Отдохнуть мне удалось только три дня из положенных семи. Примерно в полдень четвёртого дня я услышала звонок в дверь. На пороге стоял Ник собственной персоной.

— Чем обязана в свой выходной? — Спросила я.

— Мне нужно тебе передать предписание начальства, — ответил он.

Я пропустила его в прихожую, но дальше пройти не предложила, слишком много чести.

Ник протянул мне конверт, пока я читала, он оглядывал моё жилище и принюхивался.

В письме мне сообщали, что теперь я буду служить в отделе по защите промышленных секретов, для меня организовали должность эксперта, и буду работать под начальством Ника. Правда, были и хорошие новости, мне увеличили жалование, не на много, но и то хлеб.

— Зачем всё это? — спросила я у Ника.

— Я доложил начальству результаты расследования, они одобрили моё предложение, в отделе должен быть эксперт, — ответил он. — Работы у тебя будет много, моё руководство разработало новую систему защиты промышленных секретов.

— Скажи, Ник, зачем тебе это нужно? — Сказала я.

— Ты не догадываешься? — Спросил он.

— Нет, у меня нет даже предположений, — ответила я.

— Может, позже поймёшь, — ответил он и вышел из моего дома.

Следующие два дня я ходила с мамой по магазинам. Моей родительнице захотелось полностью сменить мой гардероб, отговорить её невозможно. Поход в магазин с мамой ещё хуже, чем сидеть в камере с восьмью оборотнями: там хоть знаешь, что может случиться. А моя родительница — особа непредсказуемая и даже высшие силы не знают, что может прийти ей в голову.

Домой я приходила выжатая как лимон, у меня сил не хватало даже разобрать покупки, я просто раздевалась и ложилась спать. Но и ночью мне не было покоя, мне снились вешалки с маечками, кофточками и платьями.

На работу в понедельник я шла с радостью. Кончилась моя каторга в магазинах.

На работе меня встретили как всегда, ребята с радостью, а вот Аглая опять не в настроении. В последние дни её злые взгляды стали меня напрягать, так недолго и до конфликта на рабочем месте.

Работы, как и обещал Ник, у меня оказалось много, не знаю, в чём заключалась новая система по защите промышленных секретов, но улики для экспертизы мне приносили коробками и времени для исследования давали минимум.

К концу третьей недели такой напряженной работы я почувствовала себя плохо, видимо, постоянное недоедание и магическое напряжение сказывалось.

— Ник, — сказала я, когда он в очередной раз пришел ко мне за экспертизами, — мне необходим выходной или лучше два, я переработала, чувствую себя плохо.

— И давно ты себя плохо чувствуешь? — спросил Ник.

— Уже второй день, завтра могу просто не встать на работу, — ответила я.

— Бери свои вещи, пошли, я тебя провожу до дома, — сказал Ник.

Мне даже показалось, что он занервничал.

До дома мы шли медленно. На улице мне стало ещё хуже, если бы Ник не поддерживал меня, я бы точно завалилась по дороге. Как заходила в дом — помнила смутно. Помню, как я пыталась достать из сумки ключ от двери, а дальше провалилась в темноту.

Проснулась я поздно вечером, за окном темно, в комнате тоже темно, только на кухне горел свет. Спала я голая в своей постели, кто меня раздевал, кто укладывал, я могла только догадываться.

Я вышла на кухню, у плиты стоял Ник. Он услышал мои шаги и обернулся.

— Сколько я спала? — спросила я.

— Ровно сутки, — ответил он. — И сразу отвечу на другие твои вопросы: раздевал и укладывал тебя я, мне очень понравилось. Я не знал, что кошечки такие кругленькие и мягкие, я еле оторвался от тебя.

— Конечно мягкие и кругленькие, это не ваши волчицы, длинные и тощие, — ответила я.

— Садись ужинать, — сказал Ник, — тебе надо восстанавливать силы.

Мы обедали долго и основательно, никогда не думала, что оборотни умеют так хорошо готовить десерты, думала, что только мясо.

— Спасибо, Ник, — сказала я, — очень вкусно, особенно десерт. Давно не ела сладкого, мои родственники постоянно на диетах и на обедах десертов не подают.

— Всегда пожалуйста, — ответил он. — Если хочешь, можно поужинать в субботу вечером, я знаю хороший ресторан недалеко отсюда.

— Приглашаешь на свидание? — спросила я.

— Я давно хотел с тобой поговорить, а точнее, извиниться за тот инцидент в полиции. Я действительно думал, что ты мужчина и потому дал распоряжение посадить тебя в камеру к твоим коллегам, я ведь даже фотографии твоей не видел, все дела были у Аглаи, — сказал он.

— Ты думаешь, я обиделась на то, что сидела в камере с мужчинами? Тогда ты ничего не понимаешь в женщинах, — ответила я.

— Я тебя просто не понимаю, — сказал он.

— Меня обидело ваше отношение к простым смертным, не принадлежащим высшим кругам нашего общества, то есть к простым гражданам, — ответила я. — Вы просто унизили всех работников холдинга, посадив их в камеру.

— Никто кроме тебя не уволился и не выразил недовольства, — сказал он. — Я не понял, почему ты ушла из холдинга, мы ведь тебе ничего плохого не сказали.

— Когда я выходила на работу, то думала, что уже уволена и шла просто забрать документы, но оказалось, что я работаю, — сказала я. — Уволилась я потому, что не могла допустить, что бы вы перевели на меня стрелки, обвинили в преступлении, которого я не совершала, тем самым опозорив мой дом.

— Мы не собирались ни в чем тебя обвинять, просто хотели поговорить и понять, как получилось, что имея такое прекрасное образование, ты работаешь делопроизводителем, — сказал Ник.

— Вашему брату уже давно надо навести порядок в холдинге, — ответила я. — В холдинг давно принимают не за знания и опыт, а за принадлежность к стае серых волков или других волков, но кошек и людей в вашем холдинге только единицы и они все заняты на работах, от которых отказались волки.

— Ни я, ни Алекс об этом не знали, — ответил Ник.

— Что ты не знал, я верю, но что твой брат не знал, вот в это я ни за что не поверю, — ответила я. — Его устраивает такое положение вещей, пока холдинг работает. Мы отвлеклись от сути. Все ваши работники принадлежат стаям и занимают в них не самое высокое положение. Они привыкли к постоянным унижениям, они дорожат работой, а вот меня воспитывали не в стае и привили чувство собственного достоинства. Знаешь, Ник, я очень гордилась собой, что работу нашла сама без протекции родственников, пусть не по профилю и с небольшой зарплатой, но я сама нашла эту работу.

— А потом перестала гордиться? — спросил Ник.

— Перестала, когда просидела в камере без воды и еды, — ответила я. — Ник, извини, у нас с тобой разные представления о самолюбии, гордости и месте в обществе.

— Давай отложим этот разговор на некоторое время, наверное, ты хочешь спать, а мне нужно показаться дома, — добавил он и пошёл собираться домой.