Ксения пришла через субботу озабоченной. Усевшись на диван, закурила и принялась рассказывать, как назойливо к ней пристают мужчины.

* * *

Они сидели у Михаила и ели пиццу. Разговаривали о Миллере и Чубайсе, Быкове и Лебеде. Молчали. Смотрели Агату Кристи.

В половине девятого Ксения пошла в ванную. Вернувшись в гостиную в одном халатике, увидела, что Михаил сидит не один.

– Это мой друг N из Красноярска, я тебе о нем рассказывал, – положил он руку на плечи крепкого человека лет сорока пяти.

Рассмотрев Ксению цепкими глазами, N покивал.

– Поди, переоденься, – попросил Михаил. – Будем гулять.

Ксения переоделась. В новое вечернее платье от Юдашкина. Потом они пили текилу и ели палочками – N заказал еду из модного китайского ресторана. В половине десятого Михаил уединился с Ксенией в кабинете.

– Вот тебе тысяча долларов, – сказал он. – N хочет, чтобы я уехал.

– Нет проблем, – подняла плечи Ксения и, найдя свой мобильный телефон, позвонила сыновьям. "Вася? Коля пришел? ... До сих пор гуляет!? ... Вот поганец! Я перезвоню потом... Сегодня я не смогу приехать. ... А где я была вчера, ты знаешь. Откройте баночку икры и сделайте бутерброды. И сварите сосиски. Они в ванночке под морозильником".

Мобильный телефон – незаменимая вещь. С ним дети всегда рядом.

* * *

Предложив Ксении успокоительного в виде рюмочки коньяка, Чернов вспомнил о Руслике-Суслике, точнее, Руслик-Суслик сам напомнил о себе, принявшись шумно грызть стальной сосок поилки. Ксения пошла к нему, взяла на руки. Свинка была довольна.

– Представляешь, Юра сказал, что она приносит несчастья, – хохотнул Чернов, радуясь "семейной" идиллии. – Сказал, что после того, как она появилась у них в доме, он разошелся с женой...

– Дурак! – искренне ответила женщина, с удовольствием рассматривая свинку. – А ты говорил, что он неглупый человек.

Потом Ксения помылась, и около часа они провели в постели. Вернувшись за стол, заговорили о Владимире Маканине.

– Я не понимаю, как эти книги можно читать, – категорично сказала Ксения (Чернов давал ей почитать "Утрату"). – А вот Марина Серова – это вещь, вчера я читала ее до часу ночи.

– Я знаю, что ты... что... ну, скажем сочно, презираешь меня за то, что я чищу зубы дешевой пастой, пью дешевые вина... А сама пудришь себе мозги дешевыми книгами...

– Это такие, как ты, мозги себе пудрят. Мать Глеба тоже читала всякую заумную муть, и Владимир Иванович ее бросил. И сейчас вместо нее в особняке с фонтанами живет другая, а она живет одна и никому не нужная в грязной питерской коммуналке.

Чернов понял намек, обиделся и сказал то, о чем говорить не собирался:

– Кстати, о Владимире Ивановиче в свете твоего мировоззрения. Мне иногда кажется, что ты... что ты...

Ксения хмыкнула.

– Мечтаю о его смерти?

Руслик-Суслик загремел соском поилки. Ксения задумчиво посмотрела в дверь, за которой находились апартаменты свинки.

– Да. И разыгрываешь в уме соответствующего рода сценарии.

– Разыгрывала раньше. А что в этом такого? Если бы у тебя был богатый семидесятилетний дядюшка, ты бы не думал о его смерти? Ты бы не разыгрывал в голове сценариев соответствующего рода?

Руслик-Суслик продолжал греметь. Ксения задумалась.

– Наверное, разыгрывал бы... – растерялся Чернов и неожиданно для себя разоткровенничался:

– Знаешь, мне тоже иногда хочется, чтобы Вера умерла... Особенно когда одиноко и тоскливо.

– И ей хочется, чтобы тебя не стало! – усмехнулась Ксения.

– Самое интересное, что все это по-человечески. Фрейд писал, что все люди втайне, не втайне, желают смерти, ну, не смерти, а небытия, тем, кто заслоняет им что-то. И только духовность, только хорошие книги не дают им обрасти шерстью.

– Духовность, духовность... Вечно ты все придумываешь. Вечно ты заводишь что-то в голове вместо того, чтобы работать. Вот зачем ты завел Руслика-Суслика? Зачем он тебе нужен?

Чернов удивился. Сначала обнимала и целовала свинку, а теперь кидает камни в ее корзинку? Не иначе что-то вспомнила. Что? То, что случилось в ее доме после того, как в нем появился Руслик-Суслик?

– Я купил ее дочери, ты же знаешь... – ответил он, подняв на Ксению недоумевающие глаза.

– Купил дочери... Ты ее купил, чтобы поиздеваться над Верой...

– Да нет, вовсе нет, – смешался Чернов.

– Ну, тогда ты принес ее в дом, из которого тебя выставили, чтобы оставаться в нем хотя бы в виде свинки, "троянской" свинки. И попугая поэтому подарил, и первую свинку, и черепашку. И все они, все, кроме Суси, там умерли.

– Из тебя выйдет неплохой психоаналитик. Хотя я их покупал, потому что...

– А сейчас зачем ты ее держишь? – перебила его Ксения. – Ты же издеваешься над ней! Сидит целыми днями одна, сидит в своих испражнениях, сидит для того, чтобы ты, когда тебе станет скучно, мог почесать ей спинку.

– Но я не могу ее выбросить. Для меня она это ты, это Полина, это Юра Веретенников...

– Она – это я!?

Руслик-Суслик перестал греметь.

– Я имел в виду, что она... Ну, жила же она у тебя в доме... Я придумал многое по этому поводу... Я...

– Я, я, я... Я имел в виду, я придумал... Налей мне коньяку, Спиноза.

Потом они легли. Когда он провел ладонью по ее спине, она задрожала.

* * *

Ксеня вспомнила, что сразу после появления Руслика-Суслика в ее доме у нее заболел зуб. Его пришлось вырвать. Владимир Иванович, присев перед корзинкой свинки, сказал: "И зачем тебе это?", конечно же, имея в виду Чернова. Два месяца после этого он не давал денег и ничего не покупал внукам.