Русские идут

 Начиная с 50-х годов, на протяжении многих лет сборные СССР по игровым видам спорта, в особенности по баскетболу и хоккею с шайбой, доминировали на мировых аренах. Сделанная в Советском Союзе ставка на фактический профессионализм спортсменов, огромные тренировочные объемы, готовность положить на алтарь победы сборных любую жертву — интересы национальных чемпионатов, клубов, не говоря уже об отдельных игроках, — создали уникальные условия. Члены сборных на протяжении многих лет играли друг с другом, добиваясь фантастических слаженности и взаимопонимания. Основой игрового стиля служила мощнейшая функциональная подготовка. В баскетболе и хоккее только сильнейшие команды Нового Света — из США и Канады — оставались для русских серьезными соперниками. Преимущество над всеми остальными странами было безоговорочным и подавляющим.

 Любая советская сборная при любых обстоятельствах была нацелена только на победу. Если другие страны могли позволить себе роскошь «обкатать» экспериментальную команду или пропустить тот или иной турнир, то в СССР политическое руководство всегда настраивало спортивных функционеров и тренеров исключительно на наивысший результат. Советская сборная, советский спортсмен не имели права проигрывать. Они представляли самую счастливую страну с самым лучшим из возможных государственным и экономическим устройством.

 Официальная идеология сформировала и моральный облик атлета, выступающего на международной арене. Советский спортсмен должен был быть честен и справедлив, сдержан в проявлении эмоций, не имел права ввязываться в драки и грубо нарушать правила игры. Он всегда обязан был помнить о том, какая великая честь и какая великая ответственность возложены на него.

 Раз за разом суровые неулыбчивые парни в красном выходили на спортивные арены в соревнованиях самого разного уровня и, демонстрируя феноменальную слаженность доведенных до автоматизма действий, физическую мощь силовой станции, невероятную психологическую устойчивость, безжалостно размазывали, словно асфальтовым катком, одного соперника за другим. После очередной победы они с такими же суровыми лицами выслушивали на пьедестале величественный гимн «Союз нерушимый» и. отправлялись готовиться к следующим стартам.

 Так сложился легендарный образ непобедимой «Красной Машины» — сборной команды СССР.

 За парадной витриной советского спортивного официоза скрывались чудовищные объемы тренировочных и соревновательных нагрузок, безжалостное отношение к спортсменам, их деформированная годами сидения на спортивных сборах психика. Искалеченные судьбы, разрушенные семьи, выброшенные на свалку жизни сотен талантливых спортсменов, «не прошедших» спортивную закалку в сборных или выжатых, как лимон, многолетними выступлениями. Мегатонны поднятого в залах штанги железа и декалитры выпитой спортсменами водки. Все, кто приближались к сиянию славы национальных сборных команд, знали, чего будет стоить эта слава. Но никто и никогда, имея шанс стать элементом «Красной Машины», не пренебрег этой возможностью. Не всем удалось реализовать свой шанс, многие, ухватив удачу, потом ее не удержали, но все, кто видел себя в спорте, стремились к этой великой цели. Потому что только в этом был смысл само- преодоления, самореализации, смысл подвига спортсмена.

 Сбывшееся предсказание

 В конце 1963-го, еще выступая за «Лестех», я, наблюдая за «Красной Машиной» с трибуны, сказал находившемуся рядом приятелю: «Через два года я тоже буду в сборной». Такое заявление в тех условиях должно было выглядеть более чем самонадеянным и утопическим. Однако мое предсказание сбылось.

 В мае 1965-го в Москве проходил чемпионат Европы. Для молодежной сборной, в состав которой я тогда входил, будучи игроком свердловского «Уралмаша», были устроены в те же сроки учебно-тренировочные сборы, чтобы мы могли посмотреть игры и подтянуться к баскетбольной элите. В сборной уже играли ребята моего поколения — Палаускас и Саканделидзе, оба 1945-го года рождения. У меня перед глазами был их пример. Видя их в деле, я понимал, что, в принципе, готов не хуже и близок к уровню сборной.

