На следующее утро Владимир Константинович заперся в кабинете и принялся думать, как выманить Дашу из дома Михаила Иосифовича.
"Что может заставить ее искать встречи с кем-либо извне? – задал он себе первый вопрос. – Любовь или жалость к Хирургу? Возможно, но вряд ли. Когда она впервые легла под Чихая, Хирург ей был нужен. Он был надеждой для нее, и она пошла ради этой надежды на позор.
Теперь она имеет все и Хирург для нее – то же самое, что журнал "Бурда" за семьдесят первый год.
Ее может подвигнуть на встречу с кем-нибудь извне только угроза потерять нынешние блага. Или красоту.
Да, красоту. Если бы она узнала, что без каких-то там чудесных таблеток или мазей Хирурга красота спадет с ее лица, то она женским своим умом придумала бы как с ним встретиться.
Нет, не то. Если она это узнает, то сразу побежит к своему Михаилу Иосифовичу. И тогда все, конец – он спрячет ее под замок, найдет врачей, которые докажут, что эти пилюли или мази есть чепуха. И тогда она даст нам знак, и назначит место встречи, и меня на ней застрелят как последнюю шестерку.
Да... Ничего не придумать... Облажаюсь перед Алисой. И придется опять эти чебуреки из котят жарить..."
Однако Владимир Константинович не ударил в грязь лицом. Ему помог Хирург. Он, на удивление трезвый, вошел в кабинет, приблизился к письменному столу и поинтересовался, заглядывая в глаза с надеждой:
– Думаете, как Дашу вызволить?
Михаил Иосифович тяжко вздохнул.
– Непременно надо что-нибудь придумать, непременно! – волнуясь, продолжил Лихоносов. – Понимаете, примерно полгода назад у нее на женских органах было несколько серьезных операций, и я должен был в середине декабря ее обстоятельно посмотреть. Посмотреть и, возможно, подправить кое-что. В противном случае у нее могут возникнуть неприятные новообразования. И детей может не быть...
Последнюю фразу Лихоносов говорил удивленно – Владимир Константинович, повеселев на глазах, панибратски хлопнул его по плечу и пошел к бару за коньяком.
– Мне вина, пожалуйста, – сказал ему вслед Лихоносов.
Через минуту они чокались.
– А что это вы так обрадовались? – спросил Лихоносов, выпив.
– В голову идея пришла. Сегодня какое число?
Лихоносов пожал плечами и Владимир Константинович ответил сам:
– Сегодня четырнадцатое. И я спорю с вами, что через пару дней она будет здесь, живая и невредимая как наш российский дух.
– Давайте поспорим, только у меня нет денег.
– Деньги – это чепуха. Алиса за вас ответит.
– Я с удовольствием вам проиграю.
– Проиграете, проиграете, несомненно, проиграете. А скажите, каким образом Даша могла бы дать вам знать, где она находится?
– Она могла бы позвонить на наш мобильный телефон. Но я его нашел разбитым под яблоней...
– А номер какой был? – спросил Михаил Иосифович.
Лихоносов напряг память и назвал.
Владимир Константинович записал номер и поднялся с места:
– А теперь извините, мне надо идти. Кстати, как здоровье Чихая?
– Чихай умер... – смущенно улыбнулся Лихоносов.
– Как!? Что случилось?!
– Час назад он мне сказал, что Чихай умер, и теперь его зовут Валерий Валентинович Чихачев...
– Да, да, – сникнув, покивал Владимир Константинович, – так его звали, пока авторитетом не стал... Ну, поздравьте его от меня.
– Не смогу... – Лихоносов посмотрел на бронзовые часы с римскими воинами, стоявшие на столе. – Сорок минут назад он уехал в Воронеж. С медсестрой Аней.
– С дыркой в голове? С Аней? Уехал? В Воронеж??
– Вы знаете, у него все чудесным образом поджило. Наверное, он очень сильно хотел в Воронеж.
– Нет, Чихай очень сильно хотел уехать отсюда, – темно усмехнулся бывший повар и шофер Бормана. – Да, отсюда... Ну, пока. Бар в вашем распоряжении.
Владимир Константинович ушел, в дверях оглянувшись и посмотрев пронизывающим взглядом, очень похожим на взгляд стародавнего Чихая.
Лихоносов, помахав ему рукой, уселся удобнее перед бутылкой и стал пить вино. "Свято место пусто не бывает, – мелко засмеялся он, опрокинув очередную рюмку (винных бокалов в баре не оказалось). – Похоже, та дискета, которую я изъял из мозга Валерия Валентиновича, попала в мозги бедного Владимира Константиновича. Интересно, как? Ведь Аня спустила ее в канализацию?
Он смеялся, а надо было бы подумать. И о себе, и о Даше.
Ведь Чихай, пусть даже вселившийся в битого повара – это Чихай.