Комната, которую мне выделили в доме отца, была шикарной.

Когда, позже, я узнала, что она принадлежала моей погибшей сестре, я поняла, что, видимо, отец в принципе, относился ко всем своим детям без трепета. Вещи младшей дочери не хранились здесь бережно в неприкосновенности, а были решительно убраны, выброшены или переданы на благотворительность.

Я огляделась: белая мебель с выгнутыми ножками, розовая отделка, наверное, какой то модный стиль. Всё выдержано в таком духе: белое, розовое, выгнутое, местами золотистое. Противное! Я люблю осенние тона и ровные линии.

После всех «открытий», мне хотелось побыть одной.

Однако мой свежеобретённый братец увязался следом, и тарахтел без умолку. Сам спрашивал, сам отвечал. Самое забавное, я его почти не понимала. Так, отдельные фразы или слова. В конце концов, у меня появилось стойкое ощущение, что я, вообще, не знаю английский. Вот тебе и отличница.

Я жалобно смотрела на открывающийся и закрывающийся рот и думала вот бы в него огромный огурец засунуть или просто кляп. Тогда, наступила бы долгожданная тишина… Мне было почти больно от желания побыть одной.

Вдруг, почувствовала, что по щекам текут слёзы. Всё быстрее, быстрее, добавился всхлип, рыдание и, вот я уже реву во весь голос! Рыдаю, размазывая по лицу слёзы и сопли, всхлипываю, вздрагивая всем телом. Громче, громче, громче… Куда-то убежал брат, потом служанка.

Быстрым шагом подошёл отец. Мне не больно сделали укол в плечо. Чьи-то мягкие руки, кажется прислуги, уложили на постель. Мелькнуло испуганное лицо брата, мир поплыл и потерялся. Я уснула…

А наутро проснулась одна. Неторопливо сделала свои дела в ванной. Ох, там и обстановочка! Страшно дотрагиваться. Кстати, даже большая белая ванна стояла на гнутых золотых ножках.

Когда вышла, на столике уже стоял поднос завтраком. Худощавая молодая женщина в белом переднике чуть склонила голову, поприветствовала меня и сообщила:

— Госпожа, хозяин сказал через тридцать минут к Вам придут — готовить к празднику.

Она говорила медленно, чётко проговаривая каждое слово.

— Спасибо. Я могу побыть одна эти тридцать минут?

Она сразу вышла. А я задумалась: что могу сделать в данной ситуации, чтобы выйти с наименьшими потерями?

Первый, о ком болит душа, это — сын.

Я сделаю всё, чтобы быть с ним. Надо попытаться выторговать у отца по максимуму возможность видеться с ним… И вообще, для него — всё, что смогу!

Понятно, что сила на стороне папаши. А у меня здесь есть только я сама, и люди, которые ничем не могут помочь и, при этом, во всем от меня зависят: малолетний сын и пожилая Надежда Матвеевна.

Не паниковать!

Отличная крыша над головой, хорошая еда, лечение при необходимости им (да и мне, кстати, тоже) — обеспечены.

Надо только, чтобы я могла регулярно лично убеждаться, что у них всё хорошо.

И, конечно, хотелось бы почаще иметь возможность обнять сыночка, прижать к себе, поцеловать милые щёчки. Рассказать сказку, спеть песенку, нарисовать вместе солнышко…

Нет, нет, нет! Это я не туда завернула. Это к истерике, как вчера, а, значит, тупик!

Не время рыдать! Я должна устроить всё как нужно!

Рано сдаваться. Зачем? Я жива, здорова. Мой малыш тоже. А обстоятельства… Они склонны меняться.

И я решила: буду плыть по течению и использовать любую возможность которую подарит его величество Будущее.