I

Зорин чувствовал себя капитаном на попавшем в шторм судне. Как только он преодолевал одну волну, тут же под килем бушевала вторая, стараясь потопить его корабль. Но он был опытным мореплавателем в океане большой политики, поэтому штурвал держал крепко и из любых штормов умел выруливать. Только что Зорину доложили о том, что Шаману удалось успешно разыскать и захватить Белова-младшего. Он строго-настрого приказал парнишку беречь, чтобы ни один волос не упал с его головы — ведь мальчишка был той самой кнопкой, на которую нужно будет нажать в том случае, если обстоятельства повернуться не так, как задумано Зориным.

Через своих людей в Москве Зорин при-казал передать Шаману, что Белого и дальше нужно держать в неведении, чтобы он пытался найти сына на вокзалах, в ночлежках, но чтобы в Красносибирск и носа не показывал, Разрулив эту проблему и потирая руки в предвкушении сладкой мести и скорого обогащения, Зорин ожидал появления Рыкова-младшего, который приехал якобы купить звуковую аппаратуру для предстоящего празднования юбилея предприятия, а на самом деле для последнего перед покушением на брата разговора с Зориным.

Виктор Петрович был в чудесном настроений, напевал песни своей молодости, помешивая ложечкой чай с лимоном, когда к нему в кабинет буквально вполз Матвей Рыков. Он шел так, будто ему вставили клизму и забыли ее вытащить. Природная смуглость директора по социальным вопросами, быту Красносибирского комбината словно смылась в ванной — Матвей был бледнее сметаны, усы топорщились в разные стороны, а на макушке торчал забавный хохолок, который говорил о том, что младший Рыков давно не гляделся в зеркало и о своей внешности не заботился.

Когда он приблизился к столу, Зорин четко уловил устойчивый запах перегара и заметил, что руки Матвея Алексеевича, в которых он сжимал пухлую папочку, сильно трясутся то ли от волнения, то ли от выпитого вчера зелья. Зорин поморщился от неприятного запаха и предложил младшему Рыкову опохмелиться. Тот отказываться от такого предложения не стал, махнул принесенную секретаршей Зорина рюмку коньяка, закусил лимоном.

— Что, опять вчера переусердствовал в сауне с девочками? — поинтересовался Зорин, который уже заметил, что последнее время у Рыкова-младшего обострилась тяга к алкоголю и изменам жене.

— Да… ну… это… м-м… — нечленораздельно промычал Матвей.

Зорин уже давно утвердился во мнении, что не на ту лошадку поставил — Рыков- младший был, образно говоря, не скаковой лошадью, а клячей, дело которой плестись на скачках в хвосте или того хуже — возить навоз в колхозе из деревни в деревню. Но дело было уже сделано, махина запущена и останавливать ее сейчас, меняя детали, значило погубить с таким трудом скроенное дело.

Приходилось мириться и с алкоголизмом Рыкова-младшего, и с его тягой к девочкам, и с тем, что он мог спьяну перепутать день с ночью, заявиться в подведомственный ему Дворец культуры или спорткомплекс и требовать у вахтера при-гласить к нему в кабинет балетмейстера или тренера по гимнастике, с которыми у него был роман. Зорину обо всех этих про-ступках докладывали из Красносибирска свои люди, но остановить разгул Рыкова- младшего Зорин никак не мог. Приближалась дата праздника на стадионе, когда — пуля снайпера должна была свалить Рыкова-старшего, а поскольку праздником формально заведовал Матвей, то менять его было нельзя.

«Коней на переправе не меняют», — подумал Зорин. Что-то он сегодня зациклился на этих лошадях.

Матвей тем временем раскладывал перед Виктором Петровичем план проведения празднования юбилей и схему расположения аппаратуры и зрителей на стадионе. Он что-то бормотал, рассказывая о том, как полетят в нёбо шары, как дети запустят голубей и праздничная колонна будет шествовать от памятника Ленину, но Зорин слушал его вполуха, потому что наметанным глазом сразу же увидел место в праздновании, когда реальнее всего будет сделать выстрел.

Сразу после выступления заезжей московской звезды будет дан салют. Рыков в это время будет стоять на VIP-трибуне стадиона среди гостей. Зорин недаром побывал в Красносибирске — он походил по стадиону туда-сюда совсем не для того, чтобы взглянуть, где будет стоять сцена и куда поставить надувные батуты для детей, — он решал, куда лучше всего засунуть снайпера. И нашел это место.

И тут Зорина опять охватила злость. Он подумал о том, что совершил ошибку, доверив такое серьезное дело какому-то Кабану, который разваливал все, за что ни брался. Но злость его быстро сошла на нет, когда он подумал о том, что Кабана можно и бортануть, а на его место ввести сто раз проверенного и верного бывшего офицера ФСБ Андрея Литвиненко.

Тем более, что Кабан вообще не давал о себе знать, да и могла ли эта жирная туша провести операцию с той филигранной точностью, как того требовалось Зорину. Нет, на это место годится только Литвиненко. Ему нужно будет всего лишь приехать в день празднования, залезть на башню освещения стадиона и, пока все будут глазеть на салют, всадить пулю в голову Рыкову-старшему. Обдумывая свой план, Зорин не заметил, что Матвей уже закончил говорить и совсем сник в своем кресле.

— Ну что, дорогой друг, — встал из-за стола Зорин и дружески похлопал Рыкова- младшего по плечу, — скоро станешь генеральным директором одного из крупнейших в России предприятий. Или ты не рад?

— Рад, — хмуро произнес Матвей и добавил: — Однажды в детстве Олег меня на спине нес пять километров. Я ногу на рыбалке проколол, и он меня нес всю дорогу. А я… а мы…

«Ну вот! — недовольно подумал Зорин. — Еще этих розовых соплей мне тут не хватало! Вспомнил черт знает что. Как бы он не раскололся братцу о предстоящей операции. С кем приходится работать — одни шизики и слюнтяи. Нет кадров Брежневской эпохи. Зубры повымерли, а новых не выросло».

Зорину приходилось судорожно придумывать какие-то слова, чтобы убедить Матвея, в том, что он поступает правильно и что совесть его не должна мучить. Чтобы младший Рыков не расклеился и не провалил все дело.

— Понимаешь, Матвей, — подсел рядом с ним Зорин, — в жизни, если хочешь чего- то достичь, нужно чем-то и жертвовать, иногда переступать через себя, иногда через свою совесть. Вот, например когда ты новенький экскаватор украл с производства, тебя совесть не мучила? Этот экскаватор, между прочим, стоит около миллиона долларов. Но дело даже не в этом — ты лишил рабочих возможности работать на нормальной технике.

— А вы… откуда вы знаете? — испуган;- но залепетал Рыков-младший. — По доку-ментам этого экскаватора не существовало. Его грех было не… присвоить.

— И не продать в соседнюю область, — ласково добавил Зорин, — и ничего, украл чужое имущество, продал, и совесть тебя не мучила. Хотя этому твоему деянию можно присвоить статус хищения в особо крупных размерах, а это уже статья и срок, я думаю, лет до десяти. Я уже не говорю о том, чего ты наделал на комбинате, пока твой старший брат был в плену. Кто купил дом в Сочи на берегу моря с гаражом под яхту?

— Я люблю море, — заныл Матвей, — я люблю яхту… я не хочу в тюрьму…

— Ты не попадешь в тюрьму, если будешь меня слушаться, — ободрил впавшего в отчаяние Матвея Зорин, — и дом на берегу моря купишь ни в каком-то Сочи, а в Ницце на Лазурном берегу. Будешь на белоснежной яхте рассекать лазоревое море. Нужно чем-то жертвовать, Тима. У тебя обратной дороги нет. Я-то выкручусь, ты же знаешь, с меня все, как с гуся вода. А вот тебя посадят далеко и надолго. А в тюрьме таких, как ты, бывших богатеньких, очень не любят.

Матвея затрясло от страха. И хотя Зорин лукавил — сам он очень побаивался огласки этой истории, времена изменились, Виктор Петрович подрастерял свое бывшее влияние, но Рыков-младший ведь этого не знал. Для Матвея Виктор Петрович был небожителем, которого не может коснуться ни перст Господень, ни указ Президента. А кто он такой, Матвей Алексеевич Рыков?

Жалкий человечишка, для сильных мира сего букашка неразумная.

Я все сделаю, как скажете, — пробормотал он, — я все сделаю…

— Вот и хорошо, вот и славненько, — успокаивал рыдающего Матвея Зорин, по-отечески поглаживая по спине, — все у тебя будет. И вилла на берегу Средиземного моря, и яхта, и жена новая — фотомодель, а не твоя мымра конопатая.

Зорин думал о том, что для такой жал-кой вши, как младший Рыков, и на пулю тратиться не нужно будет — сам себя удавит от отчаяния. Этого в принципе Зорину и надо было. Допустим, Рыков-старший погибнет, а назавтра Зорин доведет до от-чаяния Матвея, запугает, тот и сиганет с крыши вниз головой. На него можно будет списать, что он в паре с Беловым в погоне за богатством заказал своего родного брата.

Все шло как нельзя лучше, до выполнения зловещего плана оставался один шаг.

 

II

Кабан тем временем сел в самолет Красносибирск — Москва и задумался. А на фига ему вообще нужно валить Рыкова? Во-первых, он вообще не знал, как это сделать. Ну, допустим, у него будет пистолет с глушителем, но к Рыкову же не подо-браться — вокруг него охрана не хуже, чем у президента. Можно, конечно, вальнуть хозяина из снайперской винтовки, но сам. он этим оружием не владел, а привлекать кого-то со стороны тоже рискованно. Связи с киллерами он подрастерял, многих профессионалов за последние год-два скрутили и-посадили, искать новых опасно — можно нарваться на фээсбэшника под прикрытием и запросто сесть еще до выполнения задуманной операции.

Глупо, конечно, но ему понравилось в Красносибирске. Они так посчитали с Семеном, что если организовать оптовые поставки конфет в город, то Кабану можно получить нормальный доход для того, что-бы жить по-человечески. Конечно, не такой большой, как у нефтяных королей, но все же и работа не пыльная — наладил поставки и лежи, отдыхай. Тем более, что с местными братками после совместно выпитого ящика водки он сдружился и даже, забыв обиды, боролся с Германом на руках. В Москве вся братва над ним подсмеивается, и подтрунивает, считает неудачником. Да и как иначе? А вот наберется он сил в Сибири и как даст железным, кулаком по тем, кто над ним смеялся.

Соседство с Беловым его, правда, не радовало. Но можно же не сидеть в Красносибирске, а расширять сеть по продаже конфет. Вот как оно случилось — ляпнул про «Мишку на Севере», чтобы отмазаться, а оказалось, что как раз этот товар в Красносибирске дефицитный. А Кабан неспроста ляпнул — у него на кондитерской фабрике были свои люди. Так что все сложилось нормально для конкретных пацанов.

А что касается Зорина с его заданием, так пошел он на фиг! Кабан нутром чуял, что Виктору Петровичу — старому вожу — лишние свидетели ни к чему. Если Кабан уберет Рыкова-старшего, то не пройдет и полгода, как его самого уберут, и нигде не спрячешься, даже в Арабских Эмиратах.

В Эмиратах ему нравилось. Там осталась его первая настоящая любовь Надежда — бывшая жена профессора Холмогорова, отца Космоса. Но к великому разочарованию Кабана Надежда своего имени не оправдала, не стала для Кабана светлым лучом в его жизни. Он позванивал ей в Эмираты — первое время она плакала в трубку, говорила, что скучает, а потом голос ее становился все тверже и тверже, как рыба, которая вялится под солнцем и приобретает сухость, вбирая соль.

Оказалось, что завелся у Надежды ка-кой-то араб, который навещал ее втайне, дарил цветы и драгоценности. В Эмиратах Кабан никогда бы не сравнялся в достатке и статусе с арабами — там любой приезжий на ПМЖ навсегда останется вторым сортом. Это туристов облизывают, а попробуй, открой свое дело — обязательно нужно наполовину с местным, такие законы.

Вот так Надежда его предала, отдалась богатому арабу. И не просто отдалась, а дала Кабану от ворот поворот, жадная стерва! Кабан помучился, а потом махнул рукой, плюнул и растер. Мало кругом девок, что ли? И помоложе, и поинтересней, и не таких жадных тварей!

Да и не все так уж хорошо в Эмиратах — жарко, потел он сильно, дышал тяжело, даже кондиционеры не спасали. Водки нигде не купить, а если и купишь — выпить в парке на травке нельзя. Дома выпьешь — на улицу не суйся, а с проститутками вообще проблема — их просто нет. Арабы сидят под навесами и курят свой кальян — ни поговорить с ними по душам, ни оттянуться по-человечески! Такая Жизнь отвязного Кабана вообще не устраивала.

И тут пришла в голову Кабану светлая мысль о том, как закрепиться в Красносибирске, поиметь уважение хозяина, местной братвы и даже Белова. Он же мог предотвратить готовящееся покушение на Рыкова- старшего! Но не прийти к Белову или к самому Рыкову, не расколоться — нет! В этом случае Белый мог бы заподозрить подвох, не поверить, ведь Кабан никогда не давал повода усомниться в своей непорядочности. Нет, действовать нужно было по-другому.

Кабан больше не выйдет на связь с Зориным, Виктор Петрович наверняка задуманное убийство отменять не станет, найдет нового исполнителя. Кабан вернется в Красносибирск на праздник, который состоится уже через пару дней, будет прогуливаться в толпе, вычислит киллера и самолично повяжет его, не даст выстрелить — и вот тут честь и хвала Кабану — спасителю Рыкова. И зауважает его спасенный Рыков, и Белов не будет пытаться его. придавить, хозяин не даст.

— Вот это хорошо, — громко на весь салон сказал довольный собой Кабан.

— Что вы хотите? — подбежала заботливая стюардесса.

— Виски! — весело крикнул Кабан. — Я хочу виски!

Шаман возлежал на тахте, в полудреме почесывая волосатую грудь. В душевой слышался плеск воды, а из-за двери доносился звон и писк игровых автоматов. На экране телевизора по-обезьяньи прыгали рэперы в мешковатых штанах, Шаман потягивался и зевал в предвкушении удовольствия. Какой он все-таки значительный мужчина — настоящий самец, если даже проститутки, которых мужики имеют по десять раз в день, приходят к нему и предлагают бесплатно провести с ним время.

Оксана-Пылесос что-то очень уж долго мылась. Шаман от нетерпения даже заерзал на месте. Наконец, дверь открылась и Оксана вышла. Отчего-то она была не обнаженной и не мокрой, как любил Шаман, а в одежде и руки прятала за спиной.

— Ты чего это, а? — в недоумении спросил Шаман. — Ты че не голая-то, а, шалава?

Оксана вскинула руки и направила на него маленький револьвер с длинным глушителем. Она быстро взвела курок, целясь прямо в лоб бандиту. Шаман опешил. Он всю, жизнь занимался разбоем, поэтому без труда мог отличить боевое оружие от зажигалки и увидел, что в руках у малолетней проститутки именно боевой револьвер.

— Э, ты чего? — снова спросил он, пытаясь улыбаться и отползти поближе к тумбочке, где у него лежал ствол. — Че это ты, а?

— Не двигайся, или я тебе башку прострелю! — приказала Оксана.

Шаман до сей поры не раз пользовался услугами этой хохлушки, поэтому, зная ее характер, решил не рисковать. Девка — дура малолетняя, пальнет ведь. В сложившихся обстоятельствах нужно было действовать лаской и убеждением.

— Оксана, я разве тебя обижал? — спросил Шаман как можно мягче. — Денег не давал, в чем дело?

Оксана усмехнулась, и Шаман сразу же вспомнил, как он взял ее на; точке одну, типа, для себя, а потом поддал и подарил ее своим пацанам на субботник, а те три дня над ней измывались — сигаретами прижигали, заставляли голой танцевать.

— Так ты что, за тот раз на меня обиделась? — понял Шаман. — Слышь, Оксана, я ж тогда не знал, что они так! Я не виноват. Хочешь, я тебе денег дам? Сколько тебе нужно?

И потянулся к тумбочке. Оксана сжала губы, вытянула руки и прицелилась прямо в лоб бандиту. Тот отдернул руку, отполз по тахте и прижался к стене.

— Ты думаешь, я тряпка, подстилка для козлов? — со злостью спросила она.

— Я так не думаю…

— Заткнись, — топнула ногой девушка, — я, может быть, жить хотела, как все люди, приехала сюда в Москву в училище поступать по росписи тканей. Я батиком увлекалась! У меня тут тетка жила, мамина сестра с мужем. Так этот козел меня на третий день изнасиловал. И знаешь, что мне тетка на это сказала?

— Нет… — помотал головой Шаман, косясь на подрагивающее дуло револьвера в руках Оксаны.

Ему была совершенно не интересна биография малолетней проститутки, но в сложившихся обстоятельствах он вынужден был слушать.

— Она мне сказала, мол, ерунда все это, — продолжила Оксана. — Выйдешь, сказала, замуж, тебя каждый день будут насиловать и придется терпеть. И я тогда для себя решила — чем мне терпеть бес-платно, я лучше за это деньги буду брать, накоплю достаточно и вообще замуж не выйду! Правильно я решила?

— Не знаю… — испуганно озирался Шаман.

И что охрана там снаружи делает, почему не входят? Ах, да, он же сам запретил им входить, пока он будет с малолеткой развлекаться!

— Но я-то тут при чем? — спросил Шаман. — Я-то в чем виноват, если тебя дядька изнасиловал? Его и застрели!

— Уже! — сверкнула глазами Оксана. — Я уже застрелила его самого и его жену! Родную тетю — пиф-паф! Теперь твоя очередь, гад!

Напуганный Шаман понял, что настали его последние минуты. Он дико заорал, вскочил и бросился на Оксану. От испуга девушка нажала на курок. Глухо бахнул выстрел, и Шамана отбросило к стенке. В следующую минуту время дверь открылась, и влетел Белов, а за ним Шмидт.

