МЕССИРЪ Граціани, не довѣрявшій собранію, на которое его пригласили такимъ таинственнымъ образомъ, приказалъ десятку своихъ людей расположиться засадой на улицѣ и, какъ только онъ дастъ сигналъ, разбивъ одно изъ оконъ, силою ворваться въ домъ.

Тѣмъ не менѣе онъ сравнительно спокойно вошелъ въ длинную съ низкимъ потолкомъ комнату, гдѣ его ждали заговорщики. Комната эта, расположенная въ мезонинѣ, тянулась во всю ширину дворца Раньери, который находился вблизи моста Августа въ Римини и выходилъ одной стороной на улицу, а другой на рѣку. Дворецъ, несмотря на все свое великолѣпіе, выглядѣлъ очень мрачно: темные обои покрывали его стѣны; на полу лежалъ коверъ темно-пурпуроваго цвѣта; вся обстановка была изъ чернаго дерева и имѣла крайне похоронный видъ, благодаря бѣлымъ инкрустаціямъ изъ слоновой кости. Освѣщалась она шарообразной алебастровой лампой на тяжеловѣсной подставкѣ и двумя серебряными канделябрами на длинномъ столѣ, стоявшемъ посреди комнаты. Въ каминѣ гьылалъ яркій огонь; былъ январь мѣсяцъ. погода была холодная, и густой слой снѣга покрывалъ улицы.

Раньери, здоровый, цвѣтущій патрицій, радушно привѣтствовалъ Граціани и провелъ его къ столу, за которымъ сидѣло уже пять заговорщиковъ. Одинъ изъ нихъ тотчасъ же всталъ и привѣтствовалъ Граціани. Это былъ человѣкъ высокаго роста, статный, съ продолговатымъ, смуглымъ лицомъ, которое казалось еще болѣе продолговатымъ, благодаря темной, клинообразной бородкѣ. Костюмъ у него былъ черный и отличался большимъ изяществомъ, а на груди висѣлъ медальонъ, сверкавшій брильянтами. Это былъ принцъ Синибальди, дворянинъ Венеціи и посолъ Свѣтлѣйшей Республики, который прибылъ сюда, чтобы поздравить Цезаря Борджіа съ недавней побѣдой его въ Римини.

Собственно Синибальди, а не Раньери, пригласилъ Граціани на это собраніе. Вотъ это обстоятельство и пробудило подозрѣніе въ душѣ молодого воина Борджіи, который не довѣрялъ никому и ничему изъ Венеціи.

Что касается остальныхъ, глаза которыхъ были устремлены на лицо Граціани, то трое изъ нихъ были гражданами Римини, а четвертый — невзрачный и грязноватый на видъ человѣкъ съ блѣдными, впалыми щеками и жидкими, вылинявшими до цвѣта золы волосами, былъ римлянинъ по имени Джина Д’Аньоло — обстоятельство, усилившее подозрительность Граціано. — У римлянина была одна только лѣвая рука, да и то костистая и желтая, словно куриная лапа. Другую руку и съ нее вмѣстѣ и языкъ онъ оставилъ въ Римѣ, лишенный того и другого по приказанію Цезаря Борджіа, котораго онъ поносилъ. Онъ всегда ненавидѣлъ представителей семьи Борджіа, и ненависть эта и злоба нисколько не уменьшились послѣ наказанія; онѣ только до поры до времени затаились въ его душѣ.

Злобные глаза его съ недовѣріемъ остановились на Граціани, когда то гъ занялъ предложенное ему мѣсто; онъ открылъ свой пустой ротъ, издалъ страшный, каркающій крикъ, сопровождаемый странными жестами въ сторону венеціанца.

Синьоръ Раньери занялъ прежнее мѣсто въ концѣ стола; противъ него у другого конца стоялъ принцъ Синибальди, который, разстегнувъ двѣ пуговки своего дублета, вынулъ изъ-за пазухи небольшой крестъ изъ чернаго дерева и слоновой кости.

— Мы сейчасъ сообщимъ вамъ причину, побудившую насъ просить вашего присутствія на сегодняшній вечерь, мессиръ Граціани, — сказалъ онъ. — Отъ васъ будетъ зависѣть оказать или не оказать необходимую намъ помощь. Если вы не согласитесь на нее, вы уйдете отсюда, какъ и пришли; но прежде чѣмъ уйти, вы должны будете дать намъ торжественную клятву, что ни передъ кѣмъ не разоблачите того, что слышали здѣсь.

Принцъ замолчалъ. Граціани откинулъ назадъ голову и медленно окинулъ взоромъ сидѣвшихъ за столомъ. Всѣ глаза были устремлены на него; въ нихъ горѣли недовѣріе и вражда, которыхъ, очевидно, не могла сгладить даже клятва, произнесенная имъ.

Синибальди осторожно подвинулъ крестъ къ противоположному концу стола.

— Поклянитесь же надъ этимъ священнымъ символомъ нашего Спасителя… — началъ онъ, но Граціани вскочилъ на ноги и оттолкнулъ назадъ стулъ.

Онъ узналъ достаточно. Здѣсь было очевидно гнѣздо заговора противъ правительства или, вѣрнѣе, противъ его властелина герцога Валентинуа. Онъ ни въ какихъ объясненіяхъ больше не нуждался и не былъ настолько глупъ, чтобы связывать себя клятвой, ибо молчаніе ставило его на одну степень съ заговорщиками.

— Синьоры, — сказалъ онъ, — я не имѣю обыкновенія слѣпо вмѣшиваться въ какое бы то ни было дѣло и давать клятву въ томъ, что мнѣ неизвѣстно. Прошу разрѣшенія уйги.

