Алексей соскочил с постели и включил приемник. В Москве кремлевские куранты били полночь, а в Хабаровске уже наступило утро. Прозвучали мелодии гимна, и голос диктора предложил открыть форточку, постелить на пол коврик и приготовиться к гимнастике.

После двух-трех упражнений окончательно исчезла сонливость.

Кончив урок гимнастики, Алексей принял холодный душ и оделся.

За завтраком он распланировал свой день: сначала в институт, потом в филиал Географического общества и обязательно в краевую библиотеку, а там, если останется время, — в редакцию газеты.

Соснин собрался было выходить, как раздался звонок. Он открыл дверь и впустил средних лет человека в форме железнодорожника. Вошедший поздоровался и спросил:

— Здесь проживает Алексей Григорьевич Соснин?

— Это я, — ответил Алексей. — Что вам угодно?

Незнакомец достал из кармана большой ключ, вчетверо сложенный лист бумаги и протянул их Алексею.

— Вот… Приказано передать вам. От Серафима Петровича Бастырева.

— Бастырева?..

— Да, по завещанию от него…

— Ничего не понимаю. Какое завещание?

— Ключ завещал вам Серафим Петрович Бастырев.

— Вы извините меня, что не пригласил вас в комнату, — смущенно проговорил Соснин. — Спешу в институт. Но раз такое дело, пройдемте. Вы мне все подробно расскажете.

— Да я ничего и не знаю… Бастырев умер… Это дочь его велела передать. Лучше приезжайте в Амурскую. А пока до свидания, — и железнодорожник вышел.

В записке, переданной вместе с ключом, говорилось: «Разыщите в Комкуре охотника Куна. Ключ — пароль, он поможет…» Фраза на этом обрывалась.

Домой Алексей вернулся в седьмом часу в веселом настроении. Дома его встретила мать.

Во время ужина Варвара Александровна подробно расспросила Алексея о поездке в Москву, о московских постановках, потом поинтересовалась приглашением его на Полюс холода.

— Да, получил, — ответил он не сразу. — Ты знала Бастырева Серафима Петровича?

На лицо Варвары Александровны набежала тень.

— Я же тебе рассказывала. На его руках умер твой отец. Серафим Петрович похоронил его в горах…

Алексей в общих чертах уже не раз слышал историю гибели отца — командира отряда Красной гвардии, но подробностей, как это произошло, не знал. Мать со слов Бастырева рассказывала, что отца предали. Но кто — осталось невыясненным.

— Вот что мне завещал Бастырев, — сказал Алексей и вытащил из кармана массивный ключ старинной работы.

Варвара Александровна тщательно осмотрела его. К дужке ключа оленьей жилой, продетой в треугольное отверстие, была привязана половинка истертого серебряного рубля.

— Никогда не видела, — покачала головой Варвара Александровна, возвращая ключ сыну.

На следующий день Алексей отправился в Амурскую. В доме Бастырева его встретила молодая женщина — дочь Серафима Петровича.

— Папа очень ждал вас, — заговорила она, как только Алексей снял пальто и прошел в гостиную. — Не хотелось бы умереть, говорил он, не выполнив своего долга.

— Я только третьего дня прилетел. Вчера не мог к вам заехать. Сегодня прямо с утра… Извините. — Соснин нерешительно спросил: — Вы не в курсе: о каком деле упоминал в письме Серафим Петрович?

— Разве вы не знаете? — в свою очередь спросила женщина.

— Нет, не знаю.

— Поэтому, наверно, вы не хотели принять от моего мужа ключ?

— Так это ваш муж был у меня вчера? — спросил он.

Женщина кивнула головой. Соснин был явно обескуражен. Женщина пояснила:

— Папа до последнего часа не переставал ждать вас. Когда начал отходить, вытащил из-под подушки ключ и сказал: «Завещаю Соснину». Хотел продиктовать записку, не успел, впал в беспамятство. В секунды просветления памяти отца я записала несколько слов. Бумажку вместе с ключом отправила вам. В бреду отец говорил о каком-то ящике, упоминал о документах и ценностях.

— А как же Серафим Петрович узнал мой адрес?

— Не знаю. В его бумажнике мы нашли вот эту записку.

Женщина достала из ящика стола лист белой бумаги. Адрес был написан четким почерком; почерк Соснину показался знакомым…

Через несколько дней Алексей получил письмо от Смоленского.

«Уважаемый Алексей Григорьевич! — говорилось в письме. — Очень сожалею, что не удалось встретиться и переговорить с Вами.

А. Смоленский ».

Мой боевой товарищ по борьбе с басмачами в Средней Азии Серафим Петрович Бастырев в 1929 году был оклеветан каким-то мерзавцем. В анонимном письме, пересланном в политотдел Н-ской дивизии из Якутского обкома, говорилось, что в 1922 году С. П. Бастырев предал отряд Соснина банде белых.

Мы не поверили и не могли поверить анонимке! Мы хорошо знали Серафима Петровича, знали его преданность революции, его чистую светлую душу.

В последнем бою с басмачами Серафим Петрович получил тяжелое ранение и долго пролежал в госпитале, а потом демобилизовался. Выздоровев, он два раза ездил в Оймякон, чтобы разыскать какие-то документы. По словам Серафима Петровича, эти документы должны были пролить свет на историю предательства отряда Соснина. Но обе поездки в Оймякон оказались безрезультатными.

Аноним не унялся. Спустя несколько лет в Хабаровский горком вновь поступило письмо на Бастырева. Время тогда было напряженное, и Серафима Петровича исключили из партии. Заступились за него старые товарищи. Я ездил в ЦК, после этого Серафим Петрович был восстановлен в партии. Очевидно, кто-то был заинтересован в том, чтобы убрать Бастырева с пути, скомпрометировать его.

Разыскать документы Бастыреву не удалось. А тут началась война. С год мы переписывались с ним, потом связь оборвалась. Мои письма возвращались обратно с пометкой на конверте: «Адресат выбыл». Попытки разыскать его оказались безуспешными. Только совсем недавно почта доставила мне открытку, в которой Серафим Петрович просил навестить его на станции Амурская.

Зная, что Вы собираетесь в те края, где Ваш отец и Серафим Петрович сражались за Родину, я хотел бы просить Вас навести кое-какие справки. Теперь надобность в этом миновала, так как Бастырев умер. И все же, если Вам представится случай помочь выяснению дела Бастырева, займитесь им.

Еще раз очень сожалею, что не встретился с Вами. Я надеялся, что самолет, на котором Вы летите, прибудет раньше, чем наш поднимется в воздух. Этого не случилось. О дне Вашего приезда мне сообщили Ваши родные. Мой шофер должен был отвезти Вас домой.

Крепко жму руку

Вскоре пришла телеграмма от Каштан. «Срок выезда экспедиции 15–20 июня», — говорилось в ней.

— Наконец-то, — обрадовался Алексей.