После некоторого замешательства, происшедшего вслед за репликой Эм-дэ-эс-тэ, Гелий Михайлович натянуто улыбнулся и сказал:

— Надеюсь, Роман Павлович, у вас в запасе имеется еще несколько историек, подобных той, которую вы нам сейчас поведали?

— Безусловно! — подтвердил Кандзюба. — И если только мне позво... — Тут он поднял голову и взглянул на повисшего в воздухе иоллита. — Если мне позволят, я мог бы отнять у вас парочку минут...

— Не теряйте же времени! — проскрипел иоллит.

— И не буду, — невозмутимо произнес Кандзюба. — Он умолк, словно взвешивая ценность накопившихся информаций. Точно так же медлят филателисты и нумизматы, когда собираются ошеломить своих коллег диковинкой, при взгляде на которую у коллекционеров подкашиваются ноги. — Дружище! — повернулся к цитологу Кандзюба. — Как вы относитесь к микробам?

Весьма уважительно, поднял указательный палец Ноготков.

— Боюсь, что вы их недооцениваете!

— Боюсь, милостивый государь, что если бы Варвара Никаноровна услышала столь кощунственное обвинение, она выцарапала бы вам глаза.

— Вас, Роман Павлович, явно спасает расстояние, — усмехнулся академик. — Впрочем, продолжайте свои филиппики*! (Филиппики — серия обличительных политических речей древнегреческого оратора Демосфена против царя Филиппа Македонского.)

— Вы, конечно, извините, — улыбнулся Кандзюба, — но здесь микробы окружены неслыханным вниманием и невиданной заботой.

— Им, — усмехнулся Блаженный, — создают санаторные условия?

— Совершенно верно! — заблестел глазами Кандзюба. — Я как раз побывал в одном таком санатории.

— Бактерии не всполошились, узнав о вашем прибытии? — поднял брови академик. — Они вас не приняли за эпидемиолога?

— Я был в скафандре, и меня не узнали, — невозмутимо парировал доктор геологии. — Им показалось, что я простой химик.

— Хватит скоморошничать, — нахмурился астроботаник.

— У нас не так много времени, чтобы тратить его на пустяки.

— Пустяки?! — возмутился Кандзюба. — Я своими глазами видел плантации, на которых бактерии добывают магний, медь и кобальт!

— Бригадным методом, — как бы ненароком уточнил Блаженный.

— А в одиночку даже самая расталантливая бактерия, черт побери, бессильна извлечь из морской воды хотя бы один грамм кобальта!

— Так это же гениальная идея! — воскликнул Блаженный.

— Только непонятно, зачем эксплуатировать беззащитных микробов, когда есть способ добычи платины при помощи заарканивания астероидов?

— Именно этот вопрос я задал микри. И он сказал, что пока — за последние десять тысяч лет — астероиды, состоящие из магния или кобальта, не попадались. А для бактерий-«металлургов» нетрудно добыть нужное количество магния, меди и кобальта.

— Какой диапазон, — задумчиво произнес Хворостов, — от астероидов до микробов, от астрометаллургии до микрометаллургии.

— Ничего сенсационного тут нет, — заметил академик. — У нас давно существуют биохимические предприятия, на которых при помощи микробов из природного газа получают белок и витамины. Если есть микробытехнологи, почему не быть микробамметаллургам?

— Безусловно, — согласился Кандзюба. — Теперь я не поверил бы лишь тому, что существуют микробы литераторы — это было бы слишком!

— Однако, — усмехнулся Блаженный, — есть литераторы, которые вносят такой же вклад в словесность, как микроб в металлургию.

— Кандзюба, — проскрипел Эм-дэ-эр-тэ, — расскажите-ка о торжестве по случаю дня рождения знаменитого Вэ-хээн-вэ!

— О да, это весьма... — геолог невольно хихикнул. -- Предоставляете, друзья, мне сообщает один микри, что я приглашен на торжество, посвященное дню рождения величайшего ученого блистательной Иоллы. Имя его Вэхэ-эи-вэ — означает...

