День выдался серенький, невзрачный. Не верилось, что уже наступила вторая декада июня. С утра прошел холодный дождь, и перед павильоном аэропорта медленно подсыхали грязноватые лужицы. В обширном буфете за крайним столиком у окна сидел Лебедев. Он допил стакан чаю и закурил папиросу. Сквозь сизую пелену табачного дыма обычным своим пытливым взглядом всматривался он в лица окружающих.

Все столики в буфете были заняты. Самолет по расписанию должен был прибыть в аэропорт в 17.15. Но еще за час до прилета здесь толпились встречающие. На двух Лебедев задержался взглядом. Один из них медленно доедал простоквашу. У него было милое, пухлое, округлое лицо. Такие на вид очень скромны и деликатны, в движениях спокойны и медлительны. Но такие люди строят громадные заводы, проектируют сверхмощные электростанции, перекраивают карты целых районов.

«Где-то я его видал, — подумал Лебедев. — Не конструктор ли это с девятнадцатого завода?»

Лебедев порылся в памяти, улыбнулся: «Конечно же, это знаменитый Груздев! Весной в «Прожекторе» печатался его портрет».

За тем же столом, против конструктора, сидел маленький человечек, сгорбившийся и странно угловатый. Голова его глубоко ушла в плечи, красноватый нос блестел. Новенький котелок был сдвинут на затылок. Человечек исподлобья вглядывался в конструктора, будто старался надолго запомнить черты его лица. Это сразу заметил и понял Лебедев.

Желтый, с металлическими углами портфель, лежавший перед конструктором на столе, рядом со стаканом простокваши, больше всего привлекал внимание угловатого человека.

«Что это за тип?» спросил себя Лебедев. Сосредоточил волю, направил ее в «хранилище», но там было пусто. Следов угловатого человека в памяти Лебедева не находилось.

«А любопытная рожа», усмехнулся Лебедев.

Прозвучал сигнал, что рейсовый самолет показался на горизонте. Толпа из буфета повалила на террасу — встречать прилетающих. Лебедев вышел вместе с другими. В прорези меж серых облаков своими острыми глазами увидал он крохотную точку. Это приближался самолет.

Слева неожиданно ударили лучи солнца. Запоздавший дождик нехотя и некстати покрапал в последний раз и перестал.

Шестидесятиместный «ЦПС-5» приближался с гудящим ревом своих мощных моторов. Лебедев зорко следил за гигантской металлической птицей. Залюбовался, как машина сделала плавный полукруг и пошла вниз наверняка к рассчитанной точке посадки.

Гигант снизился, покатился по аэродрому. Из-под упругих толстобрюхих колес разлетались грязные брызги непросохших лужиц. Вдавливаясь в грунт аэродрома, машина дрогнула и остановилась перед террасой.

Лебедев дал оценку посадке: «Отлично!»

Пошел к машине. По приставной лесенке оттуда спускался пилот, снимая с вспотевшей головы кожаный шлем.

— Здравствуй, Киселев, — поздоровался со знакомым пилотом Лебедев. — Гуров с вами?

— Сейчас освободится.

Мимо Лебедева первым прошмыгнул сухощавый человек, изнемогающий под тяжестью двух чемоданов. Лебедев привычно отметил на лице этого пассажира странно подслеповатый взгляд левого глаза и выгнутый уплощенный нос. Казалось, что нос этот когда-то был оторван, а потом пришит и заштопан не совсем искусным хирургом. Лицо запечатлелось в памяти Лебедева. Так фотограф стоит с «лейкой» и щелкает затвором. Объектив ловит лица и сценки. На фотопленке происходит химический процесс. Придет фотограф в лабораторию и там проявит заснятое.

«Штопаный нос», определил пассажира Лебедев.

И еще сценку поймал он глазами. Угловатый человек, замеченный еще в буфете, подскочил к Штопаному Носу, поклонился, угловато изогнулся, принял оба чемодана.

И тут Лебедев обратил внимание, что человек этот обладает большой силой, потому что понес он два тяжелых чемодана непринужденно и легко, как будто это были спичечные коробки.

Лебедев шагнул в сторону, чтобы не потерять этих людей из виду. Заметил, как оба человека: угловатый и Штопаный Нос, сели в такси, уложили чемоданы, откинулись на подушки. Двухэтажный троллейбус загородил их на мгновенье.

«Любопытные типы!» прищурился Лебедев вслед мелькнувшему такси.

От павильона к самолету, прямо по лужицам, спешил пухлый конструктор. Размахивая фуражкой и желтым портфелем, крикнул:

— Бутягин! Я здесь, сюда!

Лебедев посмотрел, кому это кричит конструктор. Пассажир в темносинем костюме и с элегантным пальто, перекинутым через руку, дружески здоровался с пухлым Груздевым.

«Ну, конечно, это он самый», пригляделся Лебедев к пассажиру и придвинулся к нему:

— Неужели это ты, Бутягин? Коля?

Пассажир посмотрел на Лебедева поверх пенсне и радостно улыбнулся:

— Неожиданность… А вы… ты… неужели Антоша Лебедев?

— Я.

Лебедев обнял Бутягина.

— Давай поцелуемся. Молодчина, все такой же, не изменился, не постарел… Коля! Николай Петрович!

