогаю».

— Палата номер три, — это дежурная сестра.

— Халаты нам, быстро! — Через три секунды мы уже были облачены снежно-белые, накрахмаленные халаты. А ещё через пять секунд были в палате номер три.

«Илья, ты работай, а я стеной стану».

«Понял, принято, ждём». — В этот момент распахнулась дверь и на каталке, под системой и в маске кислородного аппарата ввезли мужчину. Я ввинтился между всеми, и не успел кто-то задать вопрос, как моя левая ладонь лежала у него на правом виске, а правая — на левом. Что происходило в стороне — меня не касалось. Какие-то крики, кто то пытался меня схватить, но быстро улетел в сторону. А ситуация была, я вам доложу, критическая. Не знаю, если бы я не схитрил у шлагбаума, то мы наверняка бы опоздали. Он и сейчас на грани. Но ничего! Боремся. Дядька, сам по себе крепкий, должен выползти. Аура мозга вначале, вы не поверите — ЧЁРНАЯ! С отдельными КРАСНЫМИ каналами. И так весь мозг. Крутим, гладим, влезаем глубже, до самого шейного отдела мозга. Дальше — чуть позже, сейчас главное вычистить полушария и мозжечок. Вот, начал формироваться чёрный вихрь. Пока ещё очень слабый, но! Главное — есть! Едем дальше. Так, уже больше красного, чёрное уходит… уходит чёрное… уходит…красное уходит, появляется первая зелень, а за ней и бирюза. Держись, дядька! Всё будет в порядке. Пара минут — оба полушария бирюзовые, мозжечок — бирюза. Дальше, смотрим спинно-позвоночный мозг. А там, в принципе, проблем особых и не было, так мелочь. Сгрёб всё в чёрный вихрь. Дальше, проверим остальное. Передвигаю руки по телу, собирая красноту, оставляя бирюзу, и так — до пальцев ног. Всё. Везде бирюза. И в финале — смерч скатываем в шар, ох и здоровый получился, блин, и на тот конец Вселенной.

А я как? Удивительно, но я даже почти не вспотел. Практика — это сила. Открываю глаза — вокруг силища врачей, и только мама Варя, как львица у своего прайда, попробуй, подойди! Присел на стул:

— Всё, товарищи врачи. Товарищ Замминистра слаб, но здоров. — Смотрю, один из врачей скептически улыбается. «Это главврач, — мамочка подсказывает, — до конца не верил. Не верит и сейчас, я читаю его мысли. Тебя шарлатаном называет, а меня старой ведьмой, вот козёл. Ну, я ему припомню».

«Ничего, мамуля, не переживай, мы вместе сейчас таких навешаем»!

— Прошу врача нейрохирурга и врача невролога сравнить показания на момент, когда больного привезли и на сию минуту. А мне, если не трудно, стакан холодной воды. — Стоявший в стороне человек в халате и с удивительно знакомым лицом подошёл ко мне, положил руку мне на плечо:

— Что, товарищ майор, тяжкая это работа, людей спасать? — Я только рот открыл, но тут вмешалась мама Варя:

— Товарищ Министр, — Боже мой, это же Начальник ФСБ. Я попытался встать, но он не дал, придавил, так, слегка, сиди, мол. А мама Варя продолжила, — Он у нас умница. Для того, чтобы наверняка спасти Замминистра, приехали сюда на полчаса раньше, чем его привезли. — Мне даже неловко стало:

— Мама! Ну не надо, я тебя умоляю. — Министр заинтересованно глянул на Тарасову:

— Он Ваш сын?

— С недавнего времени, я хочу усыновить всю его семью. У меня не было детей, у него родители погибли. Воспитывался бабушкой. У его жены, Лизоньки, тоже наш лейтенант. У неё родители есть, но где они? Никто не знает и искать не собираемся, потому, что они знают про свою дочь всё, но… Вот такие родители. А я хочу стать им и мамой и бабушкой. У них двое прелестных детишек, Машенька, трёх лет и серьёзный мужчина девяти с половиною лет. Вот такая история, товарищ генерал. — Министр кивнул:

— Всё понятно. Давайте спросим у наших врачей, как там дела? — Три врача, с молоточками и с совершенно обескураженными лицами. Старший из них:

— Я ничего не понимаю. Я лично был на вызове у Замминистра, я фиксировал у него обширный инсульт. Вот на электроэнцефалограмме чётко просматриваются мёртвые, я подчёркиваю — МЁРТВЫЕ, паралич всей левой стороны тела, сердце в предынфарктном состоянии. И тут я вижу совершенно здорового человека! Сейчас у меня будет инфаркт! — Засмеялся даже больной, у которого только что был инсульт. Министр подошёл к нему:

— Ну, ты как? На работу, я думаю, пока рановато, недельку тут полежи, отдохни, мы попробуем, пока, без тебя справиться. Трудно будет, я знаю, но надо. Вопросы? Кто тебя спас? Майор, подойди сюда. — Я подошёл.

