Новенькое пневматическое ружье действительно походило на мечту. Еще папа купил две коробки патронов. Нужно было срочно пострелять. Девочка предложила устроить тир в большой комнате, но папа не решился.

Балкон выходил в парк. Голые деревья росли в нескольких метрах от дома. Парк уходил вдаль, становился гуще, и вдали за путаницей веток почти не виден был кирпичный забор какого-то завода.

Стрелять с балкона было удобно, но не во что. Они расстреляли полкоробки, целясь в стволы деревьев и в яркие банки из-под колы, валяющиеся кое-где под деревьями. Потом папа увидел ворону.

Она сидела на ветке, вобрав голову в плечи, равнодушно поглядывая на шумную компанию на балконе, и не подозревала о тучах, которые собирались над ее носатой головой. Возможно, она вспоминала прошедшую зиму и ежилась от воспоминаний. Может быть, она жалела, что вороны не перелетные птицы, и, наверное, стоило в октябре напрячься и махнуть куда-нибудь в Африку. А вернуться, когда окончательно потеплеет, отъевшейся и загорелой, в отличной форме.

Недолго думая, папа прицелился и выстрелил. Наверное, пуля просвистела очень близко от вороньего уха (если дырку в голове можно считать ухом), потому что ворона подняла голову и посмотрела по сторонам.

— Ты хочешь ее убить? — спросил мальчик.

— Из этого ружья нельзя убить, — сказал папа и выстрелил второй раз.

Ворона вдруг подпрыгнула на ветке и камнем свалилась с дерева.

— Черт! — удивленно сказал папа. — Черт!

— Ты ее убил? — шепотом спросила девочка.

— Я не собирался ее убивать! — сказал папа. — Черт! Правда, как-то само собой я целился ей в голову. Неужели я ее застрелил?

Через две минуты они уже бежали вокруг дома к месту трагедии. Девочка на бегу тихонько подвывала.

Бедная ворона без признаков жизни лежала на куче гнилых листьев. Папа взял ее в руки и послушал сердце. Увы, оно не билось.

— Сдохла! — сказала девочка шепотом. — Ты же говорил, что из этого ружья нельзя убить!

— Я правда так думал, — сказал папа. — Мне очень жаль эту ворону.

— Интересно, а кошку из него можно застрелить? — спросил мальчик.

— Не знаю, — сказал папа. — Теперь не знаю. Надо похоронить ее, пока не вернулась мама. Бедная ворона!

Бедную ворону хоронили по первому разряду. Ее завернули в огромный кусок фольги, в которой мама пекла в духовке рыбу, и положили в коробку от маминых сапог. Девочка положила туда же несколько пластмассовых цветочков от старой заколки для волос.

Погребение бедной вороны состоялось в том же парке, где прошла вся ее жизнь. Могильный холмик мальчик выложил камешками. Все сняли шапки. Девочка принесла из дома свою любимую музыкальную открытку и несколько раз открыла ее над могилой. Открытка проиграла музыку, и получились настоящие похороны. Правда, открытка играла «Хеппи бездей!», но это никого не смутило.

По дороге домой папа с мальчиком пообещали друг другу больше никогда ни в кого не стрелять, если, конечно, от этого не будет зависеть человеческая жизнь.

x x x

И вдруг до отъезда мальчика остался один день. Как же это случилось? Собирались всюду побывать, посетить музеи и, может быть, театры, посмотреть Царь-пушку с Царь-колоколом и вообще культурно провести время. А в итоге три дня просидели дома, посетили ближайший гастроном, съели два килограмма печенья и застрелили ни в чем не повинную ворону!

Папа очень расстроился, но девочка с мальчиком сказали, что ничего страшного. Во-первых, погода все время была отвратительная, во-вторых, они сэкономили кучу денег, и все равно мальчик летом приедет надолго, тогда они все и посмотрят.

Папа послушал их и успокоился.

— Ладно, — сказал он, — но ведь завтра еще целый день. Мы все-таки могли бы куда-нибудь сходить.

Никто не возражал. Оставалось только решить куда. Девочка предложила Палеонтологический музей. Там огромные скелеты динозавров плюс чучело мертвого мамонтенка, плюс «бездна». Это такой балкон. Смотришь с него вниз, а там при помощи зеркал сделан бездонный колодец. А посмотришь вверх — там тоже бездонный колодец, только в космос. Дух захватывает.

