XXIII

Где Белов? Многие задавали себе этот вопрос: и Лайза, и все прочие обитатели митрофановского особняка, и капитан спецназа, возглавлявший штурмовую группу. Но больше всех это интересовало Виктора Петровича Зорина, который сидел в своем кабинете и держал в руках невидимые нити заговора.

Зорин действовал через номинального директора фирмы «Бриз» — сына нынешнего губернатора Камчатки. На самом же деле львиная доля доходов от добычи рыбы и краба поступала прямиком к нему — через нескольких подставных лиц, так что проследить всю цепочку было невозможно. Во всяком случае, так считал сам Виктор Петрович.

Получив известие о том, что Белова взять не удалось, Зорин уточнил:

— Ты хочешь сказать, его там не было?

Собеседник замялся.

— Нет, он был в особняке. Бойцы видели его, но потом…

— Что «потом»?

— Исчез.

— Куда?

На этот вопрос Виктор Петрович не получил ответа. Голос в трубке молчал, ожидая дальнейших распоряжений.

— Вы отслеживаете разговоры с его мобильного? — спросил Зорин.

— Конечно. Мы пеленгуем сигнал, поступающий на базовую станцию. В последний раз он был в районе особняка. А потом…

— Тоже исчез? — подсказал Зорин.

— Да. Неудивительно. Если Белов — человек опытный, то знает, что по сигналу с мобильного можно определить местонахождение абонента.

— Конечно, знает… — Виктор Петрович ненадолго задумался. — Вот что. Карта у тебя на руках?

— Да.

— Отправляй людей в тайгу, пусть найдут этот булыжник и доставят в город.

— Стоит ли так спешить? Может, завтра с утра?

— Завтра с утра может быть поздно, — разозлился Зорин. — Делай, что говорю.

— Хорошо, — согласился собеседник. — А как насчет особняка? Продолжать наблюдение?

— Да. Оставь пару человек. Этот Белов — такой тип… Никогда не знаешь, чего от него ожидать.

— Понял вас. — Собеседник повесил трубку.

Зорин сплел пальцы и хрустнул суставами. «Блицкрига» не получилось. Ну ничего! Еще не все потеряно.

За Беловым ведется настоящая охота. Размноженные фотографии розданы патрульно-постовым группам, Князь со своими опричниками наверняка тоже ищет его повсюду. В конце концов, есть шанс, пусть и ничтожный, что Белов включит телефон, и тогда…

Словом, рано паниковать. Еще не последний раунд.

Виктор Петрович положил руку на сердце. Что-то кололо там, за грудиной. Он подумал, что неплохо бы выпить…

Зорин встал и подошел к бару. Долго вглядывался в череду разнокалиберных бутылок: водка, коньяк, виски, джин, ликер, кальвадос, сливовица, текила…

Наконец он нашел то, что искал, — маленький флакончик корвалола. Щедро накапал в стакан и добавил «Боржоми».

«Господи! — подумал он. — Трубят на всех углах: властные структуры, чиновный аппарат! Кто бы только знал, как это все нелегко дается!»

Он залпом выпил воду и немного постоял, прислушиваясь к сердцу. Вроде бы отпустило. Снова затикало, как старые часы: тик-так, тик-так, тик-так… Пауза, молчание, хрипение, потом опять: тик-так, тик-так, тик-так…

«Когда-нибудь эта пауза затянется, — подумал Виктор Петрович. — Моторчик остановится и не захочет идти дальше. Вот тогда все и кончится».

Где Белов? Никто не знал точного ответа. Да и сам Белов не знал. У Саши было такое ощущение, словно он провалился не в запутанную подземную галерею, а во временную дыру, на добрую сотню лет назад. В самое начало бурного двадцатого века, когда ушлые люди, воспользовавшись царившей в империи неразберихой, сумели сколотить невиданные состояния. То тут, то там объявлялся какой-нибудь клоп, вдоволь насосавшийся народной крови, — жирный, лоснящийся, трескающийся по швам от обжорства.

Да разве что-нибудь с тех пор изменилось? Ничего. Наоборот — воровать стали еще больше, с поистине вселенским размахом.

Ну, почему, он еще мог понять, но зачем? Зачем?

Новоявленные российские нувориши выглядели жалко, как туристы, в первый раз увидевшие «шведский стол» и торопящиеся поскорее наесться, закинуть за пазуху и что-нибудь еще в руках унести.

Зачем? Достаточно было прочитать про купца Митрофанова и понять, что все зря.

Белов это понял.

Первый тоннель закончился тупиком. Саша шел вперед, время от времени подсвечивая дорогу дисплеем мобильного.

Постепенно ход стал суживаться; Белову приходилось все ниже и ниже нагибать голову. Потом он уже шел в полуприсиде, а в конце и вовсе встал на четвереньки. Наконец, когда дальше двигаться было невозможно, Белов вытянул руку и увидел, что ход заканчивается глухой каменной стеной.

Белов попятился, пистолет выпал из-за пояса. Саша поднял его, развернулся и отправился назад, к перекрестку.

Стая самых любопытных и настойчивых крыс бежала перед ним, держась на почтительном расстоянии. Они еще не успели забыть, что нога человека может легко переломить им хребет.

Белов посмотрел на потолок и нашел еле заметную зарубку. Он выбрал другое направление и оставил на неподатливом граните вторую отметину.

Саша исследовал новый проход, но и он привел его в никуда. В тупик.

На этот раз Белов пробирался по тоннелю гораздо дольше, потому что он оказался длиннее первого.

Саша вдруг понял, в чем смысл этих тоннелей. Митрофанов хотел запутать возможных преследователей, выиграть время для отступления.

Белов не знал, помогло ли это купцу, но он блуждал по подземным галереям уже сорок минут — столько прошло со времени последнего звонка Ольги.

Саша снова вернулся на перекресток и сделал третью зарубку. Согласно теории вероятности, шансы найти выход выросли в два раза и стали пятьдесят на пятьдесят. Однако и на этот раз ему не повезло.

Третий тоннель также закончился глухой стеной. Пусть и отрицательный, но это был результат. Значит, оставшийся ход приведет его куда надо.

Саша не стал делать четвертую зарубку — и так все было ясно.

— Пока, ребята! — сказал он визжащему клубку из серых тел, извивавшихся у него под ногами. — Вам бы очень хотелось, чтобы я остался здесь, но… Мне с вами не по пути. Мне надо наверх, к свету.

И уверенно зашагал вперед.

Пройдя два десятка шагов, Белов понял, что он не ошибается. Тоннель повернул под прямым углом направо, потом — налево, но самое главное — он шел немного вверх, и Саша расценил это как добрый знак. Ведь дорога из подземелья на волю должна идти вверх, не так ли?

«Так, — подбодрил он себя и прибавил шагу. — Все время — немного вверх».

Было еще одно обстоятельство, радовавшее его, — этот проход не суживался, он все время оставался одинаковым. Единственное, что было непонятным, — он петлял.

Через каждые десять — пятнадцать шагов следовал новый поворот. Зачем?

Белов как человек, знакомый со скальными породами не понаслышке (все-таки у него за плечами был Горный институт), знал, что каменный массив никогда не бывает однородным; в нем обязательно присутствуют трещины, разломы и участки повышенной плотности. Возможно, тоннель был прорублен по линии наименьшего сопротивления?

Он отмел эту гипотезу. И сам особняк, и подземные галереи были спроектированы очень грамотно; вряд ли архитектор не понимал, что, прорубая тоннель по месту разлома, он тем самым еще больше ослабляет каменный монолит. Нет, объяснение нужно было искать в другом.

Саша в очередной раз, следуя ходу тоннеля, повернул под прямым углом направо. Он заметил выступ, образованный поворотом. За выступом была небольшая ниша, шириной как раз такая, чтобы там мог свободно поместиться человек. Это не могло быть случайностью.

Белов решил потратить пару минут и осмотреть нишу. Каково же было его удивление, когда на уровне пояса он обнаружил углубление. В углублении лежал семизарядный револьвер системы Лефоше — почти новенький, в смазке.

— Ах, значит, настолько все серьезно? — с удивлением произнес Белов.

Ему вдруг стало жаль купца Митрофанова. Саша представил, каково это жить, каждую минуту ожидая погони. Бедняга, наверное, не спал ночами — все боялся пропустить момент, когда его придут убивать. И все ради чего — груды блестящих побрякушек? Да-а-а… Какими же ничтожными кажутся люди и их поступки, особенно, по прошествии многих лет.

Нет, себе бы он не хотел такой участи — дрожать над украденными сокровищами, постоянно ожидая нападения. А потом бежать по подземному лабиринту и отстреливаться из-за каждого угла.

Глупо. Неужели человеческая жизнь — настолько пустячная штука, что ее не жалко потратить на такую ерунду?

Впрочем, у Ерофея Кистенева было совершенно противоположное представление о ценности человеческой жизни — не зря же он прослыл великим душегубцем, на щадившим никого ради медного пятака!

«В конечном итоге каждый получает только то, чего заслуживает», — решил Белов.

Внезапно он почувствовал нечто похожее на прикосновение холодных пальцев к разгоряченному телу. Саша замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Странное чувство повторилось.

На миг Белову почудилось, что сейчас из-за поворота выйдет сам Ерофей — седой, высокий и изможденный, с горящими глазами и семизарядным «Лефоше» в руке.

«Призрак — он призрак и есть», — так, кажется, сказал Федор?

Белов рассмеялся, устыдившись минутной слабости.

— Чего это я? — сказал он громко. — Неужели боюсь?

Он двинулся дальше, отмечая, что с каждым шагом воздух в подземелье становился все более свежим и чистым. Сладковатая вонь осталась позади. За следующим поворотом он явственно различил слабое дуновение — значит, выход был уже близко.

Белов ускорил шаги и вдруг…

Под ногой что-то хрустнуло. Ступня будто угодила в капкан; Белов не смог удержать равновесие и упал.

Падая, он выставил перед собой руки; они наткнулись на какое-то подобие решетки. Или клетки — Саша не мог разобрать.

Он поспешил подняться. Подобрал мобильный (к счастью, телефон не разбился от удара) и нажал кнопку.

Слабый свет выхватил из темноты зловещий оскал. Белов мгновенно вскочил и принялся рассматривать то, что лежало под ним.

Скелет, укутанный в обрывки истлевших тряпок. То, что он принял за решетку, оказалось грудной клеткой — перекрестьем побелевших от времени ребер.

На скелете не было ни кусочка плоти, только вокруг черепа остались длинные белые волосы.

Белов попятился. Он уже понял, кто был перед ним. На дне тоннеля лежал сам купец Митрофанов. Или — Ерофей Кистенев, как будет угодно.

Подавив в себе первую вспышку отвращения, Саша оглядел скелет внимательнее. Он заметил какой-то посторонний предмет, торчавший между ребрами с левой стороны.

Белов осторожно взял предмет двумя пальцами. Это было длинное узкое лезвие — штыка или ножа, разобрать невозможно: металл был сплошь изъеден временем и ржавчиной.

Саша представил себе картину того, что случилось почти сто лет назад.

XXIV

Высокий худой человек с густой седой шевелюрой нервно мечется по особняку. Возможно, он уже понимает, что это — конец, а возможно, на что-то еще надеется.

Но в городе не прекращаются волнения. Прежняя власть свергнута, и порядок навести больше некому.

Толпы людей с оружием рыщут по городу в поисках добычи. Они убивают всех, кто попадается на их пути. Ради денег, или часов, или золотой цепочки, а иногда — просто так, от злобы и от голода.

Электричество не работает; по ночам с холма, на котором стоит особняк, видны мириады огоньков — это горят факелы в руках разбушевавшихся разбойников.

Николай Васильевич Митрофанов, он же — Ерофей Кистенев, хорошо понимает, к чему все идет. Исчезла дубина. На улицах царит полная безнаказанность.

Сладкая вседозволенность, которой он упивался в течение нескольких лет, вдруг стала всеобщим достоянием. И это пугает Ерофея больше всего. Он-то раньше думал, что он такой — один. Сверхчеловек. Человек с несокрушимой жизненной силой. Человек, однажды схвативший Судьбу под уздцы и теперь полагающий, что ему можно все.

Но нет. Теперь он не один. И любой проходимец, у которого нет Сэрту, но есть топор, или кистень, или револьвер в руках, становится равным ему. И это — по-настоящему страшно.

Генерал-губернатор давно уже в Харбине — вместе с семьей. Разодранный в клочья мундир полицмейстера плавает в мутной воде Авачинского залива. Сам обладатель мундира (также разодранный в клочья) уже стал обедом для жадного минтая. Дома зажиточных петропавловцев стоят разграбленные, глядя на изменившийся в одночасье мир пустыми глазницами разбитых окон.

И только Ерофей Кистенев отказывается поверить в происходящее. Как же так? Почему это произошло? Сознание знает ответ. Безнаказанность. Ну хорошо, думает Ерофей. Пусть это случилось, но мне-то уж точно ничто не грозит. Ведь я… Я — тот самый, что похитил Европу. Я — всемогущий Зевс! Я — избранный! Я — сумевший оказаться в нужное время в нужном месте!

«Безнаказанность», — шепчет тот, кто стоит за его левым плечом. И теперь плюй не плюй, все равно уже поздно.

На рейде Авачинской гавани стоит японская эскадра, но японцы не решаются высадиться, опасаясь главного калибра Российского Тихоокеанского флота.

Бывшего флота, но не калибра. Он-то по-прежнему грозен и страшен.

Каждую ночь огоньки, снующие по городу, подбираются все ближе к холму. Митрофанов в смятении бродит по анфиладе и чутко прислушивается к любому шороху, раздающемуся во дворе.

Утро начинается с жуткого воя, и день умирает под те же звуки. Но теперь Ерофею кажется, что этот вой — вовсе не хитроумная придумка умелого архитектора. Это — голоса загубленных им душ. Они где-то рядом. Они жаждут его крови.

Часы тикают, и Кистенев знает, что они отсчитывают его последние… Что? Сутки? Часы? Минуты? А может быть, секунды?

Пытка неизвестностью слишком тяжела, поэтому, когда в центральный зал врываются черные фигуры, Ерофей чувствует что-то вроде облегчения. А потом — резкую обжигающую боль в левой стороне груди.

Он стреляет из своего «Лефоше». Один, два, три, четыре раза…

Черные фигуры с короткими криками и стонами валятся на пол.

Ерофей, зажав ладонью торчащий из груди обломок лезвия, отступает назад, в анфиладу.

Он закрывает за собой все двери и оказывается в последней комнате, где стоит печь. Последние два месяца Кистенев запрещал топить — ждал, что путь отступления может понадобиться в любую минуту. И вот он наконец понадобился.

Ерофей открывает заслонку. Кровь хлещет из него, как из недорезанной свиньи. Вместе с ней уходят силы.

Кистенев даже не закрывает заслонку изнутри. Он ползет по дымоходу, нащупывает выступающий из кладки кирпич и открывает люк.

Он падает в люк, обдирая кожу. Хватает заготовленный факел и спички. Тоннель озаряется радостным пляшущим пламенем.

Кистенев ползет по проходу, оставляя за собой жирный кровавый след. Он оглядывается и видит, как крысы, сбившись в кучу, лижут его кровь. Они бегают и визжат, предвкушая трапезу более сладкую и более сытную.

Ерофей до последнего вздоха не верит, что он умрет. Умереть может кто угодно, но только не он — великий Зевс, укравший Европу.

В «Лефоше» еще остаются патроны. Ерофей приберегает их для преследователей. Наконец он уже не может двигаться и просто лежит на полу, надеясь, что силы сейчас вернутся. Они обязательно вернутся, ведь он — равен самому Богу! Крысы начинают бегать по его ногам. Кистенев пытается их сбросить и понимает, что не может пошевелиться. Руки и ноги наливаются свинцовой тяжестью, но они еще чувствуют. Например, они чувствуют, как тысячи острых зубов начинают отрывать от тела маленькие кусочки.

Ерофей пытается орать, но у него получается лишь слабый вздох. Крупная крыса садится ему на лицо, с интересом заглядывает в глаза и потом вдруг впивается в щеку. Кистенев ничего больше не может сделать — только опустить веки, чтобы не видеть, как мерзкие твари с суставчатыми безволосыми хвостами пожирают его живьем. «Лефоше» холодит правую ладонь, но Ерофей не может поднять руку, облепленную десятками серых тел. Они кусают, разрывают и жрут. Жрут того, кто совсем недавно считал себя хозяином Камчатки, мира, самой Жизни, наконец! Крысы ведут себя, как люди — упиваются своей безнаказанностью и беспомощностью жертвы.

Несокрушимая жизненная сила напоследок играет с Ерофеем злую шутку — он никак не может умереть. Даже плавая в луже собственной крови, истерзанный и наполовину съеденный, он продолжает жить.

Работает только мозг. Он мыслит ясно и четко. Тот, кто стоит за левым плечом, шепчет ему на ухо: «Разве ты не этого хотел? Разве ты не знал, что за все приходится расплачиваться? Не платить — новенькими хрустящими ассигнациями; но расплачиваться — кусочками своего тела и последними минутами жизни, проведенными в полном отчаянии? У каждого следствия есть причина, у каждой причины есть следствие. Ты украл Европу и попирал ногами сирых и убогих. Разве это не справедливо, что теперь тебя жрут крысы?»

