Ноябрь 2090 г., Земля
Кое-что о самолетах и акулах
Вокруг, насколько достает глаз — трава, убитая ливнем, а посреди травы — дорога неизвестно куда. Глаз достает метров на десять. Дальше только дождь, и в дожде — одинокая человеческая фигура. Человек дрожит так, что асфальт на дороге трескается от вибрации. А может, эти трещины были всегда. Сие неведомо.
…Дождь льет полдня. Или полгода, точно не помню. Все промокло насквозь — штаны, рубашка, кожа и внутренности. Все, кроме куртки. Куртку пришлось утром бросить, не хватило сил тащить. Утром была пустыня. Или пустыня была в прошлом году? Не уверен.
Тяжесть в груди уже неделю. Или несколько месяцев. Надсадный кашель. Легкие из грудной клетки через горло лезут наружу. А может, через ребра тоже лезут. Сквозь рубашку не видно.
…Человек споткнулся. Попытался удержать равновесие — не удержал, упал. Хочет подняться. Наконец, сел, опираясь на руку. Воюя с отдышкой, хрипло попросил:
— Дай мне хоть что-нибудь. А то сдохну.
Впереди появилась какая-то постройка. Сарай — не сарай, бункер — не бункер.
— Спасибо, — бессильно поблагодарил человек, с трудом поднялся на ноги и поплелся к дверям.
Внутри — деревянный настил, на нем пара шерстяных одеял. Телогрейка, бутылка водки, три банки консервов. Все свалено в кучу, разбирайся сам. Арсен стянул мокрую одежду, закутался в одеяло. Буркнул:
— Хоть бы аспирин подкинул. Жалко, что ли?
Откупорил бутылку, отхлебнул. Паленка. Ладно, дареному коню… Мог и этого не дать.
Есть не хочется, а нужно. Не пожрешь — не попрешь.
Консервного ножа в куче барахла не обнаружилось. Обнаружился топорик, но не в куче. В другом углу комнаты, вставать надо… надо встать, пересечь комнату, взять топорик, открыть и съесть эти чертовы консервы.
Тяжесть придавила к нарам. От водки все же стало чуть теплее. Вода, пропитавшая кожу, пошла испаряться сквозь одеяло, зависая в воздухе белесым туманом. А в тумане начал вырисовываться осточертевший ежедневный бред.
Сначала появились маски. Они выныривали из центра мутного облака. Выскакивали по одной и отодвигались в сторону, уступая дорогу следующим. Отодвигаясь, становились четкими, рельефными.
Резонер — бульдожья морда с брезгливо-брюзгливым выражением. Прагматик — квадратное лицо, не испорченное печатью одухотворенности. Фигляр — ехидная рожа, непрерывная смена гримас. Провидец, он же Белый Охранник — у него никогда не просматриваются черты, тонут в светлом мареве… Художник, Комендант, Релятивистский Дьявол, Потрошитель. Пришибленное Эго — сущность, лишенная индивидуальности, озлобленная, скулящая, вечно раздраженная…
— Подыхаешь? — деловито осведомился Прагматик.
— Подыхаю, — ответил Арсен.
— Плохо.
— Да уж чего хорошего.
— Вещи лучше на себя надеть, — нравоучительно изрек Резонер. — Уснешь — исчезнут. Останешься голый. В одеяле.
Арсен откинулся на лежанку. Почувствовал, что уплывает окончательно. Туманное облако превратилось в экран, на экране замельтешили картинки. Поначалу смутные, потом обрели четкость. Маски тут же забыли о человеке, переключились на бредовое кино…
…На перекрестке двух улиц на юге Москвы сломался светофор. Забыл, что в его распоряжении целых три цвета. Поэтому люди стояли и стояли у перехода, а машины шли и шли.
Был здесь и Улисс — человек без тени. Он не стал дожидаться, пока починят светофор. Пересек улицу, пробираясь сквозь несметные фары, дворники, гудки и матерщину. Оказавшись на противоположной стороне, оглянулся назад, на товарищей по ступору. Товарищи потянулись следом.
— Стадные тенденции, — откомментировал происходящее Резонер. — Стоим, пока не сдохнем. Идем, пока не собьют.
Человек без тени шагнул на тротуар и упал. В голове взорвался белый мяч. Истекающие зеленой кровью куски паука, прочно угнездившегося в сознании, полетели в разные стороны, кувыркаясь в алом воздухе. Может, хоть теперь — насовсем?.. После пришла тьма, а за тьмой — пустота, лишенная цвета, образа и мысли.
Абсолютный вакуум, без времени и пространства.
— Живой?..
Улисс открыл глаза.
Голова на месте, только болит затылок — приложился об асфальт. И локоть, кажется, разбил. Остальное вроде цело.
Небо застит квадратный накачанный торс в куртке с символикой «Найк». Плечи трансформера, прямо из плеч торчит кудрявая голова.
— Живой, — отозвался человек без тени.
— Скорую вызвать?
— Не нужно, все в порядке.
— Мда, — заметил Резонер, — Несмотря на уайтбол-террор, несколько процентов людей все же остается людьми.
— Можно прикинуть, — хихикнул Фигляр. — Двадцать процентов. Этот мужик — пятый, четверо мимо прошли.
Улисс поднялся на ноги, отряхнул куртку и отправился прочь. Зашел во двор, сел на скамейку. Пять минут наблюдал, как растворяется в сером воздухе ноябрьского дня абсолютная пустота — зарастает прелыми листьями, смогом, дождем.
Смерть пролетела мимо — опять досталась другому адресату. В огромном кирпичном доме неподалеку от метро Алексеевская (кажется, там) человек не проснулся сегодня утром. Домашние только что обнаружили безголовое тело в кровати и подушку, забрызганную мозгами и кровью…
Спецслужбы встанут на уши. Труп убиенного «шахматиста» увезут в неизвестном направлении, территорию Алексеевской оцепят, закроют метро, остановят автобусы. Начальство ФСБ очередной раз перешерстит собственный персонал, пытаясь разобраться — кто все-таки нынче разыграл шоу, уж не свои ли… Заказчики, скорее всего — «подпольные уайтболисты», подумает начальство. «Подпольных» развелось как грязи, и всем приспичило переделывать реальность под свои нужды. Некоторые еще и деньги берут — водят лохов в зоны уайтбол… Для этой публики убиенный «шахматист» был очень неудобной фигурой. Его программа по борьбе с уайтбол-террором многих ставила раком…
…Да, ставила. И не только «подпольщиков», увы. Всех, причастных к уайтболам. Кроме, разве что, действующей власти — с ней у «шахматиста» были мир и любовь. До гроба.
Так что мотивы для убийства есть у многих. Настоящего заказчика вряд ли вычислят.
Исполнителя, теоретически, могут вычислить…
Выстрелить по фотографии жертвы, находясь непосредственно в зоне белого мяча — способных найдется немало. Уайт-хантер отличается от прочих тем, что ему для работы не нужно находиться в зоне. Достаточно иметь фотографию. Уайт-хантер — сам себе белый мяч. Таких спецов было три. Выжил один.
Но пуля могла с таким же успехом прилететь с территории «подпольного» уайтбола. И это — скорее всего. Все-таки маловероятно, что наемник «Равновесия» будет стрелять в лучшего друга «Равновесия».
Итак, с исполнителем тоже вопрос открытый. Никто ничего не может знать наверняка, ясновидящих у ФСБ не осталось. Всех ясновидящих, вляпавшихся в политические дрязги, в конце концов, перебили. Фээсбешных в том числе.
…Мозги, разбрызганные по подушке — это уже домыслы и фантазии. На самом деле смерть могла приключиться в ванной, или в лифте, или еще где-нибудь. Неважно. А вот приступ на улице — плохо. Ждал вчера — вчера почему-то ничего не произошло. Ломал голову — то ли клиент каким-то непонятным образом защищен, то ли с хантером что-то случилось.
— Ерунда, — заметил Провидец. — Если б что-то случилось — я бы знал.
— Не обольщайтесь, — ядовито ответило Пришибленное Эго. — Только уайтбол знает все. А вы, батенька, иной раз мышей не ловите.
— Заткнись, — резко сказал Комендант.
— Интересное дело, — тут же встрял Резонер. — Чем бесполезнее тварь — тем больше она занимается критиканством.
— На себя посмотрите, — буркнуло Эго и заткнулось.
…Пять минут назад ушел из жизни перерожденный.
— С какого перепоя мочить своих? — недоуменно спросил Резонер.
— Этот свой заплыл за буйки, — ответил Бесстрастный Прагматик.
…Пустота ушла совсем. Тут же перед глазами нарисовалась картинка: купальщик широкими стежками пересекает ограничительную линию. Откуда не возьмись — акула: откусила голову и равнодушно поплыла дальше. Безголовое тело развернулось и, не теряя темпа, отправилось к берегу, оставляя за собой кровавый след.
— Неблагодарное это дело — вмешиваться в политические игры, — заметил Резонер.
— И вы тоже правы. Но я уже вмешался, — ответил Прагматик, разевая зубастую пасть.
— Нет, пожалуй, все же начну с Художника, — сообщил самому себе сидящий на песке Потрошитель, задумчиво разглядывая лезвие ножа. Художник, как обычно, промолчал.
Улисс поднялся со скамейки. Подумал вслух:
— Нужно снять деньги.
— Сутки протянули — пару часов подождут, — заметил Прагматик.
— У них наличных нет, — ответил человек без тени. — Совсем нет. Просили не задерживать.
* * *
Улисс шагнул к метро. Здесь, через улицу — отделение коммерческого банка… то есть, было раньше. Человек без тени злобно сплюнул: хорошо начинается день, уайтбол его задери. Сначала — приступ, теперь — свежая лакуна.
Денег нам тут не дадут. До сих пор это был стабильный банк, а теперь как всегда.
…В наше время словосочетание «стабильный банк» приобрело совершенно другой смысл. Нынче это банк, расположенный в стабильной зоне. В который можно просто пойти и снять вклад со счета. Единожды. А если не получится снять — то по вполне прозаическим причинам: отсутствие наличности, банкротство хозяев, или еще что… В «нестабильном» банке можно опустошить один и тот же счет несколько раз. А можно пролететь, не получить денег ни разу, как повезет.
Вот, например, ты заходишь внутрь — а там «прошлое». Допустим, тринадцатое июля нынешнего года. Ты уже снял свой вклад со счета, но сделал это вчера, а вчера здесь было тринадцатое июля следующего года. И ты благополучно снимаешь деньги еще раз, поскольку они есть на твоем счету.
А можно впилиться в «будущее». И выяснить, что весь свой вклад ты послезавтра уже снял. Такой вот облом.
Но это все — если успеешь посетить банк до прибытия полицейских КАС. Контроля аномальных ситуаций. Три года назад еще и такая структура села на шею налогоплательщикам.
…С деньгами нынче конкретный прокол. Потому что тутошнее заведение поступило еще круче, чем некоторые другие: оно просто исчезло, как данность.
…Лакуна. Дырка в реальности. Нестабильная зона, порождение уайтбола. Здесь произвольно меняется время. Здесь безнадежно запутаны причинно-следственные связи. Здесь на месте одних объектов могут возникать другие…
…Реальность — паутина. Всякое живущее существо добавляет к ней свою ниточку. Ниточки эти множатся и множатся. Чем дольше существует мир, тем больше паутина. Тем меньше значимость отдельных судеб и отдельных поступков.
Во все времена находились люди, которых не устраивала собственная жизнь. И вот однажды появился рычаг, позволяющий недовольному стянуть паутину на себя…
Никто не знает, насколько изменился мир с того дня, когда первый посетитель шагнул во владения первого уайтбола. Этот человек наверняка и в мыслях не держал нарушить стабильность системы, изменить ход вещей. Даже не догадывался, что повернул рычаг, потянул за ниточку. А паутина пришла в движение. И с тех пор ни разу не вернулась в состояние покоя.
В восемьдесят шестом году начали появляться новые уайтболы. А вскоре после этого — первые лакуны. Дырки в ткани реальности…
На месте нашего нестабильного отныне банка — продуктовый магазин.
Люди, как ни в чем не бывало, входят и выходят. Или просто идут мимо, по своим делам. Вот один замешкался — остановился в растерянности, тряхнул головой… а через секунду развернулся и пошел прочь.
Оператор бывшего банка. Явился на службу, а рабочее место сбежало. Ничего страшного. Он уже забыл про эту контору. Он уже «вспомнил», что целый месяц болтается без работы. А сюда шел просто погулять. Или в магазин за пивом, только пива почему-то расхотелось…
Нормальные люди — они и есть нормальные люди. Их ничем не прошибешь. Они видят только то, что хотят видеть и понимают только то, что привыкли понимать. Подсознание мгновенно найдет разумное объяснение любому чуду, поскольку чудес не бывает… И не важно, что у одного человека объяснение одно, у другого — другое. Им достаточно зацепиться языками — и через минуту они будут воспринимать ситуацию в унисон… Все это — не более чем защитная реакция психики, но — какой силы реакция! Нормальный человек практически неуязвим.
Таких довольно много. Других, которые воспринимают лакуну as is, как явное нарушение порядка вещей — сравнительно мало. Если не считать детей. До некоторого возраста человечку свойственно видеть за оградой слона, даже если на клетке написано «буйвол».
Но большинство взрослых людей, как положено, где-то посередке. Что-то видят — что-то нет. Что-то «вспомнили» — а в остальном надеются на разъяснения. На разумные разъяснения, естественно. А то брюзжат по телевизору яйцеголовые про какие-то «нарушения причинно-следственных связей»…
…Как-то раз малыши одной рязанской школы выскочили на переменке во двор и обнаружили себя в Дисней-лэнде. Было море счастья.
Учителя тоже получили свой кусочек удовольствия, вылавливая ребятишек по всему городку. Взрослые «знали», что привезли сюда свои классы в турпоездку, но никак не могли вспомнить, при каких обстоятельствах это случилось. А вид родного рязанского школьного здания посреди Дисней-лэнда чуть не устроил одной пожилой учительнице инфаркт.
…Зверье обходит стороной «гиблые» места. В лакунах не встретишь ни бродячей собаки, ни воробья… В одной забегаловке жил котенок. Появилась лакуна — зверек перекочевал в подвал соседнего дома. Барменши переживали: нету котенка. Сбежал куда-то. А может, машиной сбило… жалко…
Некоторые дырки наделали немало шума. Например, однажды на месте московского стриптиз-бара вдруг появились личные хоромы некоего мусульманского лидера. Пол-Москвы, помнится, на ушах ходило…
В каких-то странах до сих пор ставят оцепление вокруг каждой найденной лакуны. В России от этой практики отказались еще три года назад. Теперь только особо важные дырки оцепляют, вроде апартаментов шейха… А в заурядные просто отправляется наряд полиции КАС. Профилактическая мера, дабы не расползались по городам и весям естественные последствия парадоксов. Например, чтобы некоторые предприимчивые перерожденные не снимали по десять раз деньги с одного и того же банковского счета…
— Провидец! Может, покажете нам, откуда нынешняя дырочка взялась? — поинтересовался Резонер.
— Вам-то какое дело?
— Так, ради любопытства…
Возникла картинка наплывом: двое в зоне уайтбол. Представительный мужчина и молодая шикарная женщина. Рожи спокойные. Новички, должно быть. Непуганные. Но уже знают главный миф: уайтбол — волшебная палочка, сделает все, что пожелаешь…
— Традиционно возникла дырочка. Непосредственно от мяча отпочковалась.
— А что, бывает как-то иначе?
— Теперь уже бывает, — буркнул Провидец и умолк.
Теперь уже бывает. Паутинка реальности напряжена до предела, где тонко — там и рвется. Серийные лакуны не желаете? Раньше не было. А в прошлом году появились…
…Мяч тихий, не чета зеленцовскому: полянка и полянка, ничего не происходит. Разведи костерок, собирай грибы, загорай… Посетители остановились. Улыбнулись друг другу. Стоя по колено в траве, скинули плащи. Ясное дело, в реальном мире — осень, а здесь июль-месяц, теплынь… Поцеловались.
— Все понятно, — зевнул Прагматик. — Дальше можно не смотреть. Скучно.
…Не особенно важно, чего эти двое пожелали от мяча. Они могут получить желаемое целиком, или частично, или не так как хотели, или не получить вообще. Главный результат — лакуна. Почти в тысяче верст от их приветливого уайтбола.
А ведь сколько веков надрывается глас вопиющего: не заключайте сделок с дьяволом…
— Рисковые ребята, — откомментировал Резонер. — Мячик-то у них заметный, явное климатическое несоответствие. Вылезут оттуда, а их — за жабры и в «Матросскую тишину».
— Если получится, — хмыкнул Прагматик. — А то будет как с нашим нынешним президентом. Там оказалось дешевле договориться, чем домотаться.
— Господь с вами. Эти двое — лохи, у них все на рожах написано… — Резонер договорить не успел, посетители уайтбола растворились в воздухе.
— Вот вам и «Матросская тишина», — усмехнулся Комендант. — Теперь пусть ищут по всему земному шару. Неизвестно кого, неизвестно где.
— Аминь, — сказал Провидец. — Помолчите, сделайте одолжение. Голова болит.
