— Да вы что, с ума все посходили? — гремел Антонов.

Вывести Иван Палыча из столь привычного для него состояния равновесия могло только что-то действительно экстраординарное. Экстраординарное у них случалось чуть не каждый день.

Антонов разошелся не на шутку, молотил кулаком воздух, метал молнии, изо рта, шипя, падали проклятия, из ушей валил дым с пеплом, хорошо, что поблизости не было ни одной женщины. Его секретарь Лукерья Петровна не в счет. Работая бок о бок с Антоновым, она чего только не насмотрелась и не наслушалась, и сама могла загнуть похлеще сапожника. Однако «могла» не значит, что именно так и делала. Лукерья Петровна никогда не позволяла вылиться из себя всему, её переполняющему. Женщина она была дисциплинированная, вышколенная: всё ненужное пропускала мимо ушей, нужное — ловила на лету, большую часть рабочего времени была тенью своего шефа, но в нужные моменты показывалась — и ей не было равных! Лукерья Петровна такой была всегда. Антонов, старый жук, присмотрел её давно, еще на её старом месте работы, крутился вокруг нее, облизывался, обил не один порог, чуть было не попался на взятке, но все-таки выбил её для своего ведомства. Когда ему было что-то нужно, он готов был расшибиться в лепёшку, только бы получить желаемое. Кстати, именно за это умение — вывернуться, но достать! хоть звезду с неба! — его здесь и держали.

— И что?! — продолжал орать Антонов. — Кому-то там понадобилось, а мне теперь расхлебывай! Что, нельзя было сделать все заранее?!

Лукерья Петровна недоумевающе глянула на шефа: «Сами-то понимаете, что говорите?» — подразумевал ее красноречивый взгляд.

Антонов крякнул и тут вдруг жалостно добавил:

— Ну, Лукерья Петровночка, ну ведь ни заявочки, ни какого-нибудь там паршивого уведомления — ничего! Они что думают, у Антонова закрома?! Антонов только свистнет — и у него тут же всё и появится?! Стань передо мной! Как лист перед травой?! Да?! Да?!

Лукерья Петровна разделяла негодование шефа, хотя из неё, конечно, не валил пар, она старалась думать логически: ну что они, в первый раз, что ли, попадают в подобную ситуацию?! Конечно нет! И раньше им, простите, так же кто-то падал, как снег на голову. Бывало даже, и не в таких количествах, раньше-то они как-то справлялись? Справлялись! Значит, и на этот раз справятся.

Женщина кинула в чашку шефа пакетик чая собственного приготовления, контрабандный, удалось достать по чистой случайности натуральную мяту, успокаивает, а аромат какой… Антонов, поборник справедливости (в тех случаях, когда не химичит сам), контрабандную травку, конечно, учует, но выпьет, как миленький.

Секретарша поставила перед носом шефа стакан.

— Лукерья Петровна, ну ведь сорок пять человек, — все не успокаивался Иван Палыч.

«Да, число, что ни говори, вызывающее. — Лукерья Петровна дернула головой. — Антонов, конечно же, прав. Кому-то там срочно понадобились артисты, музыканты, а им тут расхлебывай. Всех надо накормить, разместить, артисты хоть народ к переездам и привычный, но и среди них встречаются с придурью. Может, кто-нибудь захочет поселиться в отдельном номере. Дамочки попадаются и вовсе припадочные. А инструменты?! Инструменты?! Флейтисты, гобоисты, разные там скрипачи, эти-то хоть инструмент с собой таскают. А ежели вдруг рояль, контрабас, какая-нибудь там ударная установка? Это же всё достать надо! А неспокойные все какие, минуты не могут посидеть, чтоб не подудеть, не попиликать. А Антонову хоть разорвись, но чтоб последний бубен был всем доволен!!!»

— И все из-за чего?! Из-за того, что Тычкину, видите ли, вздумалось свой юбилей отметить! Да не просто так, а с оркестром! — опять начал набирать обороты Антонов. — Заранее, что ли, нельзя было сказать?! Мы бы потихонечку, полегонечку, без всяких пожаров весь оркестр и собрали…

Вообще, Тычкин в последнее время доставлял им одни неприятности. В прошлом году ему понадобилась личная команда футболистов. И не какая-нибудь сборная района Кукуево. Нет, финалисты Кубка УЕФА, сборная, в полном составе! Тычкин, конечно, был на седьмом небе от счастья! Прыгал вокруг них, как вокруг новенького «майбаха», только что в пятки не целовал! Все выдохнули, думали всё, наигрался мальчик, ан нет… В этом году в другую сторону его выперло! Чтоб он неладен был!

— А что футболисты?! — отхлебнув чая, спросил Антонов.

