I

Больше года минуло с того дня, когда Фил очутился в палате реанимации. Больше года проливала слезы у постели неподвижного мужа Тамара. И больше года Белый искал возможности отомстить Кордону.

Это желание оказалось настолько сильным, что даже оттеснило на второй план беспокойство о судьбе друга. Нет, Белов навещал Фила в больнице, беседовал с врачами и делал для него все необходимое. Но, стоя у постели Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно преследовала одна навязчивая мысль – пока подонок Кордон топчет землю, Филу не выкарабкаться!

Но убрать продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме в Калифорнии он не появился. Можно было, конечно, поставить всех на уши и отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.

Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться, вернуться домой, расслабиться, перестать даже думать о возможной мести – вот тогда его можно устранить без лишнего шума.

Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу – значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть все отношения с Анной и сделать их разрыв достоянием гласности, чтобы мотив ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.

Разумеется, Белый не боялся того, что его упекут в кутузку – уж такую мелочь, как алиби для себя, Пчелы и Космоса, предусмотреть было проще простого – он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и времени было потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного образа «братка». В итоге Белов добился своего – в глазах многих он превратился в добропорядочного легального бизнесмена, его Фонд исправно платил налоги, и такое положение Сашу более чем устраивало. В структуре его бизнеса еще оставалось немало черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что в целом он походил теперь на рядового нового русского, разве что заметно более удачливого и предприимчивого, чем большинство его коллег. Вот почему светиться в числе прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона ему было совсем не с руки.

Белов набрался терпения и ждал. А точнее сказать – готовился. Весной он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он пообещал Анне отпуск на Багамах, она раззвонила об этом всем подружкам, а вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что называется, хлопнул дверью. Наутро Аня сама позвонила Белову (размолвка-то произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и холодностью объявил ей, что между ними все кончено.

А в конце лета в Москву вернулся Кордон. Саша подождал еще месяц и только тогда дал команду начать наблюдение за продюсером. Прежде чем приступить к делу, к клиенту надо было как следует присмотреться. Поначалу Кордон предпочитал оставаться в тени, на люди особенно старался не лезть, и наблюдения за ним почти ничего не давали. Но к зиме он успокоился окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего – все с той же Анной.

Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка была для продюсера всего лишь прикрытием – нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного продюсера неудержимо тянуло на авантюры – он легко сходился с самыми сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.

Столь неосмотрительным поведением врага грех было не воспользоваться. Убийства гомосексуалистов случайными партнерами происходили довольно часто, и еще одно преступление из этого ряда вряд ли кого-нибудь удивило бы. Белый приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.

Подгонять его не требовалось – Шмидт давно уже, как говорится, бил от нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным, что обычно невозмутимый Шмидт почти oi крыто выражал свое неудовольствие медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.

Наконец Шмидт доложил – все готово. В тот же день Белов поехал в больницу к Филу.

Ему хотелось просто посидеть с другом, посмотреть на него, коснуться его теплой руки… Но дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.

Разговор получился тяжелым. Доктор не стал тянуть резину и сразу выложил суть дела – никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет и, что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации в будущем.

– Понимаете, фактически Филатов мертв, – негромко, но твердо говорил врач. – Функционирование его организма поддерживает система жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать нельзя. Если б у нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но…

– Короче, что вы предлагаете? – оборвал его помрачневший Белов.

– Александр Николаевич, такое положение не может длиться бесконечно, – доктор решительно покачал головой. – По закону, для того чтобы отключить больного от жизнеобеспечения, требуется согласие родственников, и жена Филатова фактически такое согласие дала. Но я хотел бы узнать и ваше мнение…

Белый встал и, глубоко засунув руки в карманы, смерил молодого врача тяжелым взглядом.

– Знаете, доктор, я ни черта не понимаю в медицине, но одно я знаю точно: даже если у Фила не осталось ни одного шанса, ваша аппаратура жизнеобеспечения все равно будет работать. И мне плевать – можете вы назвать это жизнью или нет. Если моему другу не суждено поправиться, он умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..

Белов развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Из машины он позвонил Борису Моисеевичу Боркеру – нейрохирургу, оперировавшему Фила. Оказалось, что молодой лечащий врач из больницы советовался с ним, прежде чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем, в голосе опытного доктора Саша не услышал той абсолютной убежденности, которая была у его молодого коллеги.

– Как же так, Борис Моисеич, – нажимал на него Белов. – Ну неужели никакой надежды?..

Врач замялся.

– Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало знаем о человеческом мозге, что утверждать что-либо с уверенностью очень трудно… Вот послушайте. В шестьдесят втором году, сразу после института, я работал на зоне под Котласом, и там У меня имел место быть один прелюбопытнейший случай. Зек пытался бежать на машине, которая привезла в лагерь продукты. У него, понятно, ничего не вышло – врезался в стальной шлагбаум, и все. А шофер этой машины подбежал к зеку и пробил ему голову этой, как ее… монтировкой. Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне принесли бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком его осмотрел – травма тяжелейшая, признаков жизни не подает – и велел отнести его в морг. К вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив! Перевели его в больничку – помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то толком не лечили – нечем было, – но он выкарабкался и восстановился почти полностью. Только ногу стал приволакивать и немного ухудшилось зрение. Вот так, Саша… Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..

– Да, Борис Моисеич, вполне. Спасибо вам… – Белов выключил мобильник и поехал домой.

 

II

В просторной гостиной дома Беловых был накрыт чайный столик. Пара изящных чашек на тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с длинным и узким носиком, хрустальная вазочка с печеньем, открытая коробка конфет – все это стояло нетронутым. Чай в чашках давно остыл и успел подернуться мутноватой пленкой.

За столом, на низеньком диванчике, плечом к плечу сидели Оля Белова и Тамара Филатова. Тамара плакала – и уже, судя по всему, давно. Теребя в руках совершенно мокрый платок и ежесекундно всхлипывая, она потерянно бормотала:

– Вот я сижу, сижу… и на него смотрю… Час смотрю, два смотрю – не шелохнется… У него щетина… Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога молю, чтобы он очнулся… Я бы ему ребеночка родила… – и она не выдержала, зарыдала в голос, горестно качая головой. – Никаких надежд не остается… Никаких, Оля, никаких… Все…

– Подожди, Том, сейчас Саня придет, – вздохнула Ольга, поглаживая подругу по вздрагивающему плечу.

Она не представляла, что можно сказать в такой ситуации. Посоветовать набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже больше года, а силы Томы не беспредельны… Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда – никаких надежд ?!..

– Понимаешь, Оль… – Тамара, чуть успокоившись, уткнулась носом в мокрый платок и простонала: – Я… я уже не верю…

«Господи, да где же он?..» – растерянно подумала Ольга. Она не сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова – те самые, которые вернули бы ей веру и придали сил.

И тут снизу послышался голос Белова. Он поднимался по лестнице, разговаривая на ходу по телефону:

– Да добрался, там снегу намело… Короче, я пока дома буду. Ну все, давай!..

Он вошел в зал и приветливо улыбнулся обеим женщинам, словно и не заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.

– Здравствуй, Томочка. Привет, Оль… – Белов наклонился к жене и мельком обозначил поцелуй.

Поцелуй был более чем формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого так ждала Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с мужем. Ситуация была странной: уйдя от Анны, Белов к жене фактически не вернулся – их жизнь, вполне благополучная внешне, изнутри напоминала сосуществование вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к другу соседей в коммуналке.

Саша прошел к окну, задернул шторы и только после этого, уже точно зная, о чем пойдет речь, спросил:

– Ну что, Том, какие дела?

Тамара отняла ладони от лица. Саша поразился – какие страшные темные круги были у нее под глазами. Как у вампира в каком-нибудь голливудском ужастике.

– Саш, я уже не знаю… Понимаешь, я так устала… – она смотрела на него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. – Я больше ничего уже не понимаю… Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает…

Смотреть в ее глаза было трудно, и Белов снова повернулся к окну – поправить и без того ровно висевшие шторы.

– И что они предлагают? – все тем же ровным, почти равнодушным, голосом спросил он.

– Они предлагают сделать эвтаназию… – еле слышно проговорила Тамара.

– Как это делается? – продолжал свою игру Белов.

– Отключают… отключают систему жизнеобеспечения…

Голос Тамары дрогнул и беспомощно угас. Ольга молча накрыла ее руку ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.

Белов повернулся к ним и, медленно покачивая головой, потянул узел галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы…

– Тома, если хочешь знать мое мнение, я против, – изо всех сил стараясь скрыть клокочущий в груди гнев, сказал он. – Поверь, мне тоже больно, что мой друг стал как растение. Но! Если есть хоть один шанс из тысячи… Да что там – из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то его надо использовать!

Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.

– Все будет нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела подтянет спецов по нейрохирургии – немецких, американских… С завтрашнего дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.

Не прекращая говорить, Белов подошел к бару, плеснул в стакан немного виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.

– Дальше. Тебе надо отдохнуть, – он протянул виски Тамаре, та, низко опустив голову, беззвучно плакала. – Вот, выпей и ложись спать. Пока поживешь у нас, а завтра люди займутся, отправим тебя на время в теплые страны. Отдохнешь, придешь в себя…

Тамара не двигалась, Саша опустился перед ней на корточки и вложил бокал в ее безжизненную руку. Она подняла на него красные от слез, измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.

– И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, – он говорил так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было невозможно. – А он выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..

Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.

– И запомни: все, что было, – это только первый раунд! – он сжал ее ладонь в кулак. – Ты верь мне, Тома, верь…

 

III

Премьерный показ нового фильма закончился. Отхлопав положенное, зрители бурлящей рекой потекли из зала в фойе. По широкой лестнице Дома кино спускалась оживленная, веселая толпа, в которой было немало знаменитостей. Впрочем, сегодня основное внимание было приковано не к ним, а к главным виновникам торжества.

В эпицентре людского круговорота находился продюсер фильма Андрей Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся на него со всех сторон поздравления. Лишь изредка на губах появлялась вежливая полуулыбка, куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с ним, под руку, гордо шествовала Анна.

– Смотри, а народу-то нравится!.. – будто бы даже с удивлением озиралась по сторонам сияющая Анна.

Кордону вручали один букет за другим. Он уже с трудом удерживал огромную охапку цветов.

– А что это все цветы – тебе? – капризно поджала губки артистка, ткнув его локтем в бок. – А мне?..

– На!.. – продюсер не глядя небрежно свалил ей на руки груду разномастных букетов.

Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх голов и заметила Киншакова, стоящего внизу, у колонны. Тот по случаю премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.

– Слушай, Александр Иваныч у нас – ну прямо Зигфрид! – шепнула она Кордону.

Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с ним с микрофонами в руках толкались несколько корреспондентов и оператор с телекамерой на плече. Суетливая девчушка в простецком свитерке и потертых джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:

– Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?

– Хороший фильм, талантливый режиссер, – спокойно отвечал Киншаков. – Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется, что сегодняшняя премьера удалась.

– Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? – спросил долговязый парень в очках. – Значит ли это, что вы оставляете продюсирование и снова возвращаетесь на экран?

– Ну почему же? – сдержанно улыбнулся Киншаков. – Согласитесь, не могу же я продюсировать все снимающиеся фильмы, правда? В этой картине мне предложили одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть не жалею.

Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр повернулся к лестнице и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором киногруппы – круглым, как колобок, лысым толстячком.

– Александр Иваныч, банкет, банкет!.. – озабоченно выпалил тот. – Ждем вас на банкет…

– Спасибо, не голоден, – холодно бросил Киншаков и, отодвинув администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.

– Ох, Александр Иваныч, вижу, вам что-то опять не по нраву!.. – с шутливой укоризной покачал головою продюсер.

Киншаков взглянул на него без тени улыбки.

– Куда делись все сцены с Филатовым? – сухо спросил он.

– А куда их теперь? – равнодушно пожал плечами Кордон. – Вырезал. Погоды они не делают, так что… – он отвернулся и кивнул кому-то в сторону: – Да-да… Спасибо…

– Я хочу выкупить все негативы с Валерой, – все так же сухо сказал Киншаков. По всему было видно – разговор с продюсером ему неприятен.

– Для вас даром, Александр Иваныч! – с добродушным видом развел руками Кордон. – Нет проблем – обращайтесь в любое время!..

Киншаков кивнул и тут же ушел.

Кордон остался один. Большинство окружающих ему улыбались, но это продюсера не слишком радовало – он знал истинную цену и этим улыбкам, и нескончаемым комплиментам. Ему было скучно, он с трудом сдержал зевок и неторопливо огляделся.

Вдруг его взгляд остановился на длинноволосом смазливом пареньке, одиноко стоявшем в сторонке. Его стройную фигуру обтягивала ярко-красная водолазка и узкие джинсы. В руке юноша держал белую лилию. Их взгляды скрестились, и в тот же миг они все поняли друг о друге. Поколебавшись секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся ему навстречу. Паренек трогательно смущался, его щеки покрылись нежным румянцем, необыкновенно красиво контрастирущим с кипенно-белыми лепестками лилии. Кордон почувствовал сладкую ноющую тяжесть в паху – он уже хотел этого мальчика.

