Викарий, обращаясь главным образом к сторожам, развернул предсмертное письмо брата Гийома и прочёл его вслух.

— Итак, Пьер, передай тридцать экю брату Жильберу, который вернёт их в казну аббатства.

Пьер, не ожидавший такого поворота событий, растерялся, переводя взгляд с одного монаха на другого.

— Ах, ты стервец! — Дидье отвесил напарнику увесистый подзатыльник. — Ничего тебе доверить нельзя. Ну-ка, выкладывай деньги!

Пьер нехотя полез за пазуху и достал оттуда полотняный мешочек, туго набитый монетами.

— Я ведь с вами поделиться хотел, — жалобно заскулил он.

— Ты меня-то сюда не приплетай, бесовское отродье! Ишь чего удумал. Замарать меня хочешь, — Дидье в сердцах отвесил новую оплеуху.

— Довольно, м викарий подошёл вплотную к сторожам. — Извольте, Дидье, изложить события сегодняшней ночи по порядку. И поторопитесь у нас мало времени.

Сторож недовольно засопел, покосившись, на чесавшего затылок, Пьера.

— Мой рассказ много времени не займёт, святой отец. Значит, вышел я, как заведено, обойти хозяйственный двор. Дохожу до этого места и вижу — дверь амбара неплотно прикрыта. Странно, думаю, такого не бывало. Подкрался я тихонько и ухо приложил, а внутри слышу шорох, а потом, вдруг, побежал кто-то. Я ещё сообразить ничего не успел, как вестиарий прямо на меня выскочил. Я, значит, сразу Пьера звать, а вестиария повалил на землю, а он, возьми, и лишись чувств. Я думал поначалу, от страха, что его поймали. Но когда Пьер подоспел и мы вошли в амбар, то сразу поняли, что от страха за своё злодейство.

— Как вам показался вестиарий?

— Чего? — не понял Дидье.

— Ну, каким он выскочил из амбара: испуганным, злым или…

— Да на нём лица не было, хрипел, глазищи выпучил, да все ртом воздух хватал. В общем, не краше висельника был.

— Понятно. Всё это говорит о том, что вестиария гнал из амбара только что пережитый ужас, — заключил викарий.

— Ну, теперь-то, когда вы письмо это прочитали, то ясно, что ужас. А тогда я подумал, что это он брата Гийома повесил.

— А самого брата Гийома вы этой ночью не видели? Должен же он был как-то попасть в амбар.

— Нет, наверное, он пришёл в то время, когда я обходил фруктовый сад, а это с другой стороны.

Викарий посмотрел на висевший труп. Келарь брезгливо отвернулся, камерарий же изо всех сил старался сохранять невозмутимость.

— Хотелось бы мне знать, что здесь на самом деле произошло, — пробормотал викарий. — Снимите его, — велел он сторожам.

Дидье деловито обошёл висельника, примеряясь.

— Пьер, дай-ка мне вон тот табурет. Так не достать, больно высоко висит.

— Что будем делать с покойником? — спросил келарь. — Его ведь невозможно приготовить к погребению, как обычно — самоубийцам нет места на монастырском кладбище. Какой, однако, скандал!

— Да, молвы не избежать, — согласился камерарий. — Прославимся на весь диоцез.

— В амбаре тоже не позволю оставить, — стал горячиться келарь. — Странно, что отец-настоятель не сделал никаких распоряжений на этот счёт. Может вы, господин викарий, знаете что делать?

— Пусть аббат позаботиться о похоронах, — пожал плечами Матье де Нель. — Почему бы вам не обратиться к нему за указаниями? Кстати, вы можете сделать это прямо сейчас, пока брата Гийома снимут. Я не хочу вас больше задерживать, да и капитул вот-вот начнётся.

— Слышали, он не хочет нас больше задерживать, — возмутился келарь, когда они вместе с камерарием покинули амбар. — Какая предупредительность! Вот взял бы, да сам у аббата и спросил, что с удавленником делать, а то нас послал. Ох, не хочется попадать отцу-настоятелю под горячую руку. Вы видели его лицо, когда он выходил из амбара?

Камерарий усмехнулся.

— Его можно понять. За короткий срок без всякой эпидемии в обители скончалось двое монахов, причём один из них самоубийца.

— Верно, — уже более спокойно согласился келарь. — Аббату не позавидуешь. Не пойму только, с чего это Гийом решил повеситься — на него не похоже.