— Да все в порядке, Иван Палыч, — откликнулась Лукерья Петровна. — Все довольны, с утра до вечера мяч гоняют, только вот некоторые сокрушаются, что нет у них здесь достойных соперников. Всё приходится играть с какой-то шелупонью.

Антонов грозно поставил чашку:

— Шиш! — Антонов грозно поставил чашку и чуть не выкинул фигуру из трех пальцев.

— Да, это было бы уже слишком, — спокойно согласилась с ним секретарша. В прошлом году Тычкину понадобилась одна команда, в этом — другая. Так у них там вообще играть некому будет… Олигарх, конечно, остается олигархом, но все ведь имеет границы… Интересно, и как ему удалось перетянуть сюда все его денежки? — спросила Лукерья Петровна, вопрос повис без ответа, с олигархами всегда так.

За дверью послышалась мышиная возня.

Антонов недоверчиво посмотрел на дверь, потом на секретаршу.

— Они что, здесь? — втянув шею, прошептал шеф.

— Здесь, — кивнула головой Лукерья Петровна. — А где ж им быть?! Мы ж их еще не разместили…

Антонов с шумом выдохнул, с грохотом отодвинул стул, по-медвежьи прошагал к двери и демонстративно закрыл дверь на ключ. Вовремя. Спустя мгновение кто-то несмело дернул за ручку.

Антонов опять сел за стол:

— Ну, ладно, давай, — глянул он на Лукерью Петровну.

Лукерья Петровна будто ждала этого взгляда и этой команды. Перед ней откуда-то появилась папочки и бумажечки. Папка раскрылась, бумажечек стало еще больше, Лукерья Петровна с удовольствием их оглядела. Было видно, что, пока её шеф был занят метанием копий и молний, она занималась практическими делами. Узнала количество прибывших музыкантов, их пол, инструментальный состав, оказалось, был какой-то перекос в сторону саксофонистов, скрипка оказалась всего одна, странно. Скорее всего, оркестр ехал не целиком, а группами, не очень понятно, что теперь с этим делать… Прилежная Лукерья Петровна зачем-то даже узнала, какие у них были гастрономические причуды. Контрабандист оказался кровожадным любителем бифштекса, а один трубач — вегетарианцем, да не абы каким, потреблял только опавшие с веток плоды, и откуда у него только силы брались дудеть? Достав последнюю бумажку из синей папки, секретарша доложила, что один саксофонист нетрадиционной ориентации.

— Это как? — заинтересовался Антонов.

— Ну, понимаете, у них там любовь проявляется в совершенно разнообразных формах, — начала объяснять, как сама поняла, Лукерья Петровна. — Я наводила справки… Это когда мужчина мужчине цветы дарит, конфеты, всеми доступными способами делает приятные для него вещи, ну, еще они стараются больше времени проводить вместе, иногда живут вместе…

— А-а-а, — протянул Антонов. — Так это все мужики, которые у нас по двое расселены…

— Нет-нет-нет, — поспешила возразить Лукерья Петровна. — Это совсем другое…

Антонов строго посмотрел на помощницу: ну, все было хорошо в Лукерье Петровне, но зачем сейчас-то было забивать ему голову всякой ерундой?!

Лукерья Петровна поняла взгляд шефа, извиняющимся движением опять засунула бумажечку в синюю папочку. «Кто ж его знает, — про себя подумала женщина. — Это у нас тут сведения эти всем до лампочки, а у них там каждый такой вот голубчик гордится этой своей ориентацией, чуть не на бронетранспортер готов влезть, повесив на шею табличку: я, дескать, такой-то, люблю дарить парням мороженое и конфеты. Ищу пару! Гей, дру̀ги!»

Дверь опять несмело, но все же дернулась.

Лукерья Петровна и Антонов переглянулись и разом опустили головы в бумаги.

— Итак, всего сорок пять? — Антонов, похоже, выходил из состояния ступора и вновь превращался в деятельного, предприимчивого руководителя, у которого в руках всё горит и который за пять минут готов подготовить достойную встречу для свалившегося ему на голову оркестра.

— Сорок пять, — поспешила ответить секретарша.

— Из них женщин… — напирал Антонов.

— Двадцать три с половиной, — выпалила Лукерья Петровна.

Антонов оторвал глаза от записей.

— Ой, простите, — спохватилась секретарша. — Система считает чудны̀м образом, как-то там особенно, не по головам, а учитывая количество гормонов и еще кучу всяких параметров, двадцать три, — поправилась она.

— Значит, мужчин двадцать два? — со знанием дела проговорил Антонов.

— Двадцать один, — поправила его опять Лукерья Петровна.

— Это как? — выпрямился Антонов.

— Один не определился, — виновато пробубнила Лукерья Петровна, как будто в том, что кто-то там, видите ли, не может определиться, направо ему или налево, был ее личный промах.