Они сошлись. Юноша поднял на продюсера изумрудно-зеленые глаза и протянул ему цветок. Кордон поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию, легко коснулся кисти парнишки и с бесстыдной откровенностью ухмыльнулся. Молодой человек зарумянился еще сильнее, похлопал чуть подкрашенными ресницами, но взгляда не отвел.

Кордон медленно повел глазами в сторону выхода, юноша в знак согласия опустил глаза и сразу же пошел к дверям.

Настроение продюсера взлетело до заоблачных высот. Он немедленно направился в банкетный зал, чтобы предупредить о своем внезапном отъезде. Анна, исподтишка наблюдавшая за этой душещипательной сценой от начала и до конца, понимающе улыбнулась и тут же принялась высматривать в толпе подходящую кандидатуру для нескучного времяпрепровождения на сегодняшний вечер, а, может быть и ночь…

В полупустом банкетном зале сновали официанты, завершая подготовку к пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.

– Андрей Андреич, еще четверть часа, и можно начинать! – утирая мокрую от пота лысину, доложил он.

– Мне наплевать, я уезжаю… – процедил Кордон.

– Как?.. – ужаснулся администратор.

– Так. Голова разболелась…

– Но, Андрей Андреич, как же без вас?.. Может быть, таблеточку? – предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто хотел предупредить, чтоб не искали, – осадил его продюсер. – Хотя… Знаете, налейте-ка мне коньяка.

Администратор схватил со стола бутылку, наполнил рюмку, подал ее Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе почти полстакана. Коньяк он выпил одним махом, сунул в рот дольку лимона и, дожевывая на ходу, вышел из зала.

На улице, у дверей Дома кино, толпились те, кто не был приглашен на банкет. Увидев продюсера, к нему снова потянулись поклонники с цветами и комплиментами. Не обращая на них никакого внимания, Кордон прямиком двинулся к своей «БМВ», около которой его поджидал молодой человек с лилией.

К машине продюсер подошел с новой охапкой цветов – их ему успели насовать по дороге. Он небрежно бросил их на капот и взял из рук юноши лилию.

– Андрей Андреич, чудная картина, очень живая, страстная… – взволнованно залепетал парень. – Поздравляю вас с очередным успехом…

Кордон усмехнулся и сразу перешел к делу:

– Чистые натуралы – фашисты, а ты как считаешь? – спросил он.

Молодой человек замялся:

– Ну почему?.. По-моему, и среди них есть очень приятные люди…

– А!.. – Кордон презрительно взмахнул рукой. – Кунц… кунтс… кунсткамера.

Он распахнул дверь машины и кивнул парню вовнутрь. В голове продюсера приятно шумело от выпитого коньяка и от предчувствия веселой ночи. Он сел в машину, вставил ключ в замок зажигания и повернулся к сидящему рядом пареньку.

– Как хоть тебя зовут, подарок судьбы?

– Роберт, – слегка кокетничая, ответил юноша.

Кордон не сдержал нервного, возбужденного смешка.

– Ну что ж, Бобби, поедем в «Шанс»! Как в том анекдоте, знаешь? «К цыганам!» – «Ага, в метро».

Ехать пришлось недолго. Попетляв по улочкам центра столицы, «БМВ» остановилась в безлюдном переулке. Кордон выключил зажигание и, чуть приглушив сладкоголосое пение Марка Алмонда, повернулся к парню.

– Ну что, Робертино, пойдем, зажжем огня? Может, ты еще и споешь мне? Ты вообще-то бывал здесь? – продюсер легонько похлопал соседа по коленке.

– Нет, что вы! Здесь очень дорого. Только вот я забыл кое-что… – юноша смущенно опустил глаза и принялся озабоченно шарить по карманам.

«Нет, он просто прелесть!..» – с неожиданным умилением подумал Кордон.

– Да у меня есть все… – он наклонился к пареньку и коснулся губами его розовой щечки.

– Да нет, я не про это, – Роберт, казалось, смутился еще больше и вытащил из кармана что-то похожее на спутанную леску. – Я вам привет забыл передать. От Саши Белого.

Мгновенно изменившись в лице, Кордон схватился за ручку дверцы, рванул ее, но было уже поздно. Удавка захлестнула его горло, он мучительно захрипел, засучил ногами. Изо всех сил он пытался разжать ставшими стальными руки парня – бесполезно! С каждой секундой он слабел, сознание затягивала мутная, грязная пелена…

В его угасающем мозгу, как испуганный чижик в тесной клетке, беспомощно трепыхалась, постепенно затихая, одна-единственная мысль – «Суки!..»

Спустя минуту-другую его муки закончились, Кордон был мертв.

Дверь «БМВ» открылась, тот, кто представился своей жертве Робертом, вышел из машины и, внимательно оглядевшись, неторопливо скрылся в ближайшей подворотне.

 

IV

Ольге опять приснился странный и тягостный сон. Будто идет она по лесной тропинке от своей дачи к станции, а следом за ней, то и дело выглядывая из-за деревьев, крадется Саша. Ей беззаботно и весело, игра, затеянная полузнакомым дачным соседом, доставляет ей неизъяснимое удовольствие. И вдруг сзади раздается громкий звук, похожий на хлопанье крыльев взлетевших разом десятков птиц. Ольга мгновенно оборачивается – и никого! Нет ни птиц, ни Саши, ни даже леса. Она стоит одна-одинешенька посреди совершенно пустого и ровного, как стол, пространства…

Ольга проснулась и повернулась на бок. Подушка рядом снова была несмятой – значит, Саша опять ночевал в кабинете. В последнее время это стало почти нормой. Муж рано уезжал и поздно возвращался, а вернувшись, подолгу засиживался в кабинете, зачастую там же и ночуя.

Вообще ситуация в их семье сложилась более чем странная. Они жили вроде бы вместе и в то же время – врозь. Разговаривали редко, да и то – только по делу. Ольга надеялась, что что-то изменится после разрыва мужа с артисткой, но все осталось по-прежнему – непонятно, тягостно и беспросветно.

Вероятно, причина такого охлаждения крылась в истории со спасением Вити Пчелкина, в той жуткой сцене, что разыгралась между Олей и Сашей в кабинете главврача больницы год назад. Хотя, если вспомнить, то с артисткой-то Саша закрутил гораздо раньше. Странным было и то, что Ольга практически смирилась с таким положением вещей. Никакой вины за собой она не чувствовала, а объяснить поведение мужа не могла, как ни старалась. Просто в их отношениях что-то кончилось, оборвалось, исчезло, и Ольга приняла это как данность. Она словно впала в спячку, не в силах решиться на какие-то радикальные действия.

Ольга встала и, на ходу запахивая халат, направилась на кухню. У двери кабинета окликнула негромко:

– Саша…

Тишина. Она приоткрыла дверь – в кабинете было пусто, а рядом с диваном лежала аккуратная стопочка постельного белья. Ольга вздохнула и пошла дальше.

– Тома, Ваня, все вставайте! Будем завтракать!.. – громко позвала она. – Тома, Ваня!..

Ольга коротко постучала в дверь спальни Тамары и свернула к детской. Вдруг навстречу ей выскочил Ваня.

– Р-р-р-р!.. – зарычал он.

– Ах ты мой тигр, ты уже встал?! – Оля засмеялась и подхватила сынишку на руки.

– Мам, испугалась?.. – спросил он.

– Ну конечно, испугалась, – пряча улыбку, подтвердила Ольга. – Даже поджилки затряслись…

Они вошли в кухню. Ваня тут же вскарабкался на свой высокий стульчик, а Ольга подошла к холодильнику.

– Кашку будешь, Вань? – спросила она. – Какую? Манную, гречневую?..

Достав из холодильника пакет с молоком, Оля поставила его на стол, повернулась за кастрюлькой, снова взяла молоко и замерла как вкопанная…

Под пакетом лежала свежая газета. В глаза бросился крупный заголовок – «Убийство в день премьеры». А ниже – фотография Кордона и снимок его машины с трупом.

Оля непроизвольно ахнула, едва не выронив при этом из рук кастрюльку. Она схватила газету и отошла в сторону, торопливо глотая строчку за строчкой.

Из коридора послышался голос Тамары:

– Оля, ты где? Доброе утро!..

Она вошла в кухню и сразу обратила внимание на мрачную, взволнованную хозяйку с газетой в руке.

– Что случилось? – встревожилась Тамара. Ольга не отвечала, поглощенная чтением. Тома перевела растерянный взгляд на Ваню и вскрикнула – в руках у мальчика был самый настоящий пистолет!

В тот же миг Тамара опрометью кинулась к нему и выхватила из рук ребенка оружие.

– Оля! Ты что?! – воскликнула она.

Ольга с нескрываемым раздражением взяла пистолет и сердито объяснила:

– А это игрушки у нас такие, Тома! – она нажала на курок, и точная копия «Кольта» выбросила тоненькую струйку воды. – Видишь?! Вот так мы играем… Фонтаны строим и играем! – Ольга сделала несколько нервных шагов в сторону и вдруг резко обернулась. – Как вызвать такси, ты не знаешь?..

Тамара никак не могла взять в толк – что же здесь происходит?

– Что?.. – растерянно переспросила она.

– Пойдем! – решительно кивнула подруге Ольга. – Поможешь нам собраться.

И она вышла из кухни, в сердцах швырнув газету на стол.

 

V

Такая же точно газета лежала и на столе в кабинете Белова в офисе Фонда. Сам хозяин кабинета, откинувшись в кресле, внимательно и неторопливо читал статью о загадочной гибели Кордона.

Главная версия, которую предлагал автор статьи – убийство продюсера случайным гомосексуальным партнером. Уже нашлись свидетели, утверждавшие, что Кордон уехал от Дома кино с неким молодым человеком, которого, впрочем, толком никто не разглядел. В общем, все вышло именно так, как и планировалось.

Закончив со статьей, Белый поднял глаза на сидящего напротив него Пчелу.

– Привет от меня передали? – деловито осведомился он.

– Я не в курсе пока… – пожал плечами Пчела.

Он посмотрел на часы и повернулся к развалившемуся на кожаном диване Космосу.

– Кос, во сколько у нас встреча-то с этим перцем?

– В час… – лениво ответил тот, пуская в потолок колечки табачного дыма.

– Ну вот, сейчас поедем и все узнаем, – Пчела опять повернулся к Белому.

На лице друга он не заметил и тени радости, и этот факт его удивлял и несколько настораживал. Что ему не понравилось? Неужели Шмидт и его люди что-то сделали не так?.. На языке вертелся вопрос, но Пчела счел за лучшее промолчать.

Белов еще раз посмотрел на фотографии в газете и задумчиво покивал.

– Передай Шмидту, что он молодчина, – попросил он. – Все сделал хорошо, чисто.

– Сань, а ты что это такой грустный? – вдруг спросил со своего дивана Космос.

Он, оказывается, тоже заметил, что известие о смерти врага не слишком обрадовало Белова.

– А?.. – рассеянно переспросил Саша.

– Что грустный такой, спрашиваю.

– Разве? – поднял брови Белов. – Нет, я веселый…

– Ладно, поехали, – Пчела встал со стула и шлепнул по коленке Космоса.

Тот нехотя, с ворчанием поднялся, и друзья вышли. Белов проводил их взглядом до двери и опять уткнулся в снимок мертвого Кордона на газетном листе.

Запрокинутая назад голова, остановившийся взгляд, след удавки на горле… Все. Кордона больше нет. Дело, о котором Белов думал едва ли не ежедневно в течение целого года, сделано. Так почему же, черт возьми, нет тогда в душе ни искорки радости?!.. Откуда эта мучительная, ноющая, как больной зуб, тоска?.. И как, в конце концов, от нее избавиться?

Белов обхватил руками голову, задумался. И вдруг вспомнил о своем тезке – Киншакове. Он звонил вчера – приглашал в гости, в свой новый загородный дом.

«Съездить, что ли?..» – без особого энтузиазма подумал Белов.

 

VI

Встреча со Шмидтом и его человечком, так ловко убравшим Кордона, должна была состояться в тихом переулке неподалеку от Тверской. Был там один небольшой неприметный ресторанчик, давно облюбованный Шмидтом для такого рода конфиденциальных встреч. Место было спокойное и обычно малолюдное.

Но когда туда приехали Космос с Пчелой, там происходило что-то необычное. Улочка была перегорожена милицейскими машинами, у оцепления толпились зеваки, а чуть поодаль, около своего автобуса стояли крепкие ребята в камуфляже и масках с автоматами в руках.

Пчела остановил машину метрах в двадцати от ресторана.

– Мама родная… – озадаченно протянул он. – А в другом месте стрелку забить было нельзя?

– А я откуда знал?.. – нахмурился Космос.

Они напряженно всматривались вперед, пытаясь разглядеть там Шмидта, но его не было видно ни около ресторанчика, ни среди толпы у оцепления.

– Может, поехали отсюда, а? – неуверенно предложил Космос.

