Они не могли отклеиться друг от друга до утра.
Это было невероятно. Даша чувствовала себя женщиной, поменявшей лохань и доску на стиральную машину последнего поколения. Отдыхая в очередной раз, она думала: "Хорошо ли это? Хорошо ли, что это мне нравится, что я чувствую теперь жадно и совсем по-другому?
Нет, не по-другому... Влагалище, шейка матки, клитор не стали чувствительнее – они просто стали полноправными органами чувств".
– Я даже не знаю, как теперь буду жить... – сказала она, положив ему голову на грудь.
– Ты что имеешь в виду?
– Ты знаешь, что я сейчас хочу? Я хочу проделать это еще и еще... Я просто мечтаю об этом. Ты, негодник, сделал меня кошкой.
– Это пройдет. Сейчас твое влагалище стало личностью, если так можно выразиться. А личность не может сидеть без дела. Потом мы твое лицо сделаем личностью – и оно возжелает действовать. А потом – мозги и сердце. И все станет на свои места. Они сговорятся и поладят. Они станут спаянным коллективом, устремленным на единую цель.
– Чтобы мои мозги чувствовали, так как влагалище? Не поверю! Мне сейчас кажется, что мозги у меня там. И сердце там... А...
Даша замолкла. Из "сердца" рождались сладостные волны. Их хотелось слушать. Ими хотелось делиться.
– Что а? – решил Хирург отдохнуть еще немного.
– Я хотела спросить... Впрочем...
– Ты хотела спросить, не сделал ли я все под себя? То есть будет ли тебе так же хорошо с другим мужчиной, у которого другой... другие параметры? Будет. Если между тобой и им установится душевная связь того или иного напряжения. Иначе говоря, если есть напряженная связь, то параметры не имеют существенного значения.
– Я не хочу никого кроме тебя. Я просто так спросила. Если бы я хотела, других мужчин, я бы смолчала.
– Да все это нормально. Другие мужчины, другие женщины... Они же кругом, куда от них денешься?
– Я хочу от тебя детей...
– Ты погоди об этом. Ты сейчас услышала слабый, отдаленный запах другой жизни. Или отдаленное ее звучание. Сейчас ты не имеешь права что-то решать.
– Я не решаю, я хочу...
– Ну да... Ты же кошка... А кошка что делает, то и хочет.
Даша засмеялась, приподнялась, посмотрела на Хирурга.
– Тебя как на самом деле зовут? Мефистофель? Воланд? Граф Калиостро? Остап Мария Сулейман Бендер? Или просто Мавроди?
Хирург не слушал, Хирург рассматривал ее лицо профессиональным взглядом. "Тут еще работать и работать. И могут быть нюансы".
Даша вспомнила о своем лице.
Какое оно.
Легла, упершись лбом в его плечо.
Она почувствовала себя человеком, которому вылепили всего лишь пол-лица.
И кое-что внизу.
И представила себя человеком, полностью вылепленным...
– Ты, наверное, горд? Что у тебя так получается? – спросила она, влажно поцеловав его в губы.
– Не особо. Понимаешь, любое хорошее дело, стоящее дело – это... это отголосок трагедии...
– Я – отголосок трагедии? Трагедии с Лорой?
– Причем тут Лора?!
– При том, что я ревную.
– Глупости.
Даша потерлась щекой об его плечо.
– Почему стоящее дело – это отголосок трагедии?
– Я объясню. Понимаешь, у меня... есть дочь. Когда она появилась, я разлюбил все на свете. – Жену, работу, в общем, все разлюбил. Я смотрел на нее, думал, и видел, что все – жизнь, судьба, конечный итог – все у этой девочки будут такими, какими я смогу их ей изобразить. И я изображал. Я вкладывал в ее мозг понятия, я, приучая ее думать, с года стал говорить: "Как ты думаешь?" "Я хочу с тобой посоветоваться" и так далее... Я объяснял ей поэзию, живопись, отношения между людьми. Я сочинял ей сказки, просил саму сочинять. Я открыл ей, что она женщина, что у нее будет хороший муж, очаровательные детки. Что все это непременно будет, если знать, что ты женщина, и что женщина должна что-то определенное знать, уметь и чувствовать...
– Ты палку не перегибал?
– Нет, конечно... Ты знаешь, она относилась ко мне совсем не так, как к другим. Маму она горячо любила, может быть, из-за того, что та редко бывала дома или часто отсылала ее к бабушке. Бабушку тоже любила, но в этой любви была толика жалости – бабушка вечно жаловалась на болячки, хотя была совершенно здорова. А меня дочь не любила, нет. Ко мне она испытывала чувства не похожие на любовь. Она просто знала, что я не похож на остальных. Что все нормально, обыденно, объяснимо, предсказуемо, пока меня нет. Что все спокойно до смутной тоски, пока меня нет... Что...
– Понятно... – перебила Даша.
– Что тебе понятно?
– Она испытывала к тебе интерес... А интерес – это влечение.
– Ты права...
– Она любила тебя женской любовью. Эта любовь, неразвившаяся, еще детская, сидела в ней зародышем... Я это своей женской ревностью чувствую... И поняла, что ты хотел мне сказать... У тебя ее отняли?
– Да. Ей тогда исполнилось шесть лет. Теперь она среди них... Теперь ее учат красиво отдыхать, дорого и вкусно есть, презирать тех, кто отдыхает, ест и выглядит хуже. Ненавидеть меня они научили в первую очередь.
– Ненавидеть?
– Да. Когда ей исполнилось одиннадцать, я подал в суд, чтобы иметь возможность ее видеть, и на суде она сказала, что ненавидит меня, что я учил ее всяким глупостям, мучил своими посещениями и тому подобное. Сказала, прямо глядя в глаза судье, что я бил ее мамочку...
– Ты ее бил?
– Нет, конечно...
– А где теперь твоя дочь?
Лицо хирурга сделалось жалким.
– Далеко... – ответил он, дрогнув голосом.
Даша увидела его стоящим у операционного стола. На столе – девочка одиннадцати лет. Она лежит среди окровавленного белого.
Она умерла и ее больше никогда не будет.
Но странно. Если ей было одиннадцать, значит, он одиннадцать лет прожил с Лорой? А говорил, что недолго. Он врет. Сочиняет. Для себя и меня. А если эта девочка не от Лоры? Ясно, что она была. Вон, как он страдает...
– С тобой все ясно, – решила Даша отвлечь Хирурга и себя от мучительных мыслей. – Тебе отказали в праве воспитывать дочь. И ты стал воспитывать других... Лепить. Самоутверждаться.
– Наверное, я такой из-за того, что близким было не до меня. Нет, они мне все дали – еду, одежду, кров, образование, научили работать, все дали, но не смогли войти в мою душу, не научили меня жить в практическом мире.
– С одной стороны это хорошо. Ты вырос самим собой. А мог бы стать кем-то другим. Стать человеком с прекрасными алебастровыми мозгами, с мозгами, в которых острым резцом прорисована каждая извилина.
– Ты права... Ну, что, завтра продолжим?
– Почему завтра? Сегодня!
Засмеявшись шутке, Даша перевалилась на Хирурга, и они забыли обо всем.