Надежда.
Когда три дня спустя в разгар рабочего дня я появилась в ателье Валентины, моей бывшей напарницы по шабашкам, она округлила глаза, потом закрыла дверь и указала мне на стул.
— У тебя «крыша» адекватная или отморозки? — без предисловий начала я.
Глаза Валентины стали ещё больше, но она кивнула головой, только я не поняла, на какой вопрос женщина ответила утвердительно.
— Адекватная? — уточнила я, ещё один кивок. — Можешь устроить с ней встречу? — ещё один кивок, Валентина подходит к телефону и снимает трубку.
К разговору я не прислушивалась, думала, куда я лезу. Но отец от стресса может натворить дел, Алину жалко, прекрасная женщина, Олег ещё ребёнок, да и Тошка мой только жить начал. Нет, мы, конечно, выкарабкаемся, в этом я не сомневалась, но чего нам это будет стоить? А вот об этом даже думать не хочется. Если случится самое плохое, нам с Алиной будет тяжело тащить всех на себе. Понятно, что отцу бизнес нужно продать, пока предлагают хоть какую-то цену. Об этом мы договорились, потом обсудили всё на семейном совете, даже Олегу сообщили. А что? Пусть знает, в каком мы сейчас положении. Вот только хотелось знать: останемся мы живы после этой продажи, или нам деньги только покажут перед смертью? Нет, годы бандитов- беспредельщиков вроде как прошли, но почему-то бизнесмены всё равно умирают, и большинство — не своей смертью, да и страх остался. Нас так напугали за годы дикого капитализма, что до сих пор, смотря новости, вздрагиваем.
— Тебя ждут вот по этому адресу, — Валентина протягивает мне небольшой листок. — Он пока дома, но сама понимаешь, кто я такая, чтобы передо мной отчитываться, так что лучше поторопиться, пока мужчина готов встретиться. Ты его удивила. Обычно «крышу» не ищут, она сама приходит в самый ненужный момент.
Улица, записанная на бумаге, довольно далеко, но если сократить дворами, потом на автобусе (конечно, если он не задержится на линии), то за полчаса доберусь.
— Спасибо, — говорю я, вставая, — но если что, знай, ты лучшая напарница.
— Не придумывай себе страшилок, Андрей Павлович с женщинами не воюет.
— Зато обдирает их, видимо, чтобы деньги на ерунду не потратили.
— А вот этого ему говорить не следует, — строго отвечает Валентина.
— Плавали, знаем, — отвечаю я и бегу к выходу в путь к светлому, или не совсем, будущему.
И на что я подписалась? Пока не попробую, не узнаю.
* * *
У подъезда я была через двадцать пять минут: и автобус пришёл вовремя, и во дворах, по которым я сокращала путь, ни грязи, ни луж не было. Видимо, мне было суждено встретиться с этим бандитом. Только до самого подъезда его дома я не понимала, зачем иду. Мне нужна была информация, и кроме бандитов её никто не мог предоставить. Но зачем я к ним пошла сама в лапы? Мало мне было неспокойной юности и училища, где все с неоднозначным прошлым, так я сейчас добровольно возвращаюсь в прошлое. Одно успокаивало, всё это я делаю для своей семьи, очень хочется дожить до старости, увидеть, как Тошка вырастет, смотреть, как папа и Алина счастливы, Олежка по жизни пойдёт…
Дверь открыл высокий бритый браток, модный в этом сезоне охранник, который одним своим видом вызывает у врагов недержание.
— Ты Надя? — хрипло спросил он.
— Паспорт показать, или так поверишь?
— Ещё и хохмит, — ухмыльнулся он. — Совсем не понимаешь, к кому пришла?
— А вот это я прекрасно понимаю. Веди, страж, к боссу.
Меня привели на кухню, мужчина лет сорока пяти с многоговорящими татуировками на руках, в простой растянутой футболке и вытянутых на коленях тренировочных штанах окинул меня понимающим взглядом и кивнул головой на стул напротив него.
— Надежда, значит, — сказал он, улыбаясь. — Я думал, ты старше, хотя взгляд твой возрасту не соответствует. Ну, не будем время терять, говори, зачем пришла?