— Минуточку, — перебил Эм-дэ-эс-тэ. — Мне придется, к сожалению, покинуть вас на время. Надеюсь, благодаря Роману Павловичу вы здесь со скуки не помрете? Я вернусь через полчасика. — Иоллит подлетел к отверстию в верхней части сфероида и исчез.

— Ура! — невольно вырвалось у Алика. — Наконец-то мы остались одни! Роман Павлович, расскажите нам, как вы без нас там...

— Стоп! — поднял руку Кандзюба. — Мы не одни. Прошу не забывать, малыш, что... — Доктор геологии внимательно поглядел на Алика и с явным изумлением обнаружил над его верхней губой признаки растительности. — Гм... Прошу не забывать, дорогой, что каждое наше слово и даже мимика фиксируются! О чем я... Ах, да! Имя это — Вэ-хэ-эн-вэ — означает Великий Химик Нашего Времени.

— Завидую вам, — вздохнул академик. — Представляю, какое огромное наслаждение вы получили от общения с таким корифеем науки!

— Когда мне объяснили, к кому я приглашен, меня охватила радость. Я даже приблизительно не мог представить себе объем знаний Вэ-хэ-эн-вэ, которого мне охарактеризовали как надежду планет ы. Ну, думаю, хоть крупицу информации я у этого микри вытяну. Да, на Иолле есть прослойки общества. Поясняю на примере...

— Роман Павлович, это мы знаем, — улыбнулся астроботаник.

— Ну так вот, подлетели мы (а меня сопровождала делая дюжина микри из Координационного научного центра) к небольшому цилиндрическому зданию метров двенадцати высотой. Я имел неосторожность, извините, брякнуть, что предполагал увидеть более величественное сооружение.

Один из микри мне тут же ответил, что из почтения к представителю Голубой Планеты Океания можно было бы и увеличить высоту дворца, но это займет не менее...

— Не менее трех недель! — вырвалось у Алика.

— Какой ты шустрый, — усмехнулся Кандзюба. — Нет, Алик, не менее пятнадцати минут! И он отдал распоряжение группе микри (видимо, из другой прослойки), и те куда-то скрылись. А уже через минуту я заметил, что цилиндрическое здание начинает расти на моих глазах! Через четверть часа оно достигло не менее двадцати пяти метров! Оказывается, я был свидетелем осуществления метода строительства, который именуется молекулярным и основан на тех же принципах, что и наш способ выращивания кристаллов.

— Прямо-таки сказка из передачи «Спокойной ночи, малыши!», — пробормотал доктор медицины.

— Сказка? — повторил Кандзюба. — Послушайте, что было дальше!

— Ну да, — буркнул астроботаник, — вам стали показывать химические опыты, во время которых...

— Из обыкновенной морской воды, — завершил академик,

— был получен окисел гиппопотама. Дайте мне формулы этой реакции!

— Совсем затюкали, — вздохнул доктор геологии. — Пощадите!

— Будьте лаконичны, и ваша жизнь спасена! — отрезал академик.

— Буду конспективен, — резанул воздух ладонью Кандзюба. — В огромном круглом зале собралось тысячи полторы микри, над которыми парили сотни иоллитов. Буквально в центре этого огромного за...

— Короче! — перебил академик, — Просто — «в центре зала».

— Просто в центре зала, — повторил геолог, — находился...

— Что вы толчете воду в ступе? — вспыхнул академик. — Короче!

— Короче, я уже забыл, что хотел сказать, — сообщил Кандзюба,

— Ваше понятие о лаконизме, Гелий Михайлович, перешло в свою противоположность, — с укоризной заметил Ноготков. — Пусть уж лучше Роман Павлович рассказывает как может, а вы не перебивайте!