— Да что у них там твориться?! — опять прогремел Антонов, тем не менее в графу вписал: 21.

— Проследите, чтоб у него был отдельный номер, — не отрывая глаз, попросил он секретаршу. — Не хватало еще жалоб!

Лукерья Петровна кивнула.

— Что им еще понадобится? — грозно спросил шеф.

— Зал… для репетиций, — вздохнула женщина. — И желательно, чтобы была хорошая акустика…

— Ла Скала? Большой зал Чайковского? А может, Метрополитен? — зарычал Антонов. — Не стесняйтесь! У Антонова всё есть!

— Все может быть… — нечаянно ляпнула Лукерья Петровна.

Антонов, слава богу, не расслышал:

— Пусть маэстро Тычкин сам обеспечивает им зал и акустику! Хоть это он в состоянии сделать?! — язвительно заметил Антонов.

— И еще нужен рояль, «Стейнвей», на другом пианистка играть отказывается.

Антонов послушно нацарапал и это на своей бумажке.

— Всё? — буркнул он.

— Нет, — спокойно проговорила Лукерья Петровна. — Они отказываются выходить в своем. Говорят, это неприлично, нигде так не работают. Нужны фраки и вечерние платья.

Антонов чуть не разломал на две части ручку:

— А у нас выйдут! Как миленькие! Еще что?

У Лукерьи Петровны аж сердце сжалось, столько на Иван Палыча опять навалилось, все требуют, всё приходится доставать в сжатые сроки, а в ответ хотя бы слово благодарности…

— Ну, — ждал Антонов.

— И еще… — несмело произнесла женщина. — Они убедительно просят… Раз уж они здесь очутились… устроить им встречу с Моцартом…

Антонов так и обмер, обмакнул пот со лба, руки его затряслись, глаза выкатились.

— Да у меня здесь что!!! Дом свиданий, что ли! — заорал он.

Лукерья Петровна уж на что была привыкшая к особенностям шефа, но и та от последнего крика скукожилась. В комнате повисла тишина. Шеф и секретарша молчали. Вдруг со стороны двери донесся шорох. Ручка опять пошевелилась, дверь не открылась, но шорохи не прекратились. Лукерья Петровна и Антонов с опаской переглянулись. В узкой щели между дверью и полом легла тень, по ней пробежался свет, потом снова упала тень. В щели показался край бумажного листа. Лист медленно пополз по полу и вскоре показался полностью. Антонов и Лукерья Петровна, не сговариваясь, встали каждый со своего места и на цыпочках подошли к двери. Две фигуры нависли над клочком бумаги.

На листке кривыми буквами было начеркано:

«Выступать без Моцарта не будем!»

И чуть ниже буковками помельче (уже другой рукой):

«Пользуясь случаем, требуем… аудиенции»

Антонов, прочитав записку, опешил, несмотря на то, что Лукерья Петровна только что сообщила ему то же самое.

Так же на цыпочках Лукерья Петровна и Антонов возвратились обратно к столу и стали соображать, как бы им устроить и этот маленький пустячок. Понятно, что музыканты уперлись, и теперь, пока не увидят великого маэстро, ни одна балалайка не шевельнет струной. А Тычкин, в свою очередь, не слезет с них. Он ведь на свой юбилей уже кого только не наприглашал, всем растрезвонил, что будет шампанское и оркестр! (В числе приглашенных были, кстати, Антонов и Лукерья Петровна.)

— А может, — хотела было помочь шефу советом Лукерья Петровна, — предложить им что-нибудь из земных благ… ну… апартаменты, люстры хрустальные, джакузю…

— Куда там, — отмахнулся Антонов. — Интеллигенция! Этим так просто голову не задуришь…

Всё оставшееся время до конца дня Антонов бегал по инстанциям, упрашивал, выклянчивал, уговаривали, а иногда и выбивал! Лукерья Петровна, как всегда, была его верной тенью, подсовывала бумажечки, подносила папочки.

После напряженного рабочего дня Лукерья Петровна падала, как подкошенная. За все её труды и муки Антонов, постучав где надо кулаком по столу, когда-то выбил ей телевизор. Вещь эта у них была уникальная, даже у Тычкина телевизора не было. Теперь вечерами Лукерья Петровна вытягивала ноги на подставленную табуретку и включала Первый. В этот раз диктор сообщила о сорвавшемся в пропасть автобусе, в котором находилось сорок шесть музыкантов. Диктор, вытянув лицо, выразила соболезнования, Лукерья Петровна тоже вытянула лицо, но от удивления, потянулась к лежащей рядом папочке (она частенько брала работу на дом), зашуршала бумагами, перепроверила, по ее данным прибывших было только сорок пять. Женщина нахмурилась: «Опять полночи не спать, с бухгалтерией разбираться, а ей так хотелось посмотреть кино, которое у них там после новостей крутят…»