Мальчик был не против, хотя больше склонялся к Бородинской панораме. Но папа решил, что оба варианта не подходят. Это все не то! Раз у них всего один день, нужно выбрать самое главное. Поэтому он предлагает Третьяковскую галерею. Там они приобщатся к великому искусству, увидят шедевр русской живописи — картину «Явление Христа народу» и так далее. Это оставит в их душах неизгладимый след на всю жизнь.

Нельзя сказать, что девочка с мальчиком обрадовались папиному решению, но и возражать не стали.

На следующий день они отправились в Третьяковскую галерею. Погода была ужасной: дул ветер, дождевые капли летели почти горизонтально и неприятно разбивались о щеки. По тротуарам текла вода, и девочка сразу же промочила ноги.

— Зачем ты обула туфли? — сказал папа. — Надо было обуть ботинки.

— Ты что, больной? — спросила девочка.

— Папе так нельзя говорить, — сказал папа.

— Извини, — сказала девочка, — Кто ходит в музей в ботинках?

— Там все равно дают тапки, — сказал папа. — А ты теперь простудишься и точно заболеешь.

У Третьяковской галереи не было ни души, а на дверях висела табличка «Выходной».

— Привет! — сказал папа. — Раз в жизни выбрались — и выходной! Что же делать?

— Может, домой поедем? — предложил мальчик.

— Нет, — сказал папа, — раз мы решили культурно провести время, то уж треснем, но проведем его культурно!

— Может, не надо? — сказала девочка. — Я уже есть захотела.

— Сегодня ты будешь питаться духовной пищей, — сказал папа, — терпи.

— Я не хочу духовной пищи, я хочу нормальной. Пошли в «МакДональдс»?

— В эту низкопробную американскую забегаловку? — сказал папа. — А духовная пища?

— Закрыто же, — сказала девочка.

— А ты что думаешь? — спросил папа мальчика.

— Вообще-то я никогда не был в «МакДональдсе», — сказал мальчик.

— Ладно! — сказал папа. — Раз все закрыто, раз нам отказали в духовной пище, мы вынуждены пойти на поводу у низменных инстинктов. Пусть потом на нас не обижаются. Вместо того, чтобы заронить в две юные души семена прекрасного, мы набьем два молодых желудка американскими котлетами.

— А ты что, есть не будешь? — спросила девочка.

— Буду, — сказал папа. — Мы набьем американскими котлетами три желудка — два юных и один постарше.

И они пошли в «МакДональдс».

x x x

Наступил день отъезда. Позавтракав, все стали собирать мальчика в дорогу. Папа сходил в магазин и купил два кольца копченой колбасы и свежий батон. Мама достала с антресолей огромную банку, выловила оттуда три средних размеров соленых огурца и завернула их в целлофановый пакет. Потом сделала несколько бутербродов с сыром и сложила их в жестянку из-под печенья. Туда же она положила три куска яблочного пирога, которые остались от завтрака.

Девочка помогла мальчику уложить в рюкзак вещи. Им обоим взгрустнулось, и мальчик подарил ей на память чучело головы собаки, которое она сразу же повесила над своим письменным столом между портретом Серафима Саровского и открыткой с изображением черепахи. Потом девочка полезла в свои запасы, долго что-то перекладывала, шуршала оберточной бумагой и наконец отыскала то, что хотела: свою фотографию, сделанную прошлым летом в Крыму. На фоне пальмы в плетеном креслице сидела сама девочка в желтом купальнике, белой панаме и с распущенными волосами. В одной руке одна держала веер, а в другой маленькую сумочку, вышитую разноцветным бисером. Вдали голубело море и розовели горы, а сбоку на маленьком стульчике сидела живая обезьянка. Девочка получилась очень симпатичной, и все вокруг походило бы на райский сад, если бы у обезьянки не было такой неприятной морды. Этой обезьянке до смерти надоело все на свете. Она не обращала внимания на фотографа, а кричала что-то сердитое куда-то в сторону, куда тянулась длинная тонкая цепочка.

Девочка подарила фотографию мальчику, предварительно написав на обратной стороне красивым почерком «На память о Крыме».

До обеда время пролетело незаметно, пришла пора собираться на вокзал.

x x x

На вокзал долго ехали в метро. Папа, мальчик и девочка сидели рядком в полупустом вагоне. Мальчик с рюкзаком за спиной, ружьем на плече и Жезлом Дьявола в руках выглядел очень романтично. Девочка с грустным лицом и пакетом с припасами на коленях дополняла картину. Папа ехал налегке. Он сидел задумавшись, засунув руки глубоко в карманы пальто. Глядя на все семейство, можно было подумать: вот юношу из хорошей семьи провожают на англо-бурскую войну.

