Аббат Симон незаметно ущипнул себя за мочку уха — не сон ли это? Нет, в реальности происходящего сомневаться не приходилось.

В таком случае, визитатор повредился рассудком. Это же надо было такое придумать — убийство в аббатстве Святого Аполлинария! Святые небеса! Разве мало того, что брат Жан умер в столь неподходящий момент. И с Арманом посоветоваться нет никакой возможности, пока викарий здесь сидит.

Настоятель хрустнул суставами пальцев; хрустнул громко, но викарий не пошевелился. Он сосредоточенно рассматривал тканое изображение Страшного суда на противоположной стене.

Этот гобелен достался аббату Симону в наследство от добродетельного предшественника. Время от времени он порывался снять гобелен — уж больно один из осужденных грешников был похож на него лицом. Однако всегда с неудовольствием вспоминал о потайной двери, скрывавшейся за толстой тканью. Надо бы купить на его место новый, с какой-нибудь нейтральной темой.

Аббат шевельнулся в своем кресле. Викарий оказался совсем не таким, каким он увидел его в день приезда — занятым собой щеголем. Да и книги, очевидно, не так уж сильно его интересуют, хотя библиотекарь уверял, что визитатор попросил не менее десятка. Сидел бы себе да читал, так нет — подавай ему расследование.

Что же делать? Викарий ждет ответа. Если отказать в расследовании, он определенно не отступится и, чего доброго, все погубит, а этого никак нельзя допустить. Единственный выход — убедить его, что это дело рук чужака. Монахи обители Святого Аполлинария должны остаться вне подозрений. Но поверит ли?

— Что ж, уступаю вашему натиску, господин викарий, — аббат Симон вздохнул и натянуто улыбнулся. — Аргументы в пользу злого умысла достаточно убедительны.

— Я был уверен в вашей рассудительности, — ответил викарий, наклонив голову, при этом уголки его рта слегка приподнялись.

В груди аббата шевельнулся мохнатый клубок скверного предчувствия, выпустил черные щупальцы страха, оплел ими замершее сердце. А может посланец епископа Орлеанского просто над ним потешается? Говорит с иронией, видно, привычку насмешничать сохранил, а взгляд между тем словно копье — острый и неумолимый. А что если… От пришедшей в голову мысли, ладони настоятеля вспотели. Нет, вздор, быть не может! Были соблюдены все предосторожности, следовательно, необходимо взять себя в руки.

— Я полагаю, что преступник один из гостей, — вынес свой вердикт аббат Симон. — В нашей обители, как и в любой другой, гостиница никогда не пустует. Пилигримы, странствующие монахи, да и просто путники, все находят приют и ночлег — таков закон христианского гостеприимства.

— Интересное предположение. Только зачем бы это им понадобилось? — викарий откинулся в кресле, скрестил руки на груди и опустил веки.

— Какие-нибудь старые счеты, — настоятель сделал небрежный жест.

— Вы думаете? — викарий улыбнулся, не открывая глаз, нехорошо улыбнулся, насмешливо.

Аббат Симон поймал себя на мысли, что отлично понимает тех, кто в свое время написал донос королю на Матье де Неля. Будь он на их месте, с удовольствием сделал бы тоже самое.

— А как вам такое объяснение? Каждый день в обитель приходят наши крестьяне-арендаторы. Возможно, кто-нибудь из них подрезал веревку? — поделился новым предположением отец-настоятель.

— Возможно, — кивнул викарий, — но сомнительно.

Он продолжал все так же сидеть в кресле. Только длинные ресницы прикрытых век время от времени подрагивали.

— А наши ночные сторожа? — не отступал аббат Симон. — Вот у кого была прекрасная возможность совершить это ужасное преступление и остаться вне подозрений! Они у нас, можно сказать, живут, изредка покидая стены обители.

— Кстати, я совсем упустил это из виду, — открыл глаза викарий. — Вот мы и начнем опрос с них и прямо сейчас.

Мохнатый черный клубок в груди аббата перестал шевелиться — может, он слишком все драматизирует? Отец-настоятель успокоился и даже пожурил викария:

— Вот видите! А вы сразу братию подозревать.