— Он ведь написал: совесть заела.

Келарь насмешливо хрюкнул.

— Она не могла его заесть и даже слегка покусать не могла. Знаете, брат Жильбер, почему? Потому что у него её отродясь не было, — келарь затрясся в беззвучном смехе. — Уж вы мне поверьте, Гийом был лентяй и пройдоха, но не самоубийца. Да вот только вчера я его распекал за нерадивость, а он лишь скалился. Нет, такие как он, не вешаются.

— А почему вы викарию этого не сказали, когда он спрашивал? — поинтересовался камерарий.

— Не его ума это дело, — сердито отрезал келарь. — Я так считаю, хватит ему тут вынюхивать, загостился визитатор у нас, пора ему и честь знать.

— Но тогда получается, что Гийома…, — камерарий осёкся.

— Кто-то пристукнул, — закончил келарь.

Дидье встал на табурет, но из-за малого роста не смог дотянуться до петли.

— Давай-ка, Пьер, залезай ты и обрежь верёвку, а я подержу покойника за ноги.

— Ага, больно охота мне на его рожу смотреть, — проворчал Пьер. Ему подобная смена ролей была явно не по нутру.

— Лезь, лезь, да помалкивай.

Дидье ухватился за ноги покойника.

— Стойте! — вдруг закричал викарий. — Вставай, Пьер!

— Чего вставай? То залезай, то вставай. Сами не знаете, чего хотите. Вам бы только над человеком измываться.

— Молчи, язва, зашипел на него Дидье.

Но викарий, не обращая внимания на недовольство Пьера, взобрался на табурет.

— Ну, Жакоб, ты видишь?

Жакоб подошёл ближе, почесал нос и задумался.

— Вы хотите сказать, что Гийом повесился, встав на этот табурет?

— Это само собой, разумеется. Но не кажется ли тебе, что петля высоковато закреплена для такого малорослого человека, каким был покойник? Вот, если бы я решил повеситься, мне она была бы в самый раз.

— Фу, придёт же вам в голову такое! — суеверно перекрестился Жакоб, но в следующее мгновение лицо его озарила догадка. — Стойте, я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать, святой отец — это не брат Гийом привязал к перекладине верёвку.

Викарий спрыгнул на землю и не удержался от иронии:

— Браво, Жакоб, твои способности меня порой приятно удивляют.

— Да? — в свою очередь едко осведомился Жакоб. — Но им, конечно, не сравниться с вашими способностями, которые уж верно нашли объяснение тому, как это покойник оказался в высоковатой для него петле?

Подобные пикировки случались у них нередко: Матье де Нель любил иронизировать, а Жакоб оставлять последнее слово за собой.

— Могу высказать всего лишь предположение, — стал объяснять викарий, — хранитель амбаров был либо без чувств, либо мёртв, в тот момент, когда на его шее затянулась петля. Одно бесспорно — он не самоубийца, следовательно, ничто не мешает похоронить брата Гийома по христианскому обряду.

— Всё это хорошо, святой отец, но нам-то что делать? — нетерпеливо спросил Дидье. — Уже светает.

— Снимайте покойника, затем отнесёте его к санитарному брату, который позаботится о должном погребении. Скажите, викарий так распорядился.

Пьер проворно вскочил на табурет и одним махом перерезал верёвку. Дидье не смог сам удержать тяжёлое тело и рухнул вместе с ним на земляной пол.

— Ну, вот и ответ на твой вопрос, Жакоб, — тихо проговорил викарий, указывая на огромную, налитую кровью, шишку на затылке мертвеца. — Трудно сказать, привел ли удар к смерти или только оглушил несчастного. Но для убийцы это не имело значения, ибо участь брата Гийома была предрешена заранее. Дайте-ка, дорогой Дидье, мне эту верёвку, — попросил викарий сторожа, как только тот снял её с шеи брата Гийома. — Смотри, Жакоб, убийца продумал всё. Видишь, это та самая, что исчезла из рук мёртвого пономаря. Вот на ней грязь в том месте, где пономарь брался за неё по несколько раз в день.

— Но почему убили брата Гийома?

— Вероятно из-за страха перед разоблачением. Сейчас нам лучше поторопиться, Жакоб, — капитул уже начался, а мы ещё не имели удовольствия побеседовать с вестиарием.