Я достала из сумки письмо, где отцу предлагали продать автомастерские, и положила на стол.
— Хотелось бы знать, будем ли мы жить после продажи?
— И только?
— Ну, ещё хотелось бы иметь ноги, руки и светлую голову, а остальное только от нас будет зависеть.
— А что так? Нет надежды на справедливость государства?
— Ну, я верю, что оно справедливое, только к нашей семье это не относится.
— Нельзя себя недооценивать.
— А переоценивать опасно.
Мужчина усмехнулся и встал:
— Я пойду, пару звонков сделаю, ещё чаю хочется попить, да и время обеденное.
Мужчина, вернее, Андрей Павлович удалился из кухни, оставив в дверях своего стража, который, прищурившись, смотрел на меня.
Чаю, значит, время обеденное… Намёк понятен. Сняв куртку и засучив рукава, я полезла в огромный холодильник и начала выкладывать оттуда продукты. Шикарный обед из трёх блюд не обещаю, но на скорую руку что-нибудь соображу, судя по его татуировкам, он мужчина непривередливый, будет рад и простой пище. Браток смотрел на меня огромными глазами, от моей наглости он впал в ступор и очнулся, только когда я спросила, на него рассчитывать или он отдельно питается.
— Босс — мужчина простой без закидонов, так что и на меня готовь, — ответил он и сел на табуретку около двери.
Когда босс вернулся, я накрывала на стол. Салат готов, пышный омлет с колбасой и сыром доходил на сковородке, ещё я нарезала два вида хлеба, несколько видов копчёного мяса и сало, солёной рыбы, всё, что нашла в холодильнике, хотя там выбор богатый, вот только в основном для быстрого перекуса.
— Хозяйственная, — Андрей Павлович прищурился, — колония для малолетних?
— Спецучилище, почти четыре года.
— Догадался, когда ты пришла. Девочка-ромашка, не побывавшая в одном из таких заведений, не сунулась бы сюда ни за какие коврижки.
Разложив омлет по тарелкам и заварив чай, я села за стол, охранник сел рядом и облизнулся.
— Пользуйся, пока девушка не ушла, — засмеялся Андрей Павлович. — Я свою хозяйку неделю назад выгнал, с тех пор питаемся только бутербродами да по кафешкам ходим, а хочется домашней еды.
— Хозяйка претензий много предъявляла?
— В последнее время краёв не видела, ну, я и наказал, чтобы не нарывалась.
— Знакомая ситуация.
Мы приступили к обеду, босс медленно пережёвывал пищу и чуть ли не мурлыкал. И это от простого омлета с колбасой! Наголодался мужчина, и не только за неделю без хозяйки, домашней еды в жизни ел меньше, чем казённой баланды.
Со стола убирал охранник, сложил тарелки в раковину и поставил на стол кружки и чайник. Разливала чай я, мне не трудно, а мужчины пусть почувствуют себя хозяевами жизни.
— А теперь к делу, — сказал босс, отхлебывая чай. — Живы вы, может, и останетесь, но вот денег не получите. Или, может, вам дадут пару копеек, это письмо — лажа. Эта фирма создана нехорошими людьми, брать и отбирать они привыкли, а вот платить или покупать — рефлекса не приобрели.
— Сотрудники?
— Бывшие, но не все, костяк же составляют именно они, так что всё у них подвязано. С ними мало кто захочет связываться, я бы не решился, да ты и не будешь просить. Но я знаю, кто хочет поставить им подножку, могу подсказать.
— А смысл? Что мы можем им предложить? Те же мастерские, так нам какая разница, кому их бесплатно отдавать — тем или этим. Сейчас главное — живыми и здоровыми остаться.
— Могу дать бесплатный совет: соглашайтесь на всё, жизнь дороже. Если будете покладистыми, может, и оставят вас в покое. А лучше вам из города уехать, чтобы этим покупателям глаза не мозолить, они люди подозрительные до паранойи, и тут лучше с глаз долой.
— Спасибо за совет, ещё бы найти, куда уехать, но это уже наши проблемы, думаю, лучше сказать прощайте.