Наконец Ерофей умирает: не в теплой постели, окруженный плачущими детьми и внуками, а в темном подземном тоннеле, полностью облепленный пьяными от человеческой крови крысами. Они покрывают его тело наподобие живого колыхающегося ковра.

Кистенев уходит, оставляя после себя не груды сокровищ. И даже не честное имя. А только родовое проклятие, которое не прервется, покуда месть не свершится.

Белов попятился. Между лопатками пробежали мурашки. Непреложный жизненный закон предстал перед ним во всей своей суровой простоте и неотвратимости.

«Какой мерою мерите, такою отмерено будет вам». Если кто-то породил безнаказанность, то ему не следует сетовать на то, что рано или поздно она обернется против него самого.

И всем, начиная от мелких торговцев наркотиками и заканчивая обитателями рублевских дворцов, следует об этом помнить.

Саша еще раз посмотрел на скелет. В правой кисти Митрофанов сжимал револьвер, а в левой — металлический цилиндр с закручивающейся крышкой.

Белов потянул цилиндр; кости руки рассыпались с глухим стуком, как фишки домино. Света было недостаточно для того, чтобы рассмотреть содержимое цилиндра. Саша решил сделать это позже, когда выберется из подземелья.

Он перешагнул через скелет и пошел дальше.

В душе не было ни злости, ни восхищения, ни жалости к этому человеку. Только — досада, что он так глупо сумел потратить единственное сокровище, доставшееся, в подарок от Всевышнего. Собственную жизнь.

Белов миновал еще два поворота и вдруг почувствовал, что слабый ветерок усилился. Саша сделал еще несколько шагов и уперся в преграду.

Но на этот раз стена была не каменной, а чугунной, с ребрами, сделанными в виде шашечек.

Саша решил, что это — дверь, ведущая наружу. Он опять включил подсветку дисплея и, к своему удивлению, обнаружил, что плутал по подземным лабиринтам добрых два часа.

Белов принялся обшаривать стены в поисках какой-нибудь кнопки или рычага. К счастью, рычаг действительно был, и он был очень заметным.

Александр сунул телефон в карман и обеими руками ухватился за рычаг. Сначала ему не удалось даже сдвинуть его с места.

Белов повис на чугунной ручке и уперся ногами в стену. Тогда рычаг стал медленно поддаваться. Саша подпрыгнул и навалился на него всем телом.

В стене что-то затрещало, рычаг задрожал и внезапно опустился. После паузы, показавшейся Белову целой вечностью, механизм пришел в движение. Сработала система хитроумных противовесов, стесненное пространство тоннеля наполнилось скрежетом и лязгом.

Дверь начала медленно подниматься, но Белов понимал, что это еще ничего не значит. Проржавевшие тросы могут в любой момент лопнуть от напряжения, дверь снова опустится, и тогда Белов навсегда останется под землей.

Саша загадал: если он нагрешил в своей жизни не меньше, чем купец Митрофанов, то пусть так и случится. Но если тот, кто стоит за его правым плечом (уж во всяком случае не Князь), еще верит в него, то дверь откроется, и он снова увидит свет, город, своих друзей… И Лайзу — женщину, которую очень любит. Женщину, которая носит в утробе двух его сыновей.

Саша ждал решения Судьбы. Секунды текли мучительно долго. Дверь словно раздумывала: отпускать пленника на волю или нет?

Она приподнялась, впустив в подземелье свежий воздух и вечерний сумрак.

— Ну же! Давай!

Чугунная плита скрипела в пазах, стены тоннеля дрожали, из потолка брызнули куски гранита.

Белов догадался, что Митрофанов приготовил для преследователей последний, самый неприятный сюрприз: одновременно с открытием двери своды тоннеля должны были обрушиться, погребая под градом камней всех, кто решился ступить в подземный лабиринт.

Монолит стонал; от гула у Саши заложило уши.

Наконец расстояние от нижней части проема до края двери стало таким, что Белов смог бы через него протиснуться. Не раздумывая ни секунды, он лег на каменный пол и пополз.

Позади него падали камни; гулкое эхо, путаясь и натыкаясь на само себя, металось по проходам, вырубленным в породе.

Саша выбрался уже наполовину. Место, куда выходила дверь, было для него незнакомо, но разве это хоть что-нибудь меняло?

Белов упирался в мягкую землю локтями, подтягивался и продвигался все дальше и дальше. Прямо перед ним был отвесный склон, заросший густой травой.

Саша собрал все силы, оттолкнулся ногами от проема и покатился вниз, пытаясь не потерять три вещи, которые в настоящий момент составляли все его имущество: пистолет, мобильный телефон и металлический цилиндр, найденный рядом с телом купца Митрофанова.

Ах да! И еще — самое главное! Жизнь. Ведь он все-таки спасся, несмотря ни на что!

Катясь по земле (после каменного мешка она казалась нежнее пуховой перины), Белов успел бросить взгляд назад. Дверь упала, закрыв проход, и теперь уже никто бы не догадался, что здесь находится вход в катакомбы.

Саша раскинул руки, затормозив падение. Он лежал на земле и смотрел, как на небе, одна за одной, загораются звезды.

Затем он осторожно ощупал себя — цел, если не принимать во внимание синяки и ссадины.

Белова очень интересовал загадочный цилиндр, с которым купец Митрофанов не хотел расставаться вплоть до самой смерти. Саша открутил крышку и заглянул внутрь. Там оказался свернутый в трубку лист бумаги.

От подножия склона начинался огромный пустырь; на нем, как пустые спичечные коробки, стояли корпуса заброшенного завода. Между корпусами кое-где торчали фонари, похожие на отцветающие одуванчики, — длинный голый стебель и венчик молочного света, дрожащего во влажном воздухе.

Саша закрыл цилиндр, зажал его под мышкой и направился к ближайшему фонарю — ему не терпелось узнать, что же до последней секунды хранил Ерофей Кистенев.

Вокруг было тихо, ни души. Белов слышал, как под кроссовками скрипит трава. Он огляделся, пытаясь найти митрофановский особняк, и не нашел: видимо, подземный ход оказался значительно длиннее, чем он предполагал.

Внезапно мобильный разразился мелодичной трелью. Саша посмотрел на дисплей — звонила Ольга. Он нажал кнопку «ответ»:

— Привет!

Откровенно говоря, бывшая жена позвонила не вовремя. Ему сейчас было совсем не до разговоров. Белов приготовился выслушать очередные жалобы и капризы, но вместо этого Ольга вдруг сказала:

— Саша, с тобой все в порядке? Ты где?

Белов пожал плечами. Врать не хотелось, а правды он не знал. Поэтому ответил уклончиво:

— Я? На Камчатке. Спасибо, со мной все в порядке. Как у тебя? Ты в клинике?

— Нет, я в больнице, — сказала Ольга.

— Ты хочешь сказать, у Наршака? — уточнил Белов.

— Нет, у Лайзы.

От неожиданности Белов опешил и чуть было не выронил цилиндр.

— Где?

— Мы с Димой сегодня прилетели. Я все знаю. Постарайся пересидеть где-нибудь несколько дней. Введенский уже в курсе дела, он обещал помочь…

— Что с Лайзой? — спросил Белов. Он почувствовал, как к сердцу подбирается холодный липкий страх. «Неужели с ней что-то случилось? Я никогда себе этого не прощу!» — Что с ней? — повторил он громче, опасаясь, что Ольга нарочно тянет с ответом.

— Кровотечение. Была реальная угроза выкидыша, но теперь врачи говорят, что все позади… Саша, спрячься куда-нибудь. Так велел Введенский. Он уже работает, надо только дождаться…

Белов быстро шел к фонарю. Он почти не прислушивался к словам Ольги. Его не покидала уверенность, что сам ход событий направляет его действия, неумолимо толкает в нужную сторону.

Затаиться? Спрятаться? Ждать, пока Введенский бросит ему спасательный круг и вытащит из водоворота приключений в безопасное место? Это даже не смешно.

«Пройдет время, и ответы найдутся сами собой», — так сказал Рультетегин. А еще он передал через Тергувье, что «свет Сэрту поможет». Да! Не зря же метеорит был священным для камчадалов: «Сэрту помогал в охоте и в бою, он излечивал раны и болезни, но самое главное — он следил, чтобы женщины нашего народа разрешались от бремени легко и без боли. Ни одна мать не погибала во время родов, ни один ребенок не умирал от голода и хворей».

Сэрту! Как ни крути, метеорит был той самой осью, вокруг которой все и вращалось.

Белов бегом преодолел расстояние, остававшееся до фонаря. Откинул крышку цилиндра и осторожно извлек лист плотной бумаги.

— Саша?! — насторожилась Ольга. — Ты слышишь меня? Ты меня слушаешь?

— Да, слышу, — ответил Белов. «Но вот послушаю — это вряд ли».

Он развернул лист и поднес к глазам. На бумаге оказался эскиз «Похищения Европы» — того самого, первоначального варианта.

Приглядевшись повнимательнее, он увидел какие-то крестики, кружки и пунктирные линии, проступавшие на фоне рисунка.

В левом верхнем углу, как раз напротив пасти хищно ощерившегося дельфина, Саша разглядел восьмиконечную звездочку. В правом нижнем, рядом с быком — еще одну. Рядом с нижней звездочкой проходила еле заметная линия. Она была причудливо выгнута, и ее очертаний показались Белову знакомыми.

«Если это то, что я думаю, то у меня есть шанс опередить убийц Кондрашова. Допустим, они отправились в тайгу сразу после того, как завладели картой. Тогда у них есть пара часов форы. Но Кондрашов утверждал, что его карта — не слишком подробная, и положение особняка указано весьма приблизительно. Тогда…».

— Оля! — сказал Белов. — С Лайзой действительно все в порядке? Или ты что-то не договариваешь?

— Пока — в порядке, — сказала Ольга. — Но не вздумай приходить сюда. Мало ли что… Ты ведь — в розыске.

— Да-да, я знаю. Где Шмидт?

— Он привез для Лайзы кое-какие вещи и уехал обратно в особняк. А почему ты спрашиваешь?

— Хочу попросить его помочь вырыть землянку. Мне ведь надо прятаться, ты забыла?

— Белов, — укоризненно сказала Ольга, — ты неисправим.

— А может, это не так уж и плохо? — спросил Белов. — Спасибо тебе за помощь. Не волнуйся, скоро все это закончится. Извини, не могу долго разговаривать. Пока. — И он нажал на трубку отбоя.

Саша прикинул: с того момента, как он вылез из митрофановских катакомб на свет божий, прошло около семи минут. Мобильный телефон — чудесная штука, но только очень наивные люди полагают, что сотовый предоставляет дополнительную степень свободы.

Мобильный телефон — это прежде всего тотальный контроль. Прослушать разговоры не составляет особого труда; кроме того, по направлению и интенсивности сигнала, поступающего на базовую станцию, легко вычислить местонахождение абонента.

Семь минут — это слишком много. Пора выходить из сети. Но сначала…

Белов набрал номер Шмидта.

— Дима! Это я! Не задавай лишних вопросов, просто делай, что говорю. Спустись в центральный зал; там, в ящике письменного стола, лежат карты Камчатки разного масштаба. Их не меньше десятка. Возьми все, захвати для меня одежду, садись в машину и поезжай по шоссе на север. Держи телефон включенным, я выйду на связь. Все, пока.

Белов нажал «отбой». На подъездной дороге, ведущей к воротам заброшенного завода, показались огни фар. Большой седан — Белов не смог издалека разобрать марку машины — переключил дальний свет на ближний и сбавил ход.

— Быстро вы, ребята! — пробормотал Белов и ушел подальше от фонаря, в тень.

Кем бы ни были его противники, их не следовало недооценивать. Приходилось признать, что работали они четко и оперативно.

С пассажирского сиденья седана вылез человек и подошел к воротам. Он подергал висевшую на них цепь и что-то сказал водителю.

Саша отключил батарею телефона и, как самолет-невидимка «Стелс», временно исчез с экрана радара. Ему предстояло решить задачку со многими неизвестными. Шмидт должен был добраться до места предполагаемой встречи минут за пятнадцать. За это время и сам Белов должен был оказаться где-то поблизости. Но как? Во-первых, ему надо понять, где он находится, а во-вторых, раздобыть машину.

Ну, с машиной все более или менее ясно. Необходимо действовать грубо и решительно. Ребята, что сидят в седане, считают себя «охотниками», а Белова — «дичью». Они даже не подозревают, что у «зайчика» могут оказаться острые и очень опасные зубки.

Седан медленно двинулся вдоль невысокого заборчика из сетки-рабицы.

Белов стоял за углом заводского корпуса и не думал никуда убегать. Фары седана вновь переключились на дальний свет; теперь дорожка вдоль забора была видна, как на ладони.

«Будут ездить вокруг завода, дожидаясь подкрепления, — подумал Белов. — Интересно, сколько у них людей? Хватит ли на то, чтобы следить за Шмидтом и мной одновременно?»

Если исходить из самого худшего, то хватит. Но в любом случае город уже наглухо заблокирован, и вырваться из него не удастся. «Обычными средствами, — поправил себя Саша. — А мы попробуем необычными. Ну что, пора?»

Седан поравнялся с приземистым двухэтажным зданием, за которым он прятался. Белова отделял от преследователей только этот невысокий заборчик и тридцать метров открытого пространства, освещенного фонарем.

Когда размеренное урчание мотора стало хорошо различимым, Саша вдруг выскочил на свет и заметался. Он увидел седан и остолбенел. Это длилось несколько секунд. В салоне автомобиля мелькнула тень, затем стекло передней двери опустилось.

Ступор, овладевший Беловым, неожиданно прошел. Саша сорвался с места и побежал в сторону следующего корпуса, находившегося в тени. Затем, словно передумав, резко развернулся и побежал обратно — первое здание хоть и было освещено, зато и стояло ближе.

Обостренным слухом он уловил смачное лязганье затвора и еле слышные хлопки — стреляли из пистолета, оснащенного ПБС — прибором бесшумной и беспламенной стрельбы.

Похоже, одна из пуль задела его. Белов неловко подвернул ногу и рухнул на землю, подняв целый столб пыли. Затем он снова поднялся и, хромая, бросился дальше. Теперь он бежал значительно медленнее.

До угла здания оставалось каких-нибудь пять или шесть метров. Пули ударялись в бетонную стену, выбивая из нее острые осколки. Белов закидывал голову и приволакивал ногу; не добежав до спасительного угла пары шагов, он опять упал и пополз.

Он только один раз взглянул на преследователей. Автомобиль остановился, с переднего сиденья выпрыгнул человек в темном костюме и, едва коснувшись верхней перекладины, легко перемахнул через низенький заборчик.

Оказавшись под защитой стены, Белов вскочил на ноги и пробормотал:

— Такая пантомима тянет на «Оскара», не меньше. Не зря же говорят: «Талантливый человек талантлив во всем». А не попробовать ли мне себя в Голливуде?

Но прежде чем попытаться пробиться в кинобизнесе, надо было избавиться от погони. Стараясь оставлять в пыли четкие отпечатки подошв, Белов подбежал к заброшенному зданию и нырнул в оконный проем — и стекла, и рамы давно утащили хозяйственные аборигены.

Он убрал пистолет, прижался к стене и стал ждать.

XXV

Шмидт сделал все, как велел Белов. Он нашел в письменном столе не меньше десятка разнообразных карт Камчатки: географических, климатических и даже испещренных какими-то непонятными символами, значение которых не сразу дошло до Дмитрия. Лишь приглядевшись повнимательнее, он понял, что на карте отмечены месторождения полезных ископаемых и места привычного обитания промысловых рыб, — Белов, когда ситуация требовала, умел быть серьезным и дотошным.

Затем Шмидт нашел среди вещей Белова толстовку, джинсы и сунул их в полиэтиленовый пакет. Залез в свою походную сумку и прихватил продолговатый предмет, похожий на складной зонтик: дождя вроде бы не обещали, но предстоящая прогулка могла принести немало неожиданностей.

Дмитрий забрал у Витька ключи от «тойоты», сел за руль и завел двигатель. Шмидт вырулил с подъездной дорожки на шоссе и повернул направо; в зеркало заднего вида он увидел, как от обочины, выждав небольшую паузу, отъехал автомобиль и последовал за ним.

«Меня пасут», — понял Шмидт, но решил не придавать этому факту большого значения. У бывшего спецназовца (хотя они не бывают бывшими) имелся в арсенале богатый запас нетрадиционных приемов вождения, но Дмитрий пока не хотел их применять — во всяком случае до того, как Белов выйдет на связь. Ведь Саша не предупредил, что надо обязательно избавиться от «хвоста».

Он включил музыку и ехал не торопясь, примерно как к "теще на блины. В проигрывателе стоял диск с «классикой» — в ненужные подробности, вроде фамилии композитора, Шмидт вдаваться не желал.