***

Брат Тома уже успел оправиться от шока, но был совершенно обессилен. По этой причине санитарный брат оставил его под своей опекой до следующего дня.

Вестиарий лежал с закрытыми глазами, с тоской размышляя над мрачными перспективами. Ясно было одно: расспросов не избежать, следовательно, необходимо придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своего ночного появления в амбаре. Смерть брата Гийома, как это ни ужасно звучит, даёт ему шанс выкрутиться из щекотливой ситуации. Главное, правильно себя повести.

При появлении викария птичье личико брата Тома жалобно скривилось. Викарий склонился над постелью и участливо поинтересовался его самочувствием.

— Мне уже лучше, — ответил брат Тома, тоном голоса и всем свои разнесчастным видом давая понять, что это далеко не так.

— События этой ночи, безусловно, стали для вас нелёгким испытанием, — начал разговор викарий. — Я знаю, вы были дружны с братом Гийомом, поэтому уверен, желаете поскорее найти его убийцу.

Брат Тома наморщил лоб.

Либо он, либо викарий бредит, говоря об убийце. Сторожа хоть и тихо шептались с санитарным братом, но всё же он разобрал — брат Гийом сам наложил на себя руки.

От последовавшего заявления викария брат Тома вздрогнул — уж не вслух ли он размышлял.

— Брат Гийом не самоубийца. Хотя преступник, безусловно, желал, чтобы все думали именно так. Однако вы, брат Тома, можете послужить справедливости и посодействовать тому, чтобы хранитель амбаров был достойным образом похоронен.

— Как же я могу это сделать? — осторожно поинтересовался вестиарий, пока еще ничего не понимая.

— Без утайки рассказав всё, что вам известно.

Брат Тома отвёл глаза.

Рассказать всю правду никак нельзя — придётся изворачиваться. И зачем только он потащился в этот амбар!

— С чего начать даже не знаю? — брат Тома вздохнул, изобразив задумчивость. — Пожалуй, нужно вернуться к тому времени, когда мы ещё ничего не знали о вашем приезде.

— Как вам будет угодно. Итак? — викарий пододвинулся поближе.

— Однажды покойный пономарь стал рассказывать нескольким братьям, среди которых были и мы с братом Гийомом, случай, происшедший с ним в Туре.

— Не могли бы вы вспомнить подробности той истории, — попросил викарий.

Брат Тома с сожалением покачал головой.

— Нет, не могу. Ризничий вмешался и не дал пономарю закончить свой рассказ. Помню только, что дело там шло о какой-то девице, которую брат Жан, то ли соблазнил, то ли собирался соблазнить. Так вот, после этого брат Гийом и говорит мне, что пономарь ест по ночам мясо и что было бы неплохо проследить за ним и узнать, откуда он достаёт недозволенный уставом харч.

— Вы хотели последовать по его стопам, — понимающе улыбнулся викарий.

Брат Тома запнулся, но только на мгновение, затем с негодованием воскликнул:

— Как можно, святой отец! Мы просто хотели разоблачить пономаря, а потом обо всём рассказать отцу-настоятелю. Между нами говоря, брат Жан был плохим монахом.

Брат Тома покосился на викария — поверил или нет. Тот продолжал ехидно улыбаться. Видно, не поверил, но делать нечего.

— В конце концов, брат Гийом выследил пономаря и узнал, что мясо ему приносит сторож Пьер, когда возвращается из деревни.

— И вы, конечно же, как и намеревались, рассказали обо всём отцу-настоятелю?

Брат Тома опустил веки — язва, а не визитатор. Сделав скорбную паузу, он ответил:

— В этом не было необходимости, потому как в ту самую ночь пономарь сорвался с колокольни.

Викарий наклонился вперёд.

— Вы знаете, брат Тома, я никак не могу уловить связь между чревоугодием пономаря и вашим посещением амбара этой ночью.

— Связь есть, — осторожно ответил брат Тома. Ему предстояло изложить самую деликатную часть «мясной» истории. — На днях я случайно зашёл в амбар и застал брата Гийома, роющимся в углу. По тому как он испугался, я понял, что дело нечисто. Вот мне и подумалось, может брат Гийом сговорился с Пьером и тот стал теперь носить мясо для него? Выяснить это можно было только одним способом: прийти ночью и самому проверить, чего он там прячет. А уж потом, не сомневайтесь, я бы заставил его покаяться перед капитулом, — повысив голос, заявил брат Тома.

