ГРЖЕГОРЖЕВСКИЙ Иосиф Иосифович

Род. в марте 1920 г. В армию призван в 1940 г. Окончил артиллерийское училище. В боях за Москву командовал огневым взводом 139-го (2-го гвардейского) истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона. Награжден орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды, шестью медалями. Ныне проживает в Киеве.

Утро 4 декабря 1941 года. Как сейчас помню, было оно ясным, морозным. Гитлеровцы начали наступление на Ленино. Обойдя деревню с юга, они пытались отрезать нас от других частей нашей дивизии, но подразделения 131-го полка при поддержке артиллерии и минометов отбили одну за другой несколько атак.

Враг усилил обстрел, предпринял бомбежку нашего переднего края и вновь из лесу пошел в атаку. Я перебрасываю орудийный расчет старшего сержанта В. Лиханова за ближайший дом на поддержку пехоты. Второе орудие оставляю для прикрытия шоссе.

Расчет Лиханова действует отлично. В этот день он прямой наводкой подавил два фашистских пулемета, пушку и уничтожил немало живой силы врага. А когда, не добившись успеха, гитлеровцы ввели в бой танки, то расчет уничтожил один танк, подбил второй.

К середине дня гитлеровцам удалось несколько продвинуться вперед и перерезать шоссе. Наши пошли в контратаку, но успеха добиться не смогли. Обстановка усложнялась с каждой минутой. Враг наседал с трех сторон. Теперь на нас не шли в атаку только с севера. Мы лишились возможности маневра и путей отхода.

Посылаю связного Алексея Туганашева к командиру батареи доложить обстановку и получить дальнейшие указания. Туганашев отправился выполнять приказ. А бой становился все напряженнее, уже завязались у некоторых домов рукопашные схватки. Со стороны, куда ушел связной, послышалась перестрелка. Стало ясно, что ждать его возвращения нечего.

Принимаю решение действовать самостоятельно. Стягиваю оба орудия вместе. Приказываю занять круговую оборону и вести огонь из всех видов оружия.

Так держимся мы еще некоторое время. Гитлеровцы неудержимо наседают. Велю изготовиться в походное положение, через длинный сарай вывожу в огород трактор. Но глубокий снег не дает ходу. Заставляю бойцов идти впереди, протаптывать колею. Затем вывожу первое и второе орудия. На последний трактор укладываем раненых, вооружаю их пулеметом и карабинами. И так, отстреливаясь от преследующего нас противника, нам удается добраться до крутого берега речушки, что петляет севернее Ленино, и скрыться в лесу.

Вскоре мы вернулись в Ленино. Нашли тело связного Алексея Ефимовича Туганашева. У него была переломлена нога, а сам он весь исколот штыками. Видно, до последней возможности сражался отважный воин с ненавистным врагом. Да, тяжелы были шаги нашего отступления…

Фашисты стремились любой ценой прорваться к Москве. В критический момент на нашем направлении они ввели в бой эсэсовскую дивизию «Империя». Эта дивизия была одной из лучших в гитлеровской армии. Сумасбродным фюрером она предназначалась для парада в Москве. Ее солдаты и офицеры являлись «чистокровными арийцами» — крепкие, здоровые, почти все одного роста и почему-то рыжие или белобрысые. Триумфальным маршем прошагали они по многим странам Европы и вот теперь рвались к Москве.

Вспоминаю бой с головорезами «Империи», в котором проявил себя инициативным, умелым и отважным воином заместитель командира нашего дивизиона Николай Михайлович Бирюков.

Две батареи дивизиона были приданы 258-му (22-му гвардейскому) стрелковому полку. Эсэсовцы рвались вперед под сенью своей мрачной, заимствованной у пиратов эмблемы, изображавшей лежащий на скрещенных костях человеческий череп. Однако взломать нашу оборону в лоб им не удалось. Не помогли им ни авиация, ни танки. Тогда они стали обходить нас с флангов. Мы, противотанкисты, вместе с подразделениями полка оказались на дне мешка. Чтобы не попасть в окружение, командир дивизии принял решение, усилив перешеек одним батальоном 131-го (31-го гвардейского) стрелкового полка, вывести из мешка подразделения 258-го полка. Прикрывать же отход полка, с задачей продержаться полтора часа, было приказано нам, противотанкистам.

Боевой опыт и смекалка, смелость и решительность капитана Николая Михайловича Бирюкова, который был в это время нашим старшим начальником, сыграли решающую роль в создании на ограниченном участке несокрушимой обороны силами одних противотанкистов. Капитан Бирюков быстро перестроил боевые порядки батарей, определив каждой из них конкретную задачу. Он распорядился оставить у орудий всего по два-три человека, остальных бойцов и командиров вооружить карабинами и запасными пулеметами и всем занять стрелковые ячейки. Мне лично в этом бою предстояло стать ручным пулеметчиком. Тракторам же нашим предназначалось действовать как танкеткам, а старшинам «делать шум» моторами автомашин.

