Дети Каролины были восхитительными малышками. Я не могла дождаться окончания смены, чтобы вернуться домой и взять на руки Рахиль и Лию. В середине марта им уже исполнилось два с половиной месяца, они быстро росли. Обе так мило улыбались и смотрели вокруг во все глаза. Они лежали на спинке и хватали ленточки, которыми я поигрывала в воздухе.

Я приходила после пересменки, а Мюриэль в это время забавлялась с малышками. Ей не хотелось уходить. Не раз она, свернувшись калачиком, ночевала у нас, только бы побыть рядом с малышками. Представьте, двое младенцев и три женщины в крошечной котельной. Но мы не роптали. Несмотря на весь ужас оккупации, в нашей комнатушке царила радость.

Эти дети были нашими общими детьми. Они принадлежали нам троим. Когда мы на них смотрели – мы видели будущее. И неважно, что происходило вокруг, мы не поддавались отчаянию. Эти близняшки были нашей надеждой, надеждой нашего народа, надеждой Польши. Они были нашими близнецами!

К этому моменту в гетто мало кто оставался. Больше не работали ни магазины для евреев, ни булочные, никто из горожан не заглядывал сюда с товарами с «черного рынка». Нас осталось мало. Не было и сотни швей, чтобы работать в Цеху. Днем на фабрике раздавали еду, но ее хватало не всем. И в рационе явно недоставало витаминов и белка. Недоедание не могло не сказаться на оставшихся в гетто.

Суровые морозы свирепствовали и в марте – безжалостные, неумолимые. На улицах лежал глубокий снег. У многих не было теплой одежды, и только у нас четверых отапливалось жилье. Мы чувствовали вину за то, что у нас есть печь, но того угля, который принес Зигфрид, едва хватало, чтобы отопить очень маленькое помещение. Люди умирали от холода. А если не от голода или холода, то от тифа. И конечно, этого и добивались нацисты.

Вы даже представить не можете, насколько важны были продукты, которые передавал Зигфрид, – этого было достаточно, чтобы противостоять болезням. У нас уже заканчивались запасы угля, но близился апрель, и мы вздохнули с облегчением, что пережили еще одну зиму.

Я возвращалась домой с работы, радуясь предстоящей встрече с близнецами, когда из темного переулка мне навстречу шагнул немецкий солдат.

– Фрау Шейнман, – негромко позвал он.

– Зигфрид! Ты пришел к нам в гости? Каролина сейчас на работе, но Мюриэль с малышками дома. Рахиль с Лией хотят поблагодарить тебя за молоко, еду и уголь.

Он оставался серьезен.

– Я только что получил приказ. Десять минут назад. Меня посылают в Украину. Поезд скоро отходит.

Он достал из кармана клочок бумаги:

– Вот адрес моей матери. Она живет на ферме в нескольких километрах от Регенсбурга в Баварии. Я уже написал ей, рассказал, что женился на Каролине. Написал, что моя жена приедет к ней, только не знаю когда. Написал, что мы хотим жить с ней на ферме. Надеюсь, что мое письмо дойдет, но война… Передайте Каролине, что если я погибну, то она должна поехать к моей матери и сказать, что мы поженились. Теперь они моя семья.

Он повернулся, чтобы уйти, но я положила руку ему на плечо.

– Зайди, попрощайся с Мюриэль и малышками, которые выжили благодаря тебе. Они такие красивые.

Зигфрид покачал головой:

– Не могу.

Я потянула его за рукав:

– Нет, можешь.

Мы вошли в гетто и спустились в подвал, где Мюриэль качала на руках малышек. Сначала Зигфрид смущался, но, когда Мюриэль передала ему дочек, ахнул, на глаза его навернулись слезы.

– Красавицы!

– Они живы только благодаря тебе, Зигфрид, – сказала Мюриэль. – Они красивые и здоровые только потому, что о них заботился немецкий солдат.

Он что-то пытался сказать, но из-за рыданий ничего расслышать было нельзя. Единственное, что я поняла: «Черт побери эту безбожную войну!» Он прижал к себе малышек и сел на кровать.

– Кто из них кто? – спросил он.

– Это – Рахиль, а это – Лия.

Зигфрид поцеловал дочек:

– Прощай, Рахиль. Прощай, Лия. Надеюсь, мы скоро увидимся.

Он передал детей Мюриэль и поспешно вышел из комнаты. Тогда я видела Зигфрида в последний раз.

Я спрятала бумажку с адресом его матери подальше в свой вещмешок.

Когда Каролина вернулась домой, мы рассказали, что приходил Зигфрид.

Она подошла, взглянула на своих спящих крошек.

– Я же говорила, что он нас любит. Говорила, что он заботится о нас. Он очень добрый, Лена. Он сделал все, что мог, чтобы мы выжили. Для него это было непросто.

Через две недели майор Фальштайн созвал собрание, на котором выступил перед работницами.

– Мы получили приказ закрыть цех пятнадцатого апреля. Все материалы будут перевезены на другие фабрики. Гетто на северо-востоке будет снесено, всех евреев переселят. Придут эшелоны, которые отвезут вас на другие предприятия. Каждой из вас я дам отличные рекомендации. – Он тяжело сглотнул. – Конечно, большими полномочиями я не обладаю, но все же попрошу, чтобы каждую из вас отправили в то место, где ваш талант швеи будет оценен по достоинству. Мне очень жаль. Искренне жаль…

Я могла думать только о детях. Как их защитить? Я уже знала, какая судьба уготована еврейским детям. Знала, что их ждет, когда они покинут эшелон. Той ночью мы собрались в подвале.

– У нас остались считаные дни, – сказала я. – Нужно найти дом для Рахили и Лии.

– Зачем искать им дом? – удивилась Каролина. – Я лучшая швея. Фальштайн даст мне рекомендации. Я заберу девочек с собой туда, куда меня пошлют. Ты тоже поедешь с нами, Лена, будем работать посменно, как здесь. Мы будем все вместе.

– В трудовом лагере тебе не позволят оставить детей.

– И что же мне с ними делать? – Голос ее сорвался.

В ответ я лишь покачала головой.

– О нет! Они не могут забрать моих детей. Я спрячусь с ними здесь, в гетто.

– Они вычистят все гетто. Ты же видела их на перекличке. Они обыщут каждый уголок.

– Подвал они никогда не обыскивали!

– Уверена, что в этот раз ни один уголок не останется без внимания. Кроме того, Каролина, они намерены разрушить гетто. Снести все здания бульдозером.

– Я не позволю им забрать детей! – горячо воскликнула Каролина.

Я достала из вещмешка сложенный лист бумаги.

– Это адрес матери Зигфрида. Он написал ей, чтобы она тебя ждала.

– И что нам с ним делать? Как мне добраться до Баварии?

Я вздохнула:

– У меня есть идея. Ты можешь довериться полковнику Мюллеру, чтобы он отправил тебя с близнецами к матери Зигфрида?

– Нацистскому полковнику? Разумеется, нет! Что за мысль? Нацисты убивают еврейских детей.

– Я полковнику Мюллеру доверяю.

– Почему ты ему доверяешь? Неужели ты думаешь, что он дослужился бы до полковника, если бы дружил с евреями?

– Я не могу сказать почему. Просто доверяю. И думаю, что ты можешь положиться на мое мнение.

Мюриэль подошла к Каролине и обняла ее:

– По-моему, выбор у нас невелик.

Потом мы стояли втроем, обнявшись. И я сказала:

– Завтра вечером я поговорю с полковником.