Кэтрин сидела в спальне, подняв ноги, и правой рукой втирала в живот лосьон с витамином Е, а левой прижимала к уху телефон. Из Израиля звонил Лиам.

– Кэт, я сегодня встречался с Руфью Аврамс. Она хранитель музея «Яд ва-Шем». Там много документальных свидетельств о Лене. Ты же знаешь, что она передала примерно часовую видеозапись, на которой довольно подробно описывает довоенный Хшанув и свое пребывание в лагерях. Но она ни словом не упоминает о Каролине и ее детях. Полностью опущен этот эпизод. Это тебя не настораживает?

– Немного, но я могу понять ее мотивы. С чего бы ей хотеть пережить еще раз историю с близнецами? И навсегда записать, как она выбросила их в окно? Она раньше никогда никому о них не рассказывала. Она сказала мне, что после войны перевернула этот лист. Она рассказывала о Милоше? О том, как пряталась на чердаке?

– Да-да. И как жила на ферме у Тарновских. По всей видимости, за часы, проведенные с тобой, она поведала более подробную историю, чем во время часовой видеозаписи. Но хронология та же. Она вспоминает о том, как работала в Цеху, как жила в концлагере в Паршнице, как ее перевезли в Освенцим. Она рассказывает о том, как сбежала во время марша смерти, как вернулась в Хшанув. Она даже упомянула о том, что, когда работала в Цеху, жила в котельной в гетто. Но она полностью опускает историю с Каролиной и близнецами.

– Не вижу никаких противоречий. Просто очень болезненно для нее.

– А еще я разыскал Каролину Нойман. Она есть в списке жертв, убита в лагере в Паршнице. Родилась в 1922 году, скончалась в 1943. Никаких родственников.

– И ни единого упоминания о близнецах?

– Ни одного.

– Тогда думай, Лиам, думай. Кто еще мог знать о близнецах?

– Ты шутишь? Лена знала. Она могла стать тем самым свидетелем, который рассказал бы о Каролине в музее. Но она нигде не упоминала о близнецах.

– И тебя это тревожит?

– Да, если признаться.

– А Мюриэль с Хаей разыскать не удалось?

– Хаи больше нет на свете. Умерла в 1945 году. Вероятнее всего, во время марша смерти. Но Мюриэль повезло больше, она до сих пор жива. Мне дали ее адрес в Нью-Йорке. Надеюсь, она и сейчас там проживает. Я пытался до нее дозвониться, но пока безуспешно.

– И что теперь?

– Сперва я полечу в Германию, в Шармассинг. Попытаюсь разыскать семью Шульц. Разумно именно оттуда начать поиски близнецов. Если они выжили после того, как их выбросили из поезда в поле, а кто-то нашел их и спас, то наверняка увидел адрес. Сперва отправлюсь туда.

– Согласна. Вполне логично.

– Как поживает мой малыш? Быстро растет?

– Всю ночь не давал спать, постоянно лягался.

– Тогда, скорее всего, это мальчик, и с такими ногами… на него явно захотят посмотреть из футбольного клуба «Чикаго Беарз».

– Знаешь, а это может быть и девочка.

– Тогда она будет наподдавать всем в зале суда, как мама.

– Хочешь знать пол?

– Нет.

– Когда ты вылетаешь в Германию?

– Завтра. Сегодня вечером я ужинаю с Кайлой Каммингс.

– Кайлой? Шутишь? Мне опять стóит волноваться из-за вас двоих?

– Опять? Что это значит – опять?

– А это значит, что я уже волновалась из-за вашей парочки. Сейчас же скажи, что не собираешься ужинать с ней в Хевроне. Ты же знаешь, какая она безрассудная авантюристка. Она и раньше втягивала тебя в заварушки.

– Неужели я слышу, что Кэт опять ревнует?

– Нет. Может быть, в прошлом году я и ревновала, когда ты столько времени проводил с этой эффектной Мата Хари на гавайских пляжах, когда разыскивал Софи Соммерс.

– На гавайских пляжах? А мне казалось, что на гавайских пляжах я валялся с ужасной ревнивицей по имени Кэтрин, чьи подозрения оказались беспочвенными. И кроме того, мы шли по следу Арифа аз-Захани, палестинского террориста.

– Вот именно. В Хевроне! В самом опасном городе в мире. Скажи ей, что ты не можешь подвергать себя опасности, потому что скоро станешь отцом.

– Обязательно скажу, не сомневайся.

– Ладно. Передавай Кайле привет. Я рада, что у нее все хорошо.

– Обязательно передам.

– И не забудь сказать, что Лиам Таггарт теперь женатый мужчина. И что у него есть семья.

– Ха-ха! Скажу. Я люблю тебя. Пока.