 Летом того года я удачно выступил на турнире Спартакиады профсоюзов в Москве. Вероятно, меня заметили, и я оказался на сборе резерва национальной команды, проходившем в Леселидзе, в 11 км от Адлера. Сбор произвел на меня удручающее впечатление. Безумные нагрузки — постоянный бег втупую по гаревым дорожкам стадиона, нечастый выход с мячом на деревянный помост в дырах, на котором невозможно было играть (в распоряжении резерва сборной Союза даже игрового зала не было), жесткая градация на новичков и «ветеранов», — усваивались мною тяжело.

 Пусть это не выглядит рисовкой, мне действительно не приглянулась атмосфера в коллективе, коробило грубое отношение к «молодым» со стороны тренеров и ветеранов команды, не показалась интересной тренировочная программа. Как я уже говорил, при всем моем уважении к успехам других, мне всегда хотелось играть по-своему и готовиться к такой моей игре соответственно, развивая свои лучшие качества. В «Уралмаше» я привык к индивидуальным тренировкам, которые по объему и интенсивности превышали тренировочную программу, которую я проходил вместе с командой.

 Сыграло свою роль и то, что я, судя по всему, не произвел впечатления на руководство национальной команды. По итогам того сбора Гомельский отбирал двух «молодых» для участия в заграничном турне «основы». Как я узнал позднее, это было в стиле Александра Яковлевича — постоянно стимулировать игроков внутренней конкуренцией, борьбой за лучшие места и его доверие. Итогом всех этих впечатлений и стало то самое заявление партнерам по «Уралмашу» — «в сборную больше не поеду».

 Тем не менее в октябре-ноябре того же года я был приглашен в состав второй сборной страны для участия в учебно-тренировочном сборе и поездки на игры в Китай. В декабре я оказался уже в составе национальной команды, хотя и в экспериментальном его варианте, на играх в Италии. Так или иначе, это было мое первое полноценное участие в программе подготовки основной команды страны под руководством А. Я. Гомельского.

Первые испытания

 В 1966-м в программе международных соревнований ФИБА произошел сбой, и чемпионат мира, который должен был состояться в том сезоне, был перенесен на следующий год. В связи с этим в календаре сборной отсутствовали серьезные соревнования, команда готовилась по программе учебно-тренировочных сборов, участвовала в товарищеских турнирах. Возможно, и в этом, как и в случае с вылетом «Уралмаша» в первую лигу, мне улыбнулась удача, и я имел время на адаптацию в новых для меня условиях.

 Тем более, что эта адаптация была непростой. Отношение ко мне тренеров сборной поначалу было, мягко говоря, сдержанным. Позднее

 Гомельский говорил мне, что в начале нашего сотрудничества он вообще не предполагал во мне большого игрока.

 Оказавшись на время за рамками сборной, я не сидел без дела и продолжал тренироваться на сборах, организуемых профсоюзами. Осенью я вновь был включен в сборную страны для участия в «зимнем всесоюзном турнире» (это был последний раз, когда в год Спартакиады народов СССР союзный чемпионат не проводился, и команды «разминались» в соревновании рангом ниже). Разумеется, команда заняла первое место. В ходе этого соревнования в декабре 1966-го я был признан лучшим защитником одного из туров, проводившегося в Каунасе, что стало первым признанием моих индивидуальных успехов на национальном уровне.

 В октябре я выезжал вместе со сборной на товарищеские игры за океан — в Мексику и на Кубу.

 По итогам сезона я возглавил пятерку лучших защитников в составе списка 25 лучших баскетболистов СССР, традиционно составленного президиумом федерации баскетбола. На второй позиции оказался Александр Травин, далее — Саканделидзе и Селихов.

 Место в составе сборной СССР для меня не было гарантированным (тем более, что я выступал за клубную команду, не входившую в число грандов отечественного баскетбола), но я готов был биться за него. Школа «Уралмаша», успешно пройденная мной, мне пригодилась и пошла впрок. Я готов был отстаивать свое право на место в составе ставшим привычным для меня способом — упорнейшими тренировками, оттачиванием индивидуального мастерства и, главное, хорошей результативной игрой.

 Меньше всего я собирался доказывать свою правоту словами. Должен признать один факт — до 30 лет я вообще очень мало разговаривал с кем бы то ни было. Я считаю это достижением, хотя многие обижались.