Онъ отошелъ отъ стола, собираясь немедленно уйти, но всѣ сидѣвшіе за столомъ вскочили со своихъ мѣстъ и схватились за оружіе.

Граціани обратился къ синьору Раньери, который преградилъ ему путь къ двери.

— Синьоръ, — сказалъ онъ ему, — я пришелъ сюда въ самомъ дружелюбномь настроеніи и притомъ по вашему предложенію, не зная о томъ, что здѣсь ожидаетъ меня. Ввѣряю себя вашей чести, синьоръ, и прошу помочь мнѣ уйти отсюда въ томъ же дружелюбномъ настроеніи и съ тѣмъ же невѣдѣніемъ, съ какимъ я пришелъ сюда. Я требую…

Шорохъ подкрадывающихся шаговъ заставилъ его оглянуться назадъ, и онъ увидѣлъ Аньоло, который въ ту же минуту прыгнулъ къ нему съ поднятымъ вверхъ кинжаломъ. Въ слѣдующую секунду кинжалъ опустился внизъ и скользнулъ по кольчугѣ, скрытой подъ дублетомъ Граціани.

Послѣдній моментально схватилъ его за грудь и швырнулъ на другой конецъ комнаты. Нѣмой налетѣлъ на одного изъ заговорщиковъ, который стоялъ между столомъ и окномъ, сбилъ его съ ногъ такимъ образомъ, что тотъ толкнулъ пьедесталъ изъ чернаго дерева, на которомъ стояла статуэтка купидона. Пьедесталъ покачнулся, и статуэтка, упавъ съ него, ударилась о стекло въ окнѣ, разбила его и вылетѣла на улицу.

Граціани поступилъ такъ безъ всякаго заранѣе обдуманнаго намѣренія, а между тѣмъ все случилось какъ бы по его желанію. Онъ свирѣпо улыбнулся, выхватилъ шпагу и, обернув ь лѣвую руку плащомъ, старался, пятясь назадъ, пробраться къ двери. Но враги сомкнулись кругомъ него, употребляя всѣ усилія, чтобы сбить его съ ногъ; одинъ изъ нихъ пытался проткнуть ему грудь шпагой, а остальные мѣтили ему въ голову.

Онъ защищался отчаянно въ надеждѣ выиграть время, пока не явятся его люди, навѣрное слышавшіе звонъ разбитаго окна; такъ пятился онъ назадъ, дока не уперся спиною въ стѣну, къ которой его прижали три человѣка со шпагами. Онъ не могъ больше отступать, не могъ уменьшить числа своихъ противниковъ, ему ничего не оставалось больше, какъ отражать ихъ удары, пока не подоспѣетъ подкрѣпленіе.

Передъ глазами Граціани мелькнула вдругъ шпага въ рукѣ Синибальди, которая поднялася вверхъ и опустилась. Онъ хотѣлъ отразить ударъ, но было уже поздно; онъ только до нѣкоторой степени уменьшилъ силу удара, который разсѣкъ ему шляпу и черепную кость.

Шпага выпала изъ его рукъ, и онъ, потерявъ сознаніе со струившейся по лицу кровью, тихо скользнулъ вдоль стѣны и скорчился у ея подножія. Синибальди собирался пронзить кинжаломъ его дыхательное горло, чтобы навсегда покончить съ нимъ, когда позади него послышался страшный каркающій крикъ нѣмого, который все время держался у окна, и затѣмъ непрерывный стукъ въ двери. Нѣсколько секундъ стояли заговорщики въ недоумѣніи и ужасѣ. А стукъ въ двери продолжался, и громкіе голоса требовали, чтобы ихъ открыли.

— Мы попали въ ловушку! Насъ выдали, — крикнулъ Раньери.

Восклицаніе это вызвало страшную суматоху. Нѣмой первый показалъ путь къ спасенію. Мигомъ перебѣжалъ онъ комнату, какъ кошка вскарабкался на столъ у окна, выходившаго на рѣку, у самой окраины которой стоялъ домъ. Но онъ не отворилъ окна. Воспоминаніе о правосудіи Ворджіа, которое онъ испыталъ на самомъ себѣ, довело его ужасъ до настоящаго безумія. Всею тяжестью своего тѣла бросился онъ на окно, сломалъ его и, сопровождаемый цѣлымъ градомъ осколковъ стекла, свалился бъ темную, ледяную воду.

Словно овцы, послѣдовали заговорщики его примѣру, прыгая изъ окна одинъ за другимъ. Къ счастью для нихъ, теченіе въ рѣкѣ было быстрое и скоро принесло ихъ къ мосту Августа, гдѣ имъ удалось выбраться на берегъ, за исключеніемъ нѣмого Аньоло, который утонулъ, и Синибальди, который остался въ домѣ. Венеціанецъ, какъ и Граціани, явился на это собраніе въ кольчугѣ, скрытой подъ дублетомъ, а потому боялся, что тяжесть ея потянетъ сго на дно рѣки. Онъ пытался снять ее, тщетно умоляя другихъ подождать.

— Подождать? — крикнулъ Раньери, который стоялъ уже на столѣ, приготовляясь прыгнуть изъ окна. — Съ ума вы сошли? Хватитъ ли времени, чтобы ждать? Надо торопиться, не то всѣ мы погибнемъ… А задуманный нами планъ мы должны исполнить сегодня же. Ваши люди стоятъ на своемъ посту. Скорѣе же!

Онъ выпрыгнулъ изъ окна и шлепнулся въ воду. Въ отвѣтъ на громкій всплескъ воды послышался внизу трескъ, указывавшій на то, что дверь поддалась усиліямъ людей, напиравшихъ на нее. Тяжелые шаги застучали по ступенямъ лѣстницы.