Лакуны недолговечны, существуют не дольше месяца, потом исчезают. Месяца хватило бы миру, чтобы стабилизироваться, если бы ему дали такую возможность. Не дают. Уайтболы плодятся как грибы. Безмозглые экспериментаторы — тоже…
Нынешний мячик — заметный. А сколько незаметных? Мячи-невидимки. Ничего не происходит, никаких катаклизмов, никаких аномальных явлений. Ничего, если не считать очередного содрогания паутины…
А вокруг мячей-невидимок живут люди. Которые вообще ни сном ни духом, что одним только своим существованием поворачивают дьявольский рычаг: пожелание — лакуна, невольный импульс — лакуна, нечаянная галлюцинация — лакуна… Люди, которые даже не догадываются, что живут «под полем». И спецслужбы догадываются далеко не сразу.
…И рвется, рвется, рвется паутинка реальности. Дырки возникают быстрее, чем Земля успевает их сращивать. Мир катится под откос, чем дальше — тем быстрее… Уже никого не удивляет, если в многотысячном районе вдруг без объявления войны на двое суток отключили водоснабжение. Или перестали ходить автобусы… Если в крупном городе уличные отморозки неожиданно распоясались настолько, что войска пришлось посылать… Самолеты то и дело падают — месяца не проходит без серьезной катастрофы…
…Еще один кент замешкался на секунду у дверей магазина. Тут же «вспомнил», куда шел, уверенно отправился внутрь… А вот еще одна. Что-то долго стоит, глазами хлопает. Никак не очухается.
Минуту стоит. Две.
Если это местечко для нее не слишком значимо — она посмотрит на других людей и успокоится. Спишет свои «глюки» на переутомление и невнимательность.
— Местечко значимое, — грустно сказал Провидец. — Девчонка работала здесь. В химчистке, в одном корпусе с банком.
…Уже ничего никуда не спишет. Защитный механизм не сработал, девушка видит лакуну. Вряд ли она слушает по телеку про «расползание вероятностной ткани», вряд ли понимает, что такое лакуна, вряд ли подозревает, что мир провалился в задницу. Просто помнит, что вчера здесь не было никакого магазина.
— Сверхвосприимчивая. Потенциальная перерожденная, — вздохнул Провидец. — Это первая дырка, которая ей попалась.
— «Дотронется» когда-нибудь?
— Нет, не «дотронется». Не судьба. Хотя могла бы. Жаль. Сойдет с ума ни за грош. Точно сойдет, крайне уязвимая психика.
…Присела на низкую оградку возле магазина. Оградка свежеокрашена, но девушка этого не замечает. Вообще ничего не замечает. Вытащила сигарету, машинально сунула в рот. Прикурить забыла. Сидит с незажженной сигаретой в зубах.
— Приезжая, — бурчит Провидец. — С юга откуда-то. Из Краснодара, что ли? Уайтбол разберет эти провинциальные русские города. У них там, в Таганроге, пока тихо, ни уайтболов, ни лакун… В Москву приехала недавно. Снимает комнату. Добро пожаловать в ад, красавица…
…Понеслись бессмысленные картинки, окрашенные эмоциями. Вот клиент у столика в химчистке. Толстенный, как два слона. Неужели на таких тоже одежду шьют? Вот звонок от квартирной хозяйки. Плата за следующий месяц. Что значит — денег нет? Хорошо, но не позже, чем завтра. Не волнует. Мне тоже деньги нужны… Эмоции, эмоции, эмоции.
— Не продерешься, захлестывает, — сообщил Провидец. — До фактов не добраться, эта курица все забивает своими чувствами… Если бы она «дотронулась» до мяча — получила бы мощный дар внушения. Задатки очевидны… Жаль, ничего не выйдет. Не за что зацепиться. Так и будет сидеть между двух стульев, пока совсем не свихнется… Жаль.
Девушка встала, поплелась прочь. Голова опущена, плечи вздрагивают. На джинсах — зеленая полоса краски… Маски смотрели ей в след.
Комендант вздохнул:
— Найти бы тех двоих, которые вчера гуляли на полянке в зоне уайтбол. Там, неподалеку от Гатчины. Найти и выпустить кишки.
— Вам не все равно? — скептически отозвался Прагматик. — Сумасшедшей больше, сумасшедшей меньше.
— Кишки — это хорошо, — неожиданно встрепенулся Потрошитель. — Кишки — это мы завсегда.
* * *
…В магазине — хай:
— Третий день хожу, и все хлеба нет!
— А мы причем? Я его не сама выпекаю. Езжайте на круг, там есть.
— Эт чего ж такое — на круг ехать! А булка в ихнем магазине по такой цене, что подавишься ей.
— Мамаша, охолонись. Глянь, зато водка по полтиннику нынче.
— Да насрать мне на твою водку. Свое семейство ей корми. А у меня — внуки…
— На самом деле, внуков у нее нет, — тоскливо сообщил Провидец. — Она забыла, что — нет. Мы ведь в лакуне-прошлое… По реальному времени самолет разбился вчера.
…Года три назад, глядя на табло аэропорта, Провидец обнаружил приближение катастрофы. Улисс разыскал арканщика, и тот «отложил» рейс на несколько часов. Сначала — вроде как из-за погодных условий, потом кто-то позвонил главному диспетчеру и сообщил, что в багажном отсеке — бомба… За это время силами двоих перерожденных удалось сподвигнуть аэропортовские власти на дополнительный техосмотр. Неполадок не нашли. Бомбу, кстати, тоже… Может, причина аварии появилась уже в воздухе — это так и осталось тайной. В любом случае дольше невозможно было удерживать самолет на земле — у арканщика от напряжения пошла кровь горлом.
Вылет состоялся. Катастрофа — тоже.
За время ожидания несколько человек сдали билеты — что-то почуяли. Несколько человек из двухсот. Когда-то давно люди видели и слышали знаки. Земля — тот же уайтбол, только большой. Она предупреждает. Если в течение часа сломался нож, споткнулся конь, а прямо у тебя перед носом обвалился мост — дураку ясно: поворачивай, пути не будет.
— Сейчас люди слепы и глухи, слышат только язык собственных сиюминутных потребностей, — сообщил Резонер. — А сама цивилизация громоздка и непрактична: сдать авиабилет сложнее, чем повернуть домой коня.
— А еще — утратили острый нюх и отказались от каннибализма. Из этого что-нибудь следует? — отпарировал Прагматик.
— Насчет «отказались от каннибализма» — это вы погорячииились, — усмехнулся Комендант…
Арканщик вышел на связь через неделю после катастрофы. Денег не взял. Попросил вывести его в Три мира. Откуда узнал про тоннели — история умалчивает.
Ян — единственный в своем роде. За все время существования белых мячей. Человек, способный дистанционно удерживать объект на месте. Со стороны результат деятельности может выглядеть как угодно: в машине забарахлил мотор или ее тормознуло ГАИ, клиент застрял в лифте, письмо ушло по неверному адресу…
Яна, как и всех бывших уайтболистов, держали на карандаше спецслужбы. Но о его белой квалификации не догадывались. Любит человек кидать лассо, хобби у него такое. Он с детства любил кидать лассо, а также — метательные ножи, дротики и все, что летает. Доля осторожности — а осторожности Яну не занимать — и перерожденный неуязвим. Для внешних факторов.
— Зачем было отпускать такое сокровище в космос? — недоуменно спросил Прагматик.
— Если человек добровольно, без нажима со стороны, хочет отказаться от даров белого мяча — значит, его конкретно достали эти дары, — ответил Улисс.
— Тебя тоже достали?
— Давно.
— Так почему не уходишь?
— Не могу…
Ян — не первый и не последний, кто плюнул в лицо уайтболу. С тех пор, как появились тоннели, много перерожденных ударилось в бега. Оставляли на Земле не только белый дар — кому-то, может, и хрен бы с ним. Поначалу — эйфория и ощущение собственного могущества, море по колено. А позже приходит ясность: на Земле даже богов, случается, распинают… Люди разные, причины бегства тоже разные. Спасались от спецслужб, от мафии, от себя, бог весть от чего еще. Бросали семьи, друзей, привычную жизнь. Уходили по-разному, но над всей этой пятой колонной уайтбола по небу, через Вселенную, красными буквами — лозунг: «Верни мне свободу».
— Почему — красными?
— Кровью, — ответил Художник.
— Ага, — одобрительно кивнул Потрошитель.
Нигде, кроме Земли, нет белых мячей. В любой колонии, на любом спутнике перерожденный становится обычным человеком.
Как синяя птица у Метерлинка превращается в черную.
Как золотой песок оборачивается простым в известной сказке.
Как…
— Коллега, пойдите прочь от мольберта, в глазах рябит. Задолбали вы своей образностью.
— Между прочим! Как бы чувствовал себя в Трех мирах Улисс? Провидца ведь там не будет. Привычных «глаз на затылке» не будет. И станет наш скиталец шарахаться от каждого звука. Паранойя — неплохая замена шизофрении.
— Это не шизофрения. Сказано же вам — кризис личности.
Шизофрения — не шизофрения… Один «белый» врач — его отправили в Три мира пару лет назад — перед тем, как уйти, пытался решить внутренние проблемы человека без тени. Ничего путного не вышло. Сообщил Улиссу нечто, с его точки зрения, утешительное: якобы никакого психоза нет. То, что есть — вообще не болезнь, а кризис личности. «Так ведь нет у меня личности, — попытался объяснить скиталец. — У меня и тени-то нет. А когда подхожу к зеркалу — вижу вместо себя чужие лица, все время разные. Лица перерожденных. Забыл, как выглядит мое собственное. Что мне делать-то с этим?»
Целитель сочувственно вздохнул: «Не смотреть в зеркало».
— Мда… — констатировал Резонер. — А в древние времена церковники и прочие шаманы не разбирались: болезнь — не болезнь, изгоняли бесов — и все дела.
— Чем виноват врач? У любого перерожденного «дар уайтбола» далек от совершенства, — заметил Комендант.
— Что такое совершенство? — поинтересовался Релятивистский Дьявол — совершенно немыслимая образина, доселе молча наблюдавшая за диалогом.
— Хотите поговорить об этом? — осведомился Фигляр…
…Водка здесь по полтиннику. Мясо — только импортное, по три сотни за кило. Сигарет и хлеба нет. Это — нормально, это от лакуны не зависит. В нашей забегаловке сигарет и хлеба тоже нет. На кругу хлеб есть — мясо отсутствует… Мелочи это все. Так, эпизодическое неудобство.
— Если б они знали, что у них было в альтернативе, — заметил Прагматик.
— Уже не узнают. Альтернативу вы, коллега, нынче волюнтаристским образом отменили.
— Да… это не самолеты на лету ловить, — вздохнул Комендант.
— Ломать — не строить, — подтвердил Фигляр.
Прагматик отмахнулся:
— Оставьте меня в покое. Все претензии — к заказчику.
— Удивляюсь я на наши уайтболы, — покачал головой Резонер. — Наплодят парадоксов, а потом пытаются выборочно их исправить. А в процессе возникают новые парадоксы… Это ж как тришкин кафтан: здесь залатаешь — там порвется.
— О чем вы?
— Все о том же. Об альтернативе, которую волюнтаристским образом отменили. Да и не только о ней.
— Причем здесь уайтболы? Это у некоторых уайтболистов излишнее рвение открылось.
— Господь с вами. Хантер — наемник, ему все равно в кого стрелять, а этот… посмотрите, ну откуда у него излишнее рвение?
— Кто ж его знает. У всех человеков свои тараканы в голове.
— А также — пауки, белые мячи и прочие нездоровые образования. В космос надо бежать, а они играются в политику… Скиталец! Чего тебе приспичило в политику играться?..
На лице Улисса отразилась мучительная работа мысли. Потом исчезли и работа, и мысль. На какое-то время скиталец впал в ступор. Наконец, тряхнул головой и заторможено произнес:
— Не… знаю.
— Господа, оставьте убогого в покое, — откомментировал ситуацию Резонер.
Очередь двигалась долго, целую вечность. И — не туда двигалась: вместо того чтобы уменьшаться, росла.
— Коллеги, что происходит? — поинтересовался Комендант.
— Да? — встрепенулся Улисс.
— Вот незадача, — сокрушенно сказал Провидец. — Извините, проспал. Она вектор сменила.
— Кто? — недоуменно спросил скиталец.
— Конь в пальто, — сварливо отозвалось Эго. — Лакуна, кто ж еще. На продавщицу посмотри.
Продавщица забирала у покупателей товар и отдавала деньги. «Обслуженный» клиент отступал на шаг, перед ним у прилавка возникал следующий.
— Пошли отсюда, — сказал Прагматик. — Мы тут разве что до полицейских достоимся.
— Вряд ли. В эту задрипанную лавку доедут в последнюю очередь. У них, небось, поважнее объекты есть.
— Все равно пошли. Зайдем в нормальный магазин. Как же вы, маэстро, не разглядели, что дырочка — маятниковая?
— А как ее снаружи разглядишь? — обиделся Провидец. — Снаружи-то — прошлое и прошлое… Кстати, она не совсем маятниковая, сейчас прыгнет…
Прыгнула. Полтора десятка покупателей из головы очереди куда-то исчезли. Скиталец оказался у прилавка.
Протянул полутысячную бумажку:
— Две пачки овсянки.
— Сдачи нет, — отфутболила тетка.
Начал рыться по карманам, нарыл десятку:
— Тогда — одну пачку.
Продавщица молча швырнула геркулес на прилавок.
— Спасибо — не в морду, — заметил Комендант.
— Уайтбол с ними со всеми, — отозвался Резонер. — Живут, как трава растет. Жрут, спят, плодятся, реагируют на раздражители. В нынешней каше уже и не разберешь, где энтропия множится сама собой, а где уайтболисты руку приложили.
— А как вы думали? Жизнь вообще — говно, — доверительно сообщило Эго.
— Пойдемте отсюда, — сказал Прагматик. — От этих «прыжков» и «векторов». А то маэстро опять проспит все на свете.
Провидец игнорировал наезд.
Человек без тени отправился, было, к выходу, но нашел в кармане пятьдесят рублей и вернулся. Протянул бумажку мужику из очереди:
— Брат, купи мне бутылку. Забыл.
Ханыга, не глядя, взял полтинник.
— Слава богу, что — не глядя. Если бы сказал какое-нибудь «тамбовский волк тебе…» — это были бы последние его слова, — заметил Комендант.
— Вау! Гуманизм сегодня рулит, — обрадовался Фигляр.
— Сил нет, — пожаловалось Эго. — Нет сил молча аккумулировать негатив. И ни малейшего желания любить ближнего. Вообще никакого желания жить.
…Покупки возвращать не пришлось. Вектор сменился чуть позже: уже на выходе из магазина Улисс покачнулся, сделал пару шагов назад…
— Не тормози! — рявкнул Комендант. — Уайтбол вас раздери, и эти ваши дырки, и этих ваших мудаков, которые плодят дырки, и…
— Хотите поговорить об этом? — перебил его Фигляр.
* * *
…На заплеванном столике во дворе мужики пьют горькую и решают мировую проблему. Что случится раньше: рухнет швейцарский банк, или иссякнет подмосковный уайтбол.
Улисс прислонился к двери парадной, расхохотался:
— Дорогая передача…
— Вот так, — тут же выступил Резонер. — Перерожденные уйдут в отстой и передохнут — а этим ничего не будет. Приспособятся, выработают иммунитет, наплодят детей — социальных мутантов. Человечество воспрянет. Человечество возродится из дерьма и быдла. И будет жить. На одних инстинктах. Разум себя давно исчерпал.
— Разум, как считает Релятивистский Дьявол, — тоже категория весьма относительная, — заметил Комендант.
Релятивистский Дьявол тут же выскочил на передний план, как чертик из табакерки:
— Меня тут поминали?
— Не вас поминали. Разум.
— А где это?..
— Господа, господа! — вдруг всполошилось Эго. — Куда мы пришли? Мы же собирались за деньгами. А притащились к собственному подъезду.
— Между прочим, куда откочевал нынешний банк? Или он совсем сгинул?
— Среднеросск, — отозвался Провидец через полминуты. — Проспект Астронавтов. Там тоже новая лакуна, в тандеме с давешней.
— Прошлое или будущее?
— Прошлое. Восемнадцатое октября сего года.
— Без маятников?
— Пойдите к черту.
…Мужики у заплеванного столика поглощены выпивкой и дискуссией. Больше во дворе никого нет.
— Уайтбол с ними. И с банком, и с деньгами, — сообщил Улисс. Закрыл глаза, представил себе аллею Битцевского парка и шагнул туда.
«Шагреневые» птицы
Арсен выплыл из забытья. Лоб в испарине, и опять знобит. Грудь заложена — ни вдохнуть, ни выдохнуть… Закашлялся, на одеяле появилось мокрое пятно. В полумраке пригляделся. Похоже, кровь.
Бункера-сарая больше нет. Вокруг — каменные стены… Пещера. Из-за угла пробивается тусклый свет. А с противоположной стороны тянет сквозняком.
Арсен лежал на земле, закутанный в тонкое шерстяное одеяло. Одежда пропала, обувь тоже. Исчезли консервы и водка.
Надо куда-то идти… а куда идти? Снаружи дождь. Или уже нет дождя? Вчера было солнце. Или солнце было в прошлом году? Не помню.
Когда-то нечто подобное уже происходило. Воспаление легких? Или в тот раз — малярия? Что-то одно или все сразу, или по очереди? Неважно, главное — выжил. Или это все — в прошлой жизни?