 Мнение специалиста

 В целом в течение 1966 года я заявил о себе как нестандартный самобытный игрок. Важное значение имел для меня отзыв знаменитого югославского специалиста Ранко Жеравицы, которое он высказал дома после возвращения из СССР после товарищеских игр сборной РСФСР и сборной Белграда в Иваново и Ленинграде в январе 1966-го. Игры были достаточно заурядными и не должны были бы запечатлеться у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Первое — команда Белграда была, как выяснилось позднее, фактическим прототипом знаменитой сборной Югославии, выигравшей чемпионат мира у себя дома в Любляне в 1970-м. Второе — в тех играх на меня сошло какое-то озарение, и я играл в них, как не играл никогда.

 В итоге, как мне рассказали позднее, югославы, вернувшись на родину, поделились впечатлениями о «появившемся молодом русском, уже сейчас готовом играть в NВА». Жалею, что об этом отзыве мне стало известно слишком поздно. Тогда, в период моего закрепления в элите советского баскетбола, мнение авторитетнейшего специалиста добавило бы мне уверенности в том, что я на правильном пути.

1967-й

 В сезоне 1967-го я не стал ведущим игроком в сборной, но почувствовал определенную уверенность. Сезон выдался очень насыщенным и напряженным. Как я уже говорил, первым соревнованием для сборной стал двухтуровый «Всесоюзный турнир». Справедливости ради надо сказать, что формат этих соревнований, которые рассматривались как подготовительные перед основным внутринациональным стартом сезона — Спартакиадой народов СССР, — был лоялен и к другим командам, позволяя экспериментировать с составами и наигрывать их под Спартакиаду. Например, от Украины выступали не «Строитель» и СКА в их привычном виде, а своеобразные сборные профсоюзов и армии; под наименованием тбилисского «Динамо» выступала фактически вся сборная Грузии.

 В заявку сборной СССР, выступавшей в турнире, были включены 14 человек: защитники Травин и Селихов из ЦСКА, Саканделидзе (тбилисское «Динамо»), Крикун («Калев») и Белов из «Уралмаша»; форварды Вольнов и Липсо (ЦСКА), Паулаускас и Венсбергас («Жальгирис»), Томсон («Калев»), Болошев («Динамо», Волгоград); центровые Андреев (ЦСКА), Поливода (киевский «Строитель») и Иванов (ленинградский «Спартак»).

 В апреле сборная провела два товарищеских матча в Лахти против сборной Финляндии. В первом мы выиграли 88:63, я принес команде 18 очков. Второй матч, в котором я вышел в старте (вместе с Селиховым, Паулаускасом, Липсо и Поливодой), завершился разгромом соперника 91:39. Без проблем для нас завершились и товарищеские игры в мае против сильной сборной Чехословакии.

 В апреле же проходили баскетбольные турниры республиканских спартакиад. Победителем Спартакиады РСФСР в Казани стала сборная Свердловской области, за которую под руководством Густы- лева выступал в основном весь «Уралмаш». Победа досталась нам в упорной борьбе, по разнице забитых и пропущенных мячей при равенстве очков с соперниками. Я был признан лучшим защитником турнира.

 Несмотря на еще нестабильное положение в элитной группе баскетболистов СССР, я был включен Гомельским в состав сборной, отправлявшейся на чемпионат мира в Уругвай. Вероятно, Александр Яковлевич все-таки начал разглядывать во мне какие-то признаки будущего мастера и решил дать мне почувствовать вкус Большой Игры.

Команда чемпионов

 Команда, собранная Гомельским, была «сплавом молодости и опыта». Ведущие роли в ней играли опытные, проверенные игроки. Самым опытным в команде и ее капитаном был Геннадий Вольнов (28 лет, 201 см) — чемпион Европы 1959, 1961, 1963, 1965 годов, бронзовый призер чемпионата мира 1963-го, серебряный призер олимпиад в Риме и в Токио. Двукратным чемпионом Европы, бронзовым призером чемпионата мира и серебряным призером Олимпиады был Александр Травин (30 лет, 187 см). Серебряным медалистом Токио, двукратным чемпионом Европы был также Яак Липсо (27 лет, 200 см).