Синибальди поспѣшно бросился къ окну, но тутъ же вспомнилъ, что онъ, какъ посолъ Венеціи, — личность неприкосновенная, слѣдовательно человѣкъ, котораго никто не смѣетъ тронуть, не вызвавъ гнѣва Республики. Ему нечего было бояться, ибо никто и ни въ чемъ не могъ его обвинить. Даже Граціани и тотъ ничѣмъ не могъ бы угрожать ему, а Граціани, къ тому же, не въ силахъ теперь сказать что-нибудь.

Онъ вложилъ шпагу въ ножны и постарался придать себѣ спокойный видъ.

Дверь распахнулась, и люди Граціани ворвались съ такою стремительностью, что чуть не сбили съ ногъ принца. Сѣдой старикъ выскочилъ на средину комнаты и растерянно оглядывался кругомъ, пока не увидѣлъ своего капитана, скорчившагося у подошвы стѣны. Онъ заревѣлъ отъ бѣшенства, увидя его, тогда какъ остальные солдаты столпились въ это время вокругъ венеціанца.

Синибальди съ большимъ достоинствомъ старался вѣжливо отстранить солдатъ.

— Вы стремитесь къ собственной своей гибели, накладывая руки на меня, — предупредилъ онъ ихъ. — Я принцъ Синибальди, посолъ Венеціи.

Старикъ черезъ плечо оглянулся на него, говоря:

— Будь вы самъ Люциферъ, посолъ Ада, то и тогда вы будете отвѣчать за то, что произошло здѣсь и за то, что мой капитанъ раненъ. Свяжите его!

— Свяжите его!

Напрасно противился венеціанецъ, напрасно угрожалъ и умолялъ. Солдаты обезоружили его, связали ему руки и вытолкали егб изъ комнаты, такъ что онъ скатился съ лѣстницы на покрытую снѣгомъ улицу.

Четверо солдатъ остались со старикомъ, который опустился на колѣни подлѣ своего капитана. Граціани начиналъ подавать кое-какіе признаки жизни. Вытеревъ одной рукой кровь со своего лица, онъ открылъ глаза и взглянулъ на старика.

— Вы во-время поспѣли, Барбо, — сказалъ онъ хриплымъ и слабымъ голосомъ. — Идите къ герцогу. Скажите ему, что тутъ составился заговоръ… Что-то сдѣлаютъ сегодня ночью… тѣ вотъ, которые убѣжали… Пусть его великолѣпіе будетъ остороженъ. Да скорѣе, я…

— Имена ихъ? Имена? — воскликнулъ старикъ.

Но сила воли и сознаніе лишь до тѣхъ поръ поддерживали Граціани, пока онъ не высказалъ своего предостереженія, а затѣмъ онъ откинулся назадъ и снова погрузился въ мракъ безсознательнаго состояніи.

* * *

Отправимся на торжественный банкетъ, устроенный въ Коммунальномъ дворцѣ Римини въ честь Цезаря Борд-жіа, побѣдителя, — «Міпізіег Піѵіпа ІП8ІІІІае», — который избавилъ государство отъ деспотизма Пондольфачіо, ненавистнаго Малатесты. Здѣсь присутствовали вернувшіеся въ отечество нобили, которыхъ Пондольфачіо из-гцдлъ изъ ихъ владѣній съ цѣлью самому завладѣть ими.

Торжествующіе и увѣренные въ томъ, что правосудіе Борджіа исправитъ причиненное имъ зло, они открыто выражали свои чувства. Были здѣсь и послы различныхъ государствъ, прибывшіе сюда, чтобы поздравить герцога съ послѣдней побѣдой. Но Цезарь напрасно смотрѣлъ во всѣ стороны, — онъ не находилъ среди присутствующихъ посла Венеціи, принца Синибальди.

Представитель Свѣтлѣйшей Республики, красивый и сановитый Капелло находился здѣсь и сидѣлъ вблизи герцога, но чрезвычайнаго посла не было видно. И Цезарь, который ничего не упускалъ изъ виду и не оставлялъ нерѣшеннымъ никакого недоразѵмѣнія, горѣлъ нетерпѣніемъ узнать причину его отсутствія. Замѣчательнѣе всего было то, что жена принца Синибальди, стройная, бѣлокурая женщина, корсажъ которой на груди представлялъ собою настоящую кирассу изъ драгоцѣнныхъ камней, сидѣла съ правой стороны отъ Цезаря между Президентомъ Совѣта въ черной скромной одеждѣ и папскимъ легатомъ въ пурпуровомъ одѣяніи кардинала.

Молодой герцогъ сидѣлъ въ креслѣ. Это былъ высокій, стройный человѣкъ, лѣтъ двадцати пяти, въ роскошномъ, тѣсно прилегающемъ къ таліи дублетѣ изъ золотой парчи съ опушкой изъ мѣха. Блѣдное, красивое лицо его было задумчиво, а тонкіе пальцы, унизанные драгоцѣнными камнями, перебирали время отъ времени рыжую бородку.

Обѣдъ подходилъ уже къ концу, когда разыгралась, наконецъ, трагедія, о которой никто до сихъ поръ и не подозрѣвалъ. Отстранивъ въ сторону лакеевъ, которые не хотѣли пропустить его, въ столовую внезапно ворвался Барбо, начальникъ солдатъ Граціани.

— Синьоръ! — крикнулъ онъ, — Синьоръ герцогъ! Говорю вамъ, — продолжалъ онъ, свирѣпо отбиваясь отъ настойчиво обступившей его толпы лакеевъ, — я долженъ немедленно кое-что сообщить его высочеству.