Но тут стеклянные двери ресторана распахнулись и на пороге, посверкивая бритой головой, с сигаретой во рту появился Шмидт.

Пчела коротко стукнул по клаксону. Услышав сигнал, Шмидт обернулся и, увидев знакомый «мерин», совершенно спокойно поманил их рукой.

– Вот долбень, – раздраженно буркнул Пчела и кивнул Космосу: – Ладно, пошли.

На подходе к оцеплению их попытался остановить какой-то дохлый прыщавый сержантик. Он схватил Пчелу за рукав и пробормотал что-то невнятное.

– Ну-ка руки! – раздражаясь еще сильнее, рявкнул на него Пчела и свернул к ресторану.

– Ты что, обалдел?! – накинулся он на беспечно улыбающегося Шмидта. – Ты еще б на Петровке встречу назначил…

– Спокойно, пацаны, вы что? – Шмидт успокаивающим жестом поднял ладони. – Я ходил узнать, там просто кино снимают.

Космос, ерничая, поморщился и осуждающе покачал головой.

– Слушай, кино – это же сплошные кровь и насилие! Вот увидишь, сейчас эти деятели что-нибудь взрывать начнут!..

– Ну что, где твой герой? – кивнул Пчела Шмидту, оборвав пустую болтовню Космоса.

Шмидт показал головой вовнутрь ресторана:

– Там, ждет…

– Ну пошли.

Они зашли в ресторан и направились к лестнице.

– Мне тут «Крузер» за долги подогнали, – обратился Пчела к Шмидту. – Он у меня на даче стоит, номера перебить надо, «кенгурятник» навесить… Подослал бы кого из своих.

– Сделаем, – кивнул Шмидт.

– Туфта эти японцы! Вот в «Секонд хенд», говорят, нормальные самокаты подогнали, – встрял в разговор Космос. – Прикиньте – сто двадцать лошадей, на радиоуправлении… В офисе сидишь, на кнопку нажал – и она сама за тобой заедет.

Они поднялись на второй этаж. К ним навстречу из-за стола поднялся крепкий молодой человек. Узнать в нем вчерашнего убийцу Кордона было чрезвычайно трудно. Он был коротко пострижен, слегка небрит и сумрачно-серьезен. А главное, это был стопроцентный мужчина – без всяких вариантов.

– Рома, – представился он.

– Витя.

– Космос, – они поочереди пожали его твердую, сухую руку.

Все четверо неторопливо расселись за столом.

– Молодца, Рома, – с важным видом кивнул Космос. – Один работал?

– Да.

– А этот… долго брыкался?

– Да не очень… – Роман отвечал коротко и сухо, он был явно rte из болтунов.

– А чем ты его?

– Ты с какой целью интересуешься? – парню, похоже, не слишком нравились эти расспросы, он предпочитал поскорее перейти к делу.

Космос натянуто рассмеялся:

– Молодца, братуха!..

К их столу подошла официантка, протянула Пчеле меню.

– Не надо, Танечка, – отмахнулся он. – Я и так все там знаю. Значит, так. Пятьдесят виски… нет, пятьдесят, пожалуй, не оросит… Давай сто, что-нибудь поесть…

– И что-нибудь попить! – закончил за него фразу Космос и с улыбкой протянул девушке цветок из вазы на столе.

Официантка кивнула и исчезла.

– Привет передал ему? – деловито спросил Пчела у Романа.

– Да, – ответил тот и так же деловито сообщил: – Короче, необходимо две штуки сверху.

Космос фыркнул со смешком, Пчела тоже коротко хохотнул:

– А жирно не будет?

Не проронив ни слова, Роман выразительно переглянулся со Шмидтом. Сконфуженно хмыкнув, Шмидт наклонился к Пчеле и Космосу.

– Ребят, да ничего смешного тут нет, – смущаясь, вполголоса объяснил он. – Вы только это… никому не говорите, ладно? Короче, этот бобик его поцеловал…

Откинувшись на спинку, Космос разразился издевательским хохотом. Пчела тоже засмеялся, оглядываясь на зал.

– Куда?.. – давясь от смеха, спросил Космос. – Ты радуйся, что только поцеловал, а мог бы и… – он сделал краноречивый похабный жест.

Грянул новый взрыв смеха.

– Да ладно, – Пчела махнул на надувшегося Романа. – Зато человек удовольствие получил!

Парень, похоже, обиделся всерьез. Он снова переглянулся со Шмидтом – мрачно и недоуменно.

Пчела оборвал смех и после паузы неохотно сказал:

– Хорошо, Шмидт, завтра передашь ему полторы штуки.

Роман сразу же поднялся.

– Все, Шмидт, я поехал, – он протянул ему руку.

– Удачи, – кивнул Шмидт.

– Давай, Рома, береги себя, – Пчела тоже попрощался с ним за руку.

И только Космос не подал ему руки, продолжая издевательски посмеиваться. Роман зыркнул на него сердито и ушел.

– Кос, ты себя нормально вести можешь, а?! – с раздражением спросил Пчела, как только Роман скрылся на лестнице.

– Коксу хочешь? – ответил Космос, доставая из кармана табакерку с зельем.

– Бар-р-ран! – буркнул себе под нос Пчела. Впрочем, уже через полчаса, после распитой бутылочки «Белой лошади», все обиды и недоразумения забылись.

Отобедав, троица вышла из ресторанчика на улицу. Они щурились на солнечный свет и беспечно улыбались.

– Смотри-ка, все еще снимают, – кивнул Пчела на оцепление.

Космос посмотрел в сторону съемочной площадки, но за спинами зевак и милиционеров почти ничего не было видно.

– Что это они так долго? Про что хоть там снимают-то? – спросил он у Шмидта.

– Про нас что-то – что же еще!

– Да ты что?! – удивился Космос.

– Ну не про нас конкретно, вообще про братву, – пояснил Шмидт. – Сериал, «Бригада» называется.

– Брось, – не поверил Пчела.

– Ну я тебе говорю, – ухмыльнулся Шмидт. – Не веришь, иди спроси.

Пчела, не раздумывая, направился к площадке, и в ту же секунду оттуда раздались дикие вопли и канонада выстрелов. Заглушая и то и другое, загремел усиленный мегафоном яростный крик:

– Всем лежать!!! Мордой в асфальт, кому сказал!

Пчела остановился и, смущенно улыбнувшись, взмахнул рукой.

– Ну их на фиг. Поехали лучше.

Он повернулся к друзьям, и вдруг лицо его испуганно вытянулось – к ним на всех парах летела та самая группа бойцов в камуфляже и масках, что давно уже стояла в сторонке у своего автобуса.

– Твою мать… – прошептал Пчела, поднимая Руки.

В мгновение ока все трое оказались на асфальте. Их брали всерьез – без всяких церемоний, с матом, с ударами прикладов, с заламыванием рук. Никто и не думал сопротивляться, и уже через пару минут всех троих запихнули в автобус. С металлическим лязгом захлопнулась дверь, и, выбросив облако сизого дыма, старенький «ПАЗик» неторопливо покатил по переулку.

 

VII

Два Александра – Белов и Киншаков – прогуливались по дорожке среди зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.

– Прикинь, Сань, решил тут как-то машину освежить, – рассказывал Белов. – Ну попросил художника быков мне нарисовать, так он, дурак, перестарался – целую корриду нафигачил…

– Выходит, ты теперь на быках ездишь? – усмехнулся Киншаков.

– Так я ж и сам бык, Сань…

Помолчали немного. Под ногами поскрипывал снежок – и это был единственный звук, нарушавший абсолютную тишину безмолвного февральского леса.

– Как там Валера? – спросил Киншаков.

– Да плохо пока, – нахмурился Белов. – Я подогнал кого надо – все равно плохо…

– А Тамара?

– Переживает… Мы успокаиваем, как можем, но… Все равно – без толку.

– Да-а-а… – задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил в воздух тугую струю дыма.

– Сань, а негативы эти тебе зачем?

– Смонтируем ролик или фильм сделаем, – объяснил свою задумку Киншаков. – О Валере Филатове, человеке и каскадере. Вообще можно из всех фильмов взять, где он снимался. За десять лет много материала скопилось. Хороший материал.

Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:

– Я тогда песню закажу. Пока сделаем, глядишь, он оклемается. Ему приятно будет, – он опустил голову и глубоко затянулся.

Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.

– Тебя вроде как вина грызет…

– Грызет, – согласился Белов. – Это, в общем-то, из-за меня случилось. Жалко Валерку.

Белый никому и никогда не говорил об этом, но он давно был уверен, что его вина – не только и не столько в истории с Анной. Корни этой вины были гораздо глубже. Дело в том, считал Белов, что Фил никогда не связался бы с криминалом, если бы туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как себе, всегда и везде был рядом с ним и в «братки» подался исключительно потому, что так поступил Белый.

– Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.

– Ничего я не выбирал, – с досадой поморщился Белов. – Просто, видно, фарт у меня такой.

Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.

– Саша, ну что ты, ей-богу? – Киншаков покачал головой. – Слова-то какие! «Фарт»… Вот мы с тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем. Собаки и те по дороге бегут… А ты по лесу плутаешь и о каком-то фарте говоришь. Короче, Саш, ты не маленький ребенок, выбирайся на дорогу… В двух шагах от них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился и протянул приятелю руку.

– Счастливо, Сань…

– Ты мне звони, держи меня в курсе, – попросил Александр. – Может, надо будет помочь чем… Лады?

– Лады. Ну, будь здоров.

Белов забрался в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей вслед и коротко свистнул, подзывая собак.

 

VIII

В автобусе Пчела с Космосом попытались разузнать – кто их задержал и за что. Но ни на один их вопрос никто и не подумал ответить. А когда, немного осмелев, Пчела начал было качать права, сидевший рядом с ним боец коротким и резким ударом расквасил ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине стояла гробовая тишина.

Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не видел, куда их везут. Но ехали долго. Сначала по московским улицам, останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе – с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало так раскачивать и трясти, что стало ясно – они свернули на какой-то проселок.

Наконец тряска прекратилась, автобус остановился, и один из бойцов вышел на улицу. Через пару минут он вернулся, сунул голову в салон и доложил:

– Чисто.

Космоса, Пчелу и Шмидта вытолкали из автобуса. Вокруг был тихий, засыпанный девственным, нетоптанным снегом лес. В полной тишине слышался только заунывный шум ветра в голых кронах деревьев да сухое потрескивание трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не произносил ни слова. Замыкал процессию крепкий парень с тремя лопатами на плече.

В легкие городские туфли тут же набился снег. Промокшие ноги начали коченеть, но пленникам было не до того. Им было страшно – всем троим. Но Космос и Шмидт шагали молча. Зато Пчела беспрерывно крутился из стороны в сторону, пытаясь поймать через прорезь маски взгляд тащивших его бойцов, и довольно жалко лепетал:

– Мужики, вы что? Ну поехали бы в офис, потолковали бы, решили все проблемы… Кос, что ты молчишь?.. Ребята, ну хватит уже, в самом деле, а?..

Ему не отвечали, и только один из бойцов, чувствительно пихнув его в бок автоматом, раздраженно буркнул:

– Шагай давай, герой… Конвой остановился у небольшой, поросшей редким кустарником и камышом лощинки. С пленников сняли наручники и поочередно столкнули вниз. Пчела снова завертелся юлой, попытался сопротивляться и еще раз получил по сопатке. После этого он кубарем скатился в лощину, следом полетел оторванный рукав его стильного кашемирового пальто. Шмидт нагнулся ему помочь, и тут в слежавшийся снег рядом с ними одна за другой вонзились три лопаты.

– Ребят, да вы что, обалдели?.. – размазывая грязной рукой кровь по лицу, пробормотал Пчела. – Ну хорош уже, все…

– Копайте, – приказал коренастый мужик с пистолетом в руке – видимо, старший.

Пчела неотрывно и испуганно смотрел на лопаты.

– Мужики, вы чего?.. – вытаращил глаза на конвоиров Космос.

– Копай, падла! – прикрикнул старший и направил на него пистолет.

Вдруг вверху зашумело – в воздух разом поднялась стая галок, вспугнутая резким окриком офицера. Черные птицы с тревожным гомоном испуганно метались над головами людей.

Пчела вздрогнул и, переглянувшись с Космосом, нагнулся за лопатой. Шмидт, набычившись, неотрывно смотрел на бойцов, выстроившихся цепью на вершине лощины. Космос потянулся было к лопате, но, глянув на Шмидта, резко, словно обжегшись, отдернул руку.

Тогда холодно и сухо клацнули затворы автоматов.

– Оглохли?! – яростно рявкнул тот, кто нес лопаты. – А ну копайте! Два на полтора и в глубину два.

– С них и метра хватит, – махнул рукою старший. – Копайте.

Выматерившись вполголоса, лопату взял Шмидт, а за ним – и Космос.

Штыки лопат ударили в промерзлую землю. Сначала дело шло туго – застывший грунт поддавался с трудом. Впрочем, земля промерзла неглубоко, вскоре почва стала мягче, а потом и вовсе захлюпала под ногами. В лощине оказалось замерзшее болотце.