Каждый думал о своем. Девочка думала: жаль, что они не живут все вместе. Может быть, мама мальчика и не такая уж противная, раз папа ее когда-то любил. Хотя, конечно, вряд ли мама согласилась бы, чтобы она к ним переехала. Опять же, пришлось бы выгнать нового мальчикиного папу, а мальчик к нему наверняка привык. Нет, это невозможно. А вообще иметь брата приятно. Если бы мальчик жил с ними, ей не было бы скучно оставаться дома одной. Конечно, это он в гостях такой вежливый и милый, а когда освоится, наверняка обнаглеет и начнет командовать. Но это не страшно — она тоже не подарок. Вообще, всегда можно договориться, что-то поделить поровну, а что-то оставить общим. И покупали бы им тогда все на двоих. Короче говоря, грустно, что мальчик уезжает.

Мальчик думал: жалко, что у нас не одна семья, а две. Но, видно, взрослые действительно не могут жить нормально. И теперь уже невозможно ничего изменить. Зато я смогу приехать летом на целый месяц. За это время я соскучусь, и они тоже соскучатся. Летом можно будет поехать за город с ночевкой и взять с собой ружье. Раз из него можно убить ворону, то и утку тоже. А может быть, и зайца.

А папа думал: конечно, в молодости мы часто делаем ошибки, но эти ошибки приносят не только огорчения. Если бы у меня когда-то не родился сын, то и сейчас не было бы сына, уже такого большого и самостоятельного. Печально, что он не может жить с нами, но тут уж ничего не поделаешь. Говорят, что мужчины больше любят тех детей, с которыми живут, и забывают о тех, которых подолгу не видят. Нельзя сказать, чтобы в этих словах не было ни капли правды. Слава Богу, что мальчик растет и скоро будет большим и умным, и совершенно самостоятельным. Он сможет приезжать чаще, и они будут болтать и проводить вместе гораздо больше времени.

x x x

Мама мальчика стояла возле вагона и вглядывалась в толпу пассажиров и провожающих. Мальчик, девочка и папа подошли к ней и остановились напротив.

— Привет! — сказала мама мальчика. — Кого я вижу!

— Привет! — сказал папа. — Ты видишь меня!

И девочка тоже сказала:

— Привет!

А мальчик подошел к ней, и они поцеловались.

— Что это на тебе? — спросила мама мальчика.

— Ружье, — сказал мальчик, — и еще Жезл Дьявола.

— Понятно, — сказала мама, — Это называется: вернуться с гостинцами. Ты похож на охотника за черепами.

— Летом мы пойдем на охоту, — сказал мальчик. — Из этого ружья можно убить утку.

— Я очень рада за утку, — сказала мама. Она посмотрела на папу.

— Как поживаешь?

— Хорошо, — сказал папа. — Иногда просто отлично, иногда похуже.

— А как тебе твой брат? — спросила мама девочку.

— Нормально, — сказала девочка. — Если бы он жил с нами, я бы согласилась.

— Да ну! — сказала мама. — Вы бы подрались через неделю.

— Ну и что, — сказала девочка, — мы бы потом помирились.

— Тоже верно, — согласилась мама, — Он не очень бесчинствовал?

— Никаких претензий! — сказал папа. — Ты отпустишь его летом?

— Посмотрим, — сказала мама. — Почему бы и нет?

x x x

Папа с девочкой шагали от метро к дому. Настроение у обоих было немного печальное, поэтому оба молчали. Потом девочка сказала:

— А она ничего, симпатичная.

— Кто же спорит! — сказал папа. — Вполне симпатичная.

— Ведь не все женятся по два раза?

— Да нет, — сказал папа, — некоторым хватает одного, некоторым и трех раз мало.

— Взрослые совершенно не думают о детях, — сказала девочка, — может, потому что все взрослые эгоисты?

— Да, — сказал папа, — а все дети — дураки.

— Ну и что, — сказала девочка. — Это потому, что дети плохо образованы. Зато потом они вырастут и станут умными, а взрослые так и останутся эгоистами.

— А дети, когда вырастут умными, не станут эгоистами?

— Да, — сказала девочка, — получается черт-те что.

Они остановились у подъезда, подняли головы и посмотрели на свои окна. Там горел свет. Значит, мама уже пришла с работы.

НЕ КОНЕЦ