— Зачем ты стреляла? — спросил Шмидт, увидев, как корчится на полу Шаман. — Я же просил тебя только подержать его на мушке!

— Вас долго не было, — испуганно оправдывалась Оксана, — я заигралась, вошла в роль, сказала ему, что застрелила своего дядю и тетю, он испугался, бросился на меня, я и выстрелила. Сами чего так долго-то, а?

Шаман тем временем, свалив красный торшер и перехватив здоровой рукой простреленное кровоточащее плечо, бросился к тумбочке, где у него был спрятан пистолет. Он уже успел открыть ее, уже увидел никелированный бок оружия, как вдруг получил по позвоночнику в районе лопаток чем-то твердым и свалился на пол. Это Белов ударил его локтем по спине, Саша вытащил пистолет из тумбочки, проверил обойму, потом быстро подошел к раненому Шаману, взвел курок, нагнулся и приставил дуло к его виску.

— Ты че? За че? — завизжал, как свинья на бойне, Шаман.

— Где Иван? — спросил Белов.

Для того, чтобы незамеченными пройти в логово Шамана, Белову с друзьями пришлось разыграть «комедию» еще и в игровом зале, который охраняли два вооруженных охранника. Если бы они просто вломились в игровой зал с пистолетами в руках, охрана Шамана тоже достала бы оружие, началась бы стрельба и погибли люди, которые играли у автоматов. Да и милиция была бы тут уже через десять минут. А появление стражей порядка в планы Белова не входило.?

Поэтому Власов и Федор зашли раньше, сели около одноруких бандитов, начали игру. В назначенное и обговоренное с Оксаной время начали ссориться, сцепились. Охранники отвлеклись на них, брились разнимать, а в это время за их спинами проскользнули в логово Шамана Белов и

Шмидт. Но они никак не могли подумать, что Оксана выстрелит.

— Где Иван? — повторил свой — вопрос Белов.

— Какой Иван? — испуганно озираясь, спросил Шаман. — Я ранен, вызови «скорую»…

— Не валяй дурака, — сказал Белов. — Говори побыстрее, или я выстрелю, и тебе не «скорую» нужно будет вызывать, а катафалк!

Шаман, которому в висок дышал металлический ствол оружия, был весь в со-мнениях. Расскажи он Белову, что Ивана сразу же забрали у него люди Зорина, Белов кинется искать мальчишку и всем станет известно, что Шаман Ссучился, испугался и сдал все, что знал, Белому. И тогда Шамана свои паханы не похвалят, слабости и поражения не простят — опять заставят шестерить. А этого Шаман никак снести не мог. Но если он не скажет Белову сейчас про Ваню, тот его пристрелит — это точно, пристрелит, как расстрелял Каверина, Макса и остальных на стройке — он же не человек, он киборг-убийца, именно таким его и описали знакомые уголовники, когда Шаман обратился к ним за разъяснением, кто такой Саша Белый по жизни.

Поэтому смерть, которая смотрела в его висок в данную минуту, показалась Шаману реальнее, чем то, что может с ним произойти потом, когда Белов уйдет. Но уйдет ли он, не захочет ли пристрелить Шамана после того, как он скажет, где Ваня.

— Не убивай меня, я все скажу, только не убивай! — взмолился Шаман. — Я все расскажу, только обещай не стрелять!

— Обещаю, — коротко ответил Белов, — говори…

Бандиту деваться было некуда.

— Люди Зорина приходили ко мне, — прохрипел Шаман, — забрали мальчишку… сразу после того, как я его со свалки при-вез… денег мне дали… мамой клянусь…

Похоже было, что Шаман не врал. Не в том он положении, чтобы врать.

— Где паспорт Федора Лукина, который- твои гаврики у него отобрали?:— спросил Саша.

Шаман не понял, о каком Лукине идет речь, но кивнул на тумбочку, ту, в которой хранился пистолет, только на нижний ящик. Шмидт вытащил оттуда пачку паспортов и засунул их себе в разные карманы. Белов понял, что от Шамана ничего им больше не добиться.

— Пошли отсюда, — сказал он Шмидту и Оксане.

Он знал, где искать Зорина, поэтому допрашивать Шамана больше не было смысла. Белов вытащил обойму из пистолета, бросил ее в гигантский аквариум у стены, а сам пистолет зашвырнул под тахту. Потом распахнул дверь, чтобы выйти, но на пороге обнаружил толстую морду охранника, который преградил ему путь. Охранник только что выбросил из игрового зала Власова и вернулся на свое место — сторожить двери хозяина.

— А че это? А кто это? — удивленно спросил он, и рука его скользнула к кобуре.

Белов резко дернул головой, боднув охранника лбом в нос, а коленом ударил про-меж ног. Тот стал заваливаться, а Саша вы-дернул у него пистолет из кобуры, выщелкнул обойму, бросил ее себе в карман, а пистолет сунул обратно — охраннику в ко-буру. Шмидт и Оксана в это время про-шмыгнули мимо и пошли через зал по на-правлению к выходу из игрового зала.

Федор Лукин выполнил свою задачу на сто процентов. Когда охранник вытолкал его за дверь, он стал приставать к нему с извинениями, хватал за рукав, тот задержался на улице и только хотел вернуться в зал, как увидел перед собой Шмидта, которого узнал и которого Шаман велел своей охране и на сто метров не подпускать к заведению и в случае его появления тут же предупредить Шамана.

— А ну стой! — приказал охранник, и рука его скользнула к кобуре.

Шмидт резко дернул головой вперед, в точности повторив прием Белова. Охранник завалился на спину, а Шмидт, Оксана, Белов, Власов и Федя прыгнули в белую «девятку».

Матвей Рыков вернулся в Красносибирск накануне большого праздника на стадионе. В его секторе соцкультбыта работа кипела, как горячий ключ на Камчатке, но Матвей Алексеевич в этом кипении участия не принимал — его волновал только тот роковой выстрел, который должен будет прозвучать на стадионе и унести жизнь его брата.

Матвей сидел в кабинете и вполуха слушал доклад директора спорткомплекса, который рассказывал, что машина с досками не дошла до пункта назначения в том виде, в котором ее отправляли. Шофер остановился возле дома на обед, там выпил рюмочку и решил на работу больше не ходить, За ночь все доски из открытого кузова разворовали, и нечем теперь крыть сиденья на стадионе.

Матвей молча кивал и думал — ну какие на фиг доски, при чем тут доски, когда брата моего убьют? Но сказать этого директору спорткомплекса по понятным причинам не мог. Потом пришел директор Дворца культуры со своими ничтожными проблемами, потом потянулись просители — всякие замы из управления, чтобы Матвей выделил им пропуски на VIP-трибуну, где будет лучше видно столичную звезду, которую (Пригласили порадовать местное население. Затем пришел главный пиротехник — инженер, которого назначили ответственным за фейерверк, и сказал, что весь материал для салюта в подвале залило водой, он отсырел и теперь вряд ли загорится, а если загорится, то может взорваться.

Этот салют был последней каплей — младший Рыков выгнал всех из своего кабинета и заперся изнутри. Он твердо решил — сейчас пойдет и все расскажет брату! Пусть он не станет директором комбината, пусть будет получать свою нищенскую зарплату в той тысячи долларов, но пойти на братоубийство он не может!

С этим решением через полчаса он вышел из своего кабинета, прошел мимо очереди ожидающих его просителей и твердым шагом отправился наверх, где размещался кабинет генерального директора комбината. Там он сам оказался в такой N же очереди, что сидела у его кабинета. Но когда секретарша доложила, что пришел Матвей Алексеевич, Рыков-старший приказал пригласить его немедленно.

Тон, которым он это сказал в переговорник, услышали все. Этот тон не оставлял сомнений, что сейчас директору по социальным вопросам и быту что-то будет вставлено по самое некуда. Понял это и сам Рыков-младший и осознал, что нашел не самое подходящее время для объяснений. Но отступать было уже некуда, и он шагнул за порог кабинета генерального на мягкий ковер.

Брат был не один — вокруг него за сто-лом сидели те, от кого зависело, чтобы праздник прошел на ура: директор по финансовым, вопросам, директор по кадрам и начальник милиции города полковник Басовитый, в общем, люди, в присутствии которых Матвей по понятным причинам не мог и рта открыть относительно предстоящего покушения. Разговор с глазу на глаз не состоялся.

Решимость Матвея сознаться в предательстве исчезла без следа, а брат, увидев его, сразу же стукнул кулаком по столу и спросил раздраженно:

— Ты когда-нибудь что-нибудь научишься делать нормально или хотя бы на троечку?

— А что я? — испуганно захлопал глазами Матвей. — Что не так сделал?

После краткой, но выразительной речи, произнесенной братом, оказалось, что звуковая и световая аппаратура, которую при-вез Матвей из Москвы для праздника на стадионе, не годится для этих целей и место ее на свалке, а не на сцене. Закупку аппаратуры в столице Матвей пустил на самотек — он-то занимался переговорами с Зориным, ему некогда было копаться в тон-костях оснащения шоу-бизнеса, поэтому хитрые москвичи и подсунули лоху вместо оплаченной аппаратуры третий сорт и брак, наварив на провинциальном простачке немало денег. Из-за этого праздник оказался под угрозой срыва.

— Я все исправлю, — пролёпетал Мат-вей, — я поеду и все исправлю!

— Нет уж, не надо никуда ездить! — взорвался Олег Алексеевич. — Хватит! Все, за что ты берешься, разваливается, ломается и делается не так, как надо! Не пойму, как у нас с тобой могли быть общие мать и отец? В кого ты такой осел получился?

Полковник Басовитый гулко загоготал могучим басом, словно заводился колхозный трактор, остальные тоже разулыбались, глядя на униженного директора по социальным вопросам и быту. Словно сами все и всегда делали только на пять с плюсом! — Это как в сказках, Олег Алексеевич, — со смешком в голосе произнес директор по финансам, — младший брат всегда дурак, так что не огорчайся. Исправишь ситуацию. Возьмем аппаратуру в аренду в соседней области. Привезти еще успеем.

Матвея выгнали из кабинета оплеванного и униженного. Это же надо — какой-то директор по финансам назвал его дураком, а брат даже не вступи лея, не одернул за-рвавшегося холуя, не сказал, мол, ты говори, да не заговаривайся, это же мой родной брат. О том, что своей неудачной командировкой он нанес предприятию убыток и поставил под угрозу срыва все мероприятие, Матвей в этот миг не думал — в нем кипела злость. И он решил, что поделом будет Рыкову-старшему, если его пристрелят на стадионе. А когда это все свершится, он станет хозяином предприятия и тогда заставит директора по финансам ползать перед ним на коленях, пока, штаны не протрет, а затем Матвей его уволит. Нет, увольнять не будет — переведет простым бухгалтером во Дворец культуры, пусть себе локти кусает!

Ободренный мыслями о мести, Матвей разогнал из приемной просителей, закрылся в кабинете и в одиночку выпил целую бутылку армянского коньяка.

 

III

Поздно вечером Белову на мобильный телефон пришло короткое сообщение без обратного адреса, скорее всего отправленное из Интернета. Содержание его было таким: «На Олега Рыкова готовится покушение. Его планируют убить на праздновании юбилея комбината в Красносибирске в то время, когда будет произведен салют». На этом сообщение заканчивалось — ни подписи, ни каких-либо других данных, из которых можно было бы понять, кто именно послал это сообщение.

Дурацкая шутка? Но первое апреля дав-но уже позади, и с такими вещами не шутят. Тем более, если принять во внимание, что врагов у Олега Алексеевича хоть отбавляй, то вполне могло произойти и такое, что Рыкова захотят убить, чтобы избавиться от ненужного реформатора. И нити заказа этого покушения стопроцентно тянутся к Зорину — он давно уже облизывается на Красносибирский алюминиевый комбинат и хочет стать его хозяином. А в это время начальник службы безопасности этого самого комбината мотается по Москве в поисках своего сына. Конечно, в Красносибирске остались доктор Вонсовский и Витек, которые тоже не лыком шиты, но все- таки Белову самому нужно быть там, чтобы предотвратить покушение. Иначе, какой же из него начальник службы безопасности?

Но кто же послал это сообщение? Очевидно, это сделал тот, кто хорошо осведомлен в комбинатовских делах — приближен к самому Рыкову и работал или же работает на заказчика убийства. Но почему он решил предать хозяина и сообщить Белову о готовящемся покушении?

Александр стал перебирать в голове скрытых и явных неприятелей Рыкова, которые крутились вокруг него в системе комбината. Белов сел за стол на кухне в квартире Власова и стал рисовать портреты тех, кто мог отправить сообщение на его телефон. А таковым мог оказаться кто угодно — директор по финансам, по кадрам, Матвей Рыков, даже полковник Басовитый.

Стоп, пожалуй, Рыков-младший — наиболее вероятная кандидатура для предательства. В Матвее зависть жила рядышком с патологической трусостью. Рыков-младший мог влезть в авантюру с убийством брата, а потом испугаться собственного предательства, не решиться рассказать об этом старшему брату, а послать анонимку Белову Но на сто процентов быть уверенным, что это был именно Матвей, Белов, конечно, не мог. И он стал перебирать в уме других, сидящих в высоких креслах в Красносибирске, кому Рыков перешел дорогу. Их оказалось больше, чем страниц в блокноте, в котором он рисовал.

Белов понял, что как ни крути, а ехать ему в Красносибирск придется. Если он приедет заранее, до праздника, то у него будет время вычислить киллера и защитить Рыкова, а посему ехать нужно сейчас.

На кухню зашел попить водички Федор. Он и трое мальчишек жили теперь в квартире Власова, ожидая решения своей судьбы. Белов поговорил с ними, предложил переехать в Красносибирск. Зимой учиться в школе, жить интернате, а летом с Федором строить скита на берегу реки, как они и собирались. Лоцман почесал голову и согласился — все равно в Москве им оставаться было опасно — Шаман и его бригада-подождут, пока уедет Ванин отец, а потом найдут их и зарежут. Белов кивнул — мол, гак и будет. Пришлось и Тимохе с Ботаником согласиться.

— Что рисуешь? — спросил Лукин.

— Да так, размышляю, — ответил Белов.

— Ты прямо как Штирлиц, — сказал Федор, взглянув на рисунки. — Вот этот на Матвея Лукина похож, такая же мерзкая трусливая рожа с оттопыренными усами.

— Это он и есть, — ответил Белов и добавил: — Знаешь, обстоятельства сложились так, что мне придется уехать в Красносибирск.

— А как же Иван? Кто его вырвет из лап Зорина?

Белов и сам не знал ответа на этот вопрос. Но разорваться на двух Беловых он не МОЕ. В конце концов в Москве остается Шмидт, которого в поисках Ивана подгоняет Ольга. Белов знал, где искать Зорина, но подобраться к нему было непросто. Ведь следовало подобраться к нему так, чтобы припереть к стенке, чтобы не мог чиновник отвертеться от своей причастности к похищению Ивана. А как это сделать?

Шмидт предлагал взять бойцов, блокировать Зорина на дороге, вытащить из машины, надавать по ушам и заставить со-знаться, где спрятан Иван. Но это была уже неприкрытая война со стрельбой и прочими противозаконными действиями. У Зорина тоже была охрана, и неплохая к тому же, так что даже в случае «партизанского» нападения на его машину могли быть жертвы с обеих сторон, а Белов этого не хотел. А чтобы разработать его по сценарию спецслужб и прижать к той самой стенке без лишних жертв, требовалось время, которого У Белова уже не было.

Был еще план взять за жабры Шамана и отволочь его к старому знакомому Белова — генералу ФСБ Введенскому, рассказать, мол, так и так, вот свидетель, что Зорин организовал похищение моего сына, Введенский давно ищет, за какое место ему ухватить бы заскорузлого чиновника да стащить его с государственной должности, где от него вреда больше, чем пользы. Этот план показался и Белову, и Шмидту самым привлекательным. Они поехали за Шаманом, а того и след простыл — исчез, как Снегурочка над костром, даже облачка от него не осталось.

— Надо было сразу его крутить и тащить к Введенскому, — с досадой сказал Шмидт, садясь в свой бронированный джип.

— Умная мысля приходит опосля, — за-метил Арсений Степанович Власов — человек с большим жизненным опытом.

Белов согласился с ним. Так и не пришлось повидаться с генералом Введенским. Решили вместе со Шмидтом напрямую заявиться к Зорину и тряхнуть старика в переносном смысле, пригрозить, если понадобится, но оказалось, что самого Виктора Петровича в первопрестольной нет, он где-то в Европе, а в Москве остались только его невидимые помощники, которых чиновник менял, как перчатки. Зацепиться было не за что. Но Белов знал, что Зорину нужен совсем не Иван, а он сам, поэтому Александр ждал, что похититель сына рано или поздно объявится на горизонте со своими требованиями, а сейчас нужно было немедленно лететь в Красносибирск, чтобы предотвратить покушение.

По дороге в аэропорт Белов засомневался: а вдруг сообщение, пришедшее к нему на мобильный телефон — всего лишь уловка, чтобы заставить его уехать из Москвы. Но зачем и кому это нужно? Или наоборот, чтобы заставить его приехать в Красносибирск? Может быть, покушение готовят не на Рыкова, а на самого Белова? Так Витек предупрежден — Белова будут встречать. Вспомнив о Витьке, Белов вспомнил и о том, что сегодня не позвонил Ярославе.

Он звонил ей каждый день, спрашивал, как она себя чувствует — все-таки женщина была беременна. И все-таки что-то в их отношениях разладилось, и виноват в этом был не Белов. Ярослава стала какой-то не-живой, каменной — куда девалась веселая внучка таежника, с которой Белов по-встречался в поезде Москва — Владивосток? Саша и так уже делал все, что мог, чтобы Ярослава забыла о том, что с ней произошло.,

Пытался хорошего психотерапевта найти для нее, выписать из Москвы — отказалась, предлагал поехать отдохнуть на Карибы, на Гавайи, в Ниццу, наконец, но Ярослава наотрез отказалась, никуда не поехала. Где-то в глубине души Сашу тер-зала мысль о том, что его любимая женщина принадлежала какому-то арабу Омару — террористу, убийце и просто маньяку. Но Белов с головой погружался в работу, старался не думать о плохом и убедить себя в том, что Ярослава носит его ребенка. Хотя как он мог там оказаться, если у них толком ничего и не было — жили, как брат с сестрой в одной квартире. Ему бы рядом с ней сейчас быть; потому что нельзя человеку в депрессии одному оставаться, но не мог Саша сына бросить, так и разрывался между родными людьми.