Эсэсовцы пошли в очередную атаку развернутым строем. Они двигались на нас, не открывая огня, имитируя психическую атаку. Молчали и мы. Но когда до них осталось метров 150, капитан Бирюков дал приказ открыть по врагу шквальный огонь из всех видов имевшегося у нас оружия. Мы этого только и ждали. А наши «комсомольцы» с включенными демультипликаторами на большом газу первой скорости, под шум моторов автомашин, вышли из укрытий, застрочили пулеметы… От неожиданности фашисты опешили, остановились, а затем повернули и бросились наутек.

Воспользовавшись замешательством эсэсовцев, капитан Бирюков перестроил боевой порядок, выдвинув на этот раз часть орудий вперед. Не прошло и получаса, как эсэсовцы вновь пошли на нас в атаку. Теперь их было гораздо больше, и двигались они уже не одной цепью, как в первый раз, а в два ряда. У нас произошла какая-то заминка (на то она и психическая атака). А фашисты все ближе и ближе. Наконец раздалась команда капитана:

— Стрелки — по передней цепи, орудия — по задней… Огонь!

Заговорили орудия, затрещали пулеметы, раздались винтовочные выстрелы. Но на этот раз фашисты не побежали. Они бросились на землю, залегли и открыли ответный огонь, пытаясь перебежками продвинуться вперед. Однако воля к победе наших воинов и ненависть к врагу взяли верх.

Замысел капитана Бирюкова по созданию линии обороны с орудиями и «танками» удался вполне. Многие десятки отборных эсэсовцев остались на поле боя. Полк вышел из грозившего ему окружения. Мы потерь не имели. Поставленная перед нами задача была выполнена.

…За годы войны дивизия прошла многотрудный и славный путь. Но мне почему-то особенно памятны оборонительные бои под Москвой и первые дни нашего большого наступления.

Я помню бой у Захарова, который длился около недели. У этой небольшой русской деревушки нашли свою гибель тысячи немецких оккупантов. Почти всегда действуя совместно с пехотой, мы постоянно участвовали в отражении вражеских контратак, огнем и колесами поддерживали продвижение нашей матушки-пехоты вперед. А однажды с орудийным расчетом Лиханова мне пришлось даже вырваться вперед пехоты и в упор расстрелять пулеметное гнездо гитлеровцев, ведущее губительный огонь по нашим бойцам.

Вспомнился бой и у деревни Березки. Мой взвод был придан тогда одному из стрелковых батальонов 31-го гвардейского полка. Ночью при помощи саперов мы, увязая по пояс в снегу, на руках протащили несколько сот метров наши орудия и тяжелые ящики со снарядами. Заняв огневые позиции, мы к утру уже окопались и с рассветом давили огневые средства врага. Помню, как прямой наводкой мы уничтожили тогда вражеский дзот и большую группу подползавших к нему на выручку фашистов. Тогда же накрыли огнем их наблюдательный пункт.

При одном из артиллерийско-минометных налетов на наш передний край я был ранен осколком в правое плечо, но поля боя не покинул.

Хорошо помню и погожее утро 5 марта 1942 года. Часов в девять гитлеровцы начали артналет и одновременно с ним бомбежку нашего переднего края и ближайших тылов. А вскоре появились и их танки. Смотрю, за кустами разворачивается тяжелый танк «рейнметалл». Кое-кто из стрелков стал пятиться назад. Мне показалось, что у них появилась опасная болезнь — танкобоязнь. Выхватив пистолет, я стал кричать:

— Стой! Назад! У нас есть орудие!

Бойцы остановились, но в ту же минуту фашистский танк открыл огонь. Наводчика младшего сержанта Евстифеева и меня ранило.

— Огонь! — командую я расчету.

Превозмогая боль, Евстифеев подполз к орудию. Подбежал красноармеец Зарипов, зарядил его.

Первый же снаряд попал в цель, но казалось, этому стальному чудищу все нипочем: он продолжал вести по нас огонь из 75-миллиметровой пушки. Несколько снарядов легло рядом с героическим расчетом, вступившим в дуэль с тяжелой фашистской машиной.

— Огонь по башне! — кричу я.

Третьим снарядом расчет разбил пушку вражеского танка. Теперь он не опасен. Стрелки, наблюдавшие за поединком, увидели, что и «рейнметалл» — «не такой уж страшный черт, как его малюют». С криками «ура!» они бросились добивать выскочивших из машины фашистских танкистов и сопровождавших их автоматчиков. Раненым тут же была оказана первая помощь. Меня эвакуировали в госпиталь с осколочным ранением в левую голень и легкой контузией.

За умелые и отважные действия в боях под Москвой старший сержант Василий Лиханов был представлен к правительственной награде, а мое имя одним из первых занесено в книгу боевой славы нашей части.