Пить хочется. Где-то в глубине пещеры журчит вода. Человек поднялся на четвереньки и тут же наткнулся коленом на острый камень. Все равно надо встать…
— Говорили тебе — не раздевайся. И не разувайся, — раздался голос откуда-то сверху.
Арсен поднял глаза. Над головой висела брезгливая маска Резонера.
…В Битцевском парке — развезень: трое суток подряд лило. Это к лучшему — гуляющих мало. Придурок Каспер, помнится, ехидно заявил, что после смерти Улисс выглядит, как самый настоящий покойник.
В общем-то, он и есть покойник. Зомби. Одно слово — человек без тени.
Скиталец добрался на Воробьиную плешь, рассыпал на землю овсянку. Прислонился к дереву, наблюдая, как слетаются на корм — нет, не воробьи и вообще не городская живность. Нечто совсем другое. Подарок уайтбола.
«Шагреневые» птицы. Когда исчезнут все — пустота вернется окончательно.
Полтора часа назад птиц стало на одну меньше: в огромном кирпичном доме неподалеку от метро Алексеевская…
…А больше их почему-то в последнее время не становится.
Женщин угадывать легче, чем мужчин. Малознакомых — легче, чем хорошо знакомых… Труднее всего угадать себя. Иногда кажется: если попасть в точку — проклятие уайтбола рухнет. Но это, скорее всего, не так.
Трех пернатых скиталец убрал собственными руками. Точнее — руками уайт-хантера. С первыми двумя все было исходно ясно: стервятники. Если оставить им жизнь — ополовинят стаю.
С третьим — еще хуже. Этот герой боролся с уайтбол-террором. По ходу дела семимильными шагами двигался к президентскому креслу… Если бы, не дай бог, дошел — террор показался бы безобидной сказкой на ночь, по меньшей мере — уайтболистам…
Улисс поднял глаза к небу, спросил неизвестно кого:
— Почему так получается? В чем мы провинились?..
Небо промолчало. Маски — тоже. Скиталец попробовал задуматься — мысли исчезли совсем. На секунду вокруг сгустился туман. Когда рассеялся — лес и птичья стая оставались на месте, вообще все было по-прежнему. Только про убиенного на Алексеевской «шахматиста» Улисс напрочь забыл.
…Шахматист. Его долгая партия сводилась, как положено, к перемещению фигур на доске. В реальности они при этом тоже перемещались. Очень хорошо играл — еще в школе стал мастером спорта.
…Та птица, которая бродит особняком, подбирая овсянку по самому краю — это Мила. Раньше клевать отказывалась, сидела, нахохлившись. Теперь депрессия прошла, но все равно пташка держится в стороне.
Она «дотронулась» два года назад. Белым мячом обзавелось некое агентство недвижимости. Чья это была ширма и какого черта они собирались там делать — уайтбол их знает. В порядке эксперимента руководитель пихнул в зону аномалии собственную секретаршу. У девушки хватило ума не рассказывать по возвращении, чем ее благословил мяч.
А он ее благословил телепатическим даром. Теперь стоило Миле посмотреть на человека — вся изнанка человека была, как на ладони. Удобно, конечно, но… не в коня корм. Пару дней бешеными от ужаса глазами девушка наблюдала содержимое чужих мозгов. На третий день бросила заявление на стол, заперлась дома, боялась выйти даже за хлебом.
С Милой исходно было ясно: с «подарком» — не жилец.
Десяти минут общения с ней скитальцу хватило под завязку. Все десять минут он успокаивал себя тем, что пока она рассказывает о своих проблемах, ей некогда шарить в мозгах собеседника. Потом сломался и без всякой моральной подготовки выдал то, с чем пришел: предложение перебраться в Три мира.
Она замерла с чашкой, не донесенной до рта. Потом со всей силы шарахнула кулаком по столу, схватила кофейник, швырнула на пол, разрыдалась, убежала в соседнюю комнату и заперлась там.
Несколько минут Улисс ждал, изучая аквариум с какими-то ящерицами. Мила не появлялась.
На следующий день ему пришло раздраженное письмо килобайт эдак на десять. Кроме эмоций в нем содержалось согласие покинуть Землю. Суть сводилась к тому, что раз она (Мила) такая серьезная обуза даже для товарищей по несчастью, хотя они (эти товарищи) ничем не симпатичнее всех остальных уродов, то она уберется куда угодно — хоть в космос, а лучше — еще дальше. Письмо заканчивалось лозунгом: «Ненавижу двуногих!»
Страшная штука — идеализм. Как змея, греющаяся на солнце. Безобидна, пока не наступишь ей на хвост.
…Наверняка девушке понравилось на Эребе. В этом мире разного калибра ящеры преобладают над прочей фауной, включая двуногих. Учитывая страсть телепатки ко всяким ползучим — змеям, черепахам, саламандрам…
— И сама на рептилию похожа, — ядовито высказалось Эго.
— Все мы не ангелы, — ответствовал Резонер.
— Уж вы-то — точно, — вздохнул Комендант…
* * *
Неожиданно для себя скиталец обнаружил, что уже пару минут смотрит на какие-то дамские сапоги. Поднял взгляд:
— А… привет.
Женщина кивнула:
— Привет. Реакция у тебя стала ни к черту, братец.
— Осторожнее. Ты чуть не наступила на свою собственную птицу.
Ева улыбнулась:
— Дуркуешь, значит. Расслабляешься. А почему нет? Если бы моя «стая» была такой же симпатичной, как твоя — мне бы, наверно, тоже нравилось дурковать.
— Зачем пришла?
— Пообщаться. Тошно, Улисс.
Располнела. Кожаное пальто — в натяг. Макияж не скрывает мешков под глазами: похоже, «сестренка» только что из запоя.
Несколько лет назад она была красивой.
— Брось пить. Займись спортом.
— Поздно, братец.
— Что значит — поздно?
Ева пожала плечами:
— Пока вокруг женщины вьются мужчины — все в порядке. Если начинают крутиться мальчишки — значит, вышла в тираж. Да! Тут один… самый ушлый, похоже — не просто жигало.
…Наплывом возникла картинка: вокруг «сестренки» порхает амур. Одет в стильный костюм, но на плечах сквозь дорогую ткань просвечивают погоны…
— Не просто жигало, — сказал человек без тени. — Ты это хотела узнать?
— Мне все равно. Предупреждение тебе и другим: не подходите близко.
Скиталец хмыкнул:
— Первый он, что ли.
Женщина вздохнула:
— Теперь это стало опасно. Подарок теряю. Не владею ситуацией.
…Ее подарок — феноменальная способность к внушению. Не дай бог попасть под горячую руку — воля тут же подавлена: шагнешь под колеса машины и сам не заметишь.
И наклонности достойные: за несколько лет «сестренка» стала подпольной королевой среднеросской мафии. На кой хрен оно ей, спрашивается, было. Комплекс власти — тоже страшная штука…
— В космос пойдешь? Если все равно подарок теряешь.
— Не пойду, Улисс. У меня там никого нет.
— Можно подумать, у тебя здесь кто-то есть.
— Нора.
— Бери ее с собой.
— Что делать молодой красивой девице в этих фермерских мирах?
— Правильно. Молодой красивой девице самое место в криминальных структурах, — язвительно ответил скиталец.
— Почему ты такой раздраженный? Я тебе дурковать мешаю?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Ненавижу вас всех. Пернатых.
— За что?
— За то, что дохнете. Нескольких пернатых я ненавижу больше, чем остальных. В том числе тебя. Догадайся, почему.
— Догадываюсь. Это называется «абстинентный синдром», — усмехнулась Ева.
— Стас вот так загнулся, и ты там будешь.
— Все там будем.
…Уходя вечером с работы, Стас наверняка мог сказать — кому из сотрудников нынче отдавят ногу в метро, а кому нахамят в автобусе. Гуляя на дружеской вечеринке, разглядывал друзей — видел одни проблемы: у этого скоро прогорит фирма, а у этой дите село на иглу…
Стас развелся с женой — увидел, что та в ближайшем отпуске заведет любовника. Прекратил отношения с несколькими друзьями — не хотелось смотреть, как у них разваливается жизнь.
Если б тогда уже были тоннели во внешний космос, Стас оказался бы первой ласточкой. Но тоннели появились позже. Когда появились, Улисс думал: будет запасной вариант, на самый крайний случай. Крайний случай превратился в массовый исход перерожденных на волю…
Негатив, обрушившийся на Стаса, вызвал нечто гораздо худшее, чем отчаяние — абсолютное смирение. Из-за этого смирения прогнозы «братца» приобрели силу фатума. Когда он увидел, что через три минуты упадет с семнадцатого этажа — только пожал плечами.
Дисциплинированно выждал эти долбанные три минуты, вышел на балкон и прыгнул вниз…
— …Я одного не понимаю, — в полголоса проговорил Резонер. — Почему он видел только негатив? Почему перерожденных вообще клинит на негативе?
Пришибленное Эго ответило своей коронной сентенцией:
— А вы как думали? Жизнь вообще — говно.
— Хотите поговорить об этом? — невинно осведомился Фигляр.
— Пифию — чморить, — мрачно сказал Потрошитель.
Провидец надменно промолчал.
— Пифия виновата не бывает, — заявил Резонер. — Виноват всегда тот недоумок, который ее неправильно понял.
— …а потом чморить интерпретаторов.
— Так вы хотите поговорить об этом?..
— У тебя у самого пузырь из кармана торчит, — усмехнулась Ева. — Третьим будешь?
— Это не себе.
— Неужели?
Скиталец молча вытащил бутылку, размахнулся и запустил в стоящее поодаль дерево. Невидимые птицы взлетели, с клекотом помчались в разные стороны.
— Все равно не верю, — вздохнула «сестренка».
— Как хочешь.
— Знаешь, Улисс. Твоя стая редеет — а моя прирастает. Представляешь, какой это кайф: что ни ночь — к тебе покойнички косяками?
— Покойнички не сами собой берутся. Остановись. А то — ступай в монастырь. Грехи замаливать.
— Глупая идея, братец.
— Как знаешь.
— Не нужен мне ни монастырь, ни космос. На свою птицу я давно наступила, Улисс. Единственное, что осталось — Нора. И еще — вы. «Родня». Ни черта меня с вами уже не связывает, кроме белой крови. Но ведь это — все, что есть… Счастливо, братец. Понадоблюсь — обращайся: пока силы не кончились — помогу.
— Лучше себе помоги.
Но Ева уже исчезла.
…Она, Мила, Стас — нечаянные жертвы уайтбола. Люди, чудом избежавшие пожизненного заточения в дурдоме и получившие от мяча «утешительный приз». Куда бы его затолкать, это приз…
Остальные птицы — фавориты. Мяч их сам выбрал. Им легче.
Одиссея беглого агента
Арсену удалось протиснуться к воде. Узкая ниша между камней, оттуда течет жалкий ручеек с каким-то тухлым запахом… хоть так.
Холодно. Все-таки надо собраться с силами и вылезти наружу. Вдруг там солнце. Раньше в этом мире случалось солнце. Или — не в этом мире?..
Перерожденные, говорите. Фавориты-жертвы… да. Так и есть. Рожденные заново. Все, что хранится в памяти, можно смело оттуда выкинуть, оно только сбивает с толку. Забудь о своем прежнем воплощении, учись жить — и выживать — с нуля. Учись фокусировать взгляд, говорить, ходить, думать. Определяйся, где проходят границы твоего собственного тела и сознания. Откуда начинаются другие предметы и так называемая объективная реальность. Пытайся ответить себе на базовый вопрос «кто я такой»…
…Гигантский серый паук восседал на скале. Сплетенная им паутина опутывала все обозримое пространство, тонкие нити убегали вдаль, к едва заметным в туманной дымке хребтам, или исчезали за горизонтом. В паутине болтались мертвые люди, звери и даже целые планеты — на зелено-голубом шаре одной из них Арсен разглядел очертания земных материков. А если присмотреться к чудовищу ближе, видно, что каждая из его ног, коих — сотни или тысячи, заканчивается зеркальным когтем. В зеркалах мелькали лица известных политиков и финансовых воротил, вахтеров, школьных учителей, автобусных контролеров, банковских служащих, ментов, военных, телекомментаторов, журналистов… Арсен остановил взгляд на одном знакомом лице — тут же лицо начало меняться, превращаясь в обычное отражение…
Арсен почувствовал, как чудовищное зеркало затягивает его внутрь, в себя. Уцепился за ближайший камень и закрыл глаза, пытаясь прогнать кошмар. В мозгах колотилось что-то — то ли взбудораженный пульс, то ли наполовину съеденные пленники монстра…
Когда очнулся — вокруг громоздились пустые скалы, прямо по ходу возвышалась гора-исполин, снежник которой наполовину скрылся в облаках. А паук… теперь он был внутри, в голове Арсена.
Хуже того: эта тварь жила у него в голове всегда.
…Потом появились маски. Или маски раньше? Не помню. Поначалу это были какие-то смутные, навязанные извне чувства — тревога, отчаяние, стыд, сарказм. Будто кто-то невидимый пытается тебе внушить нечто чуждое, не твое, неприятное… Со временем маски обрели лица и голоса. С тех пор они регулярно болтались вокруг, докучали своим назойливым присутствием и бессмысленными оценками всего и вся. А самое поганое — человек в конце концов осознал, что эти образины суть его собственный бред, который он, человек, обречен таскать с собой. Везде.
Иногда кажется: голова растет откуда-то из середины туловища. Из желудка. Все, что в ней происходит, вызывает тошноту. Десятки, а то и сотни раз Арсен сходил с ума. Вернее, даже так: он потерял разум единожды. Если с тех пор временами казалось, что все встало на свои места — это был лишь очередной болезненный выверт измученного сознания…
…Улисс зашел в подъезд и тут же получил сигнал от Белого Охранника: дома — засада.
— Чушь, — откомментировал информацию Резонер. — Вы — параноик, маэстро. Как можно охотиться на человека, не отбрасывающего тени?
— Засада, — упрямо повторил Провидец. — И лакуна. На три этажа.
— Вон что. Так бы сразу и сказали. Прошлое или будущее?
— Аут, — ответил «маэстро».
…Аут. Местечко, которое даже с натяжкой не получится соотнести с прошлым или будущим. Местечко, в котором может быть вообще все, что угодно: сухая вода, стаи перелетных бегемотов, планеты в форме восьмерки… Засада на человека без тени — это, в принципе, мелочь.
— Тип, который регулярно выигрывает большие суммы — будь то на бирже, в тотализаторе или казино — не может оставаться незамеченным, — пожал плечами Комендант. — Хоть бы он десять раз не отбрасывал тени.
— Уайтбол с этими суммами, — отозвался Резонер. — В политику соваться не надо было.
— Отстаньте, — огрызнулся Прагматик. — По-хорошему, всех птичек, пробившихся к власти, нужно перестрелять. Очень быстро родство забывают.
— Перерезать, — уточнил Потрошитель.
— Между прочим, если заказчика посчитали, то и хантеру не поздоровится.
— Уже, — заметил Провидец.
— Что — уже?
— Не поздоровилось. Я бы на его месте ноги сделал, пока не поздно.
…Уайт-хантеров было три. Двоих ушли на тот свет довольно быстро. Третий выжил. Долго тихарился, а потом обзавелся серьезной поддержкой — стал работать на группу «Равновесие».
Группа «Равновесие». Экспериментальный придаток одноименного общественного движения. Программа движения, как положено — борьба с уайтбол-террором. В наше время декларировать что-то другое просто неприлично… Методы, как положено — в лучших традициях уайтбол-террора. К примеру, «белый» киллер в подрядчиках.
— Ну, охрана-то им нужна, — рассудительно сказал Резонер.
— В лице киллера? — усмехнулся Прагматик. — Коллега, у них такая охрана — не то, что рядовой уайтболист, даже уайт-хантер не дострелит. Проверено: пытался раньше. Пока не перекупили.
— Кстати, чем они занимаются, кроме агитации за светлое будущее? Фильм вот какой-то делают. В зоне уайтбол торчат чуть ли не безвылазно.
— Фильм — это манипуляции с уайтболом по классической схеме: снимают эпизод, прокручивают кучке уайтболистов и ждут эффекта. Нет эффекта — переснимают.
— Механизм ясен, а идея? Сюжет, так сказать?
— Спросите, чего полегче. К ним на территорию муравей без разрешения не заползет.
— А маэстро иногда бывает нем, как рыба, — заметил Комендант. — То ли не видит, то ли говорить не хочет.
— Не вижу, — откликнулся Провидец. — Там колпак непроницаемый. Если только внутрь пробраться, изнутри посмотреть…
…Ну да, может быть и «колпак». На базе «Равновесие» пасется некий скромный научный сотрудник. Который на самом деле — фаворит-перерожденный. Сильный, один десятка стоит… Пуля, предназначенная уайт-хантером режиссеру фильма, совершенно безобидным образом вошла в дверной косяк. Единственный промах за все время — хантер до сих пор его помнит… Остальные пули, выпущенные «обычными» стрелками, вообще не попали на территорию базы. Куда ушли — уайтбол их знает.
Неоднократно Улисс пытался попасть на базу «Равновесие». Неизменно оказывался снаружи. Либо со стороны Зеленцов — рядом с внешним КПП, либо непосредственно в зоне уайтбол — рядом с КПП внутренним.