Он набрал свой домашний номер в Красносибирске — телефон не отвечал. Саша глянул на часы — поздно уже, спит, наверное, девочка. Не стал больше звонить, перезвонил Витьку на мобильный. Тот обрадовался, что шеф наконец-то воз-вращается. Саша спросил у него о Ярославе — Витек ее сегодня не видел и не заходил к ней.

Тут такая запара с этим праздником, прокричал он в трубку, — Рыков- младший какую-то не ту аппаратуру привез, так мы мотались в соседнюю область. Я сам сейчас за рулем, только к дому подъезжаю. Могу зайти к тебе, привет от тебя передать Ярославе, сказать, чтобы перезвонила.

— Не надо, — ответил Белов, — спит она уже, наверное, зачем будить?

Отключился, и стало у него тревожно на душе. Где Ванька, жив ли он, не издеваются ли над ним. Было бы время, помчался бы в Европу, нашел бы там Зорина и окунул головой в Средиземное море или в Ла-Манш, чтобы признался, куда сына спрятал. И тут раздался звонок мобильного. Белов посмотрел на дисплей, Звонили из Красносибирска, на этот раз Вонсовский, который стал замом Белова по безопасности на комбинате. Справлялся доктор со своими обязанностями отлично. Недаром же говорят, что талантливый человек талантлив во всем.

— Александр Николаевич, — официально начал Вонсовский вполголоса, — хочу сообщить тебе важную вещь. В Красносибирске замечен человек Зорина — Сергей Литвиненко. Я тут узнал из своих источников, что он появлялся тут как раз перед тем, как Рыкова похитили, газету какую-то организовывал в пику Рыкову, демонстрации протеста проплачивал. Потом имел не-продолжительные романы с местными женщинами легкого поведения, одна из которых была подругой жены Рыкова и которая заманила нашего Олега Алексеевича на тот самый пресловутый пикник, где на него напали похитители, а обе женщины — и жена Рыкова и сама проститутка — погибли. И хотя Литвиненко маскируется, как хамелеон, чуть ли не в женское платье переодевается и живет под чужой фамилией, мы его вычислили все равно — опыт не пропьешь. Так что, думаю, его сегодняшнее появление связано с какой-то очередной пакостью.

Появление в Красносибирске верного пса Зорина Литвиненко только подтверждало версию о том, что на Рыкова готовится покушение, но говорить об этом по мобильному Белов не стал — у него еще было время приехать и рассказать все лично с глазу на глаз. А потом обезвредить Литвиненко, не дать ему выполнить задание Зорина.

В самолете ТУ-154 Белов уселся в кресло пассажира первого класса и сразу, еще до взлета, закрыл глаза, стараясь заснуть. Время перелета из Москвы в Красносибирск он хотел использовать с наибольшей пользой — выспаться. Жаль, засыпать по команде так и не научился. Чтобы расслабиться, Саша еще до вылета позволил себе опрокинуть в буфете рюмочку коньяку, закусить лимоном.

Убаюкивающе звучал мягкий голос стюардессы, она попросила всех пристегнуть ремни, и Саша, не открывая глаз, сделал это. Самолет побежал по взлетной полосе, оторвался от земли и взмыл в воздух. Теперь нужно было заснуть, не отвлекаться на мысли, которые лезли в голову со всех сторон. Белов приоткрыл глаза, взглянул в иллюминатор — внизу оставалась Москва с ее многочисленными домами, дорогами, машинами, людьми, которых уже совсем не видно.

Чем дальше от Москвы, тем становится меньше городов, а в Сибири и вовсе среди лесов и тайги промелькнет поселочек или городок и снова пустота — ни машин, ни людей, ни дорог.

Салон первого класса был заполнен пассажирами, только одно кресло перед Сашей пустовало. Сосед Белова, крупный бородатый мужчина, моментально заснул, уткнувшись подбородком в свой перламутровый галстук. Саша где-то видел этого мужчину, но не мог вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах. Таращиться на соседа, вспоминая, было признаком дурного тона, оттого Белов снова уставился в иллюминатор, где под крылом проплывали густые кучевые облака.

Саше никак не спалось. То гул самолета мешал, то терзали мысли о Ване, о Ярославе, о погибших братьях — Космосе, Пчеле и Филе, об Ольге со Шмидтом, о Феде с его новым выводком пацанят — Ваниных друзей. Федор как курица-наседка с ними — читает, рассказывает им что-то, а они слушают.

Мысли, все какие-то тревожные —. спать не дают. Стал Саша думать о своей жизни. Ведь могла она пройти и иначе, родись он в другое время. Просто привык быть первым, никому спуску не давать. Может быть, в тридцатые годы стал бы стахановцем, получил бы медаль из рук товарища Сталина, а потом бы в лагерь сослали. Нет, уж лучше в эпоху Брежнева жить. Поехал бы строить БАМ. Телогреечка, кирзовые сапоги, кирка и лом. А потом БАМ забросили, и жил бы Саша в деревянном сарае до сих пор. Куда ни кинь — везде клин.

Уж что ни говори, а Александру по его характеру, как это ни кощунственно звучит, года бы сорок первый — сорок пятый. Воевал бы, как его дед Сергей. Хотя, как дед маленькому Сашке рассказывал, и на его долю досталось перца. Когда немцы поперли, вместе с беспорядочной лавиной Красной армии отступал, теряя однополчан, от Харькова к Сталинграду, но Фрицы на мотоциклах и танках быстрее были, чем советская пехота в старых ботинках и рваных обмотках. Замкнули их в кольцо, и попал дед Сергей в фашистский плен.

Уже повели на расстрел деда Саши Белого, как он сам об этом рассказывал. И все — попрощался он с жизнью, стал Бога молить, хоть и был убежденным Атеистом, чтобы спас Господь его. И то ли на небе его

мольбу услышали, то ли просто жизнь так повернулась — повезло ему: среди прихвостней немецких он встретил своего старого друга по таганскому двору Борьку, по кличке Красный» Тот спас от расстрела деда Саши Белого.

Но с одним условием — Сергей Белов будет работать на врагов. «Жизнь дороже, — сказал тогда Красный, — а с фрицами сможем расквитаться, только если в живых останемся». Поскольку дед хорошо знал немецкий — образование получил от-личное, ведь был сыном партийного советского чиновника, впоследствии арестованного, то стал переводчиком у фашистов.

Потом дед и Красный бежали из плена, положив трупами чуть ли не роту фашистов, но для своих вместо героев стали изменниками, оба попали в штрафбат. А там встретили еще двух своих приятелей с одного московского двора. Редко такое бывало — из сотни тех, кто на фронте оказался в первые дни войны, только один-два вы-жили, а тут вчетвером уцелели, да еще вместе судьба свела…

И тут увидел Белов себя в оборванной гимнастерке без погон, с петлицами только, как в начале войны носили. И винтовка у него времен Первой мировой, а рядом дед Сергей прячется за болотистой кочкой и жестом показывает, мол, пригни голову, внучек, видать тебя фашистам, не дай Бог заметят, все погибнем. Саша оглядывается и видит друзей деда Сергея, только они какие-то желтые, как на потрескавшейся фотографии, которую хранил Саша как память о своем героическом деде до сей поры.

А за друзьями деда его друзья — Фил, Космос и Пчела, но не с винтовками, а с современными «Калашниковыми», а там дальше пробираются сквозь кусты Витек, Ватсон, Арсений Власов, Федор, Шмидт.

Поворачивается Белов к деду Сергею и говорит ему, мол, смотри, дед, какие орлы к вам на подмогу пришли! Фиг мы теперь фашистов пропустим. И тут из-за кочки выскакивает Зорин в эссесовском кителе да как заорет:

— Всем сидеть на месте, суки, а то взорву на хер самолет! Подохнете все, как собаки!

«Ой, е-мое», — подумал Белов.

— Кому сказано сидеть, б…! — орет стоящий в проходе между креслами спиной к Белову мужик. В правой руке, повисшей, как плеть, вдоль тела он держит что-то типа мобильного телефона или маленькой рации, а левой сдавил горло стюардессе.

«Наверное, еще не проснулся», — поду-мал Белов и попытался открыть глаза второй раз. Но не получилось — все, что про-исходило, имело место на самом деле. Толстяк в кресле рядом с Беловым сопел, как паровоз, и пытался проморгаться. И тут террорист повернулся, и Саша узнал его — это был Шаман собственной персоной! Он тоже узнал Белова и на секунду замер от удивления, но быстро пришел в себя и стал снова тыкать острым ножом в горло бортпроводницы так, что по ее шее потекла тоненькая струйка крови.

— Отпусти девушку, — спокойно предложил Белов, — поговорим.

— Поговорим, сука? — прошипел Шаман, еще сильнее сдавливая шею стюардессе. — Это из-за тебя мне пришлось бежать из Москвы таким образом! У меня блатные на хвосте сидят за то, что я Зорина тебе сдал! Я тебя убью, гнида!

На самом деле ни Белов, ни Шмидт ни-каких таких решительных действий пока не предпринимали, чтобы на Шамана с претензиями насели блатные или люди Зори-на. Скорее всего, у него просто сдали нервы. Вот он и решился на этот идиотизм с захватом самолета.

— Убивай, у тебя же нож, — сказал Саша, приподнимаясь в кресле, но ремень, который он забыл отстегнуть, не дал ему подняться с места.

— Сидеть! — заорал Шаман. — Взорву всех к чертовой матери. В багаже пластид, у меня в руках пульт, нажму на кнопку, все полетим к ангелам, мне терять нечего!

— А ты не блефуешь? — спросил Белов.

— Хочешь проверить? — спросил. Шаман, нервно кусая губы. — А это ты видел?

Он отдернул полу легкой куртки, и Бе-лов увидел на поясе у бандита две лимонки. Шаман сморщился от боли в плече, которое ему прострелила Оксана и которое было перевязано грязным бинтом. Похоже, Шаман был настроен решительно. Если ему удалось пронести на борт самолета гранаты, то где гарантия, что он не пронес в багаже взрывчатку.

— И чего ты теперь хочешь? — спросил у него Белов.

— Чего я хочу? — со злорадной усмешкой переспросил Шаман и сильно тряхнул испуганную бортпроводницу. — Ты тоже слушай, лярва, потом передашь летчикам мои требования! Я хочу, чтобы самолет летел в Пакистан!

— У — нас не хватит топлива… — робко пролепетала стюардесса.

— Я знаю! — нервно вскрикнул Шаман. — Не дурак, в школе учился! Пойдешь в кабину и скажешь, чтобы передали всем в самолете, что я не шучу! Чтобы все сидели смирно и выполняли все мои указания, если хотят жить! И чтобы летчики сели где-нибудь ближе для дозаправки и еще… пусть, когда мы сядем, привезут мне… или я взорву самолет… три миллиона долларов…

— Почему не четыре? — спросил Белов.

— Молчать! — заорал Шаман и толкнул стюардессу к кабине. — Ты, Белый, первый кандидат в покойники, поэтому лучше не шути!

И тут толстяк медленно приподнялся в кресле и, невнятно произнося слова, сказал:

— Я полпред, ням-ням, президента, в ням-ням округе…

— Сидеть! — заорал Шаман и наотмашь резанул ножом толстого полпреда по лицу.

Толстяк с рассеченной щекой упал обратно в кресло, едва не придавив Белова. Саша протянул ему платок, чтобы приложил к порезу. Так вот где он его видел — по телевизору Полпред президента в ка-ком-то из округов. Похоже, сказанное до-шло и до Шамана, он схватил толстяка за отворот пиджака и сильно тряхнул.

— Ты, жирный полпред, будешь моим главным заложником! — прошипел он ему прямо в ухо.

И ударил ногой назад, где в креслах си-дела, судя по виду, состоятельная парочка — моложавый мужчина в дорогих очках и ухоженная дама средних лет. Удар пришелся мужчине в плечо, и тот прижался к своей даме, которая от испуга чуть не вы-била стекло иллюминатора.

— Вы, два урода, валите отсюда в эконом-класс! — предложил им Шаман. — А вы, — это было уже обращение к Белову и полпреду, — ремни пристегните и помни-те — одно лишнее движение, я взрываю самолет!

Состоятельная парочка, прижимаясь к креслам, выскользнула из салона первого класса, и бандит плюхнулся на их места, вальяжно раскинувшись, В это время стюардесса сообщила, пассажирам, что самолет захвачен, попросила оставаться на своих местах и так далее, и тому подобное.

Шаман слушал сообщение с выражением крайнего удовольствия на лице. Пассажиры первого класса сидели ни живы, ни мертвы, в салонах остальных классов послышались голоса. Люди явно заволновались, но с мест не вставали, опасаясь непредсказуемых действий со стороны террориста.

 

IV

Виктор Петрович Зорин вернулся из Европы посвежевшим, отдохнувшим и бодрым. Ему предстояло теперь лететь на празднование юбилея Красносибирского алюминиевого комбината, но поездка эта его не вдохновляла. Из просвещенной благоухающей Европы в российскую глухомань кормить комаров — не слишком радужная перспектива.

Поездка была чисто имиджевой, необходимой для поддержания делового статуса. Кроме того, Зорин собирался стоять на трибуне рядом с Рыковым, когда того достанет пуля киллера, и тем самым отвести от себя подозрения в организации убийства.

Стоять рядышком с потенциальным покойником было занятием рискованным, ведь пуля, как говаривал генералиссимус Суворов, — дура, а штыком колоть Рыкова не представлялось возможным. Но Виктору Петровичу на карьерном пути приходи-лось не раз рисковать не только жизнью, но и честью, и богатством. Тут уж — кто не рискует, тот не пьет шампанского. Приходилось надеяться на верный глаз и твердую руку Сергея Литвиненко, которого уж не какие-то болваны обучали стрелять из снайперской винтовки, а самые настоящие спецы.

Тем более, уж совсем рядом с Рыковым он стоять не будет — поставит Матвея, потом можно сунуть директора по финансам, а слева полковника Басовитого да мэра Красносибирска на тот случай, если вдруг дрогнет рука у Литвиненко, чтобы пуля даром не пропала. Но это уж будет совсем промашка. Не такой все-таки Сергей Литвиненко мазила, чтобы с маленького расстояния не попасть в освещенную фигуру.

Кортеж машин Зорина подъехал к его загородному дому, обнесенному двухметровым забором с колючей проволокой по верху, расположенному на Рублево-Успенском шоссе, и въехал в распахнувшиеся ворота. Виктор Петрович вылез из машины, поздоровался с охраной и пошел в дом. Времени совсем не было — только принять душ, переодеться, доужинать и отправляться снова в аэропорт на самолет, летящий в Красносибирск.

У него был билет в первый класс, в Красносибирске его должен был встретить лично Матвей Рыков и проводить в апартаменты, поэтому Виктор Петрович постарался настроить себя на веселый лад, поднимаясь по лестнице, пропел: «Все выше, и выше, и выше», зашел в свою спальню, чтобы повесить в шкаф костюм, предназначенный для поездок в Европу, а взять оттуда один из сотни, пред-назначенных для поездок по России — поскромнее. Европа была поменьше Рос-сии, потому и костюмов для ее посещения у Зорина было меньше — всего около пяти десятков.

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — пел Виктор Петрович, снимая пиджак, брюки, рубашку и галстук и бросая их на кровать — прислуга все приведет в порядок и повесит в шкаф.

Сначала он решил выбрать костюм для поездки в Красносибирск, а уж потом принимать душ и облачаться в него. В черных носках, в майке и в семейных трусах Зорин подошел к высокому шкафу и раскрыл створки, напевая:

— А вместо сердца каменный топор, — он любил иногда извратить слова песни, чтобы было смешно.

Но то, что он увидел в шкафу, было гораздо «смешнее» того, что он только что придумал. В его шкафу сидел мужчина. Ладно бы у Зорина была жена, тогда бы этот факт хоть как-то можно было объяснить, но ведь жены-то у Виктора Петровича не было. Лицо обитателя шкафа скрывала черная маска с прорезями для глаз и рта, а весь он был облачен в такую же черную водолазку и черные брюки, оттого даже Зорин в собственном шкафу его не сразу заметил.

— Ты кто? — спросил удивленный Виктор Петрович.

— Я моль, — вполголоса ответил незваный гость.

— Остроумно, — кивнул Зорин, чувствуя, как ноги его становятся ватными, — как ты проник в мой дом, кругом охрана.

— Ты забыл, я же моль, — ответил чело-век в шкафу,

— А-а, понятливо протянул Виктор Петрович, отступая.

Но уйти ему не удалось — человек-моль тренированным движением выхватил из-за спины пистолет с глушителем и ткнул его в лоб Зорину. Виктор Петрович представил, как нелицеприятно будет выглядеть его труп в семейных трусах с простреленной головой, лежащий в луже густой и черной крови.

— Тебе не уйти отсюда, — онемевшими губами произнес Зорин, косясь на рук, сжимавшую пистолет.

— Ты забыл кое-что, — с усмешкой сказал киллер.

— Ах, да… — обреченно произнес Зорин. — Ты же человек-моль…

Но убийца не спешил стрелять, и Виктор Петрович тонким чутьем политика понял, что киллер пришел сюда не за его- смертью. Иначе к чему эти разговоры про, моль? Эта театральная пауза с приставленным ко лбу пистолетом?

— Что тебе нужно? — спросил Зорин.

— Не что, а кто, — поправил его киллер, — мне нужен Иван Белов, которого ты похитил.