— Знаешь, Илья, а я ведь был уже у ВРАТ, только Гавриил и Михаил, кстати, передавали тебе привет. Так вот они меня не пустили. Гавриил сказал: «Сейчас над тобой работает наш Брат Илья, а он мастер своего дела. Так, что к нам, пока, не спеши. В следующий раз будешь у нас — заходи, будем рады. А сейчас давай домой». Вот такие вот дела, Архангел Илья. Я знаю, что спасибо — этого мало, так же я знаю, что у тебя всё есть. Вот, даже мама тебя нашла, но мы всё равно найдём тебя отблагодарить. — Мы попрощались и с мамой вышли в коридор. А там меня поджидает главный врач:

— Великодушно прошу прощения, уважаемый Илья, — тут он замялся, но мамочка подсказала, — уважаемый Илья Андреевич, я никак не мог себе представить, что среди нас живёт и спасает людей Архангел. — Он глубоко поклонился. Мне стало неудобно:

— Я прошу прощения, уважаемый… — я сделал паузу.

— Фёдор Петрович.

— Уважаемый Фёдор Петрович, этот Дар Божий я принял с Благодарностью и вот, теперь, когда я могу, когда Создатель даёт на это разрешение, я стараюсь отрабатывать этот Дар. Поэтому, если у Вас есть люди, которым я смогу помочь, то я с удовольствием передам им этот Дар.

— А Вы бы не хотели постоянно работать у нас, уважаемый Илья Андреевич? — Но тут вмешалась мамочка:

— Дорогой мой Фёдор Петрович, если бы у Ильи это был единственный талант — мы бы тогда даже не думали. А так, как мой сын имеет высокую должность с редкой специальностью, могу Вам сказать, что этой специальностью владеет в совершенстве только он один, то прошу нас простить. Можно договориться и раз в неделю он будет приезжать к вам, и помогать страждущим. — Я подтвердил такой вариант. Договорились на понедельник, командирский день, все врачи на месте. Сразу будет видно кто тут кто, кто лечит, а кто погулять пришёл. А сейчас доктор очень хотел показать мне офицера, которого привезли из горячей точки с очень сложным переломом позвоночника.

— Как давно он у Вас лежит?

— Две недели.

— Да, многовато, но будем работать ведите.

Палата номер семь, нейрохирургическое отделение. В палате один подполковник, сложный перелом позвоночника. Нижняя часть тела не работает. Вместе с ногами не работают так же и почки, ведётся принудительная фильтрация мочи и вывод через катетер. Перелом пятого и шестого позвонков грудного отдела. Руки, временами, работать отказываются. Кардиология тоже на тоненького. Да парень, не повезло, но когда я считал у него информацию о том, как он получил травму, я засучил рукава. Он закрыл собой бойца-контрактника, когда на того сорвалась с крана нижняя часть БТР. Боец, Слава Богу, отделался хоть и тяжёлым, но испугом. А вот его командир… Самое тяжелое было полтора часа ждать, пока их вытащат из этого завала. И вот, теперь вся надежда на меня. А уже я просто обязан Героя на ноги поставить.

— Тебя как зовут, — спрашиваю.

— Алексей.

— Тут такое дело, Лёха, я думаю, что терпеть — тебе не привыкать, но предупрежу сразу, болей не будет. Будет, может немного непривычно. Может рухнуть вся материалистическая основа нашего образования, но и это ты тоже стерпишь, я не сомневаюсь. Ну, что, работаем? — Алексей прикрыл глаза. Видно, что шея у него тоже не очень работает. «Мама, тебе, если, что придётся меня поддержать. Случай очень сложный, в конце сеанса меня может просто вырубить. Поддержи, пожалуйста». «Давай, сынок, я рядом». Пошла работа. Общая аура такая, будто кто-то низ просто взял и обрезал. Такого я ещё не видел. Так, давай для начала полностью отключим тело от центральной нервной системы. Есть, поехали, собираем спину и поясницу. Аккуратненько, шов на шов, излом на излом, в нужных местах наращиваем межпозвонковые диски, связки. Пошли работать над нервной паутиной, распутываем, сращиваем, укладываем на места. Кровеносная и лимфосистема, потихоньку, не спеша, главное не ошибиться. Сколько раз я вознёс благодарность своему другу Харону. Так, мышцы разобрались по местам. Поехали на шейный отдел. Схема та же, было чуть проще, не было сложных переломов. Пришлось немного подвигать межпозвонковые диски. Нервная система — в норме, кровь, лимфа — в норме. Поехали вниз. На ноги легла аура, такая, светло-розовая. Так ведь никакой не было! Дальше. Будет реанимировать почки и дополнительно всю урологию. Гоняем ауру, стараюсь вытащить на поверхность холодные тона. Вот, в районе почек появилась зелень. Уже не плохо. Дальше тащим. Ноги холодеют, аура уже крепкая зелёная, усиливается зелень и в районе почек, мочевого пузыря, мочеполовой системы. Славно! Едем дальше, оставим пока в покое нижнюю часть тела. Глянем, что на позвоночнике и весь район туловища. Отлично! Позвоночник от атлантиса (первый шейный позвонок) и до копчика просто сияет первозданной бирюзой. Так, уже немного проще. Если здоров позвоночник, значит, всё остальное тоже лечится. Потихоньку, не спеша, снимаем катетер, фильтры, закрываем выходы. Собрал в кучу все тёплые и горячие тона, запер их в смерч, скрутил шарик, размером с баскетбольный мяч, и — на тот конец Вселенной. Дайте, пожалуйста, молоточек невролога. Тут же в руку положили инструмент. Открутил гаечку, включил чувствительность и работоспособность всего тела. Потихоньку протестировал парня от маковки до пяток. Всё реагирует в пределах желаемого. Всё. Дальше сами.

