С утра, благо выдалось воскресенье, Саша договорился с архитектором ехать смотреть, как продвигается строительство загородного дома.

Еще до отъезда Оли с Ваней в Майами Саша купил эти полгектара земли на Рублевке. Место было хорошее, обжитое и совсем недалеко от Москвы. Недаром дачная эпопея здесь началась еще до революции. Говорят, у самого великого князя Сергея Александровича здесь был загородный дворец. Вроде бы он даже и сейчас существовал, этот дворец, только был сокрыт за высокими заборами правительственных резиденций.

Строительство здесь велось ударными темпами, почти комсомольскими. И даже не почти, а именно комсомольскими. Ближайшими его соседями были новые русские: банкиры и коммерсанты, по большей части выходцы из бывших комсомольских работников последнего советского призыва.

Саша, приглядевшись к соседским строениям, частью завершенным, а частью находившимся в процессе созидания, решил не отступать от общепринятых правил. Первым делом вдоль границ участка он возвел двух с половиной метровый красный кирпичный забор. И лишь потом с архитектором уже в этом замкнутом пространстве они стали планировать, где будет стоять дом, где хозяйственные постройки, где пройдут дорожки, где будет пруд с зеркальными карпами и все прочее. Главное — без всяких пираний, здесь все должно быть патриархально и по-семейному.

Сказочный дом с островерхими башенками по углам Саша нарисовал сам. В этом его «проекте» сошлись его детские представления о волшебных замках из сказок и те образы удивительных домов, которые он видел в Европе и Америке. Все должно быть красиво, функционально и максимально удобно для жизни. Что бы ни случилось с Сашей, у его сына будет свой дом, настоящий дом. Крепость!

Архитектор Андрей, не от мира сего длинноволосый человек с русой бородой и задумчивым взглядом, долго смотрел на его рисунок, но оценку свою высказал в какой-то заумной форме:

— Да это Эльсинор какой-то! По сути... А в общем — эклектика... Впрочем, отсутствие стиля, определяемого канонами конкретного архитектурного направления есть тоже своего рода стиль.

—        Что, хреново нарисовал что ли? — по-простецки спросил Саша.

Ему нравился этот богемного вида парень, хоть и выражался он порою так витиевато, что Саша потом мысленно расшифровывал его длинные фразы.

—        Да нет, нормально, — Андрей внимательно, разглядывал рисунок, что-те прикидывая. — Хозяин-барин. Думать будем, в процессе разберемся.

Разбирался Андрей как-то очень долго. Целый месяц Саша не мог добиться от него готовых чертежей. Это начинало доставать.

Но зато когда архитектор принес ему бумаги с цветными эскизами, Саша готов ему был все простить — и необычайную медлительность, и заумные слова, и уклончивые ответы на конкретные вопросы.

Андрей почти ни черточки не поменял в том облике дома, который представил и нарисовал Саша. Он только довел карандашную зарисовку до ума и просчитал идеально каждый угол, каждую лесенку, каждый тупичок, каждое стеклышко. Особенно хорош был эркер с витражом в готическом стиле. По эскизам Андрея, на которых он вписал дом в окружающее пространство, уже вполне можно было представить, как это все будет. Классно будет...

На сегодняшний день рабочие завершали стены второго этажа. Саша не то чтобы взял на себя роль постоянного надзирателя, но как только выдавалось свободное врмея, он ехал сюда, в свой будущий дом.

Сегодня он и с Андреем прикатили перед самым обедом. Аня напрашивалась ехать вместе ними, но Саша ей отказал, причем довольно резко. И тут же об этом пожалел. Нe потому, что отказал, а потому что сделал это действительно слишком груба. Аня, похоже, даже обиделась.

Ну не мог, не мог он везти свою любовницу в дом, где будут жить его жена и сын. Параллельные линии не должны пересекаться. Этому учат еще в школе. Аня хороша в постели... Как там вчера сказала та актриска: «Такие роли у тебя получаются»? Именно так. А жена и сын — это часть его самого...

Рабочие как; раз пошли обедать в свою бытовку. А». Саша решил побродить

по стройке. Он поднялся по деревянным сходням на второй этаж и, встав у оконного проема, засмотрелся на потрясающий пейзаж, из-за которого в большой степени и остановил свой выбор на этом участке. Там, вдали Москва-река, утопая в зелени деревьев, делала плавный поворот между холмами...

«Красотища-то какая! Вот она, Россия, Родина!..» — восхищенно подумал Саша.

И тут же одернул себя. На восхищение времени не было. В его жизни в.се меньше места оставалось эмоциям. Порой, словно спохватившись, он задумывался над тем, нужно ли ему то, что он делает? В самом начале существования Бригады, когда все было внове, он получал удовольствие и от преодоления трудностей, и от пьянящего чувства опасности, с которой были связаны его решения и их последствия. А еще больше от ощущения власти, от того, как охотно все окружающие подчинялись его приказам. Как там у Окуджавы: «Каждый сам ему выносит и спасибо говорит...»

А теперь даже работу по «Социуму», проекту, который должен был вознести его на командные высоты бизнеса и сделать своим, пусть с оговорками, человеком в околокремлевской тусовке, он смотрел как на обузу. Почему так произошло? Может быть, потому, что тогда он был свободен в своих решениях и играл по правилам, которые сам же и устанавливал? А теперь, как Москва-река, он должен был плыть в назначенных природой берегах? Нет, не природой, а Виктором Петровичем Зориным!

Саша посмотрел на часы — пора было ехать в Москву. Их с Пчелой ждали на Совете директоров банка «Социум». Отработанная технология наката и на этот раз не дала сбоя: пришло время принимать новое хозяйство...