В общем, посередке стоял огромный светящийся стол овальной формы. На нем ничего, кроме маленькой золотой шкатулки с открытой крышкой, не было, а вокруг разместились микри — их я насчитал около пятидесяти, причем над каждым висел иоллит. Где-то заиграли невидимые трубы, и мне послышались звуки какого-то, видимо, гимна. Во всяком случае, во время его исполнения микри стояли, а иоллиты вращались вокруг своей оси с неимоверной быстротой. Я взглянул на золотую шкатулку — ото, очевидно, был подарок знатному имениннику. Между тем стоявший рядом со мною микри из Координационного научного центра сунул мне в руку нечто вроде пластмассовой гайки и шепнул, чтобы я не выпускал ее из рук. Оказалось, что мне вручили хитроумный аппарат-переводчик. Его сигналы передавались через мою кожу в мозг, и я отлично понимал, о чем говорят. Один из микри, сидевших па столом, произнес зажигательную, но довольно короткую речь. Из нее я уразумел, что виновник торжества — краса и гордость блистательной Иоллы, светоч науки, средоточие неисчерпаемой мудрости и так далее...

Затем говоривший добавил, что Вэ-хэ-эн-вэ и его, наметьте, предстоящий трудный научный подвиг не является плодом деятельности одного микри, а представляет собою совокупность титанических усилий всего Координационного научного центра. Меня несколько поразила и даже озадачила столь мудреная фраза, но я воспринял это как легкий дефект аппарата-переводчика.

После своей торжественной речи микри, которого, оказывается, звали Пэ-кэ-эн-цэ (что означает Президент Координационного Научного Центра), объявил о награждении десяти ученых орденами, которые им пожаловал сам Гэ-эр-пэ в знак признания их выдающихся научных заслуг. Мне показалось, что в принципе это довольно логично — чествуют одного ученого, а награждают целую группу: достижения одиночки есть результат деятельности коллектива. — Кандзюба невинными глазами посмотрел на академика.

— Финита ля коммэдиа (представление окончено, итл.), да?! зловеще улыбнулся Гелий Михайлович.

— Отнюдь, — невозмутимо ответил доктор геологии. — Для меня представление только начиналось! После церемонии награждения я спросил микри, который вручил мне аппарат-переводчик, какая именно годовщина Вэ-хээн-вэ сегодня отмечается и какой из десяти ученых, получивших ордена, юбиляр.

«Как? — удивился микри. — Разве вы не поняли, что сегодня отмечается день рождения Вэ-хэ-эн-вэ, который, между прочим, находится в самом центре?» Я объяснил, что хочу знать, сколько лет исполнилось юбиляру. Мне показалось, что микри захихикал. «Сколько лет? — повторил он после небольшой паузы. — Вы ничего, оказывается, не поняли. Сегодня — день рождения, ясно? Вэ-хэ-эн-вэ появился на свет се-го-дня!» Вы понимаете, друзья, меня уже раздражал этот разговор, и я без обиняков заявил, что меня интересует точная дата рождения. «Ах, точная дата? — переспросил микри. — Так бы и сказали. Сейчас Вэ-хэ-эн-вэ ровно десять часов и семнадцать минут!» Я не мог произнести слова. Выходило, что весь этот шум был поднят в честь младенца! Но при чем тут корифеи науки? Я спросил микри, где же в таком случае находится новорожденный. «В самом центре, — уточнил он, — я уже вам говорил об этом — в самом центре стола, в золотой шкатулке!»

— Нонсенс, милостивый государь! — буркнул цитолог. — Нонсенс!

— Именно эта мысль мелькнула у меня. Я попросил объяснений. «Ордена, — сказал мне микри, — получили ученые, создавшие Вэ-хэ-эн-вэ. Его запрограммировали после девятисотлетней работы с генами. Понимаете, почти тысячелетие ученые трудились, чтобы вывести, создать Вэ-хэ-эн-вэ и быть абсолютно уверенными в его гениальности. Заметьте, — добавил микри, — даже на русском языке в слове «гениальность» есть что-то от гена!»

Никто из землян не проронил ни слова — все были потрясены.