Грязная жижа заливалась в обувь, потом поднялась до щиколоток, чем глубже они зарывались в землю, тем выше поднималась ледяная грязь. Но никому из троицы холодно не было, наоборот – с них градом катился пот. О том, что они, вероятней всего, копают себе могилу, никто старался не думать. Всем троим хотелось верить, что все это – не всерьез, что их просто старательно пугают с какой-то непонятной и странной целью.

Бойцы на гребне лощины сбились в кружок и, коротая время, неторопливо покуривали.

Минут через сорок землекопы начали сдавать. Запыхавшийся Пчела сорвал с шеи шелковый бирюзовый галстук от Версаче, вытер им мокрое лицо и швырнул ставшую ненужной вещицу себе под ноги – в грязь. Мокрый от пота Шмидт то умывался снегом, то совал его пригоршнями в рот. Все чаще останавливался быстро уставший Космос, он опирался на лопату и бросал полные ненависти взгляды на своих мучителей.

То, что пленники выдохлись, заметил и начальник конвоиров. А глубина ямы, между тем, едва достигла груди копавших.

– А ты говорил – два метра, – обратился офицер к соседу, кивнув в сторону ямы. – До ночи провозились бы.

Он взглянул на часы, отшвырнул в сторону окурок и решительно повернулся к лощине.

– Эй! – крикнул он пленникам. – Ну все, хватит!..

Парни в яме выпрямились и испуганно переглянулись.

– Лопаты наверх, – холодно скомандовал офицер.

– Командир, вы что, серьезно?.. – дрожащим голосом спросил Пчела.

– Да нет, мы шутим, – мрачно хмыкнул старший и раздраженно прикрикнул: – Давай лопаты, ну!..

Бойцы вслед за своим командиром побросали окурки и выстроились по краю лощины. Побледневший Космос медленно положил лопату на край ямы. Чуть помедлив, то же самое сделали Пчела и Шмидт.

– Мужики, вы что, вы что?!.. Ну шуганули, и все… Ну хватит, мы поняли… – взмолился Пчела. – Мы все уже поняли…

Космоса внезапно начала бить крупная дрожь. Он опустил голову и до боли сцепил зубы. Шмидт исподлобья буравил взглядом прорезь маски на лице офицера.

Вдруг Пчела не выдержал и, оскальзываясь, полез из ямы наружу – прямо на конвоиров. Бойцы тут же вскинули автоматы. Шмидт схватил Пчелу за шиворот и сдернул обратно:

– Витя, куда?! Они же на полном серьезе!..

– Приготовились! – скомандовал старший. Стволы автоматов поднялись и нацелились на стоящих в яме. Над лощиной нависла вязкая, тягостная тишина. Ветер стих, птицы улетели – в лесу не было слышно ни шороха.

– Это ж беспредел, вообще… – прошептал Пчела побелевшими губами.

– Братка, ты меня прости, если что не так было… – глухо произнес Космос. Он нащупал руку друга и крепко стиснул ее в своей.

Пчела вцепился в его ладонь обеими руками и. зажмурившись, уткнулся лицом в его плечо. Его колотило, как в лихорадке…

Космос быстро перекрестился, поднял глаза к небу и торопливо зашептал молитву…

Шмидт беззвучно выматерился. Он как завороженный смотрел остановившимся взглядом в черную точку ствола автомата ближайшего к нему бойца…

Сверху раздалось короткое:

– Огонь.

И тут же лесную тишину вспорол оглушительный треск автоматных очередей. Яростно трясясь в руках бойцов, «калаши» поливали лощину свинцом, в снег сыпались горячие гильзы, а над камышом потянулся сизый дымок пороховой гари.

Окаменев от ужаса, Пчела, Космос и Шмидт ежесекундно ждали своей пули. Казалось, этому кошмару не будет конца, и никто из троих уже не мог понять – жив он еще или уже нет…

Вдруг стрельба стихла. Офицер отвернулся от лощины и, махнув рукой бойцам, направился к дороге.

– Ну все, поехали, – небрежно бросил он. – Лопаты возьмите.

В полной прострации полуживые от страха пленники смотрели, как вниз спустился шустрый парнишка, подхватил лопаты и быстро полез наверх – догонять своих товарищей. По лесу еще гуляло гулкое эхо от выстрелов, а на краю лощинки уже не было ни души…

Космос и Пчела подняли свои руки – их пальцы переплелись в мертвой хватке и разцепить их они не могли. Оба молчали, только тяжело, с присвистом дышали. А побелевший Шмидт издал какой-то странный звук – то ли вздох, то ли всхлип.

Космос медленно оглянулся – несколько метров голого кустарника позади было срезано словно бритвой вровень с их головами.

Они приходили в себя долго, почти столько же, сколько копали себе могилу. Поначалу сидели на снегу, избегая смотреть друг другу в глаза, и молчали. Почему-то казалось: стоит только подняться наверх – и их снова встретят автоматные очереди. Да и сил идти куда-то у них просто не было.

Но вскоре дал себя знать холод. Насквозь мокрые от пота и болотной жижи, друзья начали замерзать. Первым встал Шмидт.

– Ребята, надо идти… – негромко сказал он.

Космос и Пчела переглянулись и тяжело поднялись на ноги. Нахохлившись и поеживаясь, троица гуськом потянулась по следам своих мучителей.

Страх постепенно отпускал их, они начали переговариваться, причем главное, что их занимало, было не то, кто и почему учинил над ними эту издевательскую экзекуцию, а то, как выбраться из леса и доехать до Москвы.

Лесной проселок вывел измученных парней на пустынную загородную дорогу. Голосовать отправили Космоса – как наимение пострадавшего внешне (и лицо у него было почти целым, и, главное, на его черном пальто болотная жижа была не так заметна). Он вышел на асфальт и стал ждать. Вскоре вдалеке показалась машина. Космос шагнул вперед и поднял руку.

Старый оранжевый «Москвич» заморгал поворотником и, притормаживая, стал прижиматься к обочине. Но тут, видя, что машина останавливается, из кустов на дорогу вылезли грязные и оборванные Пчела со Шмидтом. «Москвич», испуганно вильнув в сторону, прибавил ходу и пролетел мимо.

– Куда, козел?!.. – Космос пнул ногой вслед удалявшемуся «Москвичу» и с досадой повернулся к поднявшимся на дорогу друзьям. – Ну, а вы-то что выползли, урюки?!

Пчела со Шмидтом промолчали. Космос махнул на них рукой и оглянулся на пустую трассу.

Оторванный рукав пальто Пчелы в очередной раз сполз вниз и упал на землю. Хозяин поднял его и задумчиво покрутил в руках:

– Слышь, Кос, как считаешь – его реально пришить, а?

– Да брось ты его! – он вырвал у Пчелы рукав и швырнул его на асфальт. – Я тебе десять таких куплю!..

Пчела печально взглянул на изуродованное пальто и поежился от холода.

– Пешком надо, – сказал он. – Никто в таком виде не возьмет.

– Пешком?! – вспыхнул Космос, – А куда?! Где Москва, ты знаешь?!..

Пчела пожал плечами, потом неуверенно показал направо. – Там…

– А почему не там?!.. – Космос махнул в противоположную сторону.

Возразить было нечего, Пчела зябко поежился и примирительно предложил:

– Да хрен его знает… Пойдем хоть куда-нибудь, Кос, я замерз как бобик!

Шмидт осторожно потрогал разбитый нос и неуверенно предложил:

– По солнцу можно…

Все трое одновременно задрали головы. Никакого солнца над ними не было, а было лишь одно серое, беспросветное, сплошь затянутое низкими и плотными облаками, небо.

 

IX

Во двор старинной дворянской усадьбы восемнадцатого века, где располагался головной офис фонда «Реставрация», въехал обшарпанный фургон-«ГАЗик» с подмосковными номерами. На его борту из-под обильной дорожной грязи едва проглядывала надпись «Овощи». Грузовик осторожно пробрался меж заполонивших двор сверкающих иномарок и остановился у главного входа. Из кабины выпрыгнул молодой водитель и, надевая на ходу рукавицы, пошел к дверям фургона. Он схватился за рукоятку запора и задорно крикнул:

– Эй, туристы, вы живы там?!..

Ему никто не ответил. На крыльцо офиса вышел охранник и с суровым любопытством уставился на шофера. Парень потянул дверцу фургона. Едва она отошла в сторону, как из кузова буквально вывалился скрюченный от холода Космос. Не в силах разогнуться, он остался стоять на четвереньках на асфальте. Следом вниз осторожно сполз негнущийся Шмидт. И наконец, на него выпал Пчела, размахивая грязным рукавом некогда белой рубашки.

Лицо охранника вытянулось. Он поднес ко рту переговорное устройство и произнес:

– Саша, если не занят, спустись, пожалуйста. Через полминуты в дверях офиса появился Белый. Он взглянул на друзей и с веселым недоумением протянул:

– Твою мать!.. Это что за дети подземелья?

Но уже через пару минут Белову стало не до шуток. Едва придя в себя, друзья обрушили на него всю свою боль, весь свой гнев и пережитый ужас. Суть дела была вкратце изложена на лестнице, а в кабинете Белова пострадавшие дали волю эмоциям.

– Сань, да они просто отморозки безбашенные! – кричал Космос. – Смотри, – он рванул на груди рубаху. – Первым делом они у меня крест сорвали! Крестильный! Ты понял?!

– Сань, это вообще беспредел полный! – наскакивал на него до предела взвинченный Пчела. – Среди бела дня!.. Я в жизни так не боялся.

– Погоди-погоди… – оборвал его Белов. – Они хоть что-нибудь сказали?

– Да ничего не сказали! – в голос заорал Пчела. – Вообще ничего!! Ни слова! Увезли, могилу рыть заставили…

Вдруг его голос сорвался, он слегка всхлипнул и тут же опустил голову.

– Саш, дико прессовали, – подтвердил Шмидт. – Просто дико!..

К Белому снова подлетел Пчела и клещом вцепился в лацканы его пиджака.

– Я в жизни так не боялся, понимаешь?! – он в ярости брызгал слюной. – Ведь могилу рыть заставили… Братишка!.. Могилу, понимаешь?!!!.. Себе могилу!!..

Белый не выдержал и залепил Пчеле пощечину.

– А ну прекратить истерику!! Тихо всем!! – рявкнул он.

В кабинете стало тихо. Белов вздохнул, собираясь с мыслями, и спросил:

– Вы какие-нибудь нашивки на форме у них видели?

– Да какие еще нашивки?!.. – снова вспыхнул было Пчела, но, наткнувшись на холодный взгляд Белова, тут же умолк.

– Я ничего не разглядел, как-то не до того было… – честно признался Космос.

И только один Шмидт смог внятно ответить на этот вопрос:

– Саша, это СОБР был. Я отвечаю. Белов присел на угол стола и задумался. Макс тем временем говорил по телефону:

– Олег, слушай сюда. Бросай все, дуй в больницу за врачом и мигом в офис. Только быстро, понял?

Все смотрели на Белова. Он, опустив голову, напряженно думал.

Поразмыслить и впрямь было о чем. Что послужило причиной сегодняшнего наезда собровцев и кто за всем этим стоял – вот вопросы, ответы на которые следовало найти как можно быстрей. Ничего путного в голову не шло – в последнее время все было абсолютно тихо и спокойно, с властями Белов жил душа в душу, ничего даже отдаленно похожего на конфликт не было и в помине. Ну не мог же, в самом деле, СОБР наехать из-за такой ерунды, как убийство Кордона?! Да и не его это дело. Если бы Белый попал под подозрение – дело пришлось бы иметь с прокуратурой. Нет, причиной тут явно было что-то другое, но что?..

– Значит так, сейчас покажитесь врачу и отдыхайте, – наконец сказал он, потом покачал головой и пробормотал: – О-хо-хо… Где мои семнадцать лет? – на Большом Каретном… Ладно, Макс, поехали.

Он встал.

– Куда? – вскинулся Макс.

– Поехали-поехали… – вполголоса повторил Белый.

– Ой, командир, – покачал головою Макс, он уже догадался. – Ой-е-ей…

Но Белов уже шагал к выходу. Максу ничего не оставалось, как пойти за ним.

Когда за ними закрылась дверь, Пчела упал в кресло и, обхватив голову, принялся твердить как заведенный:

– Суки… Вот суки… Суки…

– Витя, ну хватит, – ткнул его в плечо Шмидт. – Давай…

Он подтолкнул его к столу, на котором Космос разливал коньяк – по полстакана, не меньше. Они подняли стаканы.

– С днем рождения, – буркнул Космос.

– Суки! – хрястнул по столу кулаком Пчела и одним махом проглотил коньяк. То же самое сделали и остальные.

 

X

Дорогой Саша отмалчивался, продолжая обдумывать новую непростую ситуацию. Макс за рулем тоже хмурился. Ему не нравилась эта поездка, не нравилась вся затея Белова, да и затянувшееся молчание его тяготило. От скуки он принялся негромко напевать слова известной песни Высоцкого. У Макса, напрочь лишенного и слуха и голоса, получалось отвратительно.

– Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном… – бормотал он заунывным, без всяких интонаций, речитативом. – Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном… А где твой черный пистолет?..

– Макс, ну что ты заладил, а? – раздраженно поморщился Белов. – Чукча, что ли?..

– Саш, не поверишь, я когда просто мимо Каретного еду, и то, блин, руки ходуном ходят, – признался Макс.

– А мимо Шаболовки?

– И мимо Шаболовки, и мимо Петровки, и мимо Садовой… – Макс согласно закивал головой. – А уж мимо Лефортова – так просто нажраться хочется…

– Да не каркай ты, е-мое!.. – психанув, оборвал Белый излияния охранника.

Водитель замолчал, но на душе у Белова спокойнее не стало. Он, так же как и Макс, нервничал. Да и как можно было не волноваться, если они направлялись не куда-нибудь, а к злейшим своим врагам, на Большой Каретный, дом 6 – в штаб Московского СОБРа.

Белов решил заявиться прямиком к командиру СОБРа полковнику Тучкову. Саша неплохо знал его лично, уважал за прямоту и честность и рассчитывал узнать от него хоть что-нибудь. Впрочем, Белову был также хорошо известен и крутой нрав полковника, и его вспыльчивость, и то, как относился Тучков к таким, как он. Так что результаты его визита на Большой Каретный могли оказаться самыми непредсказуемыми.

Черный джип Белова въехал во двор неприметного двухэтажного здания в глубине переулка. На крутую тачку тут же обернулись трое стоящих у входа в штаб здоровенных ребят в пятнистой униформе и с автоматами в руках.

Белов с Максом, разумеется, заметили их интерес. Охранник встревоженно взглянул на своего шефа. Белов открыл дверь и распорядился:

– Сиди в машине.

– Николаич, может, не надо? – неуверенно спросил Макс.

– Надо, Федя, надо…

– Ну тогда – ни пуха, командир.

– К черту, – процедил сквозь стиснутые зубы Белов и решительно направился к дверям.

Бойцы у входа встретили его недоуменным молчанием. И только взявшись за дверную ручку, он услышал за спиной недовольный басок:

– Дожили, блин, авторитняк в контору прется…

Белов поднялся на второй этаж и прошел по длинному коридору к кабинету Тучкова. Кивнув на дверь командира, он спросил у дежурного офицера:

– У себя?

– У себя… – нехотя ответил коренастый крепыш с майорской звездой на погонах.

Мысленно перекрестившись, Саша толкнул дверь и шагнул в кабинет командира СОБРа.

– Можно?..

– О, Александр Николаич! Какими судьбами?!.. – полковник Тучков, откровенно ерничая, радушно развел руками. Впрочем, со стула при этом он не встал и руки гостю не подал. – Мне снизу звонят, говорят – к вам Белов. А я, поверишь, даже не сразу сообразил, о ком и речь…

– Да брось ты, Сан Саныч, – невесело усмехнулся Белов. – Все ты понял, все сообразил…

Полковник неопределенно хмыкнул, показал Саше на стул.

– Ну, присаживайся. Кури, если хочешь, я бросил.

Белов сел к столу, неторопливо достал сигареты с зажигалкой. Тучков пододвинул ему массивную пепельницу и, улыбаясь с неприкрытым ехидством, спросил:

– Ну, чего скажешь?

– Смотри, Сан Саныч, какая штука получается, – сдержанно начал излагать суть дела Белов. – Мои ребята обедают в городе, все спокойно, никого не трогают, и вдруг на них по полной программе накатывают Маски-шоу, вывозит в лес и ставят под автоматы. Это что такое?…

– Да что ты говоришь?! – с издевательским сочувствием покачал головой Тучков. – И чем кончилось?.. Ребятки-то твои целы?

– Ребята живы, слава Богу, – Белый кивнул и многозначительно добавил: – Но не целы.

– Ну ничего, до свадьбы заживет, – с беспечной улыбочкой отмахнулся полковник. – Дело молодое…

Сашу этот цирк начал выводить из себя. Он напрягся, подался вперед, в его голосе зазвенел металл:

– Вопрос в том, с какой это стати Маски-шоу накатывает на ни в чем не повинных людей?! – ледяным тоном отчеканил он.

Игривая улыбочка сползла с губ офицера. Он жестко, в упор посмотрел на гостя. Саше стало не по себе, но этот взгляд он выдержал.

– Раз ты такой умный, может, сам доедешь? – сухо спросил Тучков.

Белый медленно покачал головой:

– Нет уж, лучше ты объясни.

Полковник достал из пачки сигарету и тоже закурил.

– А говоришь – бросил, – заметил Белов.

Совершенно неожиданно это невинное замечание окончательно вывело полковника из себя. Он резко встал и горою навис над столом.

– Ни черта я тебе объяснять не намерен! – гневно отрубил он. – Но ты запомни, что ты бандит, а я офицер… А ты приезжаешь ко мне и начинаешь тут права качать! Ты что, совсем страх потерял?! – разошедшись, полковник почти кричал. – Или думаешь, что некому вас всех на место поставить? Да я вас, волков, давил, давлю и буду давить, понял?!.. Будь моя воля – ты бы отсюда прямиком на Петры поехал! И это в лучшем случае!..

Закончив свою неистовую тираду, Тучков опустился на стул и нервно затянулся.

– Ну, в общих чертах намек ясен, – невозмутимо кивнул Белов.

– Ничего тебе не ясно, – с холодной яростью возразил полковник. – Но слова мои ты как следует запомни. И лоб на всякий случай зеленкой помажь.

Белов помолчал, переваривая услышанное. Особенно ему не понравилась последняя фраза – насчет лба и зеленки. Такими угрозами серьезные люди обычно не бросаются. А командир СОБРа полковник Тучков был, без всяких сомнений, весьма и весьма серьезным человеком.

В принципе, разговор был закончен, но Белову очень хотелось оставить последнее слово за собой. И тут он вспомнил о крестике Космоса.

– Пусть твои хищники вернут крест, – упрямо насупившись, потребовал он.

– Какой тебе еще крест? – раздраженно спросил полковник.

Саша взял лист бумаги и стал быстро рисовать по памяти затейливый витой крестик друга.

– Православный. Вот такой примерно. Не найдут, приеду с адвокатами, – он пододвинул Тучкову листок и, остановив на нем мрачный взгляд, веско добавил: – Поломали вы моих ребят, Сан Саныч. Сильно поломали…

– Не дразни, Белов, – полковник встретил его взгляд взглядом еще более твердым и холодным.

Несколько секунд они молчали, напряженно буравя друг друга глазами. Белову снова стало не по себе, по позвоночнику пробежал озноб, и он нехотя опустил глаза. Только тогда Тучков взглянул на рисунок. Он нахмурился, снял телефонную трубку и коротко приказал:

– Горюнов, Мосина ко мне…

К немалому удивлению Белова, пропажа нашлась очень быстро – Саша едва успел выкурить еще одну сигарету. Зажав в кулаке свой трофей – золотой крестик Космоса на порванной цепочке, – Белый направился к выходу.

Увидев в дверях Белова, Макс облегченно вздохнул и распахнул ему навстречу дверцу. Саша уселся в машину, тут же достал свой мобильник, быстро набрал номер.

– Сейчас поедем… – кивнул он Максу и переключился на телефон. – Пчела, это я… Да нормально, потом расскажу. Ты что, кривой уже? Заканчивай, завтра с утра займешься чисткой по Фонду. Да, все бумаги, вообще все по полной программе… Ну, созвонимся еще. Больше не пей, понял? Ну, пока.

Отбившись, Белов тут же набрал новый номер. Сидевший как на иголках Макс то и дело озабоченно поглядывал через плечо на бойцов в камуфляже, куривших у входа в здание.

– Может, отъедем? – предложил он.

– Сейчас… – буркнул Белый и попросил в трубку: – Виктора Петровича, пожалуйста… Белов… Хорошо, спасибо… – он выключил телефон и бросил Максу: – Есть хочешь?

– Да можно бы уже, – пожал плечами тот.

– Тогда поехали в Серебряный Бор.

 

XI

В клубе Макса провели в общий зал – там для него накрыли обильный стол. Под присмотром трех громил из охраны Зорина он с энтузиазмом принялся за еду. После нервотрепки на Большом Каретном аппетит у него был прямо-таки зверский. А за стеной, в бильардной, беседовали Виктор Петрович и Белов.

– Я так понимаю, что это сверху шлюзы открыли, – с крайне озабоченным видом излагал свою версию произошедшего Саша. – Пошел сквозной накат – через меня на тебя. Сто пудов, сейчас и Фонд затеребят…

Слушая его, Виктор Петрович в задумчивости ходил с кием вокруг стола. Причем по его виду никак нельзя было догадаться, что его волнует больше – наезд на Белова или неудачное расположение шаров на столе. Сашу, понятное дело, это раздражало.

– Само собой, – довольно безразлично согласился Зорин.

– Так надо что-то думать! – сердито воскликнул Белов. – А то вы там под ковром как бульдоги грызетесь, а мне по башке долбят. Мне это не нравится, понимаешь?..

– Ну, Саш… – с улыбкой развел руками Виктор Петрович. – И будут долбить. А ты чего хотел?

– Я хотел нормально работать, – отрубил Белый.

– В РОССИИ нельзя нормально работать. В РОССИИ можно только выживать… – с шутливой назидательностью покачал головой Зорин.

Он наклонился к столу и нанес аккуратный удар. Оранжево-белый шар медленно покатился к центральной лузе, но его перехватила рука Белова. Он подбросил шар на ладони и с вызовом посмотрел на своего партнера. «Хватит ломать комедию, дело серьезное!» – говорил его тяжелый взгляд. Виктор Петрович вздохнул и положил кий на стол.

– Ладно, цэу будут такие, – сухо сказал он. – Срочно разберись с бухгалтерией Фонда. Сверни все проблемные операции. Сам ложись на дно. Охрану по максимуму. Куда поедешь, всем сообщай. А еще лучше – вози с собой адвоката. Ну, меня-то им все равно не свалить, – самодовольно улыбнулся Виктор Петрович, – а вот по тебе могут так долбануть, что костей не соберешь!

Белый ответил ему хмурым взглядом из-под бровей. Он все понял – Зорин опять отказывал ему в помощи. В который уже раз хитрый и осторожный чиновник «великодушно» оставлял своего партнера наедине с его проблемами! В который раз боялся сделать для него хоть что-нибудь! В который раз равнодушно уходил в тину, скользкий и изворотливый, словно угорь!..

«Вот гнида!..» – подумал Белов.

Он холодно кивнул и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

 

XII

Из Серебряного Бора Белов поехал в офис и до вечера занимался бумажными делами – кое-что, от греха подальше, нужно было подчистить сегодня же. После этого ему стало легче, тягостные предчувствия понемногу рассеялись, и, наоборот, окрепли предположения, что все случившееся с Пчелой, Космосом и Шмидтом – всего лишь идиотская инициатива неугомонного полковника Тучкова.

По дороге домой Саша задумался об Ольге. В последнее время он частенько думал о ней, потому что в их семье давно уже было неладно.

Все началось со взрыва Филевского «мерседеса». Хотя, безусловно, все началось еще раньше – с его романа с артисткой, но Белову не хотелось думать, что первопричиной затяжного кризиса в отношениях с женой стал он сам. Ему было удобнее полагать, что все началось со злосчастного взрыва на набережной – и, размышляя о своих семейных неурядицах, он всегда искал их истоки в событиях того рокового дня. А точнее – в тех из них, в которых оказалась замешана его жена.

Порой он и сам удивлялся тому, насколько сильно повлияла на него история спасения Пчелы Ольгой. Вспоминалась и ее злость, и, конечно, оплеуха, полученная от жены в кабинете главврача. Но все же главная заноза было в Пчеле.

Стоило Белову вспомнить тот страшный день, как его мысли начинали плестись по одному и тому же заезженному маршруту.

Почему Пчела в той пиковой ситуации обратился за помощью именно к Ольге? Не к нему, Белову, не к Космосу, которых он знал с детства, а к его жене, с которой он и виделся-то не чаще раза в месяц? Или все-таки чаще? Что между ними было такого, что позволило Пчеле искать спасения у Ольги? И не был ли Саша слеп, видя в отношениях друга и жены только дружбу и обычную человеческую симпатию?

Эти и подобные им вопросы въелись в его мозг намертво – как ржа в потерянную в луже подкову.

Тогда, по горячим следам, говорить о своих подозрениях с Ольгой или Пчелой Белый, понятное дело, не стал. А вот с Максом побеседовал – сугубо конфиденциально и весьма осторожно. Охранник, несколько лет не отходящий от Ольги ни на шаг, клялся и божился, что Сашина ревность абсолютно беспочвенна – за все эти годы ни разу, кроме случая с аптекой, Пчела и Ольга не встречались наедине. Впрочем, от заверений Макса толку оказалось немного – подозрений Белова они не развеяли.

