П. ПАВЛЕНКО

Они прибыли в разгар великой битвы за Москву. В вагонах, запорошенных снегом, звучало неторопливо: «На тихом бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой…» Из вагонов на жестокий мороз степенно выходили в распахнутых ватниках, в гимнастерках с раскрытыми воротами, деловито умывались на ледяном ветру.

— Однако климат у вас легкий, — говорили москвичам покровительственно. Обтирались снегом до пояса.

— Снежок холодит, снежок и молодит. Снегом мойся — никакого этого вашего обморожа не будет.

И в эту же ночь зазвучал сибирский говор на дорогах к западу от Москвы. По деревням Подмосковья разнеслось сразу:

— Сибиряки подошли!

Они ударили по немцу с ходу. Пехотинцы, разведчики, артиллеристы, они влили в ряды защитников Москвы свежую сибирскую мощь. Заскрипели лыжи, привезенные из родной тайги. Заработали таежные охотники-следопыты.

В одних ватниках, скинув шинели, ударили в штыки пехотинцы.

— Сибирь — грудь нараспашку! — говорили о себе с гордостью.

Медленен, даже угрюм и неразговорчив сибиряк, когда делать

нечего. Но в бою нет злее, упорнее и веселее его. Опасность захватывает его целиком, и весь он в ней…

Сибиряка сразу узнать можно — упорный человек.