Далеко Смирнов не ушел. На дорожке, ведущей к конторе пансионата, его остановили двое мужчин.

– А ты куда намылился? – загородив путь, удивился один из них, здоровый, с рваным шрамом на щеке. – Давай назад, каляка к тебе есть. И не ерзай, а то покалечим.

Смирнов обернулся на хруст ветки и увидел в кустах человека со странно загнутыми вниз ушами. Он, явно главный в компании, стоял, гнусно улыбаясь и поигрывая пистолетом. В другой раз Смирнов рванул бы в лес напропалую, на авось, и ушел, точно ушел бы, раненый – не раненый, оставив в презент бандитам свой несчастный перелатаный белыми нитками рюкзак, но в это утро ему было все равно. Криво усмехнувшись, он повернулся и пошел к домику, в котором провел день с Наташей.

Нет, с Галочкой.

– Вот почему она ушла… – думал он, неспешно шагая. – Олег приказал ей унести кол, чтобы эти мордовороты случайно не осквернили амулет, вогнав в мою задницу. Или чтобы я со злости не подарил его этим странным ушам. А что если… Что если действительно рассказать главарю о нем? Сказать, что если они вернут кол мне, то я подарю его, предварительно научив им пользоваться? Вбивать, ха-ха, в землю? Нет, не получится. Уши у него обломанные, лапша свалится. Но попробовать можно.

Однако говорить Евгению Евгеньевичу не удалось. Как только он вошел в дом, его свалили ударом в спину, тут же связали руки и заклеили рот липкой лентой. Посадив пленника у стенки на пол, бандиты – человек с ушами и тот, который остановил Смирнова – расселись по креслам. Третий бандит ушел. Видимо, на стрему.

– Ты, козел, допер, что нам от тебя надо? – спросили "уши", выдержав паузу.

Смирнов покивал. Вопрошавший нехотя встал, подошел к жертве и со всех сил ударил в ребра ногой.

Смирнов упал на бок.

Он был растерян. Такого с ним еще не было. Его никогда не связывали и не были ногой в ребра.

"Только бы зубы не выбили, – подумал он, претерпев боль и усевшись в прежнее положение. – Всю жизнь берег, чистил…"

– Нет, ты допер, что нам от тебя надо? – спросил верзила со шрамом, придвинув лицо, искаженное гримасой ненависти и презрения.

Смирнов решил не кивать, но ребрам его лучше не стало.

Тот же самый вопрос ему задавали с различными вариациями раз пятнадцать. По крайней мере, он досчитал до пятнадцати, прежде чем потерять сознание от удара винной бутылкой по голове.