Всѣ смолкли кругомъ, пораженные такимъ внезапнымъ вторженіемъ, а нѣкоторые вскочили съ мѣста. Металлическій, холодный- голосъ Цезаря, приказалъ Барбо подойти ближе.

— Что привело васъ сюда? — спросилъ онъ Барбо.

— Измѣна, синьоръ! — отвѣчалъ старый солдатъ.

Цезарь сдѣлалъ ему знакъ, чтобы онъ продолжалъ.

— Мессиръ Граціани лежитъ безъ чувствъ и съ разбитой головой, а потому не могъ самъ явиться сюда, всесильный! Мы… десять человѣкъ… повинуясь его приказанію, ворвались сегодня вечеромъ во дворецъ Раньери и…

— Замолчите! — воскликнулъ герцогъ. — Насъ здѣсь слишкомъ много.

Но не это было главной причиной, почему Цезарь приказалъ Барбо замолчать; чуткое ухо его уловило внезапный вздохъ и какое-то движеніе съ правой стороны отъ него. Онъ взглянулъ туда и увидѣлъ, что принцесса Синибальди сидитъ, откинувшись на спинку кресла; лицо у нея было смертельно блѣдное, а голубые глаза съ выраженіемъ неподдѣльнаго ужаса устремились впередъ.

Съ быстротою молніи промелькнули въ головѣ его факты за фактами, и онъ сразу нашелъ разгадку того, что его такъ удивляло, — разгадку причины отсутствія Синибальди. Онъ зналъ теперь, гдѣ былъ сегодня вечеромъ Синибальди, не зналъ только какого рода измѣна была задумана принцемъ.

Онъ всталъ, и вмѣстѣ съ нимъ встало все общество, за исключеніемъ принцессы Синибальди, которая сдѣлала усиліе, чтобы встать, но не могла, какъ это замѣтилъ Цезарь. Онъ махнулъ рукой и сказалъ, улыбаясь:

— Синьоры и мадонны, прошу искренно не безпокоится изъ-за меня. — И, обращаясь къ Президенту Совѣта, продолжалъ. — Прошу, мессиръ, разрѣшенія удалиться на минуту.

— Пожалуйста, синьоръ, пожалуйста! — воскликнулъ президентъ, сконфуженный такимъ обращеніемъ Цезаря. — Сюда, прошу васъ, въ эту комнату… Никто вамъ не помѣшаетъ.

И онъ поспѣшно подошелъ къ указанной имъ двери, чтобы отворить ее. Отступивъ затѣмъ въ сторону, ойь рукой пригласилъ герцога войти.

Цезарь вошелъ туда въ сопровожденіи Барбо. Дверь закрылась за ними, и въ столовой тотчасъ же поднялся шумъ взволнованныхъ голосовъ, которые наперерывъ другъ передъ другомъ спорили о томъ, что все это значитъ.

А Барбо тѣмъ временемъ передавалъ о происшествіи въ домѣ Раньери, куда онъ явился послѣ условленнаго заранѣе сигнала Граціани, и закончилъ сообщеніемъ, что онъ захватилъ одного изъ заговорщиковъ, а именно принца Синибальди.

— Надѣюсь, что въ этомъ случаѣ я ничего не сдѣлалъ такого, за что могъ бы получить неодобреніе вашего величества, — сказалъ Барбо съ нѣкоторымъ смущеніемъ. — Принцъ сказалъ мнѣ, будто онъ посолъ.

Цезарь поспѣшилъ разсѣять его сомнѣнія.

— Вы поступили хорошо, — сказалъ онъ и, отойдя отъ него, зашагалъ медленно взадъ и впередъ по комнатѣ. Брови его нахмурились, и онъ съ задумчивымъ видомъ поглаживалъ свою бородку. — Имѣете вы какое нибудь понятіе о томъ, какова цѣль этого заговора? Что собственно предполагалось совершить въ эту ночь? — спросилъ онъ.

— Увы, синьоръ! Не знаю.

— Не знаете-ли, кто были бѣжавшіе заговорщики?

— Нѣтъ, синьоръ, за исключеніемъ одного… котораго зовутъ синьоръ Раньери.

— Да… но кто же другіе? Неужели вы не можете сказать даже сколько ихъ было.

Цезарь вдругъ замолчалъ. Онъ вспомнилъ принцессу Синибальди. Она знаетъ… она своимъ поведеніемъ выдала себя. На лицѣ его мелькнула злобная улыбка.

— Попросите сюда принцессу Синибальди.

Барбо поклонился и вышелъ. Спустя нѣсколько минутъ дверь снова открылась. Барбо ввелъ принцессу и, по знаку Цезаря, немедленно удалился.

— Я просилъ васъ къ себѣ, — сказалъ онъ съ изысканной вѣжливостью, — желая дать вамъ возможность спасти мужа отъ петли палача.

Венеціанка остановилась противъ Цезаря; она была смертельно блѣдна; грудь ея высоко поднималась. Цезарь Борджіа любезно предложилъ ей кресло. Принцесса безсильно опустилась въ него, и глаза ея устремились на герцога.

Онъ положилъ пальцы на край стола и склонился къ ней.

— О, Боже мой! — воскликнула принцесса, прижимая руки къ груди. — Я знала это! Сердце вѣщало мнѣ…

— Вы напрасно такъ волнуетесь, — сказалъ Борджіа, стараясь успокоить ее. — Принцъ Синибальди арестованъ и ждетъ моего рѣшенія. А мое рѣшеніе, мадонна, зависитъ отъ васъ. Жизнь его въ вашихъ рукахъ.