— А может, ещё встретимся?
— И такое может быть, — я встала и, захватив куртку, направилась к двери.
Месяц спустя. Надежда.
Мирон ещё не явился на работу, я сидела на диванчике в приёмной, бедная секретарша Ольга отбивалась от звонивших, объясняя им, что босс будет чуть позже, и что когда точно, она не знает, потому что только секретарь и к таким секретам не допущена. За месяц мы развили бурную деятельность и через пару дней готовы были покинуть этот город. Папа продал свои автомастерские, вернее, бумаги он подписал, а вот деньги не получил. Покупатели с честными глазами обещали, что деньги будут, но кто бы им поверил. Родитель кивал головой, делал честные глаза, но в душе не верил ни одному их слову. Мы продали всю мебель, квартиры пока не продаём, это дело не одного месяца, а ещё до продажи мы вынесли из автомастерских всё малогабаритное оборудование и инструмент и продали его. Выносили, как воришки, по ночам, разбирали, складывали в сумки, грузили в машину и вывозили, будто не своё брали, а чужое. Понятно, что деньги выручили небольшие, не покрыли и половины расходов, но хоть что-то. А переезжаем мы в город, где живёт мама Алины, женщина пожилая и имеет большой дом, который раньше делила со старшей сестрой, а вот уже год живёт одна, и ей тяжело. Она с удовольствием согласилась принять всю нашу семью, а дальше мы решим, что делать, продадим квартиры и купим там, или достроим-перестроим дом для наших нужд. Главное — уехать отсюда, пока так называемые покупатели не решили, что мы им чем-то мешаем.
— Ты чего здесь? — Мирон вбежал в приёмную, на ходу стягивая куртку.
— Мне прямо в приёмной тебе сказать или в кабинет пройдём?
— В кабинет, — Мирон открыл дверь и кивнул головой.
Пока он усаживался в своём кресле, я без приглашения удобно устроилась на стуле.
— Проблемы в цехе? — спросил Мирон.
— Не знаю, я там не была.
— Аглая Петровна писала, что в последний месяц ты редко появляешься на работе, но я не придал её жалобе значения. А может, стоило?
— Я ухожу с работы и вообще уезжаю из города, пришла тебя предупредить.
— Как?
— Просто, сейчас выйду из здания и больше не вернусь.
— Так просто? Ты не обнаглела ли, Надежда?! Думаешь, я проглочу это из-за твоей родительницы, что ты о себе возомнила?! — он даже вскочил с кресла, опёрся на стол руками и заскрипел зубами.
— Варежку закрой, босс, — холодно заявила я. — Мы работаем без трудовых книжек. В прошлом году нам впервые выдали трудовые договора, но их срок истёк три месяца назад. Я вообще могла тебя не предупреждать, а просто не выйти на работу. И что бы ты сделал? Мой приход сегодня — это личная инициатива. Ты с нас три шкуры драл, за счёт этого мачеху на курорты отправлял, машину уже вторую меняешь, знакомых, таких как Аглая, на работу берёшь… Мы же безропотные, всех прокормим, только нас самих никто кормить не собирается!
— Я деньги вовремя платил?
— Сам пробовал на эти деньги жить? Не пробовал и не проживёшь, потому что привык жрать от пуза и не экономить, — я встала и направилась к двери. — И на тебе я крест поставлю и забуду, как плохой сон. Ты уже был в прошлом, потом появился, сейчас же уйдёшь туда окончательно. Будь хорошим пасынком, Мирон, не обижай мачеху, ей, кроме как на тебя, больше не на кого положиться. Прощай, босс!
Закрыв дверь, я улыбнулась Ольге.
— Уезжаю, Ольга, и не планирую в этот город возвращаться. Ты прекрасная девушка, надеюсь, что найдёшь достойную работу и уйдёшь от этого прижимистого босса. Да и какой он босс? Так, мелкий торгаш, который паразитирует на труде других.
Махнув рукой, я направилась к выходу, ещё бы не увидеть Никиту до выхода из здания, и всё у меня будет прекрасно.