Погода была чудесной, дорога — пустой (если не считать автомобиля, державшегося на расстоянии в полсотни метров), а настроение — бодрым. Встреча со старым другом, как всегда, сулила веселые приключения, и Шмидт был этому рад.

Он стучал пальцами по «баранке», стараясь попадать в такт музыке, льющейся из колонок.

Водитель, сидевший в сером седане «Ниссан-максима», не сразу сообразил, что к чему, а когда сообразил, было уже поздно.

Да, конечно, он видел фигуру, выбежавшую из-за угла заброшенного заводского корпуса. Человек в темном пиджаке быстро бежал к машине, но это не вызывало никаких подозрений — в конце концов, они же не пряники сюда приехали перебирать, надо было поторапливаться. Завалить «алюминиевого короля», рвущегося в губернаторы Камчатки, — дело серьезное, хотя, признаться честно, не такое и сложное. Больно уж малахольным оказался «объект» — занервничал, сам выбежал под выстрел, заметался, схлопотал пулю в ляжку и уполз. Поставить контрольную «точку» в затылок — задачка не бей лежачего: в прямом и переносном смысле.

Водитель уже хотел взять рацию и отрапортовать о выполнении задания (с которым, к слову сказать, не сумели справиться бойцы штурмовой группы), но в последний момент решил повременить и дождаться исполнителя.

Свет от фонаря бил человеку в спину, поэтому водитель не мог разглядеть его лица. Он ориентировался на одежду, а именно — пиджак, и… Стоп!

Что-то шло не так. К пиджаку полагались брюки, а человек был одет в джинсы, и это…

Водитель потянулся к оружию, но прежде чем он успел залезть под мышку, ствол «Макарова» уперся ему прямо в лоб.

— Не делай резких движений, иначе я начну нервничать, и это закончится очень плохо. Я имею в виду — плохо для тебя. Ты меня понимаешь?

Водитель кивнул. Человек достал у него из кобуры пистолет, вытащил обойму и ловким движением снял затворную раму. Оружие, разобранное на части, больше не представляло никакой опасности.

Человек отбросил разобранный пистолет в сторону и сел на переднее сиденье.

— Митрофановский особняк далеко?

— Не очень, — стараясь не щелкать зубами от страха, произнес водитель.

— Тогда поехали туда! — сказал Белов. Это был, конечно, он.

— А? — Водитель выразительно мотнул головой в сторону заводского корпуса.

— Проспится и будет в норме. При условии, что не пожалеет денег на визит к стоматологу, — ответил Саша. — Ты кто таков? Откуда?

Белов ловко обыскал водителя, вытащил из кармана бумажник и просмотрел документы.

— Охранная, фирма «Бриз», — прочитал он. — «Бриз»… — Белов наморщил лоб. — Что-то знакомое… Напомни-ка, кто ваш хозяин?

— Формально — сын губернатора, — разоткровенничался водитель. — А по-настоящему — Зорин.

Он рассчитывал произвести на незнакомца должное впечатление, но добился совершенно обратного эффекта.

— А-а-а, старый лис, — рассмеялся Белов. — Ну конечно, как я сразу не догадался? Выходит, у него здесь уже подготовлен плацдарм? И рыболовецкая компания, и охранная фирма, наверняка, и парочка заводиков имеется… С размахом работает человек, не правда ли?

Они выехали на шоссе, и водитель прибавил газу.

— Ну, признавайся честно, — сказал Белов. — Обложили меня?

Водитель кивнул.

— Город перекрыт. За особняком следят. Вас ищет милиция по подозрению в убийстве. Не делайте глупостей…

— Дружок! — перебил его Белов. — Давай договоримся так. Поверь мне, я вовсе не собираюсь тебя убивать. Напротив, я хочу, чтобы ты вернулся домой и посмотрел «Спокойной ночи, малыши!». Но меня иногда клинит, и тогда я совершаю поступки, о которых потом жалею. Не выводи меня из себя, и расстанемся друзьями. Ну, или почти друзьями. То, что вы с приятелем хотели провертеть во мне пару лишних дырок, пока опустим. Идет?

Водитель снова кивнул. Справа показался митрофановский особняк.

Белов ткнул парню стволом между ребер:

— Прибавь-ка! А то плетешься, как катафалк! Того гляди, нас начнут обгонять велосипедисты!

Водитель послушно нажал на газ. Светящаяся стрелка спидометра лизнула отметку «120» — больше не позволяла разбитая дорога.

Трасса была пустой. За окнами свистел свежий ночной ветер.

Белов выглядел веселым и сосредоточенным одновременно.

Через несколько минут он увидел «мицубиси-галант», висевший на хвосте знакомой «тойоты-лэндкрузер».

— Коллеги? — спросил Саша у водителя. — Тоже из «Бриза»? Любители ветра и моря?

На этот раз парень промолчал, впрочем, Белов все понял по выражению его лица.

— Обгоняй! — сказал он и достал мобильный. Пора было объявиться.

Саша включил телефон и набрал номер Шмидта.

— Дима! Привет! Как себя чувствуешь?

«Ниссан» поравнялся с «мицубиси». Белов знаком приказал водителю сбавить скорость и идти вровень с машиной преследования. Теперь они ехали по двум параллельным полосам.

— Все в норме, — ответил Шмидт. — Ты где?

— Я — рядом, — сказал Белов. — Что это у тебя там играет в машине?

Шмидт поискал пластиковый бокс из-под компакт-диска и не нашел.

— Бетховен, — наобум сказал он.

Белов рассмеялся. Он нажал на кнопку стеклоподъемника, и тонированное стекло быстро заскользило вниз.

Саша высунулся из окна. Упругая струя воздуха отбросила руку назад, но Белов собрался и смог точно прицелиться.

Водитель «мицубиси» заметил угрозу и качнул рулем вправо, но было поздно. Белов дважды нажал на спуск. Звуки выстрелов остались позади. Пробитое колесо быстро оседало; через несколько секунд раздался скрежет диска по асфальту.

— Это — Бах, Дима! Бах! — поправил Белов Шмидта и повернулся к водителю. — За ним!

Шмидт все видел в зеркало заднего вида. Он улыбнулся.

— Саня, это ты палишь?

— Нет, Дима, я не палю. Я обеспечиваю работой шиномонтажников. Предлагаю тебе остановиться и взять меня на борт.

— Вас понял!

Черная «тойота» сбавила ход и стала прижиматься к обочине.

Белов велел затормозить рядом с джипом. Он вытащил ключи из замка зажигания «ниссана» и спросил водителя:

— Пост впереди?

— Да.

— А по этому полю, — он махнул рукой влево, — мы сможем его объехать?

— На джипе-то? Наверное.

— Спасибо, — сказал Саша. — Мой тебе совет — поскорее ищи новую работу. Через неделю концерн «Бриз» лопнет, как мыльный пузырь.

— Посмотрим, — ответил парень.

Белов назидательно поднял палец.

— Послушай меня. Я никогда не говорю зря. К тому же губернатору не пристало обманывать своих избирателей.

— Саша, быстрее! — поторопил Шмидт.

Белов сунул ключи от «ниссана» в карман и сел на переднее сиденье джипа.

— Пока! — крикнул он водителю.

Шмидт утопил педаль газа, массивная «тойота» резко прыгнула вперед.

— О чем ты с ним болтал? — недовольно спросил Дмитрий.

— Я беседовал с народом, — ответил Белов. — Постепенно привыкаю к новой должности.

Шмидт всплеснул руками.

— За нами гонятся, а он беседовал с народом! Ты неисправим!

— Я это уже слышал сегодня. Кстати, не так давно, — парировал Белов. — От своей… твоей… нашей бывшей жены. Приятно, что ваши мнения обо мне совпадают.

По правую руку мелькали покосившиеся столбы. Между ними в несколько рядов была натянута колючая проволока.

— Зачем ты сказал ему, что собираешься ехать через поле? — проворчал Шмидт.

— Я не сказался спросил. Это разные вещи. Кстати, сверни-ка налево и остановись.

Шмидт повиновался.

— Где карты?

Дмитрий показал на ворох бумаг, лежавших на заднем сиденье.

Саша вытащил из цилиндра свернутый эскиз, расправил его и положил на колени.

— Ого! — присвистнул Шмидт. — Да это же «Похищение Европы»! Но… Какое-то другое…

— Точно, — подтвердил Белов. — Я расскажу тебе эту историю, только попозже. Смотри-ка. — Он провел пальцем по линии в правой части рисунка. — Тебе это ничего не напоминает?

Дмитрий вгляделся в причудливый изгиб, но ничего знакомого не увидел. Он пожал плечами.

— Нет.

— Потому что ты не изучал карту Камчатки так внимательно, как я. Это — очертания Авачинской бухты. — Белов показал Шмидту карту.

— Да, ты прав, — согласился Шмидт.

— Наша задача — найти подходящий масштаб и наложить на рисунок. Тогда мы точно узнаем место, куда нам надо попасть. — Белов безошибочно вытащил из стопки нужную карту. — А ну-ка!

Нижняя звездочка совпала с расположением митрофановского особняка — того, что стоял в Петропавловске. Следовательно, верхняя означала таежную крепость.

Белов покопался в бардачке, достал ручку и поставил жирную точку.

— Найдешь это место в лесу? — обратился он к Шмидту.

— Обижаешь, — ответил Дмитрий. — Я по пачке «Беломора» проведу тебя через дебри Амазонки. — Он осмотрел Белова и только сейчас заметил некую странность в его наряде. — Что это за клифт на тебе? Достался от купца Митрофанова? Сними сейчас же; я с тобой в таком виде даже в тайгу не пойду!

— Поэтому я и просил тебя привезти одежду. — Белов снял чужой пиджак и положил его на сиденье. — Погаси фары, оставь только габариты. Сейчас я сделаю последний звонок и буду готов.

Саша взял телефон и набрал знакомый номер.

— Алло? Князь? На рассвете мое правое плечо будет в тайге. Ты без труда найдешь это место. — Он склонился над картой. — Чертова балка, где Лебяжий ручей впадает в речку Комолу. Запомнил? Каждый из нас найдет там то, что ищет. Я — метеорит, а ты — убийц своего брата. Отбой. — Он положил телефон на пиджак.

— Зачем ты это сделал? — встревожился Шмидт. — Тебя же слушают, как пить дать!

— Вот и хорошо, — упрямо сказал Белов. — У них будет бессонная ночь. К утру в тайге соберутся только те, кто успеет туда добраться. То есть — лучшие. Пусть на доске останутся самые сильные фигуры, я хочу сыграть красивую партию.

Саша обошел машину и снял стеклоочиститель. Затем сел за руль, подключил передний мост и поставил раздаточную коробку на пониженную передачу. Потом он перевел селектор автоматической коробки передач в положение «Drive» и нажал на газ.

«Тойота» медленно поползла по полю, переваливаясь с кочки на кочку. Джип уверенно штурмовал бездорожье; проехав метров двадцать. Белов понял, что машина нигде не застрянет, пока не упрется во что-нибудь. Тогда он подвинул водительское сиденье вперед и вставил «дворник» — между подушкой и педалью акселератора.

Саша на ходу выпрыгнул из джипа и некоторое время стоял, провожая его глазами.

— Что ты делаешь? — спросил изумленный Шмидт.

— Автопилот, — пояснил Белов. — Неужели ты решил, что мы поедем по полю? Нет, дорогой, нам в другую сторону.

Прижимая к груди карту, он перебежал через дорогу и осторожно раздвинул ряды проволочной ограды. Помогая друг другу, они перелезли через колючку и оказались на взлетном поле.

— Хочу летать, как птица! — заявил Белов. — И, кстати, очень надеюсь на твою помощь.

Вдалеке, на фоне ночного неба, белела башенка авиадиспетчера. Слева от нее стоял огромный ангар.

— По моим прикидкам, у нас есть минут пятнадцать. За это время мы либо оторвемся от земли…

— Либо? — спросил Шмидт.

— Либо ляжем в нее — метра на два в глубину. Ты что выбираешь? — Саша перешел на легкий бег.

Шмидт, не особенно напрягаясь, держался рядом. Его бег был размашистым и мощным, дыхание — ровным и глубоким.

— Не хочу показаться банальным, но я больше люблю небо, — ответил Дмитрий.

— Я почему-то так и подумал, — кивнул Белов.

— Сигнал ровный, уверенный, — поднеся рацию к лицу, докладывал человек с военной выправкой. — Джип движется через Данилов луг, объезжая пост ГИБДД. Через несколько минут выйдет на Старокировскую дорогу. Думаю, оттуда они двинут на Кировское, а потом — на Мильково. Что? Не понял вас! — Человек поморщился от треска помех, выслушал собеседника и кивнул. — Да, к утру они вполне могут оказаться у Чертовой балки. Километров четыреста, не больше… Нет, до самой балки на машине не проехать, придется верст десять идти пешком… А то и — все двадцать… Так точно! Понял — «любыми средствами»! — Он убрал рацию в карман пиджака, сел в машину и бросил водителю: — На Старокировскую дорогу, быстро!

XXVI

Князь долго сидел, опершись локтями на столешницу. Перед ним лежал мобильный телефон.

Интуиция подсказывала ему, что все идет совсем не так, как надо. И матерый уголовник чувствовал, что в происходящем есть и доля его вины.

Конечно, все можно было оправдать эмоциями: поддался гневному порыву. Еще бы: на самом закате жизни обрести брата (пусть и черт знает в каком колене!) и через два дня потерять его. Как это могло случиться? Почему?

В самом деле, рассуждал Князь, ну не Белов же убил Виталия! Зачем? Чтобы завладеть картой? Но он бы и так ее получил. И разве не сам Князь успокаивал Кондрашова, говорил ему за обедом: «Витя, этому человеку можно верить!». Можно… И — вот тебе пожалуйста…

А может, надеялся Князь, это сделал не сам Белов? А тот, его охранник: здоровый такой парень с круглым лицом и бритым затылком? Кажется, его зовут Витек?

Ну да, говорил себе Князь, может, и он всадил своему тезке нож в сердце. Тот самый нож… Но опять-таки — зачем?

Как ни крути, ситуация выглядела абсурдно. Ни у Белова, ни у кого-либо из его окружения не было мотива убивать ни в чем не повинного профессора кафедры истории Петропавловского пединститута. Не было…

Тогда у кого он был? Этого Князь, при всей своей информированности, знать не мог. В последнее время структура власти на Камчатке стала меняться. Некий клан — медленно, но верно — подминал все под себя, и Князю вход в этот клан был заказан.

Ниточки тянулись далеко, в Москву.

Кто-то, до последнего момента оставаясь в тени, наладил бесперебойный канал, по которому с Камчатки в столицу утекали огромные деньги. Кто это? Уж не Зорин ли?

Князь усмехнулся. Этот полноватый улыбчивый дяденька с повадками прожженного царедворца не производил впечатления самостоятельной фигуры. Князь слишком хорошо знал, что у любой самостоятельной фигуры есть кукловод, который дергает за невидимые ниточки. В этом и заключается искусство политики: руководить процессом, не показываясь на глаза зрителям.

И уж конечно, законченного романтика Белова стоило только пожалеть — ведь за ним никто не стоял.

Быть марионеткой и плохо, и хорошо одновременно. С одной стороны — от тебя ничего не зависит. Но с другой — в случае опасности хозяин подхватит свою куклу и спрячет в сундук, пропахший нафталином. Темно, зато надежно.

«Витя угодил между жерновами… — подвел грустный итог Князь. — Быть может, в скором времени я и сам туда попаду…»

И все-таки одна вещь не давала ему покоя — нож и беловские отпечатки пальцев. Хотя… Не так уж трудно убить человека, не оставив своих «пальчиков». Для этого существуют перчатки.

Но… Все же Белов неправ. Надо было лучше следить за своим хозяйством. Ведь как-то этот нож попал в руки убийцы?

Князь вздохнул и тяжело поднялся из-за стола. Высокие политические материи — это, конечно, интересно. Но сейчас есть дела поважнее. Как там сказал Белов? Он найдет убийц Виталия у Чертовой балки? Хорошо.

В тайге часто пропадают люди. Обычное дело.

— Лева! — крикнул Князь.

На пороге мгновенно возник высокий крепкий парень. Он улыбался, как Чеширский кот. Все уже давно знали эту особенность, однако его улыбка никого не могла ввести в заблуждение. Улыбаясь, Лева порой творил такие вещи, что и подумать страшно.

— Собирай людей — всех, кто есть на месте, — приказал Князь. — Мы уезжаем.

— Понял. — Лева расцвел. — Скажете, куда, или…?

— В Чертову балку, — ответил Князь, — Кажется, это где-то за Мильково. Не знаю точно, посмотри по карте. На рассвете мы должны быть там. Предстоит охота.

— Сделаем. Что-нибудь еще?

— Нет. Иди. — Князь устало махнул рукой.

Лева исчез, будто растаял в воздухе.

Князь некоторое время стоял, опираясь на стол. Затем посмотрел куда-то в пустоту и пробормотал сквозь зубы:

— Ерофей, мать твою… Наделал же ты дел, прадедушка хренов…

Лунный свет серебрил мокрую от вечерней росы траву. От ангара падала густая темная тень.