Она взглянула на него, взглянула на его прекрасное, улыбающееся молодое лицо, на его глаза, какъ у газели, которые такъ ласково смотрѣли на нее и… испугалась. Но въ слѣдующую минуту пришла въ себя. Выраженіе лица сдѣлалось непреклоннымъ и, хотя голосъ ея слегка дрожалъ, глаза съ вызовомъ устремились на него.

— Мой мужъ явился сюда, какъ акредитированный посолъ Свѣтлѣйшей Республики, — сказала она. — Особа его неприкосновенна. Оскорбляя его, вы оскорбляете Республику, ибо онъ ея представитель, и Республика не замедлитъ отомстить за себя. Вы не смѣете прикоснуться къ нему! Не смѣете! Не смѣете! — Голосъ ея сдѣлался пронзительнымъ.

Онъ поклонился ей, слегка улыбаясь.

— Оставайтесь при вашемъ убѣжденіи и будьте счастливы, — сказалъ онъ. Въ голосѣ его звучала до того зловѣщая насмѣшка, что напущенная ею на себя непреклонность сразу разсѣялась.

Прижавъ руку къ сердцу и съ широко открытыми глазами, вскочила она съ мѣста.

— Синьоръ!.. Синьоръ! Одну минуту! Сжальтесь!

— Синьоръ!.. Синьоръ! Одну минуту! Сжальтесь!

Онъ собирался уже открыть двери, но услыша ея слова, остановился.

— Мадонна, я сказалъ уже, что все зависитъ отъ васъ. Вашъ мужъ обвиняется въ измѣнѣ. Если вы его любите и не желаете, чтобы его повѣсили сегодня же ночью, вы должны спасти его.

Она съ ужасомъ взглянула на него, стараясь прочесть на лицѣ его, что онъ хочетъ сказать.

— Чего… чего вы требуете отъ меня? — спросила она съ сильно бьющимся оть волненія сердцемъ.

Онъ медленно, не спѣша подошелъ къ ней.

— Вы должны сообщить мнѣ все, что вамъ извѣстно о существующемъ заговорѣ.

Она закрыла лицо руками и тихо простонала. Она ко ебалась. Борджіа ласково взялъ ея за руки и усадилъ въ кресло.

— Говоря по правдѣ, — сказалъ онъ, — я не желаю ссориться съ Свѣтлѣйшей Республикой, а потому хочу добиться своего болѣе мирнымъ способомъ. Но, клянусь Богомъ, если мнѣ это не удастся, принцъ Синибальди сегодня же будетъ подвергнутъ пыткѣ, а то, что останется отъ него, отправятъ на висѣлицу… да, хотя-бы онъ былъ посломъ самой Имперіи. Меня зовутъ, — продолжалъ онъ, — Цезаремъ Борджіа. Вы вѣроятно слышали обо мнѣ.

Слова эти не оставляли ни малѣйшаго сомнѣнія относительно его намѣреній, ибо она много чего слышала о его правосудіи. Она снова взглянула ему въ глаза.

— Такъ вы даруете мнѣ его жизнь за это сообщеніе? — воскликнула она.

— Скажите мнѣ все, что вамъ извѣстно о заговорѣ, планъ котораго былъ составленъ сегодня вечеромъ въ домѣ Раньери, и я клянуся вамъ своею честью и спасеніемъ души своей, что ни я и никто изъ моихъ людей не вырветъ и волоса изъ бороды Синибальди!

— Онъ будетъ гнѣваться на меня, — начала она.

Глаза Цезаря сверкнули.

— Ему нѣтъ надобности знать этого, — сказалъ онъ съ лукавой улыбкой.

Нельзя сказать, чтобы онъ охотно шелъ на такой компромиссъ. Онъ былъ вынужденъ на него. Дѣло было спѣшное. Ударъ, каковъ бы онъ ни былъ, задуманъ былъ на эту ночь, время не терпѣло отсрочекъ. Необходимо было узнать все сейчасъ и во что бы то ни стало, дабы знать, какъ избѣжать и отпарировать его.

— Вы даете мнѣ ваше слово? — начала она.

— Я уже далъ его, мадонна, и не имѣю обыкновенія нарушать данное слово.

И онъ добился того, что она сообщила ему все, что ей было извѣстно. Вчера вечеромъ синьоръ Раньери посѣтилъ ея мужа. Она еще раньше подозрѣвала, что Синибальди составляетъ какой то заговоръ съ этимъ другомъ павшаго Малатесты. Она подслушала и узнала, что заговоръ составляется противъ Цезаря Борджіа. Раньери говорилъ о сегодняшнемъ банкетѣ. Цезаря долженъ былъ провожать конвой съ факелами вплоть до крѣпости Сигизмунда, гдѣ онъ остановился. Заговорщики рѣшили воспользоваться этимъ моментомъ.

Два стрѣлка должны были ждать на условленномъ мѣстѣ и убить герцога, когда онъ будетъ проѣзжать мимо. Цезаря, какъ они узнали, не будетъ сопровождать верховая стража; будутъ только пѣшіе алебардщики, поверхъ головъ которыхъ легко стрѣлять. Для болѣе вѣрнаго успѣха Синибальди предложилъ подкупить Граціани, котораго онъ считалъ въ числѣ недовольныхъ.

— Вотъ все, что я слышала, синьоръ! — сказала она.

— Достаточно и этого, клянусь Богомъ! — воскликнулъ Цезарь, глаза котораго горѣли.

Она взглянула на него, и въ душѣ ея снова пробудился ужасъ. Она вскочила съ мѣста и молила его не забывать даннаго слова. Выраженіе гнѣва сбѣжало мгновенно съ его лица, словно маска, надѣтая на него, и онъ улыбнулся.