Там же, в зоне уайтбол, он и познакомился с «защитником». Разговаривали долго, но ни грамма информации о делишках группы скитальцу выудить не удалось. Собеседник оказался такой же непроницаемый, как пресловутый колпак над базой.
…А еще «защитник» — талантливый притворщик. Даже участники группы не подозревают, кто отводит пули и непрошеных гостей. Думают, что сам белый мяч. Делать ему больше нечего…
Прагматик вздохнул и высказался:
— Пойдемте отсюда, коллеги. С какого перепоя нам соваться в лакуну-аут? Туда, небось, даже КАС не рискнет зайти. К тому же мы собирались деньги со счета снять…
Скиталец представил себе участок карты между Москвой и Среднеросском и шагнул в третью столицу.
В квартире ничего не найдут. Рабочие файлы, письма своевременно уничтожались. Да и искать не будут — им и так все давно известно.
А может, там вообще нет никакого компьютера.
А может, и Улисс там не обитает. Ждут кого-то другого. Уайт-хантера, например.
Лакуна-аут…
Человек без тени зашел в сквер, опустился на скамейку. Вокруг скамейки бродило десятка два голубей. Нормальных, человеческих птиц, без всякой там мистической нагрузки.
Сколько времени есть в запасе? Как скоро им надоест ловить собственного беглого агента? Шмальнуть его могли еще пять лет назад, когда засветился в первый раз. Не шмальнули. В принципе — кому он был нужен, пока во взрослые игры не полез? Но ведь даже не ловили. Странно это все.
— Да ничего странного, — невозмутимо заявил Релятивистский Дьявол. — Странно с упорством маньяка мыслить категориями линейной вероятности. Хотя, наверно, иного не дано человеку. Будь он сто раз перерожденный и двести раз без тени — все равно стремится выстроить свою внутреннюю реальность по упрощенной схеме… А реальности внешней на это наплевать. Кто сказал, что в нынешней жизни были проколы и засветки, московская биржа и калифорнийское казино? Деньги на счетах лежат? Мало ли откуда они там взялись в этой версии мироздания. Может быть, каждый раз, когда умираешь и рождаешься заново, ты тем самым стираешь свою прежнюю личность и все, что с ней связано? Фантом. Человек-невидимка.
— Бесперспективные размышления, — зевнул Прагматик. — Драпать отсюда надо, вот что. Во внешний космос. В Три мира. А наш герой, видите ли, не может.
— Потому что он — зомби, — сказал Резонер. — Кончится эпопея перерожденных — исчезнет человек без тени. Он давно уже исчез. Единственное, на что способен — симулировать чужие жизни. И чужие смерти.
— С чего вы взяли, что эпопея перерожденных должна закончиться?
— Маэстро сказал.
— Маэстро, это правда?
— Да, — неохотно отозвался Провидец. — Новых перерожденных нет. Ни в настоящем, ни в будущем.
— Отчего так?
— Спросите у белого мяча.
— Гм… должно быть, мячам не нравится, что перерожденные удирают в космос. Какой смысл их делать, если удирают?
— Вы говорите ерунду, уважаемый. Просто мячи осознали, что перерожденные — штука бесперспективная, и милостиво позволили своим детям перебраться в безопасное место.
— Это место с некоторых пор тоже перестало быть безопасным, — мрачно сообщил Провидец. — За последний месяц стая потеряла трех тамошних птиц — по одной в каждой колонии. Нда… Поселенцы наверняка ничего не заподозрили: в обживаемых мирах проще простого замаскировать убийство под несчастный случай.
— Ну вот. А вы говорите — пост-уайтбольный психоз… Тут, на Земле, целая система психов.
— Много систем. По одной в каждой стране.
— Но уайтбол-террор они со временем задушат, я думаю. Ценой военной диктатуры. Как исстари ведется под этим небом.
— Заткнитесь вы все, — взвыл Улисс. — Не могу больше. Человеческий ресурс выработан. Сил нет. Десять лет — горячая сетка. Хватит. Пусть сумасшедшие мячи сами разбираются в своих заблуждениях. Если они способны в чем-то разобраться.
— Пойдешь в космос? — оживилось Пришибленное Эго.
Скиталец не ответил, поскольку впал в ступор. Рот раскрылся, потекла слюна. Взгляд стал стеклянным.
— Не пойдет, — резюмировал Прагматик. — Разве что «хозяин» отпустит.
Зеленые
…Одежда пропала, да. Теперь нужно двигать отсюда нагишом. Или торчать здесь, в холодной пещере, дожидаясь очередной хозяйской подачки. Подачка может включать в себя что угодно. Начиная с галстука, заканчивая космическим скафандром. Или — не включать, как повезет.
А если повезло, если тебе подсунули варианты облачения на все случаи жизни — поди угадай, какие вещи взять с собой. Угадаешь — хорошо. Не угадаешь — окажешься в тундре без кухлянки или в джунглях без москитной сетки. Такой вот нескончаемый квест.
Арсен выбрался из пещеры. То, что оказалось снаружи, в первый момент обрадовало: солнце. Теплое, даже горячее.
А во второй момент радость сменилась отчаянием. Площадка и выход из пещеры — на утесе. С трех сторон отвесные скалы вниз, четвертая сторона — отвесная скала вверх. Что вверх, что вниз — метров двести, не меньше.
— Отдыхай, — вяло посоветовал Прагматик. — Грейся.
Улисс отправился на проспект Астронавтов. Как и следовало ожидать, опоздал: в лакуне — патруль КАС. Пришлось опустошить счет в другом, «стабильном» банке.
— Предпоследний счет, между прочим, — заметил Прагматик. — Остался только резерв. Если он грохнется в какую-нибудь лакуну-аут…
— Предлагаете заглянуть в казино? — ехидно осведомился Фигляр.
Ни с того, ни с сего стало страшно. Все направленные действия и поступки слишком похожи на беготню белки в колесе. Или на трепыхания мухи в паутине… Тебе кажется, ты ушел из своего подъезда? Ни фига. Через секунду пойдет новый вероятностный поток, и он вынесет тебя прямиком в твою собственную квартиру. Сбежишь — угодишь еще в какую-нибудь задницу. Сколько раз так бывало — оказывался не там, куда собирался. Грешил на автопилот, а на самом-то деле… Стараешься об этом не думать, не замечать — а оно есть. И получается — ты жив и свободен лишь до тех пор, пока тебя уайтбол прикрывает. Хотя какая же это, на хрен свобода, и что это за жизнь…
— Сбрендишь, — заметил Прагматик. — Остынь — и иди, куда собирался.
Скиталец зашел в интернет-кафе, послал хантеру короткое сообщение: «Дин, вали прочь от своей берлоги. Чем дальше, тем лучше. Улисс».
Затем отправился в Северный парк. Свернул с центральной аллеи на одну из боковых и столкнулся носом к носу… с самим собой.
Почувствовал, что задыхается.
Кажется, приехали…
…Несколько лет спустя скиталец будет подводить итоги прожитой жизни. Попробует вспомнить самый жуткий эпизод из собственной биографии — вспомнит: на парковой дорожке, тэт-а-тэт с самим собой. И совершенно не важно, что тогда за этой встречей стоял всего лишь нелепый казус. В тот момент стало кристально ясно: реальность может быть любой. Совсем любой. Даже такой, какую в кошмарном сне не увидишь. И она еще далеко не исчерпала свою буйную фантазию…
— Привет, Одиссей, — дурашливо осклабился визави.
Невидимая метафизическая рука, взявшая, было, за горло, ослабила хватку.
— Неостроумно, — выдохнул Улисс.
— Уж и пошутить нельзя… а хер ли я за тобой гоняюсь по всей России? Деньги давай.
Человек без тени протянул двойнику сверток.
— Ого. Сколько там?
— Сколько нужно.
— Нынче, между прочим, половина — моя.
— Ваши дела.
— А чего это мы в дурном расположении духа?
— Где найти хантера?
— Так я тебе и сказал.
— Хорошо, сам найду, — скиталец развернулся и пошел прочь.
— Ты куда, Одиссей? — провыл ему в след двойник.
Улисс остановился.
— Слушай внимательно. Меня ловят. Не болтайся рядом и не разгуливай с моим лицом.
— Погони! Романтика! Обожаю!..
Кретин. Ненавижу пернатых…
Человек без тени вспомнил карту Подмосковья и шагнул в Солнечногорск.
Оставалось еще одно дело. Последнее.
— Последнее на фиг никому не нужное дело, — уточнил Фигляр. — И что потом?
— А вы как думаете? — равнодушно спросил Резонер. — Когда машина выполнила поставленные задачи, что с ней делают? Правильно: выключают.
* * *
Солнечный — берлога перерожденного, о котором ничего неизвестно. Из-за него скитальцу то и дело снились кошмары — настолько иррациональные, что содержание снов под утро невозможно было вспомнить. Четко ощущалось лишь одно: присутствие солнечногорского монстра. А Провидец, как всегда, талдычил про «колпак», и что, мол, «снаружи не видно»…
— Ну и на хрен тебе это чудовище? — сварливо поинтересовалось Эго.
— От ночных кошмаров избавиться, — буркнул скиталец.
— Ага. Сделать их дневными. Мало у тебя кошмаров в шагреневой стае.
— Пути уайтбола неисповедимы, — изрек Резонер. — И мотивы — тоже. Оставьте человека в покое.
…Пару лет назад белый мяч возник в пригороде Солнечногорска, поблизости от конноспортивной базы. Человек двадцать находившихся там конюхов и спортсменов невольно оказались в зоне действия уайтбол. Что с ними стало, и кому из них перепал презент сумасшедшего мяча — только уайтбол и знает. Из Солнечного поползли слухи о различных проявлениях массового психоза у местных жителей.
Тамошний мяч давно издох — все они, кроме самого первого, зеленцовского, дольше года не живут. Издох, а слухи продолжают ползти…
…В один прекрасный день, на Питерском шоссе, обычная для утренних часов пробка вдруг неожиданно рассосалась сама собой. Никто из водителей не понял, как это произошло. Просто в течение минуты ситуация резко изменилась, стало возможно ехать.
А на следующее утро — лавина звонков в милицию, о пропавших людях…
Шоссе перегородили, отправили автомобильный поток объездными путями. Электрички отменили. Но за это время в районе Солнечного успела пропасть еще куча народу.
Опергруппа, отправившаяся разбираться с ситуацией, исчезла тоже.
…Немыслимый перерожденный перемещается на сравнительно небольшой территории, не выдвигаясь за пределы района. И другие жители района перестали выдвигаться за его пределы. Контакты с Москвой полностью прекратились. Нынче весь городок — закрытая зона. Остается только гадать, каким образом из Солнечногорска просачиваются слухи.
* * *
Скиталец, озираясь, бродил по улицам Солнечного. Вокруг ничего эдакого не происходило — и потому происходящее казалось абсурдным. Люди спокойно шли кто куда: в магазин, в офис, в кино. Все эти заведения каким-то непостижимым образом работали — без снабжения, без контактов с внешним миром. Вещь в себе.
Люди не производили впечатления сумасшедших, разве что слегка заторможенных. Улисс остановил парня, бредущего по улице с банкой пива:
— Который час?
— Пять, — не задумываясь, ответил парень и только потом полез в карман за часами. — Нет, шесть. Десять минут седьмого, — поправился он.
Человек без тени отошел на несколько шагов, посмотрел на свои часы.
Все-таки — пять.
Остановил худенькую женщину с огромной сумкой в руке:
— Как пройти к Нотр-Дам?
— Так это ж не у нас, — сходу отреагировала женщина.
— А где?
Она задумалась, глаза стали растерянными:
— Нет, вру… у нас. А мне почему-то казалось — в Париже…
Следующий прохожий без запинки ответил, что на дворе две тысячи девяностый год. Потом согласился на две тысячи девятый.
Еще одному скиталец без труда внушил, что метро изобрели два месяца назад, другому — что вождя мирового пролетариата звали Христофор Колумб, третьему — что Земля имеет форму диска.
— Маэстро! Может, весь город — одна сплошная лакуна?
— В Солнечногорске нет лакун. Ни больших, ни маленьких, — уверенно ответил Провидец. Помолчал с минуту и добавил:
— И не было. Ни до мяча, ни после.
Однако. Похоже, психика жителей Солнечного чиста от каких бы то ни было осознанных установок. Люди помнят истину, но совершенно не могут противостоять дезинформации, если она выдана уверенным тоном. Спокойно реагируют на любой бред, не удивляются, безропотно вступают в беседу на самые неожиданные темы… Будто их тут кто-то зомбирует по десять раз на дню, давно смирились.
Или — привыкли к постоянной смене реальностей. Им уже все равно. Мы еще трепыхаемся, пытаемся внушить себе, что мир относительно стабилен… А они расслабились и просто живут. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день. На завтрашний — завтра и попросим. Если доживем…» Что-то в этом есть. Почему у других так не получается? Все равно ведь ничего изменить нельзя, хоть нервы сэкономить…
Улисс придержал за локоть очередную встречную даму:
— Не подскажете, как добраться на конноспортивную базу?
Дама пришла в ужас:
— Вы с ума сошли! Там же…
— Что там?
Она резко выдернула руку и бросилась вперед чуть ли не бегом, пару раз испуганно оглянувшись на скитальца.
Вот она, болевая точка. А то уже казалось — их ничем не проймешь.
…Еще один прохожий перепугался и ничего не ответил. И еще один… Ищите, да обрящете.
В конце концов, повезло. Изрядно подвыпивший, оттого бесстрашный и не слишком закомплексованный дядька изучающе глядел на скитальца минуты три, потом выдал:
— Две улицы налево — тебе не туда. Тебе — улица направо, по ней до шоссе. Дальше по шоссе. Там указатель будет, поворот к базе, вот туда и поворачивай… А что тебе понадобилось у Зеленых?
— У кого?..
— У Зеленых, — с нажимом повторил дядька.
— Это Гринпис, что ли? — растерялся человек без тени.
— Гринпис. И Юнеско. И — общество защиты сексуальных меньшинств. Ты с Луны свалился?
— Поближе. Из Москвы.
— А в Москве про Зеленых не знают?
— Смотря про каких.
Мужик недоуменно покачал головой:
— Какая же глушь эта ваша Москва. Во всем мире знают, а у вас — нет.
— Да кто они такие?
— Я же сказал: Зеленые, — доходчиво, как малому ребенку, объяснил дядька и побрел своей дорогой, не оглядываясь на собеседника.
Улисс постоял минуты три, собрался с духом и шагнул на указанное шоссе. «Посмотрим, чего они тут боятся. Как-нибудь прорвемся. Главное — не забыть, где дверь на улицу…»
Шоссе выглядело хуже, чем заброшенная проселочная дорога. Грязное, заваленное конским навозом и прелыми листьями. Асфальт сильно потрескался, сквозь трещины во всю лезла жесткая трава.
Кроме жуткого запустения, ничего пока что тревоги не вызывало. Полчаса скиталец продвигался вперед, лавируя между лужами и навозными кучами. Вокруг шуршал голыми ветвями ноябрьский ветер, кружились вороны и какие-то мелкие птицы. Один раз вдалеке дорогу величаво пересек явно непуганый лось…
Потом асфальт кончился. Короткий участок непролазной грязи, дальше пошла грунтовка. Исчезли километровые вешки и столбы линии электропередач. Дикое зверье повадилось выглядывать из леса чаще — присутствие человека тут, похоже, беспокойства не внушало…
У скитальца появилось иррациональное чувство, будто он провалился в прошлое эдак на три-четыре века.
— Маэстро, — позвал человек без тени. — Вы не засните, о'кей?
Белый Охранник промолчал.
Вдали на дорогу вышло стадо лосей…
…Нет.
Отряд всадников.
— В какую же реальность тебя занесло? — запричитало Пришибленное Эго. — Шагнуть обратно сумеешь? В настоящее время?..
Релятивистский Дьявол саркастически поинтересовался:
— А которое время — настоящее?..
Человек без тени сошел на обочину. Неподалеку в кустах слышался какой-то треск, но Белый Охранник по-прежнему молчал. Из малинника вылез медведь, повернулся к путнику толстой бурой задницей и с достоинством удалился в чащу.
Улисс нырнул за дерево, замер и затаил дыхание.
Отряд неспешно приближался. Ожидалось что-то вроде закованных в доспехи средневековых рыцарей или затянутых в камзолы вельмож — но нет, одежда вполне современная: свитера, ветровки, камуфляжные штаны. Все — в зеленых тонах. Униформа… Экзотичнее были «одеты» лошади: на груди у каждой болталась малахитовая бляха. Кастовый знак, что ли?..
Люди как люди. Мужчины и женщины, молодые и не очень. Перерожденные, естественно — откуда здесь кому-то другому взяться. То самое население базы, угодившее под белый мяч… Ладно. Подъедут — поговорим.
Провидец вдруг очнулся, истерично заорал:
— Черта с два это обычные перерожденные! Отчего такая паника из-за них в Солнечном? Тебя кто-нибудь так боялся? Каспера? Даже Еву не боятся те, кто не знает. Куда пропадают люди? Почему оцеплен весь Солнечный, не только конная база?..
— И вы тоже правы, — спокойно заметил Прагматик. — Но ведь мы уже пришли сюда. Значит, надо поговорить.
Кавалькада неотвратимо двигалась вперед по шоссе… которое никакое не шоссе… да и уайтбол с ним… В город направляются. В Солнечный.