Выхода было два. Либо собраться и навсегда выкинуть черные мысли из головы, либо откровенно поговорить с женой. Плохо было то, что Белов не был в состоянии сделать ни того, ни другого. Подозрения его, похоже, уже переросли в разряд хронических, а на прямой разговор с Ольгой он тоже никак не мог решиться. И на это у него были причины.

Раньше, во время своего затянувшегося романа с Анной, Белов обращал на Ольгу мало внимания, а после покушения он как-то сразу и вдруг заметил, как сильно изменилась его жена. Ольга стала более самостоятельной, жесткой и отстраненной. Как мало осталось в ней от романтической девушки со скрипкой! Видимо, решил тогда Белов, та жизнь, которую вел он, наложила свой отпечаток и на Ольгу. Если это и в самом деле было так, то в тех переменах, что произошли с Ольгой, виноват был только он сам.

Джип мягко покачивался на неровностях московских дорог. Белов откинулся на спинку и отвернулся к окну.

«Да, девушка со скрипкой, куда же ты подевалась?..» – рассеянно подумал он.

Скрипка… Саша постарался припомнить, когда же он в последний раз видел инструмент в руках жены, и не смог этого сделать. Вероятно, это было еще до рождения Ваньки. Белов прикрыл глаза и попытался представить прежнюю Ольгу – такую, какой она была, например, на памятном академическом концерте в консерватории.

Без труда вспомнился Рахманиновский зал, сцена, немногочисленные зрители… Вспомнил он и Олино темно-синее платье с белым кружевным воротником, и блестящие лакированные бока скрипки. Вот только вместе, в единую картину, все это никак не складывалось. В памяти снова всплыло разъяренное лицо жены в кабинете глав-врача, ее злобно-презрительный взгляд, жесткий голос…

И вдруг – картинка сложилась! Белову поразительно явственно представилось: сцена, тонкая девичья фигурка в синем платье, вот только лицо у Ольги было злым, а вместо скрипки она прижимала к плечу… автомат!

Белов даже вздрогнул от неожиданности. Он помотал головой, отгоняя нелепую и страшную картину, и задумался. Да, с семьей надо было что-то срочно решать. Вскрыть этот нарыв, пока он вконец не отравил жизнь и Ольге, и ему!

Саша решил – больше он не будет откладывать неприятный, но крайне важный разговор с женой. Он велел Максу остановиться, купил роскошный букет для Ольги, а заодно и огромного, чуть ли не в человеческий рост, плюшевого льва для сына.

К моменту, когда джип въехал в гараж загородного дома Беловых, Саша настроился на предстоящий разговор, успокоился и убедил себя, что все будет хорошо.

– Что-то жрать стал много, – выйдя из машины, Макс озабоченно кивнул на широкий капот джипа. – Завтра спецурика привезу, пусть форсунки почистит.

– Ну что, может, у меня переночуешь? – без особого энтузиазма предложил ему Белов, вытаскивая с заднего сиденья цветы и огромную игрушку.

– Нет, Сань, поеду, – покачал головой охранник. – Минут через сорок дома буду.

– Ну давай, пока, – Саша перехватил льва поудобней и пожал Максу руку.

– Во сколько завтра?

– Давай часов в девять…

– Ладно, – Макс направился к выходу из гаража.

– Ворота не забудь закрыть! – крикнул ему вслед Белов.

– Нет, блин, забуду!

– Смотри у меня!.. – засмеялся Саша и вошел в дом.

По витой лестнице он стал подниматься на второй этаж. Представил, как обрадуется завтра подарку Ванька и беззвучно засмеялся.

– Я на солнышке лежу и ушами шевелю… – чуть слышно напевал он себе под нос слова детской песенки.

Ступая тихо, чтобы не разбудить жену и сына, Саша подошел к двери детской, осторожно заглянул в комнату. В окна падал неверный лунный свет. Прислушавшись, Саша сделал шаг к детской кроватке – и увидел, что сына там нет. Он растерялся.

– Ваня!.. – осторожно позвал Белов.

Тишина. Сашу вновь охватила тревога – какая-то иная, никак не связанная ни с СОБРом, ни с Фондом. Швырнув льва под ноги, он бросился в спальню жены.

– Оля! – крикнул он уже в полный голос.

В спальне тоже было пусто. На аккуратно застеленной широченной супружеской кровати одиноко лежала сложенная газета – та самая, с крупной фотографией убитого Кордона на первой полосе.

Ему все сразу стало ясно. Нарыв лопнул, так и не дождавшись хирургического вмешательства.

Озадаченный Белов спустился в холл и рухнул в кресло. Какое-то время он не двигался, запрокинув голову на спинку и упершись взглядом в потолок. Потом запустил руку в карман пальто и достал трубку мобильника.

– Пчела, привет. Протрезвел?.. Это самое… – Саша замялся, ему было неловко, стыдно. – Ты один?.. А что делаешь? И кто выигрывает? Ну давай, болей-болей… Да, бумаги завтра. Угу… Все, пока.

Тут же, без перерыва, он набрал другой номер. Звонок прозвучал на старой даче Олиной бабушки.

Ольга шагнула к аппарату и вдруг остановилась, поняв – кто это звонит. Она повернулась к бабушке и показала ей глазами на телефон. Та понимающе кивнула и с воинственным видом подняла трубку.

– Алло!

– Елизавета Андреевна? Доброй ночи, – Белов изо всех сил старался говорить ровно, спокойно. – Это Саша. Простите за поздний звонок.

Оля с Ваней у вас?

– Оля Ваню укладывает, – сурово сдвинув брови, ответила старушка. – Если что-то хочешь ей сообщить – говори, я передам.

– А Олю можно?

– Она не хочет с тобой говорить. И я, между прочим, тоже не имею ни малейшего желания, – не удержалась от колкости бабушка. – До свидания.

– Алло! – рявкнул Саша в трубку, но оттуда уже доносились короткие гудки отбоя.

Он опустил руку с телефоном и с досадой пробормотал:

– Ну все не слава Богу!.. Куда ж ты, маленькая моя?..

* * * * *

Положив трубку, Елизавета Андреевна бросила на Олю косой, осторожный взгляд. Та нахмурилась и отвела глаза.

– Ну, что будем делать? – спросила бабушка. Ольга не ответила, она, опустив голову, разглядывала лежавший на столе атлас звездного неба.

– Слушай, бабуль, а где тут у нас Альфа Центавра? – вдруг спросила она. – Вот эта?

Бабушка надела очки и склонилась к карте.

– Нет… Погоди, где же она… А, вот! – ее палец показал на крупную точку в облаке Млечного пути.

Ольга взяла карандаш, обвела звезду кружком на манер мишени и с силой вонзила грифель в самый центр. Бросив сломанный карандаш на стол, она стремительно вышла из комнаты.

Перепуганная Елизавета Андреевна, ровным счетом ничего не понимая, растерянно смотрела то вслед внучке, то на испорченную карту.

 

XIII

Утром Белов приехал на дачу. Обе машины – свою и охраны – он оставил за поворотом, а сам с букетом хризантем пошел вдоль забора к знакомой калитке старой Олиной дачи.

В палисаднике, за зарослями малины, Ваня играл с каким-то мальчиком. Саша остановился и пригляделся. На расчищенном от снега асфальтовом пятачке дети катали машинки. Ваня – радиоуправляемый багги, соседский мальчик – обычный грузовичок, груженный кубиками. Вдруг багги вильнула в сторону и ударила грузовик в бок. Обе машинки перевернулись. Ваня с воинственным видом упер кулаки в бока и, нахмурясь, выпалил:

– Все, браток, мое терпение лопнуло! Ты попал, понял?!

– Вань, ты же в меня сам врезался… – растерянно ответил мальчик.

– Имею право, – возразил Белов-младший. – Это моя поляна!

Саша вслушивался в разговор детей, не зная, как реагировать на необычное для него поведение сына.

– Будешь теперь работать на меня, – продолжал наезд Иван.

Мальчик, собирая вывалившиеся из грузовичка кубики, предложил:

– Ну хочешь, я тебе дом построю…

– Не дом, а дворец, – потребовал Белов-младший. – Большой-пребольшой, как у дяди Космоса.

Несколько смущенный увиденным, Саша обошел площадку с играющими детьми и, перемахнув через штакетник, направился к дому.

Он открыл дверь и шагнул в тесный тамбур. Прямо перед ним, в кладовке, копошилась Олина бабушка. Не разгибая спины, она попросила:

– Оля, прикрой дверь, дует.

Белов закрыл дверь в кладовку и, подумав, припер ее стоявшей в уголке лопатой. Разговор с женой предстоял непростой, и вмешательство вечно агрессивно настроенной Елизаветы Андреевны ему было совершенно ни к чему.

Взбежав по лестнице на второй этаж, он столкнулся в дверях с женой. От неожиданности Ольга вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

– Где Ваня? – холодно и жестко спросила она вместо приветствия.

«Да, – подумал вдруг Белов. – Пожалуй, «калаш» ей и вправду был бы к лицу…»

– Гуляет, – миролюбиво кивнул он в сторону окна. – Братков своих разводит.

– Ты его заберешь только через мою голову, – сердито зыркнула исподлобья Ольга.

– Не волнуйся, ты мне живая нужна. Это тебе, – он протянул жене букет.

Не взглянув на цветы, Оля отошла к окну и убедилась, что Ваня на месте.

– Зачем ты приехал? – обернулась она к мужу и с сомнением покачала головой. – Саш, я же не в игрушки играю. Я совсем ушла.

Вслед за женой Саша вошел в комнату, бросил хризантемы на диван.

– Давай не будем обострять, – попросил он.

– Куда уж дальше! – хмыкнула Ольга. Саша заметил открытую крышку пианино.

«Неужели играла?» – удивился он.

– Помнишь, ты меня учила? Этот… Шопен, да?.. – Белов шагнул к инструменту и негнущимися пальцами взял несколько неловких, фальшивых аккордов. – Так и не научился… – грустно заметил он и аккуратно закрыл крышку.

Жена молчала, снова отвернувшись к окну.

– Оль, но почему именно сейчас?.. – мягко спросил Саша, приобняв ее за плечи.

Ольга высвободилась из его рук и строго взглянула в глаза мужа.

– Потому что… – она на миг запнулась, подбирая слова, – потому что я оказалась внутри твоих черных схем. Потому что, если б не я, ты убил бы своего друга. И опять же, если б не я, ты не убил бы Кордона. Как по-твоему – нормально получается?!..

– Оля, ты все сделала правильно… – убежденно сказал Белов.

– Да!.. – перебила его Ольга. – Саш, самое ужасное, что – да. Но дальше-то мне что делать?

– Оля, ты же понимаешь – это правила, по которым я существую, – Белов раздраженно повел плечом. – Я обязан был все это провести.

– Правильно, обязан, – снова согласилась Ольга. – По понятиям ты прав. Но я-то здесь при чем?

Белов не выдержал и задал главный из мучивших его вопросов:

– У тебя кто-то есть?..

Ольга молча усмехнулась – непонятно чему.

– Я спросил – у тебя есть кто-нибудь?! – повысив голос, повторил свой вопрос Белов.

– Не волнуйся, одна не останусь! – с вызовом ответила жена.

– Та-а-ак… – медленно закипая, протянул Белый. – Очень интересно… И кто этот счастливый кандидат? Уж не Витя ли Пчелкин?!

Ольга не ответила, опустив при этом глаза.

– Ну давай, продолжай, не бойся! – напирал Белов. – Я слово себе дал терпеть.

– А не вытерпишь – ударишь? – вскинула голову Ольга.

– Я хоть раз тебя пальцем тронул?

Она пристально взглянула в его глаза и с горечью покачала головой:

– За последний месяц – ни разу…

Белов растерялся, хотел немедленно возразить и вдруг с удивлением понял – а жена-то права!.. «Е-мое!.. – смятенно подумал он. – Так что – в этом-то все и дело?..»

– Вот так, да?.. – сконфуженно буркнул он и, обняв Ольгу за талию, силой привлек к себе.

Она уперлась в его грудь руками и возмутилась:

– Оставь меня!.. Глупо, Саш, причем здесь это, ну?!..

Белов как не слышал – лез напролом, тянул губы, пытаясь ее поцеловать.

Оля поморщилась и отвернулась.

И тут его будто прорвало – одним рывком он сдернул с жены кофту и, подхватив ее на руки, бросил на диван.

– Не надо, Саша! Больно! – закричала Ольга, извиваясь в его руках. – Я не хочу! Прекрати!

Слышишь!

Но Белого уже было не остановить. Словно обезумев, он всей массой навалился на жену. Ольга отбивалась как могла, но муж был явно сильней.

Шум наверху услыхала бабушка. Она ткнулась в дверь и поняла, что заперта. Не понимая, что происходит, она обеспокоенно позвала:

– Оля, Ванька меня запер! Оля, ты с кем там?!

Оля!.. Кто там?!..

А Белов уже заломил жене руки за голову и задрал подол юбки. Ольга, придавленная и распятая мужем, сопротивлялась изо всех сил.