— Не безпокойтесь, — сказалъ онъ. — Ни я и никто изъ моихъ людей, мы пальцемъ не прикоснемся къ вашему мужу. А теперь, мадонна, вамъ лучше уйти. Вы, я вижу, въ полномъ изнеможеніи.

Она согласилась съ нимъ и сказала, что будетъ рада уйти.

— Принцъ выйдетъ отсюда вслѣдъ за вами, — сказалъ Цезарь, когда она встала. — Но сначала мы должны примириться съ нимъ. Будьте покойны, — продолжалъ онъ, замѣтивъ выраженіе ужаса въ ея глазахъ — ибо она подумала въ эту минуту, о какомъ мирѣ со своими врагами можетъ говорить Цезарь, — онъ будетъ принятъ со всей подобающей ему честью. Я постараюсь привлечь его на свою сторону и отвратить его отъ измѣнниковъ, которые обошли его.

— Вы правы! О, вы правы! — воскликнула она горячо.

Онъ поклонился и предупредительно открылъ ей дверь. Онъ просилъ президента провести ее къ ея носилкамъ, а самъ занялъ прежнее мѣсто во главѣ стола и веселостью своей заразилъ все общество, такъ что никому и въ голову не могло притти, о чемъ онъ думаетъ въ данный моментъ.

Но какъ только президентъ, исполнивъ данное ему порученіе, вернулся назадъ, Цезарь сдѣлалъ знакъ Барбо, ожидавшему его приказаній.

— Приведите сюда принца Синибальди, — сказалъ онъ, и слова эти снова навели уныніе и молчаніе на все общество.

Представитель Венеціи, сановитый Капелло всталъ съ мѣста и, подойдя къ Цезарю, шепнулъ нѣсколько словъ протеста на-ухо герцогу.

— Немножко терпѣнія, синьоръ! — сказалъ ему Цезарь. Въ глазахъ герцога мелькнула, надо думать, что-то особенное, ибо слабохарактерный посланникъ отступилъ отъ него съ такимъ видомъ, какъ будто ему нанесли ударъ.

Въ концѣ столовой распахнулись въ эту минуту двери, и въ нихъ показался Синибальди въ сопровожденіи Барбо и четырехъ солдатъ Граціани. Руки принца еще были связаны за спиной; онъ былъ безъ шляпы и плаща, одежда его была въ безпорядкѣ.

Всѣ присутствующіе были поражены, кругомъ стола пробѣжалъ ропотъ. По знаку, данному Цезаремъ, стража тотчасъ же удалилась, а Барбо остался, чтобы развязать плѣнника.

Синибальди, истое олицетвореніе презрѣнія и глубокаго сознанія собственнаго достоинства, держалъ голову высоко, а глаза его были устремлены на безстрашное лицо Цезаря. И не дожидаясь приглашенія, онъ разразился гнѣвной рѣчью:

— Не вы ли, ваше высочество, причина такого недостойнаго обращенія со мной, съ неприкосновенной особой посла? Свѣтлѣйшая Республика, пославшая меня сюда, какъ своего представителя, не легко прощаетъ такое отношеніе къ себѣ!..

— Вы, насколько я понимаю, грозите намъ чѣмъ-то, экселенпа! Думается мнѣ, однако, что и послу Свѣтлѣйшей не слѣдовало бы грозить намъ.

Что-то страшное слышалось въ холодномъ, спокойномъ голосѣ Цезаря, но еще болѣе страшное виднѣлось въ его голубыхъ глазахъ, обращенныхъ на венеціанца, и Синибальди сразу осѣлъ, потерявъ присущее ему высокомѣріе, какъ это бывало со всѣми, кому приходилось становиться лицомъ къ лицу съ молодымъ герцогомъ Валентинуа.

Капелло, стоявшій на заднемъ планѣ, сжалъ зубы, стараясь удержать готовое вырваться возраженіе.

— Жду, синьоръ, вашего показанія о сегодняшнемъ заговорѣ, — холодно продолжалъ Цезарь.

Венеціанецъ приготовился заранѣе къ этому показанію. Онъ разсказалъ то, что могъ бы разсказать и Граціани.

— Я получилъ секретное приглашеніе явиться вечеромъ въ домъ синьора Раньери. Мнѣ сказали, что дѣло идетъ о жизни и смерти и что все это близко касается меня. Я засталъ тамъ небольшое общество, которое, прежде чѣмъ сообщить мнѣ о причинѣ моего приглашенія, потребовало, чтобы я поклялся, что никогда и ни однимъ словомъ не выдамъ того, что услышу, и не назову имени тѣхъ, кого я тамъ встрѣтилъ. Я не дуракъ, ваше высочество, и сразу догадался, что дѣло идетъ о какой-то измѣнѣ. Я отказался, но тутъ же понялъ, какъ неосторожно поступалъ, принявъ это приглашеніе: ясно было, что они не выпустятъ меня изъ опасенія, чтобы я не поднялъ тревоги. Исключительно изъ самозащиты произнесъ я требуемую клятву, послѣ чего заявилъ, что не желаю ничего слышать, я прошу отпустить меня, ибо я поклялся имъ хранить молчаніе. Но, какъ вамъ извѣстно, люди такого сорта всегда страшатся предательства. Они отказались отпустить меня; я вступилъ въ борьбу и кого-то ранилъ своей шпагой. На шумъ, поднятый нами, явился патруль. Заговорщики выпрыгнули черезъ окно въ рѣку. Я же — такъ какъ мнѣ нечего было бояться, ибо я ни въ чемъ не былъ виновенъ, — остался и былъ арестованъ.

Капелло вздохнулъ съ облегченіемъ.