— Вот не думал, не гадал! — гудел Бутягин улыбаясь. — Помнишь, Антоша, как мы мальчишками у тебя в сарае химию разводили? Эх, было времечко!

Взял пухлого конструктора за локоть:

— Знакомьтесь. Это — Груздев. Изобретатель. А это — Антон Лебедев, друг невозвратного детства… Бывший химик. А сейчас…

— Летаю и других учу летать. Холост. А ты?

Бутягин посмеялся, ответил в тон:

— Профессор агрохимии, только что вернулся из заграничной командировки. Тоже холост. Думал, что меня встретит один друг, а встретили два.

Груздев пожал руку Лебедеву, а сам хитровато прищурил один глаз:

— Ну, а я женат. Отец единственной дочери. Груздев.

— Одну секунду, — сказал Лебедев. — Кажется, мой Гуров спешит сюда.

От «ЦПС-5» бежал высокий человек с ясным, открытым лицом и что-то держал в высоко поднятой руке.

— Не вы ли, гражданин, обронили? — обратился подбежавший к Бутягину.

Увидал Лебедева, вытянулся в том особом движении, свободном и уверенном, которое замечается у пилотов:

— Здравствуйте, товарищ начальник!

— Здравствуйте, товарищ штурман Гуров! — улыбнувшись, приложил ладонь к своей пилотке Лебедев.

Он отлично понял, что Гуров здоровается с ним официально только потому, что сейчас тут «посторонние». Поэтому сразу перешел на дружеский тон:

— Василий Павлович, знакомься с товарищами. Покажи находку.

Гуров веселыми глазами посмотрел на Бутягина:

— Выронил кто-то. Вынимал, скажем, носовой платок и выронил… Книжечка…

Лебедев повертел в руках маленькую записную книжку в изящном кожаном переплете, передал ее Бутягину:

— Получай.

— Но это не моя. У меня и не было…

Бутягин машинально листал исписанные страницы, но неожиданно вскрикнул, и книжка в его руках задрожала.

— Смотрите, Груздев! — показал он пальцами на одну страницу.

Лебедев любопытно заглянул тоже:

— Ни черта не понять…

Бутягин сразу стал необычайно серьезным:

— Неужели ты так забыл химию, Антоша? Смотри, это же записи химических формул… Но странно, они как раз касаются интересующего нас, меня и Груздева, вопроса. Вот данные тончайшего анализа суперфосфатов. Вот процентаж нашего удобрителя «нитрофоска 9». Вот, очевидно, анализы наших Кольских апатитов… Вот «хибинит», это ясно!

Груздев повертел книжечку в руках, нахмурился.

— Раз это не ваша книжка, то мы не имеем права залезать в чужие тайны. — Протянул книжку обратно Гурову, нагнул голову, сразу показался Лебедеву старше.

Бутягин задумчиво тянул:

— Я догадываюсь, чья это книжечка. В кабине рядом со мной сидел какой-то иностранец. Он часто подносил эту книжечку… да, припоминаю… именно эту книжечку к правому глазу… Левый у него кривой, а нос какой-то чудной…

— Штопаный нос? — спросил Лебедев.

— А ведь верно! — усмехнулся Бутягин. — Ловко ты его определил: именно «штопаный нос»… Все-то ты замечаешь, Антоша! Придется нам поискать владельца.

Гуров вопросительно посмотрел на начальника. Лебедев же поднял глаза к небу, как будто наглаз определял там высоту невидимого самолета, откашлялся:

— Вася! Клади мне на ладонь свою находочку.

Широкая лебедевская рука протянулась к Гурову. Записная книжка легла на ладонь.

— Есть, товарищ начальник!

Книжка исчезла в кармане лебедевской гимнастерки. Бутягин и Груздев с некоторым изумлением смотрели на Лебедева, который попрежнему внимательно как бы созерцал парящий в небе невидимый самолет. Только Гуров с восторгом любовался своим другом. Он отлично знал Лебедева и предчувствовал, что в конце концов из пустяковой истории с книжечкой получится нечто замечательное. Ничего не делал Лебедев «спроста» и «зазря». Все знали это в школе высшего пилотажа, а Вася Гуров знал лучше всех.

Наконец Лебедев взглянул на изумленные лица друзей. Усмехнулся:

— Все в порядке, дорогие товарищи. Что было, то сплыло. До поры до времени — про это молчок. Кто язык зря высовывает, тот его и прикусывает.

— Понятно, — тихо промолвил Груздев.

Бутягин кивнул головой в знак согласия. Гуров отозвался:

— Есть!

Лебедев огляделся:

— Теперь поехали. Одни мы и остались на всем аэродроме. Ну, ничего, у меня дежурная машина. Всех развезу.

Бутягин поблагодарил сердечным тоном:

— Спасибо. Меня домой, в академию…

Привычным движением Лебедев уселся на шоферское сиденье своего «М-3», отпер ключиком мотор, дал гудок, чуть обернулся:

— Уселись, товарищи?

Бутягин весело ответил ему за всех, почему-то по-красноармейски:

— Есть уселись, товарищ начальник!

Удивился себе Бутягин, но ему понравилось, что он ответил именно так, и показалось, что он ответил звучно и молодцевато.

«М-3» плавно взял с места и выкатился через широкие ворота аэропорта на гладко накатанное сырое блестящее шоссе.