Викарий снова понимающе улыбнулся.

— В общем, ночью я пробрался на хозяйственный двор, — продолжал брат Тома, стараясь не смотреть на собеседника — насмешка в глазах викария путала мысли. — Дверь амбара оказалась незапертой. Войдя, я неосторожно смахнул на пол какую-то бумагу, потом долго искал её. Наконец, когда злосчастный листок был у меня в руках, я встал и, — лицо брата Тома исказилось, при воспоминании о пережитом ужасе, — и наткнулся на висящее тело.

Вестиарий, стараясь произвести должное впечатление, закатил глаза и всхлипнул. Реакция викария была неожиданной — вместо предполагаемого сочувствия, чёрствый визитатор поинтересовался:

— Не могли бы вы указать точно место, в котором покойник, что-то прятал?

— В правом дальнем углу за мешками, — прошептал изумлённый вестиарий.

— Благодарю вас, брат Тома, за помощь, — сказал викарий, поднимаясь и делая знак Жакобу следовать за ним.

Брат Тома долго смотрел на то место, где сидел викарий.

Кто бы мог подумать, что и посланник епископа Орлеанского падок на недозволенное уставом мясо. Ишь как быстро побежал его откапывать!

Дверь амбара к радости викария оказалась не заперта. В указанном вестиарием углу действительно обнаружилась рыхлая земля.

Матье де Нель опустился на колени, но Жакоб твёрдо дотронулся до его плеча:

— Позвольте мне, святой отец, ни к чему вам мараться. Скорее всего, брат Гийом хранил здесь тот самый ларец с тридцатью золотыми, благополучно возвращённый камерарию этим утром, — рассуждал Жакоб, выгребая землю. Вдруг он замер и повернул к викарию удивлённое лицо. — Святые угодники! Я что-то нашёл!

Через минуту на ладони Матье де Неля лежал полотняный мешочек — близнец того, что Пьер с такой неохотой отдал камерарию.

— Сколько? — спросил Жакоб, после того как викарий пересчитал деньги.

— Тридцать золотых экю.

— Вот так чудеса! Да в этой обители не амбар, а настоящая сокровищница. Может порыть ещё и в других углах, а, святой отец, как вы думаете?

Матье де Нель ничего не ответил. Он сидел на мешке с зерном и сосредоточенно смотрел в одну точку.

Не получив ответа, Жакоб стал рыскать по амбару, заглядывая во все углы.

— Что ты делаешь? — спросил викарий, очнувшись от своих мыслей.

Лицо Жакоба расплылось в улыбке.

— Ищу следующий мешочек.

— Прекрати. Сейчас не время для глупостей. Нам нужно как можно быстрее покинуть аббатство Святого Аполлинария.

Жакоб застыл с приоткрытым от удивления ртом.

— Но отец-настоятель..?

— Думаешь, наш отъезд его опечалит? — усмехнулся викарий.

— Как раз наоборот. Однако вам придётся объясняться.

— Разве? Нет, Жакоб, я не стану ничего объяснять господину аббату, ибо опасаюсь, что нас тогда действительно побьют камнями.

— Ну что ж, бежать, так бежать, — воскликнул Жакоб, подбирая полы рясы, и устремляясь к двери.

Слух об отъезде визитатора стремительно разнёсся по аббатству. В тот момент, когда викарий присоединился к Жакобу у монастырских конюшен, настоятель в сопровождении брата Армана и келаря преградил им дорогу.

Аббат Симон воинственно поднял мясистый подбородок.

— Как это понимать, господин викарий, вы уезжаете, не посчитав нужным уведомить меня об этом?

— Но, как видно, это не мешает вам быть в курсе моих планов, — парировал Матье де Нель.

Лицо аббата стало багровым. Он шумно втянул воздух.

— Разумеется, я — настоятель этой обители и всё, происходящее в её стенах, должно быть мне известно. Я требую объяснений!

— Каких объяснений вы от меня ожидаете? — спросил викарий, вскакивая в седло.

Аббат бросил взгляд через плечо. Фаворит и келарь ответили на его немое указание понимающими кивками.

— По какой причине вы так неожиданно решили нас покинуть? — вкрадчиво спросил настоятель.

— Причина проста: время визитации давно закончилось, — в тон ему ответил викарий.