Матье де Нель, кажется, хотел что-то ответить, но промолчал.

Сторожей в аббатстве было двое: старик по имени Дидье и его молодой напарник Пьер, оба миряне.

После Повечерия монах-привратник запирал ворота обители и отправлялся на покой в привратницкую. С этого времени и до Утрени жизнь в аббатстве замирала, если не считать ночных церковных служб.

Впрочем, сторожей это не касалось. В сопровождении собак они обязаны были несколько раз за ночь обходить весь монастырь. Осматривали все, кроме клуатра, но особенно проверяли винодельню с тех пор, как однажды утром на капитуле не досчитались одного монаха. Постель в его келье оказалась неразобранной, и отец-настоятель из сторожей едва душу не вытряс, допытываясь, не они ли тайком выпустили ночью беглеца.

Переполох закончился, когда келарь догадался заглянуть в винодельню. Там среди чанов с бродящим вином и обнаружили таинственно пропавшего собрата, он мирно похрапывал прямо на земляном полу, блаженно улыбаясь приятным сновидениям.

В остальном же ночная служба сторожей была необременительной. Если вдруг кому-то вздумалось искать пристанища в обители после Повечерия, Дидье звал брата-госпиталия, от которого зависело пускать ночного гостя в обитель или нет. А в дневное время, отоспавшись, он частенько помогал в кузнице или мастерских, в отличие от Пьера, предпочитавшего быть поближе к кухне или пекарне.

Пьер чувствовал себя неуютно в покоях аббата, стараясь не наступать грязными башмаками на ворсистый ковер, он все время переминался с ноги на ногу. Викарий наморщил длинный нос — от сторожа несло псиной.

— Сын мой, — строго обратился к Пьеру аббат, — господин викарий хотел бы задать тебе несколько вопросов. Потрудись отвечать на них ясно и правдиво, помня о том, в каком месте ты находишься.

Пьер покраснел, сглотнул, стараясь унять, ходивший ходуном кадык и неуверенно кивнул лохматой головой.

— Ты давно служишь в аббатстве? — подавшись вперед, спросил Матье де Нель.

Пьер сжал в руках шапку так, что побелели костяшки пальцев.

— Лет семь, святой отец.

— Стало быть, ты хорошо знаешь здешнюю братию. Настолько хорошо, что сможешь, если случится, узнать любого из монахов даже в темноте?

Аббат Симон беспокойно заерзал в кресле. Матье де Нель, проигнорировав озню аббата, встал и подошел вплотную к сторожу. Тот потупился, не выдержав пристального взгляда викария.

— Думаю, смогу, святой отец, — Пьер почесал грязной пятерней лохматую макушку.

— А вот, скажи-ка, Пьер, не видел ли ты, кого-нибудь из монахов на колокольне, скажем, между отходом ко сну и Полунощницей , кроме пономаря, разумеется?

— Н-нет, святой отец, никого я не видал, — сторож еще ниже опустил голову, пряча глаза.

— Ну, а между Полунощницей и Утреней ? — не сдавался викарий.

Пьер бросил исподлобья тревожный взгляд на аббата.

— Тоже никого, да и нет привычки у братии разгуливать по ночам. В обители устав соблюдается строго, — затараторил он.

Аббат Симон одобрительно кашлянул.

— Хорошо ли ты знал брата Жана? — зашел с другого конца викарий.

— Это того, что с колокольни свалился?

— Его самого.

Пьер переступил с ноги на ногу.

— Знал, конечно. Мы ведь в одно время сюда пришли.

— Вот как! Значит, пономарь поступил в вашу обитель семь лет назад? — викарий повернулся к аббату.

— Да, это так. Но я не понимаю…

— Нет-нет, я всего лишь хотел узнать побольше о покойном, — успокоил викарий, начавшего проявлять признаки раздражения, настоятеля. — Все же, Пьер, может этим утром ты заметил что-нибудь необычное?

— Нет, святой отец, все было, как всегда, — пробормотал Пьер.

— Значит, как всегда, — подвел итог викарий, возвращаясь к креслу. — Ну, что ж, ступай.

