В субботу Чернов и Света пошли на Крымский Вал в художественную галерею. Просмотр экспозиций не занял много времени – почти все залы оказались закрытыми на переоформление.
Чернов не расстроился: радом была очаровательная женщина, погода была солнечной, а в кармане у него грелась плоская бутылочка с хорошим коньяком. Побродив по скульптурному парку, они купили пару одноразовых стаканчиков и "Фанты" и устроились на скамеечке. Чернов был счастлив – новая знакомая нравилась ему все больше и больше.
Выпив пару глотков, Света разговорилась. Рассказала, что об отце, замдиректора машиностроительного техникума, помнит только то, что он до синяков избивал ее за упорство. Что мать ушла от него к директору техникума. Что директор, став отчимом, частенько садился с ней пить. Сажал напротив и пил, пока не засыпал. Что забеременела в туристическом походе. Отец Ромы под венец идти согласился, но в ЗАГС не пришел. Явился, потупив взор, на следующий день. И был выставлен. Что после ссоры со сводным братом-пьяницей, ей предложили уйти из дома...
От второго стаканчика коктейля Света отказалась: призналась, что пьяна и вообще не пьет. Чернов удивился и сказал, что в знак уважения будет звать ее по имени-отчеству. Узнав отчество, расхохотался. И было отчего – отца Светы звали Анатолием.
– Светлана Анатольевна! – смеялся он. – Светлана Анатольевна, моя бывшая теща, умрет от злости, узнав, как зовут мою будущую жену...
– Жену? – вдруг посерьезнев, посмотрела на него Света. – Ты что, собрался на мне жениться?
– Ну... Это у меня вырвалось, – смялся Чернов. – Коньяк, наверное, ударил в голову. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
– Ты меня совсем не знаешь...
– Ну и что? Я тебя не знаю, но вижу. Я совсем не разбираюсь в подлецах и проходимцах, но по хорошим людям я – профессор. Ты мне нравишься, и я с каждой минутой все больше и больше в тебя влюбляюсь...
– Ты меня совсем не знаешь...
– Знаю, знаю. У тебя одна отрицательная черта – ты не расчетлива.
– Почему ты так решил?
– Во-первых, расчетливые дамы со мной не встречаются. А во-вторых, ты же выгнала, по всей видимости, раскаявшегося отца Ромы? Так расчетливая женщина поступить не может.
– Ты меня совсем не знаешь, – в третий раз повторила Света.
– Узнаю со временем. Узнаю то, чем ты захочешь поделиться. А если честно, то ничего, кроме настоящего мне сейчас не нужно. Ты не представляешь, как мне нравиться, что со мной сидит такая женщина, как ты, я предвкушаю, как покажу тебя друзьям, маме, отцу. Мне все равно, сколько времени ты со мной будешь, каждая минута с тобой – это миг, который согреет мое будущее, каким бы оно не было. Я счастлив сейчас и буду счастливым, пока ты будешь со мной.
* * *
Через неделю Света переехала к нему. Среди ее вещей нашлось кое-что и для Руслика-Суслика. Это была клетка. В ней сидела Варвара, симпатичная розеточная морская свинка.
Они не сошлись. Причина, видимо, заключалась в возрасте. Им было по три года. Лет шестьдесят пять – семьдесят по сравнению с человеком. Они привыкли жить одни, и, в конце концов, Варвара попросилась в свою клетку.
А Света с Черновым жили если не душа в душу, то хорошо. Хотя и были разными людьми, если не сказать совершенно разными. Света гадала на картах таро, была страстной поклонницей Луизы Хей, учительницы жить легко, занималась дзюдо и не привыкла считать денег.
Зарабатывала она неплохо и без труда: сидела дома и сводила желающих сдать квартиры с желающими их снять. Таковых было предостаточно, и практически каждый день Света ездила показывать квартиры.
Несколько раз они ссорились по пустякам, и всякий раз просил пощады Чернов.
