Вдруг тревожно завыла сирена. Прожекторы пересекли вершины горы Вроновских быстрыми лучами. Они выхватывали из темноты то побитый снарядными осколками кусок стены почтамта, то колокольню, уцелевшую при недавних бомбардировках семинарской церкви Святого Духа, то взгорья Стрыйского парка, куда устремилось большинство беглецов.
Садаклий спустился вниз первым. Озаряемый отсветами прожекторов, Голуб проворно закрепил на ступеньках уходящей вниз лестницы портативные фугасы, осторожно спустился за Садаклием вниз, опустил крышку люка, поправил запалы и привязал идущие от взрывных механизмов проволочки к скобе под нижним донцем крышки люка. Теперь, если кто-нибудь снаружи захочет поднять крышку люка, он натянет проволочки, ведущие к фугасам.
Догнав Садаклия уже внизу. Голуб радостно доложил:
— Пробочка будь здоров! — И, обращаясь к военнопленным, выстроившимся как на поверке на узеньком тротуаре под стенами канала, добавил: — А теперь, хлопцы, придется помокнуть, но зато будем там, где никакой і сатана не отыщет.
В XVIII веке пояс оборонных укреплений с каменными стенами, круглыми сторожевыми башнями, земляными валами и арсеналами охранял Львов вокруг Средместья. В ту пору река Полтва протекала по городу и служила защитой от вражеских нашествий. Но город разрастался; реку замуровали, заковали в бетон и скрыли от людских глаз под землей.
Начинаясь от лесопарка Погулянка, возле окраинной улочки Радость, на юго-востоке Львова, эта маленькая речушка протекает всего несколько сот метров открыто, затем у обрывистого парка Иордан переходит в водный бассейн «Железная вода» и уже дальше продолжает свое течение через весь город в железобетонном тоннеле, выходя наружу в предместье Замарстинов, за северными кварталами города.
Осенью 1944 года, напялив брезентовую куртку, надев резиновые сапоги и непромокаемую шляпу наподобие рыбачьих винцерад, я сам прешел подо Львовом от Замарстинова до Погулянки. Фонарем «Даймон», бросающим сильный луч света на добрых пятьдесят метров вперед, вооруженный «вальтером», зная, что на той стороне города, на опушке Погулянки, меня ждут друзья, я все же чувствовал себя в подземном Львове весьма и весьма неуютно. Даже самые отчаянные полицейские панской Польши не любили блуждать по каналам Львова в поисках уголовных преступников и революционеров-подпольщиков, которые, подобно Панасу Голубу, не раз использовали подземные лабиринты Львова для того, чтобы скрываться от преследований. Можно себе представить, каково же было измученным узникам Сталага-325, полураздетым, полуобутым, путешествовать по широко разветвленным каналам-коллекторам!
Им пришлось преодолевать водопады, бьющие из поперечных коллекторов, пролезать под каскадами грязной воды и нечистот по ржавым железным лестницам вверх и вниз, лежа протискиваться вслед за Голубом по осклизлым круглым трубам к более широким подземным туннелям, где шумят, закипают грязной пеной многочисленные водные потоки, устремляющиеся к единому руслу Полтвы.
Погружаясь до пояса в зловонную и густую грязь, беглецы из Цитадели преодолевали препятствия. Остатки промокшей до нитки одежды прилипали к их худым, истощенным телам, но каждый беглец, стиснув зубы, отчаянно ругаясь вслух, знал: даже сейчас, во время этого ужасного пути, здесь было больше света и надежды, чем там, наверху, под звездным, но таким враждебным им небом.
Сирены долго выли над сонным Львовом в эту страшную, темную ночь. В домах на Майенштрассе, на улице Червинского, на Вулецкой, где главным образом жили гестаповцы и чины СД — Зондердинста, загорались огни в окнах, хлопали двери. Застегивая пояса с тяжелыми пистолетами, обитатели люксовских квартир выбегали на улицу. Они вскакивали в машины, на мотоциклы и мчались организовывать погоню за бежавшими.