— Пусть так, но я нахожу ваш отъезд довольно поспешным, тем более после прискорбного ночного происшествия, — лицо аббата Симона вдруг стало злым. — Кстати, что это ещё за слухи о брате Гийоме? Почему вы дали указание похоронить самоубийцу по христианскому обряду? И с какой целью, позвольте узнать, вы перевернули вверх дном его келью?

— Вас ввели в заблуждение, господин аббат, я и близко не подходил к келье покойника. то до похорон, то вы вольны поступать по своему усмотрению, но я действительно считаю, что брат Гийом не самоубийца. Его повесил тот, кто устроил смерть пономаря, таково моё мнение.

— Вы снова за своё! — закричал настоятель, брызгая слюной. — Хватит! Я не позволю и дальше клеветать на братию! Вы никуда не уедите, пока не расстанетесь с этой глупой идеей, — он схватил лошадь викария под уздцы. Лошадь тревожно заржала, мотнула головой и стала перебирать длинными ногами.

Викарий быстро оценил обстановку — она была не в его пользу.

Брат Арман с келарем подошли ближе и лица их были красноречивей любых угроз аббата. верях пекарни показались двое монахов, привлечённых криками отца-настоятеля. Пока они только наблюдали за тем, что происходило во дворе. Сзади послышались крики. Викарий оглянулся — со стороны кузницы спешило несколько монахов. Ещё немного и сюда сбежится вся обитель. Пришло время для решительных действий.

— Неужели вы задержите нас силой? — деланно удивился викарий, резко дёрнув своего коня за правое ухо.

Конь встал на дыбы, оглашая хозяйственный двор громким ржанием. Аббату в последний момент удалось отпрыгнуть в сторону, спасаясь от его копыт. Монахи разбежались в разные стороны, путь был свободен.

— Вперёд, Жакоб!

Викарий пришпорил коня. Буцефал, проявил небывалую сообразительность, а с ней и прыть, последовав за лошадью викария. Из привратницкой выглянуло любопытное лицо монаха.

— Эй, привратник, срочное дело к Его Преосвященству! — закричал викарий. — Отворяй ворота, если не хочешь провести ночь в карцере.

Ни о чём не ведавший привратник, беспрекословно открыл ворота и выпустил, мчавшихся во весь опор всадников.

— Уф, святой отец, давно у меня так поджилки не тряслись, — выдохнул Жакоб, когда высокие стены обители Святого Аполлинария исчезли с поля зрения.

— Мы должны благодарить Нормандца, — викарий любовно похлопал своего коня холке, — а также епископа Орлеанского.

— Причём тут господин епископ, — фыркнул Жакоб.

— Ну как же! Надеюсь, ты не забыл как накануне первой визитации он решил сделать мне подарок?

— Ещё бы, — тихо проворчал Жакоб, — наш епископ на всё согласен, только бы самому не ехать.

Викарий пропустил тираду мимо ушей.

— Так вот, я был удостоен чести выбрать любого коня из конюшни епископа. Мне приглянулся Нормандец, Его Преосвященство не возражал, но конюх предупредил: «Остерегайтесь случайно дёрнуть его за ухо — он этого не любит. Нормандец с норовом, он просто выбросит вас из седла». Впрочем, в данном случае норов Нормандца пришёлся нам как нельзя кстати, позволив без ущерба покинуть гостеприимную обитель Святого Аполлинария.

— Мой Буцефал тоже не промах, — ревниво заявил Жакоб. — Видали, как он скакал, немногим уступая вашему Нормандцу. А признайте, святой отец, — мы были на волосок от гибели.

— Ну, не преувеличивай. Гибель нам не грозила, а вот быть здорово избитыми и с позором изгнанными — такая опасность, признаю, была более чем вероятна.

— Да, на милосердие монахов Святого Аполлинария не стоило уповать, — согласился Жакоб. — Ловко, всё-таки вы выкрутились. Честно скажу, иногда я просто вам удивляюсь, святой отец.

— Чему именно?

— Для монаха вы подчас на удивление прытки.

— Ах, вот оно что. Ну, дорогой Жакоб, ты ведь знаешь, что большую часть своей жизни я провёл вне стен обители, — ответил викарий.

Какое-то время они ехали молча. По обе стороны тянулись убранные поля, рядом с дорогой под низким безрадостным небом гнил брошенный стог сена. Впереди чернел облетевший лес, оттуда веяло сырой землёй и прелыми листьями.