Белов и Шмидт возились у ворот, пытаясь справиться с тяжелым навесным замком.

— У меня есть пистолет, — сказал Саша.

— Я уже догадался, — шепотом ответил Шмидт.

— Слабо сбить его выстрелом, или это только в кино получается легко и красиво?

Дмитрий задумался.

— Сбить-то, наверное, не слабо, но только шумно.

— Ты можешь предложить другой вариант?

— У спецназа всегда есть варианты! — Шмидт откуда-то извлек продолговатый предмет, напоминавший складной зонтик.

— Что это? Думаешь, будет дождь? — ехидно спросил Белов.

— Будет толк! — парировал Шмидт.

Он нажал кнопку и повернул рукоять на девяносто градусов. Вытащил из ножен совершенно черное лезвие, покрытое карбоном. На плоскости, противоположной режущей кромке, была сделана насечка из мелких зубчиков.

— Откуда это у тебя? — удивился Саша.

— Такая штука должна быть у каждого Зевса — если он, конечно, хочет украсть Европу, — загадочно отвечал Шмидт.

Он крепко сжал дужку замка и принялся пилить. Железные опилки тонкой струйкой посыпались на землю.

Дмитрий справился с задачей меньше чем за минуту. Он кинул уже ненужный замок на траву и приоткрыл ворота.

— Посмотрим, что там есть, в камчатских закромах. Это, конечно, не мой лондонский аэроклуб, но все же…

— Да уж, на «Шаттл» рассчитывать не стоит, — сказал Белов. — Ну что?

Они старались ступать осторожно, но звук шагов гулким шелестящим эхом разносился по всему ангару.

Ближе всего к воротам стоял спортивный Як, за ним — вертолет МИ-6 со снятыми лопастями, потом — фюзеляж от «кукурузника». На деревянном поддоне лежал наполовину разобранный двигатель от МИ-8. Словом, вряд ли что-нибудь здесь могло им пригодиться.

— Ищи! — сказал Белов. — Он должен быть где-то здесь.

— Что именно искать?

— Не знаю точно, как называется. Видел мельком, когда улетал в Ильпырский. Одним словом, ищи!

— Постой-ка! — вдруг сказал Шмидт и направился в дальний правый угол. Через несколько секунд Белов услышал радостный шепот. — Есть!

Саша пошел на его голос и в темноте наткнулся на странную конструкцию, обтянутую шелком.

— Что это? — спросил Белов.

— Мотодельтаплан «Фрегат», — сказал Шмидт. — Двухместный. Двигатель РМЗ-640.

Саша подумал, что Дмитрий вполне мог бы избавить его от ненужных технических подробностей.

— Точно. Это то, что нужно.

— Все необходимые приборы есть, — веско сказал Шмидт. — Компас, тахометр, альтиметр…

— Барометра, случайно, нет? — поинтересовался Белов.

— А он нам и не нужен, — без тени улыбки ответил Шмидт. — Погоди, я проверю, есть ли топливо. — Он открутил крышку пластмассового бачка и окунул туда палец. — Есть. Туда долететь хватит.

— А обратно?

— Обратно — не уверен.

— Ну ладно, что-нибудь придумаем. — Белов качнул мотодельтаплан. Тележка легко сдвинулась с места. — Что стоишь? Давай теперь его украдем.

— Не украдем, а временно реквизируем для выполнения боевой задачи, — поправил Шмидт.

— Хорошо, пусть так, — согласился Белов. — Только статья все равно будет называться «кража со взломом».

— От кого я это слышу? — изумился Шмидт. — От человека, подозреваемого в убийстве!

— Да… — вздохнул Белов. — Но тебя-то пока ни в чем не подозревают?

— А я скажу, что ты меня заставил. Под дулом пистолета, — невозмутимо ответил Шмидт.

— Точно. Так оно и было. Открывай ворота, Покрышкин!

Они подкатили дельтаплан к выходу. Шмидт распахнул широкие ворота. Белов вытолкал летательный аппарат на траву.

Дмитрий включил зажигание, обмотал маховик тонким тросиком и резко дернул.

Двигатель несколько раз провернул винт и заглох. Шмидт повторил процедуру.

На этот раз движок расчихался, выпустил клубы синеватого дыма и бодро застрекотал, как швейная машинка «Зингер».

— Садись вперед! — уже не таясь, прокричал Шмидт. — Место пилота сзади!

Саша забрался в узкое и не очень удобное пластиковое кресло. Шмидт сел позади него. Белов нащупал ремни и пристегнулся.

Дмитрий поддал газу; моторчик взвыл на высокой ноте, и «Фрегат» начал неспешный разбег.

На втором этаже башенки авиадиспетчера загорелся свет.

— По-моему, они немного опоздали, — сказал Шмидт.

Мотодельтаплан, подпрыгивая, бежал по полю все быстрее.

— Взлетаем! — Шмидт взял штурвал на себя; капроновые тросы подтянули купол, изменив угол атаки, и «Фрегат» легко оторвался от земли.

По мере того, как мотодельтаплан набирал скорость, шум двигателя становился тише; он оставался позади, только ветер свистел в ушах.

Белов подставил лицо набегающей ночной прохладе.

— Хорошо! — закричал он.

— Эта техника делает шестьдесят километров в час! — заявил Шмидт. — Ну, или чуть больше.

Саша кивнул.

— К рассвету будем на месте! Держи курс во-о-он на те огни! Это Кировское. Обойдем его справа, а там сориентируемся.

— Не боись, Санек! — ответил Шмидт. — Все сделаем в лучшем виде! Зачисляю тебя в отряд Зевесовых орлов.

— Спасибо за доверие! Теперь у нас есть, что отметить! — «Если мы, конечно, вернемся», — добавил Белов про себя.

Но вслух это говорить не стоило — Шмидт и так все прекрасно понимал.

XXVII

Игорь Леонидович Введенский уже два часа был, как на иголках. Получив звонок от Лайзы, он тут же принялся бить тревогу. Первым делом Введенский связался с камчатским отделением ФСБ и затребовал все материалы. Увидев, что материалов — кот наплакал, а меры приняты самые серьезные, Игорь Леонидович сразу смекнул, что к чему, и доложил о происходящем генералу Хохлову

Начальник обещал помочь и договориться об аудиенции у Батина. Хохлов не сказал, что лично доложит президенту, но попросил Игоря Леонидовича подождать. Из этого Введенский сделал вывод, что сейчас судьба Белова обсуждается на самом высоком уровне и, быть может, висит на волоске. А вместе с Сашиной судьбой, коль скоро Введенский за него вступился, — решалась и его собственная карьера. В любом случае — отступать было поздно. Игорь Леонидович решил идти до конца.

Каждый человек, топтавший красные ковровые дорожки в коридорах власти, может допустить ошибку: скажем, проталкивать заведомо провальное решение или поддерживать неугодного сильным мира сего человека.

Многие сгорели на этом, позабыв одну простую истину: в политике не бывает верных друзей, есть лишь временные союзники. Но по отношению к Белову Введенский почему-то не мог так поступить: сначала — помочь, а потом, в трудный момент — отречься.

И если бы ему вдруг намекнули: мол, вы заблуждаетесь, Игорь Леонидович, Белов — фигура уже списанная. Тогда бы Введенский лично спорол генеральские лампасы, но продолжал стоять на своем. Ведь он считал Белова порядочным человеком, вот в чем дело.

Приняв окончательное решение, Введенский успокоился. Тщательно скрываемое волнение, незаметное для посторонних, но все же очень сильное, постепенно отпустило.

Когда Хохлов позвонил Игорю Леонидовичу и сообщил, что Батин примет его в пятнадцать тридцать и уделит пятнадцать минут, голос Введенского вздрогнул. Но затем, когда он повесил трубку, быстро пришел в себя и сконцентрировался на самом главном.

Сначала он хотел взять лист бумаги и написать рапорт на имя президента, но потом подумал, что это будет грубейшим нарушением субординации, чего Батин как человек военный очень не любил. Игорь Леонидович решил ограничиться устным обращением. Действовать, если уместно будет так выразиться, в частном порядке. Тем не менее он взял с собой папку и положил в нее чистый лист бумаги на случай, если сразу после аудиенции придется писать рапорт о досрочном выходе на пенсию, поскольку подобных ошибок в его организации не прощали. Затем, после минутного размышления, он положил в красную папку сообщение военного атташе из Лондона о связях Зорина с беглым олигархом Берестовским.

Введенский, зная, что для беседы с президентом ему отведено только четверть часа, заранее отрепетировал доклад. В четырнадцать сорок пять он вызвал машину и поехал в Кремль. В пятнадцать пятнадцать он уже был в приемной президента России. Кроме него здесь было еще четыре посетителя. Учтивый секретарь, мягко ступая по ворсистому ковру, подошел к генералу и тихо сказал:

— Всеволод Всеволодович примет вас в назначенное время.

Введенский кивнул и опустился на стул, отметив про себя, что сидит «по стойке смирно». Он улыбнулся про себя и постарался расслабиться. Красная кожаная папка лежала у него на коленях. Генерал еще раз обдумал ситуацию, правильно ли он поступает, и решил, что правильно.

Часы, стоявшие в углу, показывали пятнадцать двадцать восемь, когда дверь президентского кабинета открылась, и на пороге появился министр обороны. Он был хмур и сосредоточен. Ни на кого не глядя, министр пересек приемную и вышел.

— Ваша очередь, Игорь Леонидович, — сказал секретарь.

Введенский встал, машинально проверил, все ли пуговицы на мундире застегнуты, одернул китель и уверенным шагом вошел в кабинет. Батин поднялся ему навстречу.

— Здравствуйте, Игорь Леонидович! — сказал он, протягивая Введенскому руку. И добавил теплым дружелюбным тоном: — Чаю не хотите? С лимоном?

— Спасибо, Всеволод Всеволодович, — ответил генерал, осторожно пожимая руку первому лицу государства. — Не откажусь.

— Принесите нам чай, пожалуйста, — сказал Батин секретарю и жестом пригласил Введенского присесть.

Они устроились за столом друг напротив друга.

— Из чиновных кабинетов этот мне нравится больше всех, — сказал Батин. — Только здесь нет портрета президента.

Введенский улыбнулся, давая понять, что оценил шутку по достоинству.

— Ну? — Батин стал серьезным. Он взглянул на часы, и генерал понял, что ему положено ровно пятнадцать минут и ни секундой больше. — С чем пожаловали?

— Всеволод Всеволодович, — начал Введенский. — Камчатский федеральный регион готовится к выборам нового губернатора.

Батин слегка наклонил голову, давая понять, что это ему известно.

— Одним из кандидатов является Белов. Александр Николаевич.

В ответ — еще один кивок.

— По моим сведениям, некоторые политические силы используют в предвыборной борьбе недопустимые средства.

Батин с интересом посмотрел на говорившего.

— Факты можете привести в доказательство?

В этот момент в кабинет вошел секретарь. В руках у него был поднос, на подносе — два тонкостенных стакана в серебряных подстаканниках. На фарфоровом блюдце лежали тонко нарезанные ломтики лимона. Секретарь поставил стаканы на стол и вышел. Впечатление было такое, будто он не касался пола, — по крайней мере, Введенский не услышал даже легкого шороха. Генерал дождался, когда за секретарем закроется дверь.

— Белову предъявлено обвинение в преступлении, которого он не совершал. Я ни минуты не сомневаюсь в его честности и порядочности.

— Это хорошо, что вы можете за него поручиться, — сказал Батин и подцепил маленькой двузубой вилочкой ломтик лимона. — Но есть ли у вас неопровержимые доказательства его невиновности?

— Всеволод Всеволодович, ситуация прямо противоположная. Как раз у соперников Белова нет никаких серьезных доказательств его вины. И потом — разве гражданин обязан доказывать свою невиновность? По отношению к Белову применяются очень жесткие меры, и я считаю, что они имеют целью его физическое устранение.

— Вот как?

Батин сделал глоток душистого чая и ненадолго задумался. Точнее, сделал вид, что задумался — Введенский нисколько не сомневался, что Батин принял решение задолго до того, как генерал пересек порог его кабинета.

— Скажите, Игорь Леонидович… — Батин отодвинул стакан, испытующе посмотрел генералу в глаза. — Вы готовы выехать в регион и детально разобраться со всеми обстоятельствами дела?

— Так точно, — кивнул Введенский.

— Я знаю вашу личную симпатию к господину Белову, — продолжал Батин. — Но, чтобы нас… — генерал моментально отметил это «нас» и расценил как добрый знак, — не обвинили в потакании любимчикам, вы можете обещать мне, что будете абсолютно беспристрастны?

— Конечно, Всеволод Всеволодович, — заверил президента Введенский. — Ничего личного. Я считаю, что Белов с его жизненным опытом мог бы многое сделать для декриминализации камчатского региона. Он местным авторитетам организует укорот, я в этом уверен, потому что он знает как. Помните, чем завершилась одиссея капитана Блада?

— Или Моргана… — задумчиво произнес Батин. — Может быть, вы и правы. Но вопрос не так прост, как вам кажется, именно в силу прошлого. Белова. Надо просчитать последствия такого шага.

Он ненадолго задумался. У него на столе, о чем Введенский, естественно, подозревать не мог, лежала бумага о связях Зорина с беглым олигархом Берестовским.

— Итак, Игорь Леонидович, — подвел итог встречи президент. — Вы сегодня же вылетаете на Камчатку, но по пути на аэродром я прошу вас заглянуть в главное здание на Лубянке. Там, в управлении «К» вам дадут документы, проливающие свет на деятельность некой группы компаний «Бриз». Я хочу, чтобы вы пролистали их в самолете. Думаю, найдете много интересного. Как только проблема с Беловым разрешится — законным образом, я подчеркиваю — немедленно дайте мне знать. — С этими словами Батин встал: аудиенция была окончена.

Он протянул Введенскому руку для пожатия, после чего тот по-военному четко повернулся и направился к выходу.

— Кстати, Игорь Леонидович, — остановил его на полпути президент. — Вы не находите, что ситуация с выборами в стране приобретает несколько странный характер? Пользуясь грязными политтехнологиями, кресла губернаторов занимают не всегда достойные люди? Вам не кажется, что это противоречит тезису об укреплении вертикали власти на всех уровнях?

Это был чисто риторический вопрос. Генерал хорошо знал основной тезис Батина: ни один олигарх, ни один клан не должны быть приближены к региональной или федеральной власти, наоборот, они должны быть от него равноудалены. Введенский понял, что президент ожидает от него однозначного ответа.

— Совершенно с вами согласен, Всеволод Всеволодович! — отчеканил генерал.

Президент его больше не задерживал. Введенский вышел в приемную и через несколько минут уже ехал в главное здание на Лубянке. Красная папка осталась лежать на столе у главы государства.

Вечером того же дня, сидя в самолете и листая бумаги с грифом «Для служебного пользования», Введенский догадался, чего хотел от него президент. Генерал заключил негласную сделку: Батин поддержал Белова, а сам Игорь Леонидович должен был стать исполнительным механизмом в борьбе против могущественного кремлевского клана, чьим ставленником являлся Виктор Петрович Зорин. Документы выявляли схемы увода государственных денег за рубеж, и генерал понял, что гриф «Для служебного пользования» продержится на них недолго — скоро они станут материалами уголовного дела. Но Введенский даже представить себе не мог, что главный козырь президент на стол не выложил, оставил в рукаве…

XXVIII

Как Шмидт умудрился ночью найти в тайге нужное место, осталось для Белова загадкой. Дмитрий вел машину так уверенно, словно курс ему прокладывал опытнейший штурман. Может, он ориентировался по звездам? Или запомнил карту наизусть? А может, просто чувствовал, куда надо лететь? Белов не находил ответа. Тем не менее факт оставался фактом: когда густая синь ночного неба стала постепенно светлеть, и на востоке полыхнули первые рассветные зарницы, Шмидт похлопал Сашу по плечу и прокричал, показывая вниз:

— По-моему, это где-то здесь.

Быстро светало. Из-за горизонта показался оранжевый ломтик солнца. Наступающий день гнал ночь на запад. Мир, до этой минуты бывший сине-черным, снова обрел красочность и яркость. Белов сверился с подробным планом местности и понял, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть слова Шмидта.

— Я не знаю, — признался он. — Может, и здесь…

— Следи за рельефом, — сказал Шмидт.

— За каким рельефом? Кругом — тайга!

На многие километры, насколько хватало глаз, простиралось густое море зелени. Бледная хвоя лиственниц сменялась темным оттенком кедрового стланника, длинные иглы сосны чередовались с пушистыми иголочками елей. Все это рождало ощущение неоднородности: словно зеленый ковер, проплывавший у них под ногами, ткали множество мастериц, и каждая — из своего материала.

— Вот и смотри на верхушки деревьев, — поучал Шмидт. — Видишь, прямо по курсу — впадина, и середина ее — светлее, чем края? Это и есть Чертова балка — длинный узкий овраг, дно которого заросло лиственницами. А справа — верхушки чуть раздвигаются. Заметил? Это — речка Комола. А вон там, чуть подальше — будто бы трещина в кронах? Видишь? Даю голову на отсечение, что там ручей Лебяжий впадает в речку. Ну что, теперь узнаешь пейзажик?