 В то же время в сборной оказалось 9 новичков мирового первенства. Группа игроков еще не успела проявить себя на мировой арене, но уже с успехом выступала на соревнованиях рангом ниже. Чемпионами Европы 1964-го среди юниоров и чемпионами Европы 1965-го среди взрослых успели стать Зураб Саканделидзе (22 года, 186 см) и Модестас Паулаускас (22 года, 194 см). Юниорское первенство Европы вместе с ними выиграл Анатолий Поливода (20 лет, 202 см).

 Большая группа игроков, половина состава команды — армейцы Рудольф Нестеров (22 года, 204 см), Юрий Селихов (24 года, 185 см) и Владимир Андреев (20 лет, 216 см), Прийт Томсон из «Калева» и Геннадий Чечура из киевского СКА, равно как и Сергей Белов, опыта выступлений за национальную сборную в официальных турнирах не имели.

 Ветераны сборной были по-настоящему уникальными людьми. Геннадий Вольнов — это целая эпоха в отечественном баскетболе. Он был, пожалуй, первым универсальным игроком, способным сыграть на разных позициях, имевшим хорошее ведение, отличный дальний бросок, уверенный слэм. Его слабостью была некоторая мягкость в игре, он прекрасно играл против Бразилии, Югославии и порой тушевался, встречая жесткое силовое сопротивление.

 Не менее легендарным человеком в сборной был Александр Травин. По сути, он произвел в советском баскетболе революцию. До него основными функциями защитника на площадке были только вывод мяча из зоны и первый пас. Благодаря Травину с его великолепным броском позиция второго номера стала восприниматься как грозная атакующая единица. В значительной степени я пошел по проторенному им пути, состоявшись на площадке в первую очередь как снайпер.

 К ветеранам Травину и Вольнову я всегда испытывал глубочайшее уважение.

 Молодые игроки Саканделидзе и Паулаускас быстро влились в состав «Красной Машины» и стали ее важными составляющими. Во многом это было обусловлено их неуступчивыми характерами настоящих победителей. Тбилисец Саканделидзе и в игре, и в жизни полностью оправдывал свое прозвище «князь», демонстрируя как некоторое высокомерие по отношению к окружающим, так и подлинные аристократизм и яркость на площадке.

 Модестасу Паулаускасу его истинно бойцовский характер, желание всегда и во всем быть первым позволили быстро стать основным третьим номером в сборной и тащить ее в качестве локомотива вплоть до 1972-го. Он великолепно боролся за мяч, и если бы в его времена действовало правило «2+1», он, безусловно, был бы лучшим снайпером, так как всегда умел забивать с фолами буквально висевших на нем соперников.

 Как уникальный игрок вошел в историю советского баскетбола центровой ЦСКА и сборной Владимир Андреев. Впервые я увидел его 16-летним на соревнованиях в Москве в 1963-м — при росте

 216 см Володя весил 58 кг! Не то, что полноценно играть, он до центра площадки доходил с трудом, я не преувеличиваю. В его судьбе роковую роль чуть не сыграл идиотский совет какого-то горе-врача, который диагностировал у него в детстве патологию позвоночника, якобы способную при любом неосторожном движении привести к перелому. В результате парень до 15 лет вообще не двигался, лежал на диване и деградировал до крайней степени атрофии мышц и общей дистрофии.

 К счастью, ему вовремя встретились хорошие спортивные специалисты, которые сумели рассмотреть в этом чуде природы нормального, здорового и очень одаренного человека. Откормив Володю за короткое время и обучив азам баскетбола в Алма-Ате, они дали ему, при столь уникальных физических данных, гарантированную путевку в большой спорт. Уже по итогам сезона 1966-го Андреев был включен на четвертой позиции в пятерку лучших центровых страны по списку президиума федерации.

 Выступая в «зимнем всесоюзном турнире» сезона 1966/67 года за сборную СССР, Андреев еще не очень хорошо вписывался в состав, не успевал за скоростными действиями команды. Однако в состав сборной, отправившейся в Монтевидео на чемпионат мира, Андреев был включен и разделил с командой ее первый мировой триумф, вполне удачно выходя на замену основному центру Поливоде, в особенности на последних минутах решающего матча с югославами.

 Уругвай

 Мировое первенство проходило в мае-июне 1967-го в Монтевидео. Веселым было начало нашего турне. По решению организаторов, квалификационный турнир перед финальной стадией уругвайского чемпионата должен был для нас пройти, в Аргентине, в городке Байя-Бланка. Однако попасть туда мы не смогли — аргентинское правительство потребовало для оформления въездных виз прохождения нашей делегацией процедуры дактилоскопирования.