Света была Коза. Когда ей что-то не нравилось, она угрожающе наклоняла голову и вонзала в оппонента глаза, полные непримиримости. Чернов на это растерянно улыбался, опасливо высматривая рожки на темечке так любимой им женщины. В который раз убедившись в их отсутствии, обнимал ее и соглашался, ну, к примеру, с тем, что простуду надо лечить ледяными ваннами, карты таро не врут, а Луиза Хей – неколебимый авторитет всех времен и народов.
Он боготворил Свету. Она была хорошей хозяйкой, все делала вовремя, споро и незаметно.
Он боготворил Свету. В двадцать лет ему не удавалось проводить в постели столько времени, сколько он проводил с ней в пятьдесят.
...Вечером она надевала коротенькую синюю (белую, красную) атласную ночную рубашку на бретельках, гасила нижний свет, и, посмотрев что-то в потрепанной книжице, принималась колдовать с благовониями. Смешав их в определенной пропорции, наливала в глиняную плошку, поджигала и ложилась к Чернову.
А утром Чернов частенько опаздывал на работу. Опаздывал в ванной, опаздывал на кухне, опаздывал в прихожей.
Он был счастлив, как никогда, хотя времени на сочинительство у него практически не оставалось. И из-за того, что большая часть досуга уходила на Свету, и из-за того, что она пристрастилась писать, и Чернов не мог не уступать ей вечерами компьютер.
Писала она об их первой встрече. О том, как, увидев его, испытала неодолимое желание, как мысленно упрашивала его немедленно увлечь ее домой, как попала в Москву, как за две-три тысячи торговала химией и колготками, как любит своего сына Рому и как хочет, чтобы они втроем жили в уютной квартирке Чернова.
Сына Света привезла в начале лета. Он оказался пригожим и тихим голубоглазым мальчиком, с утра до вечера читавшим книги о Гарри Поттере и не на шаг не отходившим от мамы. Чернов не сразу привык к нему – так разительно Роман отличался от энергичной и своевольной Полины. К тому же в первый вечер пребывания в доме Чернова, Рома за ужином попросил налить ему пива...
В конце концов, они прижились. Рома поселился на кухне, помогал матери по хозяйству (особенно он любил укладывать принесенные ею продукты в холодильник), в ее отсутствие отвечал на телефонные звонки: "Есть однушка за двести пятьдесят по "салатной" линии, и двушка за триста по "красной". "Мама приедет к вам ровно в три". У Светы дела шли все лучше и лучше, и она уже подумывала об улучшении жилищных условий. Чернов написал детектив, его купило одно крупное издательство. Свадьбу с последующим усыновлением Ромы Чернов предложил сыграть под Новый год. Однажды утром Варвару нашли в жилище Руслика-Суслика.
* * *
Света была Коза. Она твердо стояла на ногах, презирала закрытые ворота, а если становилось не по себе, не раздумывая, бросалась в пропасть.
На первом курсе Курского политехнического института она влюбилась в однокашника. Он отверг ее, высокомерно улыбаясь, и Света в тот же день покончила с высшим образованием.
Приехав домой, устроилась на работу в цех химической очистки КАЭС. В двадцать пять забеременела. Отец ребенка был моложе на четыре года. Естественно, женитьба его страшила. Света не захотела его понять и прогнала. Родился Рома. Три года он был единственным ее мужчиной.
В двадцать восемь случилось странное. Пошла к врачу. "Тяжелые роды плюс химия плюс воздержание. Короче, ранний климакс. Но можно приостановить его течение. Сексом. Регулярным".
Света завела мужчину. Но разорваться между ним и сыном не смогла. Капризный и часто болевший Роман занимал все ее свободное время. И смотрел полными слез глазами, когда она приходила домой после ночного отсутствия.
Брат Андрей пил и дебоширил, но его любили. Последняя ссора с ним (из-за светлой комнаты для Ромы) закончилась тем, что мать с отчимом в запале указали ей на дверь. "Не можешь жить с нами – уходи! Рому мы поднимем".
