На следующий день, когда я утром подошла к входу в ФАП, Тимофей уже стоял около двери с пакетом в руках.

— Что у тебя в пакете? — спросила я, открывая дверь.

— Мама одежду дала и творога банку, — ответил Тимофей.

— Пошли, я приготовлю тебе творог по-докторски, — сказала я, взяв его за руку, повела в ординаторскую.

Выложив полбанки творога в тарелку, я налила туда сиропа шиповника, размешала и вручила ложку Тимофею. Первую ложку он съел с осторожностью, а потом умял всю тарелку. Я налила морсу от бабы Нюры, он запил и сказал спасибо.

— Теперь нужно помыть за собой посуду, — сказала я и вручила ему тарелку с ложкой.

Мне, конечно, пришлось перемывать посуду, но ребёнок старался и не капризничал. Молодец парень, будет хорошим хозяином, если не заленится. Потом я показывала ему помещения ФАПа, рассказывала, для чего они нужны, и какие процедуры проводятся. Тимофей слушал внимательно, иногда задавал вопросы по существу. Ребенок очень любопытный и сообразительный.

После экскурсии мы сидели в кабинете, Тимофей показывал указкой на буквы и называл их. Для обучения мы использовали таблицу для проверки зрения. Он, конечно, половины букв не знал и иногда путался, но для его возраста мальчик хорошо развит. Я не настаивала на изучении алфавита, Тимофей сам захотел, пусть учит, пока не надоест. За этим занятием нас и застал Максим. Он вошёл в кабинет и застыл, наблюдая за нами.

— Я никогда не думал, что алфавит можно изучать по плакату для проверки зрения, — сказал он.

— У тебя есть жалобы на здоровье? — спросила я.

Максим протянул мне обожжённую руку.

— В процедурную! — скомандовала я и пошла первая, показывая дорогу.

В процедурной я усадила Максима на стул и начала доставать медикаменты. С Тимофеем у меня договорённость: если приходит пациент, он садится в уголке на стуле и сидит тихо, пока я не закончу лечение. Я краем глаза увидела, что Тимофей не забыл наш разговор, сел на край запасной кушетки и затих.

У Максима был ожог руки второй степени. У него уже появились волдыри, кожа руки покраснела. Я нанесла на ожог болтушку и забинтовала руку стерильным бинтом.

— На ночь нужно снять повязку, — сказала я, — ожоги лучше заживают на воздухе. А теперь расскажи мне, почему ты хромаешь на правую ногу.

— Я натёр мозоль, а потом содрал шкуру, у меня образовалась рана, — ответил Максим, — ничего страшного.

— Снимай кроссовки, я сама решу, страшно или нет, — ответила я и показала рукой на кушетку.

Максим снял обувь, носки и лёг на кушетку. Я сначала осмотрела его здоровую ногу, а потом перешла к больной.

— У тебя фурункул, — сказала я, — ты содрал кожу, в рану попала грязь. Хорошо, что я заметила твою хромоту, иначе пришлось бы долго лечить, запусти ты процесс. Сейчас поставлю обезболивающий укол и буду вскрывать. Ты сможешь не дёргаться, или тебя зафиксировать на кушетке?

— Я не буду дёргаться, — сказал Максим.

— Держись руками за кушетку, — сказала я, пока он не очухался, сделала ему укол.

Максим только вздрогнул, но ногой не дёрнул. Я взяла стерильный скальпель, загородив пациенту обзор, быстрым движением сделала надрез. Сгусток гноя выскочил из раны, и если бы не моя реакция, он упал бы на кушетку. Я сменила несколько салфеток, но гной всё вытекал из раны. Мне пришлось попросить Тимофея принести ещё одну упаковку салфеток.

Когда я взглянула на пациента, он смотрел большими глазами на кучу использованных салфеток, которые я выкидывала в специальный тазик для использованных медицинских материалов.

— У тебя в ноге большая дырка, — сказала я, — нужно ставить дренаж. Сейчас будет немного больно. Рану не мочить, пока она не покроется корочкой. Дренаж будем менять каждый день.

Отвлекая его разговорами, я быстро поставила дренаж и наложила мазь на рану. Сделала повязку и натянула на ногу носок.

— Всё, можешь одеваться, — сказала я и начала убирать медикаменты и материалы в шкаф.

Максим сел на кушетку и начал быстро надевать обувь. Он поглядывал на меня и, видимо, что-то хотел спросить, но почему-то не решался.

— Вы эту пьяницу всей компанией пользуете? — спросила я. — Надо у вас анализы взять, может быть целый букет венерических болезней.

— Ты зачем при ребёнке об этом говоришь? — запинаясь, сказал Максим.

— Так он мне и рассказал, — ответила я. — Он, правда, пока не знает, как это называется, но процесс описал доходчиво и понятно.

— Я её не пользую, брезгую, но парни иногда, — ответил Максим. — Она только с нами, а мы все чистые.

— Только или с вами? — переспросила я.

— Я не уверен, — задумчиво проговорил он.

— Пусть придут ко мне послезавтра, я возьму анализы и посмотрю, желательно и кровь взять. Можно не писать фамилии, пронумеровать пробирки и отправить их в областную платную лабораторию. Им фамилии ни к чему, они соблюдают анонимность. Только денег это стоит немаленьких, но на здоровье экономить нельзя.

