Пекли мы воронят в лесу — мне доставались ножки, и пескари считали попасть ко мне за честь, бывало по пол-торбы мороженной картошки я с поля приволакивал, тошнотиков поесть! Хорошего, короче, бывало в детстве много, и даже председатель катал меня в седле! Но вот Василь Красевич                                              отстегивает ногу, и в хате как-то сразу становится светлей… Вся в коже лакированной, в стальной блестящей сбруе, и дерево, как леденец, медовое насквозь… Да я б отдал одну свою, а надо — и другую, чтобы такую вот иметь! Увы, не довелось. Василь Красевич умер. Протез лежит в курятнике, загаженный, замызганный. Пропали ордена. Ну, что, мои сограждане, соратники и ратники, хоть рюмку с хлебом выставим? А может, на хрена? И Мишка, младший сын его, в отряде космонавтов зазря лет десять гробился, на пенсии теперь, речушку осушители сделали канавой, из леса изуродованного ушел последний зверь. Родную Могилевщину, названию согласно, угробил взрыв чернобыльский весенним тихим днем, но это — дело прошлое, зачем рыдать напрасно, двадцатый век закончили! С чего теперь начнем?