Всадники резко остановились и одновременно, как по команде, повернули головы в сторону человека, спрятавшегося за деревом. Не только всадники — лошади тоже. Вся процессия уставилась на скитальца немигающими глазами.
И вдруг… картинка исчезла. Будто кто-то переключил программу телевизора.
На том месте, где только что были всадники — пустота. Зато вдали, где десять минут назад показалось стадо лосей… тьфу, этот чертов отряд… теперь действительно показалось стадо лосей. На груди у каждого болтается что-то зеленое — давешняя малахитовая бляха, надо думать. А на спине кто-то сидит… у каждого лося на спине сидит кто-то… обезьяна, кажется…
Стадо подошло ближе. Да, лоси, а верхом на них — обезьяны. Шимпанзе. На каждом шимпанзе — зеленый камзол с бубенчиками… Ну и что? Пусть развлекаются, имеют право… Сейчас подъедут — поговорим…
— Сваливай… — сдавленно простонал Белый Охранник. На сей раз ему никто не возразил. Только Релятивистский Дьявол чуть заметно улыбнулся.
Щелкнул переключатель — картинка снова исчезла. И опять появилась другая. Отряд больше не двигался по направлению к Солнечному. Теперь два десятка бритых мужиков в пестрых халатах пытались тащить два десятка ишаков туда, откуда пришли лоси. На груди у каждого мужика болталась малахитовая бляха, на ишаках — зеленые попоны…
А там, впереди, откуда давеча появилось стадо лосей… опять появилось стадо лосей. Нет, все-таки лошади. Нет, не лошади. Рептилии. Бронтозавры в миниатюре. Которые увеличиваются вдвое с каждым шагом… На груди у каждого малахитовая… прошу прощения, кусок малахита величиной с телевизор… нет, это и есть телевизор, на экране — двадцать бедуинов в чалмах пытаются своротить с места двадцать верблюдов, на груди у каждого верблюда — малахитовая бляха, на каждой бляхе — бронтозавр, на груди у бронтозавра — телевизор, на экране телевизора — малахитовая лошадь, на лошади — зеленая обезьяна, у обезьяны почему-то мое лицо, это я пытаюсь добраться до Солнечного, но ничего не выходит, надо спешить, сейчас все уйдут — я один останусь, в голове — малахитовая пыль, на глазах — зеленоватая пленка, останусь один, опять болен, я же был частью этого Перерожденного всегда, просто раньше болел, сам набредил свою обособленность, от этой обособленности — все беды: тоска, параноидные страхи, отчаянные попытки объять необъятное, «… дай на сей день, а на завтра — завтра и попросим»… теперь-то я, кажется, выздоравливаю…
В голове раздался страшный грохот, и Улисс очнулся. Всадники исчезли. Исчезли верблюды, бедуины, ишаки, бронтозавры и телевизоры. Вместо всего этого гигантский зеленый паук восседал на грязном, разбитом асфальте и плел свою немыслимую паутину. Нити ее тянулись вдоль шоссе — в город, и в другие стороны они тоже тянулись, исчезая в лесу, опутывая небо, проникая под землю… Одна из нитей обвилась вокруг скитальца, прижавшегося к дереву, окрутив человека вместе со стволом.
Человек без тени почувствовал, как из его горла рвется наружу утробный вой — пополам с рвотой. Нет, не рвота — это родной серый паук пытается выбраться наружу, скрежещет жвалами: соперник… враг…
Оттуда, с дороги, истошно завыла сирена. Нет, не сирена. Это — вопль зеленого паука. Разочарованный вопль. Гигантская конечность отцепилась от асфальта, метнулась к дереву, за которым прятался человек без тени…
Скиталец закрыл глаза, собрал остатки воли и шагнул… куда-нибудь.
…Или — не шагнул, показалось. Тоже морок.
…Арсен резко пришел в себя. Его колотил кашель. Серый паук каким-то образом провалился в грудь и теперь рвался наружу, раздирая легкие. Казалось, поганые цепкие конечности проткнули кожу в межреберных пазухах, вылезли на свет божий, скрежещут по камням, пытаясь за них уцепиться, сделать последний рывок, проломить к чертовой матери ребра…
…Улисс очутился на Ленинградском вокзале. Долго стоял на платформе, пытаясь восстановить зрение: сгустившаяся ночь немилосердно отливала зеленью.
Дотащился до ближайшего киоска, взял первую попавшуюся водку, отмахнулся от сдачи и опять поплелся в самый конец вокзала. Хлебал из горла купленную дрянь, не чувствуя вкуса и запаха, блевал с платформы вниз, снова пил, снова блевал, вымывая из тела и души проклятую малахитовую пыль.
…А меж тем сквозь морок проступала безжалостная ясность.
Вот он, неучтенный фактор. Вот почему перерожденных больше не будет. Они надоели мячу. Слишком мелкая игрушка, слишком примитивная. На смену «детям уайтбола» пришло это. Этого станет много, и это круче лакун. Оно завоюет и разрушит мир.
Зеленый паук против серого. Система против системы. Молодой хищник — против огромного, но одряхлевшего старого, давно запутавшегося в собственной паутине. Здорового, оттого малоподвижного. Сложного, оттого непластичного. Слишком нормального, оттого неспособного выиграть битву за выживание…
Два десятка солнечногорских несчастных, угодивших под белый мяч, и два десятка их верных лошадей сошли с ума и слились в единый «зеленый» конгломерат. Получился монстр с нечеловеческой логикой. С логикой уайтбола.
Он кажется безумным, но на самом деле просто еще очень юн. Пока всего лишь играется. Играется с людьми и реальностями, как кошка с мышами. Но уже начинает стервенеть, когда ему обрывают развлекуху.
А что такое обычные перерожденные? Первые неудачные образцы. Проба пера. Так, полулюди — полузеленые. Поэтому мячам и наплевать, что «дети уайтбола» уходят с Земли. Зачем хранить отработанный материал?..
…Маски безмолвствовали, подавленно наблюдая за истерикой человека без тени. Лишь когда на мозги опустился теплый покров милосердного отупения, сам Улисс — или кто-то рядом с ним — отрешенно подумал: неплохо бы куда-нибудь упасть. Если не подохнуть, так уснуть хотя бы.
Надежда
…Скалы исчезли, теперь вокруг простиралась каменистая равнина с редкими кустиками травы. Резко похолодало.
Все последние резервы выдавил приступ кашля. Арсен лежал на земле, выжатый досуха. Не знал, жив он или мертв, и ему, по большому счету, было все равно.
…Когда скиталец, с дикой головной болью и гадостным осадком в душе, подошел к эскалатору на станции «Тушинская», Белый Охранник сообщил: подниматься незачем. В здешней квартире тоже ожидают гости.
Человек без тени шагнул в Перово. Шагнул прямо из толпы, сгрудившейся у эскалатора.
…Крикливая вывеска ночного клуба с пошлым названием «Лунная пристань». Толпы у дверей нет, это хорошо…
…Черт!..
— Лакуна.
— Прошлое или будущее?
— Будущее… кажется.
— Уайтбол их всех подери. Засады нет?
— Нет. В будущем скитальца никто не ловит.
— Почему?
— Потому что в будущем скитальца не существует.
Человек без тени купил билет, прошел в зал.
Ни одного знакомого лица — секьюрити, гардеробщики, официанты — все новые. Несколько музыкантов на эстраде лабают что-то латиносское. В уголке зала патрульные КАС мирно трескают мадеру. За хозяйский счет, разумеется.
Улисс подошел к стойке, заказал коктейль. Глядя, как бармен колдует над стаканом, спросил:
— Надя здесь?
Сейчас окажется: тоже уже не работает. Где тогда искать? И нужно ли искать? Может, в нынешней версии реальности Нади просто не существует? От этой мысли захотелось выть. Уйти обратно на улицу и выть на идиотский белый мяч, по-хозяйски расположившийся в полночном небе…
— А что надо? — отозвался мужик.
Человек без тени облегченно вздохнул:
— Поговорить.
— Много вас тут. Разговорчивых, — бармен мрачно подвинул гостю бокал.
— Но она здесь?
— А вам какое дело?
— Можно ей передать, что я пришел?
— «Я» — это кто?
— Скажите — скиталец, она поймет.
Бармен хмыкнул, отошел к телефону, набрал номер.
Улисс отхлебнул из стакана сладкое пойло, ощутил, как отступает головная боль.
Напряг слух.
— … куда? С ума сошла?.. А что я, собственно, думаю?
И, через некоторое время:
— Мне потом претензии не предъявляй, — повесил трубку и вернулся к стойке.
— В ту дверь. И закрыть за собой не забудь… скиталец.
Улисс прошел, куда отправили. Оказавшись в полутемном коридоре, какое-то время озирался, потом заметил тусклую полоску света впереди за углом.
Надя сидела в гримерке перед зеркалом, наводила яркий вечерний макияж.
— Привет.
— Привет, — откликнулась она. — О, боже! На что ты похож.
— На похмельное чучело.
— И как тебя только впустили.
— Как везде — за деньги.
— Не заболел?
— Нет. Трудный день.
— Ясно. А ты мне приснился вчера.
— Сон был хороший, или как придется?
— Мы занимались любовью около моря, на острове Пасхи. На нас глазели здоровенные каменные идолы. И туземцы в барабаны стучали…
Скиталец улыбнулся:
— Ритм задавали, что ли?
— …а потом прилетела летучая тарелка и унесла всех в космос, — закончила Надя.
— И часто ты видишь такие сны?
— Когда совсем плохое настроение — снится остров Пасхи.
— А я?..
— Ну… тоже иногда снишься. Зачем пришел?
— Мне переночевать где-нибудь нужно.
— Ага, — Надя озадаченно огляделась. — Если только здесь. В этой комнате. Дома я сейчас не появляюсь, есть причины. И тебе туда соваться не советую.
— Что-нибудь случилось?
— Прячусь. Проблема у меня возникла, с одним из посетителей ресторана.
…За пределами клуба проблема, скорее всего, еще не возникла. Но разговаривать на эту тему с нормальными людьми очень трудно. Да, Надя знает, что на кабак обрушилась лакуна. КАС обязан предупреждать и персонал, и посетителей. Не просто ж так патрульных вином поят… Не говоря уж о зарплате.
Не вникают обычно пострадавшие в такие вещи. Аномальная зона — ну и пусть аномальная. Думать, что это реально означает — свихнуться проще…
— Как же ты танцуешь? — спросил Улисс.
— Жить-то надо. Выхожу и ухожу. В случае чего — мужики вмешаются. Я им отстегиваю, — она хмыкнула:
— За преданность.
— Я могу помочь?
— Само рассосется, не в первый раз. Эх… свалить бы отсюда куда подальше. Задолбало все.
— Куда, например?
— Фиг его знает. На остров Пасхи, блин. Бананы выращивать.
— А там выращивают бананы? Я думал, там только этих каменных уродов и выращивают.
— Значит, буду первая. Еще лучше — без конкуренции.
Человек без тени улыбнулся:
— По банановой части ты и так вне конкуренции.
— Тебе по привычке кажется, — хмыкнула Надя. — А мне ведь, на самом-то деле, уже под тридцать. Как ты думаешь, почему я торчу в этой дыре, которая прогорит скоро? Все разбежались, а я торчу. Потому что не возьмут меня больше никуда. Вот так, — она встала, тряхнула головой, откидывая назад волосы. — Есть-то хочешь?
— Хочу.
— Я попрошу ребят, тебе принесут что-нибудь. В зал лучше не ходи, если остаешься. Тебе действительно некуда идти?
— Некуда. Слушай, а где поблизости компьютер?
— У меня старенький ноутбук, еле пашет. Устроит тебя?
— Устроит.
— Ну, и хорошо, — Надя провела ладонью по его волосам.
— Сделай так еще раз.
— Как?
— Погладь меня. Когда ты так делаешь, головная боль проходит.
— Мы выходить пора. Позже вернусь.
Надя оправила короткое, обшитое блестящей ниткой платье, сделала шаг к двери.
Улисс схватил ее за руку:
— Погоди.
— Что такое?
— Пойдем со мной.
— Куда?
— В космос. В Три мира.
Она улыбнулась:
— А… Ну, пошли. Прямо сейчас?
— Я не шучу.
Насторожилась:
— Гм… давай я все-таки поработаю, а ты пока отдохнешь, ага? Потом поговорим.
— Не надо смотреть на меня, как на больного. Я не дуркую и зову на полном серьезе.
С минуту Надя молчала, потом вздохнула:
— А что я делать буду в Трех мирах? В них хоть ночные клубы есть?
— Понятия не имею. Я ж тебя не на работу зову.
— Ну, и кому я там буду нужна?
— Мне.
— И долго я тебе буду нужна?
— Всегда.
Надя хмыкнула и отвернулась к двери.
— Правда, — мягко сказал Улисс, обнимая ее за плечи. — Мне хорошо с тобой.
— Заметно, — откликнулась она. — То-то ты зачастил в «Лунную пристань». За последние полгода аж второй раз появляешься.
Второй раз за полгода? Чертова лакуна…
— Обстоятельства у меня такие.
— У тебя — свои обстоятельства, про которые я почти ничего не знаю. У меня — свои, которые ты совсем не понимаешь. Нет, милый. Я привыкла сохранять контроль над собственной жизнью. Так что — даже если серьезно… все равно — бред.
— А остров Пасхи — не бред?
Улыбнулась:
— Тоже бред. Но зато красивый.
Красивый, да. Усталые фантазии задолбанной женщины — погреться, когда совсем хреново. Ненадолго забыть обо всех этих посетителях ресторана, создающих проблемы, о том, что приходится ночевать в заваленной хламом гримерке, о том, что мужикам нужно отстегивать, чтобы вели себя как мужики, о том, что скоро уволят — а другой профессии нет… Немного погреться — и назад, в это паскудство, под сальные взгляды обожравшихся посетителей… Но! Не дай бог потерять «контроль над собственной жизнью».
И она еще смотрит на меня как на психа. Господи, какие же вы ненормальные, «нормальные люди»…
— Черт с тобой, — Улисс отпустил Надю, сел на край кушетки. — Да, чтоб ты знала: заниматься любовью при посторонних — вульгарно. Тем более, под барабанную дробь.
Дверь закрылась. Скиталец остался в одиночестве.
Запустил старенький ноутбук, залез на почтовый сервер. В ящике пусто. Последнее письмо ушло сегодня днем. То есть, по реальному времени — сегодня. Предупреждение хантеру.
А тут, в лакуне — середина февраля следующего года.
За три месяца — ни одного моего обращения к серверу. Ничего не значит, конечно. Может, я почтовую службу надумал сменить…
Без толку обольщаться. В будущем скитальца нет. А будущее — вот оно, три месяца спустя… Эпопея перерожденных закончилась, скиталец уволен. Свободен. В общем, не нужен.
— Маэстро! Можете точно назвать дату моей смерти?
Провидец не ответил.
— Ну, хоть причину-то можете сказать?..
На сей раз Белый Охранник неохотно откликнулся:
— Сейчас не могу. Не дотягиваюсь туда.
…Да уж. Слишком много неучтенных факторов развелось за последнее время. И без того иллюзорный «контроль над собственной жизнью» уплывает неведомо куда… А жить-то как хочется, боже мой. Хоть бы и психом, хоть бы и в сумасшедшем доме по имени Земля. Все равно хочется жить…
…Два чудовища дрались на опутанной разноцветными сетями Земле. Два гигантских паука — серый и зеленый. Было в этой драке что-то от древних легенд: будто грядет конец света, сошлись на окончательную битву Ормузд и Ариман, Один и Фенрир, Бог и Дьявол, Свет и Тьма.
Или не так. Это сумасшедший Локи в шутовском зеленом колпаке украл у богов все людские души. И теперь хочет единовластно править миром.
Или не так. Это серый паук, давно по-хозяйски расположившийся в человеческом мозгу, внушает своему носителю неприязнь и отвращение к чужой твари, вторгшейся без дозволения в такой знакомый, до мелочей изученный мир зла — переделать этот мир по-своему…
Человек пробуждался в испарине — и снова падал в кошмар исполинского побоища. Человек кричал монстрам: убейте друг друга. Человек просил белый мяч: раздави их обоих.
Белый мяч молчал.
…Потом скиталец вернулся, почуяв на своей груди прохладную ладонь. Монстры затихарились. За окном брезжил слабый намек на рассвет, в комнате тускло светил ночник.
Надя засыпала. Улисс разбудил ее, обнял, поцеловал.
Пауки исчезли, отступил малахитовый морок, ушли в небытие маски, люди, перерожденные и уайтболы. Долгое время ничего не было на земле, лишь маленькая, заваленная чем попало подсобка, тусклый свет ночника и усталая, но желанная женщина.
— Я, наверно, веду себя по-свински, — задним числом спохватился Улисс, глядя в затуманенные, влажные глаза. — Ты и так утанцевалась, а тут еще…
— Мы, наверно, больше не увидимся.
— Может быть.
— Ну вот, еще что-то в этой жизни прошло мимо меня.
— Пойдем со мной.
— Куда?
— На Эреб.
— Опять… Если не секрет, скольким женщинам ты это уже предлагал?
— Только тебе.
Надя усмехнулась:
— Скажи еще, что я у тебя одна-единственная.
— Этого врать не буду. Но предлагал только тебе.
— Все равно не пойду.
— Почему?