Света немедленно собрала вещи. Всполошившись, родители просили остаться хотя бы до утра. Но она, сказав, что больше и ночи не проведет в их доме, уехала в Москву с двумя тысячами рублей в кармане.
Двух тысяч не хватило, чтобы снять комнату, и две недели Света жила по вокзалам. Схватила педикулез, чесотку. Вылечившись, пошла на панель. Полторы тысячи за час, две тысячи за два. Все виды услуг плюс эротический массаж с ароматическими маслами. "Мамка", с которой она сдружилась, платила ей восемьсот пятьдесят рублей с клиента.
Каждые три-четыре недели ездила к сыну. Ночь в поезде, день с Ромой, ночь в поезде. И ни одной ночи дома. Даже после того, как отношения с матерью и отчимом наладились.
Пожив год в столице Света сошлась с Виктором, постоянным клиентом. Виктор был женат, имел двоих детей и занимался частным извозом, зарабатывая около тысячи рублей в день. Он снял Свете однокомнатную квартиру. С условием, что будет жить одна. То есть без Ромы.
Свету это не устроило. Она хотела жить с сыном в своем собственном жилище. И, чтобы на него заработать, предложила Виктору организовать дело. Он согласился и раскошелился. Света сняла квартиру, договорилась с милицией, привезла девочек, дала рекламу.
Когда дело стало приносить доход, они поссорились. Виктор не давал ей денег. Знал, что Света оставит его, как только купит квартиру.
Ссора была жестокой. Избив любовницу до крови, Виктор выгнал ее в мороз полураздетой и босой. Она пошла в милицию, написала заявление. Виктор откупился тремя тысячами долларов.
На эти деньги Света сняла комнату. Обустроилась, дала объявления в газеты. Клиентов было достаточно.
Летом привезла Рому и стала работать на выездах. Виктор, узнав из газет ее номер телефона, установил адрес. И приходил к ней раз за разом, умолял вернуться.
Света была непреклонна. "Нет, нет и нет", – говорили ее немигающие глаза.
Однажды Виктор пришел в ее отсутствие. И рассказал одиннадцатилетнему Роме, чем занималась и занимается его мать. Ради того, чтобы покупать ему шоколадные конфеты и возить на море.
Рома молчал, не отводя глубоких глаз от глаз дяди Вити.
Вечером у мамы с сыном состоялся разговор. Света пыталась убедить Рому, что работает обычной массажисткой. Рома, не отвечая, смотрел на газету "Из рук в руки", лежавшую на столе. Ее оставил Виктор. В ней было объявление, обведенное черным фломастером: Девушка с приятной внешностью и безудержным темпераментом исполнит на Вашей территории любые Ваши пожелания. Чистоплотность, порядочность и конфиденциальность гарантируется. 8-903-107-77-32, Света.
...У них никого, кроме друг друга, не было. Весь вечер они просидели, обнявшись. Рома чувствовал себя счастливым. Он знал, что мама живет ради него.
До конца июля Рома помогал ей. Она перестала уходить из дома, а он стал чаще бывать на улице.
В августе было море, были белые теплоходы с шезлонгами и шашлыки с пивом.
На объявление Чернова Света наткнулась в середине апреля следующего года. Дела шли не шатко, не валко, все-таки тридцать пять, а малолеток хоть пруд пруди, и она решила изменить русло своей жизни.
После первой же ночи Чернов предложил ей переселиться к нему. Света согласилась переехать третьего мая (в этот день она должна была платить за квартиру). Редких клиентов не отваживала – нужны были деньги на жизнь и поездку к Роме.
Первый месяц совместной жизни прошел незаметно. Они много говорили, Чернов научил ее пользоваться компьютером и предложил написать что-нибудь автобиографическое.
Света начала писать. Первую страницу правила восемь раз, правила, пока он не бросил: "Пойдет".