 Это показалось нашим руководителям неприемлемым, и они потребовали переноса места проведения турнира. Удивительно, но авторитет СССР был так высок, что нашему руководству пошли навстречу и провели квалификационные игры в Монтевидео. Наша команда легко обыграла сборные Перу и Японии и досрочно вышла в финальную часть чемпионата. В последнем матче квалификации мы разгромили Аргентину, перевалив «гроссмейстерский» рубеж в 100 набранных за игру очков.

 Дальше начались игры основной сетки группового турнира. «Красная Машина» последовательно прошлась по сборным Польши, Бразилии и Аргентины. Наступала пора решающих игр.

 Первой из них стала встреча с самым главным соперником — США. Игра шла очко в очко и за две минуты до конца при счете 48:48 ознаменовалась грандиозным скандалом, устроенным американцами после отмены судьей назначенных им было штрафных бросков в кольцо СССР. Тренер увел американскую команду с площадки и отказывался возобновлять матч в течение 20 минут, пока злополучные штрафные не были назначены вновь. Судья встречи дал в этот момент слабину, явно пойдя на поводу у американцев.

 Наши тренеры попытались устроить ответный демарш, но без особого успеха. В концовке нервной игры были качели до последней секунды, когда американцы одновременно с сиреной занесли мяч в наше кольцо и победили 59:58.

 После досадного поражения команда смогла собраться и победила хозяев чемпионата. Это создало уникальную ситуацию перед последним игровым днем турнира. Дело в том, что сборная Югославии, выступавшая неровно, одержала сенсационную победу над США 73:72, но проиграла Уругваю 57:58, чем сохранила для нас шансы на победу. Для этого нам нужно было в последнем туре обыгрывать югославов и надеяться на поражение Штатов от Бразилии.

 Невероятно, но так все и произошло. Сначала сборная СССР уверенно победила братьев по социалистическому блоку. В старте вышли Саканделидзе, Селихов, Вольнов, Томсон и Поливода. Их подменяли Липсо и Паулаускас. Первая половина прошла в упорной борьбе и закончилась со счетом 33:26 в нашу пользу. Ничего еще не было ясно. Во второй половине пошла такая битва, что с площадки один за другим стали уходить с пятью фолами наши лидеры — сперва Вольнов, за ним Поливода. В этот момент прекрасно проявил себя Володя Андреев. Выйдя на замену, он сыграл очень полезно и набрал последние очки для СССР в этом матче. 71:59.

 После этого судьба еще раз улыбнулась русским — победители двух последних мировых первенств бразильцы уверенно обыграли США 80:71. В результате советская команда впервые в своей истории заняла первое место, места со второго по четвертое заняли соответственно югославы, бразильцы и американцы. Модестас Паулаускас, набравший в играх чемпионата 126 очков, был признан самым полезным игроком турнира, Анатолий Поливода — лучшим центровым.

Недовольный триумфатор

 Не могу сказать, что этот турнир мне запомнился собственной хорошей игрой. Игрового времени я получал мало. Дело в том, что направлением тренерской тактики Гомельского тогда был некий аналог хоккейного варианта — пятерки в основном выходили на площадку в строго фиксированном составе, парами защитников и тройками нападающих. В частности, мы с Травиным образовывали вторую пару в защите.

 Во всех играх до чемпионата мира «звенья» получали одинаковое игровое время, однако, когда дело дошло до ответственных матчей, он стал доверять только паре Селихов — Саканделидзе, давая нам с Травиным лишь по паре минут в концовках таймов, да и то лишь если победа команды была уже несомненной. Понятно, что в таких условиях проявить себя было непросто, к тому же в Уругвае мы имели дело с бичом для снайперов — супержесткими кольцами. Кроме того, сыграл свою роль синдром первого крупного соревнования.

 Одним словом, это была не моя игра, хотя команде в меру сил и оказанного мне доверия я помог, а главное, выиграл вместе с ребятами чемпионат мира. Для первого же значимого старта в составе сборной это было более чем блестящим результатом. Не случайно на банкете в честь сборной Александр Яковлевич мимоходом, ожидая услышать слова восторга и благодарности, бросил мне: «Ну как, доволен?» Чтобы услышать поразительный по наглости ответ: «А чем?»