— Сейчас нам не мешало бы подумать о предстоящем ночлеге, если мы не хотим стать добычей волков, — сказал Матье де Нель, оглядывая окрестности. Даже выглянувшее из-за серых туч солнце не скрасило унылый осенний пейзаж. — За этим лесом, кажется, есть деревня, там, надеюсь, мы сможем найти приют.

Деревенская харчевня встретила их аппетитным запахом жареной на вертеле курицы. Жакоб повёл носом и шумно вздохнул.

— Ах, святой отец, благо сегодня не постный день. Может, позволим себе небольшое отступление от устава? — спросил Жакоб, просительно заглядывая в глаза викарию. — Мы ведь без малого сутки не евши. Да и вам после недавней болезни не худо было бы основательно подкрепиться.

— Ну, хитрец! Ловко на меня перевёл. Впрочем, ты прав — после пережитых нами треволнений сытный ужин будет как нельзя кстати.

— Вот и я о том же, — радостно подхватил Жакоб, усаживаясь на свободное место у маленького окна.

Несмотря на то что большая комната с длинными грязными столами была полупустой, их не спешили обслуживать. Дородная хозяйка время от времени бросала неприветливые взгляды в сторону вновь прибывших монахов и продолжала возиться у очага.

— Сдаётся мне, нашего брата здесь не жалуют, — заключил Жакоб, сглатывая слюну. — А есть охота, аж живот сводит.

— Любезная хозяйка, не будете ли вы столь добры, подать нам ужин, — викарий был сама учтивость.

Женщина резким движением руки остановила, сорвавшуюся с места прислужницу, и сама, не торопясь, двинулась к столу монахов.

— Чего хотите? Если мяса, то придётся долго ждать, а куры вот-вот подоспеют.

— Нет, мы бы удовольствовались жареной рыбой, если таковая имеется.

— Имеется, — хмыкнула хозяйка, продолжая смотреть на монахов из-под сурово насупленных бровей. — Ну, и чего будете: щуку, аль карпа?

— И того и другого, а ещё хлеба, сыра и кувшин вина. Мы, видите ли, со вчерашнего дня не ели.

— Дивное дело, — саркастически заметила хозяйка, но затем, смягчившись, добавила. — Да вы и впрямь оба тощи. Что ж, сейчас подам.

Спустя несколько минут она вернулась и с грохотом поставила на стол заказанный ужин.

— Хорошо бы ещё кувшин с водой, — попросил викарий.

— Это ещё зачем? — удивилась хозяйка.

— Разбавить вино.

— Вот так чудеса! Откуда вы такие взялись? — хозяйка скрестила руки на мощной груди. — Мяса не хотите, да ещё и вино разбавляете! Сколько держу эту харчевню, такого ещё не видала.

— А вы давно здесь хозяйствуете?

— С тех пор как помер мой муж, тому уж лет десять будет.

— И часто к вам заглядывают монахи?

Лицо хозяйки снова посуровело.

— Случается. Только лучше бы они сюда вообще не заходили.

— Отчего же так?

— А я вот вам сейчас расскажу отчего, — вдруг запальчиво ответила хозяйка. — Захаживал сюда одно время пономарь из соседнего аббатства. Ел за двоих, а пил ещё больше. Да только со временем я приметила, что не зря сюда шастает, а с умыслом. Короче, дело закончилось тем, что девку, прислужницу мою, брюхом осчастливил. Я, передала весточку брату Раулю, вот уж воистину благочестивый человек был, жаль только не ко времени преставился.

— Вот оно что, — пробормотал викарий. — Теперь понятно.

— О чём это вы?

— Да так, не обращайте внимание. А скажите, нет ли у вас свободных комнат, мы бы хотели переночевать?

— Только одна. Если согласны, то велю приготовить вам постель.

— Отлично. Мы не привередливы.

— Чудные вы, ей богу, — вынесла вердикт хозяйка и, покачав головой, отошла от стола.

— Она ещё больше удивилась бы, святой отец, — проворчал Жакоб, — если бы узнала, что вы, будучи викарием епископа, не погнушались остановиться в её захудалой харчевне, да ещё говорили с ней так любезно, будто она благородная дама.

— Смирение, Жакоб, — величайшая из добродетелей, — усмехнулся викарий, — она дала нам возможность узнать кое-что, а также получить кров на сегодняшнюю ночь.