Теперь Белов увидел это своими глазами. Оказывается, земля с высоты птичьего полета не слишком похожа на изображение на карте. Топографические символы только обозначают географические объекты, но не воспроизводят их в точности. Если забраться на десять километров вверх, тогда действительно местность напоминает карту. А когда летишь над ней в нескольких десятках метров, все не так.

Шмидт заложил вираж вправо; мотодельтаплан стал описывать пологую дугу.

— Что ты делаешь? — спросил Белов.

— Выбираю место для посадки, — ответил Шмидт.

Саша смотрел вниз, пытаясь найти крышу таежного убежища, но безуспешно. Несмотря на то, что в начале двадцатого века на Камчатке вряд ли был хоть один аэроплан, Митрофанов придавал конспирации немаловажное значение: А может, поляна, на которой стоял дом, уже заросла молодыми деревьями — кто знает? Ведь — подумать страшно — с тех пор прошло почти сто лет!

Наконец Шмидт выбрал подходящую площадку для посадки и устремил аппарат в крутое пике. От вида набегающих верхушек Белову стало не по себе. Еще немного и они бы непременно разбились, но в последний момент Дмитрий выключил двигатель и резко взял штурвал на себя. Нос дельтаплана задрался вверх, колеса коснулись травы, и, пробежав десяток метров по земле, «Фрегат» остановился.

— Приехали! — сказал Шмидт.

Некоторое время они сидели молча: Саша был поражен тишиной, царившей вокруг. Но затишье длилось недолго; по мере того, как поднималось солнце, в тайге усиливались разбуженные птичьи голоса. Шмидт обошел дельтаплан, деловито осмотрел купол и двигатель. Заглянул в топливный бачок.

— Все в порядке, — сказал он. — Посадка была мягкой. У меня есть для тебя хорошая новость.

Саша отстегнул ремни и поднялся с сиденья.

— Какая?

— У нас осталось немного горючего. Хватит, чтобы взлететь.

— И все?

Шмидт пожал плечами.

— Это не так уж мало. А потом что-нибудь придумаем. Давай решать проблемы по мере их поступления.

— Надеешься на дозаправку в воздухе?

— Просто на что-то надеюсь. Пока не думай об этом. Слушай, Лайза, Витек и Ватсон говорили мне про какой-то дом. Мы ведь за этим сюда прилетели?

— Да, — Белов достал карту и расстелил ее на траве. — Если уж ты так хорошо ориентируешься в незнакомой местности, скажи мне, пожалуйста, где он находится?

Шмидт что-то прикинул, взглянул на солнце и верхушки деревьев, повернулся на девяносто градусов вправо и уверенно заявил:

— Там! — Для убедительности он даже ткнул пальцем в направлении небольшого обрыва.

— Это точно? — спросил Белов.

— Саня, — обиделся Шмидт, — ты, похоже, забываешь, что у меня были лучшие в мире инструкторы. Знаешь, чем отличается спецназ от института благородных девиц?

— Чем же?

— В институте благородных девиц учат хорошим манерам и вышивать крестиком. В спецназе обучают всему остальному, а вышивание крестиком проходят факультативно — за полдня.

— Хорошо. Больше не буду задавать глупых вопросов. Пошли.

— Постой! — сказал Шмидт. — Ты не хочешь дать мне пистолет? Все-таки я стреляю лучше, чем ты…

— Нет, — отрезал Белов. — Он записан на Витька. Если у кого-нибудь из черепа достанут пулю с узнаваемыми нарезами, все шишки посыплются на него. Так что забудь про пистолет. Я и сам стрелять не буду, и тебе не дам.

Дмитрий не стал спорить.

— Отлично! — сказал он. — Выходит, пистолета у нас нет, а есть пугач. Ну прямо как в анекдоте: с голыми пятками — да на шашку!

— Если тебе что-то не нравится, можешь улетать, — Белов показал на мотодельтаплан.

— Ну да! — возмутился Шмидт. — Я тоже хочу, чтобы про меня написали в газетах! Может, конечно, я ошибаюсь, но лавровый венок победителя будет мне к лицу. — Он подбоченился и горделиво задрал подбородок. — А? Что скажешь?

— Я прямо вижу эту фотографию! — отозвался Белов. — И подпись под ней: «Дмитрий Андреевич Шмидт, мечта измученных домохозяек и девочек старшего школьного возраста».

— Полагаешь, на большее я не тяну? — встревожился Шмидт.

— Ну, еще тобой грезят почетные члены клуба «Для тех, кому за тридцать», — накинул цену Белов. — С двадцатилетним стажем, как минимум.

— Саша! — обиделся Шмидт. — Ты способен угасить самый прекрасный порыв. Не знаю, зачем я это делаю… — Он вздохнул и развел руками. — Но я все равно пойду с тобой. Оказывается, быть героем — это тяжелая и нудная работа, требующая постоянного самоотречения.

— А ты думал! — поддел его Белов. — Спросил бы у меня, я б тебе в два счета объяснил, что к чему. А знаешь, что самое обидное?

— Что?

— Герои рано выходят на пенсию.

— Надеюсь, нам это не грозит? В обозримом будущем?

— Посмотрим.

Они спустились с обрыва и зашагали на северо-запад. Шмидт все время сверялся с компасом, снятым с панели управления мотодельтаплана. Под ногами шуршала опавшая хвоя, хрустели высохшие ветки.

Непроходимые чащобы, перегороженные валежником, сменялись небольшими опушками, по краям которых росла земляника. Друзья старались не шуметь и не разговаривать — кто знает, может, их уже сумели опередить?

Они миновали Чертову балку — длинный овраг, узкий, как разрез скальпелем. Саша поднялся на крутой склон и вдруг…

— Смотри, вот он!

Белов не договорил. Шмидт сильно пихнул его в плечо — так, что Саша повалился на землю. Дмитрий прыгнул в сторону, откатился на несколько метров от Белова и прижал палец к губам.

Несколько минут они лежали, не двигаясь. Белов рассматривал вросший в землю дом, выстроенный когда-то по приказу купца Митрофанова. Таежное убежище смотрелось внушительно — массивные плахи, вытесанные из лиственницы, складывались в толстые прочные стены. Кое-где, под самой крышей, были прорезаны узкие окошки, закрытые ставнями. Да и сама крыша выглядела странно. Она была выложена дерном и поросла густым невысоким кустарником.

«Нашли, — подумал Саша. — Наконец-то».

Он оглянулся на Шмидта и заметил, что Дмитрий исчез. «Проводит рекогносцировку на местности», — догадался Белов. В самом деле, нельзя же было просто так встать и подойти к дому, не проверив, ждет ли их засада. Саша счел, что самым благоразумным будет немного подождать. В конце концов, Шмидт умеет это делать лучше него: навыки, вбитые инструкторами в спецназовских учебках, не забываются никогда.

Верный панчер не подвел и на этот раз — через несколько минут фигура Шмидта показалась из-за дальнего угла строения. Бесшумно ступая, Дмитрий подкрался к крыльцу, поднялся на две ступеньки и осмотрел дверь. Насколько мог различить Белов с расстояния в добрых полсотни метров, на двери не было замка. Строитель, возводивший лесной особняк, решил ограничиться деревянным запором: для защиты от диких зверей этого было достаточно, а от людей замок все равно бы не уберег. Шмидт убедился, что они будут первыми, кто войдет в таежную крепость (почти за сто лет!), и призывно махнул Белову. Саша, пригибаясь и оглядываясь, подбежал к дому.

— Ну что? — спросил он Шмидта.

— Никаких следов. Мы одни, но, думаю, следует поторопиться.

Белов согласно кивнул. У него внезапно пересохло в горле. Саша пытался представить себе, что они могут увидеть внутри, и никак не мог.

Шмидт откинул толстую щеколду, также вытесанную из лиственницы (ее древесина имеет очень ценную особенность — она плохо горит и почти не гниет), немного помедлил и потянул на себя тяжелую дверь. Проржавевшие петли тревожно заскрипели. Шмидт взял на изготовку нож и отстранил Белова.

— Подожди, я первый. — С этими словами он скрылся в дверном проеме.

Пару минут Саша слышал только скрип половиц, затем Шмидт снова возник на пороге.

— Никого, — сказал он, — пойдем, поможешь открыть ставни.

Света, который проникал через открытую дверь, хватило, чтобы в общих чертах различить устройство дома. У стены стояла стремянка на колесиках; Шмидт залез на нее и скинул крюк, крепивший ставни изнутри. Он обошел все три стены, в которых были прорезаны окошки — узенькие, под самым потолком, больше напоминавшие слуховые окна на чердаке, — и везде открыл ставни.

Изумленному взору Белова открылось зрелище, от которого захватило дух. В четырех углах избы стояли огромные дубовые сундуки, обитые железными полосами. В одном из них лежали россыпи золотых монет. В другом Саша нашел украшения — кольца, браслеты, колье и подвески. В третьем хранились крупные самородки. В четвертом половина была занята аккуратными стопками слитков, а рядом стоял кованый ларец, украшенный крупной зернью. Белов откинул крышку, и в глаза ему ударили разноцветные лучи: ларец был полон драгоценных камней — рубинов, сапфиров и изумрудов потрясающей чистоты и размеров. Отдельно, в холщовом мешочке, лежали бриллианты.

Между ларцами, вдоль стен, были сделаны полки, сплошь уставленные древними фолиантами. Здесь не было ни одной печатной книги, только рукописные. Состояние манускриптов было просто великолепным, и Саша удивился, как они смогли так хорошо сохраниться. Он посмотрел внимательнее на стены и все понял — два нижних венца были обиты соболиным мехом. Грызуны — мыши и крысы — боялись даже близко подойти к дому. Всем известно, что соболь, несмотря на свои невеликие размеры, — самый кровожадный хищник в тайге.

От старых охотников Белов не раз слышал, что соболиная семья, действуя сообща, может охотиться даже на лося. Молодые самцы шипят, визжат и кусают сохатого за ноги, заставляя его бежать в определенном направлении, а старые — с дерева прыгают лосю на спину и вгрызаются мелкими острыми зубами в прочную шкуру, постепенно добираясь до главных артерий. Когда крупное Животное ослабевает от потери крови и уже не стоит на ногах, все семейство набрасывается на него и начинает поедать еще живого, прогрызая внутри туши ходы.

Аким говорил, что видел такие пустые шкуры, натянутые на кости. Со стороны кажется, что вроде бы сохатый цел, а на самом деле он — пустой, как барабан. Неудивительно, что мыши и крысы обходили таежный особняк за версту. На стенах висело старинное оружие; приклады из красного дерева, все в золотых насечках, отделанные филигранью.

На противоположной от входа стене и чуть левее висело старинное зеркало в раме червонного золота, изукрашенной виноградными гроздьями, цветами и крылатыми купидонами. Само стекло смотрелось темноватым и мутным; оно было сделано в те далекие времена, когда только-только изобрели амальгаму. Саша предположил, что это — знаменитое венецианское зеркало, быть может, одно из самых первых. Если это так, то трудно даже представить, насколько оно ценно. Не исключено, что в его зазеркальной памяти хранятся отражения императоров и королевских особ. Белов стоял, потрясенный увиденным. На мгновение он даже забыл, зачем они сюда пришли.

— Дима! — позвал он и не услышал ответа. — Шмидт!

Из угла донесся металлический звон. Белов обернулся. Дмитрий надел массивную золотую цепь, нацепил на голову княжескую корону и крутился перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон; словом, вел себя не как офицер спецназа, а какая-нибудь Мария-Антуанетта.

— Вношу поправку! — сказал он. — Первым делом, когда вернемся в город, пойду в паспортный стол и поменяю фамилию. Не называйте меня больше Шмидтом, теперь я — граф Монте-Кристо! — Он посмотрел на цепь. — Кстати, а что это за барашек тут болтается?

— Это — орден Золотого Руна, граф! — ответил Саша.

Шмидт покопался в сундуке, извлек вторую цепь — точно такую же — и надел поверх первой.

— Неплохо! — заметил он. — Теперь я — дважды орденоносец! Кстати, ты, часом, не знаешь, чья эта корона?

— Понятия не имею. Знаю только, что их обычно снимали вместе с головами! — сказал Белов.

Шмидт поспешно сорвал корону и бросил обратно в сундук.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — Он поплевал через левое плечо. — Плохая примета! Не дай бог!

Саша обвел сокровища задумчивым взглядом.

— Шмидт! Ты знаешь, сколько все это может стоить?

Дмитрий беззаботно пожал плечами.

— Смотря как продавать. Если сдать в петропавловский ломбард — это одно, а если толкнуть с аукциона «Кристи»… Ну, тогда султан Брунея покраснеет от стыда со своей мелочью.

Белов еще раз обошел избу. Рядом с входом висело полотно Серова — тот самый, первоначальный вариант «Похищения Европы». Саша смахнул с картины липкие нити паутины и снова поразился, какой мощной, до предела негативной энергией она наполнена. Такое впечатление, что Ерофей Кистенев все время стоял за спиной живописца и злобно ухмылялся.

Картина была на месте. Но вот метеорита они до сих пор так и не увидели. Наверное, Митрофанов понимал, что золото, книги, оружие и драгоценные камни — ничто по сравнению с Сэрту. Если бы не было «Огня, сошедшего с неба», то и богатейшей коллекции тоже не было бы.

Но где же он?

Минуты быстро бежали: еще немного и нагрянет Князь со своими бойцами. Но не это пугало Белова; куда хуже, если бы Князя опередили те, другие — убийцы его брата, завладевшие картой. Надо было торопиться.

— Дима! — сказал Белов. — Ищи камень.

— Уже ищу, — отвечал Шмидт, копаясь в сундуке. — Какой он из себя?

— Если бы я только знал, — пробормотал Белов. — Он должен светиться, но…

Нежного голубоватого свечения нигде не было заметно. Внезапно Сашу осенило.

— Постой! Наверное, сработал стереотип! В том особняке есть подземелье, наверняка и здесь — тоже.

Белов со Шмидтом опустились на колени и принялись исследовать пол: метр за метром, пядь за пядью. Но между плотно пригнанными досками не было даже намека на щель.

— Ничего не понимаю… — сказал Белов. — Где же он?

Он принялся ходить по избе, постепенно суживая круги.

«Дом, — думал он, — это хранилище ценностей. Ценности мы нашли, исключая самую главную — Сэрту. Неужели Митрофанов спрятал его в другом месте? Получается, все зря? Все надо начинать сначала? Но где искать? Где найти хотя бы зацепку, намек на местонахождение метеорита?»

Шмидт так увлекся примеркой королевских регалий, что не замечал ничего вокруг. Он вытащил со дна сундука скипетр и перекладывал его из правой руки в левую.

— Саня! — озадаченно сказал он. — По-моему, — тут неполный комплект. Наверное, твой купец купил эту палку со скидкой, а на шарик денег уже не хватило.

— Этот шарик называется державой, — машинально сказал Белов. Он чувствовал, что разгадка где-то близко, но где?

Саша стоял на середине избы. Он поднял глаза и увидел в зеркале свое расплывающееся отражение. Позади, над его левым плечом, висела картина.

— Похищение Европы, — сказал Саша. — Похищение Европы… Стоп!

Он сместился чуть вправо. Картина была видна, но его отражение пропало. Он вернулся назад и двинулся влево. Теперь его фигура полностью перекрывала полотно. Получалось, что картина висела напротив зеркала таким образом, что все время оказывалась над левым плечом, то есть там, где обычно стоит лукавый.

«Интересно, что он хотел этим сказать? — подумал Белов. — Что его бес попутал?»

Саша вспомнил слова Князя: тот сначала говорил, что будет стоять за правым плечом Белова, как ангел-хранитель. Затем, в телефонном разговоре Князь угрожал, что теперь он стоит за левым. «Как же они похожи! Ведь это не случайно! Ерофей! Всюду Ерофей, словно призрак какой-то! Наверное, Федор был не так уж неправ».

— Дима! А ну-ка, дай мне нож!

Шмидт протянул ему продолговатый предмет, похожий на складной зонтик.

— Пожалуйста. Только я не понимаю, что ты собираешься резать. Здесь… Эй! Что ты делаешь?

Саша его не слушал. Он подошел к зеркалу, размахнулся и ударил в свое отражение. Толстое стекло раскололось с глухим треском. Позади зеркала оказалось углубление. Белов сунул руку и нащупал сверток, заботливо укутанный в кусок ровдуги. Все еще не веря в свою удачу, Белов принялся разворачивать выделанную оленью шкуру. Полутемное помещение озарилось нежным голубоватым сиянием. Саша почувствовал слабое тепло, исходящее от камня.