— Вотъ видите, ваше высочество, видите, — началъ онъ.

— Тише! — нетерпѣливо воскликнулъ герцогъ и, обращаясь снова къ Синибальди, сказалъ — Синьоръ, мнѣ невыразимо прискорбно, что моя стража такъ грубо обошлась съ вами, но вы не можете не согласиться, что до вашего показанія рѣшительно все говорило противъ. Увѣренъ поэтому, что вы постараетесь оправдать насъ передъ Свѣтлѣйшей Республикой за неучтивое обращеніе съ ея представителемъ. Считаю нужнымъ прибавить, что будь на вашемъ мѣстѣ кто-либо другой, я не такъ-бы легко повѣрилъ данному вами объясненію и потребовалъ бы, чтобы мнѣ назвали имена тѣхъ, кто участвовалъ въ заговорѣ.

— Былъ бы радъ сообщить ихъ имена вашему высочеству, но я связанъ клятвой, — отвѣчалъ Синибальди.

— Я прекрасно понимаю васъ, а потому, синьоръ, не рѣшаюсь предложить вамъ ни одного вопроса, на который вы не могли бы отвѣтить. Забудемъ же этотъ несчастный инцидентъ. Приготовить мѣсто для принца Синибальди… рядомъ со мной! Садитесь, синьоръ, позвольте мнѣ быть истымъ хозяиномъ и хоть сколько-нибудь вознаградить васъ за грубое обращеніе, которое вы претерпѣли въ нашемъ городѣ. Вотъ вино… Оно само по себѣ можетъ быть нѣкоторымъ вознагражденіемъ. Въ каждомъ флаконѣ его — южное Тосканское лѣто.

Съ трудомъ вѣря тому, что ему такѣ легко удалось выкарабкаться изъ опаснаго положенія, и думая, что все это сонъ, Синибальди опустился въ кресло, поставленное для него рядомъ съ герцогомъ. Все кругомъ заговорило, зашумѣло; призвали гаеровъ, которые разыграли передъ обществомъ веселое комическое представленіе, и вечеръ закончился полнымъ весельемъ. Цезарь Борджіа, какъ любезный хозяинъ, окончательно обворожилъ венеціанскаго принца, ибо трудно было найти другого человѣка, который могъ бы превзойти герцога изысканной вѣжливостью и любезностью.

Но несмотря на то, что Цезарь смѣялся и шутилъ, онъ не переставалъ думать о заговорѣ и о томъ, какъ далеко можетъ зайти въ этомъ случаѣ Свѣтлѣйшая Республика, и въ какой мѣрѣ уполномочила она Синибальди участвовать въ этомъ заговорѣ. Венеція на каждомъ шагу и всѣми способами выказывала ему свое недоброжелательство; она снабжала его враговъ оружіемъ и деньгами; съ помощью интригъ и злословія пыталась поссорить его съ Франціей и Испаніей. Не былъ ли Синибальди и въ этомъ дѣлѣ агентомъ Республики? Герцогъ понималъ, что ему необходимо быть осторожнымъ. — Онъ долженъ сдержать слово, данное женѣ Синибальди, а между тѣмъ онъ долженъ наказать его и захватить его соучастниковъ, чтобы обезсилить заговоръ. И все это необходимо устроить такимъ образомъ, чтобы не дать Венеціи ни малѣйшаго повода для неудовольствія, не забывая при этомъ, что нѣтъ никого, кто могъ бы опровергнуть разсказъ Синибальди, ибо Граціани, единственный человѣкъ, которому была извѣстна истина, находился въ безсознательномъ состояніи и врядъ ли останется въ живыхъ.

Была полночь, когда Цезарь всталъ, чтобы удалиться, выразивъ желаніе не разлучаться со своимъ новымъ другомъ Синибальди. Венеціанецъ непремѣнно долженъ ѣхать вмѣстѣ съ нимъ въ цитадель, — да и венеціанецъ Капелло долженъ участвовать въ кавалькадѣ.

И вотъ герцогъ Валентинуа и принцъ Синибальди вышли подъ руку другъ съ другомъ изъ столовой, прошли длинную галлерею и вышли во дворъ, гдѣ ихъ ждали солдаты съ факелами въ рукахъ. Мужчины сѣли на лошадей, а дамы заняли мѣста въ носилкахъ.

Къ Цезарю подошелъ лакей въ черной ливреѣ герцога и поднесъ ему шапку его и плащъ.

Послѣдній былъ сдѣланъ изъ тигровой шкуры и обшитъ золотымъ галуномъ; онъ не только дорого стоилъ, но и сразу бросался въ глаза. Это былъ подарокъ султана Баязета, присланный изъ Турціи; Цезарь надѣвалъ его постоянно съ того самаго времени, какъ началась холодная погода.

Когда лакей подошелъ къ Цезарю, послѣдній сказалъ своему спутнику:

— Вы безъ плаща, синьоръ, а сегодня очень холодная ночь. Вы потеряли свой, оставаясь вѣрнымъ мнѣ, и потому позвольте мнѣ замѣнить его другимъ и предложить его вамъ, как ь жалкій знакъ моего уваженія къ вамъ и къ Свѣтлѣйшей Республикѣ, представителемъ которой вы состоите.

Онъ взялъ плащъ у лакея и предложилъ его принцу. Синибальди пристально взглянулъ въ глаза Цезаря. Герцогъ улыбался; венеціанцу улыбка эта показалась страшной и много на-чительной. Синибальди понялъ, что онъ попалъ въ ловушку.