Сторож облегченно вздохнул и вытер рукой вспотевший лоб. Рукав его старой куртки при этом приподнялся, и взору викария открылась нечистая повязка со следами засохшей крови на ней.

Матье де Нель соединил кончики пальцев.

Очень интересно получается. Возможно, предположение аббата Симона не столь надуманно, как показалось ему вначале. А что, если это вовсе не догадка, а недвусмысленная подсказка? Просто голова кругом!

— Что вы сказали? — очнулся Матье де Нель.

— Я спросил, желаете ли вы пригласить второго сторожа? — недовольно повторил настоятель.

Матье де Нель сделал отрицательный жест. Какой смысл разговаривать с кем-либо в присутствии аббата — только попусту тратить время. Если он хочет установить истину, нужно избавиться от опеки настоятеля.

— Как зовут отца-госпиталия ?

— Решили-таки поинтересоваться гостями? — аббат повеселел.

— Да, нужно узнать, что они делали прошлой ночью. Вполне возможно, что преступник один из них.

— Конечно, один из них, — с жаром подхватил аббат Симон. — Я вам с самого начала об этом толкую. Глупо подозревать братию в таком ужасном грехе. Боюсь только, что преступник уже успел скрыться. Как правило, большинство гостей не задерживаются, и с первыми лучами солнца покидают обитель. Но, может, нам и повезет.

Викарий отвесил легкий поклон.

— Не хочу отрывать вас от дел, ваше преподобие. Я и сам могу найти дорогу в гостиницу.

— Полноте, господин викарий, дела могут подождать, пока мы не разберемся в смерти пономаря.

— И все же я пойду один, — ответил викарий, направляясь к двери. — Да, совсем забыл предупредить: сегодня я буду обедать в трапезной — нужно поддержать дух братии.

— Конечно, конечно, господин епископский соглядатай, — прошептал аббат Симон.

Он приложил ухо к двери и прислушался к удаляющимся шагам в коридоре.

— Арман!

Изображение Страшного суда колыхнулось. Фаворит неслышно выскользнул из-за гобелена и плюхнулся в кресло, где недавно сидел викарий. Аббат Симон нервно захрустел суставами пальцев.

— Вы все слышали, сын мой?

— Все, ваше высокопреподобие, — по губам брата Армана скользнула дерзкая улыбка. — Не паникуйте и берегите руки.

Аббат бросил раздраженный взгляд на фаворита. Определенно тот стал позволять себе вольность в обращении. Однако в сложившейся ситуации без хладнокровия и решительности Армана не обойтись, поэтому аббат Симон сдержанно заметил:

— Вы чересчур спокойны.

Брат Арман блаженно вытянул ноги и принялся рассматривать ногти.

— Почему бы и нет? Сам пономарь свернул шею, или ему кто-то помог — какая разница. В любом случае, викарию не докопаться до правды.

— А вы сами, что думаете?

— Ничего, — фаворит равнодушно пожал плечами. — У меня есть более приятные мысли, и касаются они недалекого будущего.

— Не слишком ли вы беспечны? Между тем это расследование не известно к чему может привести, — аббат снова захрустел суставами.

— Хорошо, — брат Арман легко вскочил на ноги. — Чтобы успокоить вас, я прослежу за викарием. Кстати, этим утром я видел, как они с Жакобом поднимались на колокольню.

— Ну и? — аббат напрягся.

— Ну и я тоже поднялся. Вы же знаете, что я неисправимо любопытен, — ухмыльнулся брат Арман. — Правда, мне пришлось как-то объяснить свое присутствие на колокольне. В общем, я сказал викарию, что вы послали меня повесить новую веревку.

Аббат Симон нахмурился и проворчал:

— Меня-то было, зачем приплетать?

— Для правдоподобия, исключительно для правдоподобия, — брат Арман взялся за ручку двери. — Так вот, Жакоб что-то спрятал в рукаве при моем появлении, а викария интересовало, куда пропала старая веревка и когда я в последний раз поднимался на колокольню.

— Веревка! — фыркнул настоятель. — Далась же она ему! Ну, идите, сын мой, вы знаете, что делать.

— Не беспокойтесь, ваше высокопреподобие.

Брат Арман поклонился и бесшумно прикрыл за собой дверь.