– Не надо!! Да пусти ты!! Ненавижу тебя!! – уже во весь голос кричала она.

– Оля! Кто там? – без умолку верещала в кладовке бабушка. – Оля! Это он? Господи! Милиция!

Белый, слегка приподнявшись, дрожащей рукой пытался расстегнуть ремень на брюках. Другой рукой он удерживал Ольгу, скрученную в бараний рог. Ему оставалось совсем немного, чуть-чуть…

И тогда, уже почти смирившись с неотвратимым, раздавленная унижением Ольга безутешно и страшно зарыдала.

– Оставь меня… – содрогаясь от слез, беспомощно и жалко просила она. – Ну, пожалуйста, Саша, оставь меня…

Белов замер. Он вдруг словно увидел их обоих со стороны и ужаснулся увиденному. Он отпустил рыдающую Ольгу и обхватил руками голову:

– Бред… – опустошенно пробормотал он. – Вот бред…

Ольга, прижимая к груди обрывки одежды, прятала в них мокрое от слез лицо.

– Уйди… – прошептала она, давясь слезами. – Очень тебя прошу, уходи.

– Сейчас, – буркнул еще не пришедший в себя Саша.

– Да уйди же ты, господи! – задыхаясь от стыда и боли, взмолилась Ольга.

– Оля! Оленька, не молчи! – надрывалась внизу бабушка. – Ой, мне дурно будет! Милиция!

Белов тяжело поднялся, подобрал с пола брошенную в горячке куртку и, опустив голову, вышел из комнаты.

Стоило ему уйти, как слезы на глазах Ольги тут же высохли. В мозгу одна за другой вспыхнули две мысли. Первая – испуганная: «Он заберет Ваню!». Вторая – полная досады и раскаянья: «Черт бы нас обоих побрал! Так ждала этого разговора, так надеялась – и…»

Гонимая этой мыслью, Ольга накинула на плечи халат и бросилась вслед за мужем. «Он вернется, – лихорадочно думала она. – Должен вернуться! Ведь мы так ни о чем и не поговорили…»

А Саша, сбежав вниз по лестнице, отбросил в сторону лопату, подпиравшую дверь в кладовку и выскочил наружу.

Навстречу Ольге вместо раскаявшегося мужа бросилась перепуганная бабушка.

– Мерзавец! Негодяй! Бандит!.. – задыхаясь от пережитого ужаса, сыпала проклятия бабушка. – Оленька! Что он с тобой сделал?!

– Ну что ты вечно лезешь ко мне?! – вдруг вытаращив глаза, заорала на нее Ольга. – Иди вон в комнату к себе! И Ваню домой! Достала уже!.. – в ярости прошипела она сквозь зубы и побежала наверх.

– Господи… – беспомощно прошептала Елизавета Андреевна, опускаясь на ступеньки…

* * * * *

Выскочив из дому, возбужденный Белов подхватил Ваню на руки и порывисто прижал к груди. На несколько секунд он замер, не в силах выпустить сына из рук, потом осторожно опустил его на землю и потрепал по голове.

– Будь умником и не обижайте друг друга… – глухо сказал он Ване, повернулся к другому мальчику и тоже ласково потрепал его по плечу. – Ну, пока!..

Белов выпрямился и направился к калитке.

– Пап, а ты когда приедешь? – крикнул ему вдогонку Ваня.

– Скоро, родной, скоро!.. – Саша обернулся, взмахнул рукой и быстро зашагал к машинам.

От всего случившегося во рту остался мерзкий железистый привкус. Саша плюнул от досады под ноги. Все вышло совсем не так, как задумывалось. Его визит не принес никаких результатов, похоже, наоборот – окончательно все испортил. Особенно стыдно ему было за свою павианью выходку. Зажмурившись, Белов чертыхнулся про себя и еще раз сплюнул на снег.

Навстречу ему с мобильником в руке двинулся Макс.

– Саш, Виктор Петрович звонил, – с ходу сообщил он.

– Кто? – переспросил Белов, погруженный в свои невеселые мысли.

– Виктор Петрович. Я сказал, ты перезвонишь.

– Да пошли ты его на хрен!.. – раздраженно рубанул рукой воздух Белый.

– Саш… – один из охранников показал кивком ему за спину.

Белов обернулся – по узкой улочке дачного поселка к ним приближался милицейский мотоцикл с коляской с одиноким стражем порядка за рулем. Не доехав до них метров пятнадцати, мотоцикл зачихал и заглох. Тщедушный милиционер в бушлате не по росту принялся судорожно дергать ногой, пытаясь оживить свою технику.

«Бабка вызвала!» – решил взбешенный Белов и кинулся навстречу мотоциклу.

– Ты меня арестовать едешь?! Ну давай, арестовывай!.. – размахивая руками, истерически кричал он. – Видишь, мне страшно! Я, блин, тебя испугался! Ну давай, придурок, хватай меня!

Милиционер, вытянув шею, настороженно вглядывался в приближавшегося к нему странного и явно неуравновешенного человека.

– Иди сюда! Что ты вылупился?! – все злее вопил Белов. – Доставай свои браслеты, чмошник!..

Вдруг он осекся на полуслове и тут же расплылся в широченной улыбке. В седле мотоцикла сидел тот самый участковый, которого в далеком восемьдесят девятом году они с Пчелой, удирая из-под обстрела, захватили в заложники!

– Лейтенант, ты?! – обрадованно воскликнул Саша. – Что, не узнаешь меня? Е-мое!.. Ну смотри – фас, профиль, затылок… – он юлой завертелся перед милиционером. – Ну?!..

– Белов, что ли? – неуверенно улыбнулся тот.

– Точно! – восторженно проорал Саша. – Блин!.. Вот встреча, а! Ну поехали, составим протокол, хрен ли!.. – он без приглашения полез в коляску и с необъяснимой радостью крикнул своим опешившим охранникам: – Братва, меня приняли!..

Ничего не понимающие бугаи в полной растерянности следили за удивительной сценкой.

– Ну, поехали, поехали… – повернулся Саша к Никитину.

Лейтенант без особой надежды попытался завести мотоцикл, потом смущенно вздохнул:

– Подтолкнуть бы…

Саша тут же залихватски свистнул своей охране:

– А ну, братва, навались!..

Мигом подбежали охранники, уперлись в грязные бока мотоцикла и легко, словно игрушечный, покатили его по дороге.

Этап на Север, срока огромные,

Кого ни спросишь – у всех Указ!..

Это в полный голос затянул песню Белов. Глядя на него, милиционер подхватил:

– радостно вопили они хором.

– У вас ларек здесь есть? – крикнул Саша сквозь немилосердный треск заведшегося-таки мотоцикла.

– А?..

– Ларек, говорю, есть?!

– Есть, как не быть!.. – закивал лейтенант.

– Тогда вперед! – махнул рукою Белов.

 

XIV

В тесной милицейской сторожке они расположились прямо за рабочим столом Никитина. Все бумаги участкового перекочевали в тумбочку, а на столешнице разместился чуть ли не весь ассортимент поселковой палатки.

– Ну, давай, за встречу! – поднял стакан Белов, расположившийся в кресле хозяина кабинета.

Они чокнулись и выпили. Лейтенант потянулся к жестяной банке, пытаясь вилкой выудить оттуда маслину.

– Да что ты мучаешься! – добродушно хмыкнул Белов. – Пальцами бери!

Никитин послушно отложил вилку, достал пальцами маслину и отправил ее в рот.

– Слушай, а что это ты до сих пор в лейтенантах ходишь? – спросил его Саша. – Начальство не ценит?

– Да меня же после того случая, – ну, с вами, – вообще из органов поперли… – чуть смущенно улыбнулся милиционер. – Четыре месяца без работы болтался, на хлебе и воде.

– Блин! А что ж ты тогда от денег отказался, чудила?! – удивился Белов. – К тебе же приезжал человек с деньгами – ты что?..

Никитин достал из банки еще одну маслину и небрежно отмахнулся.

– Ну, отказался и отказался… Чего теперь вспоминать?

– Нет, ну что ты, – возразил Белов. – Нашел бы нас, мы помогли бы, елки…

На столе зазвонил телефон, Саша без раздумий поднял трубку:

– Да… Никитина?.. Это ты, что ли? – прикрыв микрофон, спросил он. – Нет его, завтра звоните! – отрезал Белов и бросил трубку на аппарат.

– А я тогда сначала челноком заделался, – продолжил свой рассказ лейтенант. – В Польшу, в Турцию мотался, куртками кожаными торговал. Ничего вроде было, женился даже… почти. А потом меня ограбили, башку проломили, в больнице полгода провалялся. Выписался, а в стране совсем другие времена, да и страны уже нет. Попробовал бизнесом заняться и так, блин, влетел, что ой-ей-ей!.. Квартиру, машину – все за долги отдал. Хреновый из меня коммерсант вышел… Жена, конечно, ушла…

– Уж это само собой, – поддакнул Саша, поднимая стакан.

Они выпили по второй, закусили.

– Потом в Сербии воевал, – вспоминал Никитин.

– Да что ты! – неподдельно удивился Белов. – А за кого?

– За наших, – просто ответил лейтенант. – А после Сербии комитетчик один, сослуживец, помог в органах восстановиться. Сначала в Москве служил, потом сюда напросился, на старое место. А что, здесь спокойно…

«Эка его помотало…» – подумал Саша.

От рассказа лейтенанта ему стало не по себе, ведь к его искореженной судьбе приложил руку и он сам. Избегая смотреть на Никитина, он достал сигарету и похлопал по карманам в поисках зажигалки. Вдруг лейтенант выхватил пистолет и поднес его к самому носу Белова.

– Никогда не наводи оружие на человека! – Саша хладнокровно отвел в сторону его руку.

– Да это зажигалка! – засмеялся Никитин. Он нажал на курок, и из ствола выскочил крошечный язычок пламени. – У подростков отобрал – видишь, чем детишки-то играют?.. В дверях появился Макс.

– Саш, извини. Подольские прозвонились… – он настороженно взглянул на милиционера, но Белов еле заметно кивнул – говори, мол. – Нашли они этого банкира долбаного. Я «мерин» отправлю, пусть ребята смотаются?..

– Давай… – кивнул Белый.

– На кабана похож, – повернувшись к выходу, Макс ткнул пальцем в одну из фотографий на «Доске почета».

– Так это он и есть, Макс! – усмехнулся ему вслед Саша.

– А что за банкир-то? – поинтересовался лейтенант.

– Да не бери в голову… – поморщился Белов и взял стакан. – Давай – за тебя!..

Пару часов спустя веселье, как водится, набрало обороты. Откуда-то появилась гитара, и Саша, уже в милицейской шапке-ушанке, развалившись в кресле, с энтузиазмом лупил по струнам.

Пел он с надрывом.

– Эх, раз, да еще раз, да еще много, много раз!. – надсаживался напротив него изрядно захмелевший Никитин. – Сашка! А давай эту! – выкрикнул он. – Где мои семнадцать лет?! На Большом Каретном!..

Белов со смехом замотал головой и махнул на лейтенанта обеими руками.

– Не-не-не, только не эту! Вот давай лучше:

Никитин тут же подхватил песню и, взяв на манер эстрадных погремушек в одну руку пистолет-зажигалку, а в другую – табельный «Макаров», принялся отплясывать посреди комнатушки.

В кабинет вошел Макс. Он присел к столу и начал выгружать из объемистой сумки новые бутылки и банки. Саша отложил гитару, плеснул в стакан водки, протянул его охраннику.

– Макс, выпьешь?

– Саш, ты же знаешь – я не пью.

– Вот, Витек, какая у меня охрана! – с пьяной хвастливостью воскликнул Белов. – Не пьют, не курят, понял?! Ну, Макс, что нового?..

– Пацаны отзвонились – с банкиром все в поряде, – деловито доложил Макс. – Еще Виктор Петрович три раза звонил… Что хоть ему сказать, Саш?..

Белов поморщился:

– Ой, ну нет меня, на Луну улетел. Все, у меня День пограничника! – он чокнулся с Никитиным и выпил.

– Саш, День пограничника – летом… – возразил охранник.

Саша помотал головой, усваивая выпитое, и с уморительной беспомощностью развел руками:

– Ну что ж поделать?! Вот такое хреновое лето, Макс!..

– Да, еще этот паренек, режиссер с Мосфильма, звонил, – вспомнил Макс.

– Что надо?

– Деньги на кино просил, что ж еще?

– Дадим, какие проблемы? – кивнул Саша. – Творцам надо помогать… Все?..

– Угу… Ладно, я в машине. – Макс поднялся, окинул взглядом прокуренное помещение. – Окошко открыть?

– Не, мы и так задохнемся, – ухмыльнулся Белов.

Макс вышел. Саша задумчиво посмотрел ему вслед. Помолчал, о чем-то невесело размышляя, потом повернулся к осоловевшему Никитину.

– Лейтенант, а ты Валеру Филатова помнишь? – вдруг спросил он. – Да должен помнить!.. Ну?! Боксер, актер, каскадер… Он еще в кино много снимался?!..