— Я вас совсем не знаю. Тебя и Эреб.
— Можно подумать, ты знаешь тихоокеанские острова.
— О чем ты?
— Уже забыла? О банановых туземцах. И прочих летучих тарелках.
— А-а… Знаю, не знаю — какая разница. Я ведь все равно туда никогда не попаду. Разве что банк ограбить?
— Тоже вариант.
Улисс прижал Надю к себе и наконец-то заснул по-настоящему.
Сон был теплый: они занимались любовью на пустынном тропическом пляже, на виду у равнодушных каменных изваяний, под отдаленный рокот варварских барабанов…
Проснулся в середине дня. Нади в комнате нет. На включенном дисплее ноутбука — записка:
«Я — в городе. Подруга заболела. Если не дождешься — счастливого пути».
Русские говорят: долгие проводы — лишние слезы.
Около часа скиталец валялся на кушетке, глушил кофе с коньяком. Надя не возвращалась.
Ну, и хрен с тобой. Пожалеешь еще, когда останешься ни с чем. Когда к трем вокзалам пойдешь, или улицы подметать…
— Между прочим, у меня для вас радостное известие, господа, — вдруг сообщил Провидец. — Здешней лакуны больше нет. Иссякла.
— Хорошо, — отозвался Улисс. — А Надя вспомнит, что я был сегодня у нее?
— Это вопрос не ко мне, а к Наде.
Скиталец снова включил ноутбук. Залез в сеть, вошел в банковскую систему, назвал позывные, отправил запрос. Через пять минут пришла сводка о состоянии последнего, резервного счета: тридцать тысяч world-credit.
Больше чем достаточно для человека, способного позаботиться о себе… Ладно. Будут тебе «черевички от самой царицы».
Открыл новый счет — международный, на имя Нади. Перевел туда то, что было на резервном. Потом полез на сайт турагенства, заказал авиабилет до Сантьяго, запросил службу оформления документов…
Когда все закончил, оставил на диске закрытый файл-сообщение о содеянном, а в почтовом ящике — короткое письмо: «Пароль к doc. travel — мое настоящее имя. Только попробуй не уехать. Найду и убью, чтоб не мучилась».
Закрыл послание. Через полчаса снова открыл, добавил: «Барабанщикам привет;-)».
Наконец, с третьего захода подписался: «Навсегда твой, скиталец».
…На опустевшей эстраде в большом зале «Лунной пристани», рядом с молчаливым синтезатором, возлежал проигрыватель. Он и делал музыку в безлюдном клубе — какую-то забойную латиносскую музыку с фоновым отзвуком варварских барабанов.
Лишь когда Улисс шагнул в заросший древесной молодью подлесок вблизи деревни Хлебное, тягучие готические аккорды ольхово-малиновых джунглей растворили в себе барабаны острова Пасхи.
Сквозь разбитое стекло
Пять лет назад скиталец нечаянно вывалился из уайтбола в реальность. Шагнул прочь с территории белого мяча, но не осознал этого. Ничего удивительного: «нормальный» мир ненормален в той же мере, что и сумасшедший мир уайтбола. Только первый относительно статичен, а второй подвижен. Вот и вся разница.
Теперь иной раз кажется — в этой статике больше безумия, чем в бесконечных вывертах фантазии белого мяча. Хотя… смотря что считать безумием.
…Когда-то, блуждая во владениях помешанного «хозяина», скиталец впервые принял на себя смерть перерожденного. Перед смертью привиделась стена огня. Наверно, это были врата в преисподнюю. Каким-то непостижимым образом Улисс промахнулся мимо них… А может, то была калитка из преисподней в подлунный мир. В общем-то, без разницы.
Когда блуждаешь по сумасшедшей земле уайтбола, любая тема для размышлений приоритетна, ибо все темы, в конечном счете, бессмысленны.
…В аду время течет не так, как везде, и всегда в разные стороны. Поэтому трудно сказать, через сколько лет Улисс опять увидел вертикальное пламя. На сей раз среди рыжих сполохов маячило чье-то угрюмое лицо.
Человек с той стороны завесы покачнулся и рухнул прямо в огненный портал. Повинуясь импульсу, скиталец проскочил сквозь портал и вытащил своего визави из кострища. А сам сгорел заживо.
Когда абсолютная пустота отступила, и Улисс возвратился на грешную землю, бесчувственный бородач с мутным взглядом валялся неподалеку. Человек без тени не стал откачивать пострадавшего, развернулся и ушел прочь, в мокрый от дождя лес. Долго бродил по чаще кругами, но ничего не менялось: не вырастали горы, не возникали пустыни, не холодало и не теплело вокруг, и заброшенные продуктовые склады почему-то не попадались по дороге — похоже, в этот раз «хозяин» решил устроить своей любимой игрушке пытку голодом… На третий день за скитальцем погнался какой-то псих с двустволкой, еле получилось уйти от преследования. Еще через несколько часов появилась деревня. В деревне работали магазины, и ходил транспорт. Безумие начало активно подминать под себя людей…
Раз есть люди — нужны деньги. Где взять?..
Правила игры изменились. Заброшенных складов, похоже, больше не будет. Может, теперь хозяин кошелек подкинет? Ни фига подобного. Несколько часов Улисс бродил по деревне и вокруг нее, разглядывая дорогу, придорожные канавы, обшаривая кусты… Жители шарахались от странного незнакомца, во дворах лаяли собаки…
Все без толку. Склады исчезли, а взамен, похоже, ничего не предполагалось.
Вдруг возник город. Сам собой. На месте сельских домиков выросли многоэтажки. Возможно, это был глюк отчаявшегося сознания: трудно сказать, что в стране белого мяча — морок, а что реальность. Во всяком случае, единожды появившись, город больше не исчезал.
Растерянный скиталец стоял во дворе какого-то панельного дома. Без денег. Без понятия — кто виноват, и, главное, что делать. Необъяснимая тревога нарастала, грызла нервы…
Позже Улисс все-таки поймет, что вернулся в нормальный мир. Но это неважно, поскольку на самом-то деле наш мир — родной, незыблемый — никогда не был нормальным.
…А тревога нарастала не просто так. На выходе из подворотни человек без тени напоролся на скинхедов.
В тот день он познакомился с Евой. Собственно, сам того не ведая, шагнул к ней во двор. Это его и спасло.
…Ни с того, ни с сего скины потеряли интерес к жертве. Развернулись и отправились прочь по улице.
Улисс попытался найти себя — и не нашел. Тело куда-то делось… С грехом пополам скиталец поднялся на колени, которых не существовало. Глазами, которых, надо думать, не существовало тоже, увидел в трех метрах от себя какую-то даму.
— Вставай, — сказала дама. — Пошли.
Только в подъезде человек без тени снова обрел плоть.
Потом он сидел у Евы на кухне. Молоденькая девушка — копия, в точности отлитая с матери — промывала ему кровоподтеки на лице. В голове все плыло. В теле, казалось, нет ни одного уцелевшего органа.
— До завтра не помрешь? — спросила старшая хозяйка. — Врач у меня знакомый есть, из наших. Починит за пять минут. Но сегодня уже поздно. Вот-вот начнется.
Слова плыли мимо сознания. Однако «начнется» прозвучало как-то нехорошо. Скиталец насторожился.
— Тут есть больницы?
Ева сделала круглые глаза:
— В человеческую больницу? Охренел, братец. Уж лучше я тебя обратно скинам отведу.
— Почему меня не добили? То есть… куда я пропал?
Женщины проигнорировали вопрос. Переглянулись, младшая чуть заметно хмыкнула.
— Ты где живешь? — поинтересовалась Ева.
— Не знаю, — честно ответил скиталец.
— Нора, постели ему в маленькой комнате.
— Он нас под облаву не подведет? — неуверенно спросила девушка.
Старшая поджала губы, лицо у нее стало каменное:
— Постели. Ему. В маленькой. Комнате.
Нора открыла было рот, но ничего не сказала. Взгляд ее ни с того ни с сего стал мутным. Как зомби, поднялась со стула, вышла из кухни…
…Все эти тонкости общения проявились в памяти уже после. А в тот вечер человек без тени слышал и чувствовал главным образом собственное разбитое тело.
Потом он, накачавшись лекарствами, пытался уснуть. Сквозь бетонную стену слышался какой-то гул, грохот, крики… Неожиданно в комнату прошмыгнула Нора и захлопнула дверь.
— Я у тебя тут посижу, ничего? Не бойся, приставать не буду. У меня парень есть.
Пока Улисс мучительно соображал, что ответить, Нора забралась с ногами в кресло, повертелась, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза. Затем покачала головой, невесело усмехнулась и сообщила неизвестно кому:
— Матушка опять с нежитью воюет. Господи, как же оно меня…
А через пару минут уснула.
…В те дни думалка не работала совсем. Все существование — на инстинктах. Внешнее еще не стало внутренним.
Позже хаос в голове постепенно сменился вполне стройной пыточной системой. Думалка работает хреново, инстинкты тормозят. Человек без тени осознал, что он — человек без тени. Объяснить себе этот факт не смог, но стало очень неуютно.
* * *
До заброшенного домика на бывшей лесосеке Улисс добирался часа три. Может, и идти сюда не следовало: если хантер получил предупреждение — его здесь уже нет. В космосе давно… А если не получил?..
Скиталец услышал шорох чуть раньше, чем сигнал от Белого Охранника. Спрятался за деревом и затаил дыхание.
На опушку почти бесшумно выскользнули двое спецназовцев с парализаторами, прошли несколько шагов и опять свернули в глухой кустарник.
Метрах в двадцати от дерева, за которым прятался человек без тени, раздался оглушительный треск. На полянку выскочил рослый бородатый мужик и, петляя между соснами, бросился бежать. Тут же из кустарника с разных сторон выпорхнуло несколько орлов в камуфляже. Выстрел. Второй. Третий…
Картина начала смахивать на плохое кино, в котором режиссер не потрудился придать событиям мало-мальское правдоподобие. Поведение главгера — на грани идиотизма. Вместо того чтобы шагнуть, удирает бегом через лес… Что с ним случилось, достанут ведь сейчас, за минуту достанут…
Маски орали на все лады. Белый Охранник неистово верещал, одновременно требуя двух взаимоисключающих действий: спасать и спасаться. Бесстрастный Прагматик путался в приоритетах. Эго тихо скулило: и торчать здесь нельзя, и сбежать — себе дороже: если хантера поймают — Улисс вряд ли сумеет вырваться с Земли… Хотя он и так не сумеет вырваться…
Внезапно скиталец услышал слабый шорох. Инстинктивно дернулся в сторону и тут же почувствовал ствол пистолета между лопаток.
Белый Охранник что-то пискнул и притих.
Над ухом раздался голос:
— Ты что здесь делаешь?
— Дин?..
— Ответа не слышу.
— Поговорить нужно.
— О чем?
— Убери пушку. Я тебя вчера предупреждал, чтобы ты сматывал удочки.
— Предупреждал… ладно. Поговорим, только не здесь.
— Как скажешь.
— Хлебное, на мосту через Копанку.
— Хорошо.
Улисс представил себе речушку, шагнул на берег.
Через полчаса он был на мосту. Еще десять минут ждал, обшаривая глазами дороги. Охотника не было.
Что делать, если не придет?
Например — вернуться в родные пенаты, на территорию зеленцовского уайтбола. Потребовать тоннель до Эреба… Пробовал уже. Хантер — единственный тоннельщик, с другими белый мяч не желает играть в эти игры. Мол, вся Земля в вашем распоряжении, по ней и прыгайте…
— Охотник — в фаворе, ему все можно. А любимая игрушка должна быть под рукой. Даже если надобность в ней отпала.
— Заткнись, — раздраженно скомандовал Комендант. Скулящее Эго мгновенно забилось куда-то на антресоли…
У зеленцовского мяча вряд ли хватит сил сделать тоннель. Говорят, белый патриарх на грани издыхания. Немудрено: итак десять лет продержался, уайтболы столько не живут…
Скиталец присел на край дощатой площадки, прислонился спиной к парапету и приготовился ждать бесконечно долго, разглядывая тинистую излучину и заросший ивняком берег.
— Началось. Не отпускают. На кой хрен ты нас тут держишь, белая тварь? У тебя же теперь есть покруче игрушка!..
— Делайте ваши ставки, господа. Отпустят нашего героя в космос или просто выключат?..
— Заткнитесь все, — устало отозвался Комендант.
…Нелепо. Жить осталось максимум три месяца, а ты рвешься на свободу. Хоть перед смертью вспомнить, что же это такое — свобода…
* * *
В конце концов, на берегу мелькнула человеческая фигура. А через секунду рядом со скитальцем появился уайт-хантер.
— Пошли.
…Очередная заброшенная лесопилка, в полукилометре от деревни. Старый покосившийся дом.
— Заходи первый. Справа от двери — выключатель.
Улисс пожал плечами, вошел. Пошарил на стене, щелкнул рубильником. Большая комната озарилась тусклым светом шестидесятиваттной лампочки.
— Я не имею отношения к нынешней облаве.
— Допустим, верю, — отозвался охотник.
— А тот, которого погнали — значит, Каспер.
— Значит.
— Когда-нибудь он заиграется, погибнет сам и тебя подставит.
— Все под богом ходим, — ровным голосом ответил хантер.
— Пять лет назад, в «Городе циклопов», от него требовалось только одно — вывести уайтболистов на улицу до аварии, — скиталец вздохнул. — Неразрешимая оказалась проблема. Нужно было во что бы то ни стало отыграть все домашние заготовки.
— Кто нас, в конце концов, оттуда выгнал?
— Ева.
— Чего ж так поздно вмешалась? — язвительно поинтересовался охотник.
— Это я поздно сообразил ее подключить.
— Скажи — не хотел подключать. Ты ее боишься.
— Психолог хренов, — хмыкнул Улисс. — Если уж кого надо бояться — так это Каспера. Дурак хуже предателя.
— У меня его фотография есть, — улыбнулся хантер. — Настоящая. Неплохая гарантия добросовестности, как думаешь?..
…Ветер гулял на чердаке. Ветхий домик ходил ходуном, казалось — вот-вот рухнет…
— К тому же он поднимает мне настроение, — добавил охотник.
— Чем? Этим своим бесконечным кривлянием?
Вихорев пожал плечами:
— Вся земная цивилизация — одно бесконечное кривляние двуногих друг перед другом. Люди — прямые потомки обезьян, увы. Только одни кривляются ярко и талантливо, другие — стандартно и пошло. Я предпочитаю первых… Кстати, если не секрет: а что являлось гарантией твоей добросовестности, Улисс?
Скиталец промолчал.
— Всегда было интересно: почему агент системы играет против системы.
— Это уже второй вопрос.
— И на него ты тоже отвечать не желаешь. Ну и фиг с тобой, — равнодушно произнес охотник. — А что, наша «сестрица» умеет давить дистанционно?
— Не совсем.
— Я думал — опять промолчишь… Это ведь ее дочка за твоим столиком сидела? Там, в «Городе».
— Отвяжись.
— Отвяжусь, отвяжусь, — вздохнул хантер. — Я уже без тебя догадался. Все-таки «сестрица» — редкостное чудовище. Втянуть собственного ребенка в сомнительные игры, да еще использовать, пардон, как ретранслятор — до такого даже самый отмороженный мужик не додумается.
— Ребенок уже взрослый. А Ева — тяжело больной человек.
— Ладно, господь ей судья.
…И ей. И тебе. И мне. Всем нам. Сколько дров наломали, боже ты мой… Хоть с тем «Городом циклопов». Банальнейшая авария. Нарушение условий эксплуатации. Хозяева погорячились, нельзя было устанавливать игровые автоматы в мансарде… А выглядело, как общепланетный заговор. Из-за того, что стайка перерожденных не сумела толком согласовать свои действия. Из-за того, что организатор «спасательной кампании» только-только вывалился из зоны уайтбол и не соображал ровным счетом ничего, существовал на одних инстинктах… Каспер-то — ладно, он по жизни придурок, что с него взять…
Бывает и хуже. Один новоперерожденный хантер в лучших традициях пост-уайтбольного психоза спалил целый поселок. Вот когда скитальцу досталось смертей по полной программе. В поселке несколько перерожденных находилось, все сгорели заживо.
Чего только не бывает…
Улисс выглянул в закопченное окошко:
— Что-то долго нет твоего приятеля.
— Играется. По лесу бегает, — ответил хантер, прикуривая.
— Доиграется. С толпой здесь не смешаешься, в лесу его в любом облике изловят.
Охотник поднял брови:
— В любом? Ну-ну.
Какое-то время оба молчали. Хантер сосредоточено изучал кончик сигареты. Наконец, вздохнул и поднял глаза:
— Ты забыл объяснить, зачем явился.
— Выведи меня в Три мира.
— Чего бы вдруг? — удивился охотник.
— На волю.
— А ее не существует, Улисс. Если кажется, что свободен — значит, просто не представляешь себе истинных размеров собственной клетки.
— Вот я и хочу не представлять.
Вихорев усмехнулся:
— Ну-ну… Ладно. Сейчас этого засранца дождемся и пойдем потихоньку.
Он достал пистолет, кивнул в дальний угол комнаты:
— Посиди пока там, у меня еще одна задолженность есть.
Вынул из кармана клочок бумаги. Поворошил мусор на подоконнике, извлек оттуда ржавый гвоздь и приколотил обухом топора бумагу к дверному косяку.