Метеорит действительно обладал чудесной силой — ободранные плечи и ладони вдруг перестали саднить; Александру показалось, что он помолодел лет на двадцать; тело стало легким и упругим, а сердце наполнилось миром и спокойствием. Наверное, все можно было списать на самовнушение. Саша ждал этого момента, он искренне поверил в рассказ Рультетегина о замечательных свойствах магического камня и нисколько в них не сомневался. По крайней мере, одно было неоспоримым — метеорит был очень легким. Практически невесомым, будто сияющая оболочка, наполненная воздухом.

— Сэрту, — тихо сказал Белов. — Дима! Посмотри! По-моему, он ничего не весит. Или это мне только кажется?

Реакция Шмидта была странной. Он на мгновение застыл, а потом сорвался с места и бросился к двери, выронив из рук скипетр. Дмитрий захлопнул дверь и дернул внутренний засов; щеколда встала в проушину с громким металлическим стуком. И в тот же момент по бревенчатым стенам защелкали пули. Они залетали и в окна, но, к счастью, не могли причинить никакого вреда — пули с жужжанием впивались в потолок, высекая из него россыпь щепок. Затем стрельба прекратилась, и незнакомый голос прокричал:

— Белов! Отдай камень и можешь идти на все четыре стороны!

Саша усмехнулся. Даже самый наивный человек, будучи на его месте, никогда бы не поверил, что эти люди оставят его в живых. Зачем нужны лишние свидетели и политические конкуренты?

— А ты попробуй возьми! — сказал он. Шмидт подошел и шепнул на ухо:

— Саша, отдай пистолет! Белов покачал головой.

— Мы никого не убиваем.

— Тогда убьют нас, — прошипел Шмидт. — А мне бы не хотелось быть дважды награжденным орденом Золотого Руна посмертно! Тс-с! — Он поднес палец к губам. — Отдай пистолет! Обещаю, что никого не убью!

Саша нехотя протянул ему оружие.

— Смотри, ты обещал…

— Тсс! — повторил Шмидт. — Замри!

Он взял пистолет обеими руками, встал в центре дома и закрыл глаза. На улице было тихо. Затем от правой стены донесся еле уловимый шорох — кто-то карабкался, подбираясь к окошку. Все окошки были сделаны в типичном митрофановском стиле — настолько узкие, что человек не мог в них протиснуться. Но просунуть руку и открыть прицельную стрельбу было вполне возможно. Именно этого и боялся Шмидт.

Белов стоял рядом с ним. Им негде было спрятаться, поскольку внутреннее помещение дома представляло собой один большой зал. Саша присел, прижимая к груди Сэрту, — он не хотел мешать быстрому движению Дмитрия. Белов не заметил, как в одном из окошек (их было по четыре на каждой стене) осторожно появилась рука с пистолетом. Шмидт тоже не заметил, но он услышал; Дмитрий резко развернулся на слабый звук, открыл глаза и выстрелил. Руку с пистолетом отбросило в сторону; с улицы раздался отчаянный вопль и стук упавшего тела.

— Одним пианистом в мире стало меньше, — прошептал Шмидт. — Жить будет, но играть — никогда. Сколько у нас патронов?

— Витек обычно снаряжает девять, — ответил Белов. — Восемь в обойме, один в стволе. Два я потратил на колесо, один — ты. Итого — шесть.

— Негусто, — сказал Шмидт и снова встал на изготовку.

Саша не сомневался, что шесть атак он отразит. Но что будет в седьмой раз?

«Не пора ли появиться Князю? — подумал Белов. — Вот он, момент истины. Сейчас выяснится, за каким плечом он стоит: за правым или за левым?»

Но самым странным было то, что Белов совершенно не боялся. Может, события предыдущего вечера и последовавшей за ним ночи выжали из него весь адреналин, а может, так действовал Сэрту, только страха не было и в помине — одна только твердая уверенность, что все не случайно. Все будет так, как должно быть.

— Хорошо, — прокричал голос. — Не хотите по-хорошему, будем действовать по-другому.

Мужчина за стеной что-то негромко сказал. Белов и Шмидт услышали торопливые шаги.

— Что бы ты сделал на его месте? — спросил Дмитрий.

— Сдался, — ответил Саша.

— Боюсь, у него другие планы. Чуть похуже…

Треск сухих веток подтвердил опасения Шмидта. Дом со всех сторон обкладывали хворостом.

— Даю вам последний шанс! — закричал неизвестный мужчина. — Мы все равно до вас доберемся! Хоть в копченом, хоть в жареном виде!

Саша пожалел, что у него нет с собой мобильного телефона. Хотя… Что толку? На всю тайгу — ни одной базовой станции.

С улицы донесся запах горелого. Дым пробирался через окошки, белесыми языками облизывал потолок и медленно оседал на пол. Шмидт посмотрел на Белова. Саша прочитал в его глазах немой вопрос.

— Лиственница плохо горит, — сказал Белов. — Им потребуется как минимум пара часов, чтобы поджечь дом.

— Знаешь, почему я не боюсь сгореть? — спросил Шмидт. — Потому что мы задохнемся гораздо раньше. Ну, и что теперь делать?

Саша улыбнулся. Он выглядел спокойным.

— Ждать, — сказал он.

XXIX

Игорь Леонидович Введенский успел на рейс «Домодедовских авиалиний», вылетавший из Москвы в 18:15. Лететь предстояло девять часов; девять без четверти, если быть точным. Генерал никогда особенно не любил летать: не из страха высоты и не из-за боязни катастрофы — просто в самолете он чувствовал себя отрезанным от остального мира.

Сидишь в тесном пластиковом пенале, слушаешь напряженное сопение соседей, вздохи впечатлительных барышень, плач младенцев и пьяные выкрики подгулявших мужиков — почему-то редко кому из пассажиров удавалось оставаться нейтральным и держать свои эмоции при себе. На высоте в десять тысяч метров практически никто не оставался равнодушным к тому факту, что до привычной земной тверди ох как далеко! И хотя по статистике гораздо больше людей погибает в автокатастрофах, но ведь статистика — вещь такая… Ее сухие цифры куда лучше воспринимать, сидя на мягком диване перед телевизором. А в самолете все-таки немного по-другому. Над облаками даже такое рядовое событие, как поход в туалет, кажется значительным и рискованным.

Введенский принадлежал к той немногочисленной группе авиапассажиров, которых сам полет совершенно не напрягал. Напрягало другое: теснота, долгое сидение в кресле, разработанном для мифического среднестатистического человека, видимо, напрочь лишенного системы кровообращения, и вынужденное бездействие. Генерал даже не мог связаться с землей и обсудить неотложные вопросы.

Правда, у Введенского имелись документы, почти насильно всученные Батиным. Остановить Зорина, рвущегося во власть, в обмен на спасение Белова — это казалось Игорю Леонидовичу вполне приемлемой ценой. Генерал начал читать листы с грифом ДСП и через некоторое время с удивлением обнаружил, что это чтение захватывает его ничуть не меньше, чем какой-нибудь новомодный бестселлер.

Введенский не делал никаких записей на полях, хотя это было вполне допустимо — ему ведь дали не подлинники, а ксерокопии, — но четкий аналитический ум самостоятельно, без помощи пометок, выстраивал цепочку за цепочкой, схему за схемой.

Блестящее юридическое образование, полученное в Высшей школе КГБ, позволяло наперед угадать, как будут складывать линию защиты многочисленные адвокаты. Генерал видел, какие моменты обвинения могут показаться суду спорными, а какие — несомненными. Он откладывал на время первые и ставил на приоритетные места вторые.

Толстую папку объемом почти в триста печатных страниц Введенский проштудировал за четыре часа. Безусловно, здесь было далеко не все; наверняка, материалы дела составляли несколько десятков томов, а в предложенных бумагах содержалось только самое важное, «выжимка», но и этого Игорю Леонидовичу хватило, чтобы понять — сидеть Виктору Петровичу, и сидеть весьма «плотненько».

Государственная машина, это громоздкое и неповоротливое сооружение, начинала медленно набирать обороты. За последний десяток лет в России случилось невообразимое. Такого масштабного передела собственности не было еще никогда в мировой истории. Богатейшую страну планеты растащили по кусочкам. Размах воровства был таким, что мы оставили далеко позади даже Африку, а уж там, как известно, воруют по-черному — и в прямом, и в переносном смысле.

Но теперь, когда вечно подвыпившего мужика с одутловатым лицом сменил на посту президента Батин, ситуация стала выправляться. Новоявленные миллиардеры, в совершенстве освоившие схемы увода государственных (то есть — народных) денег, притихли и присмирели. Раньше они трубили на каждом углу о своей гениальности, позволяющей зарабатывать колоссальные средства; о том же, что эти средства не заработаны, а украдены, пресса и политики предпочитали стыдливо умалчивать.

С приходом к власти Батина вещи, наконец, стали называть своими именами. Ну невозможно заработать миллиарды, ничего не производя! Билл Гейтс нажил свое состояние, продавая всему миру программное обеспечение, семья Марс торговала шоколадками, Проктор и Гэмбл в поте лица фасовали стиральные порошки и зубную пасту, и только наши новоявленные олигархи умудрялись делать деньги буквально из ничего. Из воздуха!

Но при этом все надували щеки от важности и чувствовали себя равными самому Господу Богу. Прошло десятилетие, и оказалось, что это не совсем так. Государство наконец-то раскачалось, а прокуратура четко объяснила, что к чему. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что олигарх может точно так же сидеть в тюрьме, как и простой смертный, осужденный за кражу чужого белья или пьяную драку.

Тогда-то «величайшие бизнесмены современности», засунули свои амбиции туда, где солнце никогда не светило, и потихоньку, как стая перелетных птиц, потянулись за рубеж.

Заграница! В российском человеке всегда была сильна вера в справедливую и разумную заграницу: мол, там все идет, как надо. Там царит полное благополучие и всеобщее согласие — в отличие от родного безобразия и свинства.

Введенский подозревал, что отток российских капиталов за рубеж был связан именно с этим. Олигархи — они ведь такие же люди, как и все. Они тоже наивно надеются, что умные заграничные менеджеры смогут заставить наворованные деньги работать. У самих-то получается только воровать, управлять капиталами и делать выгодные вложения мы пока не научились.

Отсюда и постоянный треп в газетах, что Россия — «зона рискованного бизнеса». Только вот что странно: крупнейшие западные корпорации (в первую очередь — пищевые и автомобильные) почему-то рисковать не боятся, строят здесь свои заводы и фабрики и заставляют их работать. А у наших — не получается. Может, дело в неумении? Почему «Форд» и «Макдональдс» приносят колоссальные прибыли, а у наших все из рук валится?

Введенский давно заметил: у российских олигархов крайне растерянные лица. Они словно постоянно мучаются двумя вопросами и никак не могут на них ответить: как мне все это досталось и что с этим делать дальше? Разумеется, государственные структуры (например, та, к которой принадлежал Введенский), видя замешательство отечественных нуворишей, сжалились и пришли на помощь.

На коленях у Игоря Леонидовича лежала папка, в которой ясно излагалось, как все это досталось господину Зорину. Ну, а что с этим делать дальше… В общем, тоже понять нетрудно — в стране полно голодных пенсионеров и бюджетников, влачащих жалкое существование на нищенскую зарплату.

Но, при всей своей утробной ненависти к клану высокопоставленных воров, сумевших ухватить толстый кусок пирога, Введенский всегда выделял Александра Белова из этой массы похожих друг на друга, как близнецы-братья в арестантских робах, людей. Он-то как раз сильно отличался от прочих.

Генерал лучше, чем кто бы то ни было, знал, с чего начинал Белов и к чему он пришел в результате. Да, Саша пользовался сомнительными методами; но это было тогда, когда других методов просто не существовало. Так стоило ли его за это винить?

Введенский также знал и другое: в Белове всегда присутствовал некий внутренний стержень, позволявший ему оставаться неизменным, что бы ни случилось и сколько бы денег ни лежало на его личном счете. Александр-то как раз знал, какой ценой заработано его состояние и на что его следует употребить. Но самое главное — он не был поражен вирусом оголтелого противостояния государству. Он признавал существующие правила игры и хорошо видел грань, которую переступать ни в коем случае нельзя. Наверное, поэтому и Батин ему симпатизировал.

У Введенского было хорошее настроение; он чувствовал, что его миссия окажется удачной. Но для этого нужно было хорошенько проанализировать план предстоящих действий. Компромат на Зорина — инструмент давления, не более того. В первую очередь, нужно было снять дикое обвинение, висевшее на Белове.

Из разговора с Лайзой генерал понял, что Сашу обвиняют в убийстве. Неопровержимые улики налицо, но именно поэтому ситуация выглядела такой абсурдной. Ключевым звеном был нож с отпечатками пальцев Белова — орудие убийства, найденное на месте преступления. Разумеется, подстава была слишком уж примитивной, но зато — неотразимой. Вот отсюда и следовало начать — разобраться, как нож, хранившийся в особняке, попал в руки убийцы; мысль о том, что убийцей является Белов, генерал отмел сразу, как несусветную чушь.

Он также исключил из списка подозреваемых Лайзу, хотя на это решение Введенскому потребовалось некоторое время; по собственному опыту генерал знал, что мотивы преступления могут быть весьма запутанными и, на первый взгляд, абсолютно невозможными.

И все-таки… Введенский сбросил Лайзу со счетов, оставив в качестве вероятных пособников Зорина Витька, Ватсона, Лукина и Любочку.

«Один из этой четверки», — решил Игорь Леонидович и откинулся на спинку кресла. Впереди были еще четыре с небольшим часа полета, и генерал хотел немного поспать, чтобы как-то смягчить разницу во времени; все-таки улетал он из Москвы ранним вечером, а прилетит на Камчатку — ровно в полдень. Было бы нелепо сразу заваливаться в гостиницу и храпеть — в то время, как его ожидают важные дела.

Введенский убрал папку под спину, положил голову на подголовник и через две минуты уже спал. Он умел моментально отключаться — привычка, выработанная за долгие годы службы.

XXX

Таежную тишину, царившую за стеной и нарушаемую только потрескиванием горящего хвороста, разорвали гулкие выстрелы помповых ружей и длинные автоматные очереди.

— Ого! — встрепенулся Шмидт. — А у них там, оказывается, именины!

— Да, — отозвался Саша. — Но я почему-то не хочу оказаться на месте именинника.

Шмидту не терпелось выглянуть и посмотреть, что происходит, но Белов схватил его за плечо.

— Оставайся на месте! Я не могу ввязываться в бандитские разборки. Это не наше дело, понимаешь?

— А что же тогда наше? — спросил Шмидт.

— Вот, — Белов показал на метеорит. — Тебе мало?

— Ну… — Шмидт пожал плечами. — Ребята стреляют. Бьются. Почему бы им не помочь?

Саша заставил Шмидта развернуться и посмотреть ему в глаза.

— Ты думаешь, я боюсь? Дрожу за свою жизнь, да?

Дмитрий понурился.

— Я этого не говорил.

— Да, боюсь! — внезапно сказал Белов. — Да, дрожу! Но не за себя! Время не стоит на месте, друг мой! Оно идет. И не просто идет — оно уходит. Каждый день приближает нас к черте, когда пора будет подвести итог. И что тогда? Вспомни, мы были молодыми и глупыми. Мы стучались во все закрытые двери, но в большинстве случаев лишь разбивали в кровь кулаки. На что мы тратили силы? На ерунду! Я больше не могу себе это позволить. Я должен что-то сделать; нечто такое, что могу сделать только я, и никто другой. Здесь и сейчас мы заперты в этом доме, сидим и кашляем от дыма, но пока мы живы, есть небольшой шанс, что Сэрту, — он поднял камень, — вернется на свое место. Одна шальная пуля, глупая, слепая пуля — и даже этого шанса не останется. Ну, и какой у меня есть выбор? Попытаться сделать что-то очень важное или наплевать на все и выбежать на крыльцо — лишь бы не прослыть в твоих глазах трусом? Ты что, мало меня знаешь? Разве мне до сих пор нужно тебе что-то доказывать?

Шмидт молчал. На улице шел настоящий бой. Стрельба, стоны раненых, крики, стук, топот ног…

— Прости, — наконец сказал Дмитрий. — Ты во всем прав. Знаешь, когда диверсионную группу забрасывают на оккупированную территорию, в тыл врага, командиру дают приказ — убивать всех, кто их видел. Даже своих. Это жестоко, но это нужно для дела. Если метеорит так для тебя важен…

— В том-то вся и штука, что не только для меня. И от этого ответственность еще больше. А те, что за дверью… Они бьются не за нас. Они решают свои проблемы. Мы здесь ни при чем.

— А этот твой Князь? Тот, что стоит за правым плечом?

Саша невесело усмехнулся.

— Ангелов-хранителей не выбирают. Мне достался такой, что может и пристукнуть под горячую руку. Только знаешь, я бы никогда не стал просить его о помощи. Я только сказал, где он сможет найти убийц своего брата, вот и все. Эта разборка рано или поздно все равно бы состоялась. Так лучше уж в тайге, чем в городе.

— А ты хитрец, Саша! — Шмидт погрозил ему пальцем.

— Нет. Я просто знаю, что должен делать. И знаю, как должен.

Шмидт некоторое время молчал, обдумывая какую-то мысль. Затем' он подмигнул Саше и хлопнул его по плечу.