— Я скажу парням, — ответил Максим, — они придут вечером.

— Сам тоже приходи, — сказала я, — есть болезни, передающиеся бытовым путём.

В это время в процедурную влетела молодая женщина. Она прижимала к груди девочку лет трёх. От волнения она не могла внятно говорить, только скулила. Я быстро взяла девочку на руки, её вырвало на меня. Не обращая внимания на грязный халат, схватила тазик, поместив его на кушетку, я поставила девочку рядом на коленки, придерживая её, наклонила над тазиком. Ребёнка рвало сильно, её тело содрогалось и дрожало.

Я гладила её по спине и тихо шептала успокаивающие слова.

— Я описалась, — сказала она в перерыве между рвотными позывами.

Перехватив её другой рукой, второй начала развязывать свой халат. Я сняла с себя халат, свернула его и подложила его под ребёнка. Мне всё равно, что под халатом у меня только лифчик и трусы. Сейчас у меня тяжёлый пациент. Мать пыталась подойти к нам, но я отодвинула её рукой от кушетки.

— Держи её, чтобы не мешала! — крикнула я Максиму.

Он взял женщину за руку и посадил на кушетку рядом с Тимофеем.

Наконец рвота прекратилась. Я убрала с лица девочки волосы и погладила её по голове.

— Тимофей, — позвала я, — налей из кувшина воды в стакан и достань из шкафа жёлтые пакетики.

Тимофей принёс мне стакан с водой и протянул пакетик с порошком. Я прислонила ребёнка к своей груди, прочитала название на пакетике, убедившись, что мне принесли нужное лекарство, высыпала пакетик в стакан с водой. Потом я проследила, чтобы малышка выпила весь стакан. Через две минуты её вырвало водой. Желудок был чист.

— Она падала или ударялась головой? — спросила я мамашу.

— Нет, — ответила она, — она гуляла со мной во дворе, ничего не ела, только воду пила.

— Сколько она гуляла? — уточнила я.

— С утра и до того, как её стало тошнить, — ответила женщина.

— У ребёнка температура, она получила тепловой удар, — сказала я. — Вы о чём думали, когда позволяли ей столько находиться на жаре?

— Она гуляла в тени, — ответила мамаша.

— В таком возрасте и в тени можно получить тепловой удар, — ответила я, — девочка у вас маленькая, худенькая, наверное, часто болеет.

— Она родилась недоношенной, — ответила женщина.

— Тимофей, отведи женщину в кладовку и покажи, где лежат полотенца и пелёнки, потом приведёшь её в санпропускник, а я пока искупаю ребёнка, может, температуру удастся сбить.

Я взяла девочку на руки и понесла её мыть. В санпропускнике имелась небольшая ванная для купания детей. Я налила прохладную воду, раздела ребёнка и начала осторожно обмывать её.

Мы уже закончили водные процедуры, когда пришли мать девочки и Тимофей. Я взяла полотенце, завернула в него ребёнка и положила на кушетку. Осторожно вытерла, сложила пелёнку и завернула её вокруг малышки как подгузник.

— Сейчас положу вас в бокс, — сказал я матери, — через час навещу, если за это время у неё поднимется температура, громко кричите, будем делать укол. Не мешало бы и вам накапать успокоительного. Но от него в сон клонит, а мне нужно, чтобы вы каждые пятнадцать минут мерили ей температуру. Выдам вам электронный термометр.

Когда я вернулась из бокса, до меня дошло, что я не накормила Тимофея обедом. В процедурной сидели Максим и Тимофей и смотрели на меня настороженно.

— Тимофей, иди в ординаторскую и съешь один пирожок, я сейчас уберу процедурную и подогрею тебе суп, — сказала я.

— Я не люблю суп, — протянул Тимофей.

— Я налью тебе только гущу, это уже не будет супом, — ответила я.

— Я накормлю его, — предложил Максим, — не беспокойся, занимайся своими делами.

Когда они вышли, я вспомнила, что до сих пор хожу в нижнем белье. У меня сегодня день стриптиза, только деньги в трусы не суют. Надела новый халат и начала уборку. У меня час, а потом нужно осмотреть пациента и внести запись в журнал.

Максим нашёл меня в бытовом помещении. Я загрузила стиральную машинку и сейчас домывала полы.

— Тимофей заснул на диване в ординаторской, — сказал Максим.

— Ты почему домой не ушёл? — спросила я. — Или у тебя ещё болячки есть?

— Я хотел попросить тебя подстричь меня, — сказал Максим.

— Почему так долго не решался это сделать? — удивилась я. — Или ты думал, что я откажу тебе из-за того случая? Я не злопамятная. Только тебя бесплатно стричь не буду.

— Тебе нужны деньги? — спросил Максим.

— Откуда такое отношение к жизни? Деньги, конечно, нужны, без них никуда, но не всё можно измерить деньгами. Мне нужно выточить несколько болтов. У вас же есть мастерская, — сказала я.

— Конечно, я попрошу сделать для тебя болты, — с удивлением сказал Максим, — ты только напиши мне размеры.

— Лучше принесу тебе старые болты, я технически не подкована, — ответила я. — Придёте ко мне через день, я тебе и отдам.