Принтерная распечатка, фото. Старое, замусоленное фото. Лицо почти не различимо, но хантеру оно, должно быть, ни к чему: нужные ассоциации вызывает — и достаточно.
…В момент концентрации любой перерожденный — то еще зрелище: предельное напряжение, глаза без взгляда. Хочется отойти подальше, чтобы не зацепило, если эта человекообразная субстанция, неровен час, взорвется.
Скиталец посмотрел на хантера.
Ни лица, ни глаз у охотника не было. Вместо них — абсолютная пустота. Улисс опять ощутил себя в царстве смерти…
Короткий хлопок — и все кончилось. Вихорев шагнул к двери, выдернул гвоздь, скомкал фотографию и обернулся к гостю. Печать смерти исчезла, теперь охотник напоминал благодушного нажравшегося медведя.
— Кто это был? — поинтересовался человек без тени.
— А? Ну, посмотри.
Улисс развернул бумажный комок, пригляделся. Зам начальника полиции КАС. Ну, дела. Теперь уже такие щепки полетели… Похоже, я безнадежно отстал от жизни.
— Интересно, кто его заказал.
— Я заказал, — отозвался охотник.
— Ну и ладно.
— Нет, правда. Никакой политики, это старые счеты.
— Твое дело.
— Чаю хочешь?
— Давай.
Хантер вытащил откуда-то из-под стола закопченный чайник, явно переживший не одно поколение хозяев. Чикнул спичкой, включил древнюю двухконфорочную плиту.
…Наваждение возникло неожиданно и было таким ярким, что мороз по коже продрал: может быть, уайтбол всех водит за нос, на самом деле реальность изменилась на глубинном уровне, современность обрушилась в прошлое. Этот ветхий дом с покосившимися стенами и прогнившими стропилами, почерневшим потолком и крестьянской бытовухой — что-то вроде пересадочной станции, ворота в ад, а вокруг бушует настоящее, неподдельное средневековье: охота на ведьм, клановая вражда, облавы, погромы…
Дверь распахнулась. В дом ворвался ветер с охапкой сухих листьев в качестве подарка, в комнату заглянула ночь, а на пороге нарисовался огромный черный пес.
— На тебе, получай, — усмехнулся хантер. — А ты боялся.
И, обернувшись к собаке, проворчал:
— Хватит выстуживать, не июль-месяц.
— Меня следует приглашать трижды, — зловеще провыл пес.
— Да пошел ты.
— Ну, или — так, — великодушно согласился Каспер, прыгнул в комнату и перекинулся в грязного бомжа с гнилыми зубами и косматой пегой бородищей. Захлопнул дверь, развалился на свободном стуле и сообщил:
— Маршал, у меня горючее кончилось. Дай пайку. Заслуженную пайку, обрати внимание.
— Я тебя учил собирать, — сказал хантер, кидая бомжу целлофановый пакет с каким-то бурым содержимым.
— Сейчас не июль-месяц, как ты мудро заметил.
— А в июле чего клювом щелкал?
— Зачем самому упираться, когда ты есть.
— Уйду — что делать будешь?
— Не надо о грустном, маршал, — всхлипнуло косматое создание.
— Все-таки надумал уходить? — спросил Улисс.
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил охотник, разливая чай по жестяным кружкам. — Вообще-то я давно хотел уйти. Все нормальные люди драпают. Только я тут сижу, как дурак, лью воду на мельницу тоталитаризма… Ну, а теперь время подошло. Вчера вечером получаю красноречивое послание: мол, коль скоро я такой мудак и удумал множить террор, то лучше мне убраться с Земли по-хорошему. И обезьяну с собой захватить — вот эту, по всей видимости, — Вихорев указал на Каспера.
— Чего ж ты до сих пор на Земле делаешь?
— А куда спешить? — удивился хантер. — Заказывают мне — значит, могут заказать и меня. Если бы я все пять лет вздрагивал от каждого шороха…
…В окно обглоданными ветвями ноябрьских деревьев стучалось неприкаянное небо. Действительно, куда спешить? Троих пернатых грохнули во внешнем космосе. Хошь — беги, хошь — не беги.
— Некуда бежать… Ты это имел в виду, когда говорил, что свободы не существует? — спросил человек без тени.
Вихорев поставил кружку на скамью рядом с гостем, вернулся к столу.
— Нет. Все гораздо сложнее, Улисс. В давние-давние времена, когда на Земле существовал только один белый мяч, а уайтбол-террора не было еще и в помине, любимая женщина сказала: «Ты не Дин. Ты не способен в нужный момент запустить мячом в стекло, как это сделал герой культового фильма уайтболистов». Любимая женщина ошиблась: я все-таки оказался способен запустить мячом в стекло… Какое-то время чувствовал себя всемогущим. Потом это закончилось. Осознал простую вещь: перед каждым, кто расфигачил окно, рано или поздно встанет следующая задача — убить в себе разрушителя. Для того чтобы его убить, нужно расфигачить еще одно окно… и так до бесконечности. А свобода — ее не существует, Улисс. Чем больше мутных стекол ты грохнул, тем лучше видишь, насколько тесна твоя клетка.
— Старая песня, — откомментировал Резонер. — Все они «били окна». Дважды: сначала — чтобы стать сверхлюдьми, потом — чтобы вернуться в прежнее состояние. Порочный круг.
Уайт-хантер отхлебнул чай из кружки, перевел взгляд на собеседника:
— Раньше уйти не мог, дела кое-какие оставались. Да! Спасибо, твой последний заказ пришелся весьма кстати. Своевременные деньги. Опять же — шахматиста не очень жалко, царствие ему небесное.
…Не жалко. Не только шахматиста, вообще никого. Все обречены — одних сожгут, других — отравят, третьих — заколют. Останутся только черные паломники и толпы уродливых нищих посреди крестов и виселиц… и лакуны… и зеленые чудовища…
— Я, конечно, сам не ангел, но некоторые вещи задолбали, — сообщил Вихорев. — Ханжество, к примеру. Когда одной рукой шулеров ловят, а второй карты крапят.
— О чем ты?
— Обо всей этой публике, подвизающейся на уайтбол-терроре. О собственных работодателях в том числе… «Равновесие» — анекдот в планетарном масштабе. У них, видишь ли, достойная цель — очистить Землю от подонков, — охотник криво усмехнулся. — Простите, как это? Если подонкам самое место на Земле.
— Золотые слова, — важно кивнул Каспер. — Самое место нам — на Земле. Потому я остаюсь, и ты, маршал, зря уходишь. Пусть вот бюро прогнозов уходит, — он указал грязным пальцем на человека без тени. — Пусть отправляется на кое-как заслуженный отдых. А ты оставайся, маршал. Прорвемся.
— Я тебе твою фотографию на память подарю, — хантер насмешливо улыбнулся. — Вот ты — разве не хочешь побыть свободным?
— Я и так свободен. А одному мне будет плохо.
— Травку придется самому собирать.
— Ну да, и вообще… Привязался я к тебе, маршал. Как к родному сыну привязался!!!..
Это прозвучало с такой неподдельной болью, что скиталец поперхнулся чаем. Недоуменно перевел взгляд с охотника на Каспера и его самокрутку.
— Уже готов?
Охотник усмехнулся в бороду:
— Не обращай внимания. Он сейчас в самый творческий раж входит. Так вот, Улисс. О чем мы говорили, когда нас этот паршивый кобель прервал… Зам начальника КАС, — он кивнул на измятый снимок, — не всегда был замом начальника КАС. Когда-то он трудился по своей основной специальности, а основная специальность у него — психотерапия… Пять лет назад мне было очень худо. Иначе я бы не рискнул обратиться к душеприказчикам… Ну, да. Прикинь: засыпаю под гипнозом в кабинете врача, а просыпаюсь на Лубянке.
…Наваждение исчезло. Точнее, притаилось, оставив на коже легкий холодок метафизического ужаса. Казалось — только что на доли минуты пелена упала с глаз, и в кои-то веки замороченный, околдованный человек увидел реальность такой, какая она на самом деле. Средневековье не свалилось внезапно. Оно не исчезало никуда. На несколько сотен лет человечество впало в кому, в стазис. Спало и видело во сне, будто что-то меняется в мире. Белый мяч явился не как проклятие — наоборот, он пришел спасти, разбудить, вылечить людей, хотя бы и ценой болезненного потрясения. Иногда очень болезненного. Совсем как в «охотничьей» истории: просыпаешься не там, где рассчитывал…
— …Если б не тот случай, я бы, может, и не начал стрелять по фотографиям. Знаешь, тогда все комплексы мгновенно испарились. Понял, по каким правилам следует играть в этом мире, — с усмешкой закончил хантер.
— Чем занимается группа «Равновесие» в Зеленцах? — спросил Улисс, опять ныряя в искаженную реальность. Теперь уже ответ был, в общем-то, безразличен — много ли смысла в изменчивых химерах сна.
— Отрабатывает «сценарий» нового мира. Пытается, то есть… В целом так: уайтбол-террора больше не будет. Уайтболов тоже. Ну, и лакун, разумеется. На Земле воцарятся покой и благоденствие.
…Ага. Взяли и отменили уайтболы, волевым решением. Интерактивную киношку сняли — и отменили мячи. Делов-то… Франца Кафки на вас нет.
Впрочем, не все ли равно теперь. Уходя — уходи…
Скиталец промолчал. Хантер истолковал его молчание по-своему:
— Видишь ли, благоденствие можно понимать по-разному. Если все кое-как приспособились и никто не возбухает — чего еще желать? Золотой век, трах-тибидох. Вот, глянь, — он кивнул на Каспера. — Ему, например, при любой системе применение найдется. Политические режимы меняются, гражданское самосознание людей постепенно отходит в утиль, но многоликость и безликость всегда будут иметь максимум шансов на выживание… Да уж. Чего строили — то и построили. Это я про цивилизацию, — пояснил охотник.
— Мерзавец… Опять украл мою мысль и выдал ее за свою, — пробубнил бомж, плавая в дыму самокрутки.
— Хер с ними, — резюмировал Вихорев. — Пошли в космос, на фиг отсюда.
Поставил кружку на стол, вытащил из сундука пропахший нафталином камуфляжный костюм.
— Переоденься, что ли. Прикид у тебя для Эреба неподходящий… Да, слушай, дело такое: мой мяч оцеплен вашим братом, я теперь прямо внутрь прыгаю. Становись между мной и этим уродом, держись за нас, не отпускай. А то вывалишься не там, где надо.
— Покажи мяч на карте, шагну сам.
— Километровка устроит? — усмехнулся Вихорев. — Видишь ли, он всего метров триста, если по прямой. Не Зеленцы, извини уж.
— Попробую не промахнуться.
— Не переживай, — спокойно ответил охотник. — Дотащим. И не такое таскали.
Все-таки не доверяет. Да и уайтбол с ним.
…Вдруг пришло необычное, неприятное ощущение. Будто в мозги постучалась снаружи какая-то пришлая тварь. И еще раз постучалась…
— Эй, — позвал хантер. — Что-то не так?
Белый Охранник забил тревогу.
— Маэстро, у нас проблемы?
— А вы хотели без проблем?..
— Улисс, лучше не молчи, — с нажимом сказал охотник. — Я ведь не ясновидец, дурное подумать могу.
— Мы прямо сейчас уходим? — спросил человек без тени. — Если я на минуту телефон включу?
— Ну… включи.
Скитальца опередили: не успел набрать номер, звонок раздался раньше…
— Да!
Несколько секунд на том конце канала слышалось что-то неразборчивое: вздохи, всхлипы, шуршание. Наконец, трубка заговорила:
— Привет, братец.
— Что у тебя происходит?..
Опять какое-то невнятное бормотание, потом Ева проговорила заплетающимся языком:
— П…ц пришел. Не могу ничего. Вообще ничего не могу.
— Опять пьяная, что ли?
Трубка хмыкнула:
— А я всегда… трезвая… не помню.
— Какого черта?..
— Мне… они… обложили со всех сторон. Ничего не могу… с ними сделать. Я… больше не умею давить. И шагать не умею. И жить… не умею… больше.
— Где ты находишься?
— Я… здесь.
— Где — здесь?
— Не дергайся, — в разнобой зашипели маски, — не дергайся, все равно не успеешь. Только сам налетишь.
— Не советую, Улисс, — тихо сказал охотник. — Может быть ловушка. Что у нее там творится?
Скиталец прикрыл трубку ладонью:
— Говорит — обложили.
— Кто?
— Уайтбол их знает. Фээсбешники. Киллеры. Покойники. Да что ее — обложить, что ли, некому.
— Братец, ты здесь?
— Я здесь. Дожидаешься, пока меня просчитают? Где ты есть?
— Тебя все еще интересует дата твоей смерти? — сквозь зубы процедил Белый Охранник.
А Комендант потребовал:
— Отключи телефон. Или я сам отключу.
— Заткнитесь все! — разозлился человек без тени. — Толку от вас, как…
— Улисс? — позвала трубка, и разрыдалась:
— Вы… девочку мою спрячьте.
— Что ты собралась делать?..
— Уже… сделала. Забейся в укромное место, братец. Тебе сейчас плохо будет.
— Твою мать! Где ты находишься?
— Я… хотела… помягче. Уже в ванную забралась, приготовила лезвие… не вышло, — Ева всхлипнула, потом расхохоталась:
— Страшно. Я — по-другому… хуже… прости.
Человек без тени чуть не выронил трубку.
— Психичка чертова…
— Улисс? Прощай.
Комната позеленела и поплыла. Живот скрутило — показалось, какая-то алчная тварь залезла туда и рвет внутренности.
Серый паук в голове заметался и издох.
Абсолютная пустота.
Последний визит
…Клочья вакуума — будто дыры в деревянном потолке. Силуэт хантера кажется плоским, картонным…
— Вот оно как, значит, — задумчиво проговорил охотник. — Это и есть гарантия твоей добросовестности, Улисс?
— А то ж. С возвращеньицем, Одиссей. Как там Ахиллес поживает? — пробубнил Каспер.
— Ева отравилась, — проговорил скиталец, поднимаясь с пола.
— Я уже догадался, — кивнул хантер.
Человек без тени, пошатываясь, пересек комнату, добрался до умывальника и изо всех сил шарахнул кулаком по краю раковины.
— Будь он проклят, этот мяч.
— Причем тут мяч, — глухо проговорил Вихорев. — Это ж так — лакмусовая бумажка, проверка на вшивость.
— Я должен был ее убедить перебраться во внешний космос.
— Да ну? Она сама могла убедить кого угодно и в чем угодно. Пока совсем с катушек не съехала.
— Убедительная была сестренка, — подтвердил Каспер, мечтательно воздев глаза к потолку. — Помнится, даже меня как-то раз…
— Дин, заткни этого урода. Или я за себя не отвечаю.
— Одиссею не хватает острых ачучений, маршал. Он хочет попробовать, что такое серийная смерть. Валяй, скиталец, для хорошего человека ничего не жалко.
— Урод, закройся, — хантер достал сигарету, прикурил. — Знаешь, что я тебе скажу, Улисс. Будь сестрица мужиком, мы бы ее сами давно грохнули. Леди Макбет Среднеросского уезда, блин.
— Пошел ты.
— …И это было бы правильно. Великодушный поступок. Акция милосердия.
— Меня тоже милосерднее убить. И не только меня. Мало кто из перерожденных живет в гармонии со своим подарком.
— В гармонии с собой, ты хотел сказать. Мало. Но ведь травятся далеко не все.
Повисла тяжелая пауза.
— Пошли отсюда. Канал наверняка на прослушке.
— Иди, — откликнулся Улисс.
— А ты?
— Девчонку искать надо.
— Какую девчонку?
— Дочку Евы.
— На меня не рассчитывай, — мрачно сказал Белый Охранник.
Уайтбол с тобой, обозлился скиталец. Избавляться от вас пора: толку никакого, только на мозги капаете…
— И что ты с ней делать будешь, когда найдешь? — спросил Вихорев.
— Куда-нибудь спрячемся.
— Куда?
— Понятия не имею. В Полинезию, блин.
— За Ахеронт, на острова Блаженных, — пробормотал Каспер себе под нос.
— Думаешь, туда не дострелят?
Скиталец пропустил вопрос мимо ушей.
— Господи, где ж ее искать… У них с матерью обиталищ больше, чем у меня.
— Я — не господи, но одну точку могу подсказать, — проговорил хантер. — Через сквер от ГУВД Среднеросска. Магазин какой-то, в здании почты. Пять лет назад там работала. Может, и сейчас работает.
— Через сквер от ГУВД, значит. Ретранслятор рядом с органами власти. Просто, как все гениальное… Попробую — если еще не закрылись. Сколько времени-то вообще?
— Найдешь — шагай в Северный парк. Появишься через час — все в порядке. Если кто-нибудь появится вместо тебя… извини.
— Прощай, Дин.
— Удачи.
* * *
— На кой уайтбол тебе оно надо?.. — выло Пришибленное Эго. — Сваливать нужно, а ты…
Где там чертов Комендант? Или еще кто-нибудь, способный заткнуть эту тварь… Какой мне, в самом деле, Эреб, что там — сильно легче будет? И зачем колонистам такое приобретение? Если бы еще провидец, а то — просто псих.
— Зато на Эребе не нужно прятаться. Найдешь приличного врача, — резонно заметил Бесстрастный Прагматик.