Комиссариаты украинской полиции на Чистой, Кази-мирштрассе, Винерштрассе, Остштрассе, Грюнештрассе, Зигфридштрассе, Жолкевскаштрассе, на предместье Збоиска опустели. В них остались только дежурные да часовые, засевшие у пулеметов в железобетонных круглых будках у входа. Полицаи, как послушные псы, бросились к городским рогаткам, надеясь там перехватить беглецов. Опустело сразу и немецко-итальянское казино в доме пять по улице Коперника под Цитаделью, где офицеры гестапо проводили ночи. Хозяин этого казино Адольф Джиентини поспешно опустил шторы и закрыл изнутри на тяжелый засов дверь заведения.
Но ни один из видных чинов гестапо: ни штурмбанфюрер Дитц, ни Питер Крауз, ни гауптштурмфюрер СС Кнорр, ни Энгель, ни хозяин львовского гетто Гейнц Гжимек, ни гауптштурмфюрер СС Эрнст Киршке, ни ляйтер управления-полиции доктор Ульрих — никто не мог предположить, что основная группа скрывается так близко.
...Когда сирены впервые завыли на горе Вроновских, Каблак и произведенный в сотники, снова всплывший на поверхность его друг Зенон Верхола коротали ночь в команде украинской полиции в доме номер четыре на Паркштрассе за игрой в карты. Услышав сигнал тревоги, они вместе с полицейским нарядом бросились в Цитадель. Гора Вроновских была недалеко, и вскоре полицаи устремились вслед за Каблаком на Пелчинскую, куда бежали пленные. Одна из овчарок, которую держал на поводке Верхола, взяв след, потянула направо.
— Она что-то чует, Дмитро! — крикнул Верхола.— Пусть все бегут до Стрыйского парка, а мы давай с хлопцами сюда! — И он показал свободной рукой в сторону улицы Богуславского.
В эту самую минуту Каблак задержался. Лучик его фонарика уткнулся в лежащие на тротуаре раскрытые ножницы. Каблак нагнулся, поднял их, соединил лезвия и... поразился невероятной догадке: Краковский базар. Иванна в монашеском одеянии опускает в портфель тяжелые ножницы. Золотое кольцо все еще лежало в боковом кармане мундира Каблака.
Какой же все-таки он дурень, что, решив потихоньку присвоить себе это золотое кольцо, не дал сразу ход делу со странными покупками, которые сделала невеста Гереты!
Остромордая поджарая овчарка все сильнее тянула Верхолу к полуразрушенному дому на улице Богуславского. Держа в одной руке ножницы, а в другой вороненый «вальтер», Дмитро Каблак едва поспевал за сотником.
— Хлопцы! Сюда! — радостно закричал Верхола, задерживая собаку и ногой раскрывая ворота додвала.
Один за другим разгоряченные полицаи, пригибая головы в черных «мазепинках», ввалились по выщербленным каменным ступенькам в подвал вслед за Верхолой, и внезапно два страшных взрыва потрясли темные своды.
Отсвет минных взрывов озарил лицо опоздавшего Каблака. Он заслонил лицо от свистящих осколков тяжелыми и блестящими ножницами, перекрещенными, как те самые голубые лучи прожекторов, что метались над его головой по низкому и мрачному Львовскому небу.
Послышался отзвук еще одного взрыва. Должно быть, какой-то из ошалевших полицейских, метнувшись в сторону, наступил еще на один гостинец Голуба.
Решительно не понимая, что же происходит внизу, испуганный Каблак, не глядя, выпустил туда вниз всю обойму из вороненого «вальтера». Потом, видимо что-то сообразив, завопил:
— Там засада! Туда не ходить...
Разрывом мины Зенон Верхола был убит наповал. Два полицая и овчарка тяжело ранены. Одного полицая контузило. Те же, кто после первого взрыва упали, уцелели. Пока не пришли вызванные по телефону армейские саперы, никто из украинских полицаев не решился спуститься в подвал. Они только оцепили полуразрушенный дом, держась от него на почтительном отдалении.