— Всё, — говорю, — проверяйте. — А сам глаз открыть не могу. Постепенно в мозгу темнеет и — всё…

Очнулся я на койке, поверх одеяла, в форме, хорошо хоть сапоги сняли. Да, это не Япония. Рядом, на стуле, спит мамочка. Думаю, как бы не разбудить, но только шевельнулся… Ну и скрипит, мама Варя открыла глаза:

— Ты как, родной?

— А тебе, что коечки не смогли подобрать? Спал, то я, поди, не полчаса? Часа четыре? — Степановна помялась. Ясно. А тут ещё дверь открывается и заходит Министр:

— Не думал я, родной, что задержусь в Академии, благодаря тебе. Ты знаешь, что подполковник Крамской, тот которого ты по ломтям собирал, за эти пять часов уже умудрился сам дойти до туалета, решить там проблемы и вернуться обратно. Сам! Парень, на котором ставили крест все светила медицины и наши и заграничные, а тут майор, понимаешь, из ФСБ. Хе, — Усмехнулся Министр, — Семёнов! Ты здесь, пиши представление на подполковника и на вторую степень Георгия. Полковник Тарасова!

— Я! — Мамочка подхватилась со стула.

— Варвара Степановна, родная ты наша общая мама. Завтра заедешь в строевую часть, там тебе дадут документы на усыновление Авдеева Илью Андреевича, и, как девичья фамилия твоей жены, подполковник? — Я, ошарашенный всем этим только и смог, что пожать плечами и выдавить из себя:

— Романова Елизавета Сергеевна. — Министр поднял вверх палец:

— Чувствуешь? Не просто так! Романова и ещё и Елизавета! Вот, Степановна, усыновляешь, удочеряешь. Девочка эта работает? — Мама Варя покраснела, даже задымилась:

— У меня в отделе, лейтенант, финансист. — Министр только руками раз вёл:

— Вот это мама! Все бы такую! Молодец. Тем более что грамотные специалисты нам нужны были всегда. Ладно, по-моему, всё? А Семёнов? Тогда всем до свидания, мы укатили. — Ладно, укатили, так укатили. Мне берцы надеть нужно. Пока я ковырялся, снова открылась дверь, а там… Лёха и главврач. Блин. Не успел сбежать. «И хорошо, что не успел — это мамочка подначивает».

— Ну, как ты, Алексей? — А у того слёзы на глазах:

— Илья, если бы не ты!

— Был бы кто другой, — отвечаю. — Спасибо тебе, родной, за то, что ты и пацана спас от гибели и сам держался как витязь. Я очень рад, что у меня получилось. Доктор, проследите пожалуйста, чтобы Алексей от радости не перегрузил свою, не слишком ещё крепкую систему. Хорошо бы его в санаторий, на месячишко, а там массажи, физиотерапия, грязевые ванны, ну и так далее. Ага?

— Ну конечно, сначала, правда, Вы уж нас извините, но мы проведём ему полную диспансеризацию. Это как, без обид?

— Доктор, какие обиды, просто я ещё не успел попросить Вас провести полное обследование. Потому, что случай был уникальный. Ладно, доктор, в понедельник в какое время?

— Нам лучше бы до обеда.

— Значит, так будет лучше и нам, правда, товарищ полковник? — Я подмигнул маме:

— Совершенно верно, товарищ подполковник! — Подмигнула и она.

— А тебе, Лёха. Живи, как жил, и, главное, никогда не сдавайся!