— Вы ошибаетесь, — стараясь быть естественным, произнес Зорин, — як похищению i Ивана Белова не имею никакого отноше…

Договорить он не успел — резкий удар спецназовским ботинком человека-моли в пах прервал его речь. Киллер подхватил под мышки сгибающегося в конвульсиях Зорина, чтобы тот не упал на пол и не на-делал лишнего шума, удержал его, развернул и усадил в шкаф под висящие костюмы. Побледневший чиновник хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

— Врать нехорошо, — поучающе произнес человек-моль, — разве вас не учили в вашем пионерском детстве, что врать нехорошо, а, Виктор Петрович?

Зорин не мог ответить — от такой дьявольской боли он потерял дар речи. Киллер нагнулся к нему.

— Я еще могу дать по шее, — шепотом предложил он, — тоже ощущение не из приятных. Отнимаются обе руки, и происходит непроизвольное…..

— Не надо!.. — умоляюще прохрипел Зорин. — Не надо непроизвольного… Я все вам расскажу…

Он хлюпнул носом и сообщил, что Иван находится в одном из поселков недалеко от подмосковного города Пушкино. Сидит в подвале обычного деревянного дома, и его охраняют двое ребят из местной бригады, которым Зорин за это заплатил. Потом сказал, что без него этот дом ни за что не найти, потому что улицы там нет никакой и номера дома тоже нет. Только визуально можно запомнить.

Сказав это, Виктор Петрович испуганно посмотрел на своего мучителя — вдруг тот его сейчас пристрелит, не поняв, что Зорин для поисков дома нужен живым. Но похоже, человек-моль все понял. Он потер кончиком глушителя затылок и сказал:

— Собирайся, едем…

— Но как же мы выйдем, ведь везде ох-рана? — осторожно спросил Зорин.

— А это уже твоя забота, барин, — ответил киллер, определенно не лишенный чувства юмора, — я, например, никогда не поверю, чтобы у такого жучилы, как ты, не было потайного выхода прямо из спальни куда-нибудь на берег пруда.

Как в воду глядел человек-моль, сразу видно — профессионал. Был такой ход у Виктора Петровича, сделанный на случай непредвиденного визита ФСБ или кредиторов. Ни разу пока им Зорин не пользовался, видно, придется обновить.

По требованию человека-моли Зорин позвонил своему камергеру и сказал, что решил сегодня поспать, а в Красносибирск лететь завтра утром — как раз с утреннего рейса попадет на праздник. Дисциплинированный персонал принял указание хозяина к сведению, пообещав его до утра не тревожить.

За плитами стены оказалась потайная дверь, которая открывалась с помощью электронного ключа. Ход был узким, человек-моль затолкал туда Зорина и сам, прикрыв за собой дверь, пошел сзади, подталкивая для скорости уважаемого чиновника пинками. Метров через двадцать пройденного пути Зорин вдруг почувствовал озноб и осознал, что ступает он по бетонному полу подземного хода практически босыми ногами, на которых были надеты лишь тонкие итальянские носки. Кроме того, на нем были только семейные трусы, белая майка и эксклюзивные часы «Ролекс», которые стоили как автомобиль среднего класса.

— Ты прям как спортсмен, — усмехнулся позади киллер.

Но Виктору Петровичу было не до смеха.

Иван Белов сидел в тесной комнате в темном подвале и крошил маленькой серой мышке на пол кусочки хлеба. Мышка высовывала носик из норки и, когда корочка падала, стремглав бросалась за своей добычей, хватала ее и тащила к себе в домик. А потом снова высовывала свой любопытный нос, ожидая угощения. Иван смотрел на ее черные глазки-бусинки и думал о том, что если бы ему предстояло сидеть в этом подвале много лет, как человеку в железной маске, то он бы приручил мышь и она сна-

чала брала бы хлеб у него из рук, а потом сидела бы у него на плече и, держа корочку в своих маленьких лапках, грызла бы ее желтыми зубками.

И хоть сидеть много лёт в подвале Ива-ну не хотелось, но иного выхода он для себя не видел. Он уже обследовал каждый сантиметр пола и стен, пробовал открыть дверь, но все было бесполезно. Из-за того, что дневной свет не проникал в подвал, а помещение освещала только маленькая лампочка, Иван потерял счет времени — сколько он уже сидит в подвале, он не знал.

Его запихнули сюда и, казалось, забыли р нем. Хорошо еще хоть еду и питье не за-бывали приносить. Кормили хорошо. Судя по его меню, состоявшему в основном из закусок, а также глухим ударам басов, на-верху день и ночь веселились. Сторожить пацаненка — не велика задача. Раз в два- три часа окошко в двери приоткрывалось, в него заглядывал косой от пьянства глаз и, обнаружив Ваню на месте, окошко вновь закрывали.

Туалетом служило, ведро, которое раз в день Иван подавал в маленькую дверцу внизу большой двери, и его выносили. Своих сторожей он не видел, не помнил, и как оказался здесь. Очевидно, те бандиты, которым сдал его Бобер н свалке, накачали его какими-то наркотиками. Ему дали попить из бутылки с лимонадом, и он вырубился, словно упал в огромную яму, а очнулся уже здесь, в тесной комнатке.

Обстановка в подвале была убогой — железная кровать с грязным матрацем, ка-

кой-то огромный допотопный шкаф, высотой почти под самый потолок, и железный стул с высокой спинкой. В старом шкафу Иван отыскал кипу подшивок журналов за 1975 год, от скуки читая их, Иван узнал для себя много нового. Оказывается, раньше-то все люди жили очень-очень хорошо. Дети были веселы и здоровы, родители их ходили на работу, как на праздник, и жили богато, а квартиры им доставались в порядке очереди за успехи на производстве. Страна СССР была впереди планеты всей и в науке, и в производстве, и в вооружении, а не тащилась где-то за Африкой и другими странами третьего мира.

Вот только бумага у журналов была ужасного качества, не похоже было, что ее выпускали самые лучшие фабрики в мире, да и у счастливо улыбающихся на черно- белых фотографиях советских людей были очень печальные глаза. Это несоответствие Иван решил разъяснить у отца, когда его увидит.

Мышка пискнула в углу, и Иван посмотрел на нее. Нахалка уже не боялась мальчишки и, набив свой животик хлебом, бес-церемонно бегала по каморке.

— Погоди-погоди, — вполголоса сказал Иван, — сейчас я тебя поймаю.

И он ловко спрыгнул с кровати прямо на мышку, чтобы прижать ее ладонью к полу. Но серая бестия оказалась гораздо сообразительнее и быстрее Ивана, шмыгнула за шкаф. Между ним и стеной было пространство, Иван схватил с кровати матрас и закрыл щель с одной: стороны. Мышке некуда было деваться. Он перебежал на другую сторону и стал ждать когда она вылезет, но мышь не вылезла.

Ждал-ждал, ждал-ждал, надоело. Надо было как-то отодвинуть шкаф, посмотреть, где спряталась мышь. Но шкаф был очень тяжелым — здоровому мужику с места не сдвинуть. Но недаром Иван учился в престижном учебном заведении, законы Архимеда знал. Поэтому он сначала разгрузил шкаф от старых журналов, а потом засунул металлическую спинку стула в щель и воспользовался ею как рычагом. Шкаф поддался и поехал. Иван даже вспотел от напряжения, но был доволен. Мышь так и не появилась, зато Ваня совершил открытие в духе Архимеда.

За шкафом под самым потолком находилось заколоченное досками окошко. Наверное, его сторожам и в голову не пришло, что мальчишка повытаскивает из шкафа журналы, будет их читать, а потом сдвинет его с места с помощью рычага и обнаружит лаз. Мышь запищала и бросилась в норку, но Ивану до нее уже не было дела.

Оторвать доски было всего лишь делом техники — Иван воспользовался ножкой стула как гвоздодером. Устал, как черт, но надо было спешить — его давно не проверяли сторожа, могли заглянуть в окошко в любую минуту. Успокаивало только то, что наверху орала музыка, видимо, разгул был на полную катушку и об Иване просто напросто позабыли.

За досками оказалось стеклянное окошко, через которое Ивану вылезти было раз плюнуть — нужно только выбить стекла и разломать прогнившую деревянную раму.

С этим заданием Ваня справился вообще без труда, вылез в образовавшееся отверстие и оказался в густых зарослях крапивы.

На улице было уже темно. Куда идти, в какую сторону, Иван не знал, но это было уже и не важно — главное, что он на свободе. Иван привстал на завалинку, осторожно заглянул в дом и увидел здорового парня, который сидел за столом, заваленным едой, банками с пивом и бутылками с водкой, а перед ним танцевала полуголая девица.

Иван спрыгнул и, пробежав вдоль дома, выскочил в калитку. Он прижался к забору и вдруг увидел в тусклом свете, проникавшем из окон, что к дому, где его держа-ли, подъехал автомобиль с выключенными фарами. Из него вышел мужчина в черной шапочке-маске с пистолетом в руке, осторожно прикрыл дверь, подошел к багажнику и открыл его. Оттуда высунулась голова с заткнутым тряпкой ртом.

— Этот? — спросил мужчина с пистоле-том, кивнув в сторону дома.

— М-м-м, — кивнул тот, что лежал в багажнике.

Мужчина с пистолетом резко закрыл багажник, придавив своего пленника, потом постучал по багажнику и вполголоса сказал:

— Лежи тихо, останешься жив. В багажнике — это все-таки не в гробу, согласись?

Голос показался Ване знакомым, но он решил больше не искушать судьбу, повернулся и стремглав через кусты кинулся туда, откуда доносились звуки проходящей электрички.

Человек-моль остановил свои старые «Жигули», вышел из машины, вытащил с заднего сиденья связанного Зорина с заткнутым ртом и переместил его в багажник. Виктор Петрович не сопротивлялся — он был очень напуган и подавлен. Где-то в вышине послышался рев турбин самолета. Возможно, это был тот самый самолет, на котором он должен был улететь в Красносибирск.

Зорин представил себе теплые, просторные и уютные места для пассажиров первого класса, и по щеке его скатилась слеза. Киллер проехал несколько метров до указанного ранее Зориным деревенского дома, потом открыл багажник, чтобы пленник подтвердил, что они прибыли в нужное место. Закрыв Виктора Петровича в узком неудобном пространстве, еще и поиздевавшись над ним, намекнув, что багажник — все-таки не гроб, киллер осторожно приблизился к дому.

Но похоже, осторожность была совсем ни к чему — два. бандита местной группировки не проявляли чудеса бдительности и осмотрительности. Входная дверь была приоткрыта, оттуда доносилась веселая музыка и женский визг. Киллер заглянул в окошко и увидел, что один из охранников — узкоглазый, похожий на монгола здоровяк, носится по комнате за полуголой девицей, роняя на пол мебель, а она визжит от восторга, по пути скидывая с себя остатки одежды. Из второй комнаты вышел, щурясь от света, второй охранник со щербатым оскалом..

Щербатый хохотнул, увидев эти гонки половозрелого самца за самкой, и направился к выходу, по-видимому, в туалет, который находился во дворе. Когда он вышел на крыльцо в темноту улицы и только- только потянулся к ширинке, сильная рука схватила его за шею и толкнула прямиком на толстую яблоню, растущую у крыльца. Он ударился головой о дерево, ему кулаком врезали по почкам, а когда он от удара отшатнулся назад, тут же получил удар носком ботинка в солнечное сплетение, согнулся, заработал по шее ребром ладони, свалился на землю, получил несколько сильных пинков по уязвимым местам и потерял сознание.

Монгол тем временем уже ухватил свою пассию за руку и тянул в сторону спальни. Та сопротивлялась, но не сильно, и когда они оба закрылись внутри, человек-моль поднял с земли Щербатого и попытался привести его в чувство, чтобы спросить, где они прячут мальчишку Но, очевидно, он перестарался, когда дубасил его — бандит растекся, как желе, и приходить в себя никак не хотел.

Пришлось человеку-моли нарушить уединение Монгола с его пассией. Он влетел в спальню, как ураган, выбив ногой дверь, с пистолетом наготове. Две девки — одна, которая убегала от Монгола, и вторая, которая отдыхала после Щербатого, завизжали, как две сирены. Обнаженный Монгол смотрелся уморительно и растерянно прикрывался рукой, щурясь от света.

— Где мальчишка? — спросил человек- моль.

— Он в. подвале, — сразу же понял, о чем идет речь. Монгол.

— Сидите тихо, и вас не тронут, — сказал человек-моль, явно блефуя, ведь он был один, — а ты, — обратился он к Монголу, надень штаны и веди меня к Ивану

Когда дверь в комнатке, в которой сидел Ваня, открылась, Монгол первый увидел, что внутри никого нет — шкаф отодвинут, доски от окошка отодраны, стекло выбито. Монгол забежал внутрь, огляделся и растерянно всплеснул руками. Человек, который пришел за Иваном, понял, что мальчишка сбежал, а охранник ему больше не нужен, размахнулся и рукоятью пистолета ударил Монгола по голове. Тот обмяк и повалился на подшивки журналов, разбросанные на полу.

Человек-моль вышел на улицу и стянул маску-шапочку с головы. В падающем из окна свете блеснула его лысина. Он- вытер шапочкой вспотевшее лицо и снова натянул ее на голову. Это был Дмитрий Шмидт.

Виктор Петрович Зорин пролежал в багажнике целую вечность, прежде чем машина завелась и снова поехала. Руки и ноги затекли, его бил озноб, он весь перемазался; в каком-то мазуте и задыхался от неприятной смеси запахов бензина, машинного масла и вонючих тряпок. «Жигули» трясло на ухабах, избивая бока важного чиновника, кляп во рту не давал нормально дышать. Наконец, машина остановилась, багажник открылся, «человек-моль» вытащил его и грубо бросил на дорогу.

— Пристрелить бы тебя, гнида, — сказал он напоследок, — да руки марать неохота…

И пнул его ногой в живот с такой силой, что у Виктора Петровича помутнело в глазах. Человек-моль вытащил у него изо рта кляп, освободил от пут руки и ноги. Потом схватил за шею, отволок к кювету и сбросил вниз. Зорин покатился по крутому склону ломая ветки кустарника и больно ударяясь о камни и кочки. Остановиться он не мох; пока не наткнулся на большое дерево, не треснулся об него головой и не потерял сознание. Он не слышал, как на дороге завелся мотор «Жигулей» и они уехали.

Виктор Петрович очнулся, когда уже совсем стемнело, хоть глаз коли. Он с трудом осознал, где находится, голова трещала в затылке, и его сильно тошнило. Зорин сел на мокрую траву и с трудом вспомнил все, что с ним произошло.

Виктор Петрович выкарабкался из кювета на дорогу и присел на обочине в надежде поймать хоть какую-то попутную машину. Но была поздняя ночь, и редкие автомобили безучастно проносились мимо голосующего Зорина. Он с трудом поднимался на ноги и махал рукой, завидев свет фар, но ни одна машина не останавливалась — слишком уж непрезентабельно вы-глядел пожилой побитый и исцарапанный мужчина в трусах, носках и рваной майке ночью на дороге вдалеке от Москвы.

Виктор Петрович не знал, в какую сторону идти, становилось все прохладней и прохладней, он побрел по дороге куда глаза глядят, прошло около часа, но так ни одна машина и не затормозила возле него. И вдруг, о, удача, когда он совсем потерял надежду, около него остановилась старая ржавая иномарка, из которой неслась громкая музыка.

Зорин бросился к водителю.

— Товарищ, мне надо в город, — обрадованный такой удаче, воскликнул он, подвезете?

Толстомордый водитель нагло высунул свою небритую, грязную, пахнущую алкоголем и чесноком физиономию в окошко, оглядел потрепанную фигуру, остановил взгляд на часах, эксклюзивных часах «Ролекс», а потом гаркнул двусмысленно:

— Отвезем, старичок, отвезем! Погоди немного!

Задние двери машины громко хлопнули, и из них показались два дюжих зловещих силуэта, которые угрожающе двинулись к Зорину. Недобрые намерения их не вызывали сомнений. Кроме того, эти намерения подчеркивали большие бейсбольные биты, которыми силуэты многозначительно покачивали.

Виктор Петрович понял, что его сейчас будут бить, и, развернувшись, несмотря на боль во всем теле, попытался пуститься наутек. Но через мгновение после старта его настиг удар тяжелой палкой по спине между лопаток. Зорин споткнулся, задохнулся от боли и, падая, прохрипел:

— Я… я… я лично знаком с президентом…

Ответом ему был нестройный зловещий хохот. Его тут же ударили под ребра, тяжелым сапогом, скинув на обочину Из машины выскочили еще двое, кроме тех, что уже пинали Зорина, и они вместе еще долго- долго били по почкам, до тех пор, пока он не потерял способность передвигаться. Затем злоумышленники сняли у него часы «Ролекс», а самого Зорина опять скинули в кювет, прямо на свалку мусора.

В кювете Зорин пролежал почти до- утра. Он не мог передвигаться и мелко дрожал, укрывшись картонной коробкой. С восходом солнца он отогрелся и вылез из кювета. Грязный и окровавленный, босой, покрытый тряпьем, найденным на свалке; Зорин двинулся по дороге.

Он пытался взывать к милосердию людей и останавливать проезжающие машины. Но никто не хотел оказать помощи грязному, полуголому, окровавленному старику, укрытому, словно пончо, ветхой тряпкой. Наконец, губернатор заметил, что по трассе навстречу ему мчится автомобиль ГИБДД.

Зорин, собрав последние силы, выскочил ему наперерез.

— Помогите! — завопил он. — Меня ограбили!

Автомобиль гаишников резко затормозил. Машину занесло, она едва не сбила Зорина. Из автомобиля выскочил разгневанный водитель и, подбежав, с ходу, не разбираясь, в чем дело, залепил Виктору Петровичу в зубы, которые и так едва держались.

— Куда ты, рожа бомжовская, лезешь? — заорал он. — Из-за тебя, отброса, я в тюрьму садиться не хочу!

— Я Виктор Петрович Зорин, — проце-дил несчастный, выплевывая выбитый зуб, — меня ограбили. Мне срочно нужно в город!

