ДОВЖИК Бенциан Ноевич
Род. в 1906 г. До войны работал инструктором Могилевского обкома партии.
В боях за Москву политрук третьей роты 22-го (258-го) гвардейского стрелкового полка. Имеет ряд правительственных наград.
Капитан в отставке Б.Н. Довжик ныне проживает в г. Истре.
Подмосковный город Истру освобождал от фашистских захватчиков первый батальон 258-го стрелкового полка. Командовал батальоном Иван Никанорович Романов. Весь личный состав батальона уважал Ивана Никаноровича и крепко любил. Бойцы и командиры с гордостью говорили: «Мы — романовцы!» — и подражали своему храброму комбату. Бои были ожесточенные. Каждый квадратный метр освобожденной земли был обожжен огнем и полит кровью. Текучесть людей во время боя очень большая. Одни выбывали. На их место вливалось пополнение. На всю жизнь запомнил я сержанта Бабушкина. В бою он всегда был впереди, не знал страха. Не уступал ему в напористости и храбрости сержант Скобочкин. Оба героя и сейчас стоят перед моими глазами.
Мне хочется вспомнить также командира пулеметного взвода третьей стрелковой роты лейтенанта Киселева, который в боях под Москвой проявил высокое воинское мастерство, мужество и отвагу.
Однажды, когда фашисты из кожи лезли вон, атакуя наши боевые порядки, Киселев сам лег за пулемет и расстреливал в упор наседавшего врага. На поле боя от его пуль нашли себе могилу многие десятки фашистов. Жаль только, что этому герою не суждено было дожить даже до дня присвоения нашей дивизии почетного наименования гвардейской. Спустя дней восемь после боя, о котором я рассказываю, лейтенант Киселев погиб смертью храбрых. Родом он был из Казахстана, и шел парню только двадцать второй год…
И вот с такими людьми мы шли на Истру.
Никогда мне не забыть боя за город. Наш батальон, особенно третья рота, нес потери. Но мы упорно теснили фашистов. Наконец в 8 или 9 часов утра 11 декабря ворвались в город. На участке роты я не встретил никого из жителей. Первое впечатление было таким, будто мы не в город ворвались, а на большое пепелище. Почти ни одного уцелевшего дома. Торчат только трубы.
Когда город освободили, ожесточенная схватка разыгралась за переправу через реку Истру. Стояли двадцатипятиградусные морозы, а вода в реке не замерзла. Перед рассветом 13 декабря наш батальон получил приказ форсировать водную преграду. Фашисты заняли за городом очень выгодные для них позиции, отчаянно оборонялись.
Вот они — всего-то каких-нибудь 10–15 метров, которые надо форсировать, чтобы оказаться на противоположном берегу! Но как трудно это было сделать!
Наступавшие несли потери, но переправу навели. И сразу же — бросок. Мы не смотрели на то, что фашисты нас поливают ураганным огнем. Мы думали о другом — взять плацдарм!
И мы его взяли! Но тут роту постигла беда.
Чтобы отдать командирам взводов боевое распоряжение, командир роты лейтенант Зайцев передал по цепи:
— Командиры взводов — ко мне!
Собрались командиры и укрылись за обрывом берега. Я находился метрах в шести от них. И вдруг — взрыв. Весь командный состав роты погиб. Командование ротой принял я. До 2 или 3 часов дня продолжался бой, пока мы не отогнали противника от реки.
Батальон понес большие потери, но наступательный порыв людей не ослаб. Мы с боем освободили Ивановское. Немцы не успели разрушить эту деревню. Бойцы роты остановились в доме, где находились три старушки. Не забыть мне их никогда. У меня поднялась высокая температура — не могу головы держать. Как трогательно эти старушки за мной ухаживали! Даже плакали, что никак им не удается исцелить мой недуг. Короче говоря, нашему возвращению на освобожденной земле был рад и млад и стар.
Но обстановка была такой, что болеть было некогда.
Наступление продолжалось, и бои не прекращались. Как только смог встать на ноги, я вернулся в роту. Очень жаркая схватка с врагом разгорелась в районе деревни Щербинки. Мы получили приказ выбить противника с водяной мельницы, находившейся поблизости от деревни. Пришлось выдержать почти трехчасовой бой.
Бой в районе Щербинки был последним моим боем. Когда уже за деревней подходили к опушке леса, противник обстрелял нас из миномета. Меня в этом бою тяжело ранило. Помню, как на второй день пришел меня навестить в медицинском пункте наш командир полка М.А. Суханов. Прощаясь, он сказал:
— Поправляйся, надеюсь, мы еще встретимся!
— Обязательно встретимся! — ответил я.
Но встретиться нам так и не пришлось. До февраля 1942 года я пролежал в госпитале, потом находился в резерве, позднее был на политработе в военных учебных заведениях…
Комбат 258-го стрелкового полка Иван Никанорович Романов, батальон которого освобождал Истру, жив и здоров. Вот что писал мне Иван Никанорович после войны, когда мне удалось разыскать его:
«Вы не можете себе представить, как я рад вашему письму и письмам бойцов и командиров, с которыми мне пришлось вступить в бой в дни войны на истринской земле против фашистов.
Сколько было в батальоне бесстрашных героев!..
Жаль тех людей, которые погибли или умерли от ран. Хоть прошли вот уже десятки лет после битвы под Москвой, а они и сейчас, как живые, стоят перед моими глазами…
Наш командир полка М.А. Суханов был очень чутким человеком, хорошим товарищем. Он всегда разговаривал с подчиненными как равный с равными. Никто и никогда не слышал, чтобы он повысил на кого-то голос. Точно таким же был и наш комиссар — батальонный комиссар Д.С. Кондратенко. С такими не страшно было идти в бой.
Очень жаль, что обоих их уже нет на свете…
В 25- ю годовщину разгрома врагов под Москвой я приезжал в Истру, побывал в тех местах, где воевал, посетил могилы павших героев. Очень дорог мне этот город, который мы защищали от врага, за который пролили кровь».