 Конечно, я сразу же смягчил ситуацию, добавив, что доволен результатом команды, тем, что помог ребятам победить, но только не собственной игрой и не собственным вкладом в победу. Думаю, что эта дерзкая реакция не осталась бесследной, во всяком случае, она добавила свою лепту к «теплым» отношениям, которые уже тогда начали складываться у меня с А. Я. Гомельским.

Маятник Гомельского

 Звание заслуженного мастера спорта, полагавшееся мне после победы на чемпионате мира, мне не присвоили, в отличие даже от тех, кто был в составе команды, но практически не вставал со скамейки.

 Позднее, во время какого-то коммерческого турне, Гомельский сказал мне, что обошел меня этим званием для моей же пользы, чтобы я не зазнался и не остановился в развитии. Не знаю, может быть, существовала какая-то разнарядка на присвоение званий, не стану врать. Отмечу только, что неприятный осадок от того эпизода у меня остался. Тем более, что присвоение звания мастера спорта за выигрыш в одни ворота европейского первенства того же года, на котором я был включен в символическую пятерку лучших игроков чемпионата, видимо, в версии Гомельского, по-прежнему могло мне навредить. Почетное звание мне присвоили только в 1969-м после второй победы на чемпионате Европы.

 В июле прошли игры баскетбольного турнира Спартакиады народов СССР. Я выступал за сборную РСФСР. Команда была сформирована на базе «Уралмаша». Для Александра Канделя это была четвертая Спартакиада, он был в числе нескольких участников соревнований, которые играли во всех баскетбольных турнирах главного соревнования в СССР. На предварительном этапе мы обыграли сборные Азербайджана, Армении, Киргизии, а также главного конкурента — сильную команду Ленинграда 82:80, отодвинув ленинградцев со второго места в таблице (после Украины) и получив право на продолжение борьбы в главном финальном турнире за 1-6-е место.

 В нем наш путь оказался менее успешен (я в самом начале розыгрыша получил травму голеностопа и в большинстве игр участия не принимал). Проиграв все матчи, сборная России заняла 6-е место, что тем не менее было расценено нашим спортивным руководством как успех. Этот турнир был знаменателен тем, что стал первым крупным соревнованием в составе сборной Латвии для знаменитой Ульяны Семеновой, лишь годом раньше взявшей в руки мяч, а также тем, что в составе команды Узбекистана раскрылся Алжан Жармухамедов, в том же году прочно вошедший в состав «Красной Машины».

 После этого настало время для очередного качка маятника в отношении ко мне А. Я. Гомельского. После Спартакиады он вызвал меня к себе и сообщил, что недоволен моей игрой и в состав сборной СССР, которой предстояло участие в Играх Всемирной универсиады в Корее, он меня не включит.

 Не хочу опять показаться циником, но временное отлучение от сборной снова пошло мне на пользу (кстати, Универсиада в том году вообще не состоялась). Я отправился восвояси в Свердловск, чтобы получить право на покупку вожделенного призового холодильника, но главное — чтобы вновь спокойно тренироваться вволю по индивидуальной программе.

Европейский успех

 Так или иначе, к осеннему чемпионату Европы, к началу которого Гомельский все-таки вернул меня в состав сборной, я подошел в великолепной форме. Все, что накапливалось во мне долгие годы, реализовалось на том турнире. Это был прорыв. Я уже закалился и готов был ко всему в борьбе как на площадке, так и за ее пределами. Благодаря сложившейся благоприятной турнирной коньюктуре, я получал много игрового времени.

 Дело в том, что главный конкурент — югославская команда — выступал в обновленном экспериментальном составе, который наигрывался под будущий чемпионат мира в Любляне 1970 года. «Юги» спокойно заняли девятое место, никто их за это не репрессировал, что было бы немыслимо в применении к советской сборной, всегда ориентированной только на победы. Кроме югославов, серьезных соперников у нас не было.

