5 апреля я в последний раз поехал в Нойенхаген, около Хальберштадта, где жила моя жена с нашими тремя детьми. Самому мне было ясно: это может стать прощанием навсегда. Я знал, что Гитлер хочет остаться в столице рейха, что война вскоре закончится и, скорее всего, бесперспективно надеяться, что мне удастся живым выбраться из Берлина. Несмотря на грустные лица в Нойенхагене мне подумалось, что я оказался вдруг совсем в ином мире. Люди здесь жили спокойно и размеренно. На полях начинались весенние посевные работы. Жена, ожидавшая появления на свет нашего четвертого ребенка, старалась не показывать своих забот и тревог, которые она мужественно несла.

На следующий день я вернулся в Берлин. Эта поездка далась мне с трудом. Светило солнце, все вокруг выглядело так мирно, а я возвращался в ад. Хорошо, что у нас в Берлине царило такое напряжение, а потому сами мы не имели ни сил, ни времени задумываться над всем этим. В последующие несколько недель мне удалось еще несколько раз поговорить с женой по телефону, пока линия связи не оказалась блокированной американцами.