Встречу назначили неподалеку от селения Хачалой. Место было почти идеальным. Проселочная дорога здесь делала крутой поворот и далеко просматривалась в обе стороны. Мало того, ее горный участок — серпантин, — тоже был виден как на ладони. -

Чуть повыше дороги, в густой зеленке сидели трое бородатых чеченцев в камуфляже. Они сосредоточенно курили, время от времени поглядывая вниз, на дорогу. Чуть в стороне от них, на камне сидел парнишка лет двенадцати. На нем были грязные джинсы и футболка, когда-то красная, а теперь выцветшая до бело-розового цвета. На футболке все еще читалась надпись — «Формула1». Мальчик сидел, обняв колени руками. Казалось, что он мерзнет, хотя на самом деле было жарко.

—        Едут, — сказал высокий худой чеченец.

—        Ну и замечательно, — отозвался другой, невысокого роста, в больших темных очках. На голове у него была армейская кепка с длинным козырьком.

Третий молча снял автомат с плеча и подготовил его к стрельбе. Мальчик испуганно посмотрел вниз. По серпантину медленно двигался серый «жигуленок». Похоже, что подъем давался ему нелегко. Слышны были завывания мотора на поворотах. Тем не менее уже через несколько минут машина показалась на дороге совсем близко, с левой стороны. Мальчик все еще не решался привстать со своего камня и лишь вытягивал тонкую шею, стараясь получше разглядеть водителя.

«Жигуль» остановился в десяти шагах от поворота. Из машины вышел солидный мужчина лет сорока, хлопнул дверцей и поднял руки вверх, всем своим видом демонстрируя крайнее миролюбие.

—        Товар при нас! — крикнул ему, спускаясь к дороге, высокий чеченец. — Деньги привез?

—        Привез. Где ребенок? — опуская, наконец, руки спросил мужчина.

—        Здесь, здесь твой ребенок, — успокоил его тот, что в очках. Говорил он с легким кавказским акцентом. Он за руку вывел на дорогу мальчика, пряча почему-то вторую руку за спиной. Мальчик шел так, будто только начал ходить и ему с трудом дается каждый шаг. Он остановился, молча и тихо плача, рядом с очкастым. Приехавший мужчина лишь на мгновение задержав взгляд на ребенке, наклонился, сунул руку через открытое окно в машину...

Чеченец с автоматом передернул затвор «Калашникова» и навел его на мальчишку.

—        Все в порядке, все в порядке, — крикнул мужчина, доставая с переднего сидения дипломат. — Здесь все как договаривались.

Высокий переглянулся с очкастым й подошел к машине. Взяв дипломат, он положил его на капот и щелкнул замками. В дипломате аккуратными рядами лежали пачки долларов. Высокий посчитал количество пачек и пролистал купюры в нескольких взятых наугад упаковках.

—        Все нормально, — крикнул он своим.

—        Иди к отцу,— подтолкнул мальчика в спину очкастый. — Ты свободен, парень. Твой папа умный, он тебя любит.

Тот, всхлипнув, бросился к машине. Отец обнял его, судорожно прижал к груди:

—        Давай, малыш, быстрей. Все будет хорошо, все будет хорошо, — повторял он как заведенный, усаживая сына на переднее сиденье.

Не сказав больше ни слова, он сел за руль, умело развернулся на небольшом пятачке и нажал на газ. Серый «Жигуль» помчался вниз по серпантину с бешеной скоростью...

— Вот видишь, как все просто, Руслан, — уже без всякого акцента сказал человек в темных очках и снял их левой рукой. Из правого рукава у него виднелась лишь забинтованная культя, которую он прятал за спину при разговоре с «клиентом».

Мало кто из прежних знакомых в этом бородатом загорелом человеке узнал бы Володю Каверина...

Решив зарабатывать деньги единственным доступным ему способом, а именно торговлей пленными, Каверин довольно быстро понял, что на пленных солдатиках и даже офицерах капитала не сделаешь. Возни было много, а выхлоп маленький. И главное — слишком много риска, потому что дело приходилось иметь непосредственно с представителями федералов. А от них всегда можно было ждать подлянки. Вроде неожиданного вертолетного десанта.

С иностранцами было попроще, хотя тоже довольно стремно. Потому что об их исчезновении трубили все средства массовой информации и вставали на уши федералы по всей округе.

Не то мы делаем, не то, — сказал как-то раз Володя Руслану. — Брать надо не военнопленных, а. гражданских. Лучше детей. Но не маленьких — подростков. Здесь главное, Руслан, знаешь что?

—        Ну? — Руслан, кажется, начинал врубаться в идею.

—        Чтобы папаша был богатым и чадолюбивым. Впрочем, чадолюбивые они все. Так что главное, чтобы был богатым. Такая вот технология!

Руслан был в восторге от предложения. Сам бы он, конечно, до такого не допер. Не зря, не зря он спас этого бывшего мента. Да какой он мент? Просто криминальный талант! Профессор Мориарти! Так, кажется, звали гения преступного мира в одной из немногих прочитанных им книг.

—        Какую цену установим? Миллион? Два? Три? — Руслан отличался любовью к круглым цифрам. — А если упрямиться начнет?

—        Пальчик пришлем. Мизинчик, и Каверин непроизвольно посмотрел на свою культю. — Твою мать, — вспомнил он опять ненавистного Белова. Несуществующая ладонь ответила резкой болью..."

Бизнес наладили быстро. Все было организовано по-военному четко. Группы захвата в Ростове, Ставрополе, или, например, в Нальчике, где-нибудь по дороге из дома в школу захватывала ребенка. Другие люди переправляли «товар» в горную Чечню. Потом связывались с родителями и предлагали условия. Главным условием, помимо денег, было то, что богатенький папаша должен был приезжать один. Единственное, что ему гарантировали, это зеленый коридор через блокпосты подкупленных федералов и незамиренные территории.

Тут в доле были все. Так что схема работала как часы. Тик-так, тик-так...

— Главное, чтобы у каждого была материальная заинтересованность, — не уставал повторять Каверин. Он свято верил в силу денег и круговой поруки.

Но самому Каверину капитал был нужен не просто как таковой. Это была та база, которая позволит ему вырваться отсюда, легализоваться в Москве и продолжить свою борьбу. Эта программа-минимум Владимира Каверина, порождение его больного воображения, —

«Майн кампф», как он ее называл, — очень быстро начала материализоваться, обретать реальные черты. Да, недолго мерзавцу этому ходить по земле осталось! Ну, Белый, погоди!