— Да мне плевать, кто ты! — сказал рассерженный милиционер и снова ударил Зорина, но уже носком сапога под колено, от-чего несчастный чиновник завалился на дорогу

Зорин завыл от той бездны унижения; в которую он свалился! Еще вчера эти гаишники вытягивались в струнку, когда его машина проезжала мимо, а он их в упор не видел. Теперь же они избивают его, глумятся над ним. Зорин заплакал от боли и обиды.

— Ты чего, не видишь, сержант, — за-кричал из машины второй милиционер, — это же стопроцентный клиент психушки. Давай, волоки его сюда, отвезем по назначению.

— Да ну его, пусть валяется, — сказал в ответ сержант, — он нам машину всю за-пачкает.

— Сдохнет ведь, — крикнул милиционер, который был явно старше по званию, — тащи, повезем.

— Сдохнет, так одним куском дерьма будет меньше, — пробормотал сержант.

Как оскорбительно и жутко было высокопоставленному чиновнику слышать эти слова.

— Вставай, падаль! — прикрикнул сержант. — И благодари бога, что у нас лейтенант такой добрый!

Зорин поднялся на ноги и, хромая, по-ковылял к машине. Сев на заднее сиденье, потерял сознание. Очнулся, когда его под руки вели по белому коридору два огромных санитара. Врач шел впереди, размахивая руками.

— Доктор, — тихонько позвал Зорин, — помогите мне.

— Поможем, поможем, — не оборачиваясь, ответил доктор.

— Я высокопоставленный чиновник, моя фамилия Зорин, — сказал Виктор Петрович,

— Так-так, — ответил доктор, не оборачиваясь, — это любопытно. — И где же вы служите? В Кремле?

— Вы что, мне не верите? — закричал потерявший самообладание Зорин и стал вырываться из рук санитаров.

Но они держали очень крепко — это была их профессия — держать крепко.

— Так-так, хорошо, тихо-тихо, так-так, допустим, я вам верю, — успокаивающим тоном ответил доктор, — тогда объясните, что же вы делали на дороге рано утром, в старом одеяле?

— Меня ограбили и избили неизвестные, — ответил Зорин, — мне нужно срочно позвонить! Дайте мне позвонить!

— Дайте ему позвонить, — сказал доктор.

Санитар полез в карман, достал и про-тянул на ладони Зорину маленький никелированный колокольчик, каким обычно приманивают рыбу.

— А-а, — заорал Виктор Петрович, схватил колокольчик с ладони санитара и метнул им в доктора, — вы издеваетесь надо мной!

Колокольчик попал доктору прямо в глаз, и тот вскрикнул от боли. Тут же два амбала профессионально скрутили бедного чиновника и повалили на пол.

— Помыть его, одеть в фиксирующую рубашку и к буйным, — приказал доктор,

потирая ушибленную бровь, — будем оформлять.

— Не-е-ет! — завопил Зорин так, что все больные в психдиспансере вздрогнули…

 

V

Сообщив о захвате самолета, в салон первого класса вернулась смертельно бледная, стюардесса, Ее шея в месте пореза была перевязана белым бинтом. Она протянула аптечку с медикаментами полпреду, чтобы тот мог обработать рану на щеке. Шаман выхватил аптечку из ее рук, проверил, чтобы там не было ничего лишнего, и отдал ее полпреду.

— Ты, крыса, — обратился Шаман к стюардессе, — сейчас пройдешь по салону, соберешь у всех мобильники и отдашь мне. Начнешь с этих двух! — он ткнул пальцем в Белова и полпреда. — А если кто чего пискнет, скажи, я подойду и самолично горло перережу! Вон у Белого спроси — он меня знает, я не остановлюсь ни перед чем!

Стюардесса сразу же подчинилась террористу — сходила за мешком для мусора и начала собирать телефоны. Полпред пытался возражать, что, мол, у него канал правительственной связи, но Шаман подскочил к нему, взмахнул ножом, выхватил телефон, бросил на пол и растоптал его каблуком. А потом сразу же протянул руку за мобильником Белова, подцепив пальцем кольцо на лимонке — мол, только дернись — взорву Пришлось отдать.

За стеклом иллюминатора внизу мирно проплывали белые облака. Самолет накренился набок и поворачивал. Шаман сунул мобильник Белова себе в карман, завалился на кресла, вытянул ноги, достал из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и за-курил, пуская густые клубы дыма. Полпред и Белов покосились на него.

— Чего вытаращились, недоумки? — спросил террорист и с наглой усмешкой пояснил: — Я всю жизнь об этом мечтал. А то достали меня уже в самолетах — «не курить, пристегнуть ремни»! Хочу и курю, поняли?

Белов и полпред одновременно отвернулись к иллюминатору. Шаман накурился, затушил сигарету об обшивку самолета и сказал пассажирам первого класса:

— Ну че, буржуи, сидите смирно, я пойду проверю наших стюардесс. Пощиплю их за упругие ягодицы. А ты, Белый, и ты, полпред, сидите тихо, иначе кого-нибудь из вас я точно зарежу!

Сказав это, он удалился. Полпред покосился на Сашу и осторожно спросил:

— А вы случайно не депутат Госдумы Александр Белов?

— Я был депутатом Госдумы, теперь я начальник службы безопасности на Красно- сибирском алюминиевом комбинате, — ответил Саша.

— Именно к вам на юбилей я и летел, — печально вздохнул полпред, — должен был лететь еще один человек, — полпред кивнул на пустующее кресло, — да, наверное, к своему счастью опоздал на самолет…

— Что за человек? — скорее из стремления поддержать разговор, чем из любопытства поинтересовался Белов.

— Виктор Петрович Зорин, — ответил полпред, — он был в Европе, наверное, не успел вернуться…

— Зорин? — переспросил Белов.

Оказывается, человек, которого он искал в Москве, должен был сегодня сесть перед ним в самолете. Вот это был бы сюрприз! Бывают же такие совпадения. Значит, Зорин остался в Москве надо срочно звонить Шмидту. Черт, как позвонишь, если Шаман сломал все телефоны?

— А вы и Зорина знаете? — по реакции Белова понял полпред. — Ну это-то меня не так удивляет, как то, что вы и с бандитом, который захватил самолет, тоже знакомы…

Белов не стал рассказывать полпреду, где и при каких обстоятельствах судьба свела их с Шаманом, сказал только:

В одном вы можете быть стопроцентно уверены, что я с ним не заодно.

— Я понимаю, — пронямкал толстяк, покачал головой и замолчал, обреченно уставившись на свои ботинки крокодиловой кожи.

Белов же в это время судорожно соображал— что же делать, что предпринять?

Напасть, попробовать вырубить Шамана, когда он вернется в их салон? Вероятность удачного исхода этой операции примерно пятьдесят на пятьдесят. В случае неудачи самолет взорвется. Если Шаману удается дернуть за кольцо лимонки и гранат взорвется, последствия будут плачевными. Может, выбить иллюминатор, пробить обшивку, самолет разгерметизируется, погибнув люди.

Нет-нет, все-таки торопиться не стоит. Если понадобится посадка для дозаправки — они все-таки будут на земле, наверняка подтянут спецназ — можно будет;, что-то предпринять, чтобы обезвредить маньяка. И тут Белов вдруг вспомнил о- своих делах, по которым он и полетел в Красносибирск. Праздник на стадионе состоится уже завтра — он не предупредил никого о том, что на Рыкова будет совершено покушение! А теперь он вряд ли успеет предупредить хотя бы Ватсона или Витька о том, что Олега Алексеевича хотят убить.

Нужно во что бы то ни стало позвонить по мобильному! Но не будет же он тут прямо при всех говорить о планирующемся убийстве. Хотя, похоже, другого выхода нет. Саша повернулся к Шаману и попросил у него свой телефон, чтобы сделать только один звонок. Он сказал бандиту, что нужно предупредить человека, на которого готовят покушение. На что Шаман расхохотался и заявил:

— Мне наплевать на того человека и на всех остальных людей! Меня волную только я сам!

Он вытащил из кармана телефон Белова и поступил с ним так же, как и с телег фоном толстяка — раздавил его на полу каблуком. Белов в бешенстве попытался вскочить, но полпред удержал его и шепотом попросил:

— Успокойтесь, или он взорвет нас всех!

Тем временем стюардесса вернулась с мешком сотовых и отдала его террористу Спросила — можно ли подавать ужин пассажирам. Шаман подумал и согласился, ушел со стюардессой и вернулся уже без мешка. Довольный собой, сказал, что никто не сможет никуда позвонить. Зачем он это все делал, было непонятно.

После того, как все в самолете поели, стюардесса подошла к Шаману и передала ему, что с земли предлагают посадить самолет на военном аэродроме между Москвой и Красносибирском. Там их ТУ-154 дозаправят и туда же привезут требуемые Шаманом три миллиона долларов. А потом ТУ-154 направится в Пакистан. Но взамен его просят освободить в пункте пересадки женщин и детей, выпустить их из самолета.

— А если я скажу нет, что тогда? — за-орал Шаман. — Спецназ пустят меня брать? Я взорву на хрен этот самолет, если хоть кто-то к нему приблизится на расстояние прямой видимости!

Белый видел, что у Шаман сильно нервничает. Нет у него самообладания для того, чтобы довести начатое дело до конца — он распсиховался, руки дрожат, весь пятнами пошел, да еще и к алкоголю прикладывается. Того и гляди предохранитель в голове перегорит, Шаман сорвется и нажмет на кнопку своего взрывателя или дернет за кольцо лимонки.

Чтобы угонять самолет, нужно иметь холодный ум и здоровую психику — бывший обиратель нищих попрошаек на эту роль не годился. Но его нервный срыв можно было направить в нужное русло — попробовать отговорить его от этой затеи с Пакистаном и тремя миллионами долларов, уговорить сдаться властям. Но сначала нужно было удачно приземлиться.

Испуганная стюардесса сбежала, самолет тем временем пошел на снижение, Шаман засуетился, стал бегать взад-вперед по салону и угрожать смертью и без того напуганным пассажирам. Потом бросился на свое место и пристегнулся.

Стали садиться, самолет коснулся земли, сильно стукнулся и начал трястись, словно перфоратор. Женщины громко визжали, не-которые мужчины тоже, полпред усиленно крестился. Пилот активно тормозил, видимо, взлетная полоса была слишком короткой для ТУ-154. Наконец самолет остановился и затих. Выбежала стюардесса и стала успокаивать всех, что ничего страшного не случилось, просто полоса не предназначена для ТУ-154 и не освещена, оттого приземление на ней было рискованным, но все обошлось.

— Суки, вы другого аэродрома найти не могли! — бушевал Шаман. — Чуть меня не угробили!

Белов выглянул в иллюминатор. Вокруг ни строений, ни огней — в иллюминатор ничего не видать, на часах уже далеко за полночь, но в самолете никто не спит — мужчины в напряжении, женщины тоже, дети, хоть и не слишком хорошо понимают, что происходит, но многие, чувствуя настроение родителей, хнычут, или плачут.

— Только бы не пустили спецназ, — прошептал Белову полпред, — этот сумасшедший взорвет самолет!

Полпред был прав — дураков много и в армии, и в ФСБ, дадут приказ брать ТУ-154 штурмом. Пока вломятся в самолет, Шаман успеет дернуть за кольцо гранаты. Саша искоса наблюдал за террористом и в какой- то момент увидел, что ему здорово не хватает мужества и ума в принятии решений. Раньше у него все шло по накатанной — на место смотрящего за попрошайками его посадили, когда прежнего убили в пьяной драке. Поэтому схема по отъему денег у попрошаек уже отлажено работала — Шаману не приходилось вносить никакого ноу- хау, только следить, чтобы механизм не сломался.

А оказавшись в непривычной для себя ситуации, он растерялся. И напарника у него не было, чтобы посоветоваться. Это все Белов уловил и посоветовал негромко, когда террорист оказался рядом с его креслом:

— Детей и женщин лучше отпустить, за-чем зря злить федералов?

— Что? — обернулся Шаман. — Ты что мне тут советы даешь? Ты подставить меня хочешь?

— Тебе хватит в качестве заложников членов экипажа и нас с полпредом, — спокойно продолжил Белов, — за всем самолетом трудно уследить, ведь ты один. Да и зачем тебе лишние люди — воющий детский сад женщины, которые могут сорваться и броситься на тебя? Отпусти их всех от греха подальше.

Шаман понимал, что Белов говорит верные дела, но показать, что он следует его советам, сразу не мог. Поэтому замахнулся ножом. Пришла стюардесса и позвала его в кабину пилотов для переговоров. Белов напряженно всматривался в темноту, стараясь разглядеть, что же происходит там, за стеклом иллюминатора. Но тьма такая, хоть глаз коли — ничего не видно. Минут через десять вернулся Шаман. Он выглядел успокоенным.

— Поменяю баб и сопляков на фээсбэшного генерала, — усмехнулся Шаман, — и полетим дальше. Сначала получу деньги, потому уже выпущу пассажиров.

Он приказал стюардессе открыть двери, а сам забился в угол, вытащил свой взрыватель и сказал демонстративно громко:.

— Я их предупредил — если будет по-пытка захватить самолет, то я взрываю! На том свете скажете спасибо ментам!

Минут через пять по подкатившему трапу взошел человек с большой сумкой в руке и появился в проходе. Белов обомлел — это был генерал Введенский, его старый знакомый, на которого он работал когда-то и который его не раз вытаскивал из неприятных ситуаций. Генерал узнал Белова, но ни один мускул на его лице не дрогнул, Саша тоже благоразумно про-молчал — ни к чему Шаману знать, что они знакомы.

— Полпред, возьми у генерала сумку и передай мне! — приказал террорист, держа большой палец правой руки на кольце лимонки. — И пусть он руки поднимет и не опускает!

Полпред подчинился, генерал тоже, и когда сумка оказалась у Шамана, тот быстро открыл молнию и, увидев внутри нее плотные пачки долларов, нервно захохотал. Пересчитывать деньги он не имел возможности, потому что постоянно оглядывался на стоявшего в проходе с поднятыми вверх руками генерала.

— Повернись! — приказал Шаман. — Сними куртку! Задери брюки!

Введенский повернулся, снял куртку, задрал брючины, показав, что он без оружия, и тогда Шаман велел ему сесть перед Беловым.

— Выпусти женщин и детей, — сказал Введенский, — как обещал…

— Без тебя знаю, тварь ментовская! — сердито ответил Шаман и приказал стюардессе выводить людей.

Когда последняя женщина сошла с трапа, стюардесса закрыла дверь. Белов судорожно, думал что же предпримет Введенский, ведь не даст он Шаману угнать само-лет в Пакистан.

— Ну что, полетели? — повернулся к террористу генерал.

За иллюминатором полная чернота, только звезды в небе, словно летит самолет в космическом пространстве, а не над землей к границе с Пакистаном. Белов поворачивается, а рядом с ним вместо полпреда сидит Космос с лицом важными и суровым. В руках у него фляжка с коньяком, из которой он изредка пригубляет.

— Ты как здесь, Кос? — удивляется Белов.

Тот поворачивается к нему и кивает на соседний ряд кресел — там нет Шамана, сидят Пчела и Фил. Фил дремлет, а Пчела читает книгу Дубова «Большая пайка»!

— Вот этого быть не может, — понимает Белов, — чтобы Пчела добровольно что-то читал, да еще олигарха Дубова — этого; быть не может. Это сон!

— Нет, это не сон, Саша, — отвечает ему Космос, — мы теперь вместе, и что это значит?

«Что это значит? — думает Белов. — Мы вместе, что это значит?».

Загадка кажется ему неразрешимой» словно Космос предложил ему решить теорему Пифагора, решение которой Саша за был сразу же после окончания школы. Он мучительно думает и не находит ответа Космос и Пчела посмеиваются над ним, что он не может решить такой простой задачи. Фил просыпается и подсказывает Саше:

— Ты теперь там, где и мы…

Страшная догадка пронзает мозг Саши — он теперь там же, где и они, значит, он тоже умер. Но когда, как? Он начинает вспоминать, что с ним случилось перед смертью. Шаман, захват самолета, полпред с заклеенной пластырем щекой и напуганная стюардесса. Дальше появился Введенский с сумкой, набитой долларами. Он повернулся и спросил: «Ну что, поехали?»

А что было дальше? Может быть, нервы Шамана не выдержали, и он-таки дернул за кольцо гранаты? Но ведь взрыва не было? Хотя недаром говорят — своя пуля не свистит. Возможно, осколок, гранаты пробил его голову раньше, чем он смог услышать взрыв. Вот оно как оказалось — умирать-то легко!

А почему тогда он в самолете? Где же райские кущи? Хотя какие райские кущи такому грешнику, как он, скорее всего он попадет в ад. Но почему тогда он летит на самолете, разве в загробной жизни есть самолеты? Он осмотрелся и увидел, что он вовсе и не в самолете, а в какой-то темной пещере совсем один сидит на камне. Друзья куда-то исчезли, а со всех сторон его окружают люди, и он их узнает — с одной стороны покойная мама с печальным лицом, родители Пчелы, его первая любовь Ленка, а с другой убитый Муха, Каверин, Макс…

Белову становится не по себе — он не ждал этой встречи. И вдруг появляется Олег Алексеевич Рыков, качает окровавленной головой с простреленным точно посередине лбом и говорит укоризненно:

— Что же ты, Саша, не предупредил о том, что меня хотят убить? Как же нам теперь с тобой быть, ведь комбинат беспризорный остался?

Саша чувствует, как на сердце его со всех сторон что-то давит. Если бы только комбинат остался беспризорным — фиг с ним, с комбинатом, на него охотников много. А вот Ванька остался беспризорным — этого уже не исправить! Хорошо еще, что хоть среди покойников его нет значит, жив мальчишка. А Ярослава? Как же она без него теперь, ведь она беременна? Кто о ней позаботится? А Витек, Ватсон, Федор и Власов? Нет, не время еще Белову умирать! Никак не время! Появится перед ним архангел, попросится он у бога вернутся обратно на землю. Ведь нельзя ему умирать теперь, никак нельзя! И так страшно захотелось Белову жить, что он проснулся!