Что могъ онъ сказать? Возможно ли было отклонить отъ себя эту честь, не сознавшись открыто во всемъ и не заявивъ, какой опасности подвергается онъ, надѣвъ этотъ плащъ? А сановитый Капелло потиралъ въ это время руки и пыхтѣлъ отъ удовольствія, услыша любезныя слова Цезаря.

— Даръ благородный, ваше великолѣпіе, — воскликнулъ онъ. — Свѣтлѣйшая Республика приметъ честь, оказанную нашему принцу за честь, оказанную ей самой.

— О, — засмѣялся Цезарь, — даръ этотъ ничтоженъ въ сравненіи съ тѣмъ, чего заслуживаетъ принцъ.

Синибальди одинъ только понялъ зловѣщее значеніе этихъ словъ и, содрогаясь внутренно, проклялъ глупца Капелло. Но вслѣдъ затѣмъ онъ собрался съ духомъ, стараясь увѣрить себя, что заговорщики врядъ ли приступятъ къ исполненію своего плана послѣ всего, что произошло. Все въ такомъ случаѣ кончится благополучно. Цезарь во всякомъ случаѣ можетъ только подозрѣвать. Имѣй герцогъ опредѣленныя свѣдѣнія, онъ и дѣйствовалъ бы болѣе опредѣленнымъ способомъ.

Разсужденія такого рода вернули Синибальди его прежнюю увѣренность. Онъ пробормоталъ нѣсколько словъ благодарности, говоря, что ничѣмъ не заслужилъ такой чести, и позволилъ набросить на себя плащъ и ярко красную бархатную шапку, — всѣмъ извѣстную шапку Цезаря. Затѣмъ онъ вскочилъ на великолѣпнаго коня, котораго Цезарь отдалъ въ его распоряженіе. А мессиръ Капелло, стоявшій поблизости, облизалъ даже губы отъ удовольствія при видѣ чести, оказанной представителю его правительства.

— Лошадь эта очень горячая, — сказалъ Цезарь принцу. — Но васъ будутъ сопровождать мои люди.

И Синибальди снова послышалась угроза, скрытая въ этихъ словахъ, значеніе которой заключалось въ томъ, что было бы тщетно пытаться избѣжать наказанія, къ которому онъ приговоренъ.

Они двинулись по улицамъ, кишѣвшимъ народомъ, который вышелъ посмотрѣть на великолѣпную ка алькаду, сопровождаемую пѣхотинцами съ факелами въ рукахъ. Только немногіе изъ толпы обратили вниманіе на то, что человѣкъ въ ярко красной шапкѣ и въ плащѣ изъ тигровой шкуры, ѣхавшій на великолѣпной лошади въ богатомъ чепракѣ, не герцогъ Валентинуа. Не многіе также обратили вниманіе на человѣка въ черномъ плащѣ и высокой шапкѣ, который ѣхалъ на нѣкоторомъ разстояніи позади и почти терялся среди веселыхъ всадниковъ, окружавшихъ его. Толпа такъ шумѣла, что никто рѣш тельно не слышалъ, какъ что — то щелкнуло два раза въ сторонѣ дома, стоявшаго на углу площади Цитадели. Пѣхотинцы бросились вдругъ къ лошади Синибальди, схватили ее подъ уздцы, и только тутъ увидѣли всѣ, что человѣкъ въ плащѣ изъ тигровой шкуры свалился съ сѣдла съ прострѣленной головой.

Человѣкъ въ плащѣ изъ тигровой шкуры свалился съ сѣдла

Послышался крикъ: «Герцога убили». Но въ ту же минуту, словно по мановенію волшебнаго жезла появился вдругъ самъ герцогъ, и громкій голосъ его покрылъ крикъ толпы;

— Скорѣе въ домъ! Скорѣе! И чтобы ни одинъ человѣкъ не убѣжалъ оттуда! Они убили посла Венеціи и своей головой поплатятся за это, кто бы они тамъ не были!

Домъ былъ немедленно окруженъ и въ сѣти Цезаря попались четыре заговорщика, а съ ними вмѣстѣ и два Сбира въ ливреѣ'Синибальди.

Ихъ всѣхъ вытащили на площадь, гдѣ ихъ окружили факельщики, и тутъ только понялъ Капелло все случившееся. Синибальди приняли за герцога. Умышленно ли подстроилъ все это герцогъ? Не легко будетъ ему расквитаться за это съ Венеціей. Онъ подъѣхалъ къ Цезарю… Глаза его горѣли бѣшенствомъ. Но не успѣлъ онъ еще сказать что-нибудь, какъ Цезарь схватилъ его за плечо и, указавъ на Раньери и другихъ заговорщиковъ, сказалъ:

— Взгляните, мессиръ Капелло! Взгляните: одинъ только Раньери изъ моихъ, а всѣ остальные друзья Синибальди; два въ его ливреѣ… собственные его слуги! И они убили его!

Капелло скрылъ свое бѣшенство и горе и стоялъ съ опущенной головой.

— Синьорь, — воскликнулъ онъ наконецъ, — отъ имени Республики взываю къ вашему правосудію и прошу наказать убійцъ.

— Правосудіе свершится, синьоръ!

На слѣдующій день съ балкона дома, откуда стрѣляли, спускались шесть труповъ повѣшенныхъ убійцъ принца Синибальди. Правосудіе Цезаря Борджіа свершилось.

Цезарь былъ видимо доволенъ, когда смертельно-блѣдный Капелло явился благодарить его отъ имени Республики за свершившееся правосудіе. Но еще болѣе былъ онъ дс валенъ, что сдержалъ слово, данное принцессѣ Синибальди, ибо ни онъ и никто изъ его приверженцевъ не прикоснулся пальцемъ къ Синибальди, чтобы отомстить ему за участіе въ заговорѣ.

…………………..