 В составе сборной СССР к чемпионам мира Вольнову, Паулаускасу, Саканделидзе, Селихову, Поливоде, Липсо, Томсону, Андрееву и Белову присоединились Крикун, Тыну Лепметс и — впервые — Алжан Жармухамедов. Мы уверенно побеждали наших соперников: сборные

 Израиля, ГДР, Венгрии, Франции, Греции, Италии, Болгарии. В полуфинале последовал разгром сборной Польши 108:68. В финале мы обыграли Чехословакию 89:77. Я набрал в том матче 12 очков, Геннадий Вольнов, добывая свое пятое европейское золото, — 23.

Борьба за признание

 Тем не менее мое подспудное противостояние с Москвой по-прежнему продолжалось. Спортивная пресса, в основном сосредоточенная в столице, меня не жаловала. Отец, который всегда был моим самым преданным болельщиком, педантично ведущим отчеты обо всех моих выступлениях и штудирующим все, что писалось в СССР о баскетболе, долго недоумевал, почему об игроке, забивающем по 20-30 очков за игру, в отчетах не пишут вообще ничего. Не исключено, что отчасти такое отношение «московской мафии» было обусловлено моим статусом игрока из провинции, который, при всех своих способностях, по определению не может быть сравним с московскими грандами. Впрочем, и после переезда в Москву от прессы мне регулярно доставалось.

 «Мясорубка», через которую я, благодаря Александру Яковлевичу, прошел, закрепляясь в сборной, наверное, пошла на пользу закалке моего характера. Но творчески я, безусловно, потерял. Это было совершенно типичным, не привлекшим чьего-либо внимания проявлением глубинного и трагичного конфликта советского спорта, его ориентированности на выживание спортсменов в ущерб индивидуальному творческому подходу. Главным принципом подготовки спортсменов высокого уровня в СССР всегда было преодоление тренировочных объемов, несовместимых с жизнью человека.

 Ко всему прочему, помимо этих запредельных объемов я всегда вынужден был делать ежедневно на одну тренировку больше, чтобы не забыть, а лучше — развить индивидуальные качества, которые общими тренировками не столько развивались, сколько глушились и забивались.

 Подготовка к новой высоте

 В сезоне 1967/68 года я уже стабильно входил состав сборной Союза, и мое участие в предстоящей Олимпиаде в Мехико сомнений не вызывало. Подготовка к олимпийскому турниру продолжалась около 3 месяцев. Руководители советского спорта попытались, как сумели, создать условия для олимпийских сборных, которым впервые в истории олимпиад предстояло выступать в тяжелейших условиях высокогорья. В частности, в том олимпийском цикле было начато строительство многопрофильной учебно-тренировочной базы в Цакхадзоре, в Армении.

 Маленький городок, главной достопримечательностью которого было то, что в нем родился Армен Джигарханян, стал центром олимпийской подготовки, поскольку располагался на высоте около полутора тысяч метров над уровнем моря. Тренировка в межсезонье в горах, где организм спортсмена в условиях недостатка кислорода мобилизуется и после спуска на равнину способен работать с большей интенсивностью, сейчас прочно вошла в арсенал тренерских методик.

 Однако для подготовки к Мехико Цакхадзора оказалось недостаточно, ведь высота, на которой проходили старты Олимпиады, почти в два раза превышала армянское среднегорье. В октябре 1966-го нам довелось побывать в Мексике на товарищеских играх, и уже тогда стало ясно, что на Олимпиаде всех ожидает что-то ужасное. Элементарный подъем на три ступеньки вверх по лестнице немедленно вызывал одышку. Уже по итогам этих впечатлений было ясно, что играть нужно будет короткими отрезками, перемежая их паузами для восстановления... Увы, специальных методик подготовки и адаптации к высокогорью мы фактически не получили.

 Как готовиться к этому кошмару, никто, включая научные бригады, толком не знал (я уже не говорю о том, что за долгую карьеру игрока я редко встречал представителей спортивной науки, для которых целью их деятельности было что-то большее, чем только написание диссертаций на основе наблюдений за спортсменами). Мои воспоминания о подготовке к Олимпиаде сводятся к тому, как мы месили строительную грязь на недостроенной базе в Цакхадзоре, добираясь до игрового зала, самого дальнего от гостиницы в ряду спортивных комплексов.