— А мне-то позвонил! Да? Знал, что я помогу! Его просить не стал, а мне — позвонил!

— Конечно. — Белов не удержался и обнял Дмитрия. — Ты же — друг. В тебе-то я никогда не сомневался.

— Прямо не знаю, что делать, — шутливо проворчал Шмидт. — То ли расплакаться от умиления, то ли — наградить себя очередным орденом Золотого Руна?

Стрельба пошла на убыль. Прозвучала последняя автоматная очередь, затем — четыре одиночных выстрела из пистолета, и потом все стихло.

На крыльце послышались осторожные шаги. Белов сжал нож, Шмидт навел пистолет на дверной проем.

— Игра закончилась со счетом один-ноль, — прошептал он. — Сейчас мы узнаем, в чью пользу.

— Да. — Белов кивнул. — Не исключено, что это была лишь небольшая отсрочка, и нас все-таки поджарят.

В дверь трижды постучали — грубо и требовательно.

— Белов! — раздался голос…

В аэропорту Введенского встречала черная «Волга» — машина регионального управления ФСБ. Раньше она бы выехала прямо на летное поле, но сейчас времена были не те, и, признаться честно, генерал даже был этому рад. Времена всегда не те, особенно — если речь идет о России; более того, они имеют обыкновение очень быстро меняться, но все-таки каждое время хорошо по-своему.

В Москве, в своем кабинете, Игорь Леонидович переоделся в затрапезный летний костюм и теперь сильно смахивал на бухгалтера рыболовецкой артели. Рубашка расстегнута, под мышкой — папка, в руке — старая сумка со сменой белья и зубной щеткой. Но это и к лучшему. По крайней мере, никто не мог заподозрить в этом подтянутом седом мужчине генерала могущественной организации.

Правда, черная «Волга» нарушала всю конспирацию. На Камчатке, где подержанные «японки» составляют девяносто девять процентов всего автомобильного парка, дитя отечественного автопрома выглядело, как елка на тропическом пляже. Введенский прошел через зал прибытия и оказался на улице. «Волга», тщетно пытаясь прикинуться, что она оказалась здесь совершенно случайно, стояла на автобусной остановке.

Игорь Леонидович направился в машине. Наверное, — и он не мог полностью замаскироваться — несмотря на скромный вид, бравая походка и твердый взгляд выдавали в нем генерала. Молодой человек в белых полотняных штанах, цветастой рубашке и сандалиях на босу ногу подошел к Введенскому и представился капитаном Цветковым.

— Где Белов? — первым делом спросил Введенский, едва машина тронулась с места.

— Не знаем, товарищ генерал. Мы не могли сразу получить санкцию на прослушивание его телефона, а когда получили, было уже поздно. Коллеги из ДПС нашли на Даниловой лугу пустой джип. На сиденье лежал мобильный — операторы сотовой связи засекли его по сигналу. Местонахождение Белова в данный момент неизвестно.

Введенский сжал кулаки.

— У семи нянек дитя без глазу, — тихо сказал он. — Знаете такую пословицу, капитан? Белов потому и оставил телефон, что его давно уже слушали. Причем, безо всякой санкции.

— Мы действовали законными методами, — ответил капитан, и Введенский был вынужден признать, что он прав.

— Вчера к Александру Николаевичу прилетели двое людей из Москвы, — продолжал Цветков. — Мужчина и женщина. Так вот, мужчина вечером ушел из особняка и больше не возвращался. Предположительно, он находится вместе с Беловым.

— Личность установили? — спросил Игорь Леонидович.

— Личность интересная. Дмитрий Андреевич Шмидт.

Введенский тихо рассмеялся.

— Бог не фраер, — сказал он, — он все видит.

Капитан Цветков был несколько удивлен такой реакцией, поэтому генерал пояснил.

— Шмидт — это как раз та самая нянька, которой можно доверить семерых детей, и все они останутся с глазами. Ладно, вы меня успокоили. Следующий вопрос. Где Зорин?

— По последним данным — у себя в кабинете.

— Вот его-то мне не терпится повидать, — сказал Введенский. — Поехали к нему.

Через пятнадцать минут «Волга» остановилась у большого серого здания, напоминавшего перевернутую коробку из-под телевизора.

Введенский в сопровождении Цветкова поднялся на третий этаж и без стука вошел в кабинет Зорина.

— Здравствуйте, Виктор Петрович! — сказал он.

Зорин попытался изобразить на лице подобие приветливой улыбки, но у него это не очень-то хорошо получилось.

— Ба! Игорь Леонидович! — Зорин встал из-за стола и, протянув руку, пошел навстречу генералу, но Введенский, даже не посмотрев в его сторону, отодвинул ближайший стул и сел. — Капитан, проследите, пожалуйста, чтобы нас никто не тревожил, — обратился он к Цветкову. Тот кивнул и вышел в коридор.

Зорин внимательно вглядывался в лицо Введенского, словно надеялся прочитать свою судьбу по жестким линиям, перечеркнувшим лоб генерала.

— Чем, так сказать, обязан вашему визиту? — заискивающе спросил он.

Опытный аппаратчик понимал, что непрошеный гость в яйце генерала ФСБ — лишь первый этап. Второй — дальняя дорога, а третий — казенный дом.

Введенский молчал. Он открыл папку и углубился в изучение документов. Зорин начал нервничать. Его тон стал подчеркнуто сухим и официальным.

— Игорь Леонидович, может, потрудитесь объяснить, в чем дело? Что здесь происходит?

Генерал понял, что «клиент дозрел». Он захлопнул папку и накрыл ее ладонью.

— Вы прекрасно знаете, Виктор Петрович, что происходит. И я тоже знаю. — Введенский погладил папку рукой. — Необоснованно завышенные квоты на вылов камчатского краба и ценных пород промысловых рыб… Завоз мазута к отопительному сезону… Покупка судов третьего рыболовного флота по цене металлолома… Продолжать? Или не стоит? Вы ведь человек неглупый — наверняка догадываетесь, что просто так генералы из Москвы не прилетают? Или я ошибаюсь?

Зорин ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Он положил руки на стол и сжал их в кулаки.

— Такими вещами не шутят, Игорь Леонидович. Вы вполне уверены, что взяли ношу по себе? Достаточно одного моего звонка…

Введенский откинулся на спинку стула.

— Конечно, звоните. Я подожду. — Лицо его выражало безмятежное спокойствие.

Руки Зорина разжимались и снова сжимались. Он подвинул пресс-папье, поправил шнур телефонного аппарата, затем взял ручку и принялся вертеть ее в руках. Введенский же, напротив, не шевелился. Он был полным хозяином положения. Партия разыгрывалась по его нотам. Зорин понял, что на самом-то деле все уже кончено. Просто он еще об этом не знает.

— На каком уровне решен вопрос? — сказал он.

— На самом высоком, — ответил генерал. — У меня есть все полномочия. По сути, все сводится к одному — успеете вы отсюда улететь или нет? Я бы на вашем месте поторопился на самолет, улетающий в четырнадцать пятнадцать.

— Если я откажусь?

Генерал поднял брови — выражение его лица говорило: «Вы, конечно, можете это сделать, но я бы не советовал».

— Задержание до выяснения всех обстоятельств дела, обыск в офисах группы компаний «Бриз», изъятие документации, в кратчайшие сроки — предъявление обвинения, установление меры пресечения… Вы же не мальчик, что я вам объясняю?

Зорин вытащил из кармана платок и вытер пот, крупными каплями выступивший на лбу и верхней губе.

— Зачем вы мне все это говорите? — спросил он Введенского. — Чего добиваетесь?

— Только одного, — перешел к предмету торга генерал. — Мне нужна фамилия вашего человека в штабе Белова. Взамен я дам вам улететь в Москву. У вас будут сутки, чтобы встретиться с вашим покровителем, — при условии, что он пойдет на это. Хоть и небольшой, но шанс. Что скажете?

Зорин встал из-за стола и подошел к окну. Он долго смотрел на площадь и здание администрации, в котором он уже никогда не будет хозяином. Наконец повернулся к Введенскому.

— Хотите закрыть беловское дело и перевести все на меня? Недоказуемо.

— Тем более, — кивнул генерал. — Чем вы рискуете?

Введенский понимал, что для Зорина поставлено на карту. В Москве он бы чувствовал себя уверенней. Может быть, рассчитывал успеть сделать кое-какие распоряжения или встретиться с кем-то из нужных людей. Это уже немало. А париться в Петропавловском СИЗО, вдали от тех, кто помогал ему продвигаться вверх по лестнице… Не самый лучший вариант.

К тому же Зорин привык мерить всех по себе и наверняка опасался ответной мести Белова. Нет, ему нужно было срочно «делать ноги», и Введенский не сомневался, что Виктор Петрович этот шанс не упустит.

Генерал посмотрел на часы.

— Ну так что, господин Зорин? Мы с вами пришли к взаимопониманию?

Неудавшийся (это было уже ясно — после такого удара Зорина можно было смело списывать со счетов) губернатор Камчатки криво ухмыльнулся.

— Ладно, банкуйте. Это…

Он назвал фамилию и вышел. Времени на сборы у него не оставалось. Пора было ехать в аэропорт.

В кабинет заглянул Цветков.

— Товарищ генерал, какие будут распоряжения насчет..? — Он кивнул в сторону двери, за которой скрылся Зорин.

Введенский почесал седой висок.

— Никаких. Пусть летит. В Москве его встретят. Ты вот что — отмени ориентировку на Белова. А мы… — генерал отстучал на столешнице замысловатую дробь, — поедем в митрофановский особняк.

XXXI

Саша заметил, как напрягся Шмидт. Указательный палец — мягким ласкающим движением — лег на спуск, черты лица заострились, и губы сложились в улыбку, не сулившую ничего хорошего тому, кто стоял за дверью.

— Белов! — кричал кто-то за порогом; голос был низкий, со знакомой хрипотцой. — Ты здесь?

— Все в порядке, — сказал Саша. — Это Князь.

Он подошел к двери и откинул засов. На пороге стоял высокий худой человек с пышной шевелюрой седых волос. Белов со Шмидтом вышли на крыльцо. Бойцы авторитета отбрасывали от дома догорающий хворост.

— Так, значит, это и есть таежный особняк, про который говорил Виталий? — спросил Князь.

— Да, — подтвердил Белов.

— И он под завязку набит сокровищами?

— Посмотри и сам все увидишь.

Князь вошел в дом. Белов в это время осматривал последствия побоища.

На земле в разных позах лежали пять человек. Очевидно, они не ожидали нападения. Саша увидел одного, с простреленной рукой. Бойцы Князя добавили в его теле несколько дырок, не предусмотренных природой. Парень лежал лицом вниз, нелепо подвернув ноги. Люди, пришедшие с Князем, сжимали в руках оружие и напряженно смотрели на Шмидта. Дмитрий, наоборот, был расслаблен и спокоен. Руки безвольно висели вдоль туловища, широкая ладонь почти скрывала пистолет.

Шмидт глуповато улыбался и даже насвистывал какую-то песенку, но Белов прекрасно понимал, с каким трудом дается другу это напускное спокойствие. Тонкая психологическая игра, призванная усыпить бдительность противника.

От Белова не укрылось, что Шмидт занял позицию за его правым плечом. Саша знал, что будет делать спецназовец в случае опасности. Левой рукой он толкнет Сашу на землю, резко опустится на колено и откроет стрельбу. Затем перекатится в сторону и еще в кувырке успеет сделать пару прицельных выстрелов.

Бойцы Князя (их было четверо) стояли, словно гости из недавнего прошлого — братки, в спортивных штанах и кожаных куртках. У каждого в руках — помповое ружье или «Калашников» с потертым деревянным прикладом. Похоже, они даже не догадывались, что самым опасным оружием на этой небольшой таежной полянке были не их ружья и даже не прославленный автомат, а вот этот плотный человек с сединой на висках, который стоял и хихикал, как деревенский дурачок, разве что слюни не пускал.

«А вот он — мой настоящий ангел-хранитель», — подумал Белов.

Действительно, со Шмидтом было не страшно. И тот факт, что в обойме у его «Макарова» было всего шесть патронов, не прибавлял бандитам ни единого шанса. Шмидту вполне хватило бы, чтобы разложить четыре трупа аккуратным кружком.

Но Саша также знал и другое: Дмитрий ни за что не станет стрелять первым. Они вообще не хотели никого убивать. Нельзя делать благородное дело руками, испачканными в крови.

Парни Князя не сводили со Шмидта внимательных глаз.

— Ты кто? — сказал один из них и сделал шаг вперед.

— А? — Шмидт широко улыбнулся, показав замечательно крепкие белые зубы.

Парень сжал цевье автомата.

— Я говорю, ты кто?

— Да ведь это… — Левая ступня Шмидта незаметно сместилась чуть вперед, и Саша понял, что произошло — Дмитрий занял боевую стойку, приготовившись к стрельбе. — Просто так…

— Он со мной, — поспешно сказал Белов. — Все в порядке, ребята!

Теперь парень переключил внимание на него.

— А что у тебя в руках?

Саша прижал сверток к груди. Он подбирал правильный ответ и никак не мог найти нужные слова.

— Огонь, сошедший с небес, — наконец сказал он.

Парень озадаченно переглянулся со своими товарищами.

— Что?

В этот момент позади Белова и Шмидта послышались шаги. Князь вышел на крыльцо.

— Оружейная палата отдыхает, — нервно выдохнул он.

Камчатский авторитет, сам человек небедный, видимо, был сильно впечатлен несметными сокровищами, хранившимися в особняке.

— И что мы с этим будем делать? — спросил Князь.

Саша видел, как стремительно тают шансы избежать столкновения. Безусловно, Князь любил говорить красивые слова и был по-своему благороден, вот только благородство это имело четко определенные границы.

Белов понимал, о чем сейчас думает Князь — «а не оставить ли мне их здесь, рядом с пятью трупами? Мол, постреляли друг друга и все такое? Золотишко-то того стоит!».

Несмотря на поразительное внешнее сходство, во всем остальном он нисколько не напоминал Кондрашова. Профессор истории — тот сдал бы драгоценности в музей. А Князь…

Самое странное, что Белов его ни в чем не винил. Он знал, что в этом мире не так уж много людей, которые не потеряли бы голову при виде такого богатства.

— Я должен вернуть метеорит, — сказал Белов. — Остальное меня не касается. — Он помолчал и добавил: — Пока не касается.

Князь спустился с крыльца и подошел к Белову.

— Саня Белый! — сказал он, качая головой. — Когда ты приехал сюда, я думал, мы будем друзьями. Спокойно жить и не мешать друг другу.

Белов сделал шаг в сторону: теперь Князь перекрывал линию огня, как минимум, двум своим бойцам. У третьего был помповый «Мосберг», наверняка заряженный картечью, и парень не стал бы стрелять — из опасения задеть своего босса. Ну, а с четвертым… Словом, Шмидт знает, что делать.

— Я и сейчас предлагаю расстаться по-хорошему, — сказал Саша. — Нам нечего делить. Сдадим сокровища, и ты получишь ровно четверть, как положено.

Князь криво улыбнулся.

— Зачем мне нужна четверть, если я могу взять все? — спросил он.

— Шальные деньги никому еще не приносили счастья, — сказал Белов. — Вспомни Ерофея.

Князь глухо зарычал от ярости.

— Что ты мне тычешь этим Ерофеем? Я не хочу больше слышать эти сказки: «метеорит, проклятие…»! Бред, рассчитанный на слабонервных!

— Как знать? — тихо произнес Белов. — По крайней мере, Виталий был со мной согласен.

— Виталий? — Князь опешил, словно с разбегу ударился о бетонную стену. — Виталий? — повторил он и провел рукой по глазам, будто стряхивал невидимую пелену. — Его больше нет. — Секундное замешательство прошло, — и в душе Князя снова закипела черная злоба. — Знаешь что, Белов? Это ведь ты его убил! Убил, чтобы завладеть картой! А иначе — как ты нашел это место?

— Я здесь ни при чем, — спокойно ответил Белов. — И ты это знаешь. Просто ты ищешь оправдание тому, что собираешься сделать. Я был в подземелье митрофановского особняка и видел скелет Ерофея с лезвием, торчащим между ребер. Проклятие существует, и оно свершилось! Мне очень жаль, что пострадал безвинный человек, но эта кровь не на мне, а на них. — Он показал на лежащие тела. — Один из них убил твоего брата.

— Проклятие… — пробормотал Князь. Он что-то шептал про себя, но Саша не мог разобрать, что именно. — Проклятие! — Князь поднял голову и посмотрел Белову прямо в глаза. — Его нет. И я тебе это сейчас докажу. — Он стал медленно отступать.

Шаг. Еще один… Еще…

Теперь Белов и Шмидт снова стояли под прицелом четырех стволов. Бойцы Князя ожидали сигнала, и он мог последовать в любую секунду. Внезапно Шмидт переменился. Глуповатая улыбка исчезла с его лица, Дмитрий молниеносным движением вскинул руку и взял Князя на мушку.

— Сначала — ты! — сказал он. — Заодно и проверим насчет проклятия.