Ну да, только шизофрения… тьфу, кризис личности не лечится.
— Лучше отрезать голову, — упрямо сказал Потрошитель.
Улисс вошел в здание почты, постучался туда-сюда — почти все двери заперты, время позднее.
Магазин, по счастью, еще не закрылся. Благо там торговали жизненно важным: водкой, куревом и презервативами.
— Добрый вечер. Нора здесь?..
— Только что ушла. Неприятности у нее. Поспешите — может, догоните.
Человек без тени выскочил на улицу.
— Маэстро, где она?
— Не скажу.
Улисс огляделся по сторонам. Вдали, под фонарем мелькнула стройная фигурка. А через минуту тот же фонарь осветил еще двоих людей.
Провожатые. Деликатно следуют поодаль, о чем-то разговаривают…
— Маэстро! Охрана или шпики?
— Разбирайся сам.
Улисс выругался и тихо пристроился в хвост процессии. Идти пришлось недалеко: через пять минут Нора свернула под вывеску питейного заведения «Вальс метеоров»… Что не пивнушка — то космос. Охренеть можно.
Один провожатый остался на улице, второй прошел за девчонкой в бар. Скиталец выждал поодаль чуть-чуть и отправился следом. Никаких сложных построений, забрать Нору и шагнуть отсюда на фиг. Если сразу не подстрелят — через пару минут будет поздно.
— Браво! Верх идиотизма, — радостно сказал Фигляр.
Затравленное Эго вопило благим матом. Белый Охранник матерился последними словами.
Ну, и уайтбол с ними. Правильно все. Если ты кого-то заказываешь — когда-нибудь закажут и тебя. Не повод вздрагивать при каждом шорохе.
Улисс вошел в бар.
…Нора сидела в уголке, отрешенно уставившись на полированную крышку стола, и мелкими глотками цедила коньяк.
— Привет, малыш.
— А, братец… Сказать пришел? Так я уже знаю.
— Ей сейчас хорошо, — мягко ответил скиталец. — Лучше, чем при жизни.
— И то правда. Отмучилась, болезная.
— Нора, тебе надо исчезнуть отсюда.
— Куда? И зачем?
— Чем дальше, тем лучше. Пойдем со мной.
Нора криво усмехнулась, глядя в стакан:
— Где ж вы раньше-то пропадали, братцы и сестрицы? Когда ей была нужна помощь — куда попряталась вся родня?
— Нора, поговорим не здесь.
— Сколько среди вас врачей? Все смотались на фиг. А она загибалась, болела, ханку жрала. Ее покойники преследовали, не говоря уж о живых. Ни одна сволочь не поинтересовалась — может, чем помочь нужно. Вы появлялись только тогда, когда что-то требовалось от нее. Родственнички. Потребители.
— Неправда.
— Правда!
Нора подняла на скитальца пьяные злые глаза. И когда успела накачаться? Дурная наследственность…
— Братец, тебе когда-нибудь говорили, что ты на ворона похож? Такой же черный и на падаль слетаешься. Вали отсюда, я-то еще жива.
— Нора, тебе необходимо исчезнуть. Это — последняя воля Евы.
— Как по-твоему, братец, у меня своя-то воля есть? Или только последняя материна? Короче — оставь меня в покое. Может, я тоже сдохнуть хочу.
— С этой семейки станется… — вздохнул Резонер.
— Между прочим, — заметил Прагматик. — Обрати внимание: «Сколько среди вас врачей было? Все смотались на фиг».
Смотались?.. Она что — в курсе про тоннели? Мать по пьяни сообщила?
Белый Охранник загрохотал так, что в глазах потемнело:
— Когда она могла накачаться, если только что с работы? Это ни с какой наследственностью невозможно, выше головы не прыгнешь. Неужели еще что-то не ясно?! Разводит тебя. Ждешь, пока разведет?..
— Значит, вороны тебе не нравятся… — задумчиво проговорил Улисс. — А стервятники?
— Какие стервятники?
— Стервятников любишь?
— О чем ты? — Нора удивленно подняла брови.
— Что тебе пообещали?
Она усмехнулась:
— Ах, ты об этом… Честно? Свободу.
— От чего? Или — от кого?
— От матери и от всей вашей «семейки».
— М-да, — констатировал Резонер. — Свободу каждый понимает по-своему…
— Бог тебе судья, Нора.
…Шагнуть не вышло. Не получилось даже встать со стула. Хуже того — глаза начали слипаться.
— Куда ж ты собрался, братец? Мать тебе велела меня спрятать.
Маски заговорили наперебой:
— …Давит. Отлично давит. Яблочко от яблоньки… Когда успела дотронуться?
— …Не дотрагивалась, я бы знал.
— …Значит, это несколько лет работы ретранслятором пробудили задатки…
— Еву тоже ты сделала? — спросил Улисс.
Нора подняла взгляд. Совершенно трезвые глаза, тяжелые, пустые и старые.
— Дурак ты, ворон. Она ж мне, какая — никакая, но, все-таки — мать.
«Все-таки»…
— Чем виновата девушка? Сон разума твоей сестрицы породил то, что породил, — заметил Резонер, и в его голосе почудились интонации белого охотника…
Я тебя спрячу, Нора. Очень хорошо спрячу — никто не найдет…
— Не дури, братец. Я догадываюсь, что у тебя пушка в кармане.
— Н-да. Знал бы, где упадешь… Жаль. Глупо вышло, — сокрушенно проговорил Резонер.
— А то он не знал, что здесь упадет, — желчно сказал Провидец. — Это была демонстрация самостоятельности, вы еще не поняли? По-идиотски — зато по-своему. Волю почуял.
— Да, но ведь бояться собственной тени — тоже не вариант…
Улисс машинально оглянулся на собственную тень. Та неожиданно удлинилась, развернулась в профиль и запрокинула голову вверх, к небу…
…к покрытому рваными тучами ноябрьскому небу.
Шагнул все-таки. Сам — или заставили?..
Арсен, он же Улисс, он же скиталец стоял на склоне горы. Вокруг — ни души. Наверху — укутанные темным облаком камни, внизу — овраг с шатким мостиком, дальше — обрыв. На краю обрыва, с той стороны — живая изгородь. Листья с кустов облетели, одни лишь корявые ветки торчат над оплетенным колючей проволокой забором.
По склону горы бродит неприкаянный табун лошадей.
Белый Охранник светится мягким, ровным светом…
…Вот и встретились. Никак соскучился? Ну, по крайней мере — спасибо, что вытащил меня из задницы.
…Десять лет назад некий молодой агент спецслужб попал в зону уайтбол. Шел на задание — оказался в аду. Хуже, чем в аду — преисподняя, надо полагать, живет по определенным, хотя и жестким законам. Мяч изобретает правила игры на ходу и переделывает постоянно. Ни капли не беспокоясь, как будут подстраиваться игроки.
Арсен провалился в безумный мир в восьмидесятом и блуждал там целую вечность. Засыпал в пещерах — просыпался в канавах. Плавился в песках Сахары — замерзал во льдах Антарктики. Пару раз заработал воспаление легких, один раз — малярию, один раз — гепатит…
…Однажды Улисс по чистой случайности вырвался из зоны уайтбол в обычный мир. В обычном мире оказался восемьдесят пятый год. Но это не важно. Скиталец так и не понял, куда попал. И по сей день до конца не понял.
Для него ничего не изменилось.
…Вся картинка — нечеткая: то и дело морок ослабевает, и кажется: вместо склона — заросшая пожухлой травой пустошь с редкими островками голых берез.
Плохо тебе? Тяжело? Силы кончаются? Представь, у меня тоже.
Склон исчез совсем, осталось только неуютное ноябрьское поле, и над этим полем бледными обрывками миражей начали проплывать знакомые места: кусок джунглей, участок тундры, скалистый гребень, заброшенный военный склад…
Черт… да это же — прощание. Он — умирает, я — ухожу… затем и позвал?..
Какое-то бесконечно долгое время человек и его тень стояли, задрав головы каждый в своей плоскости, и смотрели безумное кино белого мяча.
А мяч все крутил и крутил в небесах любимые кадры. Фильм длиной в десять лет. Только — прокрученный в обратном направлении: от конца к началу.
С каждой картинкой что-то стиралось из сознания. Исчез Релятивистский Дьявол — рассыпался разноцветной смальтой: из этой смальты сложилась в небесах миниатюрная модель галактики. Ушел Бесстрастный Прагматик — вместо него появилось изображение мегаполиса, перевернутое — будто смотришь сверху вниз, с высоты птичьего полета. Следующая картинка — лесистый склон горы: по нему разбежалось диким зверьем бестолковое Эго…
— Птиц не забирай, пожалуйста. Будь, что будет, только оставь мне этих моих чертовых птиц. Больше ведь нет ничего. И — никого…
Серый паук задрожал и рассыпался «шагреневой» стаей по разноцветному витражу новой мозаики.
По звездному небу.
По Вселенной.
В центре картинки сумасшедшей луной примостился Белый Охранник.
Внутреннее стало внешним.
Все.
Поле исчезло, и Арсен очутился в городском парке. Из ладони выпало что-то. Поднял. Тусклый фонарь осветил полупрозрачный осколок камня, зеленовато-синий, с золотистыми вкраплениями.
В голове — тишина. Такая непривычная тишина. Дух захватывает, будто падаешь с огромной высоты, лететь тебе и лететь… Вот как. А говорили — не лечится…
Все очень просто, Дин. Не хочешь видеть свою клетку — не смотри внутрь. Смотри наружу.
Так легко. Почему же никто не дошел до этого сам? Каждый сидит в своей скорлупе, ограничен персональной решеткой, ничего вокруг себя не видит, потому как созерцает собственные кишки.
…Огляделся по сторонам. Северный парк Среднеросска. Все правильно: время отправляться в путь.
Соседнее дерево шевельнулось и превратилось в бомжа.
В нескольких метрах впереди на тропинке появился уайт-хантер.
За флажки
— Нашел?
— Что? А, да. Нашел.
— Ну, и где девушка?..
Скиталец отмахнулся:
— Пойдем отсюда, хантер. Это не наша война.
— Дык… она и не была нашей. Не знаю, как ты — я-то давно чувствую себя разве что мародером.
— А я — могильщиком, — встрял Каспер.
— А ты — молчи, пока не спросили, — резко отозвался охотник.
Да, конечно. Я-то, наивный чукотский мальчик, и не догадывался, что некоторые жертвы приходится хоронить самим.
Арсен зашелся в надсадном кашле. Опять кровь горлом… Охотник хмуро взглянул на небольшое темное пятно, расползающееся по асфальту в тусклом свете фонаря.
— Ты к врачу-то не обращался?
— Господь с тобой, — отмахнулся скиталец. — Откуда в зоне уайтбол врачи.
Вихорев недоуменно хмыкнул, но уточнять ничего не стал.
— Ну что ж, тогда пошли лечиться на Эреб… В кои-то веки двигаем к тоннелю без балласта.
— Какого балласта?
— Ты бы видел, как другие уходили. Кто с дитем, кто с кошкой…
— …кто — с любимой тещей… — добавил Каспер.
— Короче — Ноев ковчег, мыльная опера. Самая большая экзотика — аквариум с саламандрами посреди зоны уайтбол. Я даже сфотографировать хотел на память, но дама испугалась почему-то.
— Передохнут у нее там эти саламандры, — буркнул скиталец.
— Да и хрен с ними. Пошли отсюда к чертовой матери, Улисс. Кстати, у тебя человеческое-то имя есть вообще?
— Арсен.
— Пойдем, Арсен. Становись между мной и Владом.
— Всю жизнь мечтаю подержаться за живой мифологический персонаж, — взвизгнул Каспер. — Ты знал, маршал, ты знал!
Скиталец оглянулся на него — и замер: и без того костлявая физиономия бомжа вдруг осунулась еще больше. Вместо лица — череп с пустыми глазницами…
— Касперу нельзя ходить с нами. Если пойдет — погибнет.
Хантер обернулся:
— Точно знаешь?
— Точно.
— Это усложняет дело. Кто будет тоннель закрывать? Мои дырки почему-то сами не затягиваются.
Вот как. Значит, Каспер — тоже тоннельщик. Фавориты…
— Перед уходом потребуешь, чтобы мяч закрыл тоннель через пару минут.
— А ну как он только в моем присутствии слушается? Раньше не проверяли, ни к чему было.
— Если Каспер погибнет, дырку все равно будет некому латать.
— Мда, — озадаченно проговорил Вихорев. — Давай, что ли, я тебя одного отправлю, сам — позже… Не оставлять же твоим друзьям королевский путь в суверенную державу.
— Ты ему веришь, маршал? — тихо проговорил Каспер. — Ситуевина течет, политика меняется, спецы уходят в отстой, свои становятся чужими…
Охотник нахмурился:
— Вот что, Улисс. Идем вместе. Будет совсем плохо — заберем этого урода с собой на Эреб.
— Нужен мне ваш Эреб, как корове…
— Молчи, одноклеточное. Отстреливать непрошеных гостей лучше втроем. Все, господа-подонки, обнялись — и вперед.
…Уайтбол казался тихим и безмятежным. Мяч- невидимка. Почудилось, будто и не вошли никуда — лес как лес, такого в среднеросских краях — сотни километров…
— Далеко до тоннеля? — спросил Арсен.
— Ты отстал от жизни. Делается просто: где скажу — там и будет тоннель.
— Говори быстрее. Засада прямо в зоне мяча.
— Где именно?
— Впереди по ходу.
— Сколько их?
— Двое или трое.
— Наверняка смертники. Точно попрутся на Эреб…
— Делай тоннель, маршал, не тяни козла за яйца, — встрял бомж.
Охотник нахмурился:
— Знаешь что. Вали отсюда, с тремя мы сами разберемся… Влад, я когда-нибудь говорил, что ты — гениальный актер?
— Льстишь, пративный.
— Ты — великий актер. Дай бог тебе счастья. Прощай — и беги.
— Ну, и ты тоже — пошел к черту… делай тоннель, бля, их уже даже я чувствую!
— Ложись! — крикнул Арсен, падая и толкая Каспера.
Вихорев отскочил за дерево. Из темноты раздалась очередь.
Слева, в тридцати сантиметрах от глаз, зашипела гадюка. Скиталец отпрянул, нашарил около себя обломанную палку, но тварь нападать не стала — извиваясь, поползла вперед.
Каспера уже нет рядом. То ли шагнул, то ли…
Змея скрылась в траве. Там, куда она направилась, явственно слышно человеческое дыхание… или — кажется? Ветер гуляет по кустам…
Краем глаза Арсен уловил движение недалеко от себя. Хантер почти бесшумно отделился от ствола и пошел вперед, забирая вправо.
Снова напряженное затишье, только ветер шуршит полуголыми ветками деревьев.
Метрах в четырех слева-впереди из травы поднялся человек. Громко кашлянул и бросился бежать, шумно продираясь сквозь заросли. Почти тут же из кустов выскочил спецназовец, помчался следом.
Арсен приподнялся, выстрелил вдогонку и снова рухнул на землю. Над головой прошла очередь.
Мишень все-таки достал. Перед глазами — картинка наплывом: агент опрокидывается навзничь. Падая, продолжает стрелять…
Дальнейшего Улисс не видел — в грудной клетке разорвался белый мяч. Накатило затмение, и…
Через несколько минут (или секунд?), длившихся вечно, глядя, как абсолютная пустота зарастает клочьями темного леса, скиталец — в который уже раз — понял, что смерть его снова кинула.
Больше ничего понять не успел — громыхнул взрыв. Почти рядом, в нескольких метрах, взметнулся столб пламени…
Послышались шаги. На фоне исполосованного ветвями неба обозначился темный силуэт охотника.
— Ранен?
Арсен поднялся с земли:
— Я… нет. Каспер.
Вихорев рванул вперед, продираясь сквозь бурелом.
Улисс догнал его через полминуты — хантер склонился над телом убитого спецназовца.
— Дальше.
…Еще через минуту — нашли.
Охотник перевернул «бомжа» на спину, осветил фонариком лицо. Красивый русоволосый парень, лет тридцать от силы. Грудная клетка разворочена, глаза широко раскрыты — смотрят вверх, в далекий космос…
Хантер выпрямился и громко сказал в пространство:
— Я дотрагивался до тебя много раз. Сейчас хочу, чтобы он остался жив.
Минута прошла в бесполезном ожидании. Парень не дышал и не двигался. Только ветер продолжал беззаботно разгуливать по зарослям.
…Вдалеке уже слышался треск. Цепью идут, не скрываясь. Вся надежда — на капризы уайтбола: может, запутает преследователей на какое-то время…
— Верни ему жизнь! — закричал Вихорев.
— Миша, — тихо сказал Арсен. — На Эребе… скорее помогут.
— Наивный ты, Улисс, — горько усмехнулся охотник. — То ж не Земля. Там невозможно за долю секунды шагнуть куда хочешь. Пока еще до ближайшей клиники доберемся.
— Это — единственный шанс, — ответил Арсен, а про себя добавил:
«…для нас. Каспер ушел совсем. Чертова паранойя…»
Хантер взвалил тело парня на плечо и громко потребовал:
— Дай мне Эреб.
В трех метрах от людей появился кусок ярко освещенной выжженной земли.
— И — закрой, как только уйдем, — добавил Вихорев, шагая на другую планету.
…Здравствуй, негостеприимная свобода.
Конец пятой части