 В заявочный список олимпийской сборной СССР вошли: В. Андреев, С. Белов, Г. Вольнов, В. Капранов, С. Коваленко, А. Крикун, Я. Липсо, М. Паулаускас, А. Поливода, З. Саканделидзе, Ю. Селихов, П. Томсон. Как и ранее, возглавляли команду А. Я. Гомельский и Ю. В. Озеров.

Праздник и кошмар Олимпиады

 Впечатления от обстановки, в которую я окунулся во время своей первой Олимпиады, у меня были самые светлые. Несмотря на казарменные условия размещения в олимпийской деревне, обстановка была радостной и дружественной, были ощущение огромной олимпийской семьи, непередаваемая атмосфера. Это была пора довольно легкомысленного и безответственного отношения к мерам безопасности на олимпийских объектах. Олимпийская деревня производила впечатление бурлящего котла. Зайти в нее посторонним в условиях отсутствия сколько-нибудь серьезного фейс-контроля было элементарно, стоило лишь набросить на плечи какую-нибудь спортивную куртку. Поэтому будни деревни периодически дополнительно оживлялись отловом мексиканских проституток.

 Что касается спортивной составляющей, то высокогорье в Мексике действительно оказалось кошмаром для олимпийцев. Особенно досталось представителям циклических видов — бегунам, гребцам, велосипедистам, этих людей после финиша буквально приносили на носилках. В олимпийской деревне мы жили поблизости от медицинского корпуса и видели это своими глазами. В то же время разряженный воздух гор способствовал установлению ряда уникальных достижений — знаменитых прыжков Бимона и Санеева. Однако это были счастливые исключения.

 В целом же в Мексике побеждали спортсмены, прекрасно развитые функционально, а главное, целенаправленно готовившиеся к высокогорью по специальным методикам. Без систематической подготовки играть было очень тяжело. Моя манера игры — взрывная, с ускорениями, высокими прыжками — пострадала от высокогорья в особенности. Тем не менее я постоянно выходил в старте, в злополучной полуфинальной игре был объективно лучшим в команде. Однако полной уверенности в своих силах, 100-процентной готовности побеждать у меня не было.

 Проигрывать в полуфинале югославам мы, конечно, были не должны. Команда СССР была достаточно сильной. В своей группе мы победили сборные Бразилии, Мексики, Болгарии, Кубы, Южной Кореи и Марокко. Однако в матче с «югами» коса нашла на камень. После первой половины мы проигрывали 27:31, не смогли исправить положение и после перерыва и в итоге проиграли одно очко 62:63, пропустив на последней минуте в свое кольцо бросок с игры и штрафной. Во втором полуфинале США обыграли Бразилию 75:63; столь же уверенно американцы разобрались затем в финале с югославами 65:50. Победа в матче за третье место над Бразилией 70:53 стала для нас слабым утешением.

 Нужно сказать, что Гомельскому достаточно часто не везло именно в полуфинальных играх крупных турниров. Мне кажется, игроков сжигало его страстное желание любой ценой выиграть Олимпиаду.

 Итоги нашего выступления в Мексике были неоднозначными. С одной стороны, сборная СССР впервые опустилась в олимпийской классификации ниже второго места. С другой — положение дел в мировом баскетболе стало меняться. В Европе кроме Советского Союза появилась еще одна баскетбольная супердержава, ставшая на будущее нашим злейшим и опаснейшим конкурентом, — Югославия (о «теплых» взаимоотношениях с братской Югославией я подробно расскажу позднее). Команды Испании, Италии, Чехословакии и Польши также все громче заявляли о себе. В Новом Свете, помимо США, опасными конкурентами стали Бразилия, Куба и Пуэрто-Рико.

 В этих условиях бронза Олимпиады могла выглядеть неплохим результатом; сейчас такое выступление наверняка было бы признано блестящим. Но тогда была иная ситуация, и наши бронзовые медали не расценивались как успех. Особенно обидным в этой ситуации было то, что сборная США, наш главный соперник, по подбору игроков (в том числе с учетом их последующей карьеры) была нам тогда вполне по силам.

 Так для меня закончилась моя первая Олимпиада, об атмосфере которой у меня остались прекрасные воспоминания, но без удовлетворенности добытым результатом. Такими стали мои первые два сезона в легендарной сборной СССР, в которой мне предстояло не только освоиться, но и в самом скором времени захватить лидерские позиции.