– Н-н-нет… – медленно покачал головой Никитин. – А что?

– Да так… – неопределенно пожал плечами Саша. – Понимаешь, ведь все могло быть иначе, лейтенант!.. Мог быть и большой ринг, и вулканы, а стало… Стало так, как стало. Обидно…

– Да уж, не вернешь… – грустно пробормотал милиционер.

Белов снова взял гитару и тихо, очень тихо, запел:

Вдруг голос его дрогнул беспомощно, сорвался, и он умолк, низко опустив голову.

– Сань, ведь полжизни уже прошло… Полжизни… – чуть слышно промолвил Никитин.

– Извини, брат… Я… – Саша шмыгнул носом и протянул лейтенанту руку, в его голосе звенели слезы. – Получается, что из-за меня вся жизнь у тебя наперекосяк пошла. Ты меня прости, брат, прости…

– Да я не в обиде, Сань… – Никитин ответил ему крепким рукопожатием. – Нормальная жизнь, что ты…

– Все! Вот в любой момент!.. – с хмельной пылкостью обещал Белов. – Я оставлю тебе свой мобильник – звони… В любой момент! Все сделаю! Приеду – любому башку оторвем на хрен!.. Ты мне веришь?..

Никитин кивнул и вдруг улыбнулся с загадочной хитрецой:

– Сань, а у меня для тебя сюрприз есть…

– Да ты что? Давай!..

Милиционер встал и, слегка пошатываясь, вышел в смежную комнатушку. Через минуту он вернулся с какой-то мятой бумагой. Торжествующе улыбаясь, Никитин, развернул ее перед Беловым.

– Узнаешь, а?

Саша пригляделся и ахнул – это была листовка из серии «Их разыскивает милиция» с его портретом. Та самая – из восемьдесят девятого года.

– Е-мое!.. – протянул он, расплывшись в улыбке. – Ну и рожа!.. Бли-и-ин… Вить, подари мне ее…

– Не-е-е… – ухмыляясь, покачал головой чрезвычайно довольный произведенным эффектом Никитин. – Не могу, это ж память!

– Ну дай на время, я ксеру сниму и верну.

– Да у меня есть ксерокс… – лейтенант вернулся в смежную комнату. – Сейчас…

– Побольше сделай, – Саша пошел за ним следом. – Штук пять… Или шесть…

Он вошел в комнатушку, где стоял ксерокс, и замер как вкопанный. Прямо напротив входа висел предвыборный плакат. На фоне строящегося дома был запечатлен мужчина в белой строительной каске. Его улыбающееся лицо как две капли воды было похоже на фас сгинувшего в Чечне опера Володи. В довершение всего, словно специально, чтобы рассеять все сомнения Белова, поверху плаката было крупно напечатано:

«Он воевал. Теперь он строит. Голосуйте за КАВЕРИНА!»

– Тебе сколько экземпляров?.. – Никитин повернулся к Саше и увидел его застывшее лицо. – Что с тобой?

– Первый раз в жизни призрак вижу, – совершенно ошеломленно пробормотал тот.

Проследив за его взглядом, лейтенант повернулся к плакату.

– Ты что, знаешь его? – спросил он.

– Трудно сказать… – Белов стремительно трезвел. – А куда голосование?

– Да в Думу довыборы, по нашему округу. А что? Достойный мужик, с биографией, – пожал плечами Никитин. – Тоже в органах служил, потом Чечня, ранение, плен, госпиталь… Так тебе сколько экземпляров-то делать?

Не сводя глаз с плаката, Белый медленно покачал головой.

– Ни одного.

 

XV

Закончив бриться, Владимир Евгеньевич Каверин обильно смочил лицо одеколоном и с наслаждением похлопал себя своей единственной – левой ладонью по щекам. Просторная ванная наполнилась терпким ароматом «.Хьюго Босс». Каверин улыбнулся и подмигнул своему отражению.

Да, не зря он столько лет гнил в горах Чечни. Не зря якшался со всяким бандитским отребьем. Не зря стоял на карачках во время намазов и бормотал чужие молитвы. Все было не зря. Не будь всего этого – не всплыл бы он из небытия в Москве солидным бизнесменом.

Не было бы этой шикарной квартиры, не было бы немецкого протеза, не было бы крепких связей и внушительного банковского счета. И всемогущая Контора не сделала бы на него ставку и не двинула бы его в депутаты.

Последнее обстоятельство Каверину было особенно приятно. Еще бы – ведь в подручные ему ФСБ приставила подполковника Введенского. Ситуация трехлетней давности перевернулась с ног на голову – теперь его бывший куратор превратился в некое подобие мелкого порученца. Отдавать ему распоряжения, называть Леонидычем и покровительски похлопывать Введенского по плечу доставляло Володе огромное, неизъяснимое удовольствие.

Впрочем, что там Введенский! Да и эта надоедливая избирательная возня – все это было только началом! Планы Каверина простирались куда как далеко, надо было только во что бы то ни стало влезть сперва в думское кресло.

Каверин еще раз подмигнул своему отражению и принялся натягивать на протез черную лайковую перчатку. Протез, что и говорить, был замечательный – металлические пальцы могли даже двигаться, – и все же каждый раз, глядя на это устройство, он мрачнел от досады. Потерянная в Чечне рука – память о предательстве Белова – была все еще не отомщена.

Из кухни донесся до приторности ласковый голос жены Светланы:

– Володя, тебе кофе черный или с молоком?!

«Сука, – без особой злости подумал Каверин. – Кувыркалась здесь по чужим койкам, пока я в этой долбаной Чечне парился!..»

Он надел роскошный шелковый халат и, выйдя из ванной, сухо ответил:

– Черный.

В столовой был уже накрыт чайный столик, Света наливала в затейливую фарфоровую чашечку дымящийся кофе. Не взглянув на жену, Каверин молча сел за стол.

– Ты какой-то другой вернулся, – с осторожной обидой посетовала жена. – Не обнимешь, не поцелуешь, с добрым утром не скажешь…

– С добрым утром, – все так же сухо сказал Каверин.

Он развернул на столе утреннюю газету и принялся помешивать ложечкой кофе. Света встала за его спиной, начала осторожно массировать мужу шею.

– Я знаю, – невесело усмехнулась она. – Ты меня не можешь простить, да? Володь, но ведь у тебя за эти годы тоже были женщины?!..

– Нет, только мужчины, – он ответил без всякой интонации, с абсолютно каменным лицом, так, что невозможно было понять – он говорит серьезно или шутит.

Света оставила его шею, села напротив и порывисто вздохнула:

– Послушай, ну давай куда-нибудь уедем! Давай возьмем и просто уедем, а?

– Хватит, наездился, все только начинается, – еле заметно усмехнулся Каверин. Он сделал маленький глоток кофе и приказал: – Подай сахар.

Жена протянула ему сахарницу, пытаясь перехватить его взгляд.

– Зачем тебе это, Володя? Ну не представляю я тебя в политике, никак не представляю. Что, мало тебя жизнь трепала?..

– Вот именно, трепала, – Каверин, наконец, поднял на нее глаза и жестко припечатал: – Пора теперь долги отдавать.

Его ледяной взгляд смутил Свету, она опустила голову и быстро забормотала:

– Забудь ты о Белове, Володенька… Христом Богом прошу, забудь… Ведь убьет…

– А вот это мы еще посмотрим – кто кого! – оборвал ее Каверин. Он взглянул на свой протез и неожиданно широко улыбнулся: – Верно, черная рука?!..

И тут вдруг он с низким звериным рыком выбросил руку в перчатке к самому лицу Светы. Та отпрянула в испуге, а Каверин, довольно рассмеявшись, пояснил:

– Шутка…

Да, такие у него теперь были шутки…

 

XVI

Неожиданная встреча с призраком Каверина ошеломила Белова. Она задвинула на второй план и все текущие дела, и странный наезд на ребят, и даже болезненный разрыв с женой. Несколько дней он не мог думать ни о чем другом, кроме как о своем внезапно ожившем враге.

Разумеется, ему вспоминалась вся история их непростых отношений, но не только. Белов пытался понять – как и почему Володя Каверин, с его полууголовным прошлым, оказался в числе кандидатов в народные избранники. Кто состряпал ему новую биографию, кто снабдил средствами, и с какой целью все это было сделано? Белов навел справки и узнал, что ближайшим помощником и доверенным лицом новоявленного политика оказался другой его знакомый – Игорь Леонидович Введенский. Картина прояснилась, Саше стало ясно, что Каверина в Думу двигает Контора.

Как ни странно, но именно это обстоятельство стало для него одним из главных раздражителей. Цинизм, с которым лезли во власть его «приятели», вывел его из себя. И тогда он впервые всерьез задумался – если это можно Каверину, то почему бы не попробовать и ему? Вспомнились и давние разговоры с люберецким старшаком Валентином Сергеевичем о судьбе гангстерских синдикатов в Америке. Не настало ли время и ему, признанному авторитету Саше Белому, превращаться в сенатора? Тем более что даже нынешнее его положение – вполне легального бизнесмена – не защищало, как показал наезд СОБРа, от произвола властей.

Кроме всего этого было еще одно существенное соображение в пользу новой авантюры. Если дело выгорит, сбудется давняя заветная мечта Оли – ее муж порвет с криминалом. И Белов действительно готов был пойти на это – передать все дела Пчеле и Космосу и целиком и полностью переключиться на новый, обещавший сказочные перспективы проект. Конечно, его шансы на победу в выборной гонке были неочевидны, но тем интереснее попробовать добиться-таки своего!

Словом, все складывалось одно к одному – и утереть нос «сладкой парочке», и начать новую жизнь, и наладить отношения с Ольгой, и позаботиться о своем будущем и будущем своей семьи. Обдумав и взвесив все за и против, Белов решил – он сделает это!

Еще несколько дней ушло на то, чтобы подготовиться к передаче дел. Многое в их бизнесе было завязано лично на Белова, и ему пришлось изрядно попотеть, чтобы предусмотреть все до мелочей. Наконец, схема управления всеми делами Бригады – и черными и белыми – была готова, и Саша собрал друзей на совет.

В своем кабинете он повесил огромный лист ватмана – плод своих трудов. В центре листа был изображен большой кельтский крест, вокруг него располагались пчела, стилизованный Сатурн с кольцом, буква Ф и женская фигурка рядом с ней.

Схему довершала разветвленная система стрелок, связывающих основные персоны с рисунками автомашины, пачки долларов, пистолета, многоэтажного здания, цветка мака, элемента таблицы Менделеева А1, загородного коттеджа и многого другого. От этих значков, в свою очередь, также отходили стрелки к кружкам с различными инициалами. Рядом со всеми стрелками стояли цифры. Эта паутина указателей и стрелок и была самым главным – Беловскими связями, которые он намеревался передать друзьям.

Пчела с Космосом с недоуменным любопытством рассматривали Сашины художества.

– Ну и что это значит? – усмехнулся Кос.

– А это значит, что с этого дня заправлять всеми нашими делами будете вы! – огорошил их Саша.

Не дав друзьям опомниться, Белов принялся за комментарий своей схемы. Разжевывать то, что им и так было известно, Саша не стал. Он сосредоточился только на общих принципах управления и распределения доходов, а потому завершил свою лекцию довольно скоро.

– Значит так, братья, что касается доли Фила, то она по всей схеме неизменна. Пчел, ты за это дело отвечаешь. Оружие, транспорт, недвижимость… Ну, и Тамаре долю. Разберетесь, в общем, да?

Закончив, Саша склонил голову набок и отстранился от ватмана.

– Красота, а? Прямо Репин, блин!.. – рассмеялся он. – Две ночи подряд рисовал, как дурак.

Пчела подошел к схеме поближе.

– Я хорошо получился… – заметил он.

– Так я ж с натуры, Пчелкин! – усмехнулся Саша. – Кстати, я только сейчас понял, какую махину мы создали.

Пристально разглядывая схему, Пчела с задумчивым видом почесал макушку и вздохнул.

– Красиво – это да, – согласился он. – Только теперь все заново раскидывать нужно?

– Ну так… – развел руками Белов. – Глаза боятся, руки делают…

Космос поднялся с дивана и подошел к Саше.

– Сань, давай теперь начистоту, – он исподлобья взглянул на беспечно улыбающегося Белова. – Что это все значит? Ты что, просто так возьмешь и соскочишь?

– Ну, во-первых, не просто так, – покачал головой Саша. – Моя доля – она так и останется моей долей. А во-вторых, ты разве не рад? Вы же с Пчелой только этого и хотели. А, Пчела, ты рад?

Тот смущенно улыбнулся:

– Да рад я, рад…

Космос недоуменно покачал головой.

– Погоди, Сань, а ты сам-то чем будешь заниматься?

– Вы смеяться будете… – лукаво улыбнулся Белов. – Меня Саша Киншаков пригласил в кино сниматься – на главную роль.

Пчела с Космосом, действительно, прыснули со смеху.

– Фигню сморозил… – тоже рассмеявшись, признался Саша. И после небольшой паузы добавил: – Ну а если серьезно… Есть, братья, у меня одна идея. Есть.