Вокруг больничная палата, белый потолок, голова болит, как после затянувшегося банкета. На койке рядом спит похрапывающий полпред, а у окна на кровати сиди? Введенский. Генерал читает газету. Он увидел, что Белов очнулся, встал, пошатнулся, удержался за спинку кровати и улыбнулся.

«Так что это, я не умер, или меня архангел воскресил?» — подумал Белов, оглядываясь вокруг.

Скосил глаза на свое тело, накрытое одеялом, чуть-чуть пошевелился — никаких ранений вроде бы нет, голова только сильно болит. Потрогал голову — ни бинтов, ни ссадин. Введенский тоже цел-целехонек, да и на похрапывающем полпреде не видно окровавленных бинтов.

Генерал тем временем подсел к Саше на кровать. Белова терзал вопрос — что же случилось, что это было перед тем, как проснуться — обычный сон или же он все-таки умер и побывал в загробной жизни. Братья, враги, мама…

— Ну с добрым утром, — улыбнулся Введенский, — голова не бо-бо?

— Как с перепою, — хрипло ответил Белов, — а что вообще произошло?

— Спецоперация по освобождению заложников, — хитро ответил Введенский, — могу тебе сказать, что все нормально, вое пассажиры и экипаж живы.

— А Шаман?

— Шаман там, где ему и положено быть, — ответил генерал, нахмурившись, — в следственном изоляторе в Москве.

— А мы?

— А мы с тобой в госпитале летной военной части, — поясню: Введенский.

— Что случилось-то? — спросил Белов. — Я ни фига не помню!

Он никак не мог понять, каким таинственным образом из салона самолета он переместился в госпиталь.

— С сумке с долларами была специальная емкость с усыпляющим газом, — ответил Введенский, — она действует моментально. Тысячной доли в воздухе хватает, чтобы вырубить человека на несколько часов. Когда все женщины и дети покинули самолет, я нажал на устройстве управления, вмонтированном в часы специальную кнопочку, и газ пошел, Шамана и вас с полпредом сильно окатило, а я подальше сидел, потому и очнулся раньше. Кстати, гранаты на поясе у Шамана оказались пластмассовыми учебными, а в багажном салоне вообще никакой взрывчатки не было.

— Значит, зря весь этот сыр-бор, — понял Белов, садясь на кровати, — надо было мне скрутить его, надавать по шее и все бы закончилось.

— Нет, — помотал головой Введенский, — рисковать нельзя было, ты правильно сделал, что не полез. Никто ведь не знал, что гранаты учебные, а в багаже нет пластида. Тем более, Шаман человек с больной психикой, с ним нужно быть предельно осторожными. Но вы с полпредом держались молодцами.

— Да уж, — усмехнулся Белов, — слетали в Красносибирск…

Введенский нахмурился еще больше и сказал:

— Саша, у меня для тебя не слишком хорошая новость. Произошло несчастье. Олега Рыкова застрелили из снайперской винтовки на празднике в Красносибирске.

— Как застрелили? — подскочил на кровати Белов. — Когда? Праздник же сегодня только должен был состояться!

Введенский покачал головой.

— Мы с тобой лежали без сознания почти двое суток, — объяснил он, — газ так действует. Нам снотворное кололи, иначе бы мы от головной боли сдохли просто. Так что праздник в Красносибирске ты проспал, да и не праздник там получился, а — сам понимаешь…

Белов в отчаянии стиснул зубы, обхватил голову руками и склонился над своими коленями. Это он виноват в смерти Олега Алексеевича, это он понадеялся на авось и не предупредил охрану Рыкова и его самого о готовящемся покушении! Осознание этого тяжелым грузом легло на совесть Белова. Но время было потеряно — ошибку никак уже было не исправить.

Олег Алексеевич Рыков был уже мертв.

 

VI

Матвей Алексеевич Рыков всегда отличался тупостью, но когда ему грозила опасность, у него автоматически включались какие-то дополнительные резервы защиты, вынуждавшие заработать еще пару-тройку извилин его убогого мозга.

Обидевшись на брата и его окружение, Матвей решил сначала не препятствовать покушению — пусть оно идет как идет. Но затем он вернулся домой, выпил две бутылочки немецкого пива, злость его прошла, и ему стало страшно. Жена, как обычно, не обратила внимания на угнетенное состояние мужа — ее больше волновал приближающийся юбилей комбината и извечный женский вопрос — что надеть, когда надеть нечего?

Матвей попытался заговорить с ней, чтобы она его утешила, но жене было не до того, нужно было договориться с парикмахером о покраске и укладке волос. Тогда Матвей закрылся в своем кабинете и решил ночевать на диване. Жену, похоже, это не расстроило. Он включил телевизор и стал смотреть криминальные новости, в которых рассказывали о задержании заказчиков убийства некоего бизнесмена. Их волокли за шиворот с закованными за спи-ной руками в милицейский козелок. Матвей представил себя на их месте, представил, как его заталкивают в камеру к уголовникам, как они окружают его, он кричит, что, мол, я, директор по социальным вопросам и быту Красносибирского алюминиевого комбината, а волосатый па-хан с наколками на груди говорит ему: а здесь ты будешь директором параши.

Матвей Алексеевич торопливо выключил телевизор, чтобы не травмировать себя, сел за компьютер и решил выйти в Интернет, побродить. Он никогда не освоил бы компьютера, если бы в сети не было порно сайтов, которые манили к себе директору по соцвопросам и быту, как магнит. Пришлось изучать компьютер, ходить на курсы по освоению Интернета. Еще Матвей Алексеевич посылал посредством всемирном? паутины сообщения своим молодым любовницам — хореографу Дворца культуры тренеру по плаванию, назначал им свидания.

И вот он решил сначала написать или письма, а потом уже зайти на любимый порносайт. Первой загрузилась страница с новостями, и Матвей опять увидел материал о том самом задержании заказчиков, убийства бизнесмена, который только что: давали по телевизору. Ему показалось, что за спиной его появился полковник Басовитый, положил ему руку на плечо и сказал своим негромким басом:

— Пройдемте со мной, гражданин Рыков! Место под нарами для вас уже освободили…

Матвей Алексеевич вздрогнул и обернулся. Никакого полковника за его спиной не было. Он облегченно вздохнул. Что-то внутри мучило и мучило его, не давало забыться. Совесть? Но ведь когда он бессовестно воровал на комбинате все, что плохо лежит, никакая совесть его не мучила! Может быть, это происходит оттого, что люди, достигшие уровня Матвея Алексеевича, не видят никакого иного способа обогащения, кроме воровства и взяток, оттого и совесть их спокойна. Кроме того, возможно, совесть Матвея молчала бы, если бы ему предстояло участвовать в покушении на того же гада Белова или директора по финансовым вопросам — а тут все-таки родной брат!

Он собирался написать любовницам, что после празднования юбилея на стадионе поедет с ними в сауну, но вспомнил, что его брата убьют и поэтому его поездка с девочками будет выглядеть не слишком красиво.

«Мерзкий братоубийца!» — шептала неугомонная совесть, и Матвей просто на автопилоте набрал одним пальцем на клавиатуре следующее: «На Олега Рыкова готовится покушение. Его планируют убить на праздновании юбилея комбината в Красносибирске в то время, когда будет произведен салют». Потом ввел телефон Белова и нажал на кнопку «Отправить».

Сообщение ушло. Где-то в далекой Москве Белов его получит, но никогда не узнает, кто его ему послал. Теперь совесть Рыкова-младшего немножко успокоилась — он уравновесил шансы, и теперь уже от него ничего не зависит. Белов сможет защитить его брата, а Зорин никогда не узнает о том, кто предупредил Белова.

Сначала Кабан хотел рассказать Семену о готовящемся на Рыкова покушении и таким образом попасть в число приближенных к директору комбината. Но пока он самым первым утренним рейсом в день праздника на стадионе летел из Москвы в Красносибирск, в голову ему пришла другая мысль. Если Рыков останется на своем посту, то рядом с ним всегда будет Белов, который не слишком-то благоволит. Кабану.

А стало быть, удачное продвижение Кабана на рынок Красносибирска окажется под угрозой, его просто выдавят из региона. А ведь он так хорошо начал — договорился о поставках конфет из Москвы, и первые две фуры уже вышли.

То есть, чтобы закрепиться в Красносибирске, нужно было как-то отстранить Белова от влияния на ситуацию в городе. И самый простой способ, пришедший Кабану в голову, — просто не мешать убийству Рыкова, которое затеял Зорин. После смерти Рыкова начнется передел собственности, водичка замутится, а Кабан знал, что в мутной водичке легко рыбку ловить. На. место директора встанет Зоринский выдвиженец — младший Рыков и тогда…

Вот тут Кабан опять попал впросак. Зорин окажется негласным правителем Красносибирска, а проштрафившийся Кабан будет для него, как бельмо на глазу, которое Виктор Петрович несомненно постарается убрать.

Ситуация показалась Кабану безвыходной, и он почти уже впал в отчаяние, но тут ему в голову пришла новая мысль, А что если он сможет вычислить киллера, которого Зорин заслал вместо него самого, и скрутить его еще до убийства? Тогда Рыков старший будет благодарен ему и не даст Белову Кабана гнобить.

А что может служить доказательством того, что киллер хотел убить Рыкова. А если он пойдет в отказ и скажет, что снайперскую винтовку притащил на стадион, чтобы присоединиться к салюту? Нет, надо дать киллеру произвести свой выстрел, а потом уже догнать его и пристрелить.

Тут у Кабана опять получалась нестыковка! Ведь в случае смерти Рыкова Зорин займет место негласного руководителя, и тогда Кабана просто живьем закопают в землю. Недолго ему ходить в героях. А что если киллера попытаться взять живым? Тут Кабан чуть не подпрыгнул в кресле!

Класс! Гениальная мысль!

После выстрела и убийства Рыкова он поймает киллера, а потом сдаст его властям. Таким образом он станет героем не только Красносибирского региона, но и всей России. О нем будут говорить новостях, возможно, ему даже дадут медаль «За отвагу». Киллера в ментовке станут бить по почкам, и он сдаст заказчика покушения — Зорина Виктора Петровича, которого ФСБ, давно подбирающаяся к высокому чиновнику, с удовольствием засадит в кутузку после признания убийцы Рыкова.

Таким образом все, кто претендуют на главенство в комбинате, окажутся или в тюрьме, или в могиле. В Красносибирске начнется полная анархия, в которой Кабан не только сможет закрепиться как «конфетный король», но и, возможно, столкнуть самого Семена с его места смотрящего. А Белов в этом раскладе вообще окажется не у дел — его номер станет «шесть», об него вытрут ноги и выкинут из края.

Скорее всего Зорин, прижатый ментами, начнет давать показания, что он нанимал Кабана для убийства Рыкова, но кто ему поверит — ведь Кабан будет уже героем, он скажет только коротко — клевета, мол, Зорин старается свести со мной счеты! И ему поверят.

Благость и спокойствие разлились в душе Кабана, ему все стало казаться прекрасным — и самолет с его неудобными креслами, и вид внизу с его озерами и непролазной тайгой. Кабан нажал кнопку вызова стюардессы, заказал порцию коньяку. Предложил выпить соседу по креслу — тощему очкарику с ноутбуком. Тот не отказался и после двух выпитых рюмок доверительно прошептал Кабану на ухо:

— Говорят, что вчерашний самолет «Москва — Красносибирск» захватил террорист!

— Да ты что! — удивился Кабан. — От-куда знаешь?

— В новостях говорили, — гордо ответил сосед, — и в газете писали.

Кабану некогда было читать газеты и смотреть телевизор. Он усмехнулся. А что журналюги напишут завтра, когда опять в сводках замелькает Красносибирск? Будут писать, что на праздновании юбилея комбината был убит его директор и фактический владелец Олег Алексеевич Рыков, а смелый прохожий задержал и обезвредил киллера. Само собой, всего этого Кабан тощему очкарику говорить не стал.

Ему предстояло еще обдумать, как именно в толпе народа он вычислит убийцу. Но некоторые наметки в этом деле у него были, ведь он же и сам считал себя профессионалом, поэтому попробует вычислить киллера, представив, как бы действовал он сам в этой ситуации, где выбрал бы точку для стрельбы и пути для отхода. Именно этом пути он и подстережет убийцу, завалит его и сдаст ментам.

Тощий очкарик, возбужденный халявный коньяком, все никак не мог угомониться и что-то трещал на ухо Кабану, мешая сосредоточиться. Очевидно, он подумал, что они уже теперь друзья навек.

— Слушай, заткнись, — попросил его Кабан, — надоел ты мне…

Очкарик осекся, извинился и замолчал. Кабан прикрыл веки и углубился в свои мысли.

Ивану Белову стоило больших трудов добраться до дома — денег у него не было ни копейки, выглядел он как беспризорник со стажем. Помог кое-какой опыт его короткой бродяжнической жизни.

Двор охранялся, но Иван знал, как пробраться незамеченным. Спрятался в деревянном домике на детской площадке посреди двора. Знал, что мать наверняка дома, но не мог себя заставить подняться в квартиру. Не знал, что сказать матери после того, как он своим бродяжничеством так долго заставлял ее страдать. Злость и обида на маму прошли, отца он так и не нашел, друзей потерял и не знал, где они теперь. Может быть, их вместе с Федором убили люди Бобра, может, они опять скитаются по площади трех вокзалов, рискуя попасться в руки людям Шамана

Иван вернулся домой еще и для того, чтобы попросить Шмидта найти друзей и помочь им выбраться из этой бродяжнической жизни. Но заставить себя войти в

подъезд, подняться на лифте на свой этаж и нажать на кнопку звонка он никак не мой Машина Шмидта возле подъезда не стояла, а значит, и его самого дома не было. Иван, решил подождать отчима, чтобы войти вместе с ним, чтобы не оказаться с матерью один на один.

Было темно, Ивану страшно хотелось есть, да и замерз он, но ожидания его оправь дались. В ворота въехал бронированный джип Шмидта и остановился напротив подъезда. Шмидт вышел из машины, захлопнув тяжелую дверь, направился в сторону подъезда. Ваня окликнул его и осекся:

— Папа…

Шмидт даже не оглянулся, ведь он не был папой и Ваня никогда его так не называл. Мало ли во дворе детей, которые кричат, окликают своих пап. Его окликать таким образом некому

— Дядя Дима, — послышался детский, голос, и Шмидт остановился как вкопанный.

Медленно, словно боясь вспугнуть видение, повернулся и увидел Ивана, стоявшего рядом с детским домиком Бабы Яги. Мальчишка был с ног до головы грязный, оборванный и худой. Стоял и боялся подойти. Шмидт сам перешагнул невысокое ограждение детской площадки, подошел к Ивану протянул ему руку:

— Ну, здравствуй. Вернулся насовсем или так, за гитарой зашел?

— За какой гитарой? — не понял Иван,

— Это анекдот такой, — пояснил Шмидт, — муж приходит домой под утро жена встречает его со скалкой, типа, явил

с я черт? А он говорит, спокойно, жена, я за гитарой!

— Я не за гитарой, я совсем, — ответил Иван, вздохнув.

— Молодец, что надумал вернуться, — сказал Шмидт, присаживаясь на лавочку, — а то мы с твоим папой с ног сбились, тебя разыскивая.

— Папа здесь?

— Нет, он уехал в Красносибирск, — ответил Шмидт, — как раз сегодня и уехал. Наверное, сейчас летит в самолете. Слушай, давай ему позвоним, а то он места себе не находит, наверное, как и мама твоя, впрочем.

Шмидт вытащил сотовый, набрал номер, ждал долго, — но никто не ответил.

— Спит, может быть, или телефон про-сто не берет в самолете, — сказал Иван, — потом позвоним, еще успеем. Дядя Дима, а мама на меня очень сердится?

— Сам-то как считаешь?

Ивану нечего было ответить на этот вопрос — понятно, что мама его по головке не погладит. Он повернул голову и внимательно посмотрел на Шмидта.

— Дядя Дима, а это ведь ты был возле дома, в котором меня держали, с пистоле-том и человеком в багажнике? — спросил он.

— А ты меня видел и не признался? — удивился Шмидт. — Мне пришлось там громить все, добрался до подвала, а ты сбежал уже!

— Я боялся, что ошибся, — ответил Иван, — не хотел рисковать. Мне нужно было домой добраться, у меня друзья в беде — Лоцман, Тимоха, Ботаник. Дядю Федю могут убить и Оксанку, ты ее не знаешь, наверное, тоже могут убить за то, что она нам помогала. Надо им помочь, мы же можем что-то сделать?

— Твои друзья живут у товарища твоего отца Арсения Степановича вместе с Федором Лукиным, — ответил Шмидт, — ты всех их завтра увидишь. Мы же с отцом твоим за тобой на свалку ездили, да не ус-пели чуток. А что касается Оксаны, — хитро улыбнулся он, — так я с ней познакомился, когда тебя искал. Оксана уехала на Украину, я ее только что проводил. Денег ей дал, чтобы она могла себе квартиру купить, там квартиры недорогие, и продолжать учиться. Не-знаю, потратит ли она эти деньги по назначению, но все, что мог, я для нее сделал. Пойдем домой, бродяга, небось, есть хочешь, а не мыться уже привык?

Иван помотал головой и сказал, что с удовольствием залезет в джакузи. Шмидт положил свою тяжелую руку на худенькое плечо мальчишки, и они вместе зашагали к подъезду.

Сергей Литвиненко прибыл в Красносибирск инкогнито по чужому паспорту с расхожей фамилией Иванов. Летел он до соседнего областного города, а оттуда, заплатив таксисту триста долларов — сумму для этих краев солидную, прибыл в Красносибирск. Поселился в захудалой гостинице и сразу же начал исследовать объект и способы подступа к нему. У него на руках был план мероприятия, в нем он сразу же нашел удачное для выстрела время — праздничный салют, во время которого Рыков должен будет произносить пятиминутную поздравительную речь со сцены.