Ситуация достигла наивысшего напряжения. Хуже всего было то, что она казалась безвыходной. Шмидт и Белов не могли открывать огонь. Оба прекрасно понимали, что это — не выход. Пуля, выпущенная из пистолета Злобина, рано или поздно всплыла бы в материалах следствия, и это только ухудшило бы их положение.

В этом смысле позиция Князя и его бойцов смотрелась более выигрышно: наверняка их оружие не было зарегистрировано в милицейских картотеках.

Белов был связан рамками закона. Но тут уж ничего не попишешь! «Назвался груздем — полезай в кузов». То, что мог себе позволить Саша Белый, для губернатора Камчатки являлось неприемлемым.

И еще… Может, это звучало глупо, но, наверное, так действовал Сэрту, который он держал в руках. Белов чувствовал непреодолимое отвращение к Ерофею Кистеневу и черным делам, которые он творил; Саша просто не мог встать с ним на одну доску.

Выражаясь языком шахматистов, это был мат. Семь человек стояли друг напротив друга с оружием, взятым на изготовку, и боялись пошевелиться, чтобы не спровоцировать стрельбу. Никто не мог двинуться с места, но и опустить стволы тоже не могли. Белов и особенно Шмидт чувствовали, чем все это закончится. У кого-нибудь не выдержат нервы, и палец судорожным движением нажмет на спуск. Тогда…

В наступившей тишине послышался шорох. Затем — слабый сдавленный стон.

Князь обернулся. Мужчина в темном костюме медленно полз, оставляя на земле, покрытой высохшей и пожелтевшей хвоей, темный кровавый след. Князь обрадовался возможности выпустить, как в свисток, накопившийся пар. А может, просто хотел уйти из-под прицела?

— Вы что, его не добили? — грозно сказал он, вытащил из-за пояса пистолет и направился к раненому.

Белов, Шмидт и четверо бойцов остались стоять неподвижно. Дмитрий по-прежнему держал на мушке седую голову Князя.

В движениях Князя без труда угадывалась разбойничья повадка. Саша подумал, что точно так же и Ерофей Кистенев расправлялся со своими жертвами — решительно и жестоко. Авторитет подошел и нагнулся над мужчиной. Левой рукой схватил его за ворот пиджака и резко перевернул на спину. Правую руку с зажатым в ней пистолетом он поднес ко лбу раненого и… Князь внезапно остановился.

— Что это? — сказал он.

Полы пиджака распахнулись, и из внутреннего кармана выпал небольшой блокнот в темно-коричневом кожаном переплете. Князь открыл блокнот и увидел пожелтевшие страницы, исписанные кудрявым замысловатым почерком. На концах некоторых слов стояли давно позабытые «еры».

— Дневник Ерофея? Откуда? — Зрачки Князя сузились до размеров игольного ушка. Он обыскал раненого мужчину и нашел лист плотной бумаги, сложенный вчетверо, — карту. Даже при беглом взгляде на нее бросалось в глаза, что карта исписана тремя различными почерками: дед, отец и сам Кондрашов делали на ней свои пометки.

Князь закусил губу.

— Я хотел тебя пристрелить, — с сожалением сказал он. — И чуть было это не сделал. Нет. — Он убрал пистолет обратно за пояс и достал складной нож. Щелкнула кнопка, и узкое блестящее лезвие выскочило из рукоятки. — Пристрелить было бы слишком просто. Я вырежу тебе сердце. Только очень медленно. По маленьким кусочкам.

Князь разорвал на груди мужчины рубашку и сел ему на живот, придавив коленями руки. Белов хорошо видел его лицо в этот момент. Оно было ужасным. Князь приставил лезвие к загорелой коже и сделал глубокий надрез. Края раны разошлись, хлынула кровь, и вдруг…

Раненый резко дернулся. Все случилось так быстро, что никто не смог ничего заметить, не то чтобы помешать. Мужчина вытащил правую руку, прижатую коленом Князя. Он резко сжал кулак, и из ножен, пристегнутых к предплечью, показался длинный трехгранный штык. Собрав последние силы, раненый всадил штык в левый бок Князя — между ребрами, до упора, в сердце! Князь заревел, изо рта брызнула струйка пузырящейся крови. Он пытался вскочить, но штык прочно засел в его теле. Князь, дергаясь в конвульсиях, стал заваливаться набок. Бойцы бросились к нему, и, пользуясь возникшей суматохой, Белов воскликнул:

— Уходим!

Шмидта не пришлось просить дважды. Друзья, пригибаясь и петляя, бросились к Чертовой балке. Пока парни Князя успели сообразить, что происходит, было уже поздно. Выпущенные ими пули срезали побеги густого кустарника и чиркали по стволам деревьев. Тайга — она ведь, как джунгли: стоит отойти на десять шагов, и тебя уже не видно. На всякий случай Шмидт дважды выстрелил на бегу, чтобы у парней не возникло глупого желания их преследовать. Так оно и случилось — за друзьями никто не гнался.

Саша и Дмитрий спустились по крутому обрывистому склону оврага, сотню метров пробежали по дну и поднялись уже в другом месте. Шмидт без труда нашел дельтаплан. Дмитрий заставил Сашу хорошенько пристегнуться. После этого он завел двигатель и сел за штурвал.

— Ну, с богом!

«Фрегат» начал разбег, с каждым метром набирая скорость. Шмидт выжимал из двигателя все, что мог, до упора выкручивая рукоятку газа. Буквально за пару метров до обрыва дельтаплан вздрогнул всем корпусом, подпрыгнул и оторвался от земли. Шмидт до предела увеличил угол атаки, и маленькая машина стала почти отвесно подниматься в небо.

Дмитрий помнил, что горючего осталось на самом донышке, поэтому хотел набрать максимальную высоту и потом планировать, пока хватит запаса инерции. Саша смотрел на тайгу, проплывающую под ногами. Он, как ни старался, так и не смог увидеть крышу митрофановского особняка. Но он все время помнил о том, что где-то там, внизу, спрятался приземистый бревенчатый дом, хранящий груды блестящего желтого металла. Того самого металла, что заставляет людей сходить сума.

Спустя несколько минут двигатель стал спотыкаться, чихать и вдруг замолчал. Дельтаплан какое-то время держал высоту, а потом стал постепенно снижаться. Шмидт заложил правый вираж, отклоняясь от прямого курса.

— Ты куда? — спросил Белов.

— Там шоссе, — пояснил Шмидт. — Будем садиться на него.

— Зачем?

— Если я ничего не путаю, на шоссе иногда встречаются заправки. А в тайге их точно нет.

И действительно, в паре сотен метров показалась серая лента шоссе. Дмитрий выровнял «Фрегат» и следовал изгибам трассы. Он тянул дельтаплан из последних сил; перед синим указателем «АЗС — 30 км» они приземлились.

— Далековато. — Шмидт почесал в затылке. — Ну ничего, что-нибудь придумаем.

Примерно через четверть часа послышался звук мотора.

— Только бы не дизель, — сказал Шмидт.

Белов подумал о другом: «Только бы не бойцы Князя». Но им повезло. Это оказался дачник-пенсионер, возвращавшийся в город. К тому же в багажнике у него лежала полная канистра бензина. Шмидт быстро заправил дельтаплан, покопался в кармане и вытащил золотой червонец.

— Что ты мне даешь? — насторожился дачник.

Дмитрий пожал плечами.

— Еще у меня есть это. — Он достал из-за пояса на спине пистолет и направил в лоб пенсионеру. — Выбирай!

Дачник схватил монету и поднял руки вверх.

— Ребята! Разойдемся по-хорошему.

— Конечно, по-хорошему! — улыбнулся Белов. — Черная полоса кончилась! Впереди — только белая! — И он показал на длинную разделительную линию, тянувшуюся вдоль шоссе и уходящую за горизонт.

«Фрегат» снова поднялся в воздух и взял курс на Петропавловск.

— Дима, — укоризненно сказал Белов. — Зачем ты сунул ему золотую монету? К чему это пижонство?

— Саша, — совершенно серьезно отвечал Шмидт. — Скажи мне, только честно… Ты видел хотя бы одного кавалера ордена Золотого Руна, расплачивающегося кредитной карточкой?

— Нет, — честно признался Белов. — Не видел.

— То-то и оно. А я, между прочим, дважды кавалер!

И они дружно расхохотались. «Фрегату» тоже было весело; он слегка покачивал крыльями.

XXXII

Если бы Белов точно знал, где находится петропавловская больница, он бы наверняка заставил Шмидта приземлиться в ее дворе. Но Саша хорошо помнил только митрофановский особняк, поэтому они сели на подъездную дорожку, ведущую к дому. Белова ожидал приятный сюрприз: кроме Витька, Ватсона и Лукина, его встречал старый знакомый — генерал Введенский.

— Как Лайза? — первым делом спросил Саша у Ватсона.

— Нормально. Она в больнице, Ольга — с ней. Мы тоже собирались ехать, но…

— Что такое? — Белов обвел взглядом всех присутствующих.

— Пойдем, Александр, — сказал Введенский. — Я тебе кое-что покажу.

Они прошли в центральный зал. На столе лежала пухлая папка в красной кожаной обложке. Генерал достал из папки несколько исписанных от руки листов и положил перед Беловым.

— Этих показаний достаточно, чтобы снять с тебя все обвинения. Чуть попозже они мне понадобятся еще раз; я приобщу их к материалам дела господина Зорина.

Белов взял первый лист и стал читать. «Я, Любовь Николаевна Фомичева, настоящим свидетельствую…»

— Где она? — спросил Белов, дочитав до конца.

— Наверху. Заперта в своей комнате, — сказал Введенский.

Белов, не говоря ни слова, поднялся на второй этаж и прошел до конца коридора. Перед закрытой дверью он остановился, словно задумался о чем-то, потом решительно повернул в замочной скважине ключ и вошел. Маленькая хрупкая женщина сидела на кровати. Ее большие глаза были красными от слез. Белов взял стул, аккуратно поставил рядом с кроватью и присел.

— Почему? — спросил он.

Любочка снова заплакала, но Белов покачал головой.

— Не надо. — И снова повторил: — Почему ты это сделала?

Любочка достала платок, вытерла глаза, высморкалась.

— Мой брат брал в банке кредит. Хотел открыть свое дело. Он не сумел вовремя вернуть деньги. Зорин выкупил долг и стал его шантажировать…

— Почему ты не сказала об этом мне?

Женщина пожала плечами. Саша вздохнул, встал и отодвинул стул.

— Уходи! — сказал он.

— Я не знала, — оправдывалась бывшая секретарша. — Я даже не предполагала, что он пойдет на такое… Зорин сказал, что ему нужен кусочек метеорита для анализа. Он обещал…

Белов больше не слушал. Он оглядел комнату и увидел, что Любочка уже успела собрать вещи. Два чемодана и сумка стояли запакованными.

— Сейчас приедет такси. Уезжай. — И он вышел из комнаты.

Он спустился в центральный зал и подошел к Витьку.

— Вызови такси, пусть ее отвезут в аэропорт. И еще — дай ей денег, с учетом командировочных.

— Шеф! — возмутился Злобин. — Да я бы ее…

Белов не дал ему договорить.

— Хватит! Все уже позади. Мы это пережили, сделали выводы и забыли. Все!

— Да, — сказал Ватсон, подкручивая усы. — Вот так пригреешь кого-нибудь у себя на груди, а она тебя потом за три копейки… Эх! — Он махнул рукой.

Саша не мог сдержать улыбку.

— Ватсон! Не обобщай. Есть ведь и другие женщины. И я… — Он оглянулся на Шмидта и поправился: — И мы к ним сейчас поедем. Потому что мы их… — Белов замолчал и выжидательно посмотрел на Шмидта.

Дмитрий пожал плечами и заложил руки в карманы — видимо, чтобы скрыть смущение.

— Ну да, — сказал он. — В общем-то, любим, что греха таить…

Через полчаса Белов, чистый, гладко выбритый и переодевшийся в свежую одежду, вошел в больничную палату, где лежала Лайза. Под мышкой у него был какой-то сверток.

— Здравствуйте, девочки! Вы уже успели познакомиться?

Ольга поднялась ему навстречу. Она с опаской покосилась на Лайзу, но потом, решившись, бросилась Белову на шею.

— Ты цел? Слава богу!

Шмидт, стоявший за Сашиной спиной, громко кашлянул.

— Если это кого-нибудь интересует… В чем я, между прочим, сильно сомневаюсь… Так вот, я тоже цел и невредим. Лайза! Давай, что ли, тоже начнем целоваться, если эта парочка не обращает на нас никакого внимания?

Ольга отстранилась от Белова и звонко расцеловала Шмидта.

— Дурачок! Как я могу не обращать на тебя внимания?! Ты же такой… Сильный, мужественный, бравый!

— И — дважды кавалер ордена Золотого Руна, прошу заметить! — добавил Шмидт. — А он, — Дмитрий кивнул в сторону Белова, — так себе. Всего лишь будущий губернатор Камчатки.

Когда Белов остался с Лайзой наедине, он развернул сверток. Палата озарилась бледным голубоватым сиянием.

— Лайза, это — Сэрту! — сказал он.

Девушка тронула камень.

— Сэрту, это — Лайза! — в тон Белову сказала она.

Белов положил руку ей на живот, и вдруг… Нет, конечно, этого просто не могло быть — срок слишком маленький. Наверное, ему это только показалось. Показалось, потому что он очень хотел в это поверить, но… Словно две пары маленьких, но очень бойких ножек принялись колотить одновременно в преграду перед собой.

— Ты… чувствуешь? — спросил Белов Лайзу.

Она улыбнулась.

— Конечно. Я все чувствую. И они тоже чувствуют.

Саша целовал ее пальцы и немного стеснялся непрошеных слез, так некстати навернувшихся на глаза.

— Я… немного устал, — оправдываясь, сказал он.

Этого можно было и не говорить. Лайза все понимала без слов. Она нежно гладила его по руке, и в ее прекрасных глазах отражалось голубоватое сияние, исходившее от Сэрту.

Вечером Введенский отправил шифротелеграмму на адрес Администрации президента. От Батина тут же пришел ответ: «Ждите указаний». Что за указ, Игорь Леонидович не знал. Батин ни словом не обмолвился об этом во время их последней встречи. А ночью события двух последних дней получили свое логическое завершение.

Вернувшись от Лайзы, Белов тут же улегся спать. Он так измотался, что не думал, будто что-то способно разбудить его раньше, чем через пару суток. Но ровно в полночь словно какая-то неведомая сила заставила Белова подняться с кровати и подойти к окну. Внизу, в серебристой дорожке лунного света, он увидел высокую фигуру человека с посохом в руке. У ног человека сидела собака.

Все еще думая, что это — мираж, спотыкаясь и не попадая в штанины, Белов впопыхах оделся и сбежал вниз по лестнице. В руках у него был заветный сверток. Саша спрыгнул с крыльца, не обращая внимания на ступеньки, и бросился к человеку с собакой.

— Иван Пинович! Это вы? Как вы здесь оказались?

Легкая улыбка тронула лицо Рультетегина.

— Пришел, мельгитанин! Чтобы оказаться где-либо, надо идти. Все время идти. Разве ты знаешь другой способ?

— Иван Пинович! Я нашел Сэрту! — сказал Белов, но при этом у него было такое чувство, что Рультетегин уже все знает.

— Ты готов от него отказаться? — спросил шаман.

— Конечно. Ведь это — ваше.

— Молодец, мельгитанин! Я вижу, ты научился копать русло. Вот здесь, — Рультетегин коснулся длинным пальцем виска. — Это важнее, чем обладать Сэрту. Удача капризна и переменчива. Умение не подведет никогда.

Он протянул руку, и Саша, словно загипнотизированный, отдал ему метеорит, укутанный в кусок ровдуги. Рультетегин бережно принял камень и, как заботливая мать баюкает своего ребенка, прижал его к груди.

— Сэрту! — прошептал он.

Затем снял с плеча котомку, развязал ее и положил туда метеорит.

— Какую ты хочешь награду, мельгитанин?

— Награду? — не понял Белов. — Мне не нужна награда. Я уже все получил. Ведь я теперь умею копать русло…

Шаман одобрительно кивнул.

— Петр и Павел, — сказал он. — Они будут великими воинами, не сомневайся. Как ты.

Рультетегин развернулся и широким размашистым шагом пошел прочь от особняка. Белов не мог отпустить его вот так, просто, не попрощавшись. Он пытался найти нужные слова и никак не находил. Сознавая, что он говорит какую-то ерунду, Саша воскликнул:

— Иван Пинович! Давно хотел у вас спросить. Почему вашего пса зовут Тума? Что это означает?

Рультетегин на мгновение остановился.

— Тума — это друг, — сказал он. — Друг помогает тебе найти верную дорогу, даже если ты — слепой. — Он помолчал, потом взмахнул посохом и сказал: — Вперед, Тума! Веди меня, друг!

Шаман шел за псом по лунной дорожке, и Белову казалось, что они вот-вот оторвутся от асфальта и зашагают по ночному небу — туда, откуда сошел на землю Сэрту.