Политова прямо с полигона доставили в госпиталь. Решили даже не завозить в гостиницу. А среди обслуживающего его номер персонала распустили слух, что их постоялец попал под бомбежку и получил серьезное ранение.

В госпитале Политова поместили в отдельную палату. И в тот же день навестить его приехал оберштурмфюрер Делле. Он, как и следовало ожидать, был в курсе всего, что происходило на полигоне, и поздравил своего подопечного.

— Рад за вас, господин Политов, что вы так быстро и столь успешно овладели своим оружием, — сказал он, впервые называя Политова по фамилии.

В ответ Политов почтительно поклонился.

— Старался, как мог, господин оберштурмфюрер. Мне на второй выстрел рассчитывать не приходится.

— И правильно делаете, — одобрил Делле. — Второго выстрела просто может не быть. Но это, как говорится, по обстоятельствам. Итак, вы тут пролежите больше месяца. Вам это известно?

— Да, господин оберштурмфюрер. Врачи уже осмотрели меня и все мне рассказали, — ответил Политов.

— Я тоже имел с ними обстоятельную беседу. Операция вам предстоит неприятная, но несложная. Через два-три дня после нее вы уже сможете вставать, и садиться, и ходить. Так вот, господин Политов, все время, что вы будете в госпитале, и все последующее, до момента высадки вас на советскую территорию вам следует потратить на то, чтобы хорошенько войти в образ того человека, за которого вам предстоит выдавать себя в Москве, — сказал Делле и передал Политову объемистый кожаный портфель с замками и застежками-«молниями». — Берите. Тут ваше личное дело. Вам следует выучить его назубок. Надеюсь, вы представляете, чего вам будет стоить путаница имен, фамилий, дат, адресов и так далее?

— Отлично представляю, господин оберштурмфюрер, — ответил Политов.

— Прекрасно. Но это еще не все! Вам необходимо так же четко знать и все то, что касается вашей жены.

— Понял, господин оберштурмфюрер.

— В отдельной папке тут и ее личное дело. Она приедет к вам сюда и тоже будет заниматься вместе с вами, — сказал Делле, побарабанив мягкими толстенькими пальцами по столу. — От изучения биографии родителей я вас спас. Вы будете детдомовцем. Это в большей мере вызовет к вам симпатию и избавит вас от лишних вопросов. Как, неплохо?

— Благодарю вас, господин оберштурмфюрер, — снова поклонился Политов.

— Но и это еще не все! — поднял вверх указательный палец Делле. — Все, о чем мы только что говорили, вам придется учить в основном для допросов. Ну и для бесед, если можно так выразиться, в узком кругу. А ведь главное — это дело. Работа! Так вот, для нее вы обязаны безошибочно, досконально знать Москву в пределах Садового кольца и некоторые отдельные ее районы и пригороды. Такие, скажем, как Фили, Кунцево, Сетунь, Можайское шоссе, Дорогомиловскую улицу, ну и целый ряд других.

— Успею ли, господин оберштурмфюрер? — засомневался в собственных умственных возможностях Политов.

— Должны успеть. Не будет хватать светлого времени, посидите ночами, — непреклонно ответил Делле. — Скоро вы получите фотографии Арбата — улицы, по которой проезжают члены Ставки Верховного главнокомандования. И еще, господин Политов. Вашей жизни ни до, ни после операции ничто не угрожает, но все же держите двери палаты всегда на замке. Кстати, с сегодняшнего дня вашу палату будут охранять. Ни к чему, господин Политов, чтобы вас видели, да еще отрывали от работы всякими дурацкими разговорами.

Делле ушел. Пост выставили. Но не солдата с автоматом, как думал Политов, а двух фурий в эсэсовских мундирах и накинутых поверх них белых халатах, которые по очереди сменяли друг друга. А на следующий день в госпитале появился Палбицын. Очевидно, по его указанию в коридоре поставили столик с настольной лампой и телефоном, стул. Эсэсовкам во время дежурства разрешалось читать. Они же приносили в палату пищу и убирали посуду. Палбицын тоже навестил Политова.

— Петр Иваныч, хвалил тебя гауптштурмфюрер Этцен. Говорил, что ты человек дела. И на тебя вполне можно положиться, — сообщил он. — Это ценить надо. Этцен не отсюда, не наш. Он из Берлина.

— Стараюсь и сделаю все, что от меня требуется, — заверил Политов. — Сейчас бы еще потренироваться следовало. А тут лежи…

— Всему свое время, Петр Иваныч. Пока книжечками занимайся. А вернешься — технику осваивать станешь, — объяснил Палбицын.

— Какую технику, господин капитан? — не понял Политов.

— Мотоцикл для вас специальный готовят. Во-первых, ездить на нем надо будет научиться, как черту. А во-вторых, в нем столько всего понасовано, что разобраться во всем этом тоже время потребуется, — ответил Палбицын.

— Водить мотоцикл не приходилось, — признался Политов.

— Ничего. Не самолет. Освоишь. Он тебе вот так понадобится, — чиркнул себя по горлу Палбицын.

Еще через пару дней в госпиталь приехала Шилова. Супруги разыграли сцену трогательной встречи. Политов облобызал жену, сказал, что еле дождался ее, что без нее ему было очень плохо и одиноко. У Шиловой на глаза навернулись слезинки. Она ответила, что тоже буквально измучилась без него. «Оно и видно, — услышав это, подумал Политов. Шилова была великолепно одета. От нее пахло тонкими французскими духами. — Потешились господа офицеры, надо думать, сколько кому влезло. Оттого, поди, и ревешь, что жалко с ними расставаться было…»

Вскоре Политову сделали пластическую операцию: на животе и на руке. Операция была несложной, но тем не менее делали ее под общим наркозом. И пока раны подживали, в отделе VIф «Русланд-Норда» подготовили все необходимые медицинские документы: историю болезни, справки, выписки и все прочее. Но эта работа шла параллельно с выздоровлением. И ею занимались другие люди. А Политов и Шилова усиленно штудировали путеводители и планы Москвы.

Госпитальная жизнь очень нравилась ему. Это был отдых, какого Политов не имел не только за всю войну, но и за многие предвоенные годы, проведенные либо в бегах, либо в местах заключения. С этим отдыхом не могло сравниться даже его недавнее пребывание в охотничьем домике под Берлином. Но неожиданно этому иллюзорному благополучию пришел конец.

Двадцать третьего июня 1944 года Красная армия начала мощное наступление в Белоруссии. Оно развивалось так стремительно и успешно, что в скором времени привело к коренным изменениям стратегической обстановки на советско-германском фронте в целом. Впоследствии генерал Г. Гудериан скажет об этом так: «…на Восточном фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу». События эти чувствительно перетряхнули все планы, вынашиваемые в штабах, учреждениях и службах рейха. Завертелись быстрее всякие маховики и шестеренки и в сложном механизме Главного управления имперской безопасности. И тут тоже многое стало урезаться, сокращаться, ужиматься. Дошла очередь и до Политова. Вместо обещанного месяца его выписали из госпиталя через две недели. Супруги вернулись в гостиницу «Эксельсиор», правда, уже в более скромный номер, и оба сразу приступили к занятиям.