Постепенно увлеклась. И тут же возникли трудности. Хотелось написать обо всем, что было. Как спешно строились в шеренгу, когда подходил клиент. Как миниюбочной и высококаблучной кавалерией убегали от "не своей" милиции. Как получила тысячу долларов от влюбившегося чудного сомалийца. Как нравилось спать с такими разными мужчинами, нравилось делать приятное им и себе, делать за хорошие деньги. Как Виктор говорил: "Хороший клиент пропадает, может, возьмешь?" и как она брала. Как ходили с Ромой в парк Горького транжирить только что полученные деньги.
Хотелось написать обо всем, но было неловко: Он мог прочитать. Приходилось писать в тетрадке тайком.
...К концу мая у Чернова кончились деньги, отложенные на отпуск и зимнюю одежду. Он занервничал. Чтобы съездить за Ромой, Свете пришлось восстановить связь с одним из постоянных клиентов.
Привезя сына, Света засучила рукава и занялась квартирами. Дело шло трудно. Прошел месяц, пока она заработала первые сто долларов. Вторая и третья сотни не заставили себя ждать.
С Черновым она рассталась по четырем причинам.
Во-первых, выяснилось, что он не Змея, а Кролик. По гороскопу Рыба-Кролик ей не подходил ни с какого бока. И пятьдесят один год – это далеко не сорок восемь.
Во-вторых, он постоянно смеялся над Луизой Хей. Подтрунивал над женщиной, благодаря которой она вынесла все невзгоды и стала несгибаемой. "Так значит, если у меня заболел зуб, то это оттого, что я нагрубил коллеге по работе?" – спрашивал он, когда Света листала книгу проповедницы, чтобы узнать, отчего у нее побаливает желудок. А когда она раскладывала карты таро, чтобы угадать, что ждет ее завтра, он говорил: "Послушай, если эти картонки скажут, что тебе надо уходить от меня, ты уйдешь?"
В-третьих, он оказался бережливым и слишком уж расчетливым. Света, выросшая в доме оборотистого директора техникума, деньги тратила в удовольствие, а он, воспитанный в небогатой семье, на них приобретал необходимое.
В-четвертых, Рома невзлюбил Чернова – он постоянно спорил и что-то доказывал. Вместо Гарри Поттера совал платоновского "Семена", другие непонятные и тяжелые книжки, говорил, что мужчина должен быть самостоятельным и деятельным и что дочь его, Полина, никогда не валяется часами на диване, потому что голова и руки у нее всегда чем-то заняты. И еще Роме было неприятно, когда по выходным мама по несколько раз просила его посидеть с полчасика на кухне, потому что они хотят отдохнуть.
Как это ни странно, спусковым крючком послужила трехдюймовая дискета. Однажды вечером Чернов сказал, что на случай поломки винчестера важные файлы надо дублировать. И переписал повесть Светы (в ней было уже шесть страниц) на дискету. Взяв черный квадратик с обрезанным углом в руки, Света неожиданно поняла, что теперь ее в доме Чернова мало что удерживает.
Утром Рома внимательно посмотрел матери в глаза и сказал:
– У меня всю ночь болело сердце. Из-за него.
– Может быть, съедем? – спросила Света. – Семьсот долларов у нас есть.
– В ту квартиру на "синей" линии?
– Да, – кивнула Света.
И Рома пошел к компьютеру стирать с винчестера файлы матери. За час до прихода Чернова с работы они уехали. Из ценных вещей у него нашлись лишь три серебряные ложки.
* * *
Чернов пришел в десять вечера. Было много дешифровки по МКАД и третьему кольцу, и он задержался. Войдя в квартиру и увидев ее в холостяцкой ипостаси, не поверил глазам. Бросился к компьютеру, включил, дождался, пока он войдет в рабочее состояние и тяжело осел в кресле – файлов Светы на рабочем столе не было. Посидев минут пять в прострации, вспомнил, что три месяца не брал Руслика-Суслика на руки. Встал, пошел к нему на кухню.
– Что, ушла от тебя Варвара? – спросил он, присаживаясь перед ангаром.
Руслик-Суслик не пошевелился.