Осталось найти место, с которого можно будет выстрелить господину Рыкову прямо в лоб. И такое место Литвиненко сразу же нашел. Стадион освещали мощные прожектора, а стояли они на металлических опорах. Ему ничего не стоит залезть на опору, пока все будут глазеть на салют, быстро собрать винтовку и сделать один- единственный выстрел. Потом спрыгнуть вниз и скрыться в толпе. Еще до того, как Рыков упадет с продырявленной головой, Литвиненко, уже будет далеко, и вряд ли кто-то сможет его задержать.

Чтобы быть в курсе всех тонкостей про-ведения праздника, за который отвечал персонал местного ДК, Сергею пришлось пойти старым проверенным путем — закрутить роман с одной из работниц местного Дворца культуры, вхожей в кабинеты высокого начальства.

Это была хореограф молодежной студии, звали ее Анджела, она пробивала себе путь на большую сцену определенным местом и так увлеклась получением спонсорской помощи, что времени собственно на искусство у нее не оставалось. Потому всякие знаки внимания, касающиеся ее таланта, она принимала с восторгом и готова была отдаться тому, кто осыпал ее комплиментами, даже бесплатно.

А когда к ней в студию принесли не по-местному огромный букет роз с запиской

«Восхищен вашим талантом» и визиткой московского бизнесмена Иванова, то в тот, N же вечер Анджела оказалась в одной посте-ли с Литвиненко. Он рассказал ей сказку о том, что он, крупный воротила бизнеса, ищет в провинции свою половинку, потому что в Москве все женщины избалованы и смотрят только на твои деньги, а не на душу. А душа у него широкая и жаждет любви. Анджела тут же воскликнула, что она, мол, не такая, что она. тоже хочет любви, и едва не проговорилась, что мечтает о московской сцене.

Она понимала, что этот Иванов, может быть, и женат, что рассказывает ей сказки, но если есть хоть один шанс из тысячи, то его нужно использовать, и Анджела старалась как могла, тем более, что она была разведенной и никаких грехов, кувыркаясь с Литвиненко, не совершала. Много раз за ночь на ее сотовый приходили сообщения, а когда она в очередной раз под утро ушла под душ, то Сергей быстренько прочитал, кто и что ей пишет.

Оказалось, что большое количество котиков желает видеть свою кошечку в своих объятиях. Котики не подписывались, вероятно, считали себя единственными и неповторимыми, и Литвиненко задумался — как лее Анджела угадывает, кто именно при-слал ей сообщение. Глупо было предполагать, что это один и тот же безумец всю ночь забрасывает хореографа любовными посланиями. Но ответ на этот вопрос Литвиненко так и не получил, потому что у него к Анджеле были другие, более интересные вопросы.

И он постарался на славу — Анджела сходила на свидание с заместителем полковника Басовитого, и через день у Литвиненко уже был план расстановки милицейских постов на стадионе, а благодаря тому, что одним из котиков оказался сам Матвей Рыков, Литвиненко оказался в курсе всех, даже незначительных изменений в сценарии праздника. Днем Анджела работала с красносибирскими начальниками, а ночью расслаблялась с Литвиненко.

В свою очередь, Сергей во время их ночных утех полоскал мозги доверчивой, но бездарной балетмейстерши рассказами о том, как к нему на дачу в гости приезжает Алла Пухова и как он выделил на новые костюмы для балета «Модес» сто тысяч долларов,

— Сто тысяч? — изумилась Анджела.

Сергей начал убеждать ее, что это не-много, что он видел номера Анджелы и они на две головы выше, чем у Пуховой, что ей здесь в этом Мухосранске не место, что ее ждет и зовет большая столичная сцена. Анджела млела от восторга и вытворяла такое, что Сергей думал: девочке с ее способностями нужно вовсе не танцами заниматься.

Трудность исполнения заказа Зорина состояла в том, что, судя по карте, у башни освещения был выставлен милицейский пост для того, чтобы никто не Залезал на опору. Но отвлечь милиционера — дело плевое, когда он вернется на свой пост, киллера уже и след простынет, — а Рыков будет мертв.

Под утро Анджела ушла, окрыленная предложением любовника после гулянья на стадионе уехать вместе с ним в Москву. Праздник должен был состояться сегодня, а Зорин с его руководящими указаниями куда-то пропал. На звонки не отвечал и сам не звонил. Поскольку никакой отмены заказа не поступило, Литвиненко решил действовать по заранее согласованному плану, подготовил оружие и прилег вздремнуть, зная, что в назначенное время его тренированный организм проснется, он встанет, возьмет в правую руку футляр для скрипки, в котором спрятана в разобранном виде снайперская винтовка, и поедет на стадион.

 

VII

Сержант Коцуба дежурил возле опоры освещения — это был его пост на сегодняшний праздник. Он охранял башню, чтобы на нее не лезли пьяные — сами, не дай бог, свалятся, да и ржавую опору завалят. Коцуба был зол оттого, что все гуляют и пьют, слушают на стадионе музыку, а ему этот юбилей, что лошади свадьба — весь в мыле, начальство дрючит — лично полков-ник Басовитый погрозил ему под носом кулаком и сказал, мол, если что — дам в рыло.

Как назло, попыток залезть на башню освещения совсем не было, а Коцубе хотелось сорвать на ком-то свою трезвую злость за испорченный день, приложить кому-нибудь дубиной по почкам, но приходилось просто стоять, помахивая дубинкой, и хмуро из-под козырька форменной фуражки осматривать толпу.

Поэтому, когда перед самым салютом к нему подошел мужчина средних лет со скрипкой в футляре и смешных роговых очках и сказал, что за углом большая драка, Коцуба, не раздумывая, оставил свой пост и помчался на место происшествия, на ходу вызывая к месту драки подкрепление с других постов.

Как только сержант умчался, «скрипач» забрался на опору освещения, пристроился на высоте метров четырех, откуда было хорошо видно сцену и входящего на нее Олега Алексеевича Рыкова. Вместе с Рыковым вышли начальник милиции Басовитый, директор комбината по финансовым вопросам, но Матвея Рыкова, официального организатора сего действа, отчего-то видно не было.

На сцене скакала нынешняя пассия Литвиненко Анджела. Видимо, обещание увезти ее в Москву она восприняла серьезно, оттого старалась как в последний раз — не только активно двигала низким, толстоватым для хореографа задом, но и что-то выкрикивала в микрофон своим писклявым голосом.

Место, выбранное Литвиненко для выстрела, было идеальным — вдали от основного потока проходящих на стадион людей и палаток с едой и выпивкой. Он сидел на башне, и свет на него вообще не падал снизу практически не было видно, что происходит наверху. Можно было спокойно произвести выстрел и незаметно уйти.

Наконец, отобрав микрофон у Анджелы, слово взял директор комбината, которого толпа встретила бурными и продолжительными овациями. Они не смолкали минут пять, а время шло. Стрелять нужно было во время салюта, иначе его выстрел услышат, даже несмотря на громкую музыку, эта рака, на которую он отправил сержанта могла и закончиться, Литвиненко понимал что за две бутылки водки, за которые ж нанял местных пацанов изобразить пота& совку, ребята сильно друг другу морды битв не будут.

Он расчехлил винтовку, занял удобную. — позицию, слушая краем уха, как Рыков поздравляет трудящихся с праздником, говорит что-то о достижениях комбината светлом будущем его работников. Он поймал его голову в прицел и позади, за спиной Олега Алексеевича увидел за сценой младшего Рыкова. Того выворачивало прямо на автобус артистов, и стоявшие неподалеку демонстративно отворачивались, все уже привыкли, что Матвей Алексеевич всегда напивается вусмерть в самый неподходящий момент, а потом ходит, шатаясь от стенки к стенке, вываливая из кармана бутылочные пробки и фантики от конфет.

Но в этот раз Матвея тошнило не из-за пьянки — его бил озноб. Белов так и не появился, поговаривали, что он оказался в захваченном террористом самолете вместе с приглашенным полпредом. Но хуже всего было то, что и Зорин пропал. Напрасно Матвей раз за разом пытался дозвониться ему — никто не брал трубку. Матвей Алексеевич надеялся, что все обойдется, что никто не будет стрелять в брата, он даже потерял интерес к Анджеле, которая пыталась увлечь его в автобусе на заднее сиденье за висящие костюмы. Его рвало от волнения так, словно его должны были запустить в открытый космос без скафандра.

— К радости Литвиненко, Рыков в своей речи оказался лаконичным — говорил только то, что было нужно говорить, не мямлил, не путался в словах и, закончив, в пляс на сцене не пустился, как управленцы Ельцинской эпохи.

— С праздником, дорогие красносибирцы! — воскликнул он в микрофон, и в колонках зазвучал написанный специально для этого случая гимн предприятия.

Литвиненко приготовился, и в это время кто-то снизу дернул его за штанину. Литвиненко глянул вниз и увидел толстую пьяную морду местного жителя, который тоже пытался влезть на опору. Он не про-сто пытался, он нагло спихивал его с дороги, смачно сдобряя свою речь отборным матерком. Между тем первый залп фейерверка уже был дан — сначала в небе рассыпались разноцветные огни, а потом послышался сильный хлопок. Вот в этот хлопок Сергею и нужно было попасть в следующий раз, но наглый нетрезвый абориген не давал ему этого сделать.

— Колюня, ты где, я тебя не вижу, — перекрикивая громкую музыку со сцены, несся снизу пьяный женский голос.

— Я тут, — ответил Колюня, с трудом удерживаясь за ребра опоры, — тут какой- то фраер залез, сейчас я его скину и буду наверху. Зырь, как я лезу!

— Я не вижу, темно, — кричала в ответ его пассия.

Литвиненко, которого Колюня уже изрядно потеснил и пытался столкнуть, понял, что выполнение операции под угрозой, и несколькими короткими ударами скинул его. Колюня полетел вниз, стукаясь и переворачиваясь, а звук его падения заглушала музыка.

Литвиненко быстро поймал в прицел улыбающегося, освещенного софитами Рыкова, дождался залпа салюта и нажал на спусковой крючок. Раскатами грома посыпался с неба звук лопнувших фейерверков, и все небо осветилось разноцветными огня-ми. Рыков отступил назад и, как подкошенный, рухнул на сцену. Все, кто стояли, рядом с директором, бросились к нему.

Полковник Басовитый присел на колени и повернул голову Олега Алексеевича к себе. Во лбу у него появилась маленькая круглая рана, а глаза застыли, и в них отражались огни фейерверка. Заглянувшая поверх голов начальства Анджела завизжала диким визгом, который заглушил даже вой толпы, громко восторгавшейся салютом.

— Врача, врача! — закричал Басовитый, хотя прекрасно понимал, что врач тут уже не поможет.

Литвиненко тем временем, оставив винтовку наверху, словно Маугли по лианам, соскочил с опоры освещения, спрыгнул прямо на неподвижное тело Колюни, которого безуспешно звала его пассия, нагнул голову, чтобы вылезти под профилем опоры, и тут его срубил на землю страшный удар по шее, которого даже тренированный Литвиненко не вынес и потерял сознание.

Кабан пришел на стадион заранее — за несколько часов до начала празднования юбилея. Он внимательно осмотрел все под-ходы и отходы, и теперь ему оставалось выяснить, с какой из четырех опор будет стрелять нанятый Зориным киллер.

Две башни сразу отпадали, потому что находились позади сцены, а крученых пуль пока еще не изобрели. Оставалось две, одну из которых путем простых логических рассуждений Кабан сразу же отверг. Она стояла возле самого входа на стадион, метрах в пяти от нее расположился ряд палаток с выпивкой и едой, жарились шашлыки. Сомнительно было, чтобы киллер выбрал позицию для стрельбы с таким неудобным отходом.

Вот другая башня — самое подходящее место, чтобы произвести выстрел и уйти незамеченным. Шанс, что Кабан ошибся в своих расчетах, все-таки был, но разорваться на сто маленьких Кабанов и стоять во всех предполагаемых точках, откуда, мог стрелять киллер, он тоже не мог, а посвящать в это дело кого-либо, само собой, тоже не входило в его планы.

Кабан нашел для себя удобную позицию на камне возле торца стадиона, присел с бутылочкой пива и стал ждать. Мимо него проходили слегка поддатые и веселые жители Красносибирска, девушки призывно поглядывали на внушительную фигуру явно не местного богатыря, но Кабан не был сегодня настроен на флирт — у него было дело, которое, возможно, изменит всю его жизнь.

У опоры появился сердитый милиционер, помахивающий дубинкой, и Кабан

было подумал, что совершил прокол» Как же киллер залезет наверх, если внизу стоит пост? Но менять диспозицию было уже поздно, и Кабан продолжал ждать. Тем временем стемнело. На сцене изгалялась местная красносибирская самодеятельность, на-роду она была по фигу, поэтому все напивались возле палаток, ожидая появления московской «звезды», после которой будет дан салют.

Кабан разминался, гуляя неподалеку от опоры и наблюдая за хмурым сержантом. Пока пела столичная звезда, уже стемнело и Кабану пришлось подкрасться почти вплотную к башне. И он увидел то, что ждал — к милиционеру, охраняющему опору, подошел странный типчик, крепко сбитый, но со скрипкой в руках. Зачем ему скрипка на стадионе, что он играть собрался? В самодеятельности его не было. — скрипка не играла, а после салюта — дискотека. И слишком уж у него спортивная фигура и военная выправка для скрипача.

Кабан подполз поближе, а скрипач тем временем показал сержанту куда-то в сторону, и тот убежал, на ходу сообщая по рации, что неподалеку происходит драка. Вот был ответ на вопрос, который самому Кабану не пришел в голову мента-то можно было отвлечь!

Скрипач со сноровкой обезьяны забрался наверх и потерялся в темноте. Кабан радостно потер ладони — попался в силки во-робей. Тоже мне скрипач на крыше, засветился, как пацан.

Но Кабан не торопился — рядом с опорой росли кусты, там он и засел. Место для наблюдения было не самое лучшее, туалетов на всех не хватало, поэтому ему то и дело приходилось вполголоса гонять прохожих, пытавшихся посягнуть на его территорию.

И тут еще одно непредвиденное обстоятельство — на опору полез какой-то пьяный мужик, оставив свою еле-еле державшуюся на ногах подругу смотреть, как он с самого верха помашет, ей рукой. Кабан поначалу заподозрил, что это ментовский оперативник таким вот образом хочет обезвредить киллера. Но когда пьянчуга почти бесшумно свалился вниз, Кабан понял это все-таки случайность, и на всякий случай пощупал спрятанный в рукаве тяжелый металлический профиль в форме тупого палаша. Кабан знал, что, находясь вблизи башни, выстрел он услышит, но вот определить, попал киллер в цель или нет, не сможет — сцену ему заслоняла толпа.

— Колюня, ты где? — жалобно скулила оставленная пьяная женщина. — Я писать хочу, слезай!

А Колюня недвижимо лежал под опо-рой. Грянул второй залп, и Кабан отчетливо услышал, что в грохот, доносящийся с неба, отчетливо вписался короткий хлопок снайперской винтовки.

— Есть! — вполголоса воскликнул Кабан и выдернул из рукава свой «палаш».

И тут же он услышал со сцены пронзи-тельный женский визг, заглушивший даже исполнение новоиспеченного гимна пред-приятия. Очевидно, убийца все-таки не промахнулся. Кабан бросился к опоре, на ходу делая замах своим орудием, и когда

из-под секции башни высунулась голова, он с ходу рубанул по ней наискось: шея — спина, с таким расчетом, чтобы не убить киллера, но отключить надолго.

— А ну, стой на месте! — раздался сзади крик. — А то стрелять буду!

Кабан обернулся и увидел сержанта Коцубу, которому стрелять было не из чего, а против вооруженного «палашом» Кабана он был как пигмей против игрока сборной по баскетболу. Но Кабан сразу же отбросил свое оружие, по команде сержанта повернулся спиной, руками уперся в опору и дал себя обыскать. И тут сержанту по рации сообщили, что. Рыков убит. Тот растерялся, схватился за рацию, но не знал, что сказать,

— Передай своим, — попросил Кабан, — что киллера задержали. Вот он! Только что с опоры стрелял. Я отлить пошел, услышал выстрел, потом крик, гляжу, этот спускается. Я с земли железяку схватил и ему по шее. врезал.

— Ты кто такой сам-то? — волнуясь от причастности к раскрытию жуткого преступления спросил сержант.

— Я просто прохожий, — гордо ответил Кабан.

— Ты это… руки-то опусти… — промямлил Коцуба. — Я сейчас сообщу, но ты по-том скажешь, что мы его вместе задержали. Ладно?

— Нет проблем, — кивнул Кабан.

Хотя, если честно, делиться будущей популярностью с тщеславным милиционером ему не хотелось — Кабан все сам продумал и рассчитал, а этот хлюпик тут же примазался. Но выхода у Кабана не было, не будет же он спорить и кричать, что самолично завалил киллера. А довольный Коцуба тем временем передавал сообщение, что киллер обезврежен.

Виктор Петрович пустым взглядом смотрел в экран телевизора. Несколько первых дней пребывания в дурдоме он пытался бунтовать и доказывать свою право-ту, но тогда санитары кололи ему болезненный укол, после которого Зорин некоторое время находился в прострации и впрямь походил на умалишенного.

Главврач психбольницы после завтрака усаживал своих подопечных для утреннего просмотра теленовостей, и хотя большей половине контингента вообще было непонятно, о чем идет речь, но сидели все смирно, потому что боялись дюжих санитаров, которые любой бунт подавляли при помощи смирительных рубашек и болезненных уколов.

Зорин сидел на скрипучем стуле между спившимся пенсионером, который видел инопланетян, и молодым дауном, что-то постоянно бубнившим себе под нос. Главврач прохаживался позади выставленных в ряд стульев и с довольным видом оглядывал смиренных «овец» своего стада.

Зорин, чтобы отвлечься от тяжких мыс-лей, решил послушать новости, и первое же сообщение его крайне заинтересовало. Дик-тор рассказал подробности о захвате само-лета, следовавшего по маршруту «Москва — Красносибирск» такого-то числа во столько-то часов.

Виктор Петрович отметил про себя, что это как раз тот самолет, которым он собирался лететь на празднование юбилея комбината. Хорошо, что он на него не попал.

— Зато попал в дурдом, — громко сказал Зорин, и пенсионер, видевший инопланетян, на него зашипел, тихо, мол, не мешай приобщаться к кипению жизни за стенами психбольницы.

Диктор поведал о том, что самолет удалось освободить благодаря слаженным и продуманным действиям сотрудников ФСБ. Никто из пассажиров и экипажа не пострадал, а террористом оказался мелко-уголовный элемент, известный в Москве и Подмосковье под кличкой Шаман. Зорин напряг мозговые извилины, стараясь вспомнить, что было в его жизни связано с этим уголовником и, наверное, вспомнил бы, если бы не следующий сюжет.

— И опять о Красносибирске, — с тяжелым вздохом начал телеведущий, как будто его лично это все тоже касалось.

Зорин-внимательно приник к экрану. В сюжете показали нарядный, украшенный разноцветными шарами стадион, веселящихся людей, салют, и вдруг в кадре возник лежащий на сцене с простреленной головой человек. Виктор Петрович его сразу узнал — это был Рыков.

«Ага! — обрадовался Зорин; — Значит, Литвиненко все-таки выполнил задание, уложил упрямца Рыкова! Все, комбинат в моих руках».

Он попытался скрыть свое возбуждение, но это ему с трудом удавалось. Пенсионер,

видевший инопланетян, опять зашипел на Зорина, но тот просто послал его куда подальше и опять прильнул к экрану. Но радость Зорина была недолгой.

— Эта история с покушением на генерального директора и фактического владельца Красносибирского алюминиевого комбината нетипична тем, — продолжал вещать из телевизора диктор, — что киллера сотрудникам правоохранительных органов удалось обезвредить и задержать. И немалую роль в этом задержании сыграл простой прохожий, обративший внимание постового сержанта на подозрительного человека, слезающего с опоры освещения стадиона после выстрела.

Зорин оцепенел. Литвиненко взяли? Не может быть, он же профи! Какой прохожий может его задержать? И тут на экране появился и сам «прохожий» вместе с героем- постовым. "Виктор Петрович обомлел — это был Кабан.

— Я проходил мимо, — вещал Кабан, — зашел в кусты. Гляжу — опускается медленно…

Психи заржали от двусмысленности сказанной Кабаном фразы, и Зорин окончания ее не услышал. Потом что-то говорил сержант, а Виктор Петрович поплыл словно от укола. Может быть, накладка, может быть, взяли не Литвиненко?

Но на его мысленный вопрос тут же был получен визуальный ответ. Сергей Литвиненко с подбитым глазом покорно поворачивался перед камерой направо-налево, диктор говорил, что если кто еще пострадал от этого человека, мол, звоните.

— А-а, а-а, — тихо произнес Зорин, готовый свалиться со стула.

И тут же на экране появился он сам собственной персоной, вернее его фотография.

— Никакой ясности пока нет в деле исчезновения крупного государственного чиновника Зорина Виктора Петровича, — сказал диктор, — он исчез из собственного дома при таинственных обстоятельствах, не оставив никаких следов…

«Конечно! — захотелось закричать Виктору Петровичу. — Какие следы, если о существовании этого подземного хода знал только я один во всем доме!»

Мало кто мог бы узнать в исцарапанном, избитом" и взлохмаченном психе холеного чиновника с телеэкрана, но главврач узнал, и его охватил столбняк. Он не мог ни вдох-нуть, ни выдохнуть и не знал, что ему теперь предпринять.

— Это его инопланетяне украли, — про-шамкал сосед-пенсионер Зорину на ухо, — и увезли на Марс для опытов. Будут его оплодотворять.

Зорин не сдержался, схватил надоевшего психа за грудки и стал трясти. Даун вскочил со своего места, крепкими ладонями обхватил шею Зорина, пытаясь оторвать ему голову. С места сорвались санитары, растащили драчунов, повалили и стали их избивать. Главврач в один миг вышел из состояния оцепенения, влетел в самую гущу событий, извлек оттуда Зорина с раз-битым носом и увлек его в свой кабинет.

Разговор их за закрытыми дверьми продолжался почти три: часа.

В вечерней Москве идет снег. Падает на мокрые тротуары, освещаемые фонарями и фарами автомашин. В кабинете генерала Введенского тепло и сухо, горячий чай с лимоном медленно остывает на столе. Сам генерал сидит не за своим рабочим столом, а за столиком возле стены, что говорит о том, что с человеком, который у него сегодня в кабинете, он на дружеской ноге. А сидит напротив него Александр Белов. Импозантный, в шикарно пошитом костюме, волосы, как в прежние времена, уложены гелем и убраны назад.

— Ну, что, Саша, можно тебя поздравить? — спрашивает генерал. — Такое предприятие возглавить, это тебе не на кобылу сесть. Одно непонятно — зачем ты в Красносибирске все эти демократические выборы устроил, ведь покойный Рыков тебе все свои акции завещал? Ты и так фактический владелец комбината, без всяких выборов мог выбить зоринского ставленника Матвея Рыкова из кресла генерального директора.

— Мне важно было понять, что народ мне доверяет больше, чем ему, — ответил Белов, — теперь, имея поддержку людей, я могу горы свернуть. А Матвей из Красносибирска уехал. Он, еще пока мы с его бра-том в плену были, себе домик построил в Сочи на берегу моря. Вот сюда и переехал.

— Дай-то бог, — сказал Введенский, — он на комбинате только мешался. А как V тебя дела с Ярославой? Как беременность протекает? Скоро рожать?

Белов нахмурился, и Введенский понял, что в точку попал — просто так к нему бы Белов на чай не зашел. Саша помолчал и рассказал Введенскому, что вернувшись после убийства Рыкова в Красносибирск, он застал пустую квартиру с запиской от Ярославы: мол, прости, не могу да тебя вешать чужого ребенка, хоть и люблю тебя больше жизни. А сама Ярослава как в воду канула. Искал ее Белов везде — ездил к ней на родину — не появлялась, мать с отцом разыскал за границей, тоже ни слуху ни духу! Страна огромная — попробуй разыщи в ней маленькую женщину.

— Хочу к тебе обратиться, Игорь Леонидович, — закончил Саша свой рассказ, — у тебя агентурная сеть огромная, помоги найти Ярославу. Я век за тебя молиться буду.

— Что-то ты набожный очень стал, — усмехнулся Введенский, — со своим Лукиным часто общаешься?

— А что Лукин? — пожал плечами Белов. — Хорошее дело сделал, беспризорных пацанов собрал вокруг себя, построил скиты на берегу реки недалеко от Красносибирска, увлек людей — из города в поселок переезжают. Зимой им, правда, трудновато, холода все-таки. Детей в школу определили, а так бы в жизни я их оттуда не вытащил. Федор там остался скиты сторожить, да ладьи задумал строить. Витек Злобин, знаешь, рассчитался ведь с комбината и к нему уехал. А все над Федором посмеивался. А Ватсон, доктор Вонсовский, тоже ушел с комбината, я его главврачом поставил в местном профилактории, а то от старого главврача пользы было как от козла молока — только вред и воровство. Так что все хорошо, только вот Ярославу найти не могу Прячется она от меня. Я ведь ее не виню, что было, то было. Омар же изнасиловал ее, а ребенок тут вообще ни при чем.

— Попробую тебе помочь, — ответил Введенский, — фото ее у тебя имеется?

Саша порылся в бумажнике, достал фотографию, отдал ее генералу.

— Красивая, — сказал тот, взглянув на фото, — найдем твою таежницу, не переживай. Сегодня же дам приказ. А как родной твой сын поживает?

— Вот сейчас прямо от вас к нему поеду, — ответил Белов, — посидим в каком-нибудь ресторане, поговорим по душам.

— А как жена твоя? — спросил Введенский. — Что-то я-слышал, у вас вроде бы как-то отношения не очень. Что-то там в Фонде не могли поделить.

— Наладились отношения, — ответил Белов, — все нормально. Я на Ваньку пере-писал имущество Фонда, а Ольга — его опекун до совершеннолетия. Но и после совершеннолетия ей тоже кусок достанется, так что свое она получила и перестала на меня кидаться. С сыном разрешила встречаться.

Белов видел, что Введенский что-то хочет сказать или спросить, ищет подходящую ситуацию или поворот разговора, но пока не может найти. Зачем-то начал поливать цветы на окне из пестренькой лейки.

— Так ты, выходит, остался без денег Фонда? — спросил Введенский, переходя от фикуса к гортензии.

— У меня теперь есть акции алюминиевого комбината, а они подороже стоят, — усмехнулся Белов.

Генерал напомнил ему, что, мол, когда он Фонд сыну и Ольге отдавал, то еще не в курсе был, что Рыков ему акции завещал, да и на самом комбинате положение было неопределенным.

На что Саша рассмеялся и сказал:

— Игорь Леонидович, голова на месте, на здоровье, слава Богу, тоже не жалуюсь, друзья есть надежные. Что же я себе денег не заработаю, что ли?

— Да-да, — согласился Введенский, — вот и я об этом же хотел поговорить..

Он уселся на свое место, отхлебнул Остывший чай и сказал:

— Понимаешь, Александр Николаевич, в результате того десятилетнего бардака, который именуется строительством демократии в России, практически все стратегические запасы и предприятия страны оказались в частных руках. Слава богу, не додумались приватизировать производство атомных бомб. Но, допустим, те же сталь, алюминий, уголь, нефть — это же материалы, которые должны находиться в одних руках — в руках государства, иначе возник-нет хаос. Что мне тебе говорить, ты сам знаешь, новоявленные олигархи хотят только хапнуть побольше и сбежать на Запад. Нефтяные месторождения бросают на половине, сливки сняли и дальше. Да что я тебе говорю, ты ведь и сам все знаешь.

— Я знаю, Игорь Леонидович, — кивнул Белов, — телевизор смотрю. Не все олигархи так ведут свои дела, а точнее никто, они ведь не самоубийцы, чтобы себе во вред поступать, а фанаты своего дела. Да и сами месторождения отличаются друг от друга. Нефть везде имеет разную себестоимость, это зависит от глубины залегания, от геологии. Нерентабельные скважины нельзя не закрывать, таковы элементарные законы рынка. Поэтому конкретно надо смотреть, где и кем нарушаются законы, если они нарушаются. И потом, на Западе никакого хаоса в экономике не наблюдается, хотя там почти все в частных руках находится. К чему вы, клоните?

— Заставить я тебя не могу, — развел руками Введенский, расстроенный его со-противлением, — но неплохо было бы, если бы те акции, которые тебе Рыков оставил, ты передал государству. Само собой, директором комбината ты останешься, могу тебе посодействовать в выдвижении твоей кандидатуры в Совет Федерации, — подкинул сахарную косточку генерал. — Согласен?

— С чем? — лукаво улыбнулся Белов. — Что олигархов надо прижать или что лучше сделать их членами Совета Федерации?

— Я тебя не тороплю, — продолжал Введенский, игнорируя иронию в словах Белова, — подумай, поразмысли пару месяцев…

— А что, Зорин так и не объявился? спросил Белов. — У него ведь тоже есть акции комбината.

— Нет, — вздохнул Введенский, — пока не удалось его найти. Он бежал из собственного дома, как удалось выяснить, как раз накануне того дня, когда киллер застрелил Олега Алексеевича Рыкова. Вовремя улизнул, а то сидеть бы ему на нарах вместе с этой мразью Литвиненко.

Белов взглянул на часы и понял, что ему пора прощаться с генералом. Через полчаса встреча с Иваном, а потом самолет на Красносибирск. На прощание Введенский еще раз попросил его подумать относительно передачи акций комбината государству, намекнул, что президенту Батину такое решение пришлось бы по душе, а потом рассказал как бы невзначай про олигарха Берестовского, которого в результате операции ФСБ удалось вытащить из-за границы. Государство уже предоставило ему комфортабельный номер с телевизором и холодильником в Бутырке.

Белов намек понял, однако отнюдь не печальная необходимость расстаться со своим капиталом его расстроила. Ему стало обидно за свое дело, за людей, за рабочих, которые доверили ему свою судьбу. Ведь государствённый чиновник никогда не сможет вести свое дело так, как хозяин-предприниматель, без оглядки на выше стоящих. А значит, по большому счету, от этой повторной национализации в перспективе потеряют все — и рабочие, и государство, которое недополучит налогов на несколько миллиардов рублей.

Но бороться с Батиным, если он стоит за этим предложением, было бы бессмысленно. У государства тяжелая прокурорская задница, сядет и придушит ненароком. Белов обещал подумать, поразмыслить, но конкретного ответа не дал…,

После его ухода Введенский долго сидел и размышлял об их непростых отношениях. Когда-то, в начале их знакомства, Белов казался ему моральным уродом, патологическим типом с врожденной, склонностью к убийству и насилию. Он работал с ним, потому что получил задание от выше стоящих по служебной лестнице и как дельный и исполнительный офицер приказы обсуждать не собирался. Потом, общаясь с Александром плотнее, он узнал его лучше, и понял, что Белов в криминальной среде — человек посторонний, что судьба готовила ему совсем другой путь. Не потому ли руководство ФСБ именно его выбрало на роль агента влияния из сотен и тысяч российских братков? Там ведь, наверху, не дураки сидели! Вот только с управляемостью у Белова, как всегда, плохо. Очень плохо…

Совсем недавно Игорь Леонидович по-лучил доступ к закрытой информации, которая заставила его многое пересмотреть в своей жизни. Оказалось, он сам, как и Белов, вошел в число избранных, которым волей государства суждено было стать теми, кем они стали. В последние годы существования социализма, предвидя его крах, группа генералов от КГБ решила подобрать в среде молодежи талантливых руководителей. То есть, заменить в перспективе бездарных партийных боссов людьми новой генерации, полностью под-контрольных им, внедрить их во все сферы жизни и таким образом снова захватить утраченные командные высоты. Самое интересное, в самом начале этого списка, перед фамилией Белова, фигурировал сам Батин! А следующим после Белова был Введенский…

Кабан припарковал свой автомобиль на охраняемой стоянке, каких в столице разве-лось немало, и направился к подъезду своего дома. Он шел в прекрасном настроении, насвистывая и слушая, как хрустит снег под ногами. Стоянка, конечно, была далековато от дома, Кабан подумывал купить квартиру в какой-нибудь новостройке, чтобы гараж был в подвале. Загнал машину, поставил, на лифте поднялся — и ты в квартире. Никаких заморочек.

Дела у него шли хорошо. Конфеты, поставляемые в Красносибирск, приносили прибыль, а благодаря ловкости и оборотистости он все. увеличивал ассортимент поставляемой продукции— начал возить в город и другие продукты, оттого прибыль его росла. Сам жил на два города — то в Москве дела делал, то в Красносибирске. И там, и там прикупил себе по квартире.

После убийства Рыкова и задержании Кабаном киллера о нем писали газеты и рассказывали в телепередачах. Благодаря этому обстоятельству Белов, который все больше и больше становился лидером общественной жизни в Красносибирске, проникся к Кабану уважением и не стал выпихивать его из города. У них состоялся длительный разговор, в результате которого Кабан поклялся больше не вступать на тропу войны, заниматься только бизнесом, Белов ему поверил и оставил в покое. А сам занялся руководством комбината, фактический руководитель которого, Матвей Рыков, был деморализован и никакого авторитета на комбинате не имел.

А когда открылось, что все свои акции старший Рыков успел завещать Белову, то Матвей и вовсе потерял веру в себя и стал потихоньку спиваться. Но все завершилось хорошо — в результате выборов выиграл Белов, приспешники младшего Рыкова и старой Зоринской колоды стали спешно покидать город, освобождая место для предпринимательской деятельности Кабана. А уж он развернулся!

Была, правда, трудность. Благодаря своей внешности, изворотливости и силе, Кабан приобретал все больший вес в уголовной среде Красносибирска, Дуба и Герман проводили с ним время, а Семен ревновал и опасался, что он может занять его место. И сколько Кабан ни убеждал его, что он за-вязал, смотрящий ему не верил. Но эта проблема была разрешима.

Кабан уже подошел к подъезду, когда вдруг из-за угла пристройки, где дворник хранил свой инвентарь, вышел человек и преградил ему дорогу Рука Кабана автоматически рванулась к. пистолету, но не обнаружила под мышкой кобуры — последнее время Кабан оружия не носил.

Но человек не спешил стрелять, и Кабан вздохнул облегченно — может быть, местный бомж хочет стрельнуть закурить, а у него уже нервы сдали — за пистолет хватается. И тут лицо человека попало в полоску света от фар. проезжавшей позади машины, Кабан узнал его и отступил на шаг на-зад.

— Боб? — пробормотал он. — Откуда ты?..

— С того света, — хмуро пошутил низколобый помощник Кабана, — черти за то-бой прислали…

— Так ты живой, дружбан, — воскликнул Кабан, стараясь показать, как он рад этой неожиданной встрече, — а я-то думал…

— А чего ты радуешься? — хмуро спросил Боб, достал из кармана пистолет и от-дернул назад затворную раму. — Это ведь ты в меня три пули всадил, я еле-еле вы-карабкался с того света…

— Слышь, кореш, все произошло случайно, ты же видел, — попытался решить проблему миром Кабан, косясь на ТТ в руках Боба, — я же не видел, что это ты бежишь, я думал — они…

— Я тебя уважал, как старшего брата, — сказал Боб, направляя ствол в грудь Кабана, — а ты меня предал!

— Не предавал я тебя, клянусь в рот мне ноги, не хотел я, чтобы так оно вышло, — бормотал Кабан, отступая, — бля буду, не хотел.

— Это уже не важно, — сказал Боб, де-лая шаг вперед.

— Слушай, ты чего… Чего? — пытался разговорить Боба Кабан, пятясь назад. — Давай я тебя директором своего филиала в Красносибирске сделаю? Или в Москве? Где ты хочешь?

Но Боб молчал, и тогда Кабан решил бежать. Он резво развернулся и рванул на-утек